Текст книги "Королевская кровь. Книга третья (СИ)"

Автор книги: Ирина Котова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Здравствуй и ты, друг Четери, дракон-воин, старейший из оставшихся. По твоему опыту и силе быть бы тебе Владыкой и нести на себе ответственность за восстановление драконьего рода. Но так случилось, что кровь сильнее у меня. Жду не дождусь, что ты, лично облетевший остальные девять городов пустыни, расскажешь нам, много ли осталось нашего рода в Песках. Ты неравнодушен к металлу и оружию, вот и сейчас взял откуда-то тонкое лезвие с костяной ручкой и водишь острием по зеленым и красным хрустальным цветам на поверхности стола, словно решая одному тебе понятную головоломку.

И вы, нежданные близнецы Марит и Дарит, здравствуйте. Вы, остолопы, заслужили мою благодарность за то, что выжили. Вы, конечно, второй крови, поэтому не красные, а желтовато-рыжие. Много драконов гораздо сильнее вас погибло, а вы, два неугомонных подростка, чудом остались живы. Вы рассказываете, что спаслись только потому, что успели долететь друг до друга и сплестись, как в материнском яйце. Так и лежали в толще горы, грея друг друга и помогая не сойти с ума от одиночества.

Позволь полюбоваться тобой, невероятно красивая, гибкая в человеческом теле, тонкая Огни. Волосы у тебя ярко-красные, ведь ты моя двоюродная сестра. Ты потеряла мужа, Владыку соседнего города, и поэтому вернулась в семью. Ранее яркая, уверенная в себе, сейчас ты сидишь с потухшим взглядом и мысленно, скорее всего, возвращаешься к тому дню, когда мы всем драконьим народом полетели встречать артефакт и наткнулись на предательство.

Смейся, смейся, несмотря ни на что, желто-рыжая Медита, моя четвероюродная племянница. Вас было три сестры, выжила только ты одна. Ты смеешься, не обращая внимания на мрачность остальных, кокетливо трясешь своими золотыми волосами, общаясь с сидящим рядом драконом с огненной, яркой душой, – Мири, который ни чуточки не изменился.

Он тоже, как Огни, двоюродный, только с другой стороны, а еще он совсем не воин, а вовсе даже поэт и бард, и сейчас он подшучивает над страстью Четери к оружию, просит Энтери прекратить, богов ради, насиловать ягоду и отбивать ему аппетит облизыванием пальцев.

Четери красноречиво проводит лезвием у своего горла, Мири в ужасе изображает, как прячется за Медиту, не забывая при этом ее полапать. Он всегда такой, как искорка в мрачном царстве.

Вдруг он хватает висящую за спиной бантру – маленькую гитару – и начинает что-то наигрывать и подпевать себе, дразня Чета:

 
– Не поймет чурбан поэта,
В чурбане поэта нету.
Ты дракон, а не оса,
Не жужжи,
Тоска!
 

Сидящий рядом с ним Ветери, дипломат и хитрец, разделяющий страсть старейшего к оружию и не разделяющий балагурства соседа, комично закатывает глаза и с ругательствами отбирает бантру у непонятого поэта. Медита хихикает. И в этот момент всех пронизывает ощущение, что у нас никого на свете больше нет. Мы молчим, и даже Мири опускает голову, прощаясь с братьями и сестрами из стаи.

За столом сидит еще один дракон, и он так же молчалив, как Огни. В горе у Тедери погибла жена и весь выводок детей. Он мрачен и не реагирует ни на дурачество драконобарда, ни на испытующий взгляд Владыки. Внутри него только пустота и чернота, и с этим придется что-то делать, иначе одним мертвым драконом у нас будет больше.

Владыка снова переводит взгляд на Четери, который как раз перехватывает за талию обслуживающую их темноокую служанку и что-то шепчет ей. Девушка мягко освобождается, опускает голову, идет дальше.

Четери перехватывает взгляд Владыки.

– Ты же знаешь, Нории, никогда против воли.

– Ты не меняешься, Гроза, – усмехается Нории. Дракон, которого прозвали когда-то Грозой не только за виртуозное владение холодным оружием, но и за то, что он был грозой девичьих сердец, разводит руками:

– А как иначе? Пока в мире остается хоть одна женщина, мне есть ради чего жить. Правда, моя красавица? – он подмигивает темноглазой девушке, которая как раз обслуживает Тедери, сидящего напротив. Девушка вновь опускает глаза, проигнорировав его.

– Чет, оставь решение сердечных дел на потом.

– Да разве ж это сердечные? – искренне возмущается крылатый бабник, провожая выскользнувшую из Зала служанку потемневшими взглядом. – Ну хорошо, давайте к делу.

Сидящие за столом поднимают на него глаза – кто-то внимательные, кто-то азартно заблестевшие, кто-то мрачные.

– Как всем известно, я посетил остальные города. Почти везде остались драконы. Хуже всего дело в Атании – там одна красноволосая драконица, Гити, и четыре дракона. Лучше всего в Ставии – вернулось сорок восемь, из них тридцать дракониц. Тафия пуста. Из Владык остался только ты, Нории, как мы все и ощутили.

– Сколько нас всего? – Энтери, как и остальные сидящие за столом, потрясен. Все надеялись на лучшее.

– Ровно триста двадцать четыре. Из них меньше трети красноволосых. И сто двадцать женщин.

– Из почти четырехтысячной стаи, – горько произносит брат Владыки, сжимая и разжимая кулаки. Медита всхлипывает, а близнецы таращатся на Чета так, будто надеются, что он скажет, что пошутил.

– Проклятые колдуны, – с ненавистью, словно плюясь, выдыхает Огни. – Спалить эту проклятую страну, и дело с концом!

Молчащий Тедери, остро и с пониманием глянув на нее, снова уходит в себя.

– Те, кто сделал это с нами, давно уже мертвы, – напоминает Четери, сочувственно глядя на драконицу. – Нам некому мстить.

– Да и мы уже мертвы, разве непонятно? – драконица со злостью передергивает плечами. – С таким размером стаи мы просто вымрем. Даже если каждая из оставшихся женщин займется круглогодичным высиживанием яиц, все равно мы получим первого половозрелого дракона через 35 лет. И наш максимум – три яйца за кладку, вы все это прекрасно знаете. Вот и думайте, сможем ли мы хотя бы поддерживать численность, не говоря уже о том, чтобы снова заполнить города и заставить их жить. Нет выхода!

– Вообще-то, – осторожно начинает Чет, – выход есть. Нории?

– Королевская кровь? – Владыка знает ответ на этот вопрос.

– Что такое «королевская кровь»? – спрашивают близнецы и смущаются, когда все поворачиваются к ним. Четери глядит на Нории, словно спрашивая, можно ли делиться информацией с остолопами. Красноволосый гигант кивком разрешает.

– Это не «что такое», а «кто такое», точнее «кто такая», – Чет, как заправский актер, выдерживает паузу, пока на него с нетерпением смотрит молодняк. – Жена для нашего Владыки.

– Ну-у-у-у, – Медита морщит носик, – если для дела надо, то я, конечно, могу. В жены. Только что это нам даст?

Драконы хохочут, и даже Огни улыбается.

– Милая, любой дракон посчитал бы за счастье жениться на тебе, – примирительно говорит Нории, увидев, что молодая драконица даже чуть обиделась. – Но все дело в том, что нам нужна носительница особой, древней крови не нашего рода.

Медита, ничуть не расстроившись, тихонько и с облегчением выдыхает. Потом просит Нории рассказать подробнее, потому что пока ничего не понимает.

– Ты же знаешь, какова наша природа? – спрашивает Нории. Медита качает головой, и он вздыхает. – И чему вас только учили?.. Природа наша такова, – начинает объяснять он, – что мы фактически являемся живыми магическими артефактами, потомками любви земных воплощений Синей Богини Воды и Белого Целителя Воздуха. По своему строению мы мало отличаемся от людей, во всяком случае, в человеческом обличии. Мы способны иметь детей от человеческих мужчин и женщин, нам даже можно переливать их кровь. А вот наша аура совершенно иная по структуре, нежели человеческая, и позволяет оборачиваться в дракона. Ты помнишь, каким свойством обладает любой дракон независимо от окраса?

Медита поднимает глаза к небу, силясь вспомнить, зато один из близнецов радостно выкрикивает:

– Плодородие и богатство!

Нории одобрительно кивает.

– Совершенно верно, Дарит. Дракон – это живой артефакт, который приносит земле, на которой селится, изобилие и плодородие. И если вы, рыжие, больше притягиваете золото и драгоценности, и вашего живого влияния едва хватит, чтобы озеленить и дать воду в одну деревеньку, рядом с которой вы находитесь, то красноволосые уже работают, условно говоря, по гораздо большим площадям. Но они и рождаются реже. При этом золото им не дается.

– А Владыки? – спрашивает Медита.

– А Владыки мало того, что рождаются крайне редко, еще и обладают весьма специфическим могуществом. Им подчиняются стихии Воздуха и Воды, и они могут, в зависимости от возраста, озеленить и сделать плодородными и безопасными сотни километров пустыни. Или льдов, если кому-то придет в голову поселиться на крайнем севере. И они же способствуют изобилию во всем. У всех без исключения живых существ, живущих на территории дракона, увеличивается плодовитость. А степень увеличения зависит опять-таки от возраста. Чем моложе Владыка, тем она слабее.

– А вы какой..? – она краснеет. – Вы сильный?

– А я молод и очень слаб, милая, – смеется Драконий Владыка. – Но у нас есть выход. Дело в том, что в мире, кроме нас, есть еще живые магические артефакты, тоже наследники божественных первопредков. Например, бермонтские оборотни ведают лесом и видят магические источники и разломы. Инляндские монархи всегда были прекрасными виталистами и имели защиту от ментальной магии, смиряли ураганы. Все эти магические особенности королевских родов даны нашими божественными предками, как указывается в книгах, для поддержания баланса в мире.

– Для поддержания баланса был дан Рубин, – ворчит Ветери тихо, что-то наигрывая на бантре.

– Сейчас речь не о Рубине, – мягко замечает Нории.

– Тен Нори, ну при чем же здесь жена? – не выдерживает нетерпеливая Медита.

– Не просто жена, милая, а жена из определенного рода. И не просто из рода, а старшая незамужняя женщина этого рода, которая может иметь детей.

– Так зачем же вам жениться, Нории, ну расскажите, пожалуйста!

– Немножко терпения, Медита. Дело в том, что члены семьи рода Рудлог в той или иной степени тоже являются магическими артефактами. И если мужчины – это защитный артефакт, то женщины, помимо специфических свойств рода, являются универсальными усилителями магии.

– То есть, – хмыкает Мири, – наш Нории – артефакт и леди Рудлог – артефакт. И что происходит, когда два артефакта… э-э-э-э… контачат?

– Взрыв? – осторожно предполагает Медита.

– Точно, взрыв. Взрыв рождаемости, если точнее! – гогочет крылатый гитарист.

– Подожди, не путай, Мири, – останавливает его Владыка. – Видишь ли, малышка, брак со старшей женщиной Рудлог и ее инициация приведет к многократному усилению моих способностей. Я смогу оживить все города и все Пески. У людей чаще будут рождаться двойни, а драконьи кладки будут не из двух-трех яиц, а из шестивосьми, и это уже дает надежду на будущее.

– Инициация? – переспрашивает непонятливая Ме-дити. Подростки рядом с ней краснеют, а Четери весело говорит:

– Я тебе потом объясню все, малышка. Когда вырастешь. Итак, – обращается он к Нории, – нам нужна королевская кровь?

– Нам нужна королевская кровь, – подтверждает Владыка, отпив чудесного прохладного вина из тяжелой серебряной чаши.

Глава 6

Конец августа, Магический государственный университет Иоаннесбурга, столицы Рудлога

– Ситников, Поляна-а-а-а-а, быстро в кабине-е-е-е-ет ректора-а-а-а-а! Ситников, Поляна-а-а-а-а, вас жде-е-е-е-е-ет у себя ректо-о-о-о-о-о-ор!

Расположенные в стенах коридоров и на специальных стелах на территории столичного Магического университета камены – каменные лица, вписанные в орнаментальные заклинательные круги, – вдохновенно пропева-ли вызов нерадивым студентам. Получался многоголосый хор. Новенькие часто заслушивались им, но скоро это надоедало, потом начинало вызывать раздражение. А к концу обучения все так привыкали, что не реагировали, даже если камен начинал орать над ухом. Надо ли говорить, что талантливая и креативная магическая молодежь не могла пройти мимо столь заманчивых полотен, и из года в год с поступлением младой поросли будущих магов каменам пририсовывались усы, рога, ослиные уши и волосы, красились веки и губы, делались препохабные подписи – чтобы потом угрюмо оттирать свое творчество. Камены с удовольствием закладывали вандалов, а при оттирании либо оглушающе пели дурными голосами, либо старались кусануть за руку, либо отпускали похабные же комментарии, глумясь над отрабатывающим наказание хулиганом.

А вообще они были замечательные, только скучали без общения. Сторож Василий Иванович вечером обходил их с бутылкой самогона, беседовал по душам. Увы, алкоголь действовал только на сторожа, поэтому Маг-Университет частенько оставался без присмотра. Впрочем, на него было наложено столько защитных щитов и сигналок, что все только дивились: зачем академии сторож, да еще и алкоголик? Нет, он хороший дедок, но смысл? И только ректор Свидерский знал, что на самом деле сторож Василий вовсе не сторож, а прирожденный собеседник для каменов. Где он еще найдет добровольца, готового развлекать каменных глашатаев и рассказывать им все дневные новости?

На двух мчащихся по лестнице вверх шестикурсников встречные студиозы и преподаватели, зачем-то зашедшие в университет в конце лета, смотрели по-разному: первые – с сочувствием, вторые – с ехидством. Парочка спешащих студентов зарекомендовала себя в качестве разгильдяев и прогульщиков, сдающих сессии только благодаря недюжинному таланту. Однако сейчас они все еще не были переведены на седьмой, последний курс – с начала лета у них висели «хвосты» и «хвостики», и первая осенняя неделя учебы для других, более удачливых студентов, могла стать для них последней в университете. Так и сказал декан – последний шанс все пересдать за один раз, так что грызите, недоумки, как я от вас устал, чтоб вас по три дня похмелье мучило, гранит науки и магии, иначе полетите со справкой из универа и будете всю жизнь подрабатывать в лавках, заговоренную водичку лохам толкать.

Поэтому и бежали «хвостатые» студенты так быстро, как могли, ибо магическую науку, несмотря на общее раздолбайство, любили и вне ее себя представить не могли. А тон обычно добродушного декана абсолютно четко показывал, что никаких поблажек и оценок за красивые глазки больше не будет и что все серьезнее некуда.

У кабинета ректора, который зачем-то – явно затем, чтобы студент, забираясь наверх, проникся тщетностью бытия, – находился на самом верхнем этаже университета, да еще и в башне, студенты остановились отдышаться. Возле тяжелой деревянной двери, на которой красивой серебряной вязью было выгравировано «Ректор Александр Данилович Свидерский», за таким же тяжелым столом сидела Наталья Максимовна – секретарь ректора, или «демон в юбке». Наталья Максимовна Неуживчивая работала очень давно и прозвищем скорее гордилась, ведь основной ее заботой было оберегать ректора от бесполезных посетителей. Полезность посетителей определялась самим же секретарем, отчего значительный процент просящих искал другие пути подхода к господину ректору. Александр Данилович не переживал, кому надо – тот до меня дойдет, говорил он. Наталья Максимовна железной рукой курировала хозяйственную деятельность университета, благодаря чему студенты всегда были накормлены, одеты и обуты, а также имели место для учебы и сна в чудесной бесконечно гуляющей общаге.

И это место Матвей Ситников и Дмитро Поляна рисковали потерять вместе с ежевечерними пьянками, набором первокурсниц на любой вкус и множеством таких же безалаберных приятелей. Короче говоря, положение было безрадостное. И Наталья Максимовна их бы не остановила. Но она и не собиралась, только поджала аккуратно накрашенные губы, повела седыми буклями и сухо произнесла:

– Проходите. Александр Данилыч вас ждет. Поляна, стойте! Немедленно заправьте рубашку в брюки, в университете запрещено все, что ниже пояса болтается. Вы же мужчина, а не чучело.

Увы, ржания не получилось, момент был не тот. Это потом они запишут очередной прикол от «демона в юбке» в специальную тетрадь, которая существовала уже в нескольких десятках томов и передавалась от выпускающихся студентов тем, кто только перешел на седьмой курс, являя собой наиболее полное собрание высказываний от Неуживчивой.

Тяжелая дверь отворилась сама собой, и тут вдруг над их головами зловеще и гулко ухнула сова, отчего студенты подпрыгнули и чуть не заорали. Немного успокоившись, они осторожно вошли внутрь. А вот если бы обернулись, то увидели бы на ухоженном лице Натальи Максимовны невиданную и непрофессионально довольную ухмылку. Потому что прикол с совой всегда срабатывал на «отлично», привнося в будни «демона в юбке» приятное разнообразие.

Сильно постаревший ректор Свидерский сидел за огромным столом и плел крючком что-то из странных липких и мохнатых нитей, по цвету больше всего похожих на толченую крапиву. Увидев двоечников, он прижал палец к губам, аккуратно досчитал «семь, шесть, пять, четыре, три, два, один» и, закрепив петлю, отложил вязание на стол.

Студенты были в шоке. Одно дело – слышать сплетни о том, как за лето постарел их кумир, боевой маг, один из сильнейших на континенте. И совсем другое – видеть это своими глазами.

– По квадратным глазам сразу вижу прогульщиков, – с ехидцей сказал Александр Данилыч, подманивая оторопевших студентов к столу. – И первый вопрос, тунеядцы: что я вяжу и зачем?

Поляна мысленно застонал, проклиная вчерашние посиделки с гитарами и сивухой, отчего мозги были неповоротливы и напоминали вязкую сладкую вату. А друг его, удачно (как оказалось, удачно!) промаявшийся вчера животом, ответил:

– Похоже на цепь из крапивного семени. Простая цепь не удержит нежить, а такая – да.

– Почти правильно, мой юный друг, – забавляясь, ответил ректор. – Считай, на один ноготок ты уже на последнем курсе. А вторая часть вопроса? Так зачем я это делаю? Разве у нас мало мастериц, которые изготавливают растительные артефакты в промышленных масштабах?

– От нечего делать? – брякнул Поляна раньше, чем успел подумать.

– Мда, – Александр Данилыч покачал головой, – правду мне говорили, борзости в вас многовато. Увы, считайте, что сделали шаг назад. К вольной жизни вне университета. В, так сказать, золотую и прекрасную осень, которая вся впереди.

И он повел рукой в сторону окна. Там колыхались вершины гигантских типанов, и золота в них еще было мало, но парни приуныли. В вольную осень не хотелось. Это с пар сбегать прикольно, а уходить, когда дают образного пинка под зад, вовсе не весело.

– Ну-ну, не вешайте носы, господа студенты, у нас еще куча времени, – словно издеваясь, «ободрил» их ректор. Хотя почему «словно»?

– Еще варианты есть? Вопрос третьего курса, практикум «заклинания». Кто-то из нас вяжет, кто-то на гитаре или пианино играет, кто-то перебирает зерна, кто-то пазлы или мозаику складывает, кто-то йеллоувиньские головоломки протягивает…

В голове Ситникова смутно забрезжил ответ. И правда ведь, что-то говорили по этому поводу, пару раз под пивко, и даже в общаге есть несколько блаженных, которые со спицами сидят или с крючком, как ректор. Правда, они всегда стебались над такими, а вот зачем заучки это делали, как-то из памяти улизнуло.

– Развивать пальцы? – раздался сбоку несколько удивленный своей догадкой, но мутноватый голос Поляны.

– Тепло, тепло, мой юный недоучка. Зачем нам развивать пальцы?

И Александр Данилыч поднял ладони и выразительно пошевелил длинными, украшенными перстнями пальцами.

От этого движения контакты в голове Ситникова наконец-то сомкнулись, и он выпалил:

– Для кастования заклинаний необходима крайне точная координация движений каждого пальца, потому что чем точнее рисунок каста, тем сильнее заклинание! А упражнения развивают координацию и силу пальцев!

Им с Поляной никогда не нужно было заниматься этой чепухой – пальцы и так были гибкими, да и талант не пропьешь. Поэтому и подзабыли элементарную вещь.

– Молодцы! – ректор изобразил бурные аплодисменты. – А притворялись глупенькими. И в чем отличие кастования от волшбы?

Студенты со смущением потупились, и раздухарившийся огромный Ситников гулко ответил, будто солдат перед генералом:

– Волшба использует готовые заклинания! Заговоры, обереги, стандартные заклинания из книжек – это волшба! А при кастовании используются чистые потоки силы, которые моделируются по известным или выводимым формулам в зависимости от необходимых параметров и искомого результата! Для волшбы не нужна работа рук, а для кастования это необходимость. Все, господин ректор!

– Молодец, – повторил Александр Данилыч, – от страха что только не вспомнишь. А теперь, когда мы убедились, что мозги в ваших головах работают хотя бы на простые логические построения, самое время приступить к сдаче собственно зачета.

Ситников и Поляна, вообразившие вдруг, что их мучения уже закончены, глухо застонали.

Александр смотрел на них и улыбался про себя. Давно ли он был таким же разгильдяем, воображавшим, что мир прекрасен и только и ждет, чтоб принять его в объятья? Да уж, а ведь давно. Мальчишки-то талантливы, одни из самых талантливых юных магов, прошедших через университет за много лет его ректорства, но с опасным ветром в голове. Хотя… их компания повзрослела уже после выпуска, когда оказалось, что мир полон чужого горя и просьб о помощи.

А вслух он сказал:

– Придется вам меня удивить, господа студенты. Даю десять минут: разминаем пальцы, собираемся с духом, – тут он подмигнул, щелкнул пальцами, и в голове Дмитро Поляны образовалась чудесная, трезвая, прекрасная ясность, – и кастуем мне Зеркало Вызова.

Поляна и Ситников оживились: Зеркало Вызова они использовали чуть ли не каждый вечер, когда пиво заканчивалось, а гонцом в ближайший магазин идти никто не хотел. Тогда они просто (ну, или сложно, в зависимости от количества, употребленного ранее) пробивали Зеркало до продавца магазина, и тот передавал им вожделенное пойло. Но зачем тогда столько времени? За десять минут они тут десять Зеркал нарисуют.

– Адресаты, – ехидно сказал Свидерский, явно читая их мысли, – ректор Блакорийской высшей магической академии Мартин фон Съедентент, придворный маг Инляндии Виктория Лыськова и Малыш… тьфу, Максимилиан Тротт, живущий в Гостловском лесу в Инляндии. Все параметры в формулярах. Адресаты на местах и ждут. Приступайте.

Под колени ошарашенным студентам ткнулись удобные стулья, а на колени спланировали папки-формуляры с биометрическими и географическими параметрами адресатов. Они тут же договорились между собой, что сначала прокладывают Зеркало до ближайшего мага (им оказалась леди Виктория), а уж потом подцепят к созданному пространственному Зеркалу дополнительные слои.

Протрезвевший Дмитро Поляна монотонно, словно закручивая волчок, затвердил формулу, вставляя в нужные места поправки и необходимые данные. При этом он перебирал пальцами, будто играя на воображаемой флейте, поставленной вертикально и размером с палку от швабры. Александр внимательно наблюдал за ним и даже увидел парочку весьма нестандартных решений. Ситников стоял на подстраховке, купируя лишние нити силы и придавая оставшимся нужную форму и плотность.

Вот между ними сложился узкий овал, будто сотканный из прозрачного стеклянного, но не бликующего кружева. Вот центр кружева начал мутнеть, но тут Поляна сбился с ритма, и нити лопнули, чувствительно дав по ушам. Ситников, не успевший подхватить слетевшую нить, из-за отдачи отлетел к стенке вместе со стулом, врезавшись в книжную полку.

Студенты расстроились. Вообще забавно было наблюдать за ними во время работы. Идеальная боевая пара. Глаза блестят от вдохновения, полное понимание друг друга, предугадывание, что сделает партнер в следующий момент. Интересно будет посмотреть на них лет так через двадцать, если доживут, конечно.

– Чего сидим, добры молодцы? – гаркнул, забавляясь, ректор. – Зачет волшебным образом у вас в книжках не проявится. Попытка номер два. Ситников, упускаешь правый край, активнее задействуй мизинец. Поляна, просто медленнее, ритм держишь хорошо.

Второй раз сплелось кружево, начал мутнеть и сереть центр, а овал стал растягиваться по бокам, пока не превратился в огромное зеркало. Раздался длинный высокий звук, переходящий в невыносимую для уха частоту, и резко оборвался – связь установилась. Из зеркала на Александра Данилыча обеспокоенно смотрела черноволосая и смуглая молодая женщина с темными глазами. А студенты уже вплетали стабилизаторы, чтобы зеркало могло держаться без их участия, затем, убедившись, что связь стабильна, начали накладывание слоев.

– Санечка, – с придыханием обратилась к ректору высокая волшебница, но увидев, как он скривился и показал глазами куда-то вбок, моментально поменяла тон. – Александр Данилович, добрый день. Кто там у вас?

– Семикурсники, я думаю, – ответил он, с теплотой глядя на черноволосую красавицу. И тут же рявкнул на отвлекшихся разгильдяев: – Узор держать! До конца задание выполнять! Обрадовались, умники!

Умники сосредоточились. В растянувшемся зеркале один за другим появились барон фон Съедентент и лорд Тротт. Они, не обращая внимания на студентов, быстро закрепляющих стабилизаторы, заговорили одновременно.

– Милая, я скоро вернусь, – низкий и немного раздраженный голос барона с четким выговором гласных звуков.

– Иду, минутку! – это Тротт, наверняка спешно что-то доделывает или дозаписывает результаты опытов.

– Александр Данилыч, мы теперь удержим, – это Виктория. Она обеспокоенно глядела на ректора, и студентам хотелось погреть уши и остаться, но не тут-то было.

– Все, раздолбай, идите, зачетки потом у Натальи заберете. И чтоб на моем практикуме я вас видел постоянно, понятно? Один прогул – и полетите. В эту самую золотую осень. Все ясно?

– Понятно! – еще не веря, что так легко отделалась, «талантливая молодежь» выбежала из кабинета быстрее, чем иные телепортом уходят. Раздалось дружное хмыканье – господа профессора, кавалеры кучи разных орденов явно вспоминали себя и веселились.

– А давайте ко мне? – пригласил друзей Александр Данилыч, делая широкий жест. – Не люблю общаться через зеркало, потом глаза режет, как песком насыпано.

– Лучше уж к Виктории, – черноволосый красавчик Мартин, избавившийся от дамы в спальне, оглядел придворного мага Инляндии и подмигнул ей. – Хочу посмотреть, какие хоромы наша акулочка себе по контракту отжала.

Виктория, ставшая придворным магом всего полгода назад, нахмурилась и бросила:

– Обойдешься. Тебе и в лучшие-то времена в мою спальню вход был заказан. Сколько лет, а наш бароша не меняется – рядом всегда хотя бы одна баба.

– Но-но! – развеселился блакориец. – Чтоб ты знала, это не просто баба. Это целая герцогиня…

– Не знаю и знать не хочу, – брезгливо ответила Виктория и демонстративно закрыла уши.

Тем временем Рыжик, или Малыш Макс, он же сильнейший природник в мире Максимилиан Тротт, уже перешел из своей лаборатории в кабинет Александра, попутно вытирая руки белоснежным полотенцем. Они обнялись, и Макс пораженно уставился на друга.

– Саш, что с тобой? Это эксперимент какой-то?

– Почти, – Александр пригласил его сесть рядом. Аккуратный, высокий, с чисто выбритым породистым лицом рыжий инляндец был автором более полутора сотен уникальных зелий. Свидерский усмехнулся, вспоминая, как в юные годы их студенчества гениальный друг неоднократно пробовал свои зелья на одногруппниках, и частенько последствия ставили в тупик и преподавателей, и приглашенных спасать горе-экспериментаторов специалистов. – Я сейчас все расскажу, подожди.

– А чего рассказывать? – громогласно объявил подошедший Мартин. – Алекс решил, что ему скучно быть живым ректором, непременно нужно стать мертвым героем.

– Не тараторь, – поморщился Макс, и Мартин странным образом послушался.

– Я могу докачать тебе источники, – предложила Виктория хозяину кабинета. – Хватит еще на пару месяцев. – Она протиснулась к столу, наклонилась, чтобы собрать бумаги, и Мартин, конечно, не преминул при этом оглядеть тылы придворного мага и восхищенно присвистнуть.

– Вот почему, – задумчиво протянул Макс, – когда мы по отдельности, то мы уважаемые ректоры, профессора и маги? А когда вместе – те же придурки, что и в универе?

– Это потому, что с вами я могу быть самим собой, – тряхнул черными волосами Мартин, к кривлянию которого это замечание в основном и относилось. – Вики, не обижайся, ты красавица, как всегда. Просто у меня душевная незаживающая рана от твоего отказа на шестом курсе. Ты, можно сказать, мне жизнь сломала, жестокосердная. Малыш, а ты еще не женат? – внезапно сменил он тему.

И трое магов, профессоров и ректоров захихикали над старой общей шуткой. Макс единственный из них никогда не состоял в браке, так как был женоненавистником и считал женщин, за исключением Виктории, с которой они были знакомы почти всю жизнь, досадным недоразумением.

– Женюсь, когда ты по бабам перестанешь бегать, – огрызнулся Макс.

– Вас бы слепить, а потом поделить, и получились бы два идеальных семьянина, – Алекс с улыбкой наблюдал за переругивающимися друзьями.

– Упаси боги, – хором заявили они.

Холодный и рассудительный Макс и темпераментный, постоянно втягивающий их пятерку в разные неприятности Мартин были абсолютными противоположностями. Что не мешало им вставать друг за друга горой и прикрывать спины, когда это было нужно. Но с тех пор, как это было нужно, прошло много-много лет. Теперь они почтенные мужи, пусть даже внешность всех, за исключением Александра, тянет максимум на тридцать-тридцать пять лет. И пусть от скуки и монотонности иногда сводит скулы, Свидерский, вопреки смешкам Мартина, предпочел бы помирать от скуки, чем от того, встреча с чем, как вопили его инстинкты, им предстояла.

Виктория тем временем деловито собрала с его стола бумаги, аккуратно сложив их на ближайшей тяжелой тумбе, сбегала обратно в свои покои через чуть подрагивающее, но стабильное Зеркало и притащила несколько пузатых бутылок, блюдо с яблоками и апельсинами. Затем порылась в огромном шкафу, достала оттуда несколько запыленных высоких бокалов, сполоснула их в раковине в углу, хотя Мартин предлагал не ходить далеко и использовать для этого бьющий у стола Алекса маленький фонтанчик. Для удобства у магов в покоях и кабинетах всегда были источники шести стихий: бегущая вода – фонтанчик или водяная мельница; земля, обычно в цветочном горшке; растение – жизнь; окно с «музыкой ветра» – воздух; камин или лампада – огонь, и какие-нибудь кости или чучело – вместилище стихии смерти.

– Хозяюшка, – с умилением сказал Мартин, успевший уже цапнуть бутылку, откупорить ее зубами и знатно приложиться. Виктория выразительно показала ему «боевую клешню», успешно заменяющую у магов знак «урою». Правда, урывали обычно нежить, но и Мартин впечатлился.