Текст книги "Печать смерти"

Автор книги: Ирина Цыганок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 25 страниц)

После этого фея развернулась и зашагала в сторону приземистого кирпичного строения с окнами, на треть Ушедшими в землю, что свидетельствовало о древности здания. Я начал проталкиваться в ее сторону, но вовремя остановился. Стоило повременить еще несколько часов и воспользоваться возможностью привести себя в порядок чтобы встретиться с эльфийкой в более пристойном виде.

Мыльня располагалась здесь же, у причала, и представляла собой длинный бревенчатый сарай, с одного края которого торчала черная печная труба. В небо струился дымок, серую полупрозрачную струю пригибало ветром к земле. Пространство вокруг сарая было обнесено дощатым забором, образуя двор ярдов шесть на восемь. Большую его часть занимали низкие штабеля дров, в левом углу имелся колодец с воротом, но вниз, кроме ведра, была опущена еще и медная труба, другим концом уходившая куда-то под землю. Наверняка где-то имелось и устройство, качавшее по этой трубе из колодца воду.

Но сначала нас отвели к тому самому приземистому ангару. Высокий мужчина с уныло свисающими из-под носа усами по одному пропускал будущих караванщиков внутрь склада, а вскоре выставлял за дверь – кого с аккуратно свернутой рубахой, кого с сапогами, кого и с тем и с другим. Я на склад не пошел, путешествие не входило в мои планы, незачем было и одалживаться у нанимательницы.

Потом стражники загнали нас, как стадо телят, в окруженный забором двор и остались дежурить на воротах. Пока первая партия мылась в сарае-бане, я нашел истопника и выпросил у него таз и мыло для стирки. Горячая вода проблемы не представляла. Ко всему добрый дедок одолжил мне старенькую бритву, и я сумел наконец избавиться от неопрятной поросли на подбородке. Потом тщательно выстирал свою рубаху, как мог, отчистил штаны и кафтан. Все это заняло не так уж много времени, и когда я закончил, еще хватало желающих попариться в бане. Помня о проклятии на плече, я не торопился составить им компанию. Зато успел хоть как-то отблагодарить истопника, наколов ему дров впрок. Старик неожиданно растрогался, позвал меня в свою каморку, пристроенную с тыльной стороны огромной печи.

– Ты в общую мыльню не ходи, – заговорщически подмигивая мне одним глазом, предложил он и провел в крошечный закуток, вплотную примыкавший к печному боку, а от остальной каморки отгороженный дощатой стеной. Двери не было, только ветхая занавеска, вылинявшая до блекло-сиреневого цвета. Зато под самым потолком крепился жестяной бак, а из него торчала трубка с набалдашником, похожим на лейку (лейка это и была, как я рассмотрел позже). Если дернуть за свисавшую из бака бечевку, из лейки бежала теплая вода.

– Здесь помойся, – посоветовал старик. – Удобнее, и с водой никакой мороки! Я, как в общем зале приберусь, сюда прихожу умываться.

Я не преминул воспользоваться радушием старика. Мыться, ощущая на себе испуганно-брезгливые взгляды других караванщиков, не хотелось, а в том, что именно так люди косятся на мою печать, я успел неоднократно убедиться. Пользоваться душем и впрямь оказалось удобно, правда, под конец из чана полился уж вовсе крутой кипяток. Зато отмылся, что называется, «до чистого скрипа».

Поблагодарив истопника и мысленно пообещав себе по возвращении в Каннингард отправить деду более весомую награду, я вернулся во двор. Теперь, выбритым и в чистой рубашке, можно было встретиться с эльфийской леди.

Под ночлег нам отвели комнату в кирпичном здании, где располагался склад. Для почти сорока человек – восемнадцати стражников плюс те, кто прибыл на барже, помещение было явно маловато. Но остальное было вполне сносно: пол от стены до стены выстилала свежая солома, поверх были набросаны старые, но чистые шерстяные одеяла, топившаяся в углу печь давала возможность уснуть, не клацая зубами от холода.

На рассвете вновь собрались в обнесенном забором дворе мыльни. За воротами наготове стояло пять телег. В Двух имелся некий укрытый плотной дранкой груз, но Для солидного каравана его было явно недостаточно. Большинство моих спутников обрядились в новую, выданную накануне одежду. Потом по булыжнику мостовой процокали копыта, и во двор на тонконогой породистой кобыле въехала наша нанимательница. Вместе с ней на кауром жеребце приехал ее соплеменник. Это был второй увиденный мною в жизни эльф. А поскольку жить мне оставалось всего ничего, тогда я подумал, что и последний. И так за минувшие три дня я навидался перворожденных больше, чем за всю предыдущую жизнь. До этого я лишь раз столкнулся в мастерской отца с гномом, да и то мельком. С гномами мы торговали. Любой мало-мальски приличный ювелир просто обязан иметь поставщика-гнома, поскольку с камнями людской огранки в нашем ремесле себе имя не сделаешь. Но подгорные жители редко доставляли товар сами, а их посыльные были обычными людьми. Ну а вечно юных в Каннингарде встретишь разве что в порту. Они не любят людские города и людей. Они вообще никого, кроме себя, не любят.

До встречи с леди Ильяланной я знал об эльфах только понаслышке. Пару раз в мастерскую отца попадали эльфийские мечи, но их хозяевами были придворные герцога. Эльфийское оружие практически лишено украшений, оба раза владельцы прекрасных клинков желали изготовить для них не менее драгоценную оправу. Одному мы полностью обновили рукоять и ножны, другой владелец ограничился золотыми накладками на футляр, не рискуя испортить идеальную уравновешенность лезвия.

Недружелюбное племя, как и изготовленное ими оружие, меня мало интересовало. Народ, использующий для плавления благородных металлов магию, не заслуживает ни доверия, ни уважения.

Спутник леди Ильяланны был на полголовы ее выше, так же бледен лицом, сер-озеленые глаза смотрели на мир небрежно-снисходительно. Светлые волосы заплетены в короткую косу. Торс с довольно широкими плечами и узкой, почти девичьей, талией затянут в коричневую кожу. Сама хозяйка каравана сегодня сменила наряд из серебряного арангема на укороченную шерстяную юбку цвета тофры и чуть более темный жакет. Короткий меховой плащ остался перекинутым через седло лошади. День обещал быть почти по-летнему теплым.

Фея коротко и без подробностей описала маршрут: караван должен был пройти узкой долиной, лежащей непосредственно за Ласковым хребтом, и выйти к Пересветскому перевалу. Земли за хребтом располагались куда южнее и Каннингарда, и Нильдегоссе, так что перевал уже освободился от снега. Но на случай неурочного бурана леди добавляла к пути еще пять дней.

Все это я слушал вполуха, будучи уверен, что мое путешествие уже закончилось. Завтра, а при небольшом везении еще сегодня пароход отвезет меня домой, к семье. Насчет денег на проезд я не беспокоился.

После напутствия мои товарищи потянулись к телегам – там им предлагалось получить котомки с запасом необходимой провизии в дорогу. Я же направился прямиком к эльфийке.

– Миледи, – я отвесил даме поклон в лучших традициях Карской академии, – не могли бы вы выслушать меня по чрезвычайно важному делу?

Стоявший радом эльф нахмурился и раздраженно дернул подбородком. Я не видел причин для его недовольства и не стал обращать внимания. Еще двое охранников двинулись в нашу сторону с другой половины двора, но леди остановила их едва заметным жестом.

– Что такое?

– Миледи, – я давно составил свою речь, – три дня назад в Каннингарде вы показали мне документ. Я действительно подписал его, но сделал это, признаю со стыдом, по пьяни. Мой отец состоятельный человек, и мне нет нужды наниматься к кому бы то ни было. Он с радостью выкупит мой контракт, возместив любые расходы. У вас вполне достаточно стражников для любого путешествия, не думаю, что потеря одного причинит ощутимые неудобства. Если вы не планируете возвращаться в Каннингард, здешний бургомистр знает отца и сможет за меня поручиться…

Фея смерила меня, как показалось, слегка удивленным взглядом. Потом, ничего не говоря, порылась в подвешенной через плечо сумке. Извлекла оттуда свернутый трубочкой пергамент. «Контракт», – догадался я. Сердце Учащенно забилось.

– Я не нанимаю свою охрану по кабакам, – сообщила она с оттенком презрения, вновь раскатывая перед моим носом свиток. – Здесь написано: «носильщик». Ты, как и другие, – кивок в сторону моих спутников, столпившихся у одной из телег, – подрядился за сто лорров таскать тюки.

«Хитрая лиса и тут меня надула!» – Но я не позволил досаде на свою глупую доверчивость отвлечь меня от сути разговора.

– Это не меняет дела. Я хочу выкупить контракт.

– Мне нужны не деньги, а носильщики, – равнодушно отрезала фея.

– Но мой отец заплатит столько, что вы сумеете нанять троих вместо меня одного!

– Повторяю, деньги мне не нужны, и у меня нет времени, чтобы искать замену. Ты подписал договор и получил задаток. Доставишь груз по назначению и отправляйся куда угодно.

Она отвернулась, давая понять, что вопрос исчерпан. Я оказался не готов к отказу. В нем не было здравого смысла.

– Миледи, – из последних сил стараясь оставаться вежливым и спокойным, еще раз попробовал объясниться я. Страшно не хотелось упоминать о своем проклятии, но я должен вернуться домой. – К чему рисковать, нанимая человека, одной ногой шагнувшего в Бездну? Вы ведь понимаете, агония может начаться в любую минуту.

– Не пытайся разжалобить меня, смертник. – Теперь взгляд эльфийки прямо-таки источал презрение. – Каждый из нас может погибнуть, через год или в следующее мгновение, кто знает? Смерть неизбежна. Так что отправляйся к остальным и готовься к дороге.

На этот раз она не только отвернулась, но и успела отойти на несколько шагов.

– Я никуда не пойду, – негромко сообщил я ей в спину.

Боль обрушилась без предупреждения, снова выдавливало глаза, трещала по швам черепная коробка, выворачивало из челюсти сразу все зубы. Заклинание трепало меня гораздо дольше, чем в первый раз, в кабаке. Когда эльфийская ведьма наконец меня «отпустила», я едва сумел выговорить: «Это вам не поможет». Но когда кое-как вытер залившие глаза слезы и пот, вместо ведьмы и ее сородича рядом оказались два стражника из тех, что присоединились к нам уже после высадки на берег. Лица их не выражали ни злорадства, ни сочувствия. Воспользовавшись тем, что я не успел очухаться после магической атаки, один ловко завернул мне руки за спину и тут же принялся обматывать их веревкой. Второй не менее проворно связал ноги. Вдвоем они забросили меня на дно стоявшей за воротами повозки, в спину больно врезались углы чего-то твердого. Сидящий на передке телеги возница недовольно обернулся, окинув осуждающим взглядом нового пассажира, но промолчал. Молчал и я, перевернувшись на бок и устроившись как можно удобнее среди сгруженного в телегу барахла. Рот мне затыкать не стали, но я и не собирался голосить, как беременная девственница.[8]8
  Этимология выражения неизвестна.


[Закрыть] Решить дело добром с нанимательницей не получилось. Грудь давила поднимающаяся откуда-то снизу злоба. В повозку принялись забираться мои товарищи по несчастью. Кидали на дно рюкзаки, пристраивались сверху, свесив через борта ноги. Рядом с «проклятым», естественно, никто старался не садиться. Но свободного места оставалось все меньше и меньше, так что вскоре попутчики мостились уже чуть не у меня на голове.

Телега тронулась. Пейзаж заслоняли спины, бока и еще менее привлекательные части тела пассажиров, и я прикрыл веки. Голову заполнили мстительные мыслишки, впрочем, все как одна, совершенно бесполезные.

– Ну ты и бурый! – раздалось над ухом с ноткой восхищения. Я приоткрыл один глаз – слева на телеге, развернувшись ко мне вполоборота, сидел Суслик. Не сразу узнал его в новой добротной куртке. – Я тут за тобой наблюдал. Ребята говорят, больше одного раза «вихря боли» никто не выдерживает, а ты – второй раз, да еще и огрызаешься!

Я его восторгов не разделял. Не нахожу ничего героического в том, чтобы кататься от боли под ногами у эльфийской сучки. Но пока не видно возможности ни сбежать, ни отомстить стерве. Разговаривать на эту тему с бывшим пьянчужкой не хотелось, поэтому я сделал вид, что задремал.

Странно, первые дни, после того как пойманный воришка заклеймил меня страшной печатью, я ни о чем другом, кроме предстоящей смерти, и думать не мог. Теперь же в голову чего только не лезло. Перво-наперво, естественно, планы побега и отмщения. Но поскольку мое положение со связанными руками и ногами давало не так много пищи для размышлений в этом русле, то мысли то и дело уносились в прошлое, в основном – далекое. Много чего успел я передумать, трясясь на дне телеги сначала по выбитым мостовым Нильдегоссе, потом – по размытому недавними дождями проселку.

На дневном привале охранники извлекли меня из повозки. Развязали веревку на ногах, один из них сводил в ближайший кустарник, потом отвел назад, сунул в связанные руки кусок хлеба и флягу с водой.

Во время короткой стоянки появилась возможность хоть как-то осмотреться. Мы удалились от побережья, и теперь по сторонам от дороги стоял смешанный лес. Здесь, в отличие от продуваемого ветрами с Льдистого океана Каннингарда, весна уже вступила в свои права. Поляны и пригорки зеленели новой травой; на тех деревьях, что сбрасывают на зиму листья, раскрылись почки. Но большую часть леса составляли молодые сосны. Мимо прошел приятель Ильяланны. Он мельком глянул на жующих обед носильщиков. Вот у кого стоило бы поучиться моим карским сокурсникам! Хотя, боюсь, такого высокомерно-пренебрежительного взгляда им не добиться и многолетней тренировкой. Должно быть, это врожденное. Столько ледяного презрения было в серо-зеленых глазах, что кое-кто из моих дорожных товарищей даже заерзал на траве. Надо иметь талант, чтобы одним только видом заставить окружающих почувствовать свою полную ущербность. На меня, впрочем, эльфийская спесь возымела иное действие – страсть как захотелось кулаком согнать брезгливую гримасу с бледной рожи.

Сама леди, вопреки моим ожиданиям, сопровождала обоз. Ее кобыла и жеребец спутника были привязаны к дереву поодаль от общей стоянки.

– Ярвианн! – донеслось с той стороны. Лицо у эльфа тут же изменилось, он прибавил шагу, спеша на зов. Я проследил за ним взглядом, как следят за врагом, чтобы знать, когда он ударит и когда ударить самому.

Ильяланна расстелила на крошечной полянке платок и собиралась потчевать сородича обедом. В том, как она подала эльфу кружку, потом заставила сесть рядом, было что-то властное и одновременно нежное. «Любовники», – машинально отметил я. Голос, призывающий эльфа по имени, потом часто был слышен мне на дне телеги. Судя по всему, леди постоянно требовалось внимание ее спутника. Кстати, «Ярвианн» – это то, что я сумел расслышать; иногда казалось, будто в слове содержится куда больше переливчатых коленец, что-то вроде: «Ярвианниан». Язык, на котором эльфы общались между собой, был полон таких слабо различимых переходов. Впрочем, и сама фея не часто утруждала себя произношением полного имени, обращаясь к другу так только в нашем присутствии (чтобы подчеркнуть превосходство, естественно) или когда была по какой-то причине им недовольна. В добром же расположения духа тот был для нее «Ярви».

Из остальных своих спутников я знал по имени только возницу на своей телеге – его звали Вага. Старик с совершенно белыми волосами (я так понимаю, от природы, а не от седины) и короткой бородой явно был хорошо знаком с нашей нанимательницей или, во всяком случае, с эльфами. Иногда, проезжая мимо, Ильяланна перебрасывалась с ним фразами на эльфийском. Знал он и большинство из сопровождавших обоз охранников, это от них я услышал его имя. На меня старик нарочито не обращал внимания, хотя большую часть времени я валялся у него за спиной.

Ну и еще, конечно, мне было известно прозвище Суслика. Вот, собственно, и все. Несмотря на «тесное» общение внутри повозки, никто не торопился сводить со мной дружбу. Что объяснимо: слух об отметившем меня проклятии распространился среди моих спутников еще с начала путешествия на паровой барже. Уж не знаю, Суслик растрепал или наша нанимательница постаралась – сам я после отплытия из Каннингарда никому клеймо не демонстрировал. Однако к вечеру первого дня на пароходе о печати смерти знали все. Вокруг меня уже привычно образовалась полоса отчуждения. Люди, начиная с тех самых городских стражников, забравших пойманного мною вора, реагировали на меня, как на зачумленного. Каждый старался держаться подальше. Только Суслик, вероятно оттого, что мы с ним «вышли из одного кабака», испытывал ко мне малообъяснимые дружеские чувства. Целыми днями он ехал в моей телеге или шел рядом, делясь рассказами о прошлом житье. Видимо, близость к смерти делала меня достойным доверия. Жизнь, кстати, у мужика выдалась и впрямь не самая веселая. Мне сейчас предложи поменяться – право слово, отказался бы.

– У меня в прошлом году младшая дочь от водянки померла, – негромко рассказывал Суслик. Он брел рядом с повозкой, ухватившись за борт. – А за ней и жена, на месяц только и задержалась. Я плотничал, дом у нас был в Ремесленном конце, за Торговыми воротами, знаешь? Жену похоронил – запил. Месяц пил, не просыхая….

Я скосил глаза на пьянчугу. Неделя запоя далась мне с большим трудом, так что я слабо представлял, как человек способен выдержать месяц подобной жизни. Хотя, как знать, если бы не проклятая лисица!..

– Мебель, дом, все пропил, – продолжал между тем попутчик. – Старшую дочку соседи приютили. Но теперь, если дойду на ту сторону, получу свои сто лорров, пить брошу. На такие деньги за Ласковым хребтом можно свое дело начать, новую жизнь.

Так и подмывало спросить: как он собирается жить, бросив у чужих людей дочку? Но я напомнил себе, что судить других всегда легко, однако лучше бы за собой последить внимательнее. Мои собственные поступки, начиная с визита в бордель, ни разумными, ни добрыми не назовешь!

Ночью накатил привычный приступ. После ужина меня связали и забросили все в ту же телегу. Я худо-бедно приноровился переносить судороги, но в этот раз скрутило уж совсем погано. Я, без преувеличения, грыз зубами дно повозки, связанные за спиной руки не позволяли хоть как-то растираниями уменьшить боль. Кости выламывало из плечевых суставов, мышцы сами собой вспучивались на руках, но путы держали прочно. Когда отпустило, я почувствовал влагу на запястьях. По саднящей боли сообразил, что умудрился стереть о веревку кожу до крови.

Стражник, помогавший мне утром выбраться из телеги, криво усмехнулся, заметив окровавленные, опухшие за ночь кисти.

– Напрасно старался, мои узлы так просто не перетрешь, – заметил он. Разубеждать его, что я и не пытался избавиться от веревки (я тоже не полный идиот и не стал бы напрасно тратить силы на перетирание пут из корабельной пеньки), не имело смысла. Мимо в очередной раз проходил Ярвианн – эльф инспектировал обоз на каждом привале, да и во время движения, как я понимаю, то и дело проезжал из начала в конец каравана и обратно.

– Господин Ярвианн, – окликнул я. Перспектива провести еще одну ночь, подобную минувшей, меня не прельщала, и я задвинул подальше гордость. – Могу я поговорить с вами?

Хотел попросить на время ночлега связывать мне руки спереди, а не за спиной. В конце концов, не так уж много шансов сбежать из окруженной со всех сторон караульными повозки! Но эльф лишь одарил меня своим уничижительным взглядом и, не задерживаясь, прошел мимо. Ясно, высокородный ублюдок считал ниже своего достоинства заговорить с каким-то носильщиком.

– Давай иди, пока я добрый, – подтолкнул меня в спину охранник, направляя к костру, где готовился завтрак.

На третий день к вечеру, прежде чем стражник выволок меня из телеги, чтобы я мог поесть и облегчиться, к повозке подошел малознакомый парень примерно моих лет. Имени его я не знал, но приметил еще на барже – высокая атлетичная фигура бросалась в глаза. Ну а когда он, раздевшись по пояс, в свой черед кидал уголь в топку, запомнились еще и длинные шрамы вдоль спины. Я не большой знаток, но думаю, такие отметины оставляет кнут палача.

– Слышал, ты в бега собираешься? – озираясь по сторонам, тихо спросил он. Молчание было принято как подтверждение. – Я тоже получил задаток (это «тоже» неприятно резануло слух, но я снова ничего не сказал) и тоже не тороплюсь на орочий топор нарваться. Если не дурак, то подожди, пока до гор доедем. У межевого камня лошадей отправят назад – приграничные бароны требуют слишком большую въездную плату. Вот когда тебя развяжут, чтобы мог сам идти, и надо сматываться. Леса на границе как раз подходящие. Надумаешь – свистни.

«Свистеть» я не стал, но над предложением и вправду задумался. Цеховое братство чтит договор. Тот, кто принял на себя обязательство, должен исполнить его в срок и как можно лучше. Иначе в другой раз не дождешься заказа! Однако же контракт, что я так опрометчиво подмахнул в пьяном угаре, подсунула мне арчейка. А в прежние времена закон не считал действительной сделку, заключенную оборотнем. Даже сейчас в некоторых графствах арчайды не могут свидетельствовать в суде, а для того, чтобы подписанный ими документ приобрел силу, он должен быть заверен стряпчим. Но наш герцог – правитель просвещенный. В его землях все расы имеют равные права. (Ну кроме орков, естественно, иначе и лошадям пришлось бы даровать людские привилегии – ведь они не в пример умнее толстомордых гоблинов.) Опять же, я честно предложил эльфийке оплатить любую неустойку. По справедливости, ее отказ освобождает меня от обязательств. Последний довод не казался мне безупречным. Но и действия леди Ильяланны попахивали грубым произволом. Кроме того, я непременно возмещу ей все затраты, как только доберусь домой!

Теперь я каждую остановку использовал для того, чтобы хоть как-то размять затекшие от постоянной неподвижности руки и ноги. Пробовал и в связанном положении разгонять кровь по жилам, попеременно напрягая и расслабляя мышцы. Но прямо скажу, толку от этих занятий не было.

Пейзаж неуловимо менялся от привала к привалу. Вроде бы те же сосны, осины, заросли остролиста, местность повышалась практически незаметно, во всяком случае для меня, ехавшего в телеге. Но все больше по сторонам открывалось холмистых лугов, мягкими волнами разливавшихся между соседними перелесками. И в воздухе что-то переменилось. Знаете, как говорят – «пахнуло морем»? А здесь ощущалось дыхание гор.

Шел уже пятый день пути, когда незадолго до полудня телеги неожиданно остановились. Носильщики поспрыгивали с бортов на землю, через какое-то время уже знакомые мне стражники выволокли из повозки мое затекшее тело. Пока я вертел головой, осматриваясь, один развязал и аккуратно смотал веревку, спутывавшую мне ноги. Я не оставил его действия без внимания. Обычно веревку забрасывали в телегу, ведь вскоре ее вновь предстояло использовать. Были и другие отличия от обычного дневного привала: никто не спешил разводить костер, Вага, кашеваривший в нашем обозе, не распустил, как обычно, завязки мешка с крупой, из которой готовил обеденную кашу. Носильщики и несколько стражников, вероятно из тех, кто был здесь впервые, окружили торчавший в стороне от проселка каменный столб. Плоская плита, чем-то похожая на лопасть весла, узким концом была врыта в землю. В верхней части под двумя полосами неизвестных мне рун вырезана картина: куча вооруженных копьями карликов, облепивших пузатого великана. По отдельным деталям рисунка можно было предположить, что великан – это орк. Кто такие изображенные на камне карлики, я гадать не стал. Возможно, такими видели себя древние люди. Под изображением шла еще одна полоса с неведомыми письменами, а ниже уже обычной белой краской на эрихейском было выведено: «Баронство Маледское. Пересекать границу с оружием не рекомендуется». Наивное предупреждение ни у кого не вызвало смеха. В Каннингардском герцогстве, как и в других граничащих с вольными баронствами землях, хорошо знали: такая надпись означает, что всякого, замеченного на своей территории с оружием, люди барона без лишних слов могут издали расстрелять из арбалета. И никакого спроса с них за это не будет. Ничего не поделаешь – Приграничье! В нашем обозе имелось аж восемнадцать полностью экипированных воинов, и расставаться с оружием никто из них, похоже, не собирался. Лошадей с телегами свели с дороги, но выпрягать не стали. Освободить мне руки, кстати, тоже не удосужились. Я присел несколько раз, разгоняя застоявшуюся кровь. Выпрямляясь в очередной раз, заметил две черточки, появившиеся на дороге со стороны баронства. Весь караван выжидающе уставился на них, включая присматривающего за мной охранника. Я продолжил свои упражнения, мысленно намечая кратчайшую траекторию, по которой можно добраться до леса, росшего ярдах в двухстах от дороги. Проселок пролегал по холму, часть пути вела под горку. Потом шел покрытый частыми круглыми кочками – следами бывшего здесь когда-то болота – луг. По такому лугу на коне не больно-то расскачешься.

Мой давешний знакомый, предложивший пару дней назад план побега, незаметно оказался рядом.

– Ну что, надумал? – шепнул он углом рта. Одновременно что-то холодное чиркнуло меня по ладони. Боли я не почувствовал, зато внезапно ощутил, как спала стягивавшая кисти веревка. Я поспешно подобрал свалившиеся к ногам куски и, прижавшись спиной к повозке, незаметно пошевелил освобожденными руками. На траву закапала кровь из рассеченной ладони, но это были мелочи. Мой освободитель уже отошел довольно далеко и продолжал двигаться вдоль вытянувшихся полумесяцем караванщиков, следящих за приближением всадников, в которых превратились замеченные мною «черточки». Не знаю, каков был замысел парня, со мной он им не делился. Да и я, хоть и принял непрошеную помощь, не горел желанием связываться с проходимцем.

На меня никто не смотрел. Момент был подходящим, хотя я бы предпочел получше размять ноги, но занимавшийся мною стражник мог в любой момент вернуться, и я вешил не упускать шанс. Бочком, держа руки за спиной, отошел от повозки, сделал несколько шагов под уклон, потом, уже не скрываясь, побежал к лесу. Несколько секунд все шло хорошо. А потом сзади раздался крик, предупреждающий о моем бегстве. Может, я ослышался, но показалось, вопит тот самый парень, перерезавший веревку на моих руках. Я не удивился, нетрудно догадаться, что тот решил устроить из моего побега отвлекающий маневр. Вот сейчас стражники бросятся в погоню, а он спокойненько улизнет в ближайшую рощу. Что ж, за услугу, пусть и оказанную не из добрых побуждений, надо платить! Не тратя драгоценное время на то, чтобы бросить взгляд за спину, я попытался ускорить бег. Ноги вели себя словно чужие, ступни то и дело подворачивались, на каждую будто по гире навесили. Все же я бежал довольно быстро, шарахаясь из стороны в сторону, чтобы сбить прицел у арбалетчиков, буде им прикажут стрелять. Именно стрелков, а не конной погони я опасался больше всего. Лошади в нашем караване были только у Ильяланны и ее хахаля, не считая тех, что тянули телеги (сомневаюсь, что кто-то станет выпрягать их, а и станут – задержка мне только на руку). Но вряд ли леди погонится за беглым носильщиком. Оставался Ярвианн. Зато если он поскачет в погоню, арбалетчики не решатся на залп из-за риска попасть в эльфа. Значит, главная задача – добраться до леса, а там мы с конным окажемся практически на равных. Я еще поднажал. Назад так и не оборачивался, Дав себе зарок: если не оглянусь – успею добежать до деревьев. Спина между лопатками зудела в предощущении железного жала. Но я пока не слышал гудения арбалетных болтов. Да и топота копыт тоже. Когда до казавшейся спасительной полосы леса оставалось каких-нибудь двадцать шагов, что-то больно ударило по ногам, и я полетел вперед носом. Перед падением успел заметить захлестнувшее лодыжки боло – таким арканят диких коней в степи, когда хотят отбить от табуна. Встать и распутать стреножившие меня ремни не успел. Зеленоглазый ухажер Ильяланны ударом ноги ловко перевернул меня на спину, прижал к земле, наступив на грудь у основания шеи. Я еще попытался было дернуться, но сапог тут же переместился выше, перекрыв мне дыхание, и все, что осталось, – извиваться, стараясь обеими руками ослабить давление на горло. Прошла не одна минута, прежде чем к нам подошли. К моему удивлению, это оказались не стражники. Надо мной склонилось узкое бледное лицо.

– Какие все же лживые существа – люди, – устало произнесла леди. – С вами невозможно вести дела. Мне ничего не стоит при помощи заклинаний заставить тебя исполнить любую работу или приказать, чтобы тебе привязали мешок на спину, а самого потащил на веревке один из охранников. Но ты ведь заключил договор, смертник! Неужели обязательство, данное человеком, совсем ничего не стоит? Или, как любят говорить ваши дворяне: я – хозяин своего слова: сам дал, сам и обратно взял?

Я не собирался отвечать ей, вообще не собирался разговаривать, готовясь принять очередной «вихрь боли». Однако последняя фраза, как наверняка и рассчитывала хитрая ведьма, меня зацепила. Каннингардские вельможи и впрямь любили поговорку про «хозяйское слово» и поступали соответствующе, за что я и презирал их от всей своей ремесленной души. Но ставить меня в один ряд с высокородными мошенниками?!

– Я понесу мешок, – прохрипел я передавленным горлом.

– Что? – словно не расслышав, переспросила Ильяланна.

Я напрягся, из последних сил стараясь хоть немного сместить душащую меня ступню. Леди наконец изволила заметить, что мешает мне говорить внятно. «Отта, фэсалон тар», – бросила она по-альпийски, и ее приятель с явной неохотой убрал сапог от моего лица.

– Я выполню ваш проклятый контракт, хоть вы и получили его обманом.

– С какой стати я должна верить? – оскорбительно осведомилась фея.

Впервые мне захотелось дать пощечину женщине, а лучше даже свернуть тонкую белую шею.

– Ни с какой. Я просто сообщил, что намерен сделать. А вы поступайте, как знаете.

Я и не надеялся, что мне поверят. Сейчас эльфийка позовет охранников и исполнит свое обещание: привяжет к спине мешок, заставит как мула идти на веревке за кем-то из стражников.

– Поднимайся, – приказала она. Женишок между тем освободил мои ноги от пут. – Возьмешь в телеге сумку с самым необходимым. Дальше все пойдем пешком, лошади в горах не пройдут.

Повернувшись ко мне спиной, эти двое как ни в чем не бывало зашагали к каравану. Даже не обернулись проверить, иду ли следом. Я вслух послал всех, включая себя, в Бездну и, растирая новые синяки, направился к остановившимся на дороге телегам. Те две, на которых имелся груз, уже расчехлили. Подошел к повозке, в которой трясся последние три дня. Старый возница, к моему удивлению, тоже готовился к пешему переходу. К его вещевому мешку, помимо скатанного в рулон одеяла, был привязан легкий стальной котелок и еще две металлические емкости поменьше, из мешка торчала обмотанная дранкой ручка длинного половника. Он не глядя сунул мне в руки такое же, как у себя, одеяло и уже наполненную заплечную сумку. Во время нашей остановки в Нильдегоссе я не удосужился запастись сменной рубахой и бельем, но в рюкзаке оказалась и теплая рубаха подходящего размера, и две пары шерстяных носков – явно гномьей работы, и круглая вязаная шапочка. Эльфийская стерва настолько была уверена в том, что я стану плясать под ее дудку, что даже озаботилась собрать в дорогу. Остальное имущество составляли оловянная миска, ложка, кремень с кресалом, небольшой запас сухарей и вяленого мяса в льняных пакетах. Отдельно к этому всему прилагалась очень удобная кожаная фляжка.