Текст книги "Приговор без суда"

Автор книги: Ирина Зарубина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

ГЛАВА 13

– Ну что, снова к Малютову? – спросила Ирина, когда вышли из дома.

– Обязательно. Но сначала – к Дюкову.

Клавдия теперь боялась даже думать, куда выведет их кривая. Что-то все страшнее и страшнее становилось, как в русской сказке. А была это не сказка, а русская быль.

Не успели сесть в машину, как пискнул телефон.

– Алло. Да, мам, да, – сказала Ирина. – Что?! Какие люди?.. Они еще там?.. Ну-ка дай мне главного… А ты попроси хорошенько…

– Что? Что там? – подалась вперед Клавдия.

– Милиционеры приехали за Сапожниковым.

– Пусть не отдает, – сказал Клавдия.

– Алло, с кем говорю? – в трубку сказала Ирина. – Отлично, капитан. У вас есть распоряжение?.. Нет, не устное, а письменное… Это следователь московской прокуратуры Калашникова… Значит так, вы уже нарушили закон, когда вошли в квартиру без постановления. Дальше. Если вы увезете Сапожникова, пеняйте на себя… А я сказала – нет.

В это время Ирина уже выруливала на мост в сторону Нового Арбата.

– Нет, без письменного распоряжения вы и вздохнуть у меня не посмеете. Вы знаете законы?.. Я спрашиваю, вы знаете законы?..

Клавдия понимала, зачем Ирина так долго говорит с капитаном. Нельзя было оставить Сапожникова и мать наедине с этими людьми. Надо было тянуть время и мчаться, мчаться.

Ирина давила на газ и выруливала, как заправский московский лихач.

Через несколько минут мчались уже по Ленинскому проспекту.

– А я говорю – вы не тронете Сапожникова. Ждите меня. Я приеду около пяти.

В этот момент уже сворачивали на улицу Кравченко.

– Алло, капитан, вы меня хорошо слышите? Если у вас нет времени ждать, пусть останутся ваши люди. Я сама во всем разберусь.

Еще минута, и Ирина нажала на тормоза.

Клавдия выскочила из машины первой. Сунула руку в карман – пистолета не было. Она оставила его в прокуратуре. Кто ж мог знать, что вчерашние приключения продолжатся?

Лифт был свободен. Поэтому взлетели на седьмой этаж мигом.

Ирина на ходу достала из сумки ключ и вонзила его в замочную скважину, словно гарпун в акулу.

Дверь распахнулась, Клавдия увидела милую женщину, испуганно глядящую на влетевших следователей.

– Где они? – ровным голосом спросила Ирина.

– Ушли.

– Как ушли? Я минуту назад говорила с ними по телефону.

– Вот как раз минута, как ушли.

– А больной? – с замиранием сердца спросила Клавдия.

– А больной спит.

Клавдия устало прислонилась к стене.

Ирина по-братски хлопнула мать по плечу.

– Мамка у меня – скала. Не смотрите, что интеллигентка.

На всякий случай заглянули в комнату. Сапожников действительно спал.

– Ну как он вообще? – спросила Клавдия.

– Тихий. Каким ему еще быть. Больной ведь. Сердечко почти чистое, шумы еле-еле.

– Просыпался?

– Да. Лимона захотел. А у нас нет. Я дала ему апельсин, он и успокоился. А вот лекарства пьет плохо, как ребенок. Горькие, говорит.

– Ишь, привереда, – ласково сказала Ирина.

Клавдия и себя поймала на том, что смотрит на небритого, одутловатого Сапожникова почти любовно.

– Ну, а теперь рассказывай. Кто такие? Они хоть документы тебе показали? – спросила Ирина.

– Показали. Муниципальная милиция. Капитан Свиридов, лейтенант Пасько и сержант Коровин. Да вот тут у меня все записано. Сказали, что в больнице его обыскались.

Клавдия посмотрела на бумажку, где были подробно переписаны данные удостоверений милиционеров, даже с серийными номерами.

– Так, надо его отсюда перевозить, – сказала Клавдия.

– Погодите, Клавдия Васильевна, а откуда муниципалы узнали про мою квартиру? Мы же никому не говорили.

– Кроме Малютова, – напомнила Дежкина.

ГЛАВА 14

В квартире Дюкова стоял тяжелый запах пыли. Словно здесь не жили годами. Мохнатые комки ее собрались по углам. Даже нечистая квартира Севастьянова выглядела по сравнению с этой идеалом гигиены.

– Господи, до чего же доводят мужиков одинокая жизнь и лень, – громко сказала Ирина. – Нет, обязательно выйду замуж, хоть одного спасу.

В этой квартире искать можно было долго и увлекательно. Напоминало археологические раскопки. Из кучи пыли в углу Клавдия выуживала вдруг монету или пуговицу. Только противно было – спасу нет.

– Клавдия Васильевна, а что мы тут ищем? – спросила Калашникова. – Тут уже и без нас поработали на славу.

– Да ничего не на славу, – махнула рукой Клавдия. – Глянули по верхам и подмахнули протокол.

– Тогда ищем. Кто ищет, тот всегда найдет.

Эту однокомнатную хрущовку и делить не надо было – кухня, санузел, комната. Клавдия отправила Ирину в хозяйственную часть, а сама занялась комнатой.

Вот уж где хозяин любил поваляться на диване! Несчастный диван был продавлен, засален, замызган, прожжен безобразно. Клавдия, тем не менее, преодолев брезгливость, внимательно осмотрела его и даже подняла, заглянув в отделение для белья. Лучше бы она этого не делала. Белье наверняка не стиралось со времен его покупки. Вонь так и шибанула в нос.

Ох, и сладко же ему спалось на этом белье и на этом диване, горько подумала она. Все-таки человек был мертв, ненавидеть его даже за грязь Клавдия не могла.

Из шкафа тучей вылетела моль. И что она там ела? В платяном отделении висела куртка из кожзаменителя рыжего цвета со множеством карманов. И еще лежало неопределенного цвета пальто. Клавдии бы побыстрее закрыть шкаф, но она дотошно проверила все карманы куртки и подняла пальто. Что-то громко звякнуло у нее под ногами.

Клавдия наклонилась – на полу тускло поблескивали красные металлические стерженьки.

– Ай-ай-ай, – сказала Клавдия тихо. – Ай-ай-ай…

Это были пули.

Клавдия достала из кармана свежайший носовой платочек с вышитыми незабудочками и, внутренне корчась от омерзения, подняла с липкого пола эти три пули.

Пули были пистолетные.

У нее защелкало в мозгу, как арифмометр, и тут же выдалось решение: пули от ТТ.

Клавдия чуть не села на поганый диван от изумления.

– Ириша, – позвала она, чтобы не оставаться со своими мыслями наедине. – Поди-ка сюда.

– Сейчас иду, – напряженным голосом ответила Ирина.

Откуда здесь пули? Подкинули? Скорее всего. А зачем? Не патроны же. Если бы подкинули, то обязательно патроны. И вообще, зачем было подкидывать. Написали бы в протоколе обыска – были найдены пули от пистолета. Уж такая улика – не перешибешь.

– Фокус-покус. Дэвид Копперфилд отдыхает, – сказала Ирина, появляясь на пороге комнаты. В руках у нее была жестяная банка с надписью «Крупа». – Открываем и…

И она вынула из банки толстенькую пачку зеленых купюр.

– Ровно две тысячи долларов.

– Я ничего не понимаю, – сказала Клавдия. – Я отказываюсь что-нибудь понимать.

Игорь позвонил через полчаса, когда они уже возвращались в прокуратуру.

– Клавдия Васильевна! – нетерпеливо кричал он в трубку. – Вы где сейчас? Вы в прокуратуру едете?

– Да, Игорек. А что случилось?

– Приезжайте скорее.

Клавдия разорвала бы его на части, если бы не любила. Сказано же, нетерпеливая очень.

– Игорь что-то выкопал, – сказала Клавдия, отключая телефон. – Может, муниципалы ему что интересное поведали…

– Может, – кивнула Ирина.

Клавдия уставилась в окно, за которым проносились суетные улицы, здоровенные дома и нечистые машины.

– Я ничего не понимаю, – снова сказала Клавдия. – Как верно заметил Игорь, этого не может быть, потому что этого быть не может – и все. Не мог Дюков убить. Не мог.

– А почему? – просто спросила Ирина.

Клавдия повернула к ней голову, хотела ответить, да так и не ответила.

Действительно, почему она решила, что Дюков никого не убивал? Потому что ей так сказал Сапожников? Или потому, что он не похож на убийцу? Степанов, между прочим, тоже это отметил. И она еще подумала – профессионал. А если это просто замыленный глаз? А если с ними ведут какую-то тонкую игру?

Нет, с самого начала все пошло наперекосяк. Все пошло неправильно и бестолково. Надо было сразу же понять – тут ожидают сюрпризы. Тут твой опыт не пригодится, тут придется открывать новые земли. А она покатила по старой колее. Этот похож, этот не похож…

Поэтому – стоп. Начни все сначала. Да, на нас катится какой-то черный ком. И он все обрастает несуразностями, а еще подлостью и смертями. И думаешь только, как бы увернуться, чтобы не подмял. А надо размотать его до самого начала ниточки. Все забыть и с самого начала.

– Нет, – сказала она наконец.

– Что – нет? – не поняла Ирина.

– Дюков не убивал.

ГЛАВА 15

Ирина подвезла Клавдию к прокуратуре, а сама попросилась съездить домой – надо было проверить, не вернулись ли загадочные муниципалы.

Игорь сиял, как новый пятак.

– Ну что, пляшите. Все-таки погуляем.

– Давай-давай, не тяни, – нетерпеливо сказала Клавдия. – Что ты там откопал?

– Да ничего нового. Дюков убил Севастьянова.

Клавдия налила в чайник воды и включила.

– Новость, – сказала она.

– Я же говорю – новостей нет.

– А подробнее?

– Подробности письмом, – улыбнулся Игорь.

Эта незамысловатая шутка взбесила Клавдию. Она чуть не заорала на Порогина. Сдержалась.

– Рассказывай. Не тяни.

– А чего рассказывать… Опросил я всех, с подковырками и провокационными вопросами – ни в чем не прокололись. Дюков стрелял в Севастьянова среди бела дня, муниципалы как раз стояли на противоположной стороне улицы. Взяли его тепленьким.

– Муниципалы, значит? – язвительно сказала Клавдия.

– Ожидал вашего сарказма, – ответил Игорь. – Повторяю – убийство произошло среди бела дня. Поэтому кроме муниципалов, к которым вы не без основания относитесь недоверчиво, всё от начала до конца видели еще человек двадцать.

Господи, как же Клавдия об этом забыла?! Конечно, были же еще и свидетели. Их показания тоже есть в деле.

– Ну. И ты опросил всех?

– Нет, только семерых. Остальные не пребывают дома в настоящее время. Работают. Если хотите, могу допросить их вечером.

– И что?

– То же самое. Дюков стрелял в Севастьянова. И убил его.

– Ясно, – устало сказала Клавдия. Она понимала, что Игорь сейчас ждет от нее похвал или хотя бы ободрения. И она добавила:

– Ты молодец, Игорек.

– Стараемся. Тянемся за нашими маяками. А у вас что?

– У нас?.. Да так, мелочи.

Клавдия рассказала о посещении квартиры Севастьянова. Упомянула о благодетелях из прокуратуры, которые помогли чудесным образом актеру поиметь шикарную квартиру. Рассказала о нишах, найденных во всех комнатах. А потом нехотя перешла к квартире Дюкова.

– А покажите мне эти пули, – попросил Игорь.

Клавдия достала специальный пакетик, в котором лежали пули. Игорь взял пакетик в руки, пригляделся и сказал:

– Это от ТТ.

– Знаю, – кивнула Клавдия. – Это знаю, а больше ничего не понимаю.

Игорь преувеличенно раскрыл удивленные глаза.

– В квартире был обыск. Это раз, – пояснила Клавдия. – Неужели пули не нашли?

– Может быть.

Клавдия и сама знала, что может, и не такое бывало.

– Тогда непонятно, зачем он вынимал пули из патронов?

– Да… А если подбросили?

– Тогда непонятно – почему только пули.

– Да…

– И вот еще – деньги нашли. – Клавдия достала другой пакет.

– Деньги?! – опешил Игорь. – А я-то думал, что герой Порогин. Деньги, это ж надо!

– И вот это совсем непонятно, – остудила его восторг Клавдия. – Деньги не могли не найти.

– Да почему?

– Да потому, что они лежали в банке из-под крупы.

– И что?

– Да это же элементарно – в банки заглядывают в первую очередь.

– А вот не заглянули. Такое бывает?

Клавдия знала, что и такое может быть.

– Знаешь, как сказал знаменитый режиссер Эйзенштейн?

– Кто?

– Сергей Эйзенштейн. «Броненосец Потемкин».

– Слышал. Но не видел.

– Он сказал: бывает – не критерий. Критерий – так должно быть.

– Так это кино!

– А чего мы с тобой гадаем? – вдруг осенило Клавдию. – Где-то у меня тут был ультрафиолетовый фонарь.

Игорь залез на стеллаж и достал оттуда приспособление, каким часто пользуются в обменных пунктах. Линза и синяя лампочка.

Клавдия включила фонарь в розетку и поднесла купюры к голубому свечению.

– Ничего себе, – только и смог выдохнуть Игорь.

На купюрах крупными буквами светилась надпись: «ВЗЯТКА».

У оперативников эти деньги служили вещественным доказательством. Специальным раствором они метились, а когда изымались у взяточника, преступление сразу читалось четко и недвусмысленно.

– Даже поленились чистые достать, – сказала Клавдия.

Ей почему-то было очень приятно, что она так быстро раскрыла подлог. У обыкновенных людей таких денег не было.

Но Игорь вовсе не разделял ее тихую радость.

– А что это меняет? – спросил он. – Ну подбросили. Захотелось им крепких улик.

– Игорь, ты не понимаешь? Они производили в этой квартире обыск. Для кого они подбрасывали деньги? Для себя? Так почему же не нашли? Нашли бы, мы и не заподозрили б ничего. Я бы на эти купюры и не взглянула бы.

– Действительно, – почесал в затылке Порогин.

– Они подбрасывали деньги для нас. Они откуда-то знали, догадывались, что мы придем туда. Они нашими руками свои улики хотели укрепить.

– Клавдия Васильевна, тогда я в самом деле ничего не понимаю. Но ведь не могли двадцать человек совершенно посторонних людей обознаться, ошибиться, увидеть массовую галлюцинацию. Вот так точно не бывает.

Тут Клавдии сказать было нечего.

Но она все равно сказала:

– У нас еще одно белое, совершенно девственное пятно.

– Какое?

– Федоров.

– Но он же мертв. Я видел его собственными глазами.

– Человек никогда не бывает мертв, – загадочно сказала Клавдия. – Человек вообще бессмертен. А что там с сокамерниками?

– Ничего Ни орудия, ни убийцы.

– Не отчаивайся, Игорек. Все еще впереди. – Клавдия улыбнулась и добавила: – Только хвост позади.

ГЛАВА 16

На огромном столе у Малютова было кучей навалено что-то непонятное, загадочное и очень привлекательное.

Клавдия, впрочем, сразу узнала образцы изделий космических умельцев. Те же кастрюли, пижамы, какие-то незнакомые молотки, мотки той самой тончайшей проволоки, металлические бляшки и совершенно неясного применения кристаллы.

Клавдия на этот раз решила быть такой же решительной и твердой, как давеча Ирина.

– Давно не виделись, – сокрушенно покачал головой Малютов. – С чем на этот раз?

– Вопросы, Владимир Иванович, опять вопросы.

– Ну вываливай, я сейчас добрый. Видишь, какие у нас головы светлые имеются! Любо-дорого. Вот люди делом занимаются, а мы…

– Я вообще-то как раз по делу, если вы не против. Или вы уже в космос собрались?

– Не, я не Батурин. Мне и тут хорошо.

– Владимир Иванович, я вот что вспомнила. У нас когда-то была жалоба от этого самого Севастьянова. Он еще жаловался, что у него соседи какие-то слишком беспокойные. Писал, что торгуют наркотиками, оружием, кого-то даже там в заложниках держат.

– От Севастьянова? Это когда?

– Примерно год назад.

– Хм… Не помню.

– Странное дело. В канцелярии письмо отмечено, как входящее, а больше никаких следов.

– Тьфу ты! Это Севастьянова, который сейчас по твоему делу?

– Да.

– А я подумал – космонавта. Да, совсем от Земли оторвался. Помню я это письмо.

– Правда? – с чуть заметной иронией спросила Клавдия. – И чего ж он его нам прислал?

– Ну, во-первых, человек может писать куда угодно. А во-вторых, угадала – попросили за него важные люди.

– И что дальше?

– А дальше я его куда-то отослал. Куда? – Малютов задумался. – Постой. А что там не так?

– Да нет. Просто параллели ищу, – соврала Клавдия.

– Вот же память у тебя! Я уже позабыл, а ты помнишь.

– Служба такая.

– А мы сейчас узнаем. – Малютов нажал кнопку селектора. – Люся, ну-ка напряги память, куда я отослал жалобу Севастьянова?

– Космонавта?

– Ты что там, совсем от Земли оторвалась?! – грозно прорычал Малютов. – Год назад пришло письмо от актера Севастьянова. Он жаловался на плохие жилищные условия.

– Так в район отослали.

– Кому?

– Сейчас посмотрю.

Зашуршали бумаги, секретарша замурлыкала что-то под нос.

– А, вот. Толкунову отослали.

– Толкунову? – не поверил Малютов. – Это что, его район?

– Кажется.

Это был вовсе не район Толкунова, Клавдия это хорошо знала.

– Да нет, – тут же сказал Малютов, – у Толкунова Кунцевский. А это… Где это?

– Кутузовский проспект, – подсказала Клавдия.

– Совсем другой район.

– Все верно, – сказал селектор. – Толкунов тогда там и работал.

– А-а.

– Ясно, – кивнула Клавдия.

– А второй вопрос?

– По поводу Сапожникова.

– И что?

– Мы же вас просили.

– Что просили?

– Не трогать его. Зачем вы…

– Вы меня просили? Ты что, Дежкина, как вы могли меня просить? Он арестован. Ты понимаешь это? У Калашниковой что – следственный изолятор? Ты хочешь, чтобы я таким образом разгрузил Бутырку? Может, и мне прикажешь какого-нибудь рецидивиста домой позвать?

– Владимир Иванович, мы опасаемся за его жизнь.

– То-то и оно! Там охрана, там за ним присмотрят. А дома у Калашниковой он вообще беззащитен.

– Ясно, – сказала Клавдия. – Дюков в тюрьме был под охраной.

– Дюков был в общей камере. А Сапожникова мы отправили в лазарет, в одиночку.

Ага, он считает, что отправили.

– Ну, как скажете, – быстренько скомкала разговор Клавдия. – У меня все.

Она повернулась к двери, но Малютов ее остановил:

– Погоди, Дежкина, я что-то не понял. Вы Сапожникова отдали? Или не отдали?

Клавдия врать не умела.

Малютов так грохнул по столу, что космические чудеса посыпались на пол.

– Да вы с ума посходили, дорогие мои! Я уже ничего не понимаю! Из дома тюрьму устроили! Да вы знаете, что за это бывает? По поводу служебного соответствия тебя давно не беспокоили?

– Меня – никогда, – сказала Клавдия. – Извините, мне пора.

Малютов хотел еще что-то сказать, но Клавдия захлопнула за собой дверь. Нет, так победно, как у Ирины, не получилось. Получилось скорее бегство. Но и топтать себя она не позволила.

Значит, Толкунов.

– Ну что?

Ирина уже вернулась.

– Ничего хорошего. Сапожникова отдать.

– Эх, меня там не было, – пожалела Ирина. – Я бы фиг ему отдала.

– Нет, Ириша, он прав. Это уже ни в какие рамки.

– А людей резать неизвестно чем, это в какие рамки? Нет, я этого так не оставлю. А что с Севастьяновым?

Клавдия пересказала весь разговор.

– Значит, Толкунов? – сказала Ирина. – Ну, мы это скоро узнаем точно.

– Как?

– Пальчики, – растопырила пальцы Ирина. – По вашему приказу, товарищ командир, у Чиханкова были взяты отпечатки. Теперь на квартире у Севастьянова работают эксперты.

Клавдия открыла было рот, но Ирина не дала ей сказать.

– А также у Степанова и у Толкунова.

– Ничего себе! – опешила Клавдия. – Как ты ухитрилась?

– Никакой бондианы. Просто пошла в архив и взяла. Или вы забыли, что наши пальчики тоже хранятся в надежном месте?

Клавдия забыла. Просто вылетело из головы. Да и давно это было. Никогда с тех пор она про эти отпечатки не вспоминала, а когда брали, возмущалась – нас с преступниками равняют. Потом поняла, зачем это делалось. Чтобы не перепутать свои с чужими, скажем, при повторном осмотре места происшествия или при обыске. Как ни заставляй всех работать в перчатках, а обязательно кто-то лапнет голой рукой.

– Ты молодчина, – сказала Клавдия. – Вообще я на вас не нарадуюсь.

– Так чья школа! – ответила комплиментом Ирина.

– Игорь тоже молодец.

– Да встретила я его, он мне все рассказал, – грустно сказала Ирина.

– Правильно понимаешь, – похвалила Клавдия. – Не вписывается все это в мои злопыхательские домыслы.

– Ладно, хватит, давай больше без скоропалительных выводов. Поехали к Федорову. Про этого человека мы вообще ничего не знаем.

ГЛАВА 17

Дом Федорова они узнали издали. Трудно не узнать дом, в котором хоронят человека.

У подъезда толпились сумрачные люди, стоял автобус с черной полосой вдоль борта, даже дети были тихи и печальны.

Клавдия посмотрела на Ирину – ничего, ее костюм вполне мог сойти за строго-официальный. Слава Богу, сегодня Калашникова оделась неброско.

Они поднялись по лестнице на второй этаж и вошли в дом.

Дверь была распахнута, на них никто не обратил внимания, да и немудрено – в квартире было полно народу.

На столе стоял гроб, а в нем лежал человек с длинными седыми волосами.

Клавдия уже пожалела, что они пришли в этот скорбный час. Ирина тоже чуть заметно кивнула Клавдии, дескать, пойдемте отсюда.

Но в этот момент к гробу подошел человек и ровным голосом произнес:

– Господа, прошу внимания. К сожалению, не все смогут поехать на кладбище. Но сказать прощальные слова можно и здесь.

Клавдия вдруг узнала этого человека. Она не раз видела его по телевизору. Это был очень известный театральный режиссер.

– Прошу вас, Виктор Николаевич, – сказал режиссер, и к гробу подошел маленький, кругленький старичок.

И его Клавдия узнала тоже. Когда-то этот старичок был молодым и снимался чуть ли не во всех комедиях. Сейчас у него было траурное лицо.

– Сердце не выдерживает больше, – проникновенно сказал комический старичок. – Кто-то верно заметил: смерть бьет уже совсем близко. Но Вадик… Никогда не думал, что мне придется его хоронить. Как страшно и как безысходно. Что я буду вам говорить о его жизни? Она вся вам хорошо известна. Это был настоящий человек и большой художник.

«Ничего себе, – подумала Клавдия. – А я думала – так, околокиношный дядечка».

– Нет в этой комнате человека, да что в этой комнате, в театрах и на киностудиях Москвы не найдешь такого, кому бы Вадим не помог добрым словом, советом, а чаще всего – настоящей поддержкой. Я понимаю, что это не совсем по-русски звучит. Но неловко как-то у гроба дорогого человека говорить о деньгах. А впрочем, почему неловко? Советами нас пичкали с утра до вечера – у нас же была страна советов. А вот просто не дать умереть человеку с голода – таких что-то не видно было. А Вадик ничего не жалел. Мог отдать последнюю рубаху.

Но я не об этом вообще хотел сказать. Вы знаете, что Вадим начал новую картину. В наше тяжелое время, без гигантских бюджетов, на одном энтузиазме он снимал историю о нас, о нашей жизни, о наших болях и бедах. Я всегда говорил вслед за Тютчевым – «нам не дано предугадать, как слово наше отзовется». Те, кто не снимался у него, читали наверняка сценарий. Вы знаете, что главный герой в картине погибает. Вы знаете, что это был во многом автобиографический замысел. Вот так страшно он аукнулся в жизни.

Прощай, дорогой друг, мы тебя не забудем. И это не дежурные слова. Это боль моего старого сердца. Я так тебя люблю, Вадик, что ты с нами со всеми сделал?

У старичка задрожали губы, он наклонился к покойному и поцеловал его в лоб.

Клавдия и сама чувствовала, как на глаза ее набежали слезы.

Потом были другие выступающие, и все говорили о Федорове только самое хорошее, самое нежное и доброе. Клавдия понимала, что на похоронах другого и не говорят. Но здесь слова были настоящие, искренние, больные.

Потом гроб стали выносить. Клавдия смотрела по сторонам и внутренне ахала – что ни лицо – знаменитость.

Когда вышли на улицу, у Ирины снова запиликал телефон.

Она раздраженно нажала кнопку и отошла в сторонку.

Клавдия не слышала, о чем она разговаривала, но когда Ирина вернулась, поняла: что-то важное.

– Потом, – тем не менее сказала Клавдия.

Ирина кивнула. Она тоже понимала, что бывают моменты, когда даже о самых важных делах нужно забыть.

– Родственников просим в автобус. Остальным придется подождать, сейчас подъедет «Икарус», – объявил театральный режиссер. Видно, его попросили быть распорядителем на похоронах.

Клавдия все искала глазами мать Федорова, была уверена, что узнает ее.

Но в автобус село сразу несколько женщин в черном. И какая из них мать, Дежкина так и не узнала.

– Вы с киностудии? – спросила женщина, стоявшая рядом. И не дав Клавдии ответить, сама ответила: – Я вас видела у Бондарчука, кажется. У старшего, не у младшего. Правильно?

Клавдия не успела ни кивнуть, ни покачать головой.

– Тоже был великой души человек. Как вы думаете, этих негодяев найдут?

На этот раз Клавдия успела кивнуть.

– Ох, не знаю, не знаю, – усомнилась женщина. – Я бы, если б их нашли, потребовала у Европейского союза разрешить нам в порядке исключения один раз применить смертную казнь. Ненавижу этих нуворишей.

Женщина достала платок и промокнула глаза.

Кто-то позвал ее, она отвернулась, а Ирина успела шепнуть Клавдии:

– Игорь звонил. Эксперты проверили гильзы. Из трех были сделаны холостые выстрелы. Из четвертой – боевой.

«Ну вот, – сказала сама себе Клавдия, – еще чуть-чуть и все станет на свои места. И окажется, что никакого чуда не было».

– Я всегда знала, мне еще мать говорила – смерть троих берет. Вы же слышали, что Севастьянова убили тоже?

– Да, – ответила Клавдия.

– Какая глупая смерть.

«Это новое определение, – подумала Клавдия. – Ну же, милая. Еще говори».

– Теперь и Дюков в тюрьме погиб. Вы слышали?

– Да.

– О, Господи, мне сразу все это не понравилось. Я говорила Вадику – не экспериментируй так рискованно. Он не послушал. Ну, вы понимаете?

И женщина выразительно посмотрела на Клавдию.

«Нет! Я не понимаю! Скажите мне, ради Бога, чего я не понимаю!» – хотела закричать Клавдия, но вместо этого только печально склонила голову.

Она молила всех святых, чтобы словоохотливая спутница не замолчала.

Но спутницу снова позвали, и она отвернулась.

Клавдия от нетерпения и напряжения чуть не свалилась в обморок.

– Простите, – не выдержала она и тронула женщину за рукав. – Вы когда в последний раз видели Вадима?

– Как раз накануне. Он был в шоке. Вы можете себе представить! Он места себе не находил. Все говорил – я трус, я испугался. Меня надо казнить. Вот и накликал смерть.

Клавдия мысленно гипнотизировала женщину, чтобы та не остановилась, чтобы в конце концов рассказала все.

Но в этот момент подъехал автобус.

Толпа двинулась, и Клавдия поняла, что сейчас все кончится. Женщина сядет в автобус и, конечно, забудет этот разговор. А выспрашивать нельзя. У этих людей вообще нельзя ничего выспрашивать. Они или расскажут сами, или будут молчать всю жизнь.

– Вы поедете этим? – нашлась Клавдия.

Женщина оценивающе посмотрела на толпу.

– А что, будет еще?

– Да, обещали, – соврала Клавдия. «В крайнем случае, – подумала она, – мы довезем эту женщину на машине Ирины. Только бы она не молчала».

– Ну тогда и я подожду, – согласилась женщина.

– Вы рассказывали про Вадима, – мягко напомнила Клавдия.

– Да… Он себя просто истерзал. «Мне жить не хочется», – говорил. Знаете, если человеку жить не хочется – это к печальному финалу.

– Это он так из-за Дюкова? – осмелилась спросить Клавдия.

– Конечно. Надо было, говорит, сто раз проверить. Тысячу раз. Но разве там можно было проверить? Это ж не на площадке, там пиротехников не было.

«Ну, вот и все, – подумала Клавдия. – И никакого чуда».

В этот момент как раз подошел второй автобус. Вот это было чудо.