Текст книги "Восьмое слово Киндры"

Автор книги: Ирина Вец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)

Глава 6
Вещий сон

После разговора с Басей на душе у Анджея остался горький осадок. Он-то шел по следу неведомого преступника, а на поверку выходило, что его просто ввели в заблуждение – профессор на всякий случай перестраховался и выдал частному детективу версию, опирающуюся исключительно на собственные домыслы. А ведь все могло быть по-другому. Например, сначала пан Ольшанский увидел таинственное привидение в подвале и сообщил об этом всем постояльцам пансионата. На следующий день он вместе с дочерью там же обнаружил загадочную надпись на стене – то ли просто женское имя, то ли санскритское слово со зловещим значением «смерть». Еще ничего не было ясно. Но тут обидчивый Лешек решился попугать специалистов из столичного университета и нарисовал в спальне профессора бога смерти Яму, изображение которого выудил из Интернета. Естественно, пан Ольшанский связал одно с другим и пришел к выводу, что на стене в подвале тоже было упоминание о смерти, хотя на самом деле – это только плод его больного воображения.

Но с другой стороны в этой путаной истории имелся еще один факт, который плохо поддавался объяснению – ночной визит привидения в номер к Грошеку. Это была сплошная мистика. Во-первых, загадочное исчезновение призрака из подвала, где спрятаться человеку было практически невозможно, во-вторых, падение с лестницы, чуть не окончившееся для детектива трагически. Правда, последнее, могло произойти и по вине самого Грошека – ведь в темноте можно было запросто натолкнуться на торец двери или выступающую часть арки, а потом всё списать на происки потусторонних сил.

Так или иначе, после беседы с Басей расследование зашло в тупик. Вокруг снова были милые и добрые люди, забравшиеся в глухой уголок с единственной целью хорошо провести время. Даже Рушальский, появившийся за ужином в подозрительно благопристойном виде, не настроил против себя детектива. К слову сказать, Роман надел не только чистую белую рубашку с бордовым галстуком, но и облачился в строгий однобортный пиджак темносерых оттенков, после чего стал похож на бравого охранника при очень важной персоне. Если бы пани Фелиция, опять сославшаяся на плохое самочувствие и оставшаяся у себя в номере, спустилась в обеденный зал, она наверняка не удержалась бы от комплимента.

И все же начало ужина было омрачено маленьким происшествием – мигнув несколько раз, люстра в гостиной погасла, так что зал мгновенно погрузился в сумрак. Гелена Лучинская через минуту успокоила всех постояльцев, вернувшись из кухни:

– Небольшая авария на подстанции… Я только что звонила в Филиппов – свет обещали дать уже через час. А пока будем ужинать при свечах… Ничего, это даже более романтично!

– Излишние хлопоты! – тут же не удержался от ироничного замечания Рушальский. – Мимо рта ложку все-равно никто не пронесет…

Тем не менее, две свечи мигом водрузили в центр стола на стеклянные розетки, после чего услужливый герр Хайнштайн, щелкнув зажигалкой, запалил фитили. По углам тут же разбежались мохнатые дрожащие тени.

– Лет сто назад, когда еще сюда не провели электричество, наверное, ужинали только так, – подала голос Геленка.

– Ну, не совсем так, – мягко возразил седовласый профессор, перекладывая себе на тарелку салат и картофельную запеканку с общего блюда. – Сто лет назад уже существовали и масляные фонари и керосиновые лампы. А вот лет двести – триста назад, пожалуй…

– Даже представить невозможно, чем в те времена люди занимались по вечерам! – вздохнув, заявила хозяйка особняка. – Ни телевизора, ни радио, ни других благ цивилизации…

Вопрос был, скорее, риторический, но он не остался без ответа.

– Пожалуй, ответить нетрудно. Вельможи давали балы и пировали, а крестьяне пораньше ложились спать, чтобы с утра приниматься за работу… – нарочито беззаботно пояснил Рушальский.

– Отчасти все это верно, – кивнул пан Ольшанский, соглашаясь. – Ведь крестьянину и ремесленнику надо было вставать с петухами. Другое дело, лица, которые не были обременены каждодневной заботой о хлебе насущном. Вы забываете еще о тайных страстях! Ведь по ночам алхимики и чернокнижники ставили свои опыты, влюбленные слагали бездарные стихи, маньяки погружались в пучину порока…

Последняя фраза была высказана едва слышно, но она отчетливо прозвучала в пронзительной тишине полутемного зала.

– Уж не маркиза де Сада вы имеете в виду? – улыбнулся Роман. – А я вот слышал, будто этот старикан просто всё выдумал! Разве не так?

Пламя свечи дрогнуло, особенно ярко высветив лицо профессора. Грошек взглянул на него и чуть не подавился своей порцией запеканки – в глазах работодателя как будто отразилось всё многовековое страдание человечества. Уж во всяком случае, таким его Анджей видел впервые.

– Видите ли, – натужено проговорил пан Ольшанский, – Франсуа де Сад не был ангелом. И с женщинами легкого поведения он зашел слишком далеко на пути греха. Но он развивал свои идеи порока, как ни странно, стремясь ко всеобщей гармонии. Только я не о нём – история донесла до нас немало сведений о кровавых оргиях, которые повергли бы в ужас даже этого распутного маркиза! Вы что-нибудь слышали, например, об Эржебет Батори?

– Что-то очень смутно… – признался Рушальский.

– Сегодня в Сувалках я как раз занимался одним документом из ларца пана Жуевского, – задумчиво сказал профессор. – Не исключено, что нити её злодеяний ведут сюда, в бывший замок Тирберг…

– А кто такая Эржебет Батори? – спросила Гелена Лучинская, проявляя интерес к беседе. – Простите нас, пан Ольшанский, за нашу неосведомленность, но ведь это было, наверное, очень и очень давно?..

Седовласый муж, ответил не сразу, собираясь с мыслями. Наконец он обвел взглядом всех присутствующих и произнес всего одну фразу:

– Эржебет Батори – жестокая убийца, замучившая со своими сподручными больше полутысячи женщин и девушек…

– Как? – опешила Геленка. – Полутысячи?..

– Точное количество жертв указано в её дневнике, а именно – шестьсот пятьдесят.

– Зачем же она их убивала?

Вопрос подвис в воздухе – пан Ольшанский почему-то умолк. Наверное, он не счел уместным далее обсуждать этот вопрос. Но Анджей, помня об уловках поручика Барича, решил не упускать случая, чтобы пощекотать нервы всем присутствующим.

– Есть несколько версий на этот счет, – блеснул эрудицией он – По одним сведениям эта женщина просто получала удовольствие от пыток и убийств. Еще одна версия связана с её стремлением к вечной молодости и красоте. Хотя, скорее всего, верно и то и другое…

Ему-то кровожадная графиня была хорошо известна. В одной толстой книге, посвященной всем знаменитым серийным убийцам со времен Калигулы, биография этой преступницы была изложена в мельчайших подробностях. Поэтому, он не стушевался, когда Гелена Лучинская и соседи за столом настоятельно потребовали от него более развернутого ответа.

– Если мне не изменяет память, графиня Эржебет Батори появилась на свет в семействе трансильванских вельмож, – начал Грошек. – Её предком был сам Влад Цепеш, легендарный прототип графа Дракулы. В пятнадцать лет родители выдали дочь замуж за Ференца Надьяди. Её супруг, как и большинство дворян того времени был военным, поэтому он часто отсутствовал в замке, участвуя в военных операциях против Османской империи. Жестокосердие графини Батори проявилось довольно рано – чтобы развлечь себя она стала измываться над безропотными служанками. В ходу поначалу были обычные оплеухи и затрещины, в дальнейшем её пыточный арсенал пополнился хлыстами и дубинками. По тем временам за подобные истязания знатную персону нельзя было привлечь к ответственности, поскольку в некоторых случаях законы позволяли высокородным особам избивать и даже убивать крепостных крестьян. Так что разгул насилия постепенно привел графиню к утонченным пыткам, вроде втыкания под ногти жертв иголок и прижигания кожи раскаленной кочергой. Рождение детей не смягчило её нрав, наоборот, с годами она приобщилась к черной магии и собрала вокруг себя несколько человек, готовых следовать за ней по пути порока. Это были хромой карлик Фичко, личная служанка Дороти Сентеш и лесная колдунья по имени…

Грошек запнулся, но Бася Ольшанская выручила его.

– Анна Дарвуля! – негромко подсказала она.

– Да, Анна Дарвуля… – кивнул Анджей и продолжил. – В подвале одного из своих замков Эржебет Батори оборудовала специальную пыточную камеру, и кровь безвинных жертв полилась рекой. После смерти мужа страсть графини к изуверствам достигла своего апогея. Девушкам кромсали пальцы ножницами, рвали губы и щеки щипцами, с них срывали одежду, обливали водой и выгоняли на мороз умирать мучительной смертью. Служанки считали, что им крупно повезло, если их только раздевали догола и заставляли в таком виде прислуживать гостям. Убыль прислуги Эржебет Батори восполняла, принимая на работу в замок всё новых молодых крестьянок из неимущих семей. Дурная слава о графине расползлась по округе, так что ей уже пришлось прибегать к помощи «добытчиц» – женщин, разъезжающих по всей стране и скупающих для неё «живой» товар. А потребность в служанках неожиданно возросла после того, как однажды увядающая Эржебет Батори заметила, что случайно попавшая ей на лицо кровь очередной замученной жертвы как будто омолодила кожу в этом месте, лишив её дряблости и морщин. Конвейер смерти заработал с новой силой. По приказу графини сподручные стали собирать кровь в огромную бочку, чтобы хозяйка замка могла совершать омолаживающие процедуры. И все же её преступлениям вскоре пришел конец. Эржебет Батори призвала мелкопоместных дворян отдавать ей дочерей на воспитание. Естественно, всех их постигла участь предшественниц из простолюдинок. Местный приходской священник не поверил в сказку о том, что на воспитанниц обрушился загадочный мор и отказался отпевать девушек без установления истинной причины их смерти. Вскоре после этого он сам скончался при весьма странных обстоятельствах, однако его приемник разобрал записи покойного и известил всех церковных старост о том, что в замке творится что-то неладное. Началось следствие. Наместник короля нагрянул к графине Батори и в её покоях обнаружил три обескровленных женских трупа, которые она не успела предать земле после последней кровавой оргии. В подземелье также были найдены еще несколько мертвых тел, не погребенных по христианскому обычаю. Состоялся суд. Сподручные графини под пытками признались в соучастии в убийствах, и их тут же незамедлительно казнили. Эржебет Батори не был вынесен обвинительный приговор, но её замуровали в одной из комнат родового замка, где она прожила до своей кончины в полном одиночестве и забвении еще около трех лет…

Рассказ, окрашенный в багровые тона былых человеческих злодеяний, заставил людей отложить в стороны столовые приборы. Лишь Моника Хайнштайн пунктуально завершила ужин с вилкой в руке – она так и не поняла ни слова из обстоятельного повествования Грошека.

– Мерзость! – с отвращением сказал Стась Лучинский.

– В это поверить просто невозможно! – заявила его жена.

Рушальский оказался хладнокровнее всех – он даже не удержался от зловещего замечания.

– Хотел бы я знать, чем сейчас занимается пани Фелиция!.. – мрачно пошутил Роман и тут же обратился к профессору. – Вы, кажется, что-то говорили о том, что щупальца графини Батори дотянулись и до этого особняка. Что вы имели в виду?

Пан Ольшанский встрепенулся и вновь оседлал своего конька.

– Тогда здесь не было никакого особняка! Как я уже говорил, на этом месте стоял замок Тирберг, принадлежавший темной личности по имени Альбертус. Владелец замка знавался с иезуитами и одно время даже состоял в окружении Стефана Батория, польского короля и двоюродного брата графини Эржебет Батори. Доподлинных фактов о нем практически не сохранилось. Однако среди документов в ларце пана Жуевского мною обнаружен старинный манускрипт, составленный на латыни. Это предписание главы иезуитского ордена брату Альбертусу во всем следовать к выгоде их общего «божьего» дела. При этом упоминается «число зверя», по достижению которого ему надлежит сообщить властям о сатанинских забавах некой графини Б. К этому манускрипту были оставлены комментарии пана Жуевского на отдельном листке. Эти комментарии мне удалось восстановить и проверить в Сувалках на предмет исторической достоверности. Так вот, Жуевский предполагал, что иезуитам стало известно о кровавых вакханалиях Эржебет Батори раньше всех…

– Каким образом? – осведомился герр Хайнштайн.

Профессор кивнул, соглашаясь с правомочностью вопроса и продолжил:

– Пан Грошек позабыл сказать, что в некоторых оргиях графини принимал участие еще один человек, чья личность осталась неизвестной, поскольку его лицо всегда было скрыто под маской. Были основания считать эту особу близкой родственницей графини, её родной теткой Кларой, тоже предрасположенной к садистским увеселениям. Жуевский полагал, что Альбертус имел возможность обольстить или подкупить эту тетушку и в её одеждах несколько раз посетить пыточные подвалы замка. Там же, вероятно, ему на глаза попался дневник графини, в котором та вела учет своим жертвам. Наверное, через Альбертуса об этом стало известно иезуитам, и те составили план по изъятию обширных владений семейства Батори в пользу церкви. Для этого надо было всего лишь уличить владетельную особу в приверженности к сатанизму и колдовству. Отсюда возникло «число зверя», ведь шестьсот шестьдесят шесть замученных ею жертв ни у кого бы не оставили сомнений в том, что Эржебет Батори знается с нечистой силой. Альбертус не погнушался отправить из своего замка и близлежащих селений несколько девушек шляхетского происхождения на «обучение» к графине, чтобы число пострадавших от её кровавых рук быстрее достигло заветных цифр.

– Тот еще был субчик! – хмуро заметил Рушальский.

Профессор вновь кивнул, договаривая:

– Конечно, местная шляхта этого ему не простила и, желая отомстить за своих дочерей, воззвала к рокошу.

– Рокошу? – тут же переспросил австриец, не понимая сути последнего слова.

– Раньше так называли военные междоусобные походы, – великодушно пояснил пан Ольшанский. – Разгромленный замок Альбертуса после рокоша пришел в запустение, и история навечно похоронила в своих архивах события давно минувших дней…

– Я теперь, наверное, не усну до утра после этих жутких рассказов! – пожаловалась Гелена Лучинская, озираясь по темным углам. – Сначала Тевтонский орден, теперь вот графиня Батори. И везде только кровь… С ума можно сойти!

К счастью, уже через пару минут гостиная озарилась ярким светом – видимо, на подстанции в Филиппове устранили неисправность. Гелена сразу убежала проведать пани Фелицию, её муж Стась вместе с четой Хайнштайнов, Рушальским и Басей Ольшанской скопом направились в бильярдный зал.

Грошек тем временем уединился с профессором в его номере. Их разговор вышел совсем коротким. Детектив откровенно признался своему нанимателю, что не знает как ему действовать дальше – во всяком случае, привидение ему поймать так и не удалось.

– Если вы будете рядом, – сказал пожилой мужчина, не теряя бодрости духа, – думаю, больше ничего особенного не произойдет. Работы осталось меньше, чем на неделю – с Басей мы закончим фиксацию ветхих документов всего дней за пять…

Анджей напомнил профессору, чтобы тот на всякий случай никому не открывал по ночам дверь номера, и, подхватив свои вещи, пошел вселяться в комнаты по соседству, из которых еще утром выехал Лешек. Гелена оперативно заменила ему мятые простыни на кровати, вручила ключ и подалась на первый этаж по своим делам.

Потягивая баночку пива, Грошек весь вечер просидел у телевизора. Его любимая футбольная команда проиграла, и от этого на душе стало совсем скверно. Поскольку занять себя детективу было больше нечем, он довольно рано лег спать и быстро заснул.

На этот раз к нему пришло не просто рядовое сновидение, а самый настоящий кошмар. Пани Фелиция в образе кровавой графини Батори всю ночь преследовала его с ножом в руке, видимо, намереваясь убить. В конце этого многосерийного триллера откуда-то появилась совсем юная девушка в белом полупрозрачном балахоне до пят с пятнами крови на руках. Её сходство с привидением поразило Грошека. В туманной дымке девушка-призрак увлекла его на берег озера, зашла в воду и медленно исчезла из виду. Затем вдруг перед ним возникла Бася Ольшанская, которая с горечью укорила Грошека: «Это была Марьяна. Разве ты не узнал её?..»

Короче, проснулся детектив в поту, и еще долго не мог придти в себя от ночных видений. До самого обеда он молча просидел на веранде, наблюдая, как пани Фелиция на берегу озера пытается запечатлеть акварельными красками на бумаге колоритный осенний пейзаж. Но потом, как только дама на время вернулась в пансионат, Грошек резко встал и направился к щитовым домикам.

Ко всяким вещим снам он относился со здоровым скептицизмом. Но девушка-призрак, входящая в воду, все не шла у него из головы.

Он обшарил все близлежащие кусты, прежде чем обнаружил в зарослях ивняка оставленную кем-то одежду. Одежда была, скорее всего, женская – кроме футболки и джинсов в молодежном стиле «унисекс» рядом валялась белая с перламутровым отливом заколка для волос. Ничего не тронув, Анджей незамедлительно кинулся на поиски Пеперика.

Всего через четверть часа они вместе отчалили от берега на утлой лодчонке. Грошек сел на весла и, слушаясь указаний пана Болеслава, стал загребать на противоположную сторону водоема.

– Здесь бьют родники, – информировал его Пеперик. – Течение очень слабое, но оно могло вынести тело на плес…

До крохотного островка, поросшего скудной растительностью, в основном чахоточными кустарниками, они добрались минут за десять. Свернув в широкую протоку, Грошек перестал грести веслами и все внимание сосредоточил на изучении прибрежной полосы, усеянную густыми зарослями камыша.

– Кажется, что-то есть… – негромко сказал Пеперик, с прищуром вглядываясь в какую-то точку у края водного пространства.

Он поднял багор и свободной рукой махнул в направлении берега.

По мере приближения к камышам из воды все отчетливее стали проступать очертания какого-то предмета, который поначалу Грошек принял за небольшой валун с чрезвычайно гладкой поверхностью. И только подобравшись почти вплотную к нему, детектив понял, что ошибся – белеющее пятно оказалось не камнем, а оголенной человеческой спиной. Голова была скрыта под водой, но она угадывалась по длинным темным волосам – словно тонкие нити водорослей, они облепили безжизненное тело.

Пеперик багром осторожно зацепил руку и перевернул туловище на спину.

Лицо утопленницы еще не утратило человеческий облик. На нем было ни кровоподтеков, ни следов, которые бы явно указывали на насильственный характер смерти. Впрочем, не считая себя экспертом по таким вопросам, Грошек отвел глаза в сторону и снова взялся за весла.

Уже через три часа на берегу озера копошилась целая бригада из воеводского следственного комитета – вытащенное из воды тело девушки фотографировали, осматривали прилегающую к камышам местность, протоколировали показания Пеперика и Грошека.

– Её случайно звали не Марьяна? – поинтересовался частный детектив после того, как следователь закончил его опрос.

– С чего вы взяли? – удивился тот, поправляя на носу очки в роговой оправе. – Конечно, еще предстоит опознание, но почти со стопроцентной уверенностью можно сказать, что это Кристина Малецка. Родственники заявили о её пропаже несколько дней назад…

– А почему вы уверены, что это Кристина Малецка?

Следователь кивнул на полиэтиленовый пакет с футболкой и джинсами, найденными у щитовых домиков, которые теперь покоились на переднем сиденье полицейского внедорожника.

– Мы располагаем точным описанием одежды, – добродушно поведал он коллеге по ремеслу. – На майке имеется надпись «Puma» и характерный рисунок у левого рукава… Ну, и некоторое сходство утопленницы с пропавшей, конечно.

– Причину смерти установили?

– Механическая асфиксия вследствие попадания воды в дыхательные пути. Ничего необычного… Неделю назад отправилась на отдых с большой компанией. После затянувшейся вечеринки все встали поздно, и её отсутствие заметили не сразу. Почему-то решили, что она на автобусе с утра вернулась в город, не предупредив никого.

– Может быть, её утопили?

– Вряд ли. Пеперик видел, как какая-то девушка на рассвете входила в озеро. Наверное, это была Малецка, и не исключено, что в невменяемом состоянии. Сами понимаете – алкоголь, наркотики… Кстати, если наркотики, то весьма вероятен спид. А тогда возможно, что она просто свела свои счеты с жизнью.

Доводы казались убедительными.

Возвращаясь в пансионат, Грошек полюбопытствовал у Пеперика, верит ли он в вещие сны. Ответ его нисколько не смутил.

– Я сны вообще не запоминаю, – признался пан Болеслав. – Судить об этом никак не могу…

Однако Грошек уже решил для себя, что иногда мистическим знакам из подсознания все же стоит оказывать внимание.