Текст книги "За сроком давности"

Автор книги: Ирина Зарубина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

– Так, наверное.

16.00–17.02

Смотреть на ноги этой молодой девушки было просто невозможно. Бербрайеру казалось, что они растут буквально от шеи – такие они были длинные. Ирина спокойно сидела и заполняла его пропуск, а он не мог оторвать взгляда от этого чуда. Одно из двух – либо это не называется ноги, либо ногами не называется то, что у его жены. Потому что настолько разные предметы нельзя называть одним именем. Те толстые, короткие, в вечных порезах от бритвы, потому что постоянно лезут черные колючие волосы, даже сильнее, чем у него на лице. А эти…

– Марк Борисович, вы не могли бы вспомнить похороны вашего отца?

– Что? – Он вздрогнул, оторвал взгляд от завораживающего зрелища и огляделся по сторонам. Ирина вопросительно смотрела на него.

– Что вы сказали? – Бербрайер опять покосился на ее ножки и нервно сглотнул. Калашникова проследила за его взглядом, покраснела и одернула юбку.

– Я говорю, не могли бы вы вспомнить похороны вашего отца, Бориса Моисеевича. Подробно вспомнить.

Дежкина сидела в углу и делала вид, что читает какие-то протоколы. На самом деле она старалась не пропустить ничего. Ни звука, ни движения. Как будто это не у Ирины, а у нее самой сегодня был первый допрос.

– Могу, конечно. – Марк Борисович поморщился. Ему не очень приятно было вспоминать похороны отца. Они тогда сильно с ним поссорились, а через неделю отец умер от сердечного приступа. И все время теперь грызла мысль, что это он виноват в его смерти.

– Кто похоронами занимался? Вы или супруга ваша?

– Я. Я сам. – Он откашлялся. – Она поминками занималась, столом, родней, а я всеми этими делами. Место на кладбище, гроб, венки, автобус, оркестр – сами знаете.

– Нет, пока. – Ирина улыбнулась. – Пока не знаю.

– Значит, повезло. – Бербрайер достал сигарету и, заметив на столе пепельницу, вопросительно посмотрел на Калашникову.

– Да, конечно, можете закурить. – Она поставила пепельницу перед ним. – Скажите, а место вам сразу выделили?

– Как же, сразу! – прикурив, Бербрайер выпустил под потолок облако дыма. – Разве они выделят чего, пока им взятку не дашь?!

– А место новое было?

– Да. Новый участок. Мы еще даже хотели место рядом застолбить.

– А почему же не застолбили?

– Не для кого. – Марк Борисович виновато улыбнулся. – Мама еще раньше умерла, в семидесятом. Она на Хованском кладбище покоится. Мы и отца хотели рядом с ней похоронить, но денег не хватило. Там столько просили, что машину можно было купить.

– Понятно. А с кем по поводу ямы договаривались? – спросила Ирина. – Рабочих тех помните?

– Нет. – Он наморщил лоб. – Не помню. Ах да, с директором. С директором и договаривался. Я ему тогда за все заплатил. И за место, и за работу, и за венки. Я, знаете ли, с работягами этими вообще как-то… Ну, вы понимаете?..

– Не совсем. – Ирина вопросительно подняла бровь.

– Ну, не нахожу я с ними общего языка. Мне легче директору переплатить маленько, чтоб он с ними нервы портил. Я пьяных, видите ли, просто не переношу.

– Понятно. Ну а похороны как проходили?

– Нормально, как у людей. Оркестр небольшой был, родственники, венков пять штук. От сослуживцев, от безутешных детей, от родных и близких. Потом еще от однополчан его и от ЖЭКа.

– А вы не один сын у него? – удивилась Ирина.

– Почему вы так решили?

– Вы сказали «от безутешных детей».

– Это я Юлю, мою жену, имел в виду. – Бербрайер непроизвольно поморщился при воспоминании о супруге. – Они с отцом моим в очень хороших отношениях были.

– Понятно. Похороны утром проходили или ближе к вечеру?

– Днем. – Марк Борисович пожал плечами. – Да, днем. Точнее не скажу. Пока утром все эти… ну, родные все и близкие собрались, потом еще автобус заблудился, час его ждали, пока приехали, пока речи говорили. Но когда уезжали с кладбища, еще светло было.

– А больше в тот день похорон не было? – вмешалась вдруг Дежкина. Просто не выдержала, боялась, что Ирина не спросит, а это тоже важно.

– По-моему, не было. – Бербрайер наморщил лоб. – Как-то не обратил внимания. Да и не до этого было, сами понимаете. Господи, столько лет прошло!

– Могилу при вас закопали? – начав спрашивать, Дежкина уже не могла остановиться.

– Тоже не скажу точно. – Марк Борисович растерянно смотрел то на одну женщину, то на другую, не зная, с кем из них разговаривать. – Помню, что все бросили по горсти земли, как положено. Да и работяги были там. Я с ними расплачивался сразу после всего. Да, по-моему, закопали. По крайней мере на следующий день все уже было в порядке. Мы туда с женой ездили утром.

– Дождя в день похорон не было? – Ирина раздраженно посмотрела на Клавдию Васильевну, давая понять, что она и сама понимает, о чем нужно спрашивать.

– Нет, дождя точно не было. – Бербрайер улыбнулся тому, что это он помнит точно. – Тучи были, а дождя не было. Я тогда новые туфли лаковые надел и потом всю дорогу боялся, что промочу. А дождь только на следующий день к вечеру пошел. Мы с кладбища вернулись, я еще на работу сходил, отпуск за свой счет оформить, а когда домой возвращался, как раз накрапывать начало.

Двадцать лет, а он все еще помнит про туфли. И не помнит, закопали отца при нем или нет. Ну, правильно, родители нам даром даются, а обувь тогда только с большими приключениями достать можно было. Ох, убогое время…

– Скажите, Марк Борисович, – Клавдия опять вмешалась в разговор, – а как вы думаете, эти… два трупа… когда они могли попасть в могилу вашего отца?

– Ума не приложу, – Бербрайер покачал головой. – Весь вечер вчера думал. И сегодня весь день. Я уже говорил каждую неделю туда приезжали. А потом всю могилу мраморными плитами обложили, только маленькую клумбочку оставили посередине.

– Мраморными плитами? – удивленно воскликнула Клавдия. – А почему их вчера не было?

– Так разбили их, – Бербрайер в сердцах махнул рукой. – Три года назад разбили. Помните, тогда целая волна прокатилась по Москве – ломали могилы евреев. И нашу тогда всю разбили в куски. Да еще гадостей написали. Звездами разрисовали и гадостей написали. Мы тогда и в милицию писали, и в суд обращались, чтобы возместили. Это ж денег каких стоит. Толку, правда, никакого. Надгробие только от краски отмыли и вкопали. И на том спасибо.

– Так, значит, могила все время была покрыта мрамором? – задумчиво пробормотала Ирина. – А скажите, как быстро вы это сделали?

– Так прямо на следующий день и начали, – ответил Бербрайер. – Мы специально за этим и ездили туда с женой, чтобы на плиты посмотреть, цвет выбрать.

– И дорого стоило? – поинтересовалась Клавдия.

– Нет, не очень. Двести рублей всего. Хотя по тем временам тоже деньги, но по сравнению с другими…

– Да, почти ничего. – Клавдия кивнула, подумав, что этот человек наверняка и о детях своих судит исключительно с финансовой точки зрения. Кто во сколько обошелся, во сколько еще обойдется и какие можно будет получить дивиденды. – Это вы по блату где-то договорились?

– Нет, там, на кладбище предложили, – пожал плечами Бербрайер. – Сразу после похорон, когда я расплачивался.

Клавдия заметила, как Ирина метнула в нее напряженный взгляд, и сразу принялась что-то записывать.

– А как звали этих работяг, не помните? – спросила она.

– Нет. Этого я точно не помню. – Бербрайер снова брезгливо поморщился. – Для меня они все, знаете ли, на одно лицо. Я с ними как можно реже стараюсь общаться, и вообще, если хотите знать, то я пьяных…

– Да-да, об этом вы уже говорили, – перебила Ирина. – Вы лучше скажите, за сколько дней они управились?

– Быстро. На следующий день к вечеру уже все было готово. И плитой покрыли, и ограду сделали приличную. Жена поехала, все посмотрела и расплатилась. А она у меня такая, что зря деньги платить не станет.

– Понятно. – Ирина радостно улыбнулась. Это уже кое-что. – Останки вам хоть отдали уже?

– Ох, нет пока. Не отдали еще. – Марк Борисович вздохнул. – На экспертизу взяли. А нам ведь улетать послезавтра. А если не успеют?

– Не волнуйтесь, Марк Борисович, успеют, – успокоила его Клавдия. – А если не успеют, то вышлем их вам за наш счет. Так что можете не переживать по этому поводу.

– Да, странный типчик, – сказала Ирина, когда он ушел.

– Привыкай. – Клавдия развела руками. – На такой работе все больше со странными типчиками общаться приходится. Если хочешь с приятными типчиками общаться – надо было выбрать другую профессию…

18.20–20.03

– Значит так, зубной протез я отдал в институт стоматологии, – доложил Порогин прямо с порога. – Ничего, правда, не обещали, но сказали, что очень необычная работа. Предположительно, года два он во рту был. Есть шанс вычислить врача. И еще: золото там высшей пробы – а это довольно странно.

– Почему странно? – удивилась Дежкина.

– Как мне объяснили, чистое золото – для протезирования никудышный металл, мягкий. Во рту стачивается очень быстро, поэтому для коронок обычно делают с примесями.

– Спасибо тебе большое, Игорек. – Калашникова обворожительно улыбнулась.

– Одним спасибо не отделаешься. – Порогин смущенно отвел взгляд.

– Ну, два спасибо.

– О-хо-хо, – притворно тяжело вздохнул Порогин.

Калашникова загадочно улыбалась.

С некоторых пор она перестала упоминать в разговорах своего жениха-нувориша, на работу с утра они больше за Клавдией не заезжали. Клавдия, к огорчению и радости, поняла, что у Ирины с бизнесменом – разрыв. К огорчению – потому что уже стала отвыкать от автобуса и метро, привыкать к мягким сиденьям «мерседеса», а к радости – потому что считала в глубине души, что новый русский следователю, пусть даже и стажеру, – не пара.

И как напророчила: с некоторых пор Ирина загадочно улыбалась Игорю, а тот тайно вздыхал, особенно смущаясь, если рядом оказывалась Дежкина.

– После работы, ребята, после работы. – Дежкина погрозила им пальцем. – Вообще, у нас какая-то нездоровая атмосфера постоянного флирта. Отчего это, интересно?

– Ну ясно, отчего. – Калашникова посмотрела на Клавдию невинным взглядом. – Весна же.

– Здрасьте! Февраль месяц!

– Не скажите – чувствуется! – горячо вступил и Игорь.

В дверь постучали.

– Да, войдите.

– Вызывали? – на пороге появился могильщик Федор и с интересом огляделся по сторонам, изучая обстановку кабинета и его обитателей. – Кузин, Федор Юрьевич, сорокового года рождения.

– Вызывали. – Ирина посмотрела на часы. – Правда, вы опоздали на час.

Кузин Федор Юрьевич удивленно взглянул на эту «барби», которая еще смела делать ему замечания, и ухмыльнулся.

– А у меня часов нету. Да и времени тоже маловато.

– Проходите, Федор Юрьевич, садитесь. – Калашникова указала ему на стул, на котором недавно сидел Бербрайер. Она как-то немного растерялась, как теряется каждый культурный человек, сталкиваясь с откровенным хамством.

– Сесть мы всегда успеем, – блеснул остроумием могильщик и сам же развеселился от собственной шутки.

– У нас очень быстро, это вы правильно заметили! – раздался строгий голос Дежкиной. – Опомниться не успеете, Кузин. Судимости были?

– Чего? – Кузин моментально сник. Глазки у него растерянно забегали.

– Судимости!

– Нет, не было… – Он вежливо улыбнулся.

– Приводы? Задержания? Административные взыскания?

– Было два. Но – смыл. – Он нервно сглотнул, подобострастно глядя на Дежкину.

– Чем смыли? – Клавдии потребовались некоторые усилия, чтобы сдержать смех.

– Ударным трудом! – с готовностью пояснил Федор Юрьевич. – Имею благодарности и поощрительные грамоты.

– A-а, ну тогда другое дело. – Дежкина понимающе кивнула. – А коронки золотые у покойничков часто подворовываем, а, Федор Юрьевич?

– Я?.. – Кузин обомлел. – Да провалиться мне на этом месте! Первый раз, нелегкая дернула, мать его… Оно как сверкнуло в яме, как блеснуло, так я прямо и схватил. А раньше – никогда. Мне раньше и могил вскрывать не приходилось ни разу.

Это было совсем другое дело. Теперь он смирный, законопослушный. Теперь он расскажет все, что знает.

– Давно работаете? – Клавдия несколько смягчила тон.

– Я-то?

– Нет, бедный Йорик.

– Кто? A-а, давно, давно. Семнадцать лет уже.

– И за семнадцать лет ни одной могилы? – Дежкина нахмурилась.

– Ну, было один раз… – Он опустил голову. – Но кто ж знал, что там могила? Мы участок новый осваивали. Ну и захватили, видно, кусок старого. А у нас ведь как – тридцать лет за могилой никто не ходит – хороним там снова. А в том месте даже и креста давно не было. Потом только по книгам сверились – был там когда-то «костяк». Это мы так меж собой мертвяков зовем, – пояснил он виновато. – Но там ни коронок никаких, ни колечка, ни одной даже цепочки завалящей. Только пуговицы медные. Видно, офицер был какой-то. С сороковых годов как раз могила.

– Ясно. – Клавдия ухмыльнулась. С таким сожалением рассказывает про отсутствие колечек и цепочек, что невольно усомнишься в его искренности. – Ну а про Бербрайера могилу что можете сказать?

– Про кого? – опять переспросил он. – А, про еврея этого? А чего сказать? Могила и могила, как все.

Порогин тихонько встал и знаками показал Клавдии, что уходит. Она кивнула, и он тихонько вышел. Ирина сидела в углу насупившись. Наверное, обиделась на Дежкину за то, что она сама допрашивает этого Кузина.

– Часто на эту могилу ходили? – спросила Клавдия.

– А я откуда знаю? – он пожал плечами. – Но ходили, точно. Баба какая-то, наверное, дочка. А этого хмыря я вообще с того погрома и не видел до вчерашнего дня.

– С какого погрома?

– Так могилы у нас еврейские поломали. Когда ж это было? – Кузин наморщил лоб. Клавдии даже показалось, что она слышит, как со скрипом поворачиваются шестеренки в его черепе. – Года четыре назад. Или три, не помню точно. В том году еще Василюк ноги откинул.

– Какой Василюк? – спросила Дежкина.

Ирина сидела в углу и записывала все, что говорил Кузин.

– Василюк?

Клавдию начало немного раздражать, что Федя все время переспрашивает. Но его мозг, видно, не успевал усвоить вопрос с такой скоростью, с какой она спрашивала.

– Генка Василюк, слесарь наш старый. Ограду починить там, крест сварить. Он такие кресты ковал – расплачешься. Теперь таких кузнецов нету.

– А от чего умер? – спросила Клавдия. – И как, кстати, его звали?

– Так я сказал – Василюк Геннадий Ильич. А помер от водки.

– Что, спился?

– Нет, напился. Напился, споткнулся на лестнице и шею свернул.

– А вы помните, кто еще из стариков на кладбище работал, когда вы устроились?

– He-а, не помню. – Кузин пожал плечами. – Это вы лучше у Шилкиной спросите, она лучше знает. А я человек маленький, я могилы копаю.

– Совсем никого не помните? – Клавдия вздохнула и покачала головой. Она начала понимать Бербрайера, который старается не общаться с такими людьми.

– He-а. Кого-то посадили за драку, и меня взяли вместо него. Потом еще баба была одна, Паша. Сторожихой работала. Но она тоже померла давно, старая была. Еще один сторож был, Колька Егоршев. Он год еще работал, а потом токарем на «Серп и молот» ушел.

– Ну вот видите, как много вспомнили. – Клава ласково улыбнулась.

И от этой улыбки Федор Юрьевич словно расцвел. Сам весь заулыбался, засиял как медный пятак. Сразу видно, что его мало хвалили в жизни. А доброе слово и такому вот кренделю приятно, не то что кошке…

– Ну что, подобьем бабки? – спросила она, когда Кузин, раскланиваясь направо и налево, ретировался из кабинета.

– Клавдия Васильевна, почему вы не дали мне его допросить? – обиженным голосом проговорила Калашникова. – Думаете, я бы не смогла?

– Не знаю. – Клава примирительно улыбнулась и пожала плечами. – Извини, Ириша. Просто ты как-то спасовала перед ним. А хамство надо сразу пресекать. В корне.

– Ладно, на первый раз прощаю. – Калашникова хмуро посмотрела на Клавдию, но не сдержала улыбку.

– Вот и спасибо. А теперь доложи-ка мне, что мы имеем на данный момент. Можешь выдвинуть парочку начальных версий, парочку направлений расследования.

– Что, уже? – Калашникова растерянно заморгала глазами.

– А когда? После получки?

Нет, Калашникова явно изменилась, не рубила теперь с плеча, не выдавала сотню фантастических версий, сначала думать старалась.

– Ладно… – Ирина закрыла глаза и откинулась на спинку кресла. – Давайте поиграем.

– Ты хотела сказать, поработаем.

– Да, поработаем… Значит так, найдены двое мужчин. Личности, род занятий установить пока не удалось. Но можно предположить, что по крайней мере один был, мягко скажем, бандитом.

– Почему? – Клавдия внимательно слушала.

– По зубному протезу. Для шика вставил из чистого золота. Нормальный человек послушал бы врача, а этот форсил. Хотя не факт, что бандюга.

– Ты продолжай.

– Убиты они были или нет – сказать пока трудно. Но судя по тому, как похоронили, скорее всего убиты. Раздеты – чтоб никаких улик не осталось. Закопали, скорее всего, в ночь со второго на третье ноября. Позже не могли – могила была обложена мрамором, – говорила Калашникова медленно, кивая головой после каждой фразы, словно выводила какую-то теорему. – Можно, конечно, предположить, что могилу снова раскопали под видом работ, но, во-первых, зачем лишний труд, а во-вторых, Бербрайеры бы заметили. Нужно выяснить, кто были те каменщики, которых нанимал Бербрайер. Скорее всего, они в этом и замешаны.

– Да, скорее всего. Такая работа, какую они сделали, стоила бы ровно в полтора раза дороже, да еще делали бы недели две. А тут явно торопились. Значит, прятали улики.

– Наверное, так, – согласилась Ирина. – Значит, нужно выяснить, кто работал в то время. Трудно найти, но возможно. Отсюда версии. Первая – эти могильщики, сами или еще с кем-то, ограбили двух мужчин, убили их, а трупы спрятали в могиле. Вторая версия – убитые сами были бандитами, и смерть их явилась результатом, как теперь говорят, разборок. Я склоняюсь ко второй версии.

– Почему? – поинтересовалась Клавдия.

– Потому что… – Ирина задумалась на секунду. – Ну, допустим, это действительно ограбление. Тогда нужно было подгадать так, чтобы в ночь убийства нашлась подходящая могила. Потом ведь до этой могилы трупы нужно еще доставить. Значит, и сторож должен быть в курсе. А сторож там не один. Значит, все сторожа должны быть свои, не подвести в ответственный момент. Слишком много сложностей. Если бы не хотели, чтобы ограбленных опознали, отрезали бы им головы, подожгли бы, и всех делов.

– А если свои, то они их просто пригласили, поставили у края ямы, убили, и с концами? – Дежкина ухмыльнулась. – Нет, такие выводы делать пока рано. Потому что и ограбленные могли быть знакомыми убийц, и сторожа можно было напоить, а то и просто припугнуть. И потом, по поводу отрубленных голов – какая первая мысль придет в голову могильщику, когда нужно спрятать труп?

– Закопать, конечно, – Ирина пожала плечами.

– Вот именно. Если бы речь шла о мяснике – тогда рубить головы, руки, вырезать родимые пятна. Истопник сжег бы в печи. Впрочем, даже обычные бандиты редко закапывают свои жертвы – слишком много возни. А могильщик, конечно, закопает. И никогда не упускай из виду этот момент – профессиональные навыки, привычки подозреваемых. Они иногда бывают важнее многих улик. – Клава посмотрела на часы и присвистнула. – Ого, мои уже ворчат, небось, что ужина нету. Кстати, откуда ты узнала, что у меня вчера…

Калашникова хитро улыбнулась.

– Это мой маленький секрет.

– Ну ладно. – Клава пожала плечами. – Не хочешь говорить – не надо. Странно, что эта Шилкина сегодня не пришла. И обязательно поговори с женой Бербрайера. А то он того не помнит, этого не помнит, как звали, как выглядели, не помнит. Женщины такие вещи лучше запоминают.

– Я и сама хотела ее допросить, – ответила Ирина.

– Не допросить, а поговорить! – поправила ее Клавдия. – И лучше будет, если ты сама к ней подъедешь. Порасспроси ее в спокойной обстановке. Наверняка на похоронах фотографировал кто-нибудь, так что есть шанс, что и могильщики и каменщики те в кадр попали. Давай, действуй. Созвонись и езжай прямо с утра. А к двенадцати часам должны прийти данные экспертизы. Я попрошу, чтобы Шилкину к этому времени тоже подвезли.

– Значит, завтра в двенадцать? – Ирина выбралась из мягкого кресла и потянулась, расправляя затекшие члены.

– Завтра в двенадцать.

СРЕДА

12.20–14.17

– …Ну вот, значит. Ведут его в отделение, а он на полном серьезе заявляет, что он сын Чубайса. – Левинсон хлопнул себя по гладкому толстому колену и покосился на часы. – И требует, чтоб его везли к отцу.

– Что, прямо в РАО ЕЭС? – Клавдия сыграла искреннее удивление.

– Да, именно в РАО ЕЭС. Причем называет точный адрес, номер телефона и все такое. А пацану, заметь, всего девять лет.

– Ну и рыжий, конечно? – предположила Дежкина.

– Конечно нет! Смуглый. Да еще с азиатскими чертами. Ну его, значит, привезли, дяде Толе звонят, а он…

– Простите, Клавдия Васильевна, я опоздала немного! – В кабинет влетела запыхавшаяся Калашникова.

– Слава Богу. – Клавдия облегченно вздохнула. – Хоть с толком съездила?

– Ага, с толком. – Ирина скинула куртку и достала из сумки пачку фотографий. – Вот снимки похорон. Значит так, она этих работяг получше запомнила. Одного звали Гена, а второго то ли Виталик, то ли Альбертик. На фотографии они оба есть, правда, совсем плохо видно. – Она быстро просмотрела фотографии и выудила одну. – Вот тут.

На снимке было много народу. Старики, женщины с цветами, сам Бербрайер, еще не седой, со скорбным выражением лица и в лаковых ботинках. Рядом с ним маленькая толстенькая женщина с курносым носом и тоненькими, как ниточки, губами.

– Это жена его рядом? – спросила Клавдия.

– Ага. Бербрайер Галина Васильевна.

– А работяги где?

Калашникова подошла, присела на краешек стола и карандашиком показала на двух людей на заднем плане, у деревьев.

– Вот. Она говорит, что они. Вот этот, кажется, Гена, а второй, соответственно, Виталик.

– Гена… – Дежкина задумалась. – А не тот это Гена слесарь, который шею свернул?

Ирина суетливо вытащила из сумки тетрадку и зашуршала страницами.

– Гена… Гена… Василюк Геннадий Ильич, слесарь. – Она удивленно посмотрела на Клавдию. – Ну и память у вас, Клавдия Васильевна.

– Не жалуюсь пока. – Клавдия внимательно всматривалась в две фигуры людей у дерева. Один из них показался ей знакомым. Нет, узнать человека по такому изображению еще сложнее, чем по детскому рисунку. Но вот фигура…

– Могилу они только начали закапывать, когда Бербрайер расплатился.

– Что? – Клава вздрогнула и посмотрела на Ирину. – Что ты говорила? Извини, я задумалась.

– Я говорила, что, когда Бербрайеры уезжали с кладбища, могилу только начали закапывать.

– А у меня, между прочим, тоже есть кое-что интересненькое, – подал голос Левинсон. – Или вам, мадемуазель Калашникова, результаты экспертизы не нужны?

– Евгений Борисыч, вы меня ждали? – Ирина наигранно смутилась. – Простите. Рассказывайте.

– Ну, в общем, так. – Лицо Левинсона стало серьезным. – Откопали много, даже очень. Первое – как я и говорил, оба мужчины и оба европейцы. Одному было сорок восемь плюс-минус год, второму двадцать пять лет. Старший был ростом метр шестьдесят, волосы рыжие, весил около шестидесяти пяти. Но не за счет пуза, он был мужик крепкий. При жизни должен был прихрамывать на правую ногу – обнаружен старый перелом голеностопа. Кость срослась неправильно. Такой маленький рыжий хромой мужик – хуже внешности для бандита не придумаешь, каждый запомнит. Убит он был ножом – на пятом и шестом ребре явные следы повреждения. Грубо кто-то сработал. Химический анализ костей показал, что убитый при жизни имел дело с золотыми приисками – найдены явные следы ртути и соляной кислоты. Эти вещества когда-то использовали для первичной очистки золотой руды.

– Может быть, сидел, – произнесла Клавдия задумчиво.

– Вполне возможно, вполне возможно. – Левинсон передал Ирине протокол. – Теперь по поводу кисти, вернее ее отсутствия. Ее нет как раз у старшего. Кисть руки была отрезана непосредственно перед захоронением. До убийства, или после – выяснить, как вы донимаете, не удалось.

– Ух ты… – Дежкина присвистнула. – Это интересно. Зачем им его рука понадобилась? Для тайных обрядов Вуду?

– Вот вы и выясняйте. – Левинсон поморщился. Он терпеть не мог, когда его перебивали. – Теперь по поводу младшего. Лет, как я уже сказал, двадцать пять – двадцать шесть. Рост метр восемьдесят семь – метр девяносто. Длинный был парнишка. Длинный и худой. Весил около семидесяти килограммов. Блондин, волосы вьющиеся. Скорее всего иностранец. А может, моряк.

– Почему так решили? – удивилась Ирина. – Что, на нем написано?

– Почти, – усмехнулся Евгений Борисович. – При анализах суставов обнаружены следы тропического ленточного червя. А эта гадость водится только в Центральной Америке.

– М-да, загадка на загадке, – задумчиво пробормотала Клавдия. – Ириша, нужно будет выяснить в архиве, не пропадал ли без вести в том году иностранный подданный, может быть, студент… И врачей, которые вернулись оттуда, нужно будет поднять. Это с ФСБ связываться нужно.

– Сделаем, Клавдия Васильевна, – кивнула Калашникова.

– Ну вот и отлично. Продолжай, Женя.

– Спасибо, я мог бы и еще подождать. – Левинсон состроил обиженную физиономию. – В общем-то и продолжать нечего. Примет больше никаких. Явное смещение второго и третьего шейных позвонков. Судя по всему, ему просто свернули шею. Как куренку.

– Как куренку… – Клавдия усмехнулась. – Хорош куренок, под два метра… Рыжий, коренастый, хромой… сидел. Рыжий, коренастый, хромой, сидел… Шея свернута…

– Что? – Калашникова внимательно смотрела на Клавдию. – Знакомые приметы?

– Не могу пока вспомнить. – Дежкина виновато улыбнулась.

Нечто похожее она уже когда-то слышала. Или показалось? Но такое ощущение, что все это знакомо. Как будто смотришь фильм и только к концу сеанса вспоминаешь, что ты его уже смотрела в далеком детстве.

16.22–17.38

– А вот и я! – в кабинет влетел радостный Порогин.

– Судя по твоей сияющей физиономии… – начала Клавдия.

– У меня хорошие новости! – закончил Игорь, скинув куртку. – У меня очень даже хорошие новости.

– Ну давай, выкладывай свои хорошие новости.

– Нашли стоматолога! – торжественно произнес он, плюхнувшись в кресло. – Жив-здоров дедуля, живет в Марьиной Роще, до сих пор, между прочим, занимается частной практикой.

– Почему «до сих пор» и «между прочим»? – поинтересовалась Ирина.

– Потому что ему уже восемьдесят восемь лет. – Игорь достал записную книжку. – Вот, Аристов Юрий Ильич. Мне про него такого понарассказали! Он, оказывается, сидел в концлагере, так там люди, сами понимаете, от цинги зубы теряли. Вот он из железа им и мастерил мосты, голыми, можно сказать, руками…

– Звонил ему уже? – перебила Ирина.

– Нет, я не звонил. Но из института уже позвонили, предупредили, что прокуратура интересуется.

– Вот молодцы, – хохотнул Левинсон. – А если деда кондрашка хватит?

– Игорек, как там у тебя с ФСБ? – поинтересовалась Клавдия. – Ничего не было по поводу пропавших иностранцев?

– Ох, совсем забыл! – Порогин вскочил с кресла и вынул из сумки заключение. – Нет, нам ничего не подходит. Трое негров пропало, сорок четыре вьетнамца, пятнадцать корейцев. Из Центральной Америки две женщины и один мужчина восьмидесяти лет, дед приехал к внуку-студенту. Это все в период с семьдесят шестого по восьмидесятый.

– Да, нам точно ничего не подходит. А как с русскими командированными?

– Нет такой статистики, – ответил Игорь. – Кто не вернулся, они знают, кто там помер, болел, проштрафился – тоже знают. А что с ними тут, дома случилось, товарищей из госбезопасности уже не интересовало. Сдал, принял, а потом хоть трава не расти.

– Плохо. Ну ладно, сами разберемся. – Клава повернулась к Ирине. – Звони пока этому умельцу, поедем к нему с протезом разбираться.

– Прямо сейчас?

– А чего тянуть.

Пока Ирина договаривалась с Аристовым, Дежкина решила сбегать в магазин напротив, купить всяких мелочей по хозяйству – средство для мытья посуды, порошок для раковины и прочую ерунду, которая закончилась в доме и вызывала своим отсутствием массу неудобств. И надо же такому случиться – на обратном пути столкнулась с вездесущей Патищевой.

– Ну? – Патищева перегородила собой проход. – И когда мы профсоюзные взносы платить собираемся? – поинтересовалась она, с интересом покосившись на хозяйственную сумку Клавы, из которой предательски торчали цветные упаковки. – Или ты хочешь сказать, что у тебя опять денег нету?

– Деньги есть, – Клавдия вздохнула и, поняв всю бесполезность отпирательства, полезла в карман за кошельком, завидуя черной завистью Калашниковой, которую Патищева боялась пуще огня. Ирина пообещала всерьез разобраться с финансовыми делами профсоюза, Патищева теперь от Калашниковой пряталась.

– Клавдия Васильевна! Клавдия Васильевна! – из-за угла вдруг выскочила Калашникова.

– Деньги есть, времени нету. – Дежкина вежливо улыбнулась и, ловко увернувшись от настырной Патищевой, устремилась в свой кабинет.

Патищевой, впрочем, уже и след простыл.

– Чего ты кричишь? Что случилось? Зарплату повысили? – прошипела она, схватив Калашникову под руку, и потащила ее по коридору.

– Клавдия Васильевна, Шилкина… – тихо сказала Ирина.

– Что? – Клавдия даже остановилась.

– Полчаса назад. С работы вышла, к нам собиралась, на лестнице с моста поскользнулась, упала вниз и шею сломала. – Ирина испуганными глазами смотрела на Клавдию.

– Свидетели есть?

– Слышали крик несколько человек. Больше ничего.

Клавдия посмотрела на часы и сказала:

– Поехали.

19.05–20.14

Она лежала на ступенях, подвернув под себя левую ногу и как-то неестественно вывернув голову. На лице застыло выражение растерянности. Даже не испуга, а растерянности. Юбка сильно задралась, выставив напоказ старые, несколько раз чиненные теплые шерстяные рейтузы.

– Собаку вызвали?

– Нет.

– Почему? – Клавдия строго посмотрела на толстого мужика в милицейской форме, которая сидела на нем, словно была с младшего брата.

– А зачем собака? – Мужик жевал спичку, перекатывая ее своими толстыми губами из одного уголка рта в другой. – Навернулась тетка с лестницы, и всех делов. Собака зачем?

– Чтоб вы спросили, – огрызнулась Дежкина, глянув на часы и поняв, что собаку вызывать уже бесполезно.

– А свидетели где? – Клавдия огляделась по сторонам, но никого не увидела, кроме копошащегося у машины фотографа и санитаров, мирно курящих в кабине своей труповозки.

– Какие, на фиг, свидетели? – Милиционер был явно недоволен тем, что на его территорию вторглась какая-то мегера из прокуратуры и теперь им командует, а он, мужик, должен ей еще и подчиняться. – Не было свидетелей никаких.

– Как это не было? – Клавдия недоверчиво покосилась на него. – Кто-то же ее нашел тут, и потом, мне сообщили, что кто-то слышал, как она кричала.

– Да, слышали. – Сжевав одну спичку, милиционер выплюнул ее себе под ноги и тут же сунул в рот другую. – Ну, я их допросил, записал данные и отпустил. Чего людей держать по таким пустякам. Это ж несчастный случай – козлу понятно.