Текст книги "История двух О"

Автор книги: Ирина Хазарина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

– Мы с тобой рядом как лента георгиевского креста "цвета наваринского дыму с пламенем", – заметила я.

– И победоносны как весь российский флот, – в тон мне ответила Алена.

Мы засмеялись и, взяв сумочки, отправились к ожидавшему нас Олегу.

В машине Алена уже вполне стала собой: веселой, очаровательной и чуть кокетливой. С Олегом она общалась так, как будто знала его лет сто, и было похоже, что они понравились друг другу. Я тихо радовалась.

В доме у Олега было душновато, и нам пришла в голову мысль устроиться во дворе под навесом, увитым пышным виноградом. Олег носил табуретки, а мы с Аленой суетились с посудой, когда открылась калитка и появился нордический красавец Вовик с двумя спутниками. Последовали приветствия и представления.

– Как я понимаю, ребенок слева и есть мой кавалер на сегодняшний вечер? – вполголоса спросила Алена, ослепительно улыбаясь крепкому пареньку с простецкой физиономией и торчащими ушами.

– Не устраивает – отбивай Вовика у этой Мэрилин Монро, – так же негромко посоветовала я.

"Мэрилин Монро", щедро накрашенная блондинка с абсолютно стеклянными голубыми глазами, чьи роскошные формы почти не скрывали зеленая мини-юбка и символический малиновый топик, тем временем подошла к нам.

– Слышь, бабы, – небрежно бросила она, – где у вас тут сортир? Обделаться можно, пока до вашей хибары доберешься.

Я указала направление и, глядя ей вслед, сказала Вовику:

– Миленькая у тебя подруга. Главное, непосредственная такая.

– Простая как первый трактор, – согласился Вовик. – Юрка, где ты застрял? Любуешься ржавой тачкой?

– Как ты назвал мою машину? – грозно спросил Олег.

– Великолепным образцом отечественного автомобилестроения, – невозмутимо отозвался Вовик.

Мы захохотали, а Олег показал ему кулак.

– Я не поняла, чё, так и будем во дворе как придурки торчать? – вклинилась в наше веселье вернувшаяся "Мэрилин". – Вовичек, ты говорил, будет классный музон, где он?

– Виолетта, помолчи, будь любезна, – с легким раздражением попросил Вовик.

– Могу и помолчать, – мгновенно оскорбилась Виолетта. – Я могу и вообще уйти, делов-то!

Конечно, никуда она не ушла, но демонстративно отвернулась от всех и стала ощипывать кисточку винограда, громко сплевывая косточки.

– Олег, телефон! – крикнул Юрик. Они с Аленой разбирали большой пакет, в котором что-то загадочно позвякивало.

Через несколько минут Олег вышел из дома с ключами от машины.

– У Саньки мотик гавкнулся, – объяснил он. – Надо съездить за Светкой, у нее дома все горючее и кассеты. Поехали, Оль?

– А сам не можешь? – сердито спросила я. Мне не хотелось оставлять Алену с Виолеттой.

– Мне одному как-то неудобно… Давай вместе, а?

Света жила в стандартной девятиэтажке. Дом был новый, но местные любители граффити успели украсить торец здания выполненным в три краски популярным английским четырехбуквенным словом. Я хмыкнула:

– Растет культура масс. Даже матерятся только по-англицки.

– А ты знаешь английский мат? – оживился Олег.

– Детишки в лицее просветили.

– Научишь меня?

– Чему бы хорошему… Нам в какой подъезд?

– Сюда.

В подъезде курили трое, похожие как близнецы коротко стриженые ребятки лет по семнадцать с тупыми мордами. Я почти физически ощутила, как меня ощупали взглядами, а когда мы шли к лифту, услышала нагловатый голос:

– Ништяк у телки задница.

Олег нажал кнопку вызова и коротко сказал:

– Шакалята.

Я подумала, что у него, слава богу, хватило ума не начинать выяснять отношения с малолетними ублюдками.

На восьмом этаже нам открыл дверь совершенно седой мужчина с тонкими чертами лица и молодыми глазами. Я вежливо поздоровалась, но объяснить причину визита не успела.

– Вы, если не ошибаюсь, Ольга и Олег? – дружелюбно спросил мужчина и продолжил, не дожидаясь подтверждения: – А я Светланин папа, Сергей Леонидович. Проходите, молодые люди, и позвольте предложить вам чашечку кофе или стакан сока, пока Светлана наложит последние сто грамм косметики.

– Папа, как не стыдно на родную дочь наговаривать! – весело крикнула откуда-то из глубины квартиры Света. – Я была готова уже полчаса назад.

Она стремительно вылетела в прихожую:

– Привет, ребята! Кофе будете?

– Нет, спасибо, – ответила я за нас обоих. – Извините, но нам надо ехать. Люди ждут.

– Тогда не смею настаивать, – понимающе кивнул Сергей Леонидович. – Передавайте от меня поклон Александру. Светлана, веди себя прилично.

– Хорошо, папа, – откликнулась дочь и чмокнула его в щеку. – Олежек, вот это наши припасы, забирай.

Когда мы вошли в лифт, я заметила:

– Олег, кажется, ты жмешь на третий вместо первого.

– Мы выйдем на третьем, – сказал Олег, и я вздрогнула. Я еще ни разу не слышала, чтобы он говорил таким не терпящим возражений тоном. – Я пойду первым. Вы на пять шагов сзади. Возьмите барахло. Если что – не визжать и не путаться под ногами. Все поняли?

К моим немногочисленным достоинствам относится то, что я умею понимать, когда можно возразить, а когда следует беспрекословно подчиняться. Я схватила за руку попытавшуюся что-то сказать Свету:

– Тихо. Делай, как он велел.

Света умолкла. Меня слегка зазнобило от волнения. Лифт остановился, мы вышли и стали спускаться по лестнице.

Шакалята ждали на первом этаже, загораживая путь к двери подъезда. Олег остановился и мирно сказал:

– Дайте пройти, пацаны.

– Слышь, ты, – сказал тот же нагловатый голос, что оценивал мои внешние данные. – Слишком жирно тебе одному две телки. Поделиться надо.

Я так и не смогла потом вспомнить, что именно сделал Олег. Просто через мгновение один из шакалят лежал, скорчившись, около мусоропровода и тихо скулил. Другой надрывно кашлял, согнувшись и привалившись к стене, и на пыльном полу перед ним звездочками разбивались капли крови. Третий пятился, трясясь и прикрываясь руками.

– Стоять, – ровным голосом приказал Олег и пацаненок замер. – Еще раз вас здесь увижу – грохну на хер. Понял?

Мальчишка быстро-быстро закивал.

– Не слышу.

– П-понял.

– Пошел вон.

Пацан пулей вылетел из подъезда. Олег обернулся. Он был мелово бледен и улыбался:

– Вперед, девочки.

Мы со Светой вышли и на ватных ногах направились к машине. Олег забрал у нас сумки.

– Олег, – тихо сказала я, – у тебя на кроссовке кровь.

– Да, в берцах оно удобнее, – усмехнулся Олег.

А ведь это доставило ему удовольствие, неожиданно поняла я. Он сразу просек ситуацию, был готов и ничуть не волновался. Скорее наоборот, он был бы разочарован, пропусти нас троица спокойно. Ой-ой, как, оказывается, плохо я знаю своего милого…

В машине я села назад рядом со Светой и всю дорогу вынуждена была слушать взволнованное щебетание, как она сначала ничего не поняла, как жутко потом испугалась и какой Олег молодец. Это мешало сосредоточиться на собственных мыслях. Я думала о недавнем разговоре с Борисом. Мы сидели у него дома и скромно обмывали пивком свежекупленый бэушный, но еще вполне дееспособный компьютер.

– Кончились мои халявные пельмени, – посетовала я.

– Не горюй. Буду время от времени угощать по старой памяти, – чуть насмешливо утешил Борис. – А где твой мотоциклист? Даже странно видеть тебя одну, вы же теперь попугайчики-неразлучники.

– До понедельника у нас общение исключительно по телефону. Работы завал, Боря, а на выходные кое-что намечается.

Намечалась акция по устранению Ворошильского, но Борису это знать было совершенно не обязательно.

– И что ты в нем нашла? – пожал плечами Борис.

Я засмеялась:

– Ты же сам говорил: "Разве любят за что-то? Любят просто потому, что любят".

Борис не отозвался на мое веселье.

– А ты уверена, что действительно его любишь? По-моему, ты сочинила себе романтическую сказку – красивая и умная женщина пожалела одинокого мальчика…

– Какого черта, почему я должна его жалеть?! – вспылила я. – Олег не урод, не дебил и не нищий калека!

– Оля, успокойся. Хорошо, заменим слово "жалость" на "сочувствие", если тебе так больше нравится, но сознайся: не будь в моих словах большой доли правды, ты бы так не взорвалась.

– Чуть-чуть есть, – неохотно признала я.

– Осмелюсь заметить, что я неплохо тебя знаю. Тебе нравится одаривать его вниманием и лаской, это так приятно и возвышает в собственных глазах. Думаю, что и в любовной игре ты ведущая, верно? Но твой мотоциклист совсем не такой уж безобидный хомячок. У него есть характер, причем непростой и жесткий.

Все это было слишком близко к истине, чтобы мне понравилось.

– Борис, – сердито сказала я, – мне кажется, ты необъективно относишься к Олегу.

После небольшой паузы он кивнул:

– Верно. Но это не из-за того, что он считает всех гомосексуалистов психически ненормальными, которых надо изолировать от общества…

– Боря, не преувеличивай!

– …ради бога, пусть думает как хочет. Каждый человек имеет право на свое мнение и не мое дело кого-то переубеждать. На самом деле причина моей необъективности гораздо более примитивна. Я тебя ревную.

– Н-не поняла, – я даже заикаться начала от такого заявления. – Б-боря, но ты же… Мы же с тобой вроде только друзья…

– Именно так, Оля, – невесело усмехнулся Борис. – Мы дружили три года, а теперь ты меня стыдишься и не смеешь сказать своему приятелю, что среди твоих знакомых гей, по его терминологии – "гомик".

– Не то, чтобы стыжусь… Лишних дискуссий не хочется.

– Я все понимаю, не оправдывайся. Но все равно он рано или поздно узнает и поставит тебя перед выбором: или друг, или любимый. Кого ты выберешь, я не сомневаюсь.

Я немного помолчала, потом медленно сказала:

– Очень надеюсь, что никогда не буду стоять перед таким выбором, но… Боря, ты плохо думаешь обо мне. Я не предаю друзей.

Борис долил пиво в стаканы.

– Все, хватит об этом. Как бы я не относился к твоему Олегу, я очень хочу, чтобы ты была счастлива. Только помни, он не травоядное, он хищной породы.

И вот сегодня я увидела другого Олега, не трогательного мальчика, а мужчину решительного, надежного и… жестокого. Увидела и, пропади оно все пропадом, влюбилась еще сильнее.

Подъезжая к дому, Олег, как обычно молчавший всю дорогу, сказал не оборачиваясь:

– Девчонки, только без лишнего трепа. Ничего не было.

Народ, скучно сидевший у накрытого стола, с нашим возвращением слегка оживился. Олег врубил магнитофон, и Виолетта весьма грациозно задвигалась в танце посреди двора.

– Роскошная девица, но, по-моему, тупая как валенок, – поделилась впечатлениями Алена.

– У Вовика всегда такие, – отозвалась Света. – Я удивляюсь, где он их находит.

– Да ладно вам, – с укором сказала я. – Посмотрите на нее, если краску смыть – совсем девчонка. Естественно, хочется повыпендриваться.

– Эй, люди! – послышалось от калитки. – Вы меня еще ждете или уже похоронили?

– Сашка! – расцвела Света и бросилась к нему. Тот подхватил ее на руки и закружил. Света счастливо завизжала.

Саня, несомненно, рожден быть душой компании. Только с его появлением все встряхнулись, и покатилось веселье, которым Саня управлял как опытный дирижер: произносил тосты, сыпал анекдотами и комплиментами, менял кассеты, танцевал сам и увлекал других. Было здорово и даже Виолетта, ухитрявшаяся все время ляпнуть что-нибудь невпопад, казалась переносимой.

Как всегда в наших южных краях, темнота упала внезапно и быстро. Олег принес зажженную керосиновую лампу, около которой сразу закружились ночные мотыльки. Все уже подустали и лениво болтали, сидя вокруг стола. Во время одной из пауз в разговоре магнитофон щелчком оповестил, что кассета закончилась. С минуту стояла полная тишина, только стрекотал кто-то в огороде. Я прислонилась к Олегу, чувствуя приятную тяжесть руки, обнимавшей меня за плечи.

– Тихий ангел пролетел, – сказала Алена.

– Юрка, чего сидишь, поставь музон повеселее, – потребовала Виолетта.

– Подожди, – остановил Юрика Олег. – Я сейчас.

Он зашел в дом и вернулся с гитарой.

– Спой, Вовчик.

– Не хочется, – покачал тот головой.

– Ну, будь другом, спой, – настойчиво попросил Олег.

Вовик взял гитару, пробежал пальцами по струнам, чуть подкрутил колки, снова тронул струны и негромко запел:

То не вечер, то не вечер,

Мне малым-мало спалось,

Мне малым-мало спалось,

Ой, да во сне привиделось…

Я очень люблю эту печальную старую песню. Есть в ней что-то такое, от чего у меня странно щемит сердце. Или это генетическая память от казачьих предков по маминой линии? Незаметно для себя я стала подпевать и ничуть не удивилась, услышав, как присоединяются остальные. Сидя в очерченном мерцающим светом круге, мы пели для себя, для души, и нам было тепло.

Виолетта, единственная из нас молчавшая, грубо нарушила настроение.

– Нашел чего петь – русские народные, – презрительно пробурчала она.

– Ну, извини. Репертуар Меладзе не исполняю, – отрезал Вовик.

– А что-нибудь свое давай? – просительно сказал Юрик. – Про зимнюю ночь, а? Или про острова.

– Нет, ребята, не сегодня, – решительно отказался Вовик и положил гитару.

– Володя, ты стихи пишешь? – спросила я.

Он сделал небрежный жест рукой:

– Так, рифмую понемногу.

– А может, все-таки споешь? – робко попросила я. – Честно говоря, хочется послушать.

Вовик слегка улыбнулся.

– Хорошо, уговорила. Только не ругайся, что песенка грустная, сама напросилась.

Что случилось со мной,

Стал я сам не свой,

А рядом с тобой —

лучший друг мой.

Он почти мне как брат,

Ну, кто виноват,

Что раньше, чем я,

он встретил тебя?

Где ты раньше была,

Где раньше был я,

Как я жил без тебя,

нежная?

Я тебя бы обнял,

И тебя бы украл,

Но ты не моя,

милая!

Он так счастлив с тобой,

Лучший друг мой,

А я сам не свой

и словно больной.

Что мне делать, скажи,

И как дальше жить?

Ведь ты для меня —

лучшая!?

Вовик неожиданно резко прижал струны ладонью, оборвав мелодию, и сказал излишне весело:

– Все, хватит грусть-тоску наводить. Сейчас что-нибудь забавное вспомню…

– А я тоже недавно стих сочинила, могу прочитать, – снова влезла Виолетта и, не дожидаясь нашего согласия, затараторила:

Я мечтаю пташкой быть,

Собирать с цветов нектар

И хочу тебя любить

Ощущая в сердце жар.

Чтоб как роза на лугу

Расцвела наша любовь,

Без тебя жить не могу,

Я страдаю вновь и вновь

Приходи ко мне скорей

И руками обними,

Я люблю тебя сильней

В эти солнечные дни.

Юрик бестактно фыркнул, Света выразительно закатила глаза к небу, а Саня зааплодировал:

– Супер, просто супер! Особенно начало. Так и представляю тебя масюсенькой колибри…

– Почему колибри?

– Потому, деточка, что из всех пташек только они собирают с цветов нектар.

– Олька, теперь ты, – неожиданно потребовала Алена.

Я поморщилась. Стихи я пишу редко и отношусь к ним крайне критически. Да и незачем превращать вечеринку в соревнование двух плохих рифмотвориц.

– Давай-давай, читай, – почему-то сердито сказала Алена. – Мое любимое, "На тему Горация".

Я поняла, что она не отстанет, и, обреченно глядя на пламя лампы, стала читать:

Я памятник хочу воздвигнуть в Вашем сердце

Из легкой болтовни, случайной встречи рук,

Привычки на плечо Ваше легонько опереться

И вздоха, когда Вы уходите, мой друг.

Как мысль – неощутим, невидим, невесом…

Я обещаю Вам – пока я буду рядом,

Его Вы не заметите, не вспомните о нем

И я не намекну ни голосом, ни взглядом.

Когда же неизбежно жизнь нас разведет,

Я в Вашей памяти всегда незримо буду.

Мой хрупкий памятник вовек не упадет,

Вы не забудете меня, я Вас не позабуду.

И мне ни лет, ни расстояний груз не страшен —

Я памятник себе воздвигла в сердце Вашем.

Я замолчала, стыдливо отведя взгляд.

– А что, неплохо, – удивленно сказал Вовик. – Даже не ожидал, уж прости за откровенность.

– Красиво, – одобрила и Света. – Только я не поняла, при чем тут Гораций?

– "Я памятник себе воздвиг нерукотворный…" в школе учила? Так вот, и пушкинское стихотворение, и до него державинское написаны на тему стихотворения римского поэта Горация, – объяснил Вовик.

– Державин, Пушкин и Серова. Как в "Золотом теленке": Гомер, Мильтон и Паниковский, – кокетливо улыбнулась я. Было чертовски приятно, что не обхихикали, даже щеки запылали. Люблю, грешница, когда меня хвалят. И Олег смотрит с интересом…

– Ой, какие вы тут все образованные, сил нет, – скривилась Виолетта. – Стихи должны быть простые, чтобы нормальные люди без словаря понимали.

– Не все же люди простые как амебы! – рявкнул Вовик. – Витка, заткнись, когда говорят о том, в чем ты не фига не смыслишь!

– Вовик, не кипятись, – успокаивающе заговорил Саня, а Виолетта непонимающе захлопала густокрашеными ресницами.

– Да задолбала она меня своей простотой! – почти кричал Вовик, не обращая внимания на попытки Сани его утихомирить. – Что за гадство, попадаются все время такие дуры! Олег вот счастливый, повезло…

– Ну, все, проехали, – оборвал его Саня. – Ты, парень, перебрал чуток, проветриться надо. Олег, мы за домом погуляем.

– Ноги не поломайте, там разрыто, – Олег потряс пачку "Примы", но вместо сигареты высыпались только табачные крошки.

– Сиди, – сказала я. – Все равно в дом иду, заодно прихвачу курево.

Посетив нужное место, я включила на кухне свет, пошарила на шкафчике, где Олег обычно хранил запасы своей отравы, и почти сразу натолкнулась на полную пачку.

– Эй ты, умная, – сказали за моей спиной.

Я обернулась. В дверях стояла Виолетта. На хорошеньком личике была лютая злоба.

– Ты из меня дурочку не делай, – прошипела она. – Я вижу, как ты на Вовика облизываешься. Еще бы, сама только такого заморыша подцепить и смогла. А хрен тебе, Вовик мой, поняла? Мой!

Это Олег-то "заморыш"?! Мне стало смешно.

– Тебе нельзя много пить, Вита, – сочувственно сказала я. – Во-первых, нос краснеет, во-вторых, глупости болтать начинаешь. Пропусти.

На мгновение показалось, что Виолетта сейчас вцепится в меня, как сорвавшаяся с цепи злобная собачонка, но она все же отступила и только бросила мне в спину:

– Смотри, пожалеешь.

Выходки парочки подпортили настроение, да и Саня, видимо, выдохся. Приведя обратно успокоенного Вовика, он устало сказал:

– Что, ребятишки, убираем со стола – и по коням?

Возражений не было, и народ засобирался. Юрик, действительно выглядевший абсолютно трезвым, хотя и пил больше всех, галантно вызвался доставить Алену в целости и сохранности к самому дому.

– К самой двери, – благожелательно согласилась Алена.

Мы с Олегом приводили гостей до калитки. Саня задержался, пропуская остальных, и тихо спросил:

– Рука в порядке?

– Светка трепанула? – недовольно сказал Олег. – Ведь просил же… Не бери в голову, Сань, все нормалёк.

Саня неожиданно коротко и крепко обнял Олега.

– Ну, будь.

– Угу, и ты.

– А что у тебя с рукой? – поинтересовалась я, когда Олег закрыл калитку.

– Так, ерунда, – неохотно ответил он. – Повредил зимой в одной разборочке.

– Я смотрю, ты любитель подраться, – хмыкнула я, возвращаясь к столу, где все еще горела керосиновая лампа. Олег подсел рядом на скамейку и спросил:

– Ты считаешь, что я слишком жестко обошелся с этими сопляками?

– Почему? – искренне удивилась я.

– Ну, ты человек добросердечный…

Я пожала плечами:

– Детки сами напросились, а я не сторонник непротивления злу насилием. Другое дело, что насилием не сделаешь человека лучше. Встретят в следующий раз не такого подготовленного, как ты, и сорвут зло на нем, только и всего.

– А может, в следующий раз они сначала подумают, стоит ли цепляться. На лбу ведь не написано, у кого какая подготовка.

– Тоже верно, – задумчиво кивнула я.

Одной из немногих тем разговора, на которые было наложено жесткое табу, была служба Олега в армии. На завуалированные намеки он не велся, а на прямой вопрос: "Где служил?" коротко ответил классической фразой из культового фильма: "При штабе, писарем", что в переводе явно означало "Не твое дело". Я решила не лезть в душу человеку немытыми руками. Если сам захочет, когда-нибудь расскажет.

Я взъерошила Олегу волосы и поцеловала в кончик носа. Он обнял меня и твердо сказал:

– Сегодня я тебя никуда не отпущу.

– А я сегодня никуда и не собираюсь, – ответила я.

22.07.01

Будильник Олега верещал еще противнее, чем мой. Было воскресенье, но я знала, что отчим попросил Олега отвезти с утра товар на одну из своих рыночных точек.

Олег продолжал сладко спать. На фоне белой простыни его нагое тело казалось особенно смуглым. Бронзовый донателловский Давид. Каким он был ночью – нетерпеливым, властным, почти грубым, и я повиновалась ему, сначала не очень понимая, нравится мне это или нет, потом – забыв обо всем кроме бездумного животного наслаждения. Впервые в жизни я почти теряла сознание в объятиях мужчины, и разноцветные искры кружились перед глазами. А когда чуть выровнялось дыхание и вернулась способность соображать, я испугалась. Испугалась самой себя и той силы, что неодолимо тянет меня к Олегу. "Ты попалась", – сказала Алена. Нет, не хочу. Как спокойно было мне с компьютером и котом, пока не появился Олег. Олеженька… Солнышко мое…

Однако надо было вставать. Потормошив Олега и услышав обычное "Иду, иду…", я пошла готовить завтрак и тут вспомнила о кое-чем важном, что не сделала вчера вечером.

– Тебе нехорошо? Заболела? – обеспокоился Олег, войдя на кухню и увидев, как я запиваю водой таблетку.

– Нет, все нормально, – ответила я, но он продолжал смотреть так вопросительно-тревожно, что пришлось объяснить: – Это контрацептивное.

– Так ты предохраняешься… Жалко, – разочаровано протянул Олег.

– Естественно, предохраняюсь, – удивленно подняла я бровь. – А что такое? Я думала, мужчины обычно только рады подобной женской предусмотрительности.

– Ну, я бы не возражал, если бы ты залетела, – серьезно сказал Олег. – Тогда бы ты точно вышла за меня замуж.

Я открыла рот. Закрыла. Собралась с мыслями.

– Олег, не будем пока об этом говорить.

– А почему нет? Переезжай ко мне и все дела.

Я засмеялась немного принужденно:

– Ты думаешь, мы уживемся вместе?

– Конечно. Я же тебя люблю.

– Но мы постоянно спорим.

– Ну и что? Ты умная, с тобой интересно.

– Спасибо.

– Я серьезно. Ты умная… и добрая… и красивая…

Каждое новое определение сопровождалось поцелуем. Я чувствовала, что таю, как мороженое на солнышке, но все же собрала остатки здравого смысла.

– Давай поговорим об этом в другой раз, когда тебе не надо будет спешить на работу.

– И заботливая, – Олег снова поцеловал меня. – Мы с тобой очень хорошо уживемся…

– Олег, не надо!

Лицо Олега потухло.

– Да, конечно, – ровно сказал он. – Я понимаю.

– Ничего ты не понимаешь, – жалобно проговорила я. – Дело не в тебе. Просто я уже была замужем и меня само это слово пугает.

– Голову оторвал бы твоему бывшему, – проворчал Олег. – Ладно, молчу, но учти – я тебя люблю и я очень упрямый.

– Знаю, – согласилась я.