Текст книги "Гульчатай, закрой личико!"

Автор книги: Ирина Боброва

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)

Глава 4
КИНА НЕ БУДЕТ!

– Не вешайте на меня всех собак, – возмутился Бенедикт, проводив взглядом лягушку. – Самсона понесло на столб в поселок отщепенцев, и понесло потому, что он снова украл перстень старика Амината. До моего прибытия, между прочим, украл! Сейчас он висит себе преспокойненько вниз головой на Центральной площади в Последнем Приюте. Ну напутал я немного при перемещении, ну и что? А напутал потому, что к вам торопился. Вы же обвиняете Меня в чем ни попадя, валите на меня всякую возмутительную гадость…

– Не… ну ты… ты это, типа… сам это сказал! – Полухайкин смотрел вверх уже несколько минут, прислушиваясь к странному вою.

Сбитым «мессершмиттом», с воем и проклятиями, с неба упала ведьма Гризелла. Упала на ангела Бенедикта и, не восстановив дыхания, замахнулась неисправным летательным аппаратом.

– Возмутительная, говоришь, – проскрипела старуха, охаживая вопящего Бенедикта метлой, – гадость, говоришь! Я тебе покажу гадость! У меня метла сломалась, паршивец, авария, можно сказать, произошла, фулюган, иначе б я к тебе и не подошла!

Успокоилась бабка только тогда, когда покусанное зубастыми монстриками средство передвижения разлетелось в щепки.

– Приятно видеть, что вы все еще энергичны и полны жизни, – пролепетал вежливый ангел под громкий смех друзей. Те уже были не в состоянии говорить, только хрипели и икали.

– И вам доброго здоровья, – проворчала ведьма, слезая с Бенедикта. – Не сердись, Бенедиктушка, это темпераментная я такая…

– Точно, Гризелла, ты на ангелочка сначала темпераментно глаз положила, а потом из-за темперамента и крушение пережила! Как только увидела его, так сразу темпераментно, словно орлица на добычу, кинулась на нашего красавчика! От страсти в такое крутое пике вошла! О-о-ох… Ха… – просипел Гуча.

– Ну… ик… типа… каскадер… в натуре! – сквозь смех произнес Полухайкин.

– Молчите, насмешники. – Ведьма погрозила пальцем Гуче и Полухайкину, встала наконец с несчастного Бенедикта и, поправив одежду, сказала: – Не сердись, ангел ты мой, Бенедиктушка! Спасибо за мягкую посадку!

– Иногда мне хочется стать чертом, – прошептал ангел. – Мне кажется, что тогда жизнь стала бы проще.

– Вот еще, если бы ты был чертом, то я упала бы рядом и насмерть расшиблась бы о землю. Как мне повезло, что ты подвернулся, иначе бы костей не собрала!

Гризелла на минуту остановилась, глядя на гостеприимно открытую дверь. Ведьма была так стара, что давным-давно переступила тот рубеж, когда еще можно определить возраст по количеству морщин на лице. Их у Гризеллы было столько, что тот, кто решился бы их подсчитать, обязательно бы потерпел неудачу. Нос ведьмы был загнут крючком и почти касался бороды, редкими пучками выбивающейся из-под морщин. Казалось, еще чуть-чуть, и бородавка, примостившаяся на самом кончике носа, все-таки не удержится и провалится в глубокую ямочку на подбородке. Маленькие слезящиеся глазки смотрели остро, взгляд старухи мог убить, так он был тяжел. Мелкие кудряшки неопрятной копной свисали на лоб, они казались пыльными и никогда не встречавшимися с водой. Гризелла была мала ростом и очень суха, но характер имела такой, что ее хрупкость окружающими как-то не замечалась. Когда она говорила, всем казалось, будто ведьма занимает все свободное пространство.

Одежду старухи давно бы следовало превратить в половую тряпку, но по непонятной прихоти та почему-то-никогда не меняла наряд. Все знали, что под этим рваньем, которое язык не поворачивается назвать одеждой, старуха носит невероятно красивое и столь же невероятно дорогое нижнее белье.

Сейчас она стояла, уперев острый кулачок в бок, и смотрела на Гучу.

– Гризелла Бенесафуиловна, вы единственный человек, которому повезло рядом с ним. Обычно все бывает наоборот! – сказал тот, будто подводя итог случившемуся.

Чингачгук был, как всегда, поджар, энергичен и язвителен. На нем была его любимая одежда – белоснежная рубаха, красный плащ, через плечо неизменная торба со всякой всячиной. Талию обхватывал серебряный поясок в виде змейки, с изумрудными камешками на пряжке. Пряжка эта точно изображала змеиную головку, даже раздвоенный язычок был ювелирно выполнен неизвестным мастером. Поясок был не простой. Если на змеиный язычок капнуть крови, то змейка становилась настоящей и выполняла желания хозяина. Когда-то она спасла жизнь и самому Гуче, и его друзьям – Самсону и Бенедикту.

Правда, тогда он их друзьями не считал, парни были для него неприятным довеском, от которого он мечтал освободиться. Сейчас Гуча уже и не вспоминал о тех временах.

Вытянутое смуглое лицо любителя розыгрышей тоже было таким же, как пять лет назад, разве что от частого смеха появились морщинки в уголках глаз. Но взгляд так и остался взглядом опасного и решительного человека. Сейчас его черные глаза лукаво поблескивали из-под длинных прямых ресниц. Гуча с удовольствием выступал в роли арбитра, когда ему случалось присутствовать в Рубельштадте одновременно с Гризеллой.

– Хватит вам на парня наезжать, везучий он! – одернула насмешников ведьма, жалея недотепу Бенедикта, хотя сама много раз удивлялась тому, как часто ангел умудряется попадать впросак.

– Нет, Гризелла, он просто галантный и не мог допустить, чтобы женщина упала на голую землю. Другие пальто дамам под ноги стелют, а этот дурачок сам в лужу кинулся, чтобы ты, Гризеллочка, платье не замочила.

– Вообще-то меня сшибли, но если бы я заметил, что Гризелле Бенесафуиловне грозит беда, то я сделал бы все от меня зависящее, чтобы помочь ей!

– Ага, ты бы обязательно помог… – съязвил Гуча. – В беду попасть! Гризелла, душенька, тебе действительно повезло, что он не заметил!

– Метла подвела, – проворчала ведьма, зло зыркнув на Гучу водянистыми глазками.

– А метлу что, типа моль поела? – поинтересовался Полухайкин. Теперь, подумав о крушении, которое претерпела Гризелла, он снова вспомнил о подмеченной Гучей закономерности. Его вдруг охватило очень нехорошее предчувствие. И после разговора о приметах отмахиваться от этого предчувствия он не стал.

– Почти моль. Хотя нет, скорее то, чем моль питается. Мексика, дочка твоя, опять набедокурила, – ответила Гризелла.

Папашу сразу сдуло с окна. Ни для кого не было секретом, что дочь свою король Полухайкин бессовестно баловал, за что, собственно, и расплачивался. Деньгами. Бережливая Марта пыталась повлиять на мужа, но потерпела фиаско и в бухгалтерских книгах добавила графу: «Проделки Мексики».

– Не прячься, Альбертушка, хотя меня снова оставили без жилья, я скандалить не буду, так, немного поругаюсь. – Ведьма хищно улыбнулась, оскалив длинные желтые клыки, и вошла в королевский дом.

– Гризелла Бенесафуиловна, позвольте сказать, что мне очень приятны ваши слова и хотелось бы принести извинения… – забормотал ангел, наконец-то поднявшись на ноги, но ведьма его уже не слышала – она вовсю распекала короля Полухайкина в глубине тронного зала.

Бенедикт подошел к окну, подпрыгнул, зацепился руками за подоконник, подтянулся – и сразу же столкнулся с летящим навстречу предметом. Когда он снова поднялся на ноги, то порадовался, что предмет оказался мягким – это была всего лишь подушка с трона. А ведь с его-то счастьем мог бы вылететь и сам трон. Зная Гризеллин характер и свое везение, ангел бы этому не удивился. Из открытого окна неслась скрипучая старушечья брань, рокотал, оправдываясь, Полухайкин, и все это пересыпалось язвительными замечаниями Гучи.

Ангел подошел к двери и остановился на пороге. Стоит ли присоединиться к компании в тронном зале или, помня о своей судьбине, безопаснее будет остаться во дворе? Страсти кипят немалые, а день и так начался не очень хорошо. Но любопытство оказалось сильнее осторожности. Бенедикт уже собрался переступить порог, как вдруг за спиной послышался грохот. Ангел оглянулся и с ужасом уставился в бешеные глаза Тыгдынского коня.

Черный жеребец попытался затормозить сразу всеми четырьмя копытами, но не успел погасить скорость. Да и плиты двора были скользкими после недавнего дождя, и Тыгдын влетел в распахнутые двери.

Как ангел успел вцепиться ему в шею, осталось загадкой и для шумной троицы внутри, и для Тыгдына, и для самого Бенедикта. Впрочем, удивлялись потом, а в тот момент Гуча, Альберт и Гризелла так были увлечены спором, что восприняли въехавшего на крупе Тыгдына с Бенедиктом на шее как нечто само собой разумеющееся. Гризелла спокойно отошла в сторону, а Гуча спросил:

– Ангелок, поскольку коней на скаку только русские бабы останавливают, то смею предположить, что ты его душишь?

Тыгдын хрипел и мотал головой, пытаясь стряхнуть незваного наездника, но Бенедикт, кажется, был в шоке. Шею коня ангел сжал мертвой хваткой, не понимая, что тому вот-вот придет конец. Полухайкин посмотрел в глаза Тыгдыну и все понял.

– Ангелок, ты пальчики типа расслабь, – ласково сказал он и, разогнув по одному скрюченные, посиневшие пальцы ангела, спас коню жизнь.

Альберт бережно отнес блондина в другой угол и усадил на трон. Бенедикт все еще не воспринимал окружающее. Даже когда король кинул ему на колени узел с одеждой, Бенедикт не вздрогнул. Накладки с одеждой во время перемещения из мира в мир случались постоянно, поэтому как у Альберта, так и у Гучи в Крепости всегда наготове был запасной комплект белья и платья для рассеянного путешественника по параллельным измерениям.

Ангел непослушными пальцами развязал узел и принялся натягивать одежду. Он несколько раз совал ногу мимо штанины, пока надевал разноцветные брюки, непослушными пальцами застегнул пуговицы шитого золотой нитью кафтана и нахлобучил шляпу с фазаньим пером, даже не заметив, что головной убор надет задом наперед.

– Мексика… – прохрипел Тыгдын.

– Что, и тебе сегодня досталось? – участливо спросил черт. – Талантливая у тебя дочка, друг Полухайкин.

– Мексику украли, – выговорил наконец конь.

Его огромная грудь раздувалась, словно кузнечные мехи, глаза бешено вращались, а с боков хлопьями падала пена. Тут же в зал вошла толстая поломойка со шваброй в руках и принялась вытирать пол. Она неодобрительно смотрела на коня, но молчала – король быстро отучил ее ворчать в своем присутствии. Вредная уборщица с трудом сдерживалась, но потом, как правило, отводила душу на кухне, долго ругаясь в присутствии служанок. Она все никак не могла забыть историю пятнадцатилетней давности, когда гостевая комната по вине Бенедикта, Самсона и Гучи была завалена навозом.

– Ты уверен, что это не очередная шалость? – осведомилась Гризелла.

– Это не шалость, это беда. Девочку украли прямо с моей спины и унесли в неизвестном направлении, а я даже не заметил, кто это сделал. – Тыгдын опустил голову, мокрая грива повисла длинными сосульками.

– Кем бы этот похититель ни был, – ехидно пропела Гризелла, – надеюсь, он знал, что делал.

– Что за шум во дворце ранним утром? – В зал вошла королева Марта с полным передником яиц.

За прошедшие годы королева стала еще пышнее и основательнее. На круглом, словно полная луна, лице – ранеточный румянец, ямочки на щеках. Носик, маленький, пуговкой, усыпан мелкими коричневыми веснушками. Аккуратная коричневая одежда и обязательный для женщин фартук – белоснежный в любое время дня. Как жительницы Рубельштадта умудрялись сохранить эту белизну в первозданном виде при многочисленных делах – оставалось загадкой. Две тугие, с руку толщиной, косы спускались из-под белого чепца на необъятную грудь. Марта была довольна жизнью, приветлива и очень рачительна.

– Марточка, ты это… не волнуйся. – Полухайкин решил сначала подготовить супругу, чтобы известие не стало ударом. – Дочку украли.

– Ох, – всплеснула руками Марта.

Яйца посыпались из передника и раскатились по всему залу. Они были крупные, идеально круглые и почему-то розовые. Но самым удивительным было то, что, упав на пол, ни одно не разбилось. Марта кинулась к мужу, и Полухайкин, обняв жену, погладил ее по волосам огромной ладонью. Сердце его сжалось от страха за дочь, но не только – в Альберте волной поднималась ненависть, грозя затопить и душу, и тронный зал, и все Иномирье. Кем бы ни был похититель, он очень пожалеет о случившемся!

– Я несколько раз прочесал всю дорогу до того места, где девочка задала последний вопрос, расспросил лесных эльфов, те кликнули древесных гномов, – короче, выяснил, что ее схватило невиданное ранее чудовище. Толком никто не рассмотрел, все заметили только руку, покрытую черной шерстью, – хрипя, закончил рассказ Тыгдын.

– Ой, да что же мы делать будем! – разрыдалась Марта, прижимаясь к мужу.

– Ну в первую очередь мы успокоимся, поскольку слезами горю не поможешь, – сказал Гуча. Он заставил себя разжать кулаки и прошел к столу. – А во-вторых, кажется мне, что среди нас есть ведьма. И не будь я черт, если у нее не припрятано какое-нибудь волшебство.

Гуча с надеждой посмотрел на Гризеллу. Та задумалась, сморщила лоб и, вдруг вспомнив что-то, стала выворачивать карманы. Когда ей удалось найти нужную вещь, складки кожи на щеках разъехались и лицо обезобразил оскал длинных клыков, означавший улыбку.

– Вот! – сказала она и поставила на стол оловянное блюдо, покрытое толстым слоем грязи и сильно погнутое. Потом запустила руку в другой карман и выудила сморщенное старое яблоко.

Бенедикт, наконец-то пришедший в свое нормальное состояние, подошел к столу, взял посудину и приложил к лицу. Вмятина точно соответствовала по форме и размеру огромной шишке на лбу.

Гризелла забрала у ангела волшебный предмет и, игнорируя неодобрительный взгляд Марты, снова поставила его на сверкающую столешницу. Потом потянулась за яблочком, но пальцы наткнулись на пустое место. Все уставились на ангела. Тот покраснел и несмело положил на стол огрызок.

– Извините, пожалуйста, – пролепетал он, едва не плача.

– Вот саранча! – воскликнул Гуча, всплеснув руками. – Жрешь что ни попадя!

– Я нечаянно, – прошептал виновник, – я сам не понимаю, как это происходит.

Бенедикт не был обжорой, он просто был рассеянным. Иногда казалось, что его руки живут отдельно от остального тела. Стоило только рядом оказаться еде, как руки ангела принимались засовывать в рот все, до чего могли дотянуться. Другой бы на его месте растолстел, но Бенедикт оставался все таким же стройным и узкоплечим, как будто не поглощал калории в невероятных количествах.

Ведьма прошипела что-то не очень приятное об аппетите Бенедикта и, засунув руку в бездонный карман, выудила второе яблочко, еще старее первого. Прошептав заклинание, она подкинула яблочко. Оно завертелось в воздухе, упало на блюдо и… остановилось.

– Яблочко наливное, – сказал Гуча, догадавшись, что задумала старуха, – но, к сожалению, не функционирует – либо тарелочку долго амортизировали, либо яблочко сгнило. А жаль! Сейчас и мы девочку бы увидели, и похититель бы обозначился.

– Так это типа телик? – догадался Альберт.

– Это типа камера наружного слежения, – объяснил черт.

– Так че, не понял, кина типа не будет? – произнес Полухайкин, ни к кому конкретно не обращаясь. А поскольку интерес у него к данной посудине был личный, то действовал он решительно – взял оловянное блюдо и выпрямил его. Несколько движений мощных пальцев – и яблочко весело закрутилось по идеально ровной поверхности, показав сначала кусок неба, потом верхушки деревьев, а потом…

А потом за спинами людей раздался противный, режущий уши звук. Компания, с нетерпением ожидавшая, когда тарелка покажет цельную картинку, синхронно вздрогнула, люди оглянулись на звук.

На подоконнике сидело маленькое уродливое существо. Огромная пасть была открыта, острые зубы блестели, глаза кровожадно зыркали по сторонам, а звуки, которые издавала горгулья, можно было назвать как угодно, только не смехом. Острые когти сжимали свернутую в трубочку бумагу.

И снова Альберт действовал быстро и решительно. Он схватил со стола первое, что попало под руку, и бросил, точно попав в пасть незваной гостье. Горгулья захлебнулась смехом, раскашлялась и полетела прочь, грязно ругаясь.

К сожалению, под руку Полухайкину попалось наливное яблочко. Ведьма взвыла и, наверное, впервые в жизни потеряла дар речи. Она открывала рот, но звуки, вылетавшие из него, напоминали те, что только что издавала горгулья.

Полухайкин виновато отвел глаза, и вдруг улыбнулся – на полу лежал предмет идеально круглой формы. Он нагнулся и протянул Гризелле розовое яйцо.

– Остолоп! Фулюган! – обрела наконец-то дар речи ведьма, бросая на блюдо альтернативный вариант наливного яблочка.

Ведьма раскрутила яичко, и оно весело покатилось по тарелке.

Взору людей открылась следующая картинка: кусок синего неба, верхушки деревьев и большой зверь, который по этим верхушкам скакал.

– Обезьяна! – вскричал Полухайкин.

– Мексика, – в голос зарыдала Марта, увидев в руках похитителя дочь, а Гризелла всхлипнула и высморкалась в гриву Тыгдынского коня.

Обезьяна словно почувствовала, что за ней наблюдают, – она оглянулась, состроила рожу, потом с ловкостью циркового гимнаста спрыгнула на землю и юркнула в нору.

Сеанс прервался – яйцо пошло сеткой трещин и развалилось, выпустив на свет маленького розового дракона. Несмотря на лилипутский размер, дракончик обладал всеми признаками своей породы, мерзким характером в том числе – он немедленно плюнул огнем, превратив блюдо в сверкающую оловянную каплю.

– Не понял, – произнес Полухайкин, – это че: типа кина совсем не будет?

Он попытался прихлопнуть вредителя ладонью, но тот оказался шустрее – взмахнул крыльями и взлетел под потолок.

Дальше стало и вовсе не до него – в зал ворвалась разъяренная Брунгильда с мечом в руке. Голубые глаза прекрасной воительницы горели мрачной решимостью. Она занесла меч над головой супруга и крикнула:

– Прости, любимый!

От смерти Гучу спасло только то, что пять лет жизни с прямолинейной амазонкой приучили его всегда быть наготове. Брунгильда сначала действовала, а потом думала.

– Сдурела, Бруня?! – вскричал муж, отбивая мощные удары волшебного клинка.

– Аполлошу украли, – ответила супруга, яростно нападая. – Сказали, что обменяют голову мужа на голову сына.

– Ну и зачем тебе два безголовых мужика? – крикнул супруг, запрыгивая на подоконник.

Вопль заглушил звон металла и пробился в сознание Брунгильды.

– Меня обманули! – взревела она, опуская меч.

– Нет, Брунечка, они над тобой пошутили, а ты, как всегда, восприняла все буквально, – сказал Гуча, с трудом переводя дыхание.

– Ты, Брунька, не чуди, в натуре. – Полухайкин отобрал у Непобедимой меч. – Твой Аполлоша взрослый мужик и наверняка просто так не дался врагам.

– Да, во дворе десять трупов лежат, точнее, одежда от них, – ответила Брунгильда Непобедимая – в голосе ее звучала гордость за сына, хотя непонятно было, гордится она им как мать или как наставник гордится успехами ученика в рукопашном бою. Брунгильда вздохнула, сняла шлем и встряхнула короткими белыми кудрями. Тонкие брови сошлись к переносице, смяв гладкую кожу на лбу в решительную морщинку. Было видно, что Брунгильда Непобедимая уже приняла решение начать войну со всем светом во имя спасения сына.

– А сынок твой уже без головы и отдыхает рядом с ними? – ехидно поинтересовалась ведьма.

– Нет, Гризелла, – шмыгнула носом прекрасная воительница.

– А если нет, чего мечом махаешь, дура! Какую они тебе голову отдадут? А куда тело денут?!

– Я бы тоже какой-нибудь саблей-маблей взмахнула, если б умела, – пропел за окном нежный голосок Гуль-Буль-Тамар. – Какой-то ишак оставил Фрезию без воды. Все колодцы высохли, поэтому мне пришлось разрешить своим подданным пить вино. Бумага мне пришла от этого сына недостойной ослицы. Если я не сделаю его хозяином моей великолепной Фрезии, то он снова превратит все мужское население столицы в женщин. Я сначала тоже хотела с мечом, но подумала, что не женское это дело – войну вести, когда рядом такие сильные соседи есть!

– Правильно, Тамарка, – одобрительно сказал Полухайкин, подавая руку восточной принцессе.

Та перепрыгнула с ковра-самолета на подоконник и, благосклонно приняв помощь западного соседа, грациозно ступила маленькой ножкой на тканый ковер, что устилал пол в тронном зале, обвела собравшихся томным взглядом раскосых глаз и, звеня браслетами, подошла к Гуче. За окном раздавались громкие шлепки – это приземлялись джигиты на коврах-самолетах.

– Дай-ка мне письмецо, что тебе прислали, – протянул руку Гуча.

– Вот, – одновременно ответили Непобедимая и Бультерьерша и положили на стол две бумаги. В одной говорилось, что, если получат власть и деньги, мужиков в баб превращать не будут, а в другой предлагали взаимовыгодный обмен головы Аполлоши на голову Гучи.

Гуча поднял с пола третий ультиматум – тот, что выпал из лап горгульи, и положил рядом.

– Величайший и неповторимый самоназначенный правитель Иномирья, – прочел черт, – приказывает королю Полухайкину сложить оружие и сдаться на милость победителя.

– Когда это меня кто-нибудь побеждал?! – взревел Полухайкин, но ему никто не ответил – все слушали Гучу.

– Приказываю доставить сначала Альберта Ивановича в цепях и под охраной солдат Брунгильды Непобедимой в мою темницу, а уж потом заняться сбором денег. Чтобы все сольдики, каких в Рубельштадте великое множество, были собраны и перевезены в мою казну. В случае невыполнения этого ультиматума я, можете быть уверены, умерщвлю девчонку самым болезненным способом.

– И кто у нас такой хитромудрый контракт накатал? – спросила Гризелла, недобро прищурившись. Она сама бы могла ответить на свой вопрос, догадалась уже, но все же хотела получить подтверждение догадки.

– Тентогль, – прочитал Гуча.

– Тентогль, – прошипела ведьма.

– Вот вредитель недобитый! – Альберт выпрыгнул в окно, прямо на ковер-самолет, разостланный во дворе. Ангел по инерции прыгнул следом, а Гуча скомандовал:

– Бруня, собирай армию – и в Забытые Земли, а мы к лесной норе по следу пойдем.

– А как же Мексика?! – заполошно крикнула Марта. – Там же сказано, что если против Тентогля войной пойдем, то он ее…

– Не волнуйся, милая, дочку я быстро найду, – успокоил жену Альберт.

– Гуль-Буль, ты тоже собирай своих джигитов и в разведку – выясни, где этот гад окопался, а провиантом Марта займется, – распорядился черт и выпрыгнул из окна на взлетающий ковер-самолет.