![](/files/books/160/oblozhka-knigi-tri-korolevstva-dlya-zolushki-395662.jpg)
Текст книги "Три королевства для Золушки"
Автор книги: Ирина Швед
Жанр:
Прочие приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)
Так, всё. Достаточно. Вот больше точно ничего знать не хочу! И я ушла из башни.
Занимался рассвет. У избушки, что пряталась в лесу недалеко от Елхова, появился Рихтер. Спешившись, он привязал коня к дереву рядом с крупным гнедым и зашёл в домик.
В избушке было тихо. На соломе в дальнем углу кто-то спал, завернувшись в плащ. Ганс усмехнулся, громко сказал:
– Ну, и здоров ты спать! Тебя грабанут, ты и не заметишь.
Зашуршала солома, из-под плаща донеслось приглушённое:
– Что ты орёшь? Я всё слышу. Минут пять тому назад по дороге проехала карета.
Ганс удивлённо хмыкнул:
– Ух, ты! Но всё равно вставай. Поговорить надо.
– Чтобы говорить, стоять не обязательно.
Рихтер усмехнулся, прошёл к очагу. Ломая и складывая шалашиком хворост, поинтересовался:
– Ты чего такой?
– Скакал полночи, – донеслось из-под плаща.
– На коне или халяву выпрашивал?
– Землетрясение в Нурланде.
Ганс фыркнул:
– Порой даже я не понимаю, когда ты шутишь, а когда говоришь серьёзно, – Рихтер пошарил рукой за камнями и, достав спичечный коробок, поджёг сухой мох, заложенный в основание пирамидки из хвороста.
Дождавшись, пока разгорится огонь, Рихтер подвесил на крюк котелок с водой, прошёл к соломе, по-хозяйски взяв чужой седельный мешок, вернулся к столу. Развязав тесёмки, Ганс заглянул внутрь, присвистнул:
– Богато! Что ж, хороший завтрак никому не вредил ещё, – и начал выкладывать на стол продукты: банку с кофе, пачку сахара-рафинада, хлеб и мясо, зелень и овощи. Расставив всё на столе, Рихтер громко сказал: – Всё, хватит валяться, вставай. Завтракать будем.
В дальнем углу зашелестело, зашуршало. Взлетел в воздух плащ. Линц сел на соломе, пошарил под плащом, достав тёмные очки, нацепил на нос. Встав, прошёл к столу, на ходу шлёпнув по подставленной Рихтером ладони.
– Здоров, – усмехнулся Рихтер, снимая котелок с бурлящей водой.
Линц кивнул:
– Здоров, – начал накладывать в кружки кофе, сахар. Рихтер подошёл, разлил кипяток. Отставив котелок, сел и, размешивая кофе деревянной ложечкой, усмехнулся:
– Слыхал, наподдали тебе знатно?
Линц молча кивнул.
– Прально! – захохотал Ганс, – нечего лезть, куда не просят.
Макс покосился на товарища, ничего не сказал, принялся делать себе бутерброд из хлеба, мяса и овощей. Ганс, последовав примеру Линца, сказал многозначительным тоном:
– Ты мне обещал…
– Что?
– Забыл! – Ганс всерьёз обиделся, – зажигу ты мне обещал.
– А! Да, хорошо. Кстати, на что я буду тебе зажигалку покупать?
Рихтер хлопнул себя рукой по лбу, полез за пазуху. Достав бархатный кисет на длинном кожаном шнурке, передал Линцу, сказав:
– Золото, рубины, изумруды. Варварское великолепие.
Открыв кисет, Линц осторожно высыпал на стол содержимое: комплект золотых украшений, состоящий из серёжек, браслета и колье. Засверкали гранями драгоценные камни, тускло сверкнуло золото. Рихтер был прав. Украшения делал варвар. Огромные красные точки и зелёные капли в золоте должны были изображать цветы, но у ювелира не хватило вкуса, и украшения выглядели аляповато.
Линц
крутил в руках драгоценности и, задумчиво чесал щёку. Рихтер сказал, явно опрадываясь:
– Я же говорил: дорого-богато. А что? Там такое не носят? У меня другого нет.
– Да всё там носят, но надо знать, кому предложить, чтобы за эту красоту хорошо заплатили, – Линц сложил драгоценности назад в кисет и, отложив в сторону, встал.
С хрустом потянувшись, Макс нырнул под лежанку, вылез обратно уже с небольшим рюкзаком в руках и, достав из рюкзака одежду, начал переодеваться, меняя привычный колет и кожаные штаны на джинсы, футболку и кроссовки.
Рихтер, попивая кофе, следил за другом, и ему явно было не по себе. Особое недовольство Ганса вызвали кроссовки. Когда Линц, обувшись, начал завязывать шнурки, Рихтер передёрнулся брезгливо, встал и пошёл к очагу за котелком, чтобы не смотреть на это безобразие.
Пока Ганс делал себе новую порцию кофе, Линц надел на шею кисет с драгоценностями, спрятал под футболку и, накинув на плечи флисовую толстовку, надел на запястье наручные часы. Застёгивая ремешок, Линц сказал Гансу:
– Нет, я кофе не буду, и ты не будешь. Пошли, время.
– Чего это я не буду? – удивился Ганс, быстро положив в кружку сахар, пошёл к дверям, на ходу помешивая кофе.
Линц усмехнулся. Подхватил рюкзак и котелок. Пройдя к очагу, быстро залил угли водой и, отставив котелок, двинулся вслед за Гансом.
Выйдя из избушки, мужчины отправились к лесному ручью. Быстро перебежали королевский тракт, скрылись в лесу, пошли по тропинке к лесному ручью.
Линц на ходу сказал, что идёт ненадолго. Ганс кивнул:
– Да понял я, понял. Иди. Вон, тебе уже открыли.
Рихтер показал на светящийся нежно-голубым светом проём. Линц кивнул. Хлопнув Ганса по плечу, быстро сказал:
– Увидимся. Жди, – и прошёл в проём.
Мужики разъехались кто куда. Рихтера выгнали. Линца отправили от греха подальше. Валевски укатил по делам, Бастиан – на границу, Моэр – домой, викинг – по бабам. Во дворце пустынно и очень тихо, настолько тихо, что мне на третьем этаже слышно, как на первом гвардия шпорами звенит. Кстати, порой жутковато. Ночь не спала, поскольку постоянно где-то что-то звякало, топало, грюкало. Устав подпрыгивать на кровати от каждого шороха, встала, пошла в башню к большому компьютеру.
Посмотрела, что творится в королевстве. Одна новость меня особенно удивила: расчистка дороги шла полным ходом, рабочие всё ближе подбирались к дворцу. Скоро поезда пойдут. Я внимательно посмотрела на карту, и тут меня осенило: берег дворцового озера идеальное место для строительства города!
Я засуетилась, чуть не свалилась со стула. Нильс, валявшийся на диване, оторвался от смартфона, спросил:
– Ты чего?
Ничего. Всё нормально! Ну-ка, где там файл «город»? Компьютер услужливо выдал запрошенное.
Хм, если чуть-чуть подправить, будет прям идеально! И я занялась делом. Начала подгонять своё конкурсное произведение к местным реалиям. Я соскочила со стула, тут же села обратно. Нильс, не отрываясь от игры, пробурчал:
– И кто-то говорит, что ничего не происходит.
Ворчит, как старая бабка! Да, ничего особенного не происходит, к сожалению. Вот кто меня за язык тянул, когда я викингу обещала быть хорошей девочкой? Промолчала бы, можно было бы съездить, глянуть на месте. А, может, всё-таки сбегать по-быстрому? Подумав немного, решила отказаться от походов. Нет, посижу дома, не горит.
Открыв созданный план на большом экране, начала разглядывать своё произведение. Нет, кое-что нужно подправить. Во-первых: сделать нормальные сточные канавы, во-вторых: нужен рынок, большой и крытый, тут без него никуда, а ещё… и ещё… Короче, работы непочатый край! И я начала переделывать свой план под местные реалии, создавая новую столицу королевства. Да, это не шутка.
Столицу Ройтте кто-то очень умный запихал в узкую долину, зажатую между крутым склоном холма и болотистым берегом реки. Главный город королевства напоминал помойку, а улицы – сточные канавы. О какой-то приличной планировке и говорить не приходилось. Улицы кривые и узкие, без тротуаров и парковок. Ни пройти нормально, ни проехать. Но это бы ладно, улицы можно и вычистить. Хуже было то, что протянуть к столице железную дорогу было почти невозможно или очень дорого. Проще новый город построить, чем дорогу протянуть. Вот я и начала создавать план города, раз всё равно было нечем заняться.
Где-то в России. Осень 2010 года
Не по-осеннему жаркое солнце заливало ярким светом железнодорожный переезд, длинную очередь машин, собравшуюся у закрытого шлагбаума и маневровый тепловоз с коротким хвостом вагонов, неспешно ползущий по железной дороге. Водители машин, скопившихся у переезда, внимательно следили за действиями тепловоза, а тот, выехав на переезд, свистнул и застыл, намертво перегородив дорогу.
Водители крайних в очереди машин, оглядевшись, начали разворачиваться, отправляться на поиск другого пути. Первые в очереди, наоборот, начали выходить из машин, разминать затёкшие ноги.
Из чёрного джипа, стоящего недалеко от шлагбаума, вышли двое: водитель – бритоголовый мужчина под сорок и пассажир – коренастый мужчина лет тридцати пяти. Облокотившись о капот машины, они дружно сложили руки на груди, посмотрели на небо, на тепловоз. Водитель вздохнул:
– Каждый день такая петрушка.
Пассажир пожал плечами:
– Отдыхай. Ты куда-то торопишься?
– Я бы предпочёл отдыхать в бане с кружкой холодного пива.
– Успеется, – сказал коренастый, оглядываясь по сторонам. Увидев, как из леса выходит молодой человек, он насторожился, быстро прошёл к двери и, открыв, начал рыться в карманах куртки. Звякнуло железо наручников.
– Ты чего? – удивился бритоголовый.
– Глянь, кто идёт, – коренастый повёл головой в сторону леса.
Бритоголовый оглянулся, приподнял брови.
– Да ну!
– Пакуем, – коротко бросил коренастый, открывая заднюю дверцу машины.
Водитель быстро схватил куртку, пошёл вокруг машины, следя за Линцем, идущим к дороге.
Маневровый коротко свистнул, потащился к станции, освобождая проезд. Водители засуетились, начали садиться в машины.
Линц перебежал дорогу, свернул за большой чёрный джип. Шух, кто-то набросил ему на голову что-то тёмное, на руках защёлкнулось железо. Линца толкнули в машину. Хлопнули дверцы, взревел мотор. Машина покатила через переезд. Несмотря на опасную ситуацию, Линц сидел спокойно, не дёргался, ничего не спрашивал. Ждал, когда остановится машина.
Путешествие было коротким. Машина проехала прямо, свернула направо, остановилась, проехала немного, снова остановилась. Что-то грохнуло, стукнуло. Открылась дверца машины.
Линц громко сказал:
– Не наигрались? – ответа не последовало, и Линц добавил, – Лёша, хватит дурака валять.
Кто-то громко сказал:
– Сука.
– Догадливый, падла, – согласился второй.
С головы Линца сняли куртку. Максимилиан поправил очки, протянул руки коренастому:
– Снимай.
Коренастый повернулся к бритоголовому:
– Видал? Он и это просёк, – коренастый достал из кармана ключи, открыл наручники: – Выходи, Нострадамус.
Линц встряхнул руками.
– Хорошо на свободе-то? – засмеялся коренастый и, облапив Линца, радостно сказал: – Здоров, бродяга!
– Здоров! – кивнул Линц, подал руку бритоголовому, – здоров.
– Ну, что? – коренастый довольно потёр руки, – пошли, допрашивать тебя будем.
Линц глянул настороженно. Коренастый удивлённо приподнял брови:
– Что? Ты просто обязан рассказать, что ты делал в лесу у кладбища. Добровольно не скажешь, пытать будем.
Вечерело. На посёлок медленно опускалась вечерняя прохлада. Бабки, сидевшие на скамейке у одного из домов, следили за тем, что творится во дворе дома напротив, недовольно кривили носы и судачили, обсуждая хозяина усадьбы:
– Опять Гусаров гуляет.
– Дружков из города понатащил, пока жена в отъезде.
– Всю ночь спать не даст, жулик.
– Наворовал денег, мент поганый.
– Да все они там взяточники!
И бабки начали вспоминать все милицейские грешки, где-то действительно вспоминая, но больше – откровенно придумывая истории на ходу.
Сплетницы были не правы. Служить-то Виктор в полиции служил, но взяток не брал. Правда, не от честности, а потому, что сначала не давали – слишком мелкими и незначительными делами занимался поначалу опер Гусаров, – а потом он ушёл, благо за плечами было высшее юридическое.
Первое время Гусаров работал в частной фирме, а через пару лет, набравшись опыта, ушёл на вольные хлеба – открыл собственную фирму. Конечно, Гусаров жульничал, а кто без греха? От налогов уходил, крутил разные серые схемы, но не наглел, потому не попадался. К тому же Витька был хлебосолен, и всегда приглашал в гости бывших сослуживцев, потому в городских полицейских кругах имел хорошую репутацию.
Впрочем, Витька приглашал к себе гостей не просто так; он до смерти, до дрожи в руках любил похвастаться; ему безумно нравилось быть в центре внимания. Он балдел, видя зависть в чужих глазах, слыша за спиной упрёки, сродни «Нагиева из себя корчит». Да, Витька рано начал лысеть, потому брился наголо и, чего уж там говорить, он действительно копировал манеры известного актёра, тщательно отрабатывая взгляды и жесты у зеркала.
Надевая кожаную куртку, Гусаров втягивал живот и смотрел в зеркало с фирменным прищуром, чувствуя себя звездой, причём, театра. Играть Витька любил, и сейчас играл, представляя из себя щедрого хлебосольного хозяина дома, пригласившего друзей на шашлыки.
О Линце нам известно, потому сразу опишу третьего члена компании.
Алексей Лисовский – капитан полиции, в отличие от Гусарова, был неместным – родился в Мурманске. Оттуда ушёл в армию, туда же вернулся, поступил в школу милиции, и начинал служить тоже там, но, когда младшая сестра Алексея, отучившись в Вагановском, поступила на службу в Мариинку, уехал из Мурманска. Сдав родительскую квартиру, тогда ещё лейтенант перебрался на юг, женился, прожив с женой пять лет, развёлся, но от одиночества не страдал, всегда находились девушки, желающие утешить одинокого мужчину. Правда, Алексей больше никого замуж не звал. С Гусаровым Алексей дружил, о слабостях друга знал, но не видел большой беды в том, что кто-то любит побахвалиться.
Кстати, именно Алексей познакомился с Линцем и притащил его в гости к Гусарову, где, перемежая речь взрывами хохота, рассказывал, как их замели в ментуру за драку в баре. Комичность ситуации была в том, что начали драку совсем другие люди, как всегда и бывает в таких случаях, скрывшиеся с места преступления первыми. Линц же, только вошёл в бар, и вообще не понял, за что его повязали.
Алексей был без удостоверения, потому его никто слушать не стал, звонить никуда не разрешил, и от ночлега в камере Лисовского спасло только наличие денег у собрата по несчастью. Линц заплатил взятку тогда ещё милиционерам, и мужчин отпустили на все четыре стороны.
Освобождение и знакомство были весело отмечены в ближайшем баре, оттуда Линц и Лисовский переместились в квартиру Алексея, а далее весёлое гульбище перекочевало к Гусарову, где уже сидел сосед Витьки – Степан Коробкин.
Веселье вспыхнуло с новой силой, но продлилось недолго – тёплую компанию выгнала из дома жена Гусарова. Хозяин дома, выставленный вместе с остальными, всё же успел урвать пару бутылок из бара и, догнав собутыльников на улице, предложил отправиться к Кольке Матвееву:
– Он-то, умный! Один живёт! Там не выгонят.
И мужики отправились к Кольке – Николаю Матвееву. По пути, правда, компания лишилась одного из бойцов – Коробкина перехватила мать и увела домой, несмотря на рьяное сопротивление сына. Степан только руками разводил и мямлил:
– Простите, мужики. Вот такая арагупега! В другой раз.
А мать толкала его в спину, приговаривая: «Давай, давай, иди домой, пока Изочка не видит, какой ты красивый».
У Матвеевых Алексей и Линц пробыли ещё пару дней, а потом веселье кончилось – у Лёхи закончился отпуск. Компания распалась, но лишь на время. Собутыльники встречались достаточно часто. Несмотря на разницу в возрасте, мужчинам было о чём поговорить, правда, Линц не очень любил Гусарова, предпочитая компанию Лисовского и Коробкина, потому и сейчас предложил позвать Степана.
Витька и Лёха нахмурились. Витька начал ковыряться с шампурами, а Лёха крутил в руках бутылку с вином, изучая этикетку.
– Что? – насторожился Линц.
– Нет Степана, – мрачно произнёс Лёха, – год назад погиб. Как раз мы тогда гульнули хорошо. Помнишь? А через пару дней он и погиб. Эх, надо было его не отпускать. Ещё бы посидели, может, жив бы остался.
– А дочь? – насторожился Линц, и Лёха отмахнулся:
– Она с ними не поехала.
Витька кивнул:
– Молодец, девка. Я своей её всегда в пример ставлю. И школу закончила, и в институт поступила.
– В какой институт? – Линц явно испугался, чем вызвал удивление у своих знакомых. Витька хмыкнул:
– Что ты всполошился? Не на панель же пошла. На архитектурный она поступила. Кстати, хороший выбор. Люди строятся, проекты нужны. Ландшафтный дизайн, то, сё. Хорошие бабки можно делать, – и, подхватив шампуры, Витька перешёл к столу: – Всё, давай, налетай.
В процессе создания плана города мне открылся потаённый смысл выражения «сделать на шару», и попутно я поняла, почему Хельмут строил всё сразу. Да и чего бы и не построить, если он имел доступ к волшебному шару и львиную долю работы сделал с помощью магии!
Да и я сама, не проводя геодезических работ, не измеряя и не высчитывая, создала план города, причём за два дня! Всё, что я делала, это лишь отмечала на карте, где будет улица, где жилой район, станция, склады, рынок. Остальное делал компьютер. Он считал, измерял, подгонял. Бам, и готово! Я бы могла и за час справиться, но растягивала удовольствие, кое-что перестроила, кое-что добавила. А ещё создала галерею рисунков, чтобы те, кто найдут план, сразу поняли, что это такое, и как должно выглядеть.
Закончив, я приказала распечатать проект. И снова – слава магии. Ни тебе принтера, ни бумаги, ни чернил. Бум! И на столе лежит кипа листов. Всё, что лично мне нужно сделать – это незаметно подложить папку с проектом в библиотеку, а потом делать большие глаза и удивлённо ахать.
Гульбище в доме Гусарова закончилось через два дня, когда из поездки вернулись жена и дочь Витьки, но выгнала гостей не хозяйка дома, как можно было ожидать, а сам хозяин.
Всё началось с того, что Линц, устав пить, решил принять душ. На выходе из душевой его и подкараулила хозяйка дома – красивая женщина, совсем не выглядящая на свой возраст. Подойдя к полуголому Линцу, дама положила руку на пояс мужчины, повела ладонью вниз. Тут от дверей раздалось злобное:
– Сука! – на пороге ванной комнаты возник Витька.
Дальнейший ход событий был вполне предсказуем. Линц собрался и ушёл. Следом за ним ушёл и Лисовский. Выйдя на улицу, они отошли чуть в сторону, встали за деревьями, прислушиваясь к разгорающемуся скандалу. Лёха вздохнул:
– Эх, не пивать мне больше элитных коньяков.
– Прости, – повинился Линц.
– Ты-то причём? – удивился Лёха.
Раздались шаркающие шаги, стукнула калитка. Лёха оттащил Линца в тень кустов. Послышались женские голоса. Соседки обсуждали бушующий в доме Гусарова скандал:
– Витька опять свою с мужиком застукал.
– Да рази это застукал? Вот Колян свою застукал. Лет через десять выйдет. А этот! Рази только фингал поставит. Будем завтра байки слушать, какие у них в доме двери рукастые.
Женщины рассмеялись. Лёха и Линц переглянулись, Лёха развёл руками.
Из дома Гусаровых донёсся звон посуды и крики. Хлопнула входная дверь. Из дома выскочил Гусаров, прикрывая расцарапанное лицо рукой, быстро пошёл по улице к дому Матвеева. Всё стихло. Бабки, поняв, что представление кончилось, разошлись.
Лёха и Линц выбрались из кустов. Пошли к автобусной станции. Линц на ходу спросил, где можно продать драгоценности.
– Тебе зачем? – поинтересовался Лёха.
– Деньги нужны.
– Зачем деньги?
Линц вздохнул:
– Я Степану денег должен. Ему уже ни к чему, а дочери пригодятся. Я хотел Матвееву предложить или Витьке.
– Нашёл, кому! Нет, тут нормальных денег не дадут. Надо в город ехать.
– Так мы туда и едем. Или нет?
– Едем, – Лёха посмотрел на часы и заорал: – Автобус! Бежим!
На автобус друзья успели буквально в последний момент. До города добрались без приключений, но показать драгоценности Линц решился только, зайдя в квартиру Лисовского.
Осмотрев украшения, Лёха спросил милицейским тоном:
– Где взял?
Линц не стал юлить, честно ответил, что это его друг выиграл в карты. Лёха ещё с пару секунд посмотрел в глаза Линца, кивнул и, достав из кармана мобильный, набрал номер.
Даже Максимилиан слышал, как ругался матом тот, кому позвонил Алексей, и был прав – часы показывали час ночи. Впрочем, Лисовского смутить было сложно.
– Не ори. Ты сына женишь? Женишь. Что невесте дарить будешь?
– Не твоё дело! – донеслось раздражённое из трубки.
– Как я знаю, твой сват твоему сыну машинку дарить собрался. Хорошую такую, – интриговал Лёха, – а ты чем отдаришь?
– А ты обо мне позаботился. Подарок нашёл?
– А то! Такой подарок, вах! – Лёха поцеловал кончики пальцев. Послушал, что ему ответили, фыркнул: – Гадом буду.
Через час приехал мужчина явно южных кровей. Посмотрел на драгоценности, ахнул. Заплатил, не торгуясь и, сказав Лёхе, что с него причитается, укатил. Линц, готовившийся к долгим уговорам и торгам, удивлённо протянул:
– Однако.
– Вот! – наставительно заметил Лёха, – а ты Матвееву предлагать собирался. Он бы столько ни в жисть не заплатил, и, заметь, не потому что у него нет, а потому, что жаден, собака. Как ты насчёт пожрать?
Линц кивнул. Лисовский пошёл на кухню, взяв пульт, включил телевизор, пощёлкал кнопками, переключая каналы и, выбрав тот, на котором показывали «Терминатор-2», взялся готовить.
Под фильм Лёха жарил готовую картошку-фри, а Линц, сидя в углу, с интересом смотрел кино.
Хозяин дома, заметив интерес гостя, кивнул понимающе:
– Мне тоже это старьё нравится. Умели раньше делать, не то, что сейчас, какие-то комиксы ваяют.
После запоздалого ужина Лёха приказал ложиться спать, сказав, что выходные кончились, и завтра ему на работу.
Утром, договорившись о том, когда встретятся в следующий раз, друзья разъехались каждый по своим делам: Лёха – на службу, а Линц – за покупками в аптеку и магазины. Купив всё нужное по длинному списку, Максимилиан отправился на автобусную станцию.
В посёлок Линц приехал уже на закате, чему был несказанно рад. Ему нужно было пройти мимо дома Гусарова, и Максимилиан надеялся проскользнуть незамеченным. Но, всё же прятаться пришлось. Нырнуть в кусты Линца заставили всё те же бабки, обсуждавшие соседские дела и вчерашний скандал у Гусаровых, а потом появился новый объект.
Линц уже собирался поворачивать и искать другой путь, когда послышались быстрые шаги. Нежный девичий голосок бодро поздоровался:
– Здрасте!
– Куда бежишь, оглашенная?
– Ужин приготовила, а хлеба нет, – доложила девушка.
Снова послышался топот. Мимо кустов, в которых прятался Линц, пробежала Изабелла. Подпрыгнула, коснулась веток рукой, побежала дальше.
Девушка скрылась из виду. Бабки дружно закудахтали, споря друг с другом:
– Ужин, ага! Откуда ужин-то, коли на хлеб еле наскребает?
– Учится девка, молодец, не то, что нынешние.
– Учится! Да смех один. Города она строить будет! Какие там города. Вона на станции в кафешке официантка требуется. Всяко на хлеб с маслом заработала бы.
– Вот она радость-то девке молодой халдействовать! За алкашнёй грязь подбирать
Линц выглянул из убежища. Изабелла быстро удалялась. Максимилиан набрал воздуха в грудь, шагнул на дорогу, быстро пошёл по улице, старательно делая вид, что никого не видит и не слышит. Бабки не успели среагировать на появление незнакомца, зашипели в спину, как потревоженный клубок змей.
Линц дошёл до дома Коробкиных, зайдя в калитку, прошёл к крыльцу. Достав из кармана белый конверт, подсунул под дверь и, выйдя со двора, отправился к переезду.
Дойдя до приметной берёзы, поставил пакеты на землю и, попросив открыть, произнёс:
– Открыть для Максимилиана Линца десятого ноября 2010 года.
Мигнул свет. Линц подхватил пакеты, зашёл в арку.
Когда Линц скрылся в проёме, Ганс поёжился, громко сказал:
– Да никогда в жизни! – и тут же услышал в ответ:
– Что так?
Линц появился на поляне. Посмотрел на Рихтера, тот вздрогнул, отмахнулся:
– Да чтоб тебя! – и, приглядевшись, спросил настороженно, – ты туда спать ходишь, что ли?
– В это раз – нет, а вообще – бывает.
– Понятно, – кивнул Ганс, посмотрел на пакеты, – купил?
– Купил, купил.
– Ты чего такой мрачный?
– Неважно.
Рихтер знал Линца давно, потому не стал задавать никаких вопросов, забрал пакеты из рук Макса, пошёл к лесной избушке.
Пока Линц и Ганс шли к избушке, полил дождь. Мужчины прибавили шагу, но всё равно успели основательно промокнуть.
Отряхивая плащ и развешивая промокшие вещи у очага, Рихтер сказал:
– Ненавижу осень. Самое пакостное время.
Линц согласно кивнул, шурша пакетами. Достав из одного курицу, бухнул на стол, добавил соль с приправами. Рихтер расцвёл:
– Красава! – подойдя к столу, он облизнулся, спросил, – это какая-то специальная порода?
– Нет. Просто так растят, – пояснил Линц, показал на соль, – натирай, жарить будем.
– Сейчас?
– А ты предпочитаешь скакать верхом в такую погоду?
– Нет, – быстро ответил Ганс и, достав курицу из пакета, начал натирать её солью. Покосившись на Линца, он всё же спросил: – Чего такой мрачный? Случилось чего?
– Да нет. Просто думаю, как так можно жить? Муж на юных девчонок облизывается, жена – чужих мужчин лапает.
– А ты чужой? – он покосился на Линца, тут же отказался от своих слов, – да ладно, я ж понял! – и, вздохнув, сказал мечтательно: – Представляю, женщина в коротком платье… кстати, насколько коротком? – он показал на лодыжку.
Линц отрицательно покачал головой. Ганс показал на колено, Линц снова покачал головой:
– Выше.
Ганс поднял руку выше колена, ещё и ещё. Линц усмехнулся:
– Но можно и ещё выше.
Рихтер посмотрел на Линца во все глаза, перевёл взгляд на курицу, покрутил куриные ноги и спросил у тушки:
– И зачем тогда вообще юбка? – очнувшись, поднял взгляд на Линца, спросил, не скрывая ужаса в голосе: – И ты отказался?
Линц кивнул.
– Герой, чё тут скажешь. Чем дело кончилось?
– На улицу выставили.
– Повезло, – фыркнул Ганс. Натирая курицу солью, начал упрекать Линца: – Ты знаешь, когда в будущем меня спросят, а где же ваш друг? Почему так рано умер? У меня будет только один ответ: он не любил женщин, – Рихтер насадил курицу на вертел, понёс к огню.
– Что так? – спросил Линц.
– Ты слишком категоричен. Так нельзя. Допросишься на яд в бокале, – Ганс несколько раз кивнул, – Ага-ага. Женщины – существа нежные, а ты – бац! Невозможно, – Рихтер подошёл к столу, – я тоже не прекрасный принц, но помечтать-то я могу, что в меня неземная красавица влюбится.
– Давай, ты потом помечтаешь. Сейчас у нас другие дела.
Ганс ткнул Линца пальцем в плечо:
– Вот! Вот! Запомни это. И не удивляйся, когда тебя траванут.
Как же я хочу съездить к озеру! Но нельзя. Нет, можно, конечно, но, если узнают, что я сделала это без разрешения, больше никуда не пустят, а я не согласна снова сидеть под домашним арестом. Где викинг? Всё у этой красавицы зависает?
Нормальный такой! Я тут бьюсь, как вобла об стол, чтобы королевство процвело, а он по бабам шляется!
Занимался рассвет. По пустому ещё двору роскошной усадьбы прошлёпала гремя пустым ведром доярка. Но в этот день обычная ранняя пташка не была единственной, кто поднялся в такую рань.
Гость госпожи Ливен тоже встал ни свет, ни заря, и брился, готовясь отправиться в путь. Неожиданно замерев, мужчина прислушался. В коридоре раздался шорох, тихий шелест, скрипнула дверь и на пороге комнаты появилась Анжелина, одетая в длинный халат, из-под которого выглядывала роскошная кружевная сорочка. Увидев пустую постель, женщина недовольно нахмурилась. Прошла в туалетную, подошла к гостю, провела рукой по затейливому шраму на правом плече.
– С добрым утром.
– С добрым, – согласился мужчина, продолжил бриться.
– Ты рано.
– Дела.
– Когда у тебя не было дел?
Мужчина пожал плечами. Стерев с лица остатки пены, надел рубаху, начал застёгивать пуговицы, говоря на ходу:
– Мужчина всегда должен быть занят делом, чтобы не было времени на глупости.
– И потому ты живёшь на ходу, не слезая с седла?
Хм, интересный взгляд на мою жизнь. Да, может быть, я так и живу, но у меня не так и много времени в запасе, нужно успеть.
– Тот, кто всегда хочет успеть, постоянно опаздывает, – сказала Анжелина.
Может быть. Но я знаю, чего хочу, знаю, куда иду и чего хочу добиться. Это немало.
– Может быть, – передразнила Анжелина, – но ты рвёшься к какой-то неясной цели, к мечте, иллюзии, не замечая того, что находится рядом. Думаешь, это правильно?
Жить иллюзиями? Нет, неправильно. Мечтать? Вполне нормальное желание. Все мечтают, я – не исключение.
– О, да! Ты мечтаешь, но не даёшь мечтать другим.
Что-то не нравится мне, в какую сторону сворачивает этот разговор. И что теперь сказать? Она всё знает сама. Анжелина кивнула как-то слишком обречённо:
– Знаю. Ты же не умеешь юлить, прямо говоришь, убивая чужие мечты.
Позднее я не раз жалел о том, что не смог сдержаться, но тогда я напомнил, что об этом мы уже говорили и нет смысла начинать заново.
– Чёртов Линц, – не выдержала Анжелина.
Я промолчал. Если ей проще жить, свалив вину на другого, то пусть так и будет. Завтракать не стал, не желал слушать предположения о том, как хорошо бы всё могло бы быть, если бы не… Сославшись на дела, уехал. И я не врал. У меня очень много дел.
По пути посмотрел, как идёт расчистка дороги. Настроение улучшилось. А жизнь-то налаживается!
***
Сньёл где-то шлялся три дня. Хотя, что я говорю «где-то». Знаю я, где он был. У этой Ливен он был. Тусил с дорогой подружкой, холера скандинавская. Вернулся довольный, как слон африканский.
Едва он появился и засел в кабинете, пошла отпрашиваться. Всё же решилась съездить, глянуть на местности и, может быть, внести изменения в свой план.
Моя Мэри Поппинс сидела за столом, заваленная бумагами по самую маковку, и, когда я сказала, что хочу съездить до столицы и обратно, кивнула головой, не отрываясь от документов. И вот не подумала я, что надо было взять письменное разрешение или пригласить кого-нибудь в свидетели!
Мне оседлали коня, помогли сесть в седло, хотя я и сама могла, но не стала – понравилось, что ухаживают, как за стеклянной вазой. Выехав из дворца, отправилась на разведку. Сколько я там ездила? Часа два? Я и в столицу не поехала. Что я там не видела? Покрутилась на берегу озера, посмотрела, как идёт расчистка дороги и вернулась во дворец.
Валер встретил меня на крыльце. Помогая слезть с коня, сообщил:
– Мадам, его светлость зовёт, – и добавил шёпотом: – Будьте осторожны, он очень злой.
А это ещё с чего вдруг? Пошла к викингу. Тот сидел за столом надутый как хомяк в амбаре. Едва я появилась на пороге, наехал:
– Мадам, кто вам разрешил покинуть дворец? Вы снова посмели нарушить мой запрет? Вы когда-нибудь повзрослеете и начнёте реально оценивать последствия своих действий?
Может быть, если бы Сньёл не стал упрекать меня в детской безалаберности, я бы просто напомнила, как заходила и отпрашивалась, но напоминание о маргаритином возрасте сыграло свою пагубную роль, я сорвалась. Сходу перейдя на «ты», возмутилась:
– Ты офигел? Ты сам отпустил!
– Что? – голос викинга не предвещал ничего хорошего, – мадам, не переходите границы. Или их перейду я! И учтите, в этот раз простым арестом вы не отделаетесь!
– Лечи склероз!
Я грохнула рукой по столу. Викинг пообещал отправить в подвал. Ах, так? Тормоза сорвало окончательно, и меня понесло. Всё высказала, используя исключительно непарламентские выражения. Но только словами не ограничилась. В дело пошла ваза, которую я запустила в голову склеротику. Увернулся, собака. Я начала громить кабинет. Сньёл подхватился с места, попытался меня поймать. Щаз! Успела кинуть ему под ноги стул, обежала вокруг стола для совещаний, запустив в узурпатора стопку бумаг, которые полетели-закружились по комнате. Следом отправилось пресс-папье. Сньёл метнул в меня кофейной чашкой, крикнув, что когда поймает, ноги вырвет.