Текст книги "Чудо (СИ)"

Автор книги: Ирма Грушевицкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Глава 7

Открыв дверь, я взвизгнула от радости:

– Николас!

– Привет, кнопка! – Брат немедленно сграбастал меня в свои медвежьи объятия. – Ну, и горазда же ты спать! Я чуть все пальцы не стёр.

– Как ты здесь оказался? – смеялась я.

– Обыкновенно. Прилетел ночным рейсом.

– Один? А Джулия где?

– Дома с девочками. Как узнала, что предки кинули тебя с дипломом, начала давить на братскую совесть. Ты же знаешь, как Джулз может давить? В общем, я приехал тебя поддержать.

– Ох, какой же ты молодец!

Я действительно была рада видеть Николаса, и, позабыв про всё и всех, с удовольствием повисла на брате.

– И я рад, кнопка. Ну, всё, всё, отпусти. Совсем задушишь!

– Ой, прости. Я ужасно по тебе соскучилась. Давай, заходи.

– Ну, и кто тут у нас такой нетерпеливый?

Голос Тома вернул нас к действительности.

Меня бросило в жар. Ник застыл в дверях. Готова поклясться, никогда не видела на лице брата такого идиотского выражения. Не сразу до него дошло, что взлохмаченный парень, в одних трусах вышедший из моей спальни, никто иной, как его лучший друг.

– … – сказали мы одновременно.

Том пришёл в себя первым.

– Ты что здесь делаешь?

– Этот вопрос я могу задать и тебе. – Брат обалдело на него таращился. – Что ты здесь делаешь? Да ещё в таком виде.

– Я здесь сплю.

Интересно, как можно ещё ответить на этот вопрос, когда стоишь перед кем-то в одних трусах.

– Вижу, что не хором дирижируешь. Что ты делаешь в квартире Виктории, Картер?

– С каких это пор я стал для тебя Картером, О’Брайан?

– С тех самых, как начал спать с моей сестрой. Вы ведь там не дипломную речь репетировали.

Ник начал надвигаться на Тома, всем видом давай понять, что он настроен серьёзно.

– Я жду, Картер!

– Отстань от него, – слабо вякнула я.

– А ты помолчи. С тобой разберёмся после, – бросил он, не останавливаясь.

– Во-первых, не смей так разговаривать с моей девушкой, – начал Том. – Во-вторых, да, я с ней сплю. Ну, и, в-третьих, ты первый начал.

– Что я начал? – От неожиданности, Ник замер на месте.

– Спать с моей сестрой. Ты первый начал спать с Джулией, так что сейчас мы в расчёте.

Что он несёт?

– Ах, ты ж!

Николас рванул на Тома. Тот не нашёл ничего лучше, как сигануть в спальню и захлопнуть за собой дверь. Я остановилась на безопасном расстоянии, с жалостью наблюдая, как она сотрясается под могучими ударами.

– Открой, твою мать! Открой, – бушевал старший брат. – Ты слышишь меня, придурок? Открой и говори со мной как мужчина.

– Пошёл к чёрту, – орал из спальни Том. – Я не могу говорить с тобой как мужчина, пока на мне ничего не надето.

– Так натягивай штаны и выходи!

Я слышала, как Том ходит по комнате, и, ругаясь, пинает всё подряд, разыскивая джинсы.

– Они упали за кровать, когда мы вчера… – начала я, но тут же заткнулась под яростным взглядом Николасом.

– Когда вы вчера что?

Когда Ник явно начал закипать, я почти взбесилась.

– Заканчивай изображать поруганное достоинство! – заорала я брату. – Ты что здесь устроил?

– Я устроил? Да я ещё ничего не устраивал! Но обязательно устрою, когда этот хрен напялит свои гребаные портки. А пока отвинчу голову тебе!

Щёлкнул замок. Уже в джинсах, но всё ещё с голым торсом, Том вышел из спальни.

– Я тебе отвинчу! Малыш, ты в моей рубашке.

– Малыш?

– Ох, прости. Сейчас переоденусь!

Я метнулась в ванную, оставив дверь открытой, чтобы слышать, что происходит в комнате.

– Милый?

– Ты теперь только вопросами разговариваешь? – В голосе Тома звучала откровенная насмешка.

– Я тебя сейчас урою, придурок! – уже не так уверено, но всё ещё достаточно громко вторил ему Николас.

– Да успокойся ты, урывальщик. Чего разорался? Да, мы встречаемся. Великое дело!

– Что значит, встречаемся? И давно?

– Давно. С Рождества.

Когда я вернулась и отдала Тому рубашку, он оделся и по привычке по-хозяйски притянул меня к себе.

Николас немедленно сделал стойку.

– Убери от неё свои руки.

– И не подумаю. Лучше сядь, поговорим спокойно.

Неожиданно Николас послушался. Он сел на диван и с хмурым видом уставился на меня.

– С какого Рождества ты с ним встречаешься?

– С этого.

– Но ты же была в Сан-Франциско!

– Была. Вместе с ним.

– Ты тоже приезжал? – он недоверчиво скосил глаза на Тома.

– Да.

– И ничего никому не сказал?

– Ничего никому.

– Значит, твоя болезнь… – брат снова обратился ко мне.

– Да, – кивнула я.

– Ну кто бы мог подумать! Моя сестра и мой лучший друг!

– Моя сестра и мой лучший друг! Ну кто бы мог подумать!

Пьяный Николас сграбастал меня в объятья, почти раздавив, и слюняво расцеловал в обе щёки! Я с опаской поглядывала на службу охраны аэропорта, боясь, как бы брата не сняли с рейса за пьяный дебош. Хоть мы и влили в него пару литров кофе, Ник всё ещё не отошел от передозировки алкоголем, которым накануне сначала заливал горе из-за потери друга, а после праздновал моё окончание университета, постепенно приходя к мысли, что друга ему терять вовсе не обязательною

– Только не целуйтесь, умоляю. А то меня стошнит!

– Теперь знаешь, что чувствую я, когда ты при мне целуешь Джулию? – парировал Том.

– Это – другое.

– Это – тоже самое. Просто с вами все уже смирились, а про нас ты только что узнал.

– И всё равно. Мне не по себе, когда вы обнимаетесь. У меня братский рефлекс.

– Что ещё за рефлекс? – влезла я.

– Как вижу, что кто-то тебя лапает тебя, сразу же тянет вмазать.

– Вот давай и вмажем! – Том поднял бокал с пивом. – За самую прекрасную девушку на свете. За твою сестру и мою любимую. За тебя, чудо!

Вечером, вернувшись ко мне, мы еле выпроводили Николаса из своей спальни. Тот всё порывался защитить честь сестры, и взять слово с Тома, что он не притронется ко мне до свадьбы. Том выставил его на диван в гостиную и закрыл дверь на защёлку.

– С него станется ночью залезть проверить.

– Если Ник так отреагировал, то что скажут остальные? – волновалась я.

– А что они могут сказать? Ну, покричат немного. Мы с тобой взрослые люди. Я люблю тебя, ты любишь меня, что нам до остальных?

– Но это же родители.

– Если тебя это беспокоит, давай скрываться дальше. А у Николаса мы слово возьмём, что он ничего никому не скажет.

– Вы требуете от меня невозможного, – стенал брат на следующее утро. – Джулз и мама из меня душу вытрясут, пока я не расскажу как ты живёшь, как выглядишь и что у тебя в холодильнике.

– Вот и расскажи, что живу я нормально, и выгляжу как всегда.

– Думаешь, их это удовлетворит?

– Ну, тогда скажи, что я полна энтузиазма продолжать работать в университете. Кстати, это совсем не далеко от истины.

После написания диплома мне предложили остаться на кафедре, помогать профессорам собирать материалы для дальнейших исследований. Мы уже говорили об этом с Томом, и он полностью меня поддержал.

– Если это то, что тебе нравится, не вижу смысла что-либо менять. Единственно, нам придётся подыскать квартиру где-нибудь посередине между моей работой и твоим университетом.

Весь следующий месяц я занималась разъездами, встречалась с риэлторами, осматривала предложенные варианты. Наконец, квартира была найдена, Томом одобрена, залог внесён, и в начале лета мы должны были съехаться.

Глава 8

Последний день перед переездом я провела у себя, заканчивала паковать вещи. Когда Том позвонил, было уже десять вечера.

– Только что освободился. Это гребанное заседание гребанной бюджетной комиссии! Не думал, что закончим в этом гребанном веке. Все выжаты, как гребанные лимоны.

Услышав это, я сказала Тому, что сегодня его не жду. Разумеется, он сразу принялся возражать.

– Как это, не приезжать?

– Я почти закончила. Отдыхай. Увидимся завтра.

– Малыш, ты уверена?

– Более чем.

– Хорошо. Только не поднимай ничего тяжелого.

– Не буду. Люблю тебя.

– Я тоже.

Том отключился, а я с удвоенным энтузиазмом принялась бегать по квартире, жонглируя коробками, упаковочной лентой и туалетной бумагой, в которую заворачивала хрупкие предметы.

К полуночи всё было собрано. Я стояла посреди пустой гостиной, тщетно настраиваясь на волну приятных воспоминаний. В голову ничего не лезло. Единственным приятным воспоминанием из моей жизни здесь было время, проведённое с Томом. Я вспоминала, как он первый раз пришёл ко мне, как ходил по комнатам, рассматривал фотографии и книги; вспоминала нашу первую ночь, и как Том подскочил в самый ответственный момент, испуганный шумом из батареи – старый дом, старые отопительные системы, вечно гудящие трубы. Как мы долго над этим смеялись, и как после засыпали, уже не замечая этого шума.

Том был тем лучом света, что освещал этот дом. Без него здесь было темно. Без него мне вообще всегда и везде было темно, и сейчас я уходила отсюда без сожалений – разве можно жалеть, когда идёшь к свету?

Именно в этот момент я поняла, что хочу его увидеть. Хочу удостовериться, что он существует. Что он мой и он рядом. Недолго думая, я выбежала на улицу, поймала такси и помчалась к Тому.

В этот час дороги были свободны, и уже через сорок пять минут я стояла перед его дверью. Ключ от его квартиры лежал в кармане, но мне хотелось, чтобы Том открыл сам. Я нажала на кнопку звонка, предвкушая, как он удивится.

Дверь открыла Тереза.

– Вики? Вот так сюрприз!

Я обалдело уставилась на девушку. Она выглядела потрясающе. Те же белокурые локоны. Те же сияющие зелёные глаза. Те же идеальные губы, растянувшиеся в вежливой улыбке.

– П-привет, Тереза.

– Ты что-то хотела?

– Эмм… нет. Я просто… кхм…

Это даже не растерянность: я была близка к шоку.

Дверь открылась шире.

– Что ж. Проходи.

В её устах это прозвучало так буднично, так по-обычному. Будто она до сих пор здесь жила, а я была непрошенной гостьей. На ватных ногах я поплелась за Терезой. Она сразу направилась в гостиную. Как и у меня, там тоже стояли коробки. В последние выходные мы с Томом упаковывали их вместе.

– Где Том?

Ещё до того, как она ответила, я услышала шум бегущей воды.

– Он в душе.

Я судорожно осматривалась, пытаясь уцепиться взглядом за что-нибудь, что могло бы послужить подходящей причиной внезапного ночного визита. Вместо этого в глаза бросилась бутылка вина и два полупустых бокала. И плед на полу, как раз в том месте, где мы с Томом последний раз занимались любовью. И разобранный диван с кучей подушек в виде забавных зверюшек: бегемот, слон, жираф, зебра – все дикой кислотной расцветки, не соответствующей природному окрасу. Из-за этой дикости мы и купили их в прошлом месяце в сувенирном магазинчике в Сохо.

Мир рухнул, когда, подойдя к дивану, Тереза взяла одну из них в руки. Она хмыкнула, и протянула подушку, как бы ища у меня поддержки в своём неодобрении.

– Желто-зелёная зебра. Какой кошмар! Это даже хуже, чем кич!

Я смотрела на прекрасную женщину, вышедшую из моих кошмаров, с презрением изучающую мою подушку, которую мы покупали с моим Томом.

Моим?

– Я как раз за ними.

Подойдя к Терезе, я забрала у неё зебру. Потом собрала с дивана остальные. Подушки норовили выскочить из рук, но я вцепилась в них, будто в опору, которая не даст упасть замертво под этим насмешливым зелёным взглядом.

– Что ж, если это всё, что ты хотела, – протянула Тереза.

– Да, всё. Извини, что потревожила.

– Была рада видеть тебя, Вики.

Пошла ты…

Оказавшись внутри лифта, я нажала кнопку первого этажа. Зеркальные стены с трёх сторон показывали моё отражение, но я смотрела в пол, страшась встретиться с собой взглядом. Сейчас я была не я, наблюдая за собой будто со стороны. Завёрнутая в вату, кокон, оболочку, которая пропускает только воздух – ни света, ни звуков, ничего извне я не ощущала.

Остановившись перед стойкой охраны, я свалила подушки на пол и, порывшись в карманах, достала ключ от квартиры Тома. Потом, подумав, отцепила от брелока и комплект ключей от новой квартиры. Всё это я передала охраннику.

– Вы не могли бы передать это мистеру Картеру, Пол?

Парень, стоящий за стойкой, был мне хорошо знаком.

– Конечно, мисс О’Брайан. С вами всё в порядке?

– М-мм, да… да, Пол, спасибо. Всё отлично.

Я пошла к стеклянным дверям, ведущим на улицу.

– Мисс, ваши игрушки!

Подняв с пола, парень передал мне кучу разноцветного плюша.

– Да, спасибо.

– С вами точно всё в порядке? Может, вызвать такси?

– Да, если можно.

Будто в замедленной съёмке я смотрела, как Пол поднимает руку, как через пару секунд возле него останавливается желтая машина. Как он открывает дверь, помогает мне разместиться вместе с зверинцем; как снова интересуется моим состоянием, и, получив всё тот же ответ, закрывает дверь и стучит по крыше машины. Как уходит, вступая в поток яркого света, льющегося из стеклянных дверей.

Света, которого больше никогда не будет в моей жизни.

Я вернулась в квартиру и первым делом отключила телефон. Затем написала записку хозяину дома, с просьбой отправить мои вещи в Сан-Франциско, оставив адрес маминого дома и вместе с несколькими сотенными купюрами вложив её в конверт. После я собрала кое-какие вещи, документы и, не оборачиваясь, закрыла за собой дверь.

Спустившись на первый этаж, я бросила конверт вместе с ключами в почтовый ящик хозяина и вышла к поджидавшему меня такси.

Подушки я не взяла.

Было всё равно куда лететь, лишь бы поскорее. Через час самолёт выруливал на взлётную полосу, унося меня за океан.

Глава 9

– Пап, пожалуйста, сделай как прошу.

– Ну хоть маме-то можно сказать?

– Нет, и маме нельзя. Она точно расскажет Нику.

– Значит, всё дело в Николасе?

«Фух! Снова здорово!»

– Ты обещал не задавать вопросов.

– Помню. Но должен же я знать, почему моя дочь исчезает на несколько месяцев, а когда появляется умоляет не задавать вопросов.

– Пап, если ты думаешь, что я влезла во что-то незаконное…

– Знаешь, – резко прервал меня отец, – уж в чём в чём, а здесь ты могла бы меня пощадить!

– В каком смысле?

– В том самом. Хотел бы я надеяться, что, натворив каких-нибудь дел, мой ребёнок первым делом позвонит мне, своему отцу, а не задаст стрекоча по всему свету!

– Ладно, пап, извини.

Я понуро уставилась на потёртый ковёр, лежащий перед диваном в гостиной нашего старого дома в Карсон-Сити.

– Так что насчёт Николаса?

– Да ничего такого! Просто…

Я с трудом подбирала слова, потому что знала своего отца. Юлить перед ним у меня никогда не получалось.

– В общем, я не хочу, чтобы он случайно проговорился одному человеку.

– Та-ак! – Папа встал с кресла и нервно заходил по комнате. – Значит, дело всё-таки не совсем чистое?

– Господи, пап, тебе везде видится криминал! И как после этого мы с Николасом выросли нормальными?

– Будут у тебя свои дети, тогда и поговорим. И всё-таки, Вики, что случилось? – Папа опустился на диван рядом со мной. – Понимаю, я не тот человек, перед которым раскрывают душу, я и сам этого не люблю, но от тебя несколько месяцев не было никаких вестей, кроме пары невразумительных звонков. Мама конкретно обиделась, что всё это время ты звонила не ей. Мы волновались.

– Я рассталась с парнем! Доволен? – выкрикнула я в запале.

Папа удивлённо присвистнул.

– И он так тебя достал, что ты сбежала в Англию?

– Никаких вопросов, мы же договаривались. А маме я, так и быть, позвоню.

– Хорошо. – Вздохнув, папа хлопнул себя по коленям и тяжело поднялся. – Сколько ты думаешь здесь пробыть?

– Пока не надоем.

– А как же работа? Ты же хотела продолжить стажировку в университете.

– Смею напомнить, что диплом я уже получила, так что вполне могу попробовать устроиться и здесь, в Неваде. Хоть репетитором, хоть учителем. Но, если не возражаешь, я поживу у тебя пару недель.

– Разумеется, не возражаю. Поступай, как знаешь. И, Вики, – отец, как в детстве, потрепал меня по макушке. – Я рад, что ты вернулась.

Поднявшись в свою старую детскую комнату, я принялась распаковывать сумку с одеждой. В основном, это были летние вещи, и так как сейчас уже подходил к концу сентябрь, надо было срочно прикупить что-нибудь потеплее маек и льняных брюк. Об обуви тоже стоило подумать – в кроссовках всю осень не проходишь. Я устало опустилась на диван, рядом с грудой выложенных ярких тряпочек. Денег на моём счету оставалось всего ничего, вряд ли хватит на многое. Похоже, у меня нет и той пары недель, о которых я заикнулась отцу. Поисками работы необходимо заняться немедленно: после того, что я устроила, просить денег у родителей было бы нестерпимо стыдно. Да и разве я не отдохнула за эти месяцы? Очень даже отдохнула. Во всяком случае, сейчас из зеркала на меня смотрела хорошенькая девушка, с россыпью веснушек на загорелом лице. Может, чуть худее, чем обычно, но выглядела она гораздо лучше, чем четыре месяца назад.

Выйдя из аэропорта Хитроу, я позвонила своей давней приятельнице Элис, с которой познакомилась в первый визит в Англию. Она жила в Уинчестере, столице графства Хэмпшир, недалеко от того места, где провела свои последние годы Джейн Остин. Мы познакомились на экскурсии в доме-музее в Чоутене, а после провели пару часов в местном пабе, обсуждая её творчество и, как водится, выражали сожаление, что ни мистеров Дарси, ни мистеров Найтли в современном мире почти не осталось. Как и я, Элис нравился полковник Брэндон из «Разума и чувства» и не нравился Эдвард Феррарс в исполнении Хью Гранта. На почве совпадения вкусов в мужчинах Остен мы и сдружились.

Наши отношения не прекратились и после моего возвращения в Нью-Йорк. Мы с Элис частенько переговаривались в скайпе, не забывали поздравлять друг друга с праздниками. У неё был парень, Дарен, с которым они должны были пожениться, как только тот закончит юридический факультет Портсмудского университета. Элис частенько приглашала меня погостить, и, когда я позвонила по прилёту в Лондон, очень обрадовалась.

В Европе я провела всё лето. В июле мы с Элис на пару недель съездили в Ирландию. Поездка оказалась очень интересной, но всякий раз, любуясь зелёными холмами и синим небом, с расплёсканными тут и там яркими пятнами цветущих растений, я вспоминала человека, глаза которого горели тем же голубым огнём, что и ирландское небо. Я не хотела этих воспоминаний, гнала их, но мысли то и дело возвращались к нему – мужчине, которому я отдала своё сердце, не оставив себе ни одного, даже самого маленького кусочка. Орган, перекачивающий кровь, работал исправно, но чувствительность его вряд ли когда-нибудь восстановится окончательно.

Когда в первый раз после отъезда из Нью-Йорка я включила телефон, оттуда вывалилось множество сообщений. Более сотни из них было о пропущенных вызовах, и подавляющее большинство – от Тома. Мне звонили все, начиная от мамы и заканчивая руководителем дипломной работы. Голосовая почта была переполнена, как и ящик сообщений. Их я очистила, не слушая и не читая.

Кого-нибудь надо было предупредить, что у меня всё в порядке, и я решила позвонить отцу. На моё счастье дома сработал автоответчик.

– Пап, это Вики. У меня всё в порядке. Я в Европе. Решила немного попутешествовать. Пока не знаю, сколько это продлиться. Позвоню позже. И, – я замялась, – если можно, не говори никому, где я. Особенно Николасу. Хотя… В общем, не говори, ладно? Я позвоню.

В августе нас с Элис пригласили во Францию. Родители Дарена недавно приобрели дом в одной из горных провинций, и мы здорово отдохнули, разгуливая среди пышущих ароматом дивных виноградников и попивая замечательное молодое домашнее вино. Чем дольше я проводила времени с этой шумной и весёлой семьёй, тем больше скучала по своей: по маме, отцу, по Николасу, по неугомонным племянницам; по душевному спокойствию, уюту и безопасности – по всему, что окружало меня, как только я переступала порог родительского дома. Я понимала, пришла пора возвращаться. Вот только куда?

Иллюзий я не питала: Николас наверняка знал, что мы с Томом расстались. Вернее, что я от него ушла. Готова поклясться, брат был первым, кому в тот день позвонил Том. Возможно, Ник спрашивал обо мне у мамы, возможно, и у отца. Вещи, которые я отослала из Нью-Йорка, если они, конечно, дошли, давали повод думать, что я объявлюсь в Сан-Франциско. Вопрос был только во времени.

В конце сентября, проведя в Европе четыре месяца, я распрощалась с Элис и вернулась в Америку. Две пересадки – одна в Лиссабоне, другая в Нью-Йорке, – хорошо знакомая трасса Фриско-Карсон-Сити, и я дома.

Закончив с разбором вещей, я спустилась вниз. Папу я нашла в прихожей: он явно собирался уходить.

– Ты куда?

– На дежурство. У Грега жена заболела. Попросил подменить.

– Жаль. Я хотела приготовить чего-нибудь вкусненькое. Потом можно было бы посмотреть телек.

– Прости, Вики.

– Окей. Нет проблем.

Будто и не было этих лет, и я никогда не уезжала из дома: отец на дежурстве и меня снова ждёт вечер в одиночестве. Вот только уроки больше делать не надо и в десять никто не погонит в постель. Я сделал себе пару сэндвичей с ветчиной и салатом, нашла в холодильнике бутылку пива, и со всем этим добром уселась в гостиной.

Бесцельно пощёлкав пультом по каналам, я выключила телевизор и посмотрела на телефон. Звонок маме в Сан-Франциско висел надо мной дамокловым мечом. Я страшилась её упреков, вполне, кстати, заслуженных; вопросов, на которые не было ответов; страшилась её «знаешь-что» тона. Когда мама была кем-то недовольна, она всегда начинала разговор с этого «знаешь, что». А сейчас я дала ей прекрасный повод быть мной недовольной.

Перефразируя Скарлетт, если чего-то не хочется делать завтра, сегодня это делать уж точно не стоит.

Я отнесла на кухню тарелку из-под сэндвича, поставила початую бутылку в холодильник и поднялась наверх. Приняв душ и умывшись, я вытащила из недр шкафа свою старую пижаму с губкой Бобом. Она всё ещё была мне впору. Как и вся эта жизнь. Размышляя над метафорой, незаметно для себя я погрузилась в сон.

Первый раз за долгое время я проснулась от того, что выспалась. Не было ни привычных уже нескольких пробуждений за ночь, ни бессонницы, когда голова раскалывалась от вертящихся в ней образов, так, что я начинала путать сон с явью. Комната была погружена в сумрак. Вздохнув, я глубже зарылась носом в одеяло, давая телу и голове ещё несколько минут отдыха. Давно мне было так хорошо и уютно. Я настолько растворилась в этом почти забытом ощущении расслабленного покоя, что кажется снова задремала. Поэтому, когда знакомая тёплая рука легла мне на живот и хорошо знакомым жестом притянула к знакомой широкой груди, я приняла это как данность. Только во сне мягкие губы могли в поцелуе прикоснуться к моей шее и хриплым ото сна голосом произнести: «Никогда больше не смей убегать от меня, маленькое чудовище. Я люблю тебя. Уж как-нибудь смирись с этим, раз до сих пор не привыкла».

Потом. Всё потом. Сейчас я хочу чувствовать, как колышутся тонкие волоски на моей шее от тёплого дыхания того, кто лежит рядом. Я боюсь шелохнуться, боюсь спугнуть это видение, так похожее на правду. Я хочу, чтобы это оказалось именно видением, потому что здесь, во сне, я легко могу представить, что ничего не было – этих страданий, месяцев одиночества и пустоты. Был лишь сон, долгий, изматывающий, и он закончился. Сейчас я проснусь в нашем новом доме. Проснусь, как всегда просыпалась до этого – чувствуя рядом Тома.

– Том.

Впервые за много месяцев я позволяю себе произнести его имя вслух…

– Я здесь, чудо.

… и начинаю плакать.