Текст книги "Хроники семьи Волковых"
Автор книги: Ирина Глебова
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)
Без дома
Тридцатые годы оказались для Волковых тяжкими. В 32–33 годах пережили они голод, охвативший большую территорию России, Украины.
Дети переносили голод легче всех. А вот у отца пухли ноги. Бабушка София Котлярова ходила по городу и окрестным сёлам, побиралась – просила милостыню Христа ради. Тогда многие старые люди так делали. Бабушка жила не с ними, а в семье своего сына, погибшего в гражданскую войну – с его вдовой и многочисленными детьми. Однако, насобирав подаяния, несла эти куски в семью дочери, Волковым. Раздавала их детям и говорила:
– На ту ораву всё равно по крошке достанется.
Она очень любила этих своих внуков, от дочери. А, к тому же, не ладила с невесткой.
Тогда же отец снял с сарая железную крышу. Железо очень ценилось. Он выгодно продал эти листы железа, на эти деньги купил отрубей. Вот радость была!
А ещё радость, когда матери удавалось добыть хлеб. Случалось такое редко, но случалось. У неё была родственница, работавшая проводницей. Мать ходила на вокзал к прибывавшему из других городов поезду и иногда покупала у проводницы две-три буханки хлеба. Дома они разрезались на мелкие кусочки, часть оставляли себе, детям, остальное продавали на базаре…
После этих двух голодных лет стали создавать в их местности колхоз и всех в него записывать. Волковы жили уже в новом доме и живности в то время не имели. А другие люди и коров, и лошадей сдавали в общее хозяйство. Отец перестал шить большие партии сапог и устроился колхозным сторожем – то на конюшне, то на бахче, то в поле. Мать в колхозе не работала, так же хозяйничала по дому. А Мария, Галя и, на каникулах, Аня ходили с другими женщинами в поле. Правда, Галю вскоре из-за хромоты определили нянькой в детский сад-ясли.
Самые чудесные воспоминания остались у Ани о колхозных полях и урожаях. На огромных территориях выращивали помидоры, капусту, баклажаны, сладкий перец… Эти две последние культуры были для бутурлиновцев незнакомые, новые. Когда их решили выращивать, пригласили из Болгарии двух специалистов. Оба болгарина стали бригадирами и учили остальных. Между полями рылись оросительные каналы, подача воды регулировалась специальными перегородками. А ещё два верблюда возили по полям поливочное колесо. Вёдра, подвешенные на колёсиках, наполнялись водой из реки…
Людям, работающим на полях, разрешалось во время работы есть овощи. Бригадиры так и говорили: «Пока на поле – ешьте что хотите и сколько хотите. Но уносить с поля домой нельзя ни единого помидора или перчины». И никто не уносил. Зато, когда распределяли продукты на трудодни, получали всего помногу. И не только те, кто трудился в поле: и отец-сторож, и Галя – детсадовская нянька. В доме целая комната была завалена мешками с овощами и зерном, и проходило довольно много времени, пока это всё засаливалось, мариновалось, распределялось по погребам…
Как радовались все в семье: после голодных лет – такое счастье! Да, первые колхозные годы на Воронежской земле были изобильными. И Волковы ни за что не оставили бы колхоз. Но пришла к ним настоящая беда – потеря родного крова. Такое время шло: не успевали люди начать радоваться жизни, как обрушивались на них новые несчастья…
Аня тогда училась в седьмом классе. Шёл 1934-й год. Только-только кончился голод, но проводились большие компании по раскулачиванию, взиманию налогов. Отца уже дважды обкладывали непосильными налогами. И хотя в это время он сапожничал понемногу, всё равно считался – учитывая прежнюю биографию, – частником. А по социальному происхождению – середняком. Раскулачиванию вроде бы не подлежал, а вот налог – плати!
Волковы и первый-то налог не сумели самостоятельно выплатить, потому им описали имущество. Пришёл однажды тот же местный начальник Шарапка с судебными исполнителями, и описал мебель. Стулья с резными спинками, горку (шкаф для посуды), другую мебель, в том числе и два больших, зелёных, окованных медью сундука – приданое дочерей Гали и Ани. Таких сундуков отец заранее заготовил четыре штуки, но два уже забрали замужние Даша и Маня… Всю мебель вывезли, и люди потом рассказывали – видели, как продавали её на базаре с молотка.
А через год – второй раз обложили налогом, дали небольшой срок для уплаты. Ясно было: уплатить Волковы не смогут, а описывать уже нечего. И отец сразу понял: бьют под дом!
– Шарапка нас оставит без стен и крыши, – сказал он.
Да, к ним уже доходили слухи, что Шарапке очень нравится дом Волковых – большой, добротно сделанный, один из лучших в округе.
– Ну, нет! – решил отец. – Раз наша улица Хитровка, мы его перехитрим!
«Хитровка» – это тоже не название, а прозвище улицы. Так назвал её Иван Рябченко. Когда они переехали с «Довгой», он сказал:
– Мы всех перехитрили. Наша улица Хитровка.
И вот отец решил перехитрить местную власть. Дело в том, что молодые Нежельские – Мария и Павел, – строили себе дом недалеко от родительского. У них уже родился сынишка Серёжа и они уже жили в этом своём недостроенном доме. Но был он маленький, скромный и в сравнение не шёл с домом Волковых. Отец и надумал продать свой дом своему же зятю и дочери! Павел Нежельский был железнодорожник, машинист. Не только не облагался налогами, а имел всяческие льготы. Ему такой дом держать было безопасно, никто не отберёт.
Отец сказал Марии и Павлу:
– Продавайте свой дом и покупайте мой. Побыстрее: за сколько свой продадите, за столько и у меня купите.
Так и сделали. Получилось, что Марии дом отдали почти за так: плата-то была скорее символической. Настоящий подарок! Отец только одну просьбу имел к Нежельским:
– Если придётся на старости лет вернуться в свой дом – примите нас с матерью. Кто знает, как жизнь повернётся…
Так и оказалось впоследствии: во время войны вернулись родители в свой дом, и умерли там, в нём…
А пока собрали оставшиеся вещи – мебели-то уже не было, – в мешки и поехали в город Новохопёрск, недалеко, в своей же Воронежской области. Там у отца жил давний приятель, звал его, обещал возможность неплохо зарабатывать.
Так остались отец и мать без родного крова. Уехал с ними Федя, младший сын, ещё школьник. Поселились они у той же самой хозяйки, где, за год до них, жили их старшая дочь Дарья и её муж Иван. Они, Рябченко, и порекомендовали родителям эту душевную, хорошую женщину.
Пить на новом месте, в Новохопёрске, отец почти перестал – сбылась наконец мечта матери! То ли оторванность от бутурлиновских дружков-собутыльников сказалась, то ли все перенесённые испытания и страх за судьбу семьи. А, может быть, боялся опозорить себя в чужих глазах – ведь не у себя дома жили. Но, скорее, всё вместе взятое. Мать даже иногда по воскресеньям, после базара, сама ему покупала бутылку, из которой он дома выпивал немного.
И всё же отец перехитрил Шарапку! Остался тот ни с чем: под Павла Нежельского, чистого пролетария, да ещё передовика, подкопаться было невозможно!
Поселилась семья Марии в отцовском доме. Аня осталась жить у них, пока не окончит седьмой класс – был в разгаре учебный год.
Выбор пути
По окончании седьмого класса все ребята – одноклассники Ани, – решили дружно поступать в сельскохозяйственный техникум. Он находился недалеко, в местности между Бутурлиновкой и большой станцией Таловая, при опытном колхозном поле.
В один летний день все вместе ребята поехали сдавать экзамены. И все дружно провалились. Приняли только одну девочку, и то потому, что она была круглая отличница. Вот тогда Аня поняла, что хоть и хорошие у неё в аттестате отметки – хорошо и отлично, – а знания слабые. Особенно по русскому языку. Ведь училась она в сельской украинской школе, а экзамены нужно было сдавать на русском, и диктант писать. Впрочем, украинского языка выпускники тоже толком не знали.
Но ребята своим провалом огорчены не были. Взятые с собой скудные деньги они потратили в городке, не осталось даже на обратный проезд. Возвращались пешком через поля, луга, лес – весёлые, с песнями, смехом. Пришли в Бутурлиновку затемно, голодные.
После этой неудачной попытки поступления, Аня засобиралась в Новохопёрск, к родителям. Мария снарядила её, дала скромный по тем временам гостинец: мешочек фасоли да десяток початков кукурузы. Аня вышла из поезда на перрон, поставила сумку, а она упала и початки покатились под горку. Девочка – за ними. Шёл мимо железнодорожник, посмеялся:
– До чего глупа! Вещи бросила – и за кукурузой гонится!
Но Аня початки все собрала…
Идёт по городку и не знает – куда ей? Адрес-то известен, да где это? И спросить не у кого, никто не попадается навстречу. Стала в растерянности на пригорке: вниз сбегает тропка, там – река, улица начинается, дома… туда идти или в другую сторону?.. и вдруг крик:
– Нюра!
По тропке к ней наверх парнишка бежит лет десяти. Да это же братишка, Федя! Подскочил, чемодан из рук взял:
– Пошли скорее! Тато с мамой уже ждут тебя.
Идёт впереди, ловко чемодан тащит. Аня смотрит ему в спину, думает: «Какой большой стал, сильный…»
В Новохопёрске она отнесла документы в местную школу, попросила записать её в седьмой класс. Секретарша, принимавшая документы, посмотрела на хорошие оценки в аттестате и решила, что девочка ошиблась.
– Ты хотела сказать – в восьмой? – поправила она.
Но Аня, не объясняя причины, настаивала:
– Нет, в седьмой!
Та пожала плечами и записала.
На первом же занятии русского языка Аня сама всё рассказала учителю – пожилому интеллигентному человеку с прекрасной литературной речью. Он ей сразу очень понравился. Девочка подошла к нему после урока.
– А, новенькая? Волкова, кажется? – улыбнулся учитель. – У тебя ведь аттестат за седьмой класс, и хороший.
– Я хотела вам об этом рассказать… Это так, оценки. А знания у меня плохие. Мне сказали, что я совсем безграмотная. Вот, хочу исправить, потому и записалась опять в седьмой.
Учитель с уважением посмотрел на девочку.
– Это хорошо, что ты сама перед собой честна. И учиться хочешь по-настоящему. Не каждый человек в твоём возрасте, – да и взрослые тоже, – вот так откровенно признаются…
Он взял личное шефство над Аней, много помогал ей. И она подтянулась. Хотя, всё же, от лучших учеников по этому предмету отставала. Но зато по математике была самой сильной в школе.
Когда она окончила второй раз седьмой класс и вновь наступило лето, Ане исполнилось уже 17 лет. Можно было учиться дальше, в восьмом классе, но она не хотела. Семилетка считалась тогда средней школой, давала возможность поступать в техникумы. Аня мечтала учиться в текстильном техникуме. Об этой профессии тогда много писали газеты, показывали кинохроники. Недаром через несколько лет, в 40-м году, вышел художественный фильм «Светлый путь» с Любовью Орловой. Там героиня как раз работала на текстильной фабрике… Когда Аня увидела этот фильм, у неё уже была другая профессия. Но ностальгически заныло сердце, ведь она, в свои 17 лет, тоже представляла: вот идёт она по светлому цеховому проходу фабрики, а слева и справа крутятся бабины с разноцветными нитками, сплетаются в радужное полотно… Но такой техникум был далеко, в Воронеже. Отец сказал:
– Федю буду учить, а тебя нет. Выйдешь замуж – вся учёба и все затраты на неё пойдут прахом. Или здесь учись, или работай.
А здесь, в Новохопёрске, имелся только педагогический техникум. Но в начале лета Аня и не думала об учёбе. Все мысли о Бутурлиновке. Так она соскучилась по родным местам, так хотела поехать туда – мочи нет! И сёстры там, Маруся с Галей, и подруги. Всё приставала к отцу – отпусти. А он не разрешал. Но в один день, когда немного выпил и был добрый, сказал:
– Ладно, поезжай, дам денег.
Радостная, Аня побежала к подруге Зое, которая была в курсе её переживаний. Та – на реке. Аня – бегом к Хопру, кричит с берега плавающей Зое:
– Еду в Бутурлиновку!
Прибежала домой, собираться, а её шатает. Сначала решила, что от радости и волнений. Но вечером уже лежала почти в бреду. Тиф…
Долгое время Аня находилась в полубессознательном состоянии, ничего не помнит. Болела месяца два. Понемногу начала приходить в себя, садиться в постели. Первый раз через много дней рискнула выйти во двор, в туалет. Туда дошла, а обратно – ослепла. Полная темнота! Испугалась, но кричать не стала – по забору добралась к дому. Пришёл доктор, успокоил: зрение вернётся. Так и случилось через время. Сильно лезли волосы, потому Аню коротко постригли. Почти налысо, только впереди, на лбу оставили чёлочку.
Как раз в это время пришли её навестить подружки Зина и Шура – они вместе учились, вместе собирались поступать в техникум. Они уже подали заявления – в педагогический. Стали уговаривать и Аню. Но она ещё была очень слаба, ходила шатаясь. Тогда девочки сами взяли её документы, отнесли в приёмную комиссию.
Сдавали экзамены: математику и русский диктант. Математику Аня сдала, как всегда, лучше всех, на пятёрку. А вот диктант, как ни старалась, написала плохо. Но учителя всё же решили принять её – математика выручила. Да и учли то, что девушка – после тяжёлой болезни.
Вот так Анна Волкова очутилась в педагогическом техникуме и избрала себе профессию – да и судьбу, – учителя. Вроде бы случайно. Но нет, ничего в нашей жизни случайного не бывает. Отец её с удовольствием читал книги, она сознательно тянулась к учёбе, любила школу, её дух и атмосферу. И потом, в дальнейшем, все, кто знал учительницу Анну Александровну, ни на минуту не сомневался: педагогика – это её призвание…
В педагогическом техникуме, на их курсе, учились в основном ребята деревенские. И только три девушки – Нюра, Шура и Зина, – городские. Они и раньше дружили, а тут стали не разлей вода, держались только вместе. С деревенскими не водились – гордились, забирали носы. Даже не хотели фотографироваться с группой – презирали. Глупые были, молоденькие. Им ещё предстояло поработать в сельских школах, пожить среди таких же простых деревенских людей, видеть от них добро и помощь, хлебнуть вместе горя… А пока девчонки чувствовали себя особенными, модно одевались, ездили в Воронеж в театр, учились бальным танцам.
У них в техникуме учитель химии вёл кружок бальных танцев – танго, фокстрот, румба… Девочки ходили туда за 25 рублей в месяц – родители давали деньги. Устраивались и просто танцевальные вечера, на которых три подружки непременно бывали. Однажды на таком вечере с Аней случилось неприятное происшествие – украли пальто.
Пальто было очень хорошее, драповое, чёрное. Из маминого его перешили брату Денису – он был уже взрослый парень, хорошо одевался. А он и года не поносил – ушёл на военную службу. Написал: «Перешейте моё пальто Феде». Федя отказался: «Сделайте Нюре, она у нас уже почти учительница». Вот и получила Аня шикарное модное пальто – в техникуме ей все завидовали, говорили: «Ты в этом пальто городская, настоящая учительница!» Поносила она его осень, рано по весне первый раз надела. Мама не давала – ещё холодно было. Но упросила, уж очень хотелось пойти в нём на танцы.
Пришла в техникум, повесила на вешалку, а сверху – старенькое пальто подруги. В вестибюле дежурили ребята – такие же студенты, но они не в самой раздевалке находились, а просто следили за порядком.
Девочки танцевали, шутили, смеялись. Настроение было отличное! В тот раз играл духовой оркестр, а не баянист – здорово! Весёлые, вышли одеваться. А пальто Аниного и нет! Она плачет, вокруг собрались ребята, дежурные разводят руками – ничего не видели… Девочки повели Аню в общежитие – рядом, дали надеть какую-то кацавейку. В ней она и пошла домой – бегом. Родители уже легли спать. Но мать услышала, что Аня плачет, соскочила с постели:
– Что с тобой, Нюрочка?
А она, захлёбываясь рыданиями, отвечает:
– Со мной случилось то, что с Галей!
…Дело в том, что у сестры Гали год назад украли пуховой платок – и тоже на танцах, и тоже новый, первый раз надетый. Вот это Аня и имела ввиду. А родители перепугались, подумали о другом. Ведь Галя забеременела ещё до свадьбы… Когда разобрались, даже вздохнули с облегчением. Только Аня не могла понять, почему мать с отцом переглядываются и даже улыбаются.
На следующий день отец пошёл в техникум, к директору.
– Вы устраиваете танцы, значит и за порядок отвечаете, – сказал резонно. – И за кражу тоже.
Руководство техникума выписало отцу 80 рублей компенсации. На них Ане купили другое осеннее пальто. Оно было хуже её любимого, украденного, но тоже хорошее – модное, кофейного цвета…
В те годы кража пальто была для семьи Волковых, может быть, самой большой бедой. После переживаний и потерь первой половины тридцатых годов, жизнь наладилась. Правда, не было своей крыши над головой, жались по чужим углам, но уже как-то привыкли, притерпелись. Главное – не бедствовали, дети устраивали свои семьи, учились, получали хорошие профессии, уважение… 37–38-й годы советской истории стали позже каким-то жупелом – адовой горящей смолой, постоянно разжигаемой прессой, литературой, разоблачениями, жуткими цифрами. Всё было. Но были и миллионы семей – простых людей, тружеников, которых репрессии не только не тронули, а были даже неизвестны. Так, что-то слышали краем уха… Единственное, что задело лично Аню – арест Тухачевского. Этот молодой маршал был кумиром молодёжи того времени. Аня тоже его обожала. Ещё бы: молод, красив, умён, с юных лет в революции, с романтической биографией – сын дворянина и крестьянки, как в книгах!.. И вдруг – враг народа! Она шла по коридору в техникуме и остановилась, вся сжавшись: несколько учителей снимали со стены большой портрет Тухачевского. Сняли и стали плевать на него просто с остервенением! Аня повернулась, побежала прочь, заскочила в пустой класс, забилась в угол и долго горько плакала. Не могла она поверить, что командарм Тухачевский предатель, иностранный шпион… Через годы, когда Тухачевский был реабилитирован, Аня не то чтобы возликовала, но сказала с ноткой гордости: «Я всегда знала, что он невиновен». Много лет, до конца жизни, она жила на улице имени Тухачевского – такой вот отголосок её юношеской привязанности…
Перед самым окончанием техникума, перед распределением, три «городские» подружки решили: в село не поедем! Посылали выпускников работать в основном именно в сельские школы. Девочки выбрали другое: в то время по стране ширилось движение, зачинателем которого стала девушка по фамилии Хетагурова – «Девушки – на Дальний Восток!» А из предыдущего выпуска как раз несколько человек и послали в те края. Вот Аня, Зина и Шура так решили – будем проситься на Дальний Восток!
Все их однокурсники уже получили распределения, а они не идут в комиссию. Наконец пришли.
– Мы городские, в село не поедем, хотим на Дальний Восток, – заявила от имени всех Аня.
Директор разводит руками:
– Нет в этом году туда направлений!
Так ничего и не решили в первый раз. А через два дня директор снова вызвал их.
– Есть одно направление на Дальний Восток. Решайте, кому его дать?
Зина сразу подхватилась:
– Я поеду!
Подружки вздохнули, но оспаривать не стали. Знали, Зине в семье живётся очень трудно: у неё мачеха, у той – свои дети. И Зина давно говорила, что при первой же возможности уедет подальше от мачехи. Теперь такая возможность у неё появилась.
Ане и Шуре предложили две школы в посёлке Залужное – рядом с городком Лиски. Директор и учителя расписывали им те места: это посёлок городского типа, и клуб там есть, и кино, и танцы, и школы хорошие, рядом река, лес… Уговорили. Аня выбрала для себя школу № 17, относящуюся к железнодорожному ведомству. Тогда у ЖД (железной дороги) школы были по всей стране свои. Они выгодно отличались от просто городских и сельских. Учителя, работавшие в таких школах, имели те же льготы, что и железнодорожники – бесплатный проезд в поездах, продуктовый паёк… Шуре досталась другая школа.
Братья. Денис
Денис был на четыре года старше Ани. Как и все Волковы – высок, строен, красив. К тому же имел открытый, общительный и очень весёлый нрав.
Он окончил четыре класса школы и считался прилично образованным парнем. Учился хорошо. Когда Аня пошла в первый класс, она попала к тому же учителю. А в классе, на одной из стен, – выставка рисунков старших учеников. Самый лучший рисунок – изображение коня, – Денисов. И учитель в первые же дни сказал всем:
– А коня, ребята, нарисовал старший брат Ани Волковой.
И сразу этим поднял авторитет девочки среди одноклассников.
После окончания четырёх классов Денис стал помогать отцу шить сапоги. Ему же не раз приходилось приводить домой пьяного отца. После воскресных служб, когда все соседи уже повозвращались домой, а отца всё не было, мать говорила:
– Иди, Денисок, шукай батька. Заглянь спочатку до церкви – он, мабуть, там!
И точно, Денис находил отца в небольшой комнатке при церкви в компании с попами и бутылкой. Вёл домой, иногда почти тащил на себе. И хотя мать ругала мужа: стыдно, мол, взрослому парубку за отца-пьяницу, Денису вовсе не было стыдно. Отца он очень любил, принимал того таким, как есть. Кстати, так же, как и отец, с удовольствием читал книги.
В 16 лет Денис уже был комсомольцем и комсомольским вожаком при сельсовете. Иначе и быть не могло: энергичный, зажигательный, умеющий поладить со всеми, прекрасный организатор!.. За этим парнишкой тянулась молодёжь.
В сельском клубе он организовал драмкружок, сам подбирал пьесы и ставил их. Это были «Назар Стодоля» Тараса Шевченко, «Ой, не ходи, Грицю…» Михайла Старицкого, «Щельменко-денщик» Квитки-Основьяненко. Сам был в пьесах актёром и, конечно же, пел. Уже тогда он очень любил петь. На всех посиделках звучал прекрасный голос Дениса – отцовское наследство. А когда стал ставить пьесы, его певческий и актёрский таланты просто расцвели.
На эти спектакли приходило очень много народу. Для Бутурлиновки и, особенно, для их сельского района они были событием. Продавались билеты. Однажды Аня, – а было ей лет 13, – позвала подружку на спектакль:
– Пойдём, там мой брат Денис, он нас пропустит!
Денег-то у них, конечно, не было. Девочки пошли. Но Денис подвёл сестричку – вышел, сердито отругал:
– Я ж казав тоби, не приходь!
И не пустил.
Не случаен был подбор Денисом пьес. В них он говорил на своём любимом украинском языке, пел украинские песни – он и в самом деле эти песни любил больше всего. А когда пришло время получать паспорт, он записался украинцем. Сам так захотел. Пришёл домой, протянул только что полученный паспорт родителям:
– Тато, мамо, я записался в паспорте украинцем.
– Но мы ведь все русские, – удивился отец.
Парень махнул рукой:
– Ну и что! Я говорю по-украински, песни пою украинские. Значит буду украинцем!
Лет в восемнадцать Дениса послали от комсомола учиться на курсы кассира сберкассы в город Тамбов. Учился около года, когда вернулся, стал работать в селе Васильевка, в 20 километрах от Бутурлиновки. Видимо, большое было село, коль там работала сберкасса. Аня помнит, как пришёл домой Денис, получив свою первую зарплату. Принёс матери и ей, сестричке, материи на платья. А ещё – целый мешок арбузов, тащил пешком все 20 километров.
В то время была уже у Дениса девушка – Юля. Его ровесница, товарищ по комсомольской работе и по актёрству. Очень красивая, задорная, боевая девчонка, тоже пела хорошо. У них были близкие отношения ещё до свадьбы. Вообще, Денис был парнем хоть куда, девчата по нему сохли. Но он любил Юльку.
Подходило время идти в армию. И Денис с другом Павлом Шандурой решили поступить в курсанты. И не куда-нибудь, а обязательно в Киев. Денис давно мечтал учиться и жить именно в Киеве. Давно слышал, какой это красивый и большой город, на том самом Днепре широком, как у Шевченко. До середины которого не всякая птица долетит, как у Гоголя… Там, в Киеве, было военное училище связи. Туда и поехали парни. Вернулись уже в курсантских формах – в короткий отпуск.
Родители с младшими детьми жили тогда уже в Новохопёрске, и сын приехал сначала к ним. Но почти сразу укатил в Бутурлиновку – жениться на Юле. Отец с матерью поехали с ним, сыграли свадьбу. А вскоре Денис вернулся в Киев – начались занятия в училище. Юля осталась в Бутурлиновке, работала на маслозаводе в лаборатории.
Их брак оказался недолгим. У Юли было три старшие сестры. Две замужем, а третья, Фрося, – в разводе и очень вольного поведения. Чуть ли не ежедневно у неё в доме устраивались весёлые хмельные вечеринки, на которые ходила и Юля. Пошли слухи о том, что она стала любовницей директора маслозавода. Денису кто-то из дружков написал об этом. И он, в отместку, завёл себе в Киеве тоже любовницу… Он вообще всю жизнь на романы был скор. Женщин у Дениса было много – его любили, такого красивого, талантливого, щедрого, весёлого! И даже через много лет, тяжело больной, он говорил сестре Анне: «Мне не страшно умереть, только бы знать, что на том свете я смогу любить женщин и петь песни». Шутил, по обыкновению. А, может, и нет. Ведь именно любовь и пение – две его самые большие привязанности в жизни…
Тогда же он сам написал Юльке о своём киевском романе. Она приехала к нему и устроила скандал. После этого они развелись. Обычная история, каких много: слишком ранний брак, слухи-пересуды, часто недостоверные и непроверенные, действия в отместку, назло, горячие головы, скоропалительные чувства…
В военном училище Денис вновь стал много петь, выступать в самодеятельности. Знал очень много оперных арий, романсов, русских и украинских народных песен. Он несколько раз приезжал к своим на каникулах, но особенно хорошо помнит Аня его приезд после окончания училища.
Денис получил распределение служить на Дальний Восток, и перед отъездом туда на целый месяц приехал в Новохопёрск к родителям. Аня тогда училась в техникуме, вернулась с занятий, вошла в дом, а там – красивый, высокий офицер, старший лейтенант, руки раскинул:
– Сеструха! Взрослая! Красавица какая!
Через несколько дней в техникуме проходил праздничный вечер. Денис пошёл с Аней – в офицерской форме. И всех там очаровал, а ей поднял авторитет. Подруги и девушки из старших классов ходили за ней, наперебой просили: «Познакомь!» Был концерт, и когда он уже заканчивался, Денис вышел на сцену, представился, попросил разрешение спеть. Стал петь, и его долго не отпускали. А одна молоденькая учительница серьёзно в него влюбилась.
Она даже пошла провожать Дениса вместе со всеми родными, когда его отпуск закончился и он уезжал на Дальний Восток. Стояла уже осень, дул холодный ветер, Волковы ходили по перрону в ожидании поезда, грустили. И вдруг Денис стал петь. Вокруг собрались люди, лица у всех повеселели, его просили петь вновь и вновь. И он пел до самого отхода поезда.
…Ещё и поэтому Аня просила распределить её после окончания техникума на Дальний Восток – там ведь служил любимый старший брат!..
Денис служил сначала во Владивостоке, потом в Иркутске. Пел, конечно же, в армейской художественной самодеятельности. Сам общительный, доброжелательный, он и у людей вызывал ответную симпатию. В сороковом году приехал в Иркутск знаменитый ансамбль песни и пляски Советской Армии. Денис пошёл к его руководителю – известному композитору Александру Васильевичу Александрову, представился, попросил разрешение спеть вместе с ансамблем. Александров послушал его и разрешил. На нескольких выступлениях Денис пел – и не только с хором, но и солировал. Александров был очень высокого мнения о таланте молодого офицера. Считал даже, что Денис Волков может затмить знаменитого в то время Лемешева. Но для этого нужно было учиться. Композитор очень ему это советовал, написал рекомендацию в Московскую консерваторию. А, уезжая, подарил свои именные золотые часы.
Учиться вокалу Денис мечтал. Но это оказалось непросто. Во-первых – служба. Во-вторых – у него уже была семья. Жена Людмила работала парикмахером, родилась дочь Неля. Да и наступил 41-й тревожный год. А потом началась война.
На фронте Денис не был, хотя рвался туда, писал рапорт за рапортом. Однако на Дальнем Востоке тоже сохранялась напряжённая обстановка, и его не отпускали. Но когда, в конце 43 года, пришла весть о гибели Феди, Денис стал особенно настойчив. Пробился на приём к генералу и со слезами на глазах просил:
– Как же так, младшего братишку убили немцы, а я тут отсиживаюсь!
В конце концов его послали на Украину, под Одессу, в школу по подготовке офицеров к фронту. Но до фронта он так и не добрался – пришёл победный май 1945 года…
В Одессе, в знаменитом оперном театре шёл праздничный концерт Победы. Когда он уже подходил к концу, из зала вышел молодой, высокий, красивый офицер, легко вспрыгнул на сцену и запел замечательным голосом:
У прибрежных лоз, у высоких круч
И любили мы, и росли.
Ой, Днипро, Днипро, ты широк, могуч,
Над тобой летят журавли!
Это был Денис и пел он самую любимую свою из военных песен. После небольшого замешательства, хор и оркестр подхватили припев. Величественная песня гремела под сводами театра. Когда же последний аккорд затих, обрушились крики и овации. Люди из зала подхватили офицера и хлынули потоком на улицу, на руках неся его! Конечно, всеобщая эйфория объяснялась, в основном, огромной радостью от Великой Победы. Но и голос Дениса Волкова, и песня, спетая им, органично влились в это народное ликование…
Потом Денис поехал в Бутурлиновку, в родной дом. Встретили его две сестры – Мария и Аня. Матери уже не было в живых, отец уехал в Борисоглебск навестить дочь Дарью да и остался там пожить на некоторое время. Побыв несколько дней с сёстрами, Денис собрался к отцу. Отозвал тихонько Аню в сторону, попросил:
– Займи денег. Я всё истратил, но не могу же я, сын, приехать к отцу без подарка!
Аня заняла ему тысячу рублей. Денис отдавал ей эти деньги частями, тайком от жены, несколько лет – высылал уже в Харьков, где сестра тогда жила.
Сам Денис скоро переехал жить в Воронеж. Здесь родился его сын Александр. Много лет Денис пел в Воронежском народном хоре, потом – в Воронежском оперном театре. Его жена Людмила работала с ним вместе. У неё был неплохой, хотя и слабенький голос. Но из-за талантливого мужа к ней тоже хорошо относились, к тому же, она была интересной женщиной.
…Я хорошо помню своего дядю Дениса. Был он весёлым, общительным человеком и большим выдумщиком. Я уже работала и училась заочно, когда однажды, приехав в Харьков, он сказал мне:
– Пойдём в ваш оперный театр на «пробу».
Мы пришли туда в будний день, во время репетиции. Дядя Денис нашёл главного режиссера, представился, сказал, что собирается переезжать жить в Харьков и интересуется: возьмут ли его в труппу оперного театра. Режиссер захотел его послушать. Дядя вышел на сцену и с местными артистами спел несколько дуэтов и арий из разных опер. Я сидела в зале, слушала. Пел он отлично. Режиссер, видимо, был такого же мнения, потому что я слышала, как он сказал: «Будем рады видеть вас, Денис Александрович, в своей труппе». Конечно, дядя Денис вовсе не собирался переезжать в Харьков, он просто так развлекался.