Текст книги "Подземелье призраков Аккермана"
Автор книги: Ирина Лобусова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
– Красавчик! – Девица Марьяна томно, с вожделением закатила глаза. – Писаный красавчик, не случайно на него Зелена запала.
– Да ну, морда все время надутая... – поморщился Олеша, – других за людей не считает. Ходит весь из себя такой.
– Что правда, то правда, – согласился брюнет, – очень важничает, не любит фамильярности. У них ведь совсем другое обращение, у бывших князей.
На сцене сменился оратор – появился толстый лысоватый тип в смешном, каком-то клоунском жилете, расшитом синими и зелеными нитками по белому фону. Он весело завопил стихи, бурно жестикулируя. Похоже, стихи были смешные, потому, что возле сцены загоготали. Собеседники Тани быстро потеряли к ней интерес.
Первой исчезла Марьяна. Затем Олеша, который пошел за вином – Таня видела, как мелькала его шаткая фигура у заставленного стаканами стола. Затем и брюнет растворился в толпе, сделав какой-то странный жест ручкой, – Таня так и не поняла, что это означало, но думать об этом не стала.
Очень скоро она осталась одна, в чужой толпе, что вдруг подействовало на нее угнетающе. Уйти скорее отсюда, – застучало у нее в висках.
Таня стала пробираться к выходу. Внезапно она заметила, что среди толпы мелькнуло знакомое лицо. К своему огромному удивлению, она увидела Жоржа Белого из полка Японца. У него была настолько характерная внешность, что перепутать его с кем-нибудь другим было нельзя. На какое-то мгновение они даже встретились глазами, но было непонятно, узнал ли Жорж Таню или нет, потому что подходить он не захотел, а наоборот, поспешил как можно скорее раствориться в толпе.
Тане это было только на руку. Разговаривать с кем-то она была просто не в состоянии. Ей хотелось только одного – поскорее выбраться отсюда и, закрывшись в комнате, дать волю своему горю.
Состояние ее было ужасным. Мысль о том, что Володя посещал литературные среды только для того, чтобы встретиться с поэтессой Зеленой, раскаленными клещами рвала ее душу. И от боли Таня буквально сходила с ума.
Оказавшись на улице, она полной грудью вдохнула свежий воздух, показавшийся ей неподъемным камнем, и как можно скорее побежала в свой переулок.
По дороге она вдруг вспомнила, что одного из адъютантов Японца, человека, которого Мишка приблизил к себе в последние годы, звали Моня Шор. Было ли это совпадением, случайностью? Кто эта девица Зелена Шор – неужели жена Мони? Может, именно у Японца Володя и познакомился с ней? Да и что это за имя – Зелена? Разве бывают такие странные имена?
Тане хотелось плакать. Так хотелось, что сдержать слезы было практически невозможно. И, когда она подошла к своему дому, слезы уже вовсю катились у нее по щекам.
Всю ночь Таня не спала, пытаясь найти в поведении Володи в последние дни доказательства его ужасающей измены. Но, как ни старалась, не находила их совсем.
Володя не вел себя как человек с двойной жизнью. Но, может, Таня просто не всё знала о нем? Может, яркие огни в его глазах, тот невероятный энтузиазм, с которым он говорил о новом кафе, были вызваны совсем другим – мыслью о женщине? Может, Таня была настолько доверчива и наивна и так сильно влюблена, что готова была закрыть глаза на что угодно? Она не находила ответов.
Из мучительного состояния, тянувшегося всю ночь, ее вырвал продолжительный стук в дверь. Таня чувствовала себя совершенно разбитой – с изломанным, словно колючим телом, с головной болью. На пороге стоял Туча – неизменный и вечный посланец Японца.
– Наше вам здрасьте с кисточкой! – бодро отрапортовал он. – А меня до тебе Японец послал. Хочет видеть за тебя, аж скворчит!
– Зачем? – Как Таня ни старалась, у нее не получилось жизнерадостного тона. Голос ее звучал так, словно из нее вынули жизнь.
– А я знаю? До меня за такое не знать! – пожал плечами Туча и весело затарахтел: – Берем ноги за уши, а уши за шкарпетки, да поспешаем за Японца по системе бикицер, бо видеть за тебя он желает, аж прямиком за сейчас!
В прошлое время Таня была бы заинтересована этим визитом, задумалась бы о том, что нужно от нее Японцу, но только не сейчас. Сейчас она была так изранена морально и физически, что впала в какой-то эмоциональный ступор.
Шли быстро. Туча вел ее на Новосельского, где располагался официальный штаб полка. Таня поняла, что Японец теперь бóльшую часть времени проводит уже не в ресторане, а в штабе. В Одессе ходили упорные слухи о том, что очень скоро полк Японца отправляют на фронт, и он, похоже, вовсю готовится к этому событию. А потому развил очень бурную деятельность.
В последнее время, занятая своими поисками, Таня слышала очень много разного, но не видела Японца с той встречи в ресторане, когда он сказал, что Володи нет ни среди арестованных, ни среди безымянных трупов. И вот теперь зачем-то Японец послал за ней.
В штабе было полно народу. Все комнаты большого дома на Новосельского были забиты людьми в военной форме с оружием. Туча уверенно вел Таню по этажам.
Японец находился в большой комнате, действительно очень похожей на военный штаб: несколько телефонов, папки с документами, на стене – большая карта боевых действий. Он не сидел на одном месте, а постоянно перемещался по комнате. К нему все время входили люди.
– А, вот и ты, – приветствовал Таню Мишка, – дело есть до тебя... Да такое дело... сложно объяснить...
– Объясни как есть, – сердце Тани екнуло: для Японца было непривычно такое смущение, он всегда называл вещи своими именами, не ходил вокруг да около. Начало не означало ничего хорошего.
– Ты этого... своего хахаля... все еще ищешь? – Японец отвел глаза в сторону, затем и сам отвернулся к стене.
– Ищу, – сердце Тани замерло, потом забилось так сильно, что она почувствовала мучительную боль.
– Вот он тебе за это расскажет... – Тут только Таня увидела, что в комнате, в углу, находится Жорж Белый, и в упор, почти не мигая, смотрит на нее, – а у меня дел за горло, к зубам подступают... Времени нет совсем... Извини... – Японец двинулся к выходу. – Ты это... того... не бери в голову... плюнь слюной за весь рот...
– На что плюнуть? – удивилась Таня.
– Да за всё! Пропади оно пропадом! – махнул рукой Японец. – В голову, главное, не бери! Голова – она того не стоит!
И выскочил, хлопнув дверью. За ним исчез Туча. Таня увидела, что осталась с Белым наедине.
– Садитесь, пожалуйста, Таня, – начал он, и она рухнула на стул. – Вы знаете Моисея Шора? Миша сказал, что знаете.
– Моню Шора? – Тане было трудно дышать. – Да, я его знаю. Конечно...
– Так вот Моня Шор на днях получил письмо от своей сестры... И в нем речь идет об одном интересующем вас человеке... – Белый замолчал.
– О Володе? – спросила Таня почему-то шепотом.
– Да, о нем, – ответил Жорж, остро взглянув на нее.
– А почему Моня сам не пришел? Я с ним хорошо знакома.
– Мони нет в городе, – голос Белого звучал очень спокойно, но это спокойствие действовало на Таню угнетающе, – он принес это письмо Японцу... И попросил показать вам...
– Мне? – задохнулась она.
– Да. Всем известны ваши отношения с Владимиром Сосновским... – Белый потупил глаза.
– И что дальше? – Как Таня ни старалась, у нее не выходило ничего, кроме шепота, голос словно отказывался ей служить.
– Японец попросил меня взять на себя эту миссию... По понятным причинам ему очень тяжело... Он ваш друг...
– Володя... мертв? – решилась Таня.
– Бог с вами! – воскликнул Жорж. – Нет. Он жив, разумеется, жив! – Он даже махнул руками, но это уже не могло ее успокоить.
– Кто написал письмо? – Таня прямо смотрела на него.
– Вы узнáете руку... А письмо переслала сестра Мони Шора. У его есть сестра.
– Сестра? – тупо переспросила Таня, словно первый раз услышала это слово.
– Да, сестра. Поэтесса. Ее настоящее имя Ривка, но она пишет стихи под творческим псевдонимом. Может, вы слышали? Зелена Шор.
– Зелена Шор, – повторила Таня. Ей казалось, что она медленно, по глоткам пьет яд.
– Да. Это письмо от нее тоже... Вот... – Белый протянул ей листок бумаги, и Таня машинально взяла его.
Это был почерк Володи. Она моментально узнала его руку, так как видела не раз. Беглые, словно скошенные буквы. Энергичные витиеватые завитки. И слова Володи, его голос, звучащий в каждой строке.
«Уважаемый Моисей Аронович! Обращаюсь к Вам, чтобы попросить руки Вашей сестры Зелены. Мы с Зеленой вот уже долгое время очень любим друг друга. Наши отношения длятся не один год. И наконец мы приняли решение соединить наши судьбы путем законного брака. До Вас, возможно, дошли слухи, что в последние несколько месяцев я жил в Одессе с одной женщиной. Хочу Вас уверить, что эта связь давно в прошлом, и нас не связывали с ней такие глубокие, искренние чувства, какие связывают с вашей сестрой. Связь с этой женщиной была простым увлечением – ради того только, чтобы привлечь интерес вашей сестры и вернуть ее потерянные чувства ко мне. Поэтому прошу не судить меня строго и вспомнить о том, что даже у Ромео, до того момента, как он встретил Джульетту, была Розалинда. Я питаю к Вашей сестре чувство глубокой, искренней любви и уверен, что это чувство будет длиться всю жизнь. Я принял решение навсегда соединить с ней свою жизнь – как говорится, в горе и в радости. Как старшего брата Зелены мы просим Вашего согласия на наш брак и Вашего благословения. В данный момент мы живем в Киеве, где мне предложили работу в одной из центральных газет. Мы с нетерпением ждем вашего ответа. Примите мои уверения в глубочайшем почтении к Вам и Вашей семье. С уважением, репортер и писатель Владимир Сосновский».
Прочитав до конца, Таня положила письмо на стол.
– Мне жаль... – начал было Белый, но она уже шла к двери, не сказав ни единого слова, не заметив даже того, как Белый сорвался с места, чтобы галантно отворить перед ней дверь.
Долго, очень долго Таня сидела одна в пустой темной комнате, глядя, как на стенах пляшут мрачные тени. Боль ее была такой силы, что удивила ее саму. Никогда прежде она не испытывала ничего подобного. И ей даже самой было интересно, как долго будет длиться эта мука. С нее словно заживо сдирали кожу. Сантиметр за сантиметром, полоска за полоской. А в пустой темной квартире, забытой всеми на свете, мрачные тени заполняли все стены комнат. И Тане казалось, что два самых дорогих в ее жизни мужчины, Гека и Алексей, неподвижно стоят и пристально смотрят на нее...
Глава 9
Помощь Цили. Свидание с призраком. Решение Тани. Тайна, которую рассказал доктор Петровский
– Да шоб уси мои зубы задохли! – Циля уперлась кулаками в бока и, задыхаясь от злости, принялась раскачиваться с самым грозным видом. – Холоймес! Чушь! Дрэк! Собачьи сопли на постном масле! Шоб усю жизнь подтираться котячьим хвостом! Быть за такое никак не может, шоб все мои селезенки лопнули! Помяни за мое слово: быть за такое никак не может!! Не может – и за все тут! Никогда! – казалось, этот поток никогда не иссякнет.
Таня лежала на диване, подогнув под себя ноги, и безжизненно смотрела на стенку напротив. В этом страшном положении отчаявшегося зародыша, который не желает появляться в этот отвратительный мир, она проводила уже третьи сутки. К концу этих третьих суток в квартире и появилась Циля, напуганная долгим отсутствием подруги, которая не только не заходила в гости, но и не появлялась в лавке на Привозе, а такого за все время, что была открыта лавка, еще не случалось.
Сначала Циля думала, что Таня так сильно увлеклась своим Володей, что просто забыла про работу. Это было нормально, и Циля могла это понять. Она лучше всех остальных знала, что значит для Тани Володя и как он заменил для нее весь остальной мир. Саму Цилю пугала эта любовь, полная такой испепеляющей мощи, что по сравнению с ней даже огнедышащий вулкан мог показаться легоньким, тусклым огоньком.
Циля знала, какие страсти бушуют в душе подруги. И, хотя и не во всем это одобряла, но понять вполне могла. А потому не сильно и обеспокоилась.
Она знала об исчезновении Володи – ей об этом рассказала сама Таня. И сейчас Циля была твердо уверена, что Володя вернулся и что, отгородившись от всего остального мира, закрывшись в квартире, сутки напролет они празднуют его возвращение. Обладая своеобразным тактом, Циля не хотела мешать подруге в такой ответственный момент.
Но когда соседка из Таниного дома сказала, что Володи по-прежнему нет, а Таня не выходит из квартиры третий день, Циля серьезно забеспокоилась.
Она сломя голову побежала к подруге. Произошло это только вечером, так как Циля встретила соседку, когда возвращалась с Привоза домой. Дверь квартиры Тани была открыта. А в квартире было темно. Таня неподвижно лежала на диване и показалась Циле совсем мертвой. Но она все-таки была жива.
Состояние ее было ужасно. Вот уже три дня она ничего не ела и пила только воду – полупустая кружка, где воды оставалось только на дне, стояла рядом с ней на полу. Лицо Тани осунулось, под глазами пролегли черные круги, и выглядела она полумертвой. Циля перепугалась не на шутку. Быстро сбегав к себе за молоком, она заставила Таню выпить его с медом, съесть немного хлеба. Через время Таня заснула.
Циля же осталась в ее квартире, твердо решив ухаживать за подругой. Проснувшись, Таня рассказала ей всё. Циля всплеснула руками и разразилась пространной речью. Окончательный ее вердикт был такой: сделать так Володя не мог, здесь что-то не то.
Но Таня только печально качала головой. Она была настолько обессилена, что даже не могла плакать. Но степень этого горя – с сухими глазами и черным лицом – была намного страшней, чем самые отчаянные и горькие слезы.
– Он сделал это... – качала головой Таня, – я узнала его почерк. Его не подделать. Он действительно написал это письмо.
– Не за так, – Циля прищурилась, – заставили, напугали. За сам себя не писал.
– Писал, – в голосе Тани звучала такая горечь, что у Цили разрывалось сердце, – он встречался с этой женщиной и раньше. До меня. И потом, он всегда ускользал. Уходил вот так, неожиданно, без всякого повода, без объяснений. Я знала, что рано или поздно он обязательно оставит меня. Так и произошло.
– Зачем жениться? – глаза Цили сверкали молниями – она ненавидела Володю, страшно жалела Таню, и глубокие эмоции своей страстной натуры просто не могла сдерживать. – Зачем то, зачем сё? Разговоры, жить вместе... А любовь? Какая за то была любовь! Он же без ума по тебе сходил! Совсем без ума! Глаза бараньи! А ты говоришь за какую-то ерунду! Не могла увести его та дохлая курица! Да ты засмотри за себя до зеркала! Лучше тебя никого просто нет!
– Он раньше с ней был... – настаивала Таня, – мне люди рассказали, что был давно.
– А, люди языком плещут, как тапочками до воздуху! – Циля махнула рукой. – Нашла за кого слушать! Люди брешут – все собаки обзавидуются! Как начнут разводить хипиш на ровном масле, так за мало ни до кого не покажется! Нашла до кого слушать! Брехня! Чушь! Холоймес!
– Я смирилась, Циля, – Таня покачала головой, – я знала, что так будет. Самое ужасное в том, что он действительно способен поступить так. Это на него похоже.
– Такой падлюка? – удивилась Циля. – И ты любила падлюку?
– А что, мало кто влюбляется в падлюк? – усмехнулась Таня. – Сплошь и рядом. И он не полный падлюка. Просто боится за все.
– За что? – не поняла Циля. – За тебя?
– Да. И за меня тоже. Но больше за себя. Что ко мне привык. Он ведь всегда исчезал, пытался меня бросить, а я его столько искала... – Таня горько вздохнула. – Было именно так.
– За что ты веришь? – возмутилась Циля. – Где ты веришь? Не мог он за так поступить! Не мог – и сделаем точку!
– Ты не понимаешь... – Таня покачала головой, – письмо это – правда. И эта правда убеждает меня больше всего.
Циля замолчала – спорить с Таней было бесполезно. Тем более, что та находилась в состоянии болезненного полусна, и Циля серьезно боялась, что подруга либо сойдет с ума, либо умрет.
У Тани были видения, приходящие к ней тенями даже солнечным днем. Иногда они были отчетливы и понятны, но часто – расплывчатое марево. Очертания фигур заполняли комнату – это были призраки из ее прошлого, и она умоляла их забрать ее с собой.
Но призраки были лишь тенями, которые при более пристальном взгляде исчезали, оставляя в душе ее страшное ощущение пепла, покрывшего серым, не пропускающим воздух слоем всю ее жизнь.
Однажды глубокой ночью, когда Циля мирно спала, Таня ясно и четко увидела темную человеческую фигуру, сидящую в кресле у окна. Сквозь темень она смогла разглядеть женщину в длинном платье, на плечи которой была накинута то ли мантилья, то ли длинная шаль.
– Бабушка? – воскликнула Таня, привстав на диване, обрадовавшись, что впервые за все это время к ней пришел призрак бабушки. – Бабушка, это ты?
Но тень отрицательно покачала головой. Внезапно в глазах Тани появились яркие отблески света, а душу покрыл удивительно теплый, умиротворяющий покой. Ее словно обнимали чьи-то невидимые руки, окутывая душу такой светлой любовью, что даже не желая Таня грелась в этом ощущении невероятного тепла. И вдруг показалось, что оно исцелит ее жестокие душевные раны. Таня знала, что призраки несут в себе ужас, тоску и леденящий кровь страх, и никогда не слышала о том, что их появление может сопровождаться такой радостью, такой теплой любовью. От добра и света, вдруг наполнившего ее душу, Таня буквально прозрела и все поняла.
Неожиданно для себя самой она вдруг встала с дивана и сделала шаг вперед, в темноту. И та не рассеялась, а обняла ее еще крепче. Облако прозрачной, совершенно необъяснимой любви, которой никогда не было в жизни Тани, ее не отпускало, а как будто прижимало к себе крепко и ласково, и ей было невероятно хорошо. И она вдруг поняла, что только один призрак мог нести в себе такой покой и свет, только одно видение способно было наполнить любовью и теплом ее душу.
– Мама? – неуверенно спросила Таня и сделала шаг вперед, в темноту. – Это ты, мама?
Темная фигура в кресле качнулась, как бы подтверждая ее слова. Это действительно был призрак ее матери, настоящей матери, которая в трудную, возможно, самую тяжелую минуту жизни Тани пришла поддержать и помочь. Она никогда не видела своей матери и ничего не знала о ней, бабушка – единственный родной человек – избегала говорить на эту тему.
В детстве маленькая Таня часто приставала к бабушке с вопросом, который задают все дети на свете: «Где моя мама? Скажи, где моя мама? Когда она придет за мной?»
Но бабушка всегда отвечала очень уклончиво. Таня чувствовала, что ей неприятны эти вопросы, и постепенно перестала их задавать. Бабушка ничего не рассказывала о Таниной матери, и девочка не знала ни ее имени, ни о том, жива ли она или давно умерла.
А со временем мысли о матери вытеснили совсем другие, взрослые проблемы. Однако в глубине души Таня никогда не переставала о ней думать. И вот теперь призрак ее матери пришел, чтобы поддержать в самый страшный момент жизни, чтобы, по всей видимости, сохранить ее жизнь.
Не сдержавшись, Таня снова сделала несколько шагов по комнате. В тот же самый момент фигура перестала быть четкой, а потом совсем исчезла, оставив после себя только это ощущение умиротворения и любви, которые стали для Тани настоящим исцелением.
На следующее утро она встала с дивана, оделась, нормально позавтракала. Циля просто не поверила своим глазам.
– Все изменилось, – Таня не стала рассказывать Циле о призраке – это было слишком личным, слишком потаенным, – я буду жить, и я забуду этого урода... Я вычеркну его из своей жизни и памяти и займусь тем, о чем мечтала всегда. Теперь у меня появилась цель.
– Какая цель? – перепугалась Циля, которая никак не могла объяснить эти перемены в подруге.
– Я хочу узнать, кто мои настоящие родители, – твердо сказала Таня, – я хочу найти своих настоящих родителей. Я мечтала об этом всегда. И если они умерли, я хочу знать, где похоронены, как их звали и почему они никогда не пытались меня найти. У каждого человека есть родители – те, которые родили его на свет. Я хочу найти своих.
Циля смотрела на подругу во все глаза – она вернулась к жизни, теперь это была прежняя, энергичная, решительная Таня, и у Цили немного отлегло от сердца. Таня выглядела так, как выглядела всегда, словно не было этих страшных дней. И с огромной радостью и облегчением Циля поняла, что подруга твердо решила жить.
Но с чего начать? Что может стать отправной точкой, моментом, с которого начнется правда? Следующее утро возрождения к жизни задало Тане именно этот вопрос, тем более, что она решила не откладывать свои поиски в долгий ящик.
Таня попыталась вспомнить, что слышала когда-то от бабушки о своем прошлом. Четких воспоминаний не было. Вещей бабушки не сохранилось. Тем более все, что удалось сберечь – письма бабушки, какие-то старинные бумаги, воспоминания, дорогие ее сердцу, – осталось в доме на Елисаветинской улице, и где сгорело при пожаре. Таня корила себя за то, что толком ничего не просмотрела. Но прикосновение к вещам бабушки причиняло ей тогда такую мучительную боль, что она так и не смогла через себя переступить.
Может, и было в этих старых бумагах что-то, касающееся происхождения Тани и ее рождения, но теперь это все потеряно полностью, и от следа, даже если он и был, не осталось совсем ничего.
Оставалось думать, вспоминать – и здесь был тупик. Однако Таня не впала в отчаяние – она была твердо намерена держаться своего пути. Нужно было сделать лишь первый шаг.
И разгадка пришла – буквально на следующий день, неожиданно, как всегда бывает в жизни. Таня вдруг ясно и отчетливо вспомнила очень важный момент. Когда во дворе Еврейской больницы с телеги сгружали обгоревшую в пожаре бабушку, думая, что она мертва, ее пытались положить на землю. Но она издала тихий стон, и тогда ее переложили на больничные носилки и занесли в приемное отделение больницы. Потом появился доктор Петровский, который осматривал пострадавших на пожаре. Он откинул мешковину с обгоревшего лица бабушки, в которую она была завернута, и вдруг переменился в лице. А затем скомандовал быстро нести ее в операционную. Таня вспомнила лицо доктора, оно стало совсем другим – таким, словно он вдруг увидел что-то неожиданно страшное... А проходя мимо Тани, ласково погладил ее по голове и сказал: «Не плачь, девочка, мы спасем твою бабушку!» Бабушку! По обгоревшему лицу пострадавшей в пожаре нельзя было определить ее возраст, только общие черты, по которым можно было узнать. Откуда же он знал, что Таня плачет именно о бабушке, а не о матери, не о сестре? Тогда Таня просто не обратила внимания на этот момент. Но теперь ответ напрашивался сам собой.
Выходило, что доктор Петровский знал ее бабушку. Получалось именно так, не иначе.
Таня задумалась: это могло быть или реальной зацепкой, или просто плодом ее фантазии. Воспоминание было отчетливым и четким. И потом, доктор Петровский всегда помогал ей: давал бесплатно лекарства для бабушки, даже пытался устроить Таню на работу в больницу. Он искренне хотел помочь. Конечно, все это могло быть от простой доброты – доктор Петровский был исключительной, редкой доброты человеком. Ну а если он действительно знал ее бабушку раньше, до пожара?
В любом случае, это было лучше, чем ничего, с этого можно было попробовать. И Таня решила отправиться в Еврейскую больницу.
В кабинете доктора Петровского все было по-прежнему, словно не прошло всех этих ужасных лет, щедро политых кровью и посыпанных пеплом. Тане повезло: доктор заметил ее в коридоре и сразу к ней подошел.
– Таня! Как я рад вас видеть! Прямо не поверил своим глазам! Надеюсь, вы не больны? – В его голосе прозвучало участие, словно он искренне интересовался ее жизнью. Тане сразу стало теплей на душе.
– Нет, все в порядке, спасибо. Мне переговорить с вами нужно, доктор... – Голос Тани дрогнул, – по очень важному делу.
– Хорошо, – он окинул ее внимательным взглядом, – идемте в кабинет. Но у меня сейчас два пациента, я не могу их оставить. Вы сможете подождать меня?
– Подожду, сколько скажете.
– Вопрос, как я понимаю, конфиденциальный?
– Да, – Таня потупила глаза, – именно так.
Доктор усадил ее в своем кабинете и ушел. Таня снова задумалась о прошлом. Ей было странно находиться здесь. Воспоминания нахлынули, окутав плотным облаком прошлого. Подумать только: ей было совсем не много лет, но какая же пестрая, бесшабашная, страшная и невероятная была ее жизнь!
Перед глазами Тани вдруг ясно, отчетливо снова встало любимое лицо бабушки – еще один призрак из прошлого. Но бабушка не осуждала ее – наоборот, с любовью улыбалась ей.
Петровский вернулся через час, застав Таню так же неподвижно сидящей на одном месте. Лицо ее было таким белым, что он тут же налил ей стакан воды.
– Вам плохо? Что-то случилось? Вы попали в беду?
– Нет, – Таня вскинула на него удивленные глаза, – со мной все хорошо. Я по другому вопросу... Мне очень трудно начать.
– Ну, хорошо, давайте я начну. Как вы жили все это время? – Доктор сел напротив, не сводя с Тани внимательных глаз. Она отметила, что он постарел, осунулся, волосы и борода стали совсем белыми, но в чертах его лица по-прежнему было благородство, а в глазах – доброта. – Так чем вы занимались?
– Разным, – улыбнулась Таня. – Я была воровкой.
– Я догадывался об этом, – кивнул доктор, – все думал, что не надо было отпускать вас, когда вы пришли ко мне за снотворным. Вы ведь использовали его для воровства, да?
– Да, – кивнула она. – А еще я возглавляла банду и сама была в банде Японца. Потом открыла лавку на Привозе. И наконец встретила свою любовь, а затем умудрилась все потерять.
– Это не страшно, – вздохнул доктор, – вы еще очень молоды. Ничего нельзя потерять безвозвратно. Жизнь всегда дает второй шанс.
– Я пришла не по этому поводу... – запнулась Таня, а потом без обиняков выпалила: – Скажите, доктор, вы знали мою бабушку Наталью Алмазову раньше, до пожара? Вы были знакомы с ней до того, как она...
– Да, знал, – прервал ее доктор Петровский и нахмурился: – зачем это вам?
– Тогда, может... – запнулась Таня. – Вы знаете, откуда у бабушки появилась я? Ведь я была ей не родная, правда?
– Не родная по крови, – уточнил доктор Петровский, все так же хмурясь, – зачем теперь ворошить прошлое? К чему это вам, Таня?
– Я хочу найти свою семью. Я хочу узнать, кто мои родители. Я хочу понять, кто я и откуда, и почему никто никогда не пытался меня найти, – на одном дыхании выпалила она, чувствуя, как с плеч ее скатывается огромная тяжесть, и грудь расправляется, и становится легче дышать.
Доктор Петровский встал и тщательно запер дверь на замок. Таня не поверила своим глазам, когда он повернул в замке ключ.
– Я ждал этого разговора, – он снова сел напротив Тани, и лицо его стало невероятно серьезным. – Я все время ждал, когда вы ко мне придете. Рано или поздно.
– Почему? – почти шепотом спросила она.
– Наталья Алмазова предупреждала меня об этом – перед смертью. И даже попросила рассказать правду... Беда в том, что я не так много могу вам рассказать...
– Откуда я появилась у бабушки? – снова выпалила Таня, выстреливая слова, как очереди из пулемета.
– Отсюда, из Еврейской больницы... – улыбнулся доктор Петровский, – а отдал вас бабушке я.
– Вы? – Глаза Тани полезли на лоб.
– И совершил этим уголовное преступление – подлог документов. Впрочем, я не жалею ни о чем.
– Пожалуйста, доктор, – Таня молитвенно сложила руки на груди, – пожалуйста, расскажите мне все, что знаете!
– Я знаю не так много... – Петровский печально покачал головой и начал свой рассказ.
В тот год мануфактурная мастерская купца Аристида Сарзаки получила крупный заказ на изготовление постельного белья, полотенец и перевязочных материалов для Еврейской больницы, щедро оплачиваемый ее попечителями – высокими чиновниками города. Для уточнения деталей заказа и количества необходимых комплектов в больницу пришла швея, возглавлявшая мастерскую.
Это была высокая, статная и очень красивая дама в дорогом, элегантном, модном наряде. Она подъехала в роскошном экипаже, в ушах ее сверкали бриллианты. Злые языки поговаривали, что эта дама была любовницей Аристида Саркази, но в любом случае, он доверял ей во всем и она была его правой рукой. Даму звали Наталья Алмазова.
– Бабушка была любовницей Аристида Сарзаки? – охнула Таня.
– Я не знаю этого в точности, – доктор покачал головой, – но так поговаривали. Ваша бабушка была очень красива. Она занимала высокое положение, и у нее были деньги.
Он продолжал. Чтобы уточнить количество перевязочных материалов, даму из мастерской отправили к главному хирургу доктору Петровскому. Ей предложили подождать в кабинете, так как он осматривал поступившего пациента, но дама заявила, что у нее нет времени, и она сама его найдет. И нашла.
В длинной палате со множеством коек доктор Петровский склонился над тельцем ребенка, который неподвижно застыл на старом матрасе. Он был совсем маленький, не старше года, и почти не подавал признаков жизни.
Это была крохотная девочка с синим, застывшим лицом, на котором уже отчетливо проступила печать близкой смерти.
– Что с ней? – Голос дамы дрогнул, и доктор Петровский удивленно вскинул на нее глаза. – Она умрет?
– Скорей всего да, – его поразило выражение лица роскошной, богатой дамы – никогда в жизни он не смог бы предположить, что она заинтересуется умирающим ребенком.
– Бедные родители... – Дама сокрушенно покачала головой.
– Родителей у нее нет, – ответил доктор Петровский, – у нее нет даже имени.
– Откуда она у вас?
– Час назад принесли два рыбака. Сказали, нашли на берегу. Откуда она там – неизвестно. Ночью был сильный шторм, потонуло много судов и прогулочных яхт. Может, она была на одном из них. Рыбаки сразу принесли ее к нам. Состояние очень тяжелое.
Дама все смотрела на девочку, а затем, выйдя уже из палаты, оплатила для ребенка самые дорогие лекарства. Это и была Наталья Алмазова. Она приходила навещать девочку каждый день. Со временем она рассказала доктору Петровскому о себе, о том, что в ее жизни произошла страшная трагедия: ее трехлетняя дочь Таня умерла от оспы, а муж сразу после этого ушел к другой женщине...
Девочка-найденыш, между тем, поправлялась, и Наталья Алмазова страстно привязалась к ней. После выздоровления ее должны были направить в приют, но Алмазова умоляла доктора помочь забрать девочку.
Петровскому тоже не хотелось, чтобы девочку отправили в приют. Ему было очень жаль и бедную женщину, для которой этот ребенок стал единственной радостью в жизни. В общем, попирая все законы, доктор обратился к своему пациенту – фальшивомонетчику из криминального мира, которого лечил от огнестрела и ничего не сообщил об этом в полицию. Тот обещал помочь и помог: бандит достал фальшивое свидетельство о рождении, выписанное на имя Татьяны Алмазовой, дочери модистки Натальи Алмазовой. Предъявив эти фальшивые документы, дама забрала ребенка...
