Текст книги "Армагеддон №3"

Автор книги: Ирина Дедюхова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

РЕВИЗИЯ

«Да пошли они все в жопу! Нашла об чем париться! Проехали! Ты, главное, не верь всякой хрени, которую эта прокурорша лепит! Так ей и скажи, что все это – беспардонная клевета и гнусные инсинуации!» – орала телофонная трубка. Дождавшись гудка отбоя, Наталия Семеновна, главный бухгалтер ФПГ «Местнефть», поставила трубку на базу и сумрачно посмотрела в окно на подъехавший к административной стоянке синий газик с российскими гербами на передних дверцах. Газик остановился перед самой проходной.

Тяжело вздохнув, Наталия Семеновна подошла к большому английскому сейфу, чтобы подготовить к выемке документы, которые они «чистили» двое суток, заранее предупрежденные стукачом из прокуратуры. Поэтому уже она не видела, как из газика вышла женщина в прокурорском кителе и мятой темно-синей юбке. Лицо у нее тоже было усталым и помятым. Откинув переднее сидение, она выпустила из газика трех таких же патлатых баб с торжественными хмурыми мордами. Увидев, что с автобусной остановки на всех парах к подъехавшим спешит какая-то старуха в крытом плащевкой пальтишке на рыбьем меху, наблюдавший за приезжими в монитор наружки вахтер тоже обречено вздохнул и нажал на педаль входа в здание.

Обождав у газика запыхавшуюся старуху, бабы решительно направились к проходной. Не доходя до вертушки, прокурорша заорала:

– Попробуй только не пустить, Величко! С ОМОНом и телевизионщиками приеду! Тогда твоему пахану уже другую меру пресечения найду!"

Вневедомственный охранник Величко снял ногу с педали вертушки и пробурчал:

– Катись-катись, убогая! Все уже вычищено и перепрятано, хрен кого пресечешь!

– Посмотрим!.. – угрожающе ответила ему прокурорша, поправляя жиденькие, бесцветные волосенки. Однако в голосе ее чувствовалась нотка тщательно скрываемой неуверенности. Видно, куража у нее хватало лишь на преодоление роскошной хромированной вертушки со светящимися стрелками индикаторов.

Сразу же за вертушкой перед ними из ниоткуда возник улыбчивый молодой человек в стильном сером костюме из тончайшего кашемира.

– Дамы, милости просим! Кого мы видим! Весь цвет областных борцов за чистоту финансовой деятельности и прозрачности бухгалтерского учета! Какая честь! Небольшую экскурсию по музею боевой и трудовой славы?.. – нежным переливчатым баритоном с чарующими нижними нотами спросил он, обольстительно улыбаясь.

– Нет, нас только боевая слава интересует, – отрезала прокурорша.

– Тогда второй этаж, налево по коридору, – с нескрываемой скукой сказал мужчина, меланхолично полируя перламутровые ногти золотой пилкой. – С вашего позволения! – добавил он и исчез.

Женщины в одиночестве поднялись по лестнице со старинными бронзовыми канделябрами, вошли в отделанный мрамором холл административного корпуса и остановились в растерянности. Со всех стен на них смотрел господин Восьмичастный с оптимистичными, фотогеничными улыбками. Его огромные фото с бытовыми и производственными зарисовками выгодно освещались многичисленными яркими лампочками на гибких штативах так, что казалось будто с самого лица господина Восьмичастного льется на окружающих теплый, жизнерадостный свет.

Возле стен были продуманно расставлены черные кожаные диваны с роскошными никелированными пепельницами, яшмовыми столиками с периодикой, стильными торшерами в виде изящных лотосов. Женщины, не сговариваясь, посмотрели на свою давно вышедшую из моды обувь, которая еще более неуместно смотрелась на яркой смальте итальянской мозаики. В чувство их вернул ворчливый баритон старухи-пенсионерки Будяковой, инспектора районного КРО, которую старший советник юстиции прокурор Ивахненко всегда брала с собой на самые сложные расследования, связанные с хищением государственных средств в особо крупных размерах.

– Мозаика наборная, ручной работы, 380 у. е. за метр квадратный, продается только за неучтенку Данилкой Маликовым, сынком Сашки Маликова, бывшего руководителя Сокольского райпотребсоюза, – сказала ехидно Будякова, протерла запотевшие очки о лоснящуюся юбку и скомандовала: – Филиппова, поднимаешь всю первичку по подотчетным лицам! Кларка, на кассу вали живо! Ты, Леночка, не стой столбом, а скоренько займись уставными документами и списком акционеров, всех проверь через паспортный стол и обязательно подними всю уголовку на каждого по статистике, вдруг что-то отыщется? Сами понимаете, меня здесь пока как бы нет, я же бюджет ревизирую. Кое-что имею, конечно, по государственным акциям, потом скажу. Я, девочки, сейчас на зарплату лягу, вы новых нормативных актов и ТК толком не знаете. Лена, ты мне к вечеру должна подобрать все по акциям, я вам смогу помочь выйти на уголовку через государственные бумаги. Что рты пораскрывали? Воровского кутежа не видали? Вам перед каждым выездом надо в нашу районную богадельню заезжать, чтоб злее были! Филиппова, отдельно проведи выемку всех командировочных расходов – без них уголовка не покатит, попомни мое слово!

От резких команд ревизорши женщины приободрились, с их лиц исчезла вязкая неуверенность, они одернули мятые пиджаки и быстро направились к дверям с табличками «Бухгалтерия» и "Юридический отдел".

– Матвеевна, я должна к Восьмичасному зайти, передать под расписку постановление о возбуждении, проверке и выемке документов, – понуро сказала прокурорша старухе.

Та, посмотрев на нее поверх очков, взяв ее под руку, тихо спросила:

– Налоговики опять подвели, Ленок?

– У них совершенно совести нет, Матвеевна, – в сердцах сказала прокурорша. – С мелкого частника последнюю шкуру сдирают, обманывают в расчетах, а здесь годами миллионы баксов не берут – не имеют права! У меня все районы жалобами завалены за неправомерное замораживание счетов малых предприятий, а против крупнейшего налогоплательщика области ни одного решения инспекций Министерства по налогам и сборам о принудительном взыскании бюджетных средств. Ни одной плановой проверки даже при перерегистрации в связи с изменением учредительных документов, в связи с изменениями в законодательстве! Это что, Матвеевна?

– Обычное блядство, Леночка! Ты бы меня спросила, я бы тебе рассказала, как нашего руководителя ИМНС, господина Пластинина, отсюда на День налоговика вусмерть пьяным охрана Восьмичастного в машину выносила с тремя коробками подарков от благодарных налогоплательщиков. Успокойся, возьми себя в руки! Сейчас будет трудный разговор. Поэтому пойдем-ка в сортир, он тут навроде музея, перекурить надо.

Отлично ориентируясь среди стеллажей с кубками по футболу и медалями торговых ярмарок, Будякова вывела прокуроршу к женскому туалету.

– Здесь раньше областной фонд занятости заседал, – кинула она удивленной Лене на ходу. – Заворовались так, что их на уровне правительства Федерации разогнать хотели. Я их со Счетной палатой проверяла – все ходы и выходы здесь знаю.

Зайдя в туалет, Будякова впихнула прокуроршу в ближайшую кабинку и дала ей в руки свою потертую коричневую сумку. Показывая глазами на сумку и неестественно округляя глаза, она сказала нарочито громко, неестественно подхибетным тоном:

– Леночка, как ты была совершенно неприспособленной к жизни девочкой, так ею и осталась! В сумке для тебя туалетная бумага и прокладки. Когда идешь с выездом, то надо все-таки думать и об обычных женских делах! Там же – салфеточки влажные, поройся, милая, все найдешь.

Лена закрыла кабинку на защелку, опустила крышку, присела на унитаз и принялась рыться в сумке. Записку она нашла сразу же.

"Лена! Ты – полная идиотка! Я пошла с тобой за Пашку, младшенького моего, которого ты по доносу не упекла. Но разве так дела делаются? Приготовься к тому, что никакой ОМОН сюда не поедет к выемке документов. В этом здании нет видеокамер только здесь, в кабинках женского туалета. Все здание на прослушке, по телефону звонить даже не пытайся. Я вызвала Сашу Плетнева с ребятами из СОБРа, позвонила в область Вершинину и Данилову, они начали работу. Возьми из сумки мой мобильный, чуть чего, звони Веньке Сухову. Там же найдешь баллон с «черемухой». Во внутреннем карманчике возьми два флакончика. Ленка, только не смейся над дурой старой – это святая вода. Лена, я всю жизнь считаю деньги, всю жизнь иду по их следу, поэтому скажу тебе точно: деньги придуманы не Богом и не людьми, поверь старой ревизорше!

Девок твоих я нарочно пошлю на материальные счета и кассу, это пока для них не страшно, это грозит только административными штрафами. Поэтому сегодня вас выпустят живыми. В боковом карманчике возьми номера зарубежных счетов, по которым сегодня же пошлешь запросы, адреса я тебе тоже указала. А вот когда будешь в кабинете у Восьмичастного, постарайся стащить его ручку, которая стоит у него прямо на столе в восьмиугольном мраморном подстаканнике. С виду это обычный дорогой «Паркер» с золотым пером. Никому никогда не отдавай эту ручку, постарайся ее сразу же уничтожить. Тут ничего не объяснить, Лена, но только так тебе станет чуточку понятно, с чем ты столкнулась, дорогая. Никогда ничего не пиши этой ручкой. Запомни: если ты сумеешь ее уничтожить, то сможешь получить и свидетельские показания. Не сделаешь этого – никто тебе никогда не скажет ни одного слова против Восьмичастного.

Лена! Я тебя всегда очень любила, еще со школы бухгалтеров. Ты – умница! Ты моя лучшая ученица! Оставайся такой и постарайся быть счастливой! Твоя Мария Будякова".

Лена рассовала все по карманам, отдельно в бюстгальтер положила драгоценную бумажку со счетами и адресами, туда же зачем-то сунула и странную записку Будяковой. Святую воду и черемуху разместила по карманам кителя, а телефон зажала в руке. Спустив воду, она вышла к старухе, курившей у окна. Отдала ей сумку и как можно бодрее, со скрытой иронией сказала:

– Плохо спали сегодня, Мария Матвеевна?

Старуха серьезно посмотрела на нее и устало ответила:

– Вообще не спала, Лена. Как ты позвонила вечером, так я уже и не ложилась.

Лена хотела ответить, что все бумаги и ордера она смогла подписать только поздно вечером, но ревизорша по-отечески похлопала ее по спине и шепнула:

– Разговорчики в строю, Ленок!

У двери туалета Будякова махнула Лене рукой в сторону кабинета господина Восьмичастного, а сама направилась в отдел труда и зарплаты бухгалтерии финансово-промышленной группы "Местнефть".

Какое-то беспокойство шевелилось у Лены внутри, поэтому для начала она решила проверить девчонок. Заглянув к Ларке Филипповой, она убедилась, что у той, вроде, все в норме. Между Ларой и главным бухгалтером Наталией Семеновной происходил безмолвный диалог. Лара поднимала на Наталию Семеновну глаза с немым вопросом, а та лишь согласно прикрывала веки или, в знак отрицания, отводила глаза в сторону. Иногда Наталия Семеновна начинала смотреть упорно на какой-нибудь стеллаж, и Ларка тут же уверенно направлялась к нему, опустошая все полки.

К такому поведению главных бухгалтеров в прокуратуре уже привыкли. Хотя с введением нового Уголовного кодекса перестали сажать пачками бухгалтеров, большинство из которых имело маленьких детей, директора предприятий норовили все равно столкнуть всю вину на подчиненных им женщин. И сколько таким директорам не доказывала Лена, что по праву первой подписи они несут всю ответственность за действия нанимаемого персонала в период следствия, которое иногда тянулось более года, с главными бухгалтерами обязательно случались разные неприятности. Многие из них исчезали бесследно, оставив записку, что будто бы сбегают на Багамы с одиноким, богатым любовником, а некоторые меняли показания настолько диким образом, что Лена даже не подшивала к делу их письменные чистосердечные признания о том, что именно они являются организаторами преступной группы. Обычно она рвала их прямо перед глазами отчаянно ревущей женщины, пододвигала новый листок и вызывала Веньку Сухова в черной маске, чтобы помочь после допроса добраться до дома доведенной до ручки финансистке.

Лена махнула ободрительно рукой Филипповой и отправилась к Кларе.

То, что с Кларой творилось неладное, Лена поняла, как только принялась стучаться в бронированную дверь расчетной группы наличных средств. Как и положено для кассы крупного предприятия, само помещение представляло внушительной мощности сейф. Возле Клары сидели три красивые бабы-бухгалтерши, одна из которых с приветливой улыбкой, обнажившей мелкие редкие зубы, открыла дверь Лене. Когда две другие обернулись на вошедшую Лену, у той непроизвольно дрогнули колени. Никто бы не высказал тени сомнения, что все девушки красивы! Никто! Но у всех трех в лицах был какой-то с виду мелкий, казалось бы, незначительный порок, который, тем не менее, заставлял в неподдельном страхе сжиматься сердце. Затянутые решетки кассы были расположены довольно высоко над столами кассиров, поэтому снаружи никто не мог видеть, у кого, собственно, они принимают наличные денежные средства. Обезобразившая лицо до неузнаваемости улыбка первой кассирши была, пожалуй, даже ничего на фоне жуткого бельма второй и россыпи ярких черных бородавок над верхней губой у третьей. Клара сидела среди них с такой мукой в лице, что Лена испытала искреннее раскаяние за то, что в глубине души всегда считала Кларку наглой, бестактной халдой.

– Клара, как дела? – участливо спросила ее Лена.

– Нет воды, – будто через силу прошептала Клара. – О… они ходили в туалет, там тоже нет воды…

Она опустила голову и тупо смотрела в маленькую губку в круглой пластмассовой коробке, которую ревизоры всегда носили с собой. В нее они обмакивали пальцы, перелистывая огромное количество документации при проверке. Почему в кассе не оказалось даже минералки, почему исчезла вода в туалете, где они только что были с Будяковой, Лена задумываться не хотела. Но больше всего она не хотела, чтобы кто-то из улыбавшихся кассирш сейчас стал ей разъяснять, почему исчезла вся вода в тот момент, когда у Кларки едва шевелился ссохшийся язык, и странным образом свело пальцы. Чтобы не услышать вдобавок еще и их голоса, она торопливо, нарочито громко сказала Кларе:

– Ой, Кларочка! А у меня есть немного водички с собой, не переживай!

Вынув один из пузырьков, взятых из сумки сдвинувшейся на пенсии Будяковой, Лена опрокинула его на белую резиновую губку Клары. Ее товарка вдруг с жадностью засунула в губку всю пятерню, потом зачем-то провела указательным, мокрым пальцем по пересохшим губам. Явно повеселев, она принялась споро перелистывать странички толстенной кассовой книги. Лена с изумлением смотрела из-за ее плеча на то, как прямо на ее глазах на страничках проступали пятна белой замазки, бритвенных подчисток, поправок совершенно другой ручкой без всяких подписей… Менялись даты и номера страниц, обнаруживая провалы в учете денежных средств несомненно уголовного характера. Но главное, что практически у всех сумм сами собой вырастали по два-три нуля справа…

Кассирши испуганно сбились в угол и даже не прореагировали на бодрый окрик Клары:

– А ну-ка, красавицы, тащите мне подшивки приходников-расходников с прошивками дубликатов страниц кассовой книги! Все журналы-ордера – живо!

Понимая, что теперь Клара справится и без нее, Лена с тяжелым чувством отправилась подписывать акты и протоколы. По пути она думала, что Будякова много чего им не рассказывала, преподавая финансовый анализ в бухгалтерской школе, когда Лена заканчивала там курсы бухгалтеров, не поступив с первого раза на юридический. Решив сегодня же вечером потребовать со старухи полный отчет о негласной методике выездных проверок, она открыла роскошную дубовую дверь с бронзовой табличкой "Приемная".

В приемной Вильгельма Бенедиктовича Восьмичастного Лену ожидала необыкновенно прекрасная секретарь-референт. На ее лице лежала маска равнодушия и отрешенности. Лена подумала, что, наверно, она бы тоже могла говорить томно и расслабленно: "Вильгельм Бенедиктович вас примет, хотя подписывать бумаги и разговаривать он будет исключительно в присутствии Марлена Владимировича, юрисконсульта нашей фирмы. Я сейчас его приглашу, а вы пока посмотрите телевизор".

Обзванивая по селектору отделы в поисках Марлена Владимировича, красавица небрежно нажала кнопку дистанционного управления, и прямо перед Леной в стене открылся экран, на котором она с трудом узнала свою красную всклокоченную физиономию, орущую прямо в камеру: "Попробуй только не пустить, Величко! С ОМОНом и телевизионщиками приеду! Тогда твоему пахану уже другую меру пресечения найду!"

– Вот такими методами пользуется наша доблестная прокуратура! – сконфуженно комментировал ее действия местный телевизионный канал. – Все мы помним о скандалах, когда нашего генерального прокурора, простите, "очень на него смахивающего", поймали за одно место в притоне наркоманов и проституток. Из какого притона вывалила эта базарная баба? Вряд ли кто-то из горожан желает это знать. Вряд ли кто-то желает возвращения сталинских репрессий, а так же семнадцатого года, когда такие прокурорши в кожаных тужурках врывались к мирным гражданам с циничным лозунгом: "Грабь награбленное! Экспроприируй экспроприаторов!.."

– Не расстраивайтесь, – улыбчиво сказала красной, как рак, Лене секретарь, – зато у вас неплохие ноги! Прошу вас! Вильгельм Бенедиктович и Марлен Викторович ждут вас!

Пока они разбирались втроем с нудным подписанием всех ордеров и подписок, Лена слышала из приемной, как ее фразу подхватывал один телевизионный канал за другим. Но ее собеседники сохраняли такую же безмятежность, которая поразила ее и в референте господина Восьмичастного.

Через час Лена почувствовала нарастающее беспокойство. Она поняла, что не может усидеть на месте. Извинившись, она вышла в коридор и начала обзванивать отделы бухгалтерии, куда могла направиться Будякова, но почему-то нигде не появилась. Лариса Филиппова и Клара Петренко уже подготовили интересующие документы и составили акты для подписи, Будякову они тоже с утра не видели. Девчонки нервничали и спрашивали почти открытым текстом, когда к ним, наконец, приедут ребята.

Секретарь продолжала смотреть уже надоевший Лене сюжет, делая пометки в блокноте. Подняв волоокий взор бездонных, голубых очей на Лену, она с укоризной ей заметила:

– Вас уже на НТВ показывали. Неужели для такого случая нельзя было юбку погладить и ботинки почистить?

Лене уже было плевать на мелкие приколы шалавы господина Восьмичастного, плевать на сюжеты и все телевидение в целом и в частности. В висках стучала кровь, она с трудом сдерживала дрожь в руках. В данный момент ее интересовал лишь вопрос: куда делась Будякова? Прямо при усмехающейся секретарше она набрала номер Веньки Сухова и сказала одно слово: "Немедленно!" Шестилетний прокурорский опыт неприятным посасыванием под ложечкой дал знать, что с Будяковой что-то серьезное. А покалывание в кончиках пальцев подсказывало, что если они немедленно не свалят отсюда под прикрытием отмороженного еще в Афгане Веньки, это "что-то серьезное" произойдет и с ними.

Оставалась одно дело, которое еще недавно Лена считала полным идиотизмом, чреватым проколами почище, чем пролет фанерой над Парижем лиц, "похожих на Генеральных прокуроров". Она решила выполнить указание Будяковой и спереть дорогую ручку «Паркер» со стола подследственного Восьмичастного.

Сверкая приветливой улыбкой, она вернулась в кабинет к господину Восьмичастному, изучающему протоколы вместе с юрисконсультом, стоявшим за его спиной, развязно уселась перед ними на высокий дубовый стол, отодвинув наваленные бумаги, и сказала:

– Марлен Владимирович у нас ведь еще и в коллегии адвокатов, верно? Я хочу, чтобы вы, Вильгельм Бенедиктович, подмахнули мне подписку о невыезде! В принципе, это не срочно, можно и на следующей неделе, но покидать город пока не советую!

Зло прищурившись в недоуменное лицо господина Восьмичастного, Лена резко вскочила со стола, сунув руку с прихваченным злополучным «Паркером» в карман, и для вящего театрального эффекта решила выхватить мобильник, чтобы трясти им перед подследственным и орать до прихода Веньки, намекая на высокое покровительство собственных действий, с целью отвлечения внимания подследственного от опустевшего письменного прибора. Это был наглый блеф, вся затея была глупостью с самого начала. Неудивительно, что и произошла с ней явная глупость: в руке почему-то вместо телефона оказался очередной пузырек старухи Будяковой со святой водой. Однако на такое отвлечение внимания Лена даже не рассчитывала. Внимание господина Восьмичастного и его юрисконсульта отвлеклось настолько, что глава финансово-промышленной группы вдруг сгорбился, глаза его сверкнули жуткой желтизной, а из его еще недавно такого улыбчивого рта, превратившегося в безобразную щель, послышалось шипение: "Убей ее! Я сам не могу-у…"

Лена подскочила к двери, в проеме которой уже стояла с явным намерением не выпустить ее, давешняя секретарша. Посмотрев на ее хищный оскал, Лена удивилась, как она могла принять эту жуткую образину за красавицу. Выхватив «черемуху», Лена сделала глубокий вдох, крепко зажмурила глаза и, как учили ее на сборах без отрыва от производства и плановых стрельбах, тщательно обработала нападавших.

Не открывая глаза и задерживая дыхание, она на ощупь переползла через рухнувшую секретаршу, скоренько подскочила на четвереньках к двери в коридор и только там, захлопнув дубовую дверь в приемную, сделала первый вдох и открыла отчаянно слезившиеся глаза. "Вот и гладь утюжком юбки на выезды!" – устало подумала Лена, глядя, как из другого конца коридора бегут Венькины собровцы в черных намордниках.

Никакого господина Восьмичастного в кабинете не оказалось. Хотя Венька лично проверил все ходы и комнаты отдыха. На полу валялись вповалку Марлен Владимирович и секретарь-референт, чьи лица вновь приобрели обаяние и красоту, правда, с резким синюшным оттенком из-за непрерывного кашля и соплей. Куда делся господин Восьмичастный, ответить они затруднялись.

Девчонки с полными пакетами документов вышли из бухгалтерии, у обеих были красные глаза. Будякову искали минут двадцать, когда Лену поманил пальчиком красавчик секьюрити, встретивший их утром на входе.

– Елена Владиславовна! Боюсь, произошел несчастный случай, – скорбно сказал он, глядя куда-то мимо Лены. – Во втором лифте сегодня устанавливали… мм… зеркала и телефон. Для этого его подняли наверх, в обслуживающее помещение. А двери на седьмом этаже заклинило… Я понимаю, открытая шахта… Но мы повесили табличку! Я виноват, конечно, но никак не мог предположить, что госпожа Будякова для чего-то отправиться контролировать на седьмой этаж, да еще станет заглядывать в шахту лифта!

У Лены дрогнули колени, но она выстояла и лишь тихо спросила:

– Где?

На дне лифтовой шахты с неестественно подвернутыми ногами в старых суконных ботах лежала персональная пенсионерка области Будякова Мария Матвеевна. Понимая, что ничего больше для ревизорши ей не сделать, что придется согласиться с циничным заключением "несчастный случай", Лена профессиональным взглядом отметила тонкие красные точки на горле Будяковой, будто перед тем, как скинуть старуху в шахту, кто-то несколько минут удерживал ее когтистой лапой за горло над семиэтажной бездной.

Уже подойдя к газику, Лена оглянулась на помпезное, подсвеченное прожекторами здание финансово-промышленной группы. В одном из освещенных окон второго этажа, в крыле, где находилась бухгалтерия, виднелась одинокая женская фигура. Снизу не было видно, кто эта женщина. Поэтому Лене показалось, что в руках она держит неизменную сигаретку, знакомым движением прижимая к груди потертую сумку. Сгустившаяся тьма милосердно скрывала, что по щекам сами собой прокладывали дорожки горячие, соленые слезы.