Текст книги "Цветы в стекле(СИ)"

Автор книги: Ирина Фельдман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Фельдман Ирина Игоревна
Цветы в стекле

ЦВЕТЫ В СТЕКЛЕ

ГЛАВА 1

НОВЫЙ ДОМ

Противный, противный пирожок!

Флёр по-детски поджимала губы, сдерживая плач обиды. Почему, почему это случилось именно с ней? Пирожок с яблочным повидлом должен был поднять ей настроение, а не испортить его вконец. Стоило вытащить его из бумажного пакета, и пальцы сразу стали липкими – уже плохой знак. А после пары укусов случилось страшное – жидкое повидло побежало по этим самым пальцам и шлёпнулось прямо на юбку. На любимую юбку с ненавязчивыми цветочными узорами! Гадкий пирожок был казнён, отправившись до последнего кусочка в желудок, но юбке от этого не стало легче. Флёр, как могла, вытерла её платочком, но жирное пятно всё равно никуда не делось.

Теперь она стоит на станции, и люди вокруг думают, что Флёр неряха. Всем известно, что леди не пристало ходить в столь не подобающем виде. Ну и что, что она леди всего лишь в мечтах, девушка обязана прилично выглядеть, даже если она служанка.

Можно приподнять чемодан, чтобы прикрыть недоразумение на юбке, но он слишком тяжёлый. Флёр бы вытерпела эту муку, если бы плечо не оттягивал объёмный ридикюль, забитый всякой всячиной. Не могла же она уехать в незнакомое место, не прихватив с собой самые-самые необходимые вещи.

Девушка достала из кармана мятый платочек и, выбрав уголок почище, аккуратно промокнула глаза. От следов косметики он стал ещё грязнее, и Флёр решила, что в дальнейшем постарается держать себя в руках. И так почти всю ночь проплакала из-за отсутствия в мире справедливости, потом утром с трудом накрасилась.

Но как же, как же жалко себя!

Если бы Марси не вышла замуж, всё было бы как прежде. Однако прежние хозяева сочли нужным отказаться от услуг Флёр, ведь в доме не нужна лишняя горничная. Муж Марси, напыщенный денежный мешок, набор прислуги доверяет лишь своей маменьке, а эта змеюка не желает видеть рядом с невесткой её бывшую служанку. Устроиться в театр, как и прежде, не получилось, поэтому пришлось искать работу согласно незавидному статусу. Стыдно в двадцать лет сидеть на шее у родителей.

Конец мирной жизни бок о бок с подругой детства. Мечта о сцене вновь растоптана. И ещё этот проклятый пирожок!

Флёр огляделась. Полупустой перрон наводил тоску. Никто её не встретил, все равнодушно проходили мимо. Случайные попутчики закупались нехитрой снедью и газетами и вновь исчезали в вагонах, навсегда забыв о дурочке с заляпанной юбкой.

Обещали же встретить. И обманули.

Если через полчаса ситуация не изменится, Флёр купит билет в обратную сторону. Нечего так издеваться над бедной девушкой.

Поезд, привёзший её сюда, должен был вот-вот тронуться. Уже зашёл внутрь последний пассажир с безвкусным клетчатым чемоданом.

Протяжным рёвом возвещал о своём прибытии другой поезд. Флёр даже позавидовала – кто-то ехал в столицу, а не оттуда, как она.

Молодой человек, уже несколько минут, стоявший на рельсах, даже не пошевелился. Он сосредоточенно сверлил взглядом что-то у себя под ногами и явно не собирался уходить. Наверное, это какой-нибудь работник станции, который сам знает, когда лучше убраться с рельсов. Флёр тешила себя этой мыслью ровно до тех пор, пока вдалеке не появилась железная морда паровоза.

Кто-то окликнул парня, но тот будто ничего не слышал.

Прибавились новые голоса. Люди смотрели на безумца с откровенным испугом и жалостью. Одна пожилая дама в жарком шерстяном костюме заставила отвернуться свою молодую попутчицу.

– Отойдите оттуда! – звонко заголосила Флёр. – Э-э-эй!

Страх за совершенно незнакомого человека прилип к ней, будто смазанный яблочным повидлом. Она не могла понять, что дрожит, её ноги или земля от скорого приближения поезда.

Ну кто-нибудь, отгоните же этого дурака!

Флёр выпустила ручку чемодана, сбросила с плеча сумку и, подхватив юбки, кинулась на рельсы. Сердце её едва не выскочило из груди, когда она благополучно перебежала перед пока стоящим поездом. Что будет дальше!

– Уйдите! Уйдите! – это уже кричали самой Флёр.

Она бы рада, но поздно отступать.

Дыхание сбилось от бега, грудь сдавливал корсет, в лёгкие каким-то чудом проникал тяжёлый, пахнущий горячим металлом воздух.

Неумолимо приближался поезд. Нарастал стук колёс.

Молодой человек совершенно не обращал ни на что внимания. Несущаяся на бешеной скорости смерть не пугала его.

– Уходите! – возглас Флёр потонул в общем шуме. Люди на перроне, полностью осознав опасность, неистово вопили.

Девушка резко набросилась на странного самоубийцу и что было сил толкнула его. Уже лёжа на нём, она услышала, как позади промчалось нечто огромное, бряцающее металлом о металл. Встревоженные людские голоса доносились нечётко. Перед глазами кружили чёрные мушки, верные предвестницы обморока.

– Вы идиот! – крик против воли превратился в слабое шипение. Флёр всё ещё сжимала ткань мужского жилета дрожащими пальцами.

К ним, пыхтя, подбежал начальник станции с флаконом нюхательных солей. Прекрасно! Лучшее средство от всех напастей. Что бы он делал этими солями, если бы кому-то отрезало ногу? Да, злости Флёр хватало на двоих.

– В-вот, это поможет, – пробормотал тот. На его полном лице блестели круглые, размером с горошины, капельки пота.

Думать забыв об обмороке, девушка гордо привстала, как охотник на поверженным звере перед фотоаппаратом.

– Оставьте себе, вам нужнее.

– Простите, мири, – вдруг заговорил самоубийца, – что вы на мне делаете?

Вспыхнув от смущения, Флёр отползла в сторону, старясь коленями не причинять ему боль.

– Не обижайтесь. Мне даже приятно.

– А мне – нет, – Флёр яростно похлопала запылившуюся юбку. – Вы что, совсем не видели поезда?! Да нас с вами чуть не задавило!

Молодой человек стыдливо потянулся за валявшимся рядом кепи.

– Припоминаю.

– Очень хорошо, а я-то считала, что только у меня память дырявая, как сыр. Признавайтесь, вы хотели покончить с собой или просто башмаками своими любовались?

Он промолчал. Напялил на голову кепи, пряча русые, вьющиеся крупными кольцами волосы.

– Простите, пожалуйста, мири. Я не хотел причинять вам неудобства. Со мной иногда такое бывает. Доктора говорят, что это не лечится.

Злость сменилась жалостью, быстро, словно картинка в волшебном фонаре.

– Раз всё хорошо закончилось, я вас прощаю. Но вы бы не заслужили моего прощения, если бы испортили такую чудесную погоду. Говорят, когда умирает хороший человек, небеса плачут, а у меня нет с собой зонтика.

В ответ она получила робкую, но вполне располагающую улыбку.

– Как вас зовут?

– Энтон, – парень воспитанно стянул кепи. – А вас?

– Флёр.

На лице Энтона мелькнула тень испуга.

– Вы же новая горничная? Простите, Флёр! Я должен был встретить вас, но пока ждал ваш поезд...

– Я поняла, – прервала его девушка, не давая утопить себя в извинениях и оправданиях. – Пойдёмте, я оставила свои вещи без присмотра.

Было самое время биться в истерике, в деталях вспоминая чудесную историю спасения от гибели, однако Энтон невольно отнял у новенькой горничной эту милую женскую привилегию. Он вёл себя настолько обаятельно, что Флёр была готова ради него ещё раз броситься под поезд. Ничего, придёт время, тогда и порыдает всласть.

Энтон донёс её чемодан до старомодного автомобиля, похожего на кабриолет без коней, и предложил поднять крышу, чтобы мири не докучало яркое солнце. Флёр ни слова не сказала про внешний вид машины, которая морально устарела лет на пятнадцать: не стоило выдавать свою капризную натуру, при знакомстве мужчины этого не любят. Так было написано в "Дамском несессере". А ещё там писали, что леди не должны сидеть рядом с шофёром, поэтому Флёр устроилась сзади.

Чем дальше они отъезжали от станции, тем больше девушка погружалась в уныние. Бесспорно, Энтон мил, воздух свеж, не то что в Лендвере, но разве это может заменить прежнюю жизнь? Деревенька, мимо которой проходил их путь, не имела ничего общего с пасторальными пейзажами с календарей и открыток. Одноэтажные домишки с соломенными крышами, поначалу принятые Флёр за сараи, выглядели ветхими и грязными. Во дворе, не огороженном даже самым захудалым забором, чумазый малыш вместе с курами с упоением что-то ковырял в земле. Рядом находились, видимо, родители и в не самых лучших для детских ушей выражениях спорили о судьбе переставшей давать молоко коровы.

– Не переживайте, наш дом совсем не такой, – сказал Энтон, давя на тормоз, явно ожидая подвоха от глубокой лужи посередине дороги.

Было бы неплохо, если бы его слова оказались правдивыми. Флёр внутренне содрогалась, представляя, что ей придётся убирать за свиньями или хватать руками коровье вымя. Лучше бы её приставили к леди личной горничной, знакомо и не так уж противно.

– У хозяев есть дочери?

– Надеюсь, я вас не сильно расстрою, если скажу, что у хозяев вообще нет детей?

– Да нет. Я не очень хорошо лажу с детьми.

– Наверное, потому что вам попадались очень непослушные дети.

Флёр молча приняла завуалированный комплимент и вновь вернулась к тревожным мыслям. Хоть бы хозяйка не была вредной старухой или чем-то вроде этого. Не все старые женщины способны терпеть рядом с собой привлекательных девушек. А об их вечных болячках и причудах аж думать тошно.

Энтон посигналил клаксоном, разгоняя пару ленивых гусей. Где-то бдительно залаяла собака.

– Здесь так... некрасиво, – Флёр прижала к себе сумку, как бы защищая её от нападения тех же гусей. – Я в детстве была в деревне у тётки, но там было гораздо лучше. Повсюду клумбы с цветами, дорожки из песка. В честь моего приезда дядя Монти даже качели мне в саду повесил.

И не так сильно воняло навозом. Правда, девушкам нежелательно произносить это слух, чтобы не прослыть деревенщиной.

– Согласен, здесь отвратительные условия. Как видите, мири, деревни бывают разными. В этой живут очень бедные люди. Они фактически нищие, но убогое хозяйство хотя бы напоминает им о том, что они свободные люди. А свобода всегда лучше тюрьмы или работного дома.

– Не понимаю, как можно нанимать прислугу и при этом жить рядом с этим!

– А здесь местность тихая. Далеко от суеты. Многие богачи строят и покупают себе усадьбы в престижных областях, считая, что становятся ближе к природе, а на самом деле получают город в миниатюре. Соседей же вокруг много. Никакого отдыха, то балы, то чаепития, то совместные завтраки.

Флёр тихонько захихикала.

– Здесь очень спокойно, – как ни в чём не бывало продолжал Энтон. – Никто ведь не хочет селиться рядом с "Первой надеждой".

Упоминание одной из самых печально известных психбольниц напрочь отбило желание хихикать. Кошмар, неужели есть в этом мире что-то похуже грязных коров?!

– Мы... мы же не туда едем?

– Простите, я не хотел вас пугать. Конечно, не туда.

С облегчением выдохнув, Флёр стала наглаживать потёртые края ридикюля.

– Название какое-то странное. Не знаете почему?

Чего-чего, а её любопытства хватило бы на десять кошек.

– Наверное, это пошло от выражения "последняя надежда". Если есть последняя, то должна быть и первая. Мири, вам правда нравится эта тема для разговора?

– Не особо, – уступила Флёр, уловив напряжение в его голосе. – Можете выбрать любую, какая вам больше по душе. Я такая болтушка, не люблю долго молчать.

– Вы квитарийка?

Девушку не смутил столь крутой поворот. Не слишком неожиданный вопрос, из-за насыщенного фиалкового цвета глаз многие принимали Флёр за представительницу другой нации. Она безмерно гордилась этой особенностью и часто подмечала, глядя в зеркало, как её глаза замечательно подходят к тёмно-каштановым локонам. Остальные части собственного тела, будь то круглые мягкие мочки ушей или нежно-розовые пятки, так же приводили Флёр в состояние, близкое к блаженству.

– Нет, я аландрийка. У папы в роду были квитарийцы, только он сам не может точно сказать, в каком поколении. Он вообще плохо разбирается в родственных связях, никак не может запомнить, кто кем ему приходится. В прошлом году мы ездили на свадьбу к дальним родственникам, я думала, мама прямо там его прибьёт.

За незатейливой беседой время пролетело незаметно. Автомобиль остановился на заднем дворе старенького, но симпатичного особняка из жёлтого камня. Первый этаж почти целиком был окутан плющом. Других шедевров садового искусства здесь не наблюдалось, но Флёр была рада и одичалому газону с плющом. Зелень в любом случае лучше грязи и луж. Поправив на плече сумку, она уверенно пошла за Энтоном ко входу для прислуги.

На кухне разыгрывалась сцена личного характера, участников действия было двое. Очень худой молодой человек не старше тридцати лет, с острыми чертами лица и не менее острыми локтями. Зачёсанные назад русые с рыжинкой волосы придавали ему интеллигентный вид, а вот наручные часы с большим циферблатом и обмотанным несколько раз вокруг запястья ремешком, наоборот, комичный. Его на все лады распекала дородная тётка, по возрасту годящаяся ему в матери. Не замолкая ни на секунду, она прижимала к его лицу мокрое полотенце.

– Послушайте меня, мир! Я вам уже много раз говорила, хоть в этот услышьте меня, наконец! Вам надо больше отдыхать и меньше работать. Гулять в саду, спать после обеда, а вы!.. Работаете, не разгибаясь, дышите всякой дрянью!

Энтон с грохотом опустил на пол чемодан.

– Что случилось, Карл?

Карл забрал у женщины смятое полотенце и, расстелив его на столе, принялся аккуратно складывать. Под правым глазом у него темнел свежий синяк.

– Пчела, – коротко ответил он и, поморщившись, приложил облагороженное полотенце к больному месту.

– Не хотел бы я встретиться с этой пчелой. Удар у неё будь здоров.

– Я пришёл попить, а тут она. У меня тут же в глазах потемнело, я стал падать и ударился. По-моему, об стол.

– Бедняга, – посочувствовал Энтон. – Пожалуйста, будь осторожней. Тебе Фред говорил, чтобы ты садился, когда в глазах темнеет. С высоты своего роста ты просто расшибёшься.

Карл отмахнулся от суетившейся над ним тётки.

– Я помнил об этом. Не успел... Здравствуйте, мири. Вы новая горничная?

Сообразив, что о её существовании всё-таки вспомнили, Флёр поздоровалась и сделала книксен.

– Флёр очень храбрая девушка. Если бы не она, меня бы сбил поезд.

От удивления Карл даже полотенце от лица убрал.

– Что? Как так получилось?

– Не хочу знать подробности, – перебила его тётка, которая нравилась Флёр всё меньше. – Мир Энтон, а вам надо быть внимательней и прекратить витать в облаках. Реальная жизнь не такая, как в ваших книжках. В ней есть и поезда, и пчёлы.

Мир? Флёр самой чуть снова не стало дурно. Она-то думала, что Энтон слуга. Выходит, это и есть её работодатель. Или Карл, ну очень фамильярно они друг с другом общаются.

Идея купить обратный билет была не такой уж плохой.

Всякая настороженность исчезла без следа. К чему волнения, если и так всё понятно? Мир Энтон и мир Карл – люди творческие, поэтому им простительны невинные выходки. Конечно, попадание под поезд невинной выходкой не назовёшь, но Флёр была по своей природе отходчива и, если уж начистоту, немного забывчива. Как же повезло оказаться под одной крышей с такими интересными личностями! Энтон не какой-то там слуга, как она раньше думала, а самый настоящий писатель. Интересно, что же он пишет? Лишь бы не книжки о поиске смысла жизни, они же такие скучные. Надо быть последним занудой, чтобы читать подобную чушь и уж тем более писать. Нет, Энтон, то есть мир Энтон, славный, вряд ли его произведения плохие. Было бы просто замечательно, если бы у него было что-нибудь про любовь. И чтоб там были жаркие страсти, погони, похищения и, конечно же, красавцы, спасающие героинь от всяческих напастей. А мир Карл – художник. Вот бы глянуть на его работы хоть глазочком. Человек, который до потери сознания боится пчёлок, не может рисовать гадость вроде картин нынче модного сообщества художников «Реалисты». Флёр как-то раз угораздило попасть на их выставку, и полотна вроде «Смерть обезноженного солдата», «Должник вешается» и «Нищие дети хоронят мать» отбили всякое желание ближе знакомиться с современным изобразительным искусством. Вероятно, мир Карл творит загородом, потому что пишет пасторальные пейзажи.

Размышления о новых хозяевах скрашивали работу. Ворчливая тётка, мира Августа, даже не предложила Флёр отдохнуть с дороги или привести в порядок юбку и сразу загрузила поручениями. В доме она была на должностях управляющей, кухарки и немного горничной, так что спорить с такой влиятельной персоной было нельзя. Стараясь не выглядеть выскочкой и нахалкой, Флёр пыталась для начала подсунуть ей рекомендательное письмо или хотя бы выпросить пару резиновых перчаток, но та отмахивалась от неё, как от жужжащей мухи. И перчаток резиновых, как выяснилось, у неё не было. Раз нет, надо будет достать. Не портить же руки из-за женщины, у которой уже портить нечего.

Вторая, то есть, первая горничная также не слишком тепло приняла новенькую. Сюзанна, так её звали, смотрела на Флёр откровенно косо и цедила слова сквозь зубы, когда та к ней обращалась. К этой буке даже не хочется набиваться в подружки, хотя дружба с Флёр несомненно пошла бы ей на пользу. Сюзанну следовало научить правильно выщипывать брови и изготавливать крема для лица и тела – не зря Марси плакала навзрыд, расставаясь с со своей любимой служанкой.

Помогая в готовке обеда и одновременно прибираясь на кухне, Флёр узнала, что домочадцев больше, как минимум, ещё трое хозяев. Как бы ни было ей любопытно, мира Августа не разрешила ей шататься по дому, и прислуживала господам Сюзанна. Обед самих слуг прошёл в траурном молчании, как будто им абсолютно неинтересно, что за новенькая к ним приехала. Кошмар, в прежней людской было веселее, хотя у родителей Марси был почти полный набор слуг, в том числе любитель анекдотов дворецкий и, по-матерински заботящаяся обо всех вокруг, экономка. Здесь же все молчали, как в начале поминок, когда родственники и друзья усопшего ещё не отошли от самой скорбной части мероприятия. Несмотря на любовь к нравоучениям, мира Августа за трапезой не сдерживала отрыжку, чем разочаровала новую горничную окончательно. Сюзанна не отставала. Она была ровесницей Флёр, а в её манерах было что-то старушачье, ни дать ни взять от миры Августы нахваталась. От злости Флёр крепко сжимала столовые приборы, стоило ей услышать от одной из соседок по столу плотоядное "ха-а-а-м-м-м". Сколько же придётся так мучиться? Без сомнений, каждый завтрак, обед и ужин будет проходить так же мерзко. Надо либо придумать, как кушать в одиночестве, либо подсунуть коллегам пару статей из "Дамского несессера".

На десерт был осмотр вещей новенькой. Под злорадным взглядом Сюзанны мира Августа беспардонно перебирала чужое нижнее бельё и грозилась выкинуть то перламутровые гребни, то атласные ленточки, то любовный романчик в обложке с розами. Негодяйка, как она посмела покуситься на святое! Естественно, такого Флёр стерпеть не смогла и, вырвав у злой управляющей из рук ночнушку с кружевами, высказала свои претензии. Мама будет ругаться за то, что бестолковая дочь упустила хорошо оплачиваемую работу, ну и пусть. Правда, Флёр об этом быстро пожалела. Мира Августа холодно сообщила, что вынуждена доложить о её неподобающем поведении миру Карлу, и он сам разберётся, как поступить с негодной служанкой, и вышла. Сюзанна – за ней. Флёр показала их спинам язык. Вот вам! Творческая личность творческой личности – друг. Ещё посмотрим, кто получит нагоняй. Однако вернувшаяся мира Августа добила остатки хорошего настроения Флёр: мир Карл передал через неё сожаление по поводу дерзкого поведения новой горничной и заодно предупреждение, что сразу после следующего проступка девушку уволят. Гадкий художник! Флёр была о нём лучшего мнения. Пусть тогда его драгоценные работы сгорят, утонут или их уронят в грязь, раз он тоже вредина.

Полный впечатлений день перетёк в вечер.

Звонок в дверь заставил Флёр забыть о своей кислой мине. В прихожей она спешно поправила причёску перед зеркалом и впустила гостя.

На пороге стоял порочно красивый мужчина, благодаря лихой улыбке и кожаной куртке с заклёпками похожий на искателя приключений. Он снял шляпу, продемонстрировав коротко стриженую шевелюру без единого седого волоска.

– Добрый вечер, мир, – Флёр сделала книксен, в глубине души надеясь, что не перепутала статус входящего, и тот в свою очередь не перепутал чёрный вход с парадной дверью. В любом случае, нет ничего плохого в том, чтобы вежливо обращаться к человеку, который старше тебя по возрасту.

Ей под ноги вдруг кинулось золотистое существо размером со среднюю собаку и приветливо курлыкнуло.

– Мой грифон порой бывает не слишком учтивым, – у незнакомца был потрясающий обволакивающий голос. – Шустрый, извинись перед девочкой.

Грифон по-собачьи изобразил поклон. Флёр едва не захлопала в ладоши.

– Ай, умница... Ой, прошу вас...

Она протянула руки к гостю, но тот бросил шляпу и большие кожаные перчатки на комод и без посторонней помощи снял куртку, оставшись в дорогом тёмно-коричневом костюме.

– М, новое лицо. Я рад, что в этом доме наконец появилось хоть что-то красивое, – мужчина ущипнул Флёр за щёчку. – Милочка, принеси в гостиную маслин. Шустрый их заслужил. Вынес полёт без капризов.

Девушка мельком взглянула на сложенные на спине крылья грифона, однако всё равно не поняла, о каком полёте шла речь. Только на пути в кладовую она увидела в окне короткокрылый летающий аппарат цвета шампанского.

Гость был непрост.

ГЛАВА 2

БАЛ

За двадцать семь лет Карл так и не смог обуздать это чувство. Оно всегда появлялось в те моменты, когда он этого не ждал, и отравляло его жизнь, руша связь с реальным миром и репутацию.

Он задыхался. Медленно, с усилием втягивая в себя воздух.

Ступни закоченели от кончиков пальцев до пяток настолько, что превратились в воображении Карла в две ледышки.

Верхнюю губу закололо, словно кровь под кожей стала как мелко пузырящийся лимонад.

Разум упорно твердил, что хозяин гораздо опасней своего животного. Однако на страх не действовали никакие доводы. Карл не был для него авторитетом.

Грифон крутился перед Фредом и Джоли, ожидая получить свою порцию ласки. Он ставил львиные лапы то одному, то другому на ноги и заискивающе курлыкал. Отстал он только тогда, когда Фред без энтузиазма потрепал его по голове.

Теперь вниманием животного завладел Карл.

Страх мгновенно морозным холодом перетёк от пяток до самых колен. Закололо вторую губу.

Не смотреть в янтарные глаза грифона. Не смотреть.

Нет. Сам он не выберется из ловушки.

Цокот дамских каблуков. Зацепиться хотя бы за него.

Цокот сменился менее звонким постукиванием – женщина ступила на ковёр.

Грифон растерял свой интерес к Карлу и, нетерпеливо похлопывая крыльями, подбежал к горничной. Смущенно оглядев присутствующих, девушка присела перед животным и поставила на пол блюдечко с чёрными блестящим маслинами. Неуверенно посмотрела на гостя, будто того мог оскорбить её жест. Вдруг благородный зверь не будет есть с пола?

– Без косточек? – осведомился лорд Уолтер.

– Конечно, мир, – ответила она, явно не осознавая, с кем говорит. – Вы сами ничего не хотите?

Какая простота.

Лорд Уолтер закинул одну ногу на другую, поудобней устраиваясь в кресле.

– Раз уж я здесь тоже гость, может, вы и мне макушку почешете?

Девушка тоненько пискнула и отпрянула от грифона.

Смех гостя никто не поддержал.

– Спасибо, Флёр. Ты можешь идти, – сдержанно сказал Карл. Было трудно, губы почти онемели.

– Вы меня увольняете?

Её большие фиолетовые глаза влажно заблестели. Бедный ребёнок.

– Никто тебя не увольняет. Ты не сделала ничего плохого.

– Но мира Августа сказала, что вы очень недовольны моим поведением и хотите меня уволить.

– Я?

– Вы, мир Карл, – Флёр сложила руки в замочек и пристыжено опустила взгляд.

На память Карл никогда не жаловался. Она была одним из его достоинств, и слова новенькой горничной чуть было не поколебали его веру в себя.

– Я ничего подобного ей не говорил. И запомни: если я захочу тебе что-то сказать, то сделаю это лично.

Нехорошо настраивать девочку против управляющей, однако мира Августа этого бы не заслужила, если бы не начала тиранить подчинённую.

Лорд Уолтер не дал Флёр отреагировать на выявленную подлость.

– Милочка, уведи отсюда Шустрого и развлеки. Он всегда скучает за нашей беседой. Боюсь, как бы не стал безобразничать, чтобы обратить на себя внимание.

Флёр восприняла поручение с нескрываемой радостью. Она подняла с пола опустевшее блюдце и, подгоняя грифона ласковым тоном, вышла из гостиной.

Невидимый иней стал таять. К конечностям возвращалось тепло.

– Тебе лучше, Карл? – в вопросе лорда Уолтера было не сочувствие, а любопытство мучившего пойманную живность мальчишки.

– Намного, милорд.

Гость обвёл присутствующих выжидающим взглядом.

– Надеюсь, дорогие мои, вы сегодня порадуете меня. Сроки поджимают, времени уже нет.

Он быстро-быстро побарабанил пальцем по подлокотнику кресла, и у Карла возникла ассоциация с ускорившимся падением песчинок в песочных часах.

Не ожидая ответа от товарищей, Джоли встал и взял с обшарпанного журнального столика прямоугольную коробку. Без комментариев передал её лорду Уолтеру. Слова эрлису были не нужны, вся его кожа более чем красноречиво поменяла обычный цвет на сиреневый. Лёгкое раздражение, будет хуже, если потемнеет на несколько оттенков – тогда лорд Уолтер сразу поймёт, что его присутствие выводит Джоли из себя.

Лорд Уолтер с улыбкой принял коробку.

– Обожаю эрлисов. Ты как открытая книга.

Кожа Джоли многообещающе потемнела.

– Это какой? Плоский и в буквах?

Ещё одна особенность эрлисов, которая подпортила много драгоценных минут, отведённых для совместной работы. Представители этой расы многое из человеческой речи понимают буквально, что создаёт определённые трудности в общении. Джоли можно было бы простить, всё-таки он недавно приехал в Аландрию, но его склочный характер всё портил. Даже флегматичному Карлу порой было нелегко с ним.

Оставив эрлиса в дразнящем неведении, лорд Уолтер достал из коробки металлический предмет овальной формы. Без уточняющих вопросов и разрешения нажал на выпуклую кнопку, отчего неведомый прибор раскрылся, как расколотый орех.

– А что это за стеклянные трубки? Похоже на термометры без делений.

– По ним течёт алхимический состав, – пояснил Карл. – Проще говоря, он и делает прибор живым, как кровь, когда бежит по венам.

Деталь про то, что пришлось действительно задействовать собственную кровь, он опустил. Это было отдельное, не особо героическое, приключение.

– Он работает?

Карл ждал этого вопроса.

– Это можно узнать лишь на практике.

– Что ж, дорогие мои, – лорд Уолтер с кощунственным щелчком закрыл результат чужого труда. – Завтра вам выпадёт уникальная возможность провести это испытание. И только попробуйте меня разочаровать.

– А можно без "дорогие мои"? – отозвался стоявший у слабо горевшего камина Дитрих.

Эта фраза была первой, которую Карл услышал от него за весь день. Как и Джоли, маг тоже не отличался учтивостью, однако его тяга к молчанию делала его почти незаметным членом команды.

Из интонации лорда Уолтера исчез неестественный оптимизм.

– Дело в том, дорогие мои, что вы обходитесь мне дороже моих женщин. Готов поклясться, вы в жизни столько денег не видели. Поразительная неблагодарность. Я дал им крышу над головой, оборудовал за свой счёт мастерскую и лабораторию, ещё награду посулил, хотя я бы на вашем месте был счастлив работать за одну еду. Нет же! Вечно найдутся какие-то претензии.

Карл был бы счастлив получать еду другим способом. И работать в другом месте. На другого человека.

Собранные в конский хвост волосы Джоли взметнулись в воздухе от резкого поворота. Недовольный эрлис сел обратно на диван рядом с Фредом.

На столике зашипел небольшой приёмник. Карл по традиции вздрогнул, чувствуя, как от внезапного испуга кровь ударила в виски.

– Вы правы, милорд, – донёсся из приёмника мерзкий, как у робота, механический голос.

– Мы ценим всё, что вы для нас делаете, – угодливо подхватил Энтон.

На породистом лице лорда Уолтера вновь заиграло удовлетворение.

– Фред и Энтон никогда меня не огорчают, берите с них пример.

Джоли вновь начал окрашиваться в сиреневый, а радиоволна зашипела, как будто Фред собирался сказать что-то ещё, но в последний момент передумал.

Необычный прибор со стеклянными трубками был убран в коробку.

– Молитесь, чтобы он работал. А пока обсудим детали.

Этой ночью Дайан не плакала.

Флакон с рубиновой, дарящей утешение, жидкостью остался нетронутым.

Женщина с кошачьей грацией перевернулась набок и провела рукой по второй половине кровати.

Несмятая. Холодная.

После визита любимого постель всегда была такой. Словно он ей приснился.

Но это был не сон. Любимый приходил почти каждую ночь, и его ласки всегда были желанны. Он больно прикусывал её губы, со страстью собственника сдавливал запястья...

До него были и другие. Из плоти и крови. Но никто из них не любил Дайан. Никто больше не признавался ей в любви. Открыто, без фальши. Никаких скользких обещаний и намёков оплатить чужие карточные долги.

И он говорил с ней. Не о моде или интрижках сиятельных особ. Он слушал истории из её жизни, которые она не доверяла даже дневнику. Его интересовали её истинные мысли, настроение, чувства, и он всегда находил слова для поддержки. С ним она ощущала себя по-настоящему свободной.

Дайан знала толк в удовольствиях. Знала их цену. Но измерить в пошлой денежной системе то, что давал ей любимый, было ей не под силу. Непередаваемое блаженство. Наверное, это и есть то самое женское счастье, которое для многих так и остаётся недосягаемым.

Любимый изменил её мир. Сначала она боялась его. Потом её страх стал иным – потерять его. Если она соберёт всё своё мужество, то они всегда будут вместе, и слёзы, пролитые из страха одиночества, больше не потревожат её.

Потянувшись, Дайан встала с кровати и надела шёлковый халат на голое тело. Вторая туфля не желала находиться, поэтому женщина прошла в ванную босиком. Идея понежиться в мыльной пене ей быстро разонравилась, потому что хотелось как можно скорее оказаться в тёплой воде. Выручила душевая кабина – роскошь, которую она могла себе позволить, и, что немаловажно, была оценена ею по достоинству. Не все современницы Дайан были готовы так же легко расстаться с деньгами и консервативным мнением. Сквозь шум воды Дайна расслышала, как в спальню зашёл Рой. Вот он распахнул окна, теперь сервирует столик для завтрака. У неё были слуги женского пола, но им она доверяла гораздо меньше. Пропавшими украшениями и мелкими дамскими безделушками, исчезнувших в том же направлении, можно было бы набить доверху небольшой сундук.

По выходу из ванной её поприветствовал дребезжащий мужской голос: