Текст книги "Девушка Бандераса"

Автор книги: Ирина Андросова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Это что же получается? Важные улики прямо у себя под носом не замечаем? А если сержант так же, как собирал вещественные доказательства, и все следствие вести будет? Эдак мы с его легкой руки к осени все за решеткой окажемся…

Я еще раз заглянула в оскверненный Бориской документ и подумала, что лучше его в милицию не отдавать. А то расстроенный предстоящим кузовным ремонтом участковый придерется к тому, что фотография срезана, меня же еще и оштрафует… А господину Гадованюку в следующий раз будет наука – нечего удостоверения личности разбрасывать где попало…

Минуточку, а ведь судя по тому, где он валялся, паспорт выпал из кармана покойного Валентина Кузьмича. Так вот о чем пенсионер хотел сообщить куда следует, воспользовавшись нашим сотовым телефоном! Ну конечно, бдительный старик нашел чужие документы и решил их сдать в отделение милиции. Это вполне в его духе. А я вот сдавать не буду, просто выкину на помойку, и все. Так проще. Чтобы лишних вопросов никто не задавал…

* * *

– Йосю скрали! – вдруг донеслось со стороны дороги. – Макс, ну что ты сидишь в туалете! Йосю убивец скрал, а ты по туалетам разгуливаешь!

Я кинулась на крик и увидела, что Сима стоит посреди проспекта Финкелей и, раскачиваясь из стороны в сторону, рвет на себе волосы. Голосит и рвет. Рвет и голосит. А от деревянной будочки в конце участка к дому не торопясь направляется Макс, на ходу прилаживая к ржавой тяпке новую ручку. Отец украденного Йоси неспешно прошел через заросший огород, вразвалочку приблизился к коляске и, не останавливаясь, на ходу заглянул в нее. В недоумении пожал плечами и скрылся в доме.

На дорогу высыпали все жители «Шанхая» и наперебой стали выдвигать гипотезы и давать советы. Сима рыдала в голос, заклиная мужа сказать или сделать хоть что-нибудь.

– Это тот, который Кузьмича зарезал! – в ответ на ее просьбы вдруг убежденно выкрикнул Макс, выглядывая из верхнего окна, но почему-то не спускаясь вниз, чтобы предпринять разыскные действия.

– Кошмар какой-то! Такой разгул преступности в отдельно взятом поселке! Надо с этим что-то делать! – горячился Иван Аркадьевич.

– Бардак! Детей средь бела дня из кроваток воруют, – поддерживал его Вадим.

– Симочка, миленькая, не плачь, тебе нельзя волноваться, – успокаивала несчастную мать Галка.

Славик уселся в свой «УАЗ» и звал родственников похищенного ребенка немедленно ехать в Заволжск и писать заявление участковому Перепелкину. Алки с Толиком не было – наверное, ушли на пляж. И тут среди криков, слез и суматохи раздался спокойный детский голос:

– Это Алиса Иосифа взяла.

Я тут же подбежала к Инульке, которая, произнеся эти страшные слова, как ни в чем не бывало продолжала сидеть на скамейке у своего дома и читать Александра Дюма, и стала трясти ее за худенькие плечи.

– Что ты сказала, повтори! – исступленно кричала я.

Девочка отложила книгу, убрала с плеча мою руку и строго продолжала:

– Я сама видела, как Алиса посадила Иосифа в кукольную коляску и повезла его в сторону реки. Тетя Сима, вы же на дороге сидели, они мимо вас проезжали, разве вы не заметили?

Я не слышала, что ответила Сима, потому что семимильными шагами уже неслась в указанном направлении. Но только я разогналась, как тут же пришлось тормозить. Алиска и не думала располагаться со своей новой игрушкой у воды, а тем более купать малыша, чего я больше всего опасалась. Она построила шалашик из реденьких веточек прямо в кустах у поворота к реке. Расстелила кукольное одеяльце и на него усадила довольного Йосю. Малыш благоговейно перебирал выложенные перед ним ромашки и одновременно с этим, задрав толстенькую ножку в перевязочках, пытался дотянуться беззубым ртом до большого пальца правой ноги.

Алиска сидела на корточках перед входом в шалашик и строго говорила:

– Не надо, Йося, ноги в лот блать… Так холосые майчики не деают… Так деают тойко пьохие майчики. Вот будес пьохим майчиком, я тебя снова домой отвезу…

– Алиска, ты что наделала? – заорала я.

Девочка тут же насупилась, а краденый Йося заревел.

– Ты знаешь, что сейчас с тетей Симой творится! – продолжала ругаться я, вынимая отбивающегося Йосю из его укрытия. – Она же с ума сходит!

– И ничего она не сходит, – пробурчала Алиска, медленным шагом двигаясь за мной по тропинке и волоча позади себя коляску. – Не нузен ей Йося. Она все влемя на дологе сидит, лазговаливает. А дядя Макс что-то мастелит. Вот я и повезла Йосю плилоду смотлеть…

* * *

Итак, орущего Йосю вернули задумчивому папе, а мама малыша села переживать это драматическое событие на свою табуретку у калитки. Все утро в нашем уголке дачного поселка только и разговоров было, что о хулиганском поступке Алиски. Знали бы они, что Бориска натворил! Но я никому не рассказывала, как отличился племянник. Это дело наше, семейное. Ну и господина Гадованюка, само собой. Я развела мышат по комнатам, расставила по углам и строго-настрого наказала стоять так до обеда. А сама отправилась обсудить с любимым волнующие меня вопросы.

Наличие паспорта незнакомца под стулом убитого Валентина Кузьмича, на мой взгляд, в корне меняло картину преступления. Теперь как возможного убийцу следовало искать не только среди соседей, внесенных в «черный список» сержанта Перепелкина, но и среди их гостей мужского пола.

– Слушай, Вадь, а вдруг этот Гадованюк – Алкин Толик? – спросила я, присаживаясь на краешек постели. – Может, он специально назвался вымышленным именем, чтобы заморочить девушке голову. Вон этот Эдуард Эдуардович, – пролистнула я паспорт, – жену имеет, Светлану Николаевну. И по возрасту вроде бы подходит. Толику лет тридцать пять есть?

Любимый молчал, делая вид, что спит.

– Ну да, около того, – за него ответила я. – И Гадованюк как раз семьдесят второго года рождения… Эх, жалко, фотографию Бориска Джейке скормил, а то бы я их сравнила… Ты поедешь сегодня к участковому?

– О-ох, умираю, – простонал любимый.

Как вчера червей копать – так он здоров как бык, а как на допрос ехать – так у него, видите ли, сил нет. После заплыва в ночи Вадька придумал, что не на шутку простудился, и теперь объявил, что будет лежать в кровати и болеть. Если, конечно, не идет на рыбалку. Термометр показывал тридцать шесть и девять, но Вадим уверял, что это и есть та самая температура, с которой начинается острое воспаление легких. Я с ним не спорила. Гораздо проще самой перенести ветрянку, бронхит и диарею, причем одновременно, чем убедить мужчину, что его воспаление легких, от которого он сейчас умирает, – обыкновенный аллергический насморк.

– Понятно. Значит, так. Подойду к нему и спрошу: «Вы, Толик, не теряли ли случаем паспорт на имя Эдуарда Гадованюка?» – развивала я свою мысль, не обращая внимания на стоны мужа. – Хотя нет, спрашивать нельзя, может неудобно получиться… А как ты думаешь, это он Кузьмича заколол?

– Дай молочка горяченького! – взмолился любимый, в изнеможении прикрывая рукой глаза.

Вот всегда так. Только я с ним начинаю говорить о деле, Вадька тут же переводит разговор на отвлеченные темы. Дождется, что наступит осень, тогда болеть некогда станет. Надо будет в КПЗ собираться. Скрипнула входная дверь, и в дом просунулась голова Галины.

– Тук-тук-тук, есть кто живой! – пошутила соседка.

– Заходи, Галка, присаживайся, – радушно отозвалась я из спальни. А сама торопливо засунула гадованюковский паспорт в задний карман джинсов. – Чайку попьем…

Галка впорхнула в кухню, устроилась за столом и, светясь от гордости, спросила:

– Слышишь?

Я прислушалась. За окном равномерно стучали, будто заколачивали гвозди.

– Слышу, – кивнула я.

Галка радостно улыбнулась и пояснила:

– Это Славик новый забор делает. Я только заикнулась, что надо бы хороший забор поставить, а зятек тут как тут. Вчера купил машину бруса, а сегодня взялся за работу. «Я, говорит, буду не я, если сегодня к вечеру вам, мама, забор не обеспечу!» Золото у меня зять, не то что этот… философ, прости мою душу грешную…

Галка понизила голос и доверительно зашептала:

– Я как только подумаю, что Дина могла за него замуж выскочить, честно тебе скажу – мне аж страшно становится… По-моему, они с Симкой два сапога пара… Твой-то что, болеет? А ты его керосинцем разотри, все как рукой снимет. Верное средство, точно тебе говорю. Еще бабушка моя всю семью керосином лечила, и никакого «Панадола» не надо было. Ну ладно, хватит рассиживаться, пойдем покажу, что там Славик наработал…

* * *

Забор, который начал делать Славик, обещал быть прямым и длинным, как железнодорожное полотно. Штакетины он клал одна к одной, ровно и красиво. Рядом с мужем стояла Дина и любовалась его работой. Макс кидал раздраженные взгляды на умельца со своего крыльца, где, устроившись на ступеньках, вырезал какую-то дудку.

И, что интересно, за все это время никто, ни один человек и словом не обмолвился про убийство Кузьмича. Может быть, соседи считали нетактичным обсуждать эту тему, а может, опасались высказывать свои догадки насчет возможного убийцы, боясь обидеть присутствующих. В общем, каждый говорил о своем.

Галка с Диной на два голоса нахваливали работящего Славу, Макс тихонько, себе под нос, нелестно комментировал работу заборостроителя, а Сима, ни к кому не обращаясь, рассказывала, как готовит национальное одесское блюдо «боршть» ее тетя Рива из Конотопа. Она снова чистила картошку. И тут я вспомнила, что все десять кило картошки, которые мы закупили в «Ашане», безвозвратно испорчены растворителем.

– Сим, а где вы картошку берете? – не к месту спросила я, перебив повествование как раз в тот момент, когда очередь дошла до морковки, пережаренной с лучком и приправленной томатной пастой с растертым в ней болгарским перцем.

– Вы себе понимаете, именно растертым, а не… Чито? – прервав повествование, растерянно прищурилась она.

– Картошку, говорю, где покупаете? – повторила я. И пояснила: – Я смотрю, у тебя ее много, каждый день по ведру чистишь…

– Ну так я же каждый день и кушаю, – резонно заметила Сима.

– А покупаешь-то где?

– А там… – махнула она рукой.

Наверное, таким образом я еще долго могла выспрашивать у Симы историю происхождения картошки, но тут мне на выручку пришла Галка.

– Да Василек Со Свалки картошку приносит, – охотно ответила она на мой вопрос. – Ведро за бутылку отдает. Ты Василька-то помнишь?

Да кто же не помнит Василька? Молодого паренька, что круглый год живет на даче, шифруясь от армейского призыва. При этом сидеть без дела Василек не может – постоянно придумывает себе какое-нибудь занятие, которое наверняка подскажет путь к быстрому и легкому обогащению. То засадит все свободное пространство вокруг своего дома грибницами белых и подосиновиков, чтобы потом их морозить и сдавать в элитные супермаркеты, то примется разводить лягушек для ресторанов. Помню, однажды Василек вызвался зимой сторожить наш дачный поселок – мечтал накопить денег и купить корову, чтобы летом продавать молоко дачникам.

Видимо, именно с целью собрать деньги на корову Василек и проехал как-то раз холодным январским днем на грузовике по поселку, вытаскивая из вверенных ему для охраны домов все мало-мальски пригодное для продажи и укладывая в кузов машины.

Приехавший на зимнюю рыбалку дядя Юра нашел разоренные дома и вусмерть пьяного сторожа в доме. Недопроданные остатки добра были свалены в углу его ветхого жилища. Потом жулика били всем поселком, а халабуда его вдруг как бы сама собой загорелась, оставив грезившего о корове мечтателя без крыши над головой. С тех пор участок его зарос бурьяном и чернел сожженным остовом дома, а сам Василек бродил по Заволжску, время от времени прибиваясь к одиноким дамам. А теперь вот, говорят, поселился на местной помойке, заработав себе прозвище Василек Со Свалки.

Последние подробности мне рассказал Вадим, который тоже принимал участие в линчевании нерадивого сторожа.

– Сим, продай нам полведра, я потом отдам, – попросила я и подняла глаза с картошки на Симу.

Жена Макса сидела не двигаясь и остановившимся взглядом смотрела куда-то в область моего подбородка.

– Что, что такое? – заволновалась я.

– Ой! – сказала Сима. – Сдается мне, материнский капитал полез!

После трупа за общим столом для полного счастья нам только не хватало принять на даче роды.

– Это твоя хулиганка мне нервы сделала, вот я безвременно и рожаю, – с упреком сказала беременная жена Макса, не отводя от меня широко распахнутых глаз.

Я почувствовала тяжкую вину за случившееся и стала уговаривать Симу немедленно ехать в поселок.

– Макс, неси документы, карту, полис, паспорт, что там еще положено… – суетилась я, бегая вокруг машины и поудобнее устраивая необъятную женщину на заднем сиденье.

– Куда вы поедете, давайте я ее отвезу, – отрываясь от забора, предложил Славик.

– Вы себе стучите, стучите, – тут же откликнулась роженица, поудобнее устраиваясь в машине. – Я все равно с вами не поеду. Я с мужчинами стесняюся рожать…

Хорошенькое дело! Она, оказывается, кроме шуток собралась по дороге родить! Я стремительно прыгнула за руль и дала по газам. Макс кинул на заднее сиденье рядом со стенающей женой какие-то бумаги, и мы рванули в поселок. Дорогой Сима, то и дело охая, развлекала меня светской беседой.

– Вот чито, спрашивается, ваш Боря без дела сидит? – переводя дух, спрашивала она. – В его годы, ох, мой дед Яша уже вовсю себе на жизнь зарабатывал… Хотя чито я говорю… Ой!.. Ведь это большое для вас счастье, что Боречка до сих пор не знает, что такое карты…

Я в дискуссию не вступала – еще ляпнешь что-нибудь не то, Сима снова разволнуется, снова начнет рожать, и тогда уж мне точно придет конец…

* * *

Больницу и по совместительству поликлинику, именуемую в Заволжске «санчасть», нашли сразу. К трехэтажному зданию вела выложенная широкими плитами дорога, вдоль которой росли молодые дубки, а рядом с входом развевался белый флаг с красным крестом. На первом этаже располагалась поликлиника, два верхних этажа занимал стационар. В прохладном вестибюле у кабинета терапевта сидели четыре старушки и похмельного вида мужик. Разговаривали о болезнях и ждали начала приема.

– У меня в машине женщина рожает! – с порога закричала я, бегом направляясь к регистратуре.

Молодая девчонка в белом халатике, читавшая за полукруглым окошком регистратуры журнал «Отдохни!», вскинула на меня безразличные глаза и вяло обронила:

– Сегодня гинеколога не будет. Заболел он. А без врача мы принять не можем. Везите в районную.

– Да вы что, девушка! – сделала я страшные глаза. – Она уже давно рожать начала, мы же не успеем до районной доехать!

Девчонка захлопнула журнал, поджала губы, вылезла из-за стойки и подошла к похмельному мужику.

– Юр, может, больничный с завтрашнего дня возьмешь? – с сомнением в голосе спросила она. – Ты как после вчерашнего, оклемался?

Мужик тяжело вздохнул, пожал плечами. С трудом поднялся и пошел в следующий за терапевтическим кабинет надевать халат и мыть руки. Через минуту он уже подходил к машине и, приобняв за обширную талию, вынимал Симу из салона.

– Я вот интересуюсь знать, ох, – говорила ему Сима. – У вас жена имеется или как? Вы на себя, ой, в зеркало смотрели?

Врач насторожился и даже приостановил транспортировку роженицы к кабинету. Видимо, подумал, что следы вчерашнего загула отчетливо проступают на лице и пугают беременную женщину. Но жена Макса совсем не то имела в виду.

– Вы же граф, чтоб мне так жить! – убежденно продолжала Сима, обнимая живот обеими руками. – И вам жена нужна графиня. У меня как раз такая есть. Розой зовут… Ой…

Я уже было собралась ехать обратно и даже уселась за руль, но девушка из регистратуры крикнула в раскрытое окно:

– Эй, куда! А документы на роженицу?

Я сунулась на заднее сиденье и увидела, что там сиротливо лежит только паспорт Симы Финкель. Его-то я и принесла отзывчивой регистраторше.

– Вы что, издеваетесь? – накинулась она на меня. – Где полис, где обменная карта? Что, неужели с собой не взяли?

– Вы знаете, – заблеяла я, – Сима Финкель моя соседка по даче… Что мне муж ее дал, то я вам и привезла.

– Ну нет, так не пойдет… Юра! – крикнула девица в тишину больничного коридора. – Эта Финкель без документов!

И тут же трубный глас Симы откуда-то сверху прокричал:

– Истественно, без документов! Они дома, в той шкатулочке, что в шкафу лежит. А кто ж, скажите мне на милость, такие важные бумаги с собою на дачу берет? Потеряю еще. Или скрадут…

– Забирайте ее обратно! – отрубила регистраторша и потянулась к отложенному журналу.

– Как это «забирайте»? Что значит «забирайте»? – разволновалась я. – Да я вам через два часа и обменную карту, и полис привезу… В Москву смотаюсь и привезу… Дайте-ка мне Симин паспорт, там адрес должен быть. Ждите, скоро буду!

– На слово не поверю, а вот если оставите какой-нибудь залог… – не сдавалась девчонка.

Я начала предлагать залоги. Все то, что смогла отыскать в машине. Моя записная книжка и новый, еще ни разу не читанный роман Фаулза «Волхв» были сразу категорично отвергнуты. С негодованием отметены компакт-диски группы «Сплин», «Ночные снайперы» и «Лучшие оперные произведения в танцевальной обработке». Зонтик тоже не устроил капризницу. А вот талон техосмотра вполне сгодился. Я торопливо вытряхнула из сумки документы на машину и тут сообразила, что делаю что-то не то.

– Девушка, я вам, конечно, доверяю, но все-таки, поймите меня правильно: на всякий случай напишите мне, пожалуйста, расписку…

Девица поджала губы и, заглянув в документ, размашисто накатала: «Расписка. Выдана Рине Сергеевне Невской в том, что талон техосмотра ее автомобиля «Ауди» номерной знак такой-то находится у нас. До тех пор, пока она не привезет обменную карту гражданки Финкель С.Б. Санчасть города Заволжска. Регистратор Пряникова». Шлепнула прямоугольную печать и с недовольным видом протянула мне.

Я засунула на место талона временно заменяющий его документ и плюхнулась за руль. Нажала на газ и стартанула почище приснопамятного Айртона Сенны. Вот все не слава богу! И надо было Алиске утащить Йосю и так напугать беременную мамашу! А расхлебывать, как всегда, приходится мне…

На улицу Генерала Ермолаева я приехала чуть живая от нервного напряжения. А как вы думаете, всю дорогу гнать сто двадцать, да еще время от времени уворачиваться от идиотов, что выехали на встречную полосу и думают, что это я им должна уступить дорогу! Это, сами понимаете, душевному равновесию не способствует… Пару раз вильнула так сильно, что чуть не слетела в кювет, и после этого начинала гудеть и мигать фарами этим недоделанным Гастелло сразу же, как только замечала их джипы-истребители на своей полосе.

Я ехала и молилась про себя, а иногда и вслух, чтобы меня не тормознули гаишники. Конечно, у меня была на руках расписка из больницы, но, думаю, что, предъяви я ее вместо документов на машину, не каждого инспектора ГИБДД она бы смогла удовлетворить…

* * *

В самом начале улицы Генерала Ермолаева, по закону подлости, висел знак, запрещающий поворот направо. Прямо под знаком вышагивал, выставив в сторону полосатую палку, тот самый гаишник, которого я так боялась. Он тормозил все проезжающие машины подряд. Потому что кроме как направо в самом начале улицы Генерала Ермолаева повернуть было некуда. Вместе со всеми тормознул он и меня.

Длинная вереница нарушителей скопилась на обочине, и доблестный страж правопорядка ненадолго прерывал свои упражнения с палкой на дорогах для того, чтобы чесом пройти по припаркованным машинам и собрать с проштрафившихся водителей мзду. Я стояла за серебристым «Фордом Фокусом» и с ужасом думала, что будет, когда он доберется до меня и потребует предъявить права и документы на машину. Ну, допустим, права я ему покажу, их я, к счастью, не додумалась предложить в качестве залога, а вот как быть с талоном техосмотра?

И я решила рассказать ему всю правду, а в доказательство предъявить расписку, а там будь что будет… Я уже репетировала речь, с которой обращусь к гаишнику, как из «Мицубиси Поджеро», что стоял перед серебристым «Фордом Фокусом», вылез интеллигентный мужчина в летнем костюме. То и дело поправляя съезжающие с переносицы очечки, он робко поинтересовался у лениво направляющегося к нему представителя власти на дорогах:

– Э-э, скажите, пожалуйста, а у вас в кустах мотоцикл имеется?

– Не-а, – беспечно помотал головой тот, ковыряя мизинцем в зубе.

Тогда интеллигент в очках усмехнулся, проворно влез обратно в машину и, не будучи обилеченным, в смысле – так и не заплатив штраф, сорвался с места. За ним несмело двинулся в путь «Форд Фокус», а за «Фокусом» потянулись и остальные машины, что выстроились за мной. Последнее, что я успела заметить, трогаясь с места, это как гаишник, мстительно приговаривая: «Ну ничего, умник, зато у меня есть рация… Сейчас сообщу на следующий пост, и там тебя примут как родного…» – присев на корточки, записывает номер машины бунтаря в свой блокнотик.

Так, с трясущимися руками и подгибающимися коленками, я добралась до места. То и дело сверяясь с Симиной пропиской, я разыскала в длинной веренице совершенно одинаковых строений дом номер семнадцать и стала подниматься на десятый этаж. Ехала на лифте, врать не буду. Могла бы прихвастнуть, что, дескать, тащилась наверх пешком, потому что лифт, мол, заклинило где-то между седьмым и восьмым этажами, а из кабины доносились монотонные призывы о помощи застрявшего страдальца. Но чего не было, того не было. Лифт работал исправно и в считаные секунды доставил меня к квартире соседей по даче.

Не скрою: я надеялась совместить приятное с полезным и заодно прояснить ситуацию с агентурой МОССАДа. Может, именно здесь у них и находится конспиративная квартира?

Стоя перед обитой черным дерматином дверью, я в последний раз сверилась с документом, сунула путеводный паспорт Симы в задний карман джинсовых штанов и нажала на кнопку звонка. Давила я довольно долго, при этом наблюдая смутные тени, что мелькали в окуляре дверного глазка. Ну так оно и есть – жгут в пепельницах микропленки и топят в унитазе изрезанные на мелкие кусочки парики. Когда все сожгли и утопили, а случилось это минут через двадцать, надтреснутый женский голос из-за двери подозрительно спросил:

– Хто-о?

– Простите, пожалуйста, – любезно начала я. – Я ваша соседка по даче Рина Невская. Я только что из Заволжска приехала. Мне бы забрать Симину обменную карту и медицинский полис из шкатулочки, что в шкафу лежит, а то Сима рожает, а в больнице без этих документов ее оформить не могут…

По-моему, я все объяснила вполне подробно и доходчиво. Но Симина коллега по МОССАДу, а я не сомневалась, что за дверью стояла именно она, выждав минуту-другую, снова спросила тревожным голосом:

– Чито-о?

И мне еще раз, сбиваясь и путаясь, пришлось повторить свою просьбу. Когда я закончила, за дверью помолчали, а потом все тот же высокий голос прокричал:

– Розочка! Тут какая-то аферистка пришла, она знает, где у нас лежат деньги и документы. Ховорит, что от Симы, но я ей не верю. Вызывай, деточка, милицию…

Зачем милицию? Почему милицию? Я же им помогаю! Вот не верят, пусть у Макса спросят…

– И хто такой этот Макс? – визгливо поинтересовались из-за двери.

Час от часу не легче!

– А как зовут Симиного мужа? – вопросом на вопрос ответила я.

– Мужа моей дочери зовут самовлюбленный идиет, – тут же последовал уверенный ответ.

Значит, никакая это не израильская разведчица, а всего-навсего Симина мамочка… И битых полчаса я убеждала недоверчивую мадам Финкель, что я не аферистка, а бескорыстная помощница. В конце концов, матушка Симы согласилась взглянуть на паспорт дочери как на единственное подтверждение моих полномочий. Я проворно влезла в карман джинсов и, пока не передумали, сунула Симин паспорт в приоткрытую на длину цепочки дверь. И тут же услышала торжествующий вопль:

– Аха-а! Ну и хто такой этот Хадованюк? Ваш сообщник? И даже фотохрафию не потрудились приклеить, мурло какое-то намалевали! Так, прописка московская, а живет он в соседнем доме. Наводчик! Розочка, срочно звони в милицию, здесь орудует целая шайка!

Я засуетилась, стала что-то лопотать в свое оправдание и, придержав дверь ногой, все-таки изловчилась сунуть настоящий Симин паспорт в медленно, но верно сокращающуюся щелку между дверью и косяком. Только после этого мадам Финкель немного успокоилась и даже вернула мне документ неизвестного Гадованюка. А вместе с ним отдала и медицинские бумаги Симы.

В состоянии, похожем на легкий обморок, я спустилась по лестнице, позабыв про лифт. В руке я крепко сжимала пластиковый файл, с боем вытребованный у тещи Макса, и удостоверение личности непутевого Эдуарда Эдуардовича. Посидела на лавочке перед подъездом, тупо листая паспорт незнакомого мужика и с сожалением прощаясь с версией про МОССАД.

Она, к моему большому огорчению, не выдерживала никакой критики. Никогда не поверю, что в шпионы вербуют целыми семьями. А в том, что мадам Финкель на самом деле приходится родной матушкой нашей Симе, я ни секунды не сомневалась с того самого момента, когда в щелку двери увидела светлый лик почтенной матроны. Просто копия доченьки, одно лицо. Да, жаль, что не бывает шпионских династий… Вся надежда оставалась на Макса. Может, хоть он не подведет и окажется масоном?

* * *

Я перелистнула страничку в паспорте Эдуарда Эдуардовича и стала с интересом рассматривать штамп с пропиской. А ведь и правда, растеряша живет в доме пятнадцать по улице Генерала Ермолаева… Зайти отдать, что ли? И я поднялась со скамейки и направилась в сторону соседнего строения.

Дверной звонок трещал без умолку, но, хотя шорохи за дверью выдавали пребывание в квартире людей, открывать мне не торопились. Я уже собралась спуститься вниз и положить паспорт невнимательного гражданина в почтовый ящик, как дверь наконец-то распахнулась и на пороге, пошатываясь, предстала молодая женщина со следами недельного запоя на лице.

– Чего надо? – грубо спросила она, даже не подумав накинуть халат. Нижнее белье – единственное, что было на ней надето.

Я смутилась, опустила глаза на половичок и, не глядя на хозяйку, протянула злосчастный документ, с трудом выдавив из себя:

– Я вот тут паспорт принесла…

И совсем тихо добавила:

– Гадованюка… Эдуарда Эдуардовича…

– Ну что ж, заходи, – вдруг развеселилась нетрезвая тетка. – Посидим, выпьем, помянем мою пропащую семейную жизнь… А ты заодно расскажешь, как Эдик паспорт у тебя оставил. Небось штаны снимал, вот он из кармана-то и выпал!

И она расхохоталась леденящим душу русалочьим смехом. Мне сразу же захотелось как можно скорее уйти из этой захламленной квартиры, уставленной пустыми бутылками от всевозможных вин и ликеров, но пути к отступлению были отрезаны. Хозяйка заперла дверь на четыре сейфовых замка, методично повернув их один за другим, и, чуть не упав в самом узком месте коридора, вернулась в комнату, подталкивая меня перед собой.

– Садись-садись, не стесняйся… – подбадривала она, видя мое замешательство. – А то, как с чужими мужиками гулять, все вы смелые, а как перед их женами ответ держать – сразу дрейфите…

Меня, очевидно, с кем-то спутали, и я принялась разъяснять недоразумение. Но проще было объяснить удаву, почему не следует питаться кроликами, чем что-то доказать обманутой жене злополучного Эдуарда Эдуардовича. О том, что хозяйка квартиры – обманутая жена, мне стало понятно буквально через пять минут нашей беседы.

– Что, думаешь, ты у него одна такая? – издевательски щурилась тетка, дыша мне в лицо перегаром.

Я отодвинулась в сторону и вдруг вспомнила, как ее зовут. Светлана Николаевна, вот как. Во всяком случае, так в паспорте Гадованюка написано.

– Да у Эдика этих баб было – вагон и маленькая тележка! – распалялась она. – Ведь знала я, что этим все кончится, да только не верила, дура! Думала, пусть себе гуляет, все равно ведь ко мне возвращается… А тут – р-р-раз! И не вернулся! Да еще подставил, сволочь, по полной программе!

К концу бессвязного монолога Светланы Николаевны я начала понимать, что же произошло в семье Гадованюков. Муж Эдуард был большой любитель гульнуть налево. Светлана с этим мирилась, тем более что супруг неплохо зарабатывал. Он работал в фирме своего приятеля, где был на хорошем счету. Ему даже поручали иметь дело с деньгами, и деньгами немалыми. Прямо скажем, большущими деньгами. И вот с этими-то большущими деньгами злокозненный муженек в один прекрасный день и смылся. С деньгами и с какой-то блондинкой.

– И ведь я их видела своими собственными глазами, – горевала обманутая жена. – В «Ашан» вечерком заехала, продуктов купить, а они идут себе в обнимку, тележечку перед собой катят… У нее патлы белые, длинные… Крашеные. Жалко только со спины и посмотрела, на кого он меня променял. Я ведь сначала и значения не придала… Думала, что, как всегда, нагуляется и домой прибежит… А он день не бежит, два не бежит… А там уж заявился Генка, его начальник, и давай права качать… Дескать, твой Гадованюк фирму кинул на сто штук баксов, и посему мы тебя из квартиры выселяем… Ну, я схватила ножницы да и все фотки Эдькины прямо у Генки на глазах и искромсала. Хотела, дура, показать, что знать его не хочу и никакого отношения к его делишкам не имею. У-у, сволочь, ненавижу его… А ведь он у меня красавец! Высокий, шатенистый, не мужик – мечта! Да что я тебе рассказываю, сама небось знаешь…

«Толик!» – мелькнуло у меня в голове. «Жалко, фотографий Гадованюка больше нет, а то я бы сразу Толика опознала…»

– И он, гад, этим пользовался… – разорялась Светлана Николаевна. – Даже ту бабу, что купальники их рекламировала, тоже ведь, паскудник, в постель уложил! Что, не веришь? Знаешь, какая краля? Не тебе чета… На вот, посмотри…

И хозяйка, встав на четвереньки, полезла на заваленную рекламками полку журнального стола и стала скидывать бумажный хлам прямо на пол. Переворошив буклеты каких-то пиццерий и тренажерных залов, она выудила каталог купальников фирмы «Луи» и сунула мне под нос.

– Нет, ты морду-то не отворачивай, ты смотри, какие девочки у Эдьки моего были, – шумела тетка, наседая на меня. – А ты чего приперлась? Думаешь, нужна ты ему? Я, значит, не нужна, а ты – нужна?

– Нет-нет, что вы, я тоже не нужна… Знаете, я ни на что не претендую, – скороговоркой пробормотала я и, посчитав момент благоприятным, поспешила покинуть этот неуютный дом.

Про паспорт, ради которого я, собственно, и приходила, никто из нас даже не вспомнил. В машине я закурила и принялась размышлять. Интересно получается! Как говорит Янка, чем дальше в лес, тем толще партизаны… Значит, Толик, который на самом деле Эдуард Гадованюк, кинул свою фирму на сто тысяч долларов и вместе с Алкой решил начать новую жизнь. А свою терпеливую жену подставил под раздачу.