Текст книги "Испытание мечтой или подруги поневоле (СИ)"
Автор книги: Ирина Ваганова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
– Как вам не стыдно! Соблазнили студентку, да ещё кричите об этом! Кто теперь доверит вам своих дочерей?
Всеволод Мартынович сфокусировал на ней взгляд удивительно синих глаз и спокойно ответил:
– Тогда я и сам был студентом. Мы с Ясминой просто хотели спасти наш мир. Никто никого не соблазнял.
– Странный способ спасать мир, – пожала плечами Алина.
– Всё дело в пророчестве, – вздохнул ректор и вернулся за свой стол. Он убрал «скипетр» в футляр и посмотрел на нас: – Идите, девы. И… называйтесь как угодно. Моя надежда умерла.
Прилучная повернулась на каблуках и бросилась к выходу. Я успела глянуть на секретаря. Тот отложил карандаш и заинтересованно смотрел нам вслед. Шла я, гордо задрав нос – именно так, мне казалось, идут, сохраняя достоинство, и чуть не навернулась, зацепившись за порог. От падения меня спасли портьеры, в которых я запуталась и повисла. Надышалась пылью, расчихалась, с трудом выбралась, оборвав часть кулисы. Прилучной уже не было в приёмной, зато за спиной послышались лёгкие шаги. Я приготовилась к отповеди, но секретарь, выйдя из кабинета, лишь заботливо поинтересовался:
– Вы не пострадали, леди?
Я отрицательно затрясла головой и попросила:
– Нельзя ли оставить в тайне всё, что здесь… – я замялась и всё же, понимая, что другого случая попросить не предвидится, продолжила: – вы делали записи. Пожалуйста, не показывайте их никому.
– Как будет угодно, – спокойно произнёс юноша. Выдвинув ящик ближайшего шкафа, он достал оттуда скамейку, влез на неё и принялся снимать обвисшую штору.
– Простите… – начала я, но он не дал договорить:
– Давно пора их постирать. Не беспокойтесь, леди, я не расскажу о вас тем, кого это не касается.
В ту минуту я восприняла это обещание как «не расскажу никому». Просто не могла предположить, что есть ещё заинтересованные стороны. Об этом я узнала только спустя несколько дней. А пока, предоставив секретарю возможность в одиночку биться с портьерами, побежала догонять подругу. Как бы, пока я вела дипломатичные переговоры здесь, она не разболтала о наших проблемах там. К счастью, Прилучная была не в состоянии связно излагать мысли. Она расхаживала по площадке около фонтана, поминутно запуская пятерню в волосы, запрокидывая голову и выкрикивая ругательства. За Алиной тянулся шлейф из девчонок нашей группы, всех, кроме Домны. Та сидела на скамье и рисовала носком туфли на песчаной дорожке хитрые загогулины. Я опустилась рядом:
– Что говорит?
Домна дёрнула краешком губ и покачала головой:
– На эмоциях.
Эту фразу я и сама успела разобрать. Прилучная то и дело повторяла:
– Я на эмоциях! Да как он мог? На эмоциях. Подумаешь! Каков?
То ли ума хватило скрыть, о чём был разговор, то ли действительно перетрусила и ничего не соображала. Ефросинья, возглавлявшая Алинкину свиту, заметила меня и направилась к нашей лавочке. А я ещё не придумала как подать ситуацию, не говорить же, в самом деле, что ректор считал себя отцом Полины Веровой и обломался, не обнаружив у той синих глаз? Спас меня звонок, известивший об окончании перемены, нужно было торопиться и не опоздать на урок. Синичка пробежалась и догнала меня:
– Что там случилось, Елена?
– Потом, – обещала я, – потом расскажем, дай выдохнуть!
Стоило порадоваться, что воспитывали девушек в аристократических семьях неплохо. Никто особо не лез и не настаивал, хотя глаза были полны любопытства.
Технологию составления заклинаний вёл Харитон Харитонович – длинный худой старик с седыми волосами, падавшими беспорядочными прядями на плечи, и удивительной для его лет осанкой, будто под пиджаком у него к спине была примотана палка. Именно Харитон Харитонович подал идею, что мне наплести девочкам. Преподаватель неторопливо расхаживал вдоль доски и так же неторопливо говорил. Это называлось лекцией, хотя было обыкновенным диктантом. Ничего не объяснял, просто ждал, когда запишем очередную фразу, и произносил новую. Шагая от двери, он смотрел в окно, а возвращаясь, не отрывался от лица Алины. Наконец, во время очередного прохода свернул в нашей парте, наклонился и зашептал, всматриваясь Прилучной в глаза:
– Ваша мать, часом, не изобрела заклинания на красивую дочь?
Рука Алины замерла, не дописав слово, голова опустилась ниже:
– Не знаю.
Я – удивляюсь несвойственной мне вездесущности – встала и взглянула прямо в блёклые глаза учителя:
– Матушка леди Полины умерла.
– Соболезную, – наклонил голову Харитон Харитонович и перевёл взгляд на меня: – а ваша?
– Моя жива.
– О заклинании.
– Что? – я замерла с раскрытым ртом, надо же, сама подставилась!
Учитель вздохнул, вероятно, засомневавшись в моих умственных способностях, жестом велел садиться, вернулся к прежней траектории движения и продолжил лекцию.
Технология оказалась сдвоенным уроком. По-нашему – парой. Во второй части лекции нам не читали. Харитон Харитонович предложил каждой ученице попытаться составить простенькое заклинание. Для этого необходимо представить себе во всех подробностях процесс, который должен произойти, и расписать его по ступеням.
– …Рабочего заклинания не получится, – говорил учитель, расхаживая между рядами и заглядывая в тетради. – Уж в ближайшее время точно. Нужно набить руку. А вот к концу курса, надеюсь, у некоторых из вас вполне может выйти что-нибудь путное.
Девочки описывали рост цветка, замешивание теста, рисование пейзажа и развешивание платьев в шкаф. Мы с Прилучной бездельничали. Не знаю, о чём размышляла она, мне в голову не лезло ничего, кроме возвращения в Большой мир. Поскольку этот процесс я представляла слабо, описать его алгоритм не могла. Хорошо, что учитель не просил сдать работы.
До ужина я улучила минутку и пошепталась с Алиной: как ей понравится моя версия вызова к ректору. Прилучная покрутила носом, но ничего другого предложить не смогла, поэтому согласилась. Больше того, сама и взялась рассказать. Так появилась захватывающая история о том, что ректор заподозрил леди Верову в использовании заклинания на красоту.
– И что же, – удивлялась Ефросинья, – разве это запрещено?
Мы сидели за столом, но почти никто не ел, девочки превратились в слух.
– Нет никакого заклинания, – клятвенно заверяла Прилучная, – во всяком случае, мне оно неизвестно. Так представьте! Не верит! Орёт, как иерихонская труба!
– Какая труба? – не поняла Домна.
– Забей! Короче, я так испугалась! Еле ноги унесла. Спасибо, Ленка меня прикрыла.
Все взгляды переметнулись ко мне. Я выставила перед собой раскрытые ладони и замотала головой:
– Я тоже ничего не поняла. И вообще в портьерах запуталась со страху, мне секретарь помогал выбраться. Полина в это время убежала.
– Не понимаю, – философски заметила Домна, – к чему вообще эта красота? По мне так в покое оставили бы и ладно.
Ефросинья согласно покивала:
– Верову с Морковиной точно в покое не оставят.
– Ладно, не прибедняйся, – махнула рукой Прилучная, – ты тоже ничего.
Я даже жевать перестала от удивления – такого великодушия от подруги ну никак не ожидала.
Шум по поводу нашей беседы у ректора постепенно стих. Потянулись учебные будни. Почти на всех уроках было интересно. Клотильда Власовна всерьёз озаботилась видеосвязью. Пока мы разговаривали только между собой, используя принесённые учительницей зеркала: одно оставляли в классе, с другим выбегали в коридор – получалось вполне прилично, но, стоило отойти подальше, изображение рябило помехами. Пелагея Бенедиктовна развлекла нас тем, что прямо в классе удалила бородавку с носа. Как выяснилось, она поделывала это каждый год, устанавливая таймер на это время. Нельзя сказать, что внешность нашей Жабы сильно выиграла, но сама возможность провести некоторый тюнинг накануне приезда принца и его свиты вдохновил обладательниц бородавок.
На истории я пыталась раскрутить Карпа Порфирьевича на предмет пророчеств. У меня в голове крепко засели слова, оброненные ректором. Учитель сначала отнекивался, а потом пообещал подобрать мне книги на интересующую тему. Я спокойно ждала следующего урока, но ответ получила раньше. Вернее, не сам ответ, а намёк на него.
Случилось это накануне выходного. Нас собрали в поточной аудитории. Клавдия Семёновна рассказывала о финансовой политике школы. Не только мы с Прилучной были не в теме, для остальных девочек тоже оказалось сюрпризом существование средств на собственных счетах. Кошельки были простыми и общеизвестными. У нас сначала шла единичка, потом тот номер, что нам присвоили по приезде. Получалось, что мне и Алине достаточно сказать «сто тридцать девять» или «сто сорок», и мы сможем покупать что-то в магазине.
– Не советую шиковать! – строго оглядела радостные лица подопечных Клавдия Семёновна. – Если вы растратите средства раньше времени, родителям придётся пополнять кошелёк или забирать вас из школы.
Немудрено, что сразу по окончании собрания девочки под предводительством Прилучной помчались в магазин. Я отстала, не собираясь толкаться в крохотной лавочке. Знакомый и – не буду лукавить – любимый баритон заставил моё сердце замереть. Я остановилась и медленно обернулась.
– Леди Елена, – повторил куратор, – соблаговолите прогуляться со мной в парке? Есть очень важный разговор.
Могла ли я не согласиться? Даже если бы он предложил лезть на Эверест или спускаться в каньон Котауаси[1], я бы только кивнула в ответ, не имея сил даже на слово «да», звучавшее в моей голове.
День стоял чудесный, по-настоящему летний, хотя была только середина мая. Можно было выходить на прогулку, не набрасывая ни шаль, ни плащ. Климат этого мира несколько отличался от привычного нам, хотя, возможно, на территории школьного парка кто-нибудь из учителей или студентов наколдовывал солнце и мягкий ветерок. Моя грудь вздымалась от счастья, я едва сдерживалась, чтобы не закружить в танце, напевая весёленькую мелодию. Чувствовала себя на свидании и гнала мысли о том, что разговор с куратором предстоит сугубо деловой. Выдавая себя за другого человека, я невольно приглушила привычного критика. Словно участвовала в театральной постановке, исполняя роль красавицы, умницы, аристократки. Хотелось мечтать, фантазировать, не боясь обмануться. Почему бы в таком случае не пококетничать?
Лекс поглядывал на меня с улыбкой. Так, пожалуй, следят за игрой котёнка, скачущего за огоньком лазерной указки. Минут пять мы молчали. Я наслаждалась «свиданием», мой спутник ждал, когда с меня схлынет этот необъяснимый ему восторг. Наконец, я взяла себя в руки и, прогнав с лица глуповатую улыбку, обернулась:
– Что за разговор? Я слушаю.
– Ещё немного пройдём, – откликнулся куратор, – там за лабиринтом нас никто не сможет подслушать.
Вот даже как? Он опасался шпионов?
Обогнув стену из кустов можжевельника, мы оказались на полянке, поросшей снытью. Я с удовольствием вдохнула воздух со смешанным ароматом свежей хвои и молодой травы и села на лавочку, врытую на краю поляны. Лекс опустился рядом и заговорил, оставаясь ко мне в пол-оборота. Я совершенно бессовестно разглядывала его гладковыбритые скулы, щёки, подбородок, борясь с желанием провести по ним пальцем, чтобы ощутить тепло его кожи. Останавливала взгляд на шевелящихся губах, на густых ресницах. Наслаждалась звуками мягкого голоса...
– …Вы меня слышите, леди Елена?
– А? – встрепенулась я. – Нет, простите. Задумалась.
Отвернувшись, я уставилась на собственные руки, сцепленные в замок на коленях, и покраснела – щекам стало жарко. Куратор кашлянул, прочищая горло, и терпеливо повторил:
– Вам удалось провести Мартыновича, но не меня. Я внимательно изучил запись. Вы не Полина.
– С каким Мартыновичем? Какую запись? – удивилась я и опять взглянула на мужчину.
Он протяжно вздохнул и начал заново:
– Вы с подругой были у ректора...
– Были, – кивнула. Об этом знала половина школы – не отопрёшься.
– Совершили довольно смелый поступок, взявшись за магический жезл. – Моего подтверждения не требовалось, Лекс был в теме. – Проанализировав ваши слова, я увидел, что они не доказывают ровным счётом ничего. – Опять в точку. Чуть помолчав, куратор спросил: – Кто вы? Уверен, что не Полина.
Как же мне не хотелось врать этому человеку! Кому угодно готова вешать лапшу на уши километрами: ректору, преподам, подружкам... А с ним за счастье оставаться искренней, открытой, правдивой, но ведь не скажешь, что я из другого мира…
– Моё имя действительно Елена, – едва слышно прошептала.
– Я так и знал! – воскликнул Лекс. Я не могла понять, рад он этому или не рад. Следующий вопрос поставил меня в очередной тупик: – Тогда кто ваша подруга? Это важно. Подумайте, прежде чем отвечать.
Думать я могла бесконечно, что отвечать – не представляла совершенно. Куратор принялся меня уговаривать. Обещал не причинять вреда «Полине» и никому не раскрывать её тайну. Всё, что его интересовало – где настоящая леди Верова. Сопоставив содержание двух разговоров – с ректором и куратором – и более-менее сложив этот пазл, я высказала догадку:
– Леди Верова должна исполнить пророчество? – заметив, как дрогнули веки Лекса, я поняла, что попала в десятку, и продолжила расспросы: – Что это за пророчество? Для него нужна именно дочь ректора?
– Вы весьма сообразительны, леди Морковина, – сообщил куратор, испортив мне настроение. – Мне порой кажется, что вы немного старше и разумнее остальных…
Я нахмурилась и дальше слушала, не строя предположений. Чего-то полезного услышать не довелось. Лекс продолжал уговоры, объясняя, как важно найти дочь Ясмины и Всеволода. Долгих восемнадцать лет мир ждал этого момента, и нельзя красть у него шанс на спасение. Едва я пыталась что-то уточнить, задавая конкретные вопросы, куратор начинал новый виток обещаний и просьб. К сожалению, порадовать его было нечем. Поэтому, когда мужчина заверил, что готов выполнить любое моё желание, лишь бы узнать, где скрывается леди Верова, я только пожала плечами.
– Ну же? Просите что угодно! – взывал куратор.
Я не смогла удержаться и посмотрела ему в глаза. Что просить? Возьми меня замуж, любимый? Интересно, выполнил бы? Я одёрнула себя – в этом мире нет любви. Каково это: жить с человеком, которого ты обожаешь, зная, что он к тебе равнодушен? Как долго продлится это счастье? Я отвернулась и покачала головой:
– Сожалею. Ничем не могу помочь... – Мне пришлось рассказать усечённую версию событий, умолчав о собственном участии в них.
– Подтвердите, леди Елена, так ли я понял, – глядя на проплывавшее лёгкое облачко, говорил мой прекрасный собеседник: – Дочь Ясмины сбежала из дома, граф искал её и приехал в монастырь, где жила потерявшая память девушка. Признав в ней леди Полину, граф забрал её домой, а потом отправил сюда.
– Всё так, – кивнула я.
– Резоны графа мне понятны, даже если он лжёт. А вы? – Лекс взял мою ладонь двумя руками и нежно погладил.
Как это было приятно! Внутри у меня поднялась горячая волна.
– Что? – млея от окутавшей сердце неги, спросила я.
– Можете подтвердить, что это ваша кузина?
Я медленно поводила головой из стороны в сторону:
– Никогда раньше не видела Полину.
Мужчина вздохнул и выпустил мои руки из своих пальцев:
– Все говорят, что леди Верова была очень замкнутой.
– Отец запирал её в башне, – нахмурилась я, подумав: омбудсменов тут на них нет. – Его сиятельство почему-то скрывал дочь от мира.
– Спасибо, – поблагодарил меня куратор, поднимаясь, и когда я тоже встала, спросил: – Так как насчёт желания? Я же обещал.
– Вряд ли вы сумеете исполнить моё желание, – встала и я.
– Даже так? – улыбнулся Лекс, и лицо его приняло какое-то мальчишеское озорное выражение: – Ну не для себя, так для подруги.
– Подруга мечтает выйти за принца, – засмеялась я. – Это вы можете устроить?
– Без сомнения! – тоже засмеялся он. Мы пошли по дорожке, направляясь к зданию школы. После недолгого молчания, он спросил: – А вы? Не желаете переехать в царский дворец?
– Хотела бы вернуться домой, – честно призналась.
– Ну это вряд ли получится, – покачал головой Лекс. – Полагаю, на вашу руку найдётся с десяток претендентов.
Я остановилась и нечаянно схватила куратора за локоть:
– Вот и просьба! Пусть меня оставят учиться. Хочу получить диплом.
– Хм. Это сложнее. Я подумаю, как исполнить вашу мечту, леди Елена.
Голос его был очень серьёзен, стало немного страшно: вдруг у него не получится?
Куратор проводил меня до самой галереи, но я не спешила в общежитие, медленно двигалась, ведя рукой по холодным перилам, и всматривалась в серые и сиреневые прожилки на белом мраморе. В голове вела дискуссию сама с собой: одна часть Елены Зайцевой сожалела, что не призналась Лексу в своих желаниях, другая корила первую за наивность и легкомыслие. Помнится, Денис говорил о любви, и я не верила ему. Как бы мне хотелось услышать такие же слова от другого мужчины и поверить. Горько было осознавать, что это невозможно. Лекс не станет обманывать. Здесь никто никогда не говорит о любви, и, самое печальное, даже не думает о ней. «Никто? Я думаю! – возразила себе. – И подружка моя. Уже две дурочки нашлись».
[1] Самым глубоким каньоном в мире считается каньон Котауаси (Перу): его глубина равна 3535 метров
В общежитии поднялась настоящая кутерьма, я даже не представляла, что здешних чопорных девиц можно так возбудить шопингом. Практически все подцепили вирус от Прилучной – иного объяснения не было. Я уже привыкла, что даже до момента возведения стен перед сном все девушки разбредаются по сотам и либо читают, либо раскладывают вещи. Сейчас мне предстала совершенно иная картина. Как частицы, участвующие в броуновском движении, студентки сновали по залу, показывая подругам покупки и рассматривая приобретения остальных. Желая сохранить светлое чувство, оставшееся после разговора в парке, я шмыгнула к себе и забралась с ногами на кровать, надеясь предаться размышлениям. Не тут-то было! Ко мне подскочила Прилучная:
– Зря не пошла! На всех не хватило, но я взяла на твою долю, – сказала она так, будто ждала в ответ коленопреклоненной благодарности.
– Чего? Зачем?
– Вот! – Алина сунула мне в руки пудреницу в позолоченном корпусе. – Между прочим, со своего счёта списала!
– Спасибо! Мне не нужно. – Уж чего-чего, а пудриться я точно не собиралась.
– Не тормози! Ленка! – Прилучная щёлкнула замком и направила на меня зеркальце: – Лука Лукич был в шоке! Он уж думал, никогда этот залежалый товар не сбудет. А пригодилось. Сечёшь?
– Для видеосвязи? – догадалась я.
– Ага! Я когда взяла две, девчонки сразу сообразили, и давай хватать! Пудрениц всем не досталось, обычные зеркала спрашивали, и тени, и...
– У них тут косметика есть? – удивилась я. Ни разу не видела кого-то с макияжем.
– В принципе – есть, только не в ходу. Но теперь... – она изобразила победный жест, – у нас будут мобильники!
– Класс, – хмыкнула я скептически, – только вот с кем разговаривать?
– Лиха беда – начало! Прорвёмся, подруга, – скандировала Прилучная. – Завтра нас ведут на экскурсию в честь выходного. Сможем потренироваться.
Точно, я вспомнила: Клавдия Семёновна записывала желающих прокатиться в художественный музей, расположенный в соседнем городке. Отказ от развивающего мероприятия не приветствовался, поэтому записались все. Что ж, посмотрим на местные картины. Это даже интересно.
***
Накануне выходного мы отдали форму в прачечную. Все предыдущие дни пользовались нехитрым заклинанием чистоты, но обычную стирку никто не отменял. С огромным удовольствием я хотя бы на день избавилась от надоевшего канареечного сарафана и влезла в джинсовый комбинезон. В поездку пришлось захватить и куртку: по словам Клавдии Семёновны, за пределами школы прохладно. Все девочки по наводке Прилучной нарядились в штаны, и я на мгновение почувствовала себя в родном мире – для этого нужно было смотреть на фигуры и не обращать внимания на лица.
К парадному крыльцу подали шесть экипажей, студентки расселись. Наша группа набилась в один, поместились мы с трудом. Почти час ехать в такой тесноте не хотелось, поэтому, когда воспитательница предложила кому-нибудь пересесть в её карету, а все девочки отказались разлучаться с Полиной, я стала пробираться к выходу. Прилучная схватила меня за руку и не смогла остановить. Тогда она сама попыталась рвануть следом, но тут в её одежду вцепились обе соседки по сиденью. Спустившись на землю, я оглянулась и увидела «королевский» взгляд подруги, мол, я бы хотела пойти с тобой, но сама видишь – подданные не отпускают. Я подмигнула Прилучной и побежала к головному экипажу.
Не только перегруз нашего «микроавтобуса» заставил меня его покинуть – я успела заметить, что в первую карету садился историк, а с ним неплохо было бы обсудить тайну пророчества. Расположившись напротив учителя, я ещё до отправки приступила к расспросам:
– Карп Порфирьевич, расскажите о пророчестве. Вы ведь так и не принесли мне обещанные книги.
– Почему вас так волнует эта тема, леди Морковина? – улыбнулся он.
Рядом со мной сидели девочки из других групп, имён их я не помнила и утверждать, что кому-то, кроме меня, хочется послушать старые сказки, не могла. Помощь пришла, откуда не ждала.
– Почему бы не скоротать дорогу за разговором, – с заинтересованным видом спросила Клавдия Семёновна, – вы чудесный рассказчик – это всем известно.
– Убедили, – широко улыбнулся историк и, чуть подавшись вперёд, подмигнул мне: – Не стоит ломать язык, леди. Обращайтесь ко мне Королевич.
Я кивнула, не сдержав ответной, немного хитрой улыбки: вот «скромняга».
Напрасно я решила, что препод проигнорировал мою просьбу, Карп Порфирьевич подобрал литературу и сам увлёкся её изучением, поэтому не успел передать мне. Зато теперь клятвенно пообещал принести книги на следующий урок. Час в дороге пролетел стремительно, мы – и студентки, и воспитательница – слушали историка, раскрыв рот. К сожалению, собственно, о пророчестве он сообщил мало – Королевич не особенно в него верил. Зато поведал о героях, пытавшихся вернуть в мир любовь. Как следовало из этих рассказов, Всеволод и Ясмина были не первыми, кто предпринял такую попытку...
– …Пророчество говорило о девушке, которую вырастит не родной отец. – Королевич поднял руку в предостерегающем жесте. – Не подумайте, что я кого-то к чему-либо призываю. Были уже случаи, когда девушки решались забеременеть не от мужа. Это не тот путь.
– А какой тот? – тихо спросила рябая рыжая девушка, сидевшая рядом с воспитательницей.
Историк пожал плечами:
– Придётся вникать в этот вопрос внимательнее. Могу только сказать, что из прежних попыток ничего, кроме скандала, не вышло.
– Конечно, – едко заметила Клавдия Семёновна, – эти глупышки подкупали мужчин из простых, и дети рождались лишёнными дара. Адюльтер становился очевидным.
У меня голова шла кругом от услышанного.
Наш караван остановился перед воротами усадьбы, студентки щебечущими стайками направились к дому с бирюзовыми стенами, белыми колоннами и скульптурами мифических существ на крыше. Прилучная довольно быстро нагнала меня, за ней подтянулись и остальные девочки четвёртой группы. В суете, сопровождавшей мероприятие, поразмышлять не получалось, я оставила раздумья на потом и переключила внимание на экскурсию. И не пожалела. Карп Порфирьевич рассказывал очень интересно. Усадьба принадлежала известному меценату Доральду Захаровичу Розову. Этот человек покровительствовал многим начинающим художникам, в поддержку их творчества покупал почти всё, выходившее из-под кисти не успевших набрать популярность мастеров. В результате весь его загородный дом заполонили картины. Тогда-то господин Розов и принял решение организовать здесь музей.
Не особенно разбираясь в живописи, я не могла давать профессиональную оценку собранию мецената, но на интуитивном уровне чувствовала нехватку чего-то необходимого, привычного. Покидая один за другим залы, всё больше ощущала дисгармонию.
– Что-то в этой галерее не так, – не выдержав, поделилась впечатлением с Алиной.
– Ясно что! Голых баб нет.
Точно! Женских портретов, тем более картин эротической направленности, не было вообще. Мужские портреты изредка попадались, но висели как-то скромно: либо в углу, либо в простенке. В основном интерес живописцев был направлен на пейзажи и натюрморты. Ещё довольно много было жанровых сцен, но позировали для таких картин тоже мужчины, а если присутствовала женщина, то стояла так, что разглядеть ничего, кроме уха и причёски, невозможно.
Миновав два десятка залов, мы перешли на второй этаж. Здесь висели новейшие приобретения музея. Я порядком устала и уже присматривала диван, где можно отдохнуть, как попала в удивительное место. В новом помещении демонстрировались полотна импрессионистов. Показалось, что передо мной картины любимого мной Клода Моне. Одна из картин напомнила «Дерево на воде». Во всяком случае, цвета были те же. Я изумлённо рассматривала её, когда ко мне подошёл Карп Порфирьевич:
– У вас отменный вкус, леди Морковина, – похвалил он, – за этим направлением – будущее живописи. Арсений Жемчужный весьма талантлив и считается основоположником.
Я присмотрелась к табличке, где был указан автор работ, и согласилась с учителем. Хотя не могла не удивляться, что в столь непохожих мирах картины не знакомых с творчеством друг друга художников имеют перекликающиеся мотивы.
Возвращались мы в общежитие усталые, но довольные. Ничего так не разгружает мозг как смена впечатлений. Красивые интерьеры, росписи потолков, позолота багетов, изящество декора и – особенно – произведения искусства настроили меня на возвышенный лад. Всю обратную дорогу я молча смотрела на пробегавшие мимо зелёные поля и полупрозрачные рощи. Думала почему-то о Лексе: какие картины понравились бы куратору, что бы он сказал о самой поездке. Глупо, конечно. Наверняка Лекс успел побывать в ближайшем художественном музее, и, судя по манерам, это дело для него привычное и необходимое.
Всё что мне хотелось этим вечером – это сразу после ужина улечься на кровать и полистать привезённые из графского дома книги. Была у меня мысль насчёт Ясмины Веровой: раз эта женщина задумывалась над исполнением пророчества, вполне могла подобрать подходящую литературу, а я утащила внушительную стопку из её библиотеки.
Увы, но этим мечтам сбыться не удалось.
Вернувшись из трапезной, Прилучная обнаружила последствия обыска в своём углу. Она догадалась, что шум поднимать не стоит, метнулась ко мне, выпучив глаза не хуже нашей учительницы по бытовым заклятьям:
– Ленка, – всхлипывая шептала она, остановившись в шаге красной линии, – иди сюда! Я не знаю, что делать!
Зайдя на территорию подруги, я увидела разбросанные вещи. Кто-то порылся в ящиках стола и перевернул всё на этажерке. Это случилось впервые. Раньше никто из нас не замечал изменений порядка в комнате, сколько бы мы ни отсутствовали. Устроенный бардак можно было бы считать мелкой неприятностью, чьей-нибудь глупой шуткой или местью, не случись непоправимое: раскрытая шкатулка стояла на полу, а рядом с ней, освещая коврик серебристым сиянием, лежали оба наших свитка. Один из них показался мне поблекшим.
– Так и было? – спросила я, указывая глазами на свитки.
Прилучная взяла меня за руку, пальцы её подрагивали и показались мне ужасно холодными:
– Я хотела поднять. Как только дотронулась до него, он стал угасать. Испугалась и бросила. – Алинка повернулась ко мне, часто-часто моргая. Ещё секунда и расплачется как малышка, у которой отняли куклу.
Понять её нетрудно. На ковре документы не оставишь, нужно спрятать обратно. Граф Веров советовал предложить жениху достать свиток из шкатулки. Не скажешь ведь: «Дорогой, будь добр, подними подтверждающий мой дар документ с пола». Мне тоже никто не позволит учиться в Школе заклятий, обнаружив отсутствие дара у якобы княжеской дочери.
– Давай спрячем свитки и никому не расскажем о том, что они погасли! – зашептала подруга.
– Само собой, мы не станем трубить об этом, – согласилась я, но тут же предположила: – Найдётся кому растрезвонить. Не сама же шкатулка раскрылась, кто-то это сделал целенаправленно.
Слёзы всё-таки покатились по Алинкиным щекам. Именно частые её всхлипы навели меня на мысль. Схватив раскрытую шкатулку, я положила её на бок рядом с сияющим свитком и приказала:
– Дуй!
В следующую минуту две стоящие на четвереньках студентки Школы заклятий синхронно раздували щёки и до истощения выдували воздух, направляя его на свиток. Опыт удался – свиток закатился внутрь. Мы переползли на коленях ко второму. Я, прикрыв шкатулку, чтобы первый экземпляр не выкатился обратно, собиралась пристроить её рядом со вторым, но за нашими спинами раздались шаги и заскрипел голос воспитательницы:
– Девы! Проверка! Девы! Всем подняться! Проверка!
Мы с подругой вскочили на ноги. Клавдия Семёновна наспех произнесла заклинание порядка. Разбросанные вещи мигом вернулись на привычные места, покрывало на кровати разгладились, пыль с поверхностей исчезла. Только одинокий свиток остался лежать на ковре.
Я так и стояла со шкатулкой в руках. Прилучная постаралась загородить потускневший документ, но от пристального взгляда воспитательницы ничего нельзя было скрыть. Клавдия Семёновна прошлась по центру зала и остановилась напротив нас:
– Почему вы вдвоём? – она сверкнула на меня глазами: – Идите к себе, леди Морковина.
– Извините, – я сунула шкатулку в руки Алине и успела сделать шаг в сторону своего угла, но воспитательница, чуть не взвизгнув, спросила:
– А это что? – она указывала на пол.
Прилучная хватала ртом воздух, не находя слов. Я метнулась обратно, быстро подняла свиток, бросила его в шкатулку и захлопнула крышку. Едва подруга успела поставить шкатулку на стол, а я вернуться к себе, как громоподобный голос возвестил о приближении ректора. Мужчина-гигант зашёл в зал, за ним семенил знакомый нам секретарь и ещё несколько клерков, которых мы видели впервые.
Студенки выстроились в две шеренги вдоль линий, отделяющих их владения от центрального прохода. Расстояния между нами было не меньше трёх метров, поэтому ни разговаривать, ни даже переглядываться не могли. Ректор неторопливо вышагивал по залу, поглядывая то в одну то в другую сторону, сопровождающие тянулись за ним. Вся процессия остановилась напротив меня.
– Леди, – обратился ко мне Всеволод Мартынович, старательно сдерживая свой громогласный тембр, – не соблаговолите ли показать царское приглашение в Школу?
Не сразу вникнув в смысл вопроса, я хлопала глазами.
– Свиток леди Морковиной у её кузины, господин ректор, – вмешалась Клавдия Семёновна.
У меня перехватило дыхание. Как? Почему? Казалось, что всё улажено… Как же я ошиблась!
Всеволод Мартынович лишь скосил глаза на воспитательницу, продолжая возвышаться неподвижной скалой напротив моего закутка. У меня в голове, как в запущенной центрифуге, вертелись быстрые мысли: куратор? Он поделился сомнениями о наличии у меня дара? Но говорили мы о Полине, о том, как граф объявил девушку с амнезией своей дочерью. Так вот почему обыски проводили в её хозяйстве! «Лекс! – Догадка острой иглой пронзила сердце. – Как он мог! Обещал же не причинять вреда леди Веровой, даже если она не она». А ректор, похоже, совсем запутался. Следующая сказанная им фраза опровергла моё предположение:
