Текст книги "Лик Сатаны"

Автор книги: Ирина Мельникова

Соавторы: Георгий Ланской
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Саша фыркнула.

– Нет уж, спасибо! Обойдусь! Включи лучше чайник, а то в горле пересохло!

– Подозреваю, что в горле у тебя пересохло от моих чар! Признайся, я ведь неотразим? – Никита присел рядом и сделал вид, что пытается обнять Сашу.

Она резко отодвинулась.

– Не кривляйся! Про свою неотразимость другим говори, может, поверят?

– Я тебе противен? – Никита опять подвинулся к ней. – Только честно?

– Нет, не противен! – буркнула Саша.

Ей было крайне неловко. Отстраниться от Никиты мешал подлокотник диванчика, а оттолкнуть его вроде повода не было. Поэтому она лишь слегка отклонилась в сторону и серьезно сказала:

– Я тебе доверяю, хотя иногда ты ведешь себя как мальчишка!

– Как мальчишка? – изумился Никита. – Вообще-то я – циник и ловелас!

– По тебе заметно! – усмехнулась Саша. – Но я не люблю циников и ловеласов!

– А кого ты любишь? – спросил Никита и взял ее за руку. – У тебя есть кто-то? В смысле, ты с кем-нибудь встречаешься?

Саша вспыхнула, попыталась встать, но он удержал ее и теснее прижался бедром, отчего у нее закружилась голова, а во рту и впрямь пересохло. Но она нашла в себе силы, чтобы ответить. Довольно резко, что отчасти смахивало на панику.

– Никого у меня нет! Но к чему эти разговоры? Мне абсолютно неинтересно, с кем ты проводишь время!

– Понятно! – протянул он разочарованно. – А если я скажу, что у меня нет девушки?

– Не ври! – рассердилась она. – Я видела твою рыжую пассию! Таких не бросают! Вернее, от них не просто избавиться!

Никита хмыкнул и отодвинулся. Саша поняла, что попала в яблочко. Только легче от этого не стало. Тем не менее она поднялась с дивана и посмотрела на Никиту с неприкрытым ехидством.

– Иногда включай мозги, и все у тебя получится!

– Это обнадеживает! – промямлил он и не сдержался, добавил: – Знал бы, что ты змея, ни за что не ввязался бы в это дело!

– Ты, видно, настоящих змей не видел… – парировала она и осеклась.

У Никиты зазвонил телефон, и он схватился за него с явным облегчением.

Ждать Воронцову пришлось минут сорок. Саша включила чайник, но чай и конфеты уже не лезли в горло. Все экспонаты на полках и столике были тщательно изучены и даже сфотографированы. Никита отвечал на звонки и сообщения, а в перерывах с упоением гонял машинки на телефоне. Саша мрачно глядела в окно, понимая, что вся их затея пошла прахом. Ничего они тут не найдут и, наверно, только зря потратили время. Кто его знает, может, действительно был забыт кошелек, а бабушке приспичило срочно заплатить с утра коммуналку или купить лекарства, которых, кстати, в последнее время требовалось все больше и больше. А записи она придумала для убедительности, потому что в последние годы, и Саша знала это абсолютно точно, не брала работу на дом.

Воронцова, прижимая к груди толстенную амбарную книгу, появилась в дверях, когда они окончательно потеряли терпение и готовы были отправиться на ее поиски. Положив книгу на стол, Воронцова с торжеством в голосе произнесла:

– Я проверила! Все экспонаты, книги и документы на местах! Так что напрасно вы подумали, что…

– Надежда Петровна, извините нас! Но лучше убедиться, что все в порядке, чем сомневаться, – улыбнулась Саша. – Простите, что заставили вас волноваться, но…

Она неловко взмахнула рукой, зацепила чашку, и та опрокинулась, выплеснув остатки чая на стол. Воронцова вскрикнула, бросилась спасать документы и столкнулась с Никитой, который ринулся на помощь. В результате учетная книга отлетела в сторону, а папки с документами свалились на пол.

– Господи, что ж ты так неосторожно, Сашенька! Это ж важные реестры! – запричитала Воронцова и, склонившись, стала подбирать папки и разлетевшиеся по всему кабинету документы. – Теперь мне работы на полдня, а ведь и без того забот полон рот!

– Простите! – смутилась Саша. – Я нечаянно! Давайте помогу разложить документы!

Воронцова выпрямилась. Лицо ее раскраснелось, кудряшки растрепались. Она смерила Сашу сердитым взглядом и махнула рукой:

– Уходите! Одно беспокойство от вас! – и обмахнулась, как веером, зажатыми в ладони бумагами. – Так ведь и до инфаркта довести можно!

Саша попятилась к дверям. Только сейчас она заметила, что Никита успел выскочить за дверь, оставив ее один на один с разгневанной Воронцовой.

– До свидания, Надежда Петровна, – торопливо пробормотала Саша и поспешно отступила за дверь.

Никита ждал ее возле машины. Опершись о капот, он водил пальцем по большому, как лопата, смартфону и безмятежно насвистывал. Завидев Сашу, он открыл дверь машины, но продолжал коситься одним глазом на экран. Она опустилась на сиденье, натянула на колени юбку, дождалась, когда он заведет мотор, и серьезно сказала:

– Спасибо, что считаешь мою бабушку кристально честным человеком!

Он криво усмехнулся, и в глазах опять заплясали бесы.

– С чего ты взяла, что я так считаю?

– Но ты же сам только что сказал об этом Воронцовой? – поразилась Саша.

– Мало ли что я сказал! Пришлось кинуть леща директрисе. Иначе замолчала бы как рыба и учетные записи не проверила бы.

Саша внимательно посмотрела на его довольное лицо, покачала головой и припечатала:

– Свинья!

– Может, и свинья! – усмехнулся Никита. – Только эта свинья успела список посетителей сфотографировать. Теперь нам известны все, кто работал в фондах последние три месяца. Их не так уж и много. Всего два десятка фамилий! – и подсунул ей под нос смартфон. – Глянь, знаешь кого-то из них?

– Кого-то знаю, кого-то нет, – буркнула Саша, бросив взгляд на экран. – Но не будем же мы всех расспрашивать? О чем с ними говорить?

– С чего ты злишься? – Никита склонился к ней и попытался заглянуть в глаза. – Ну, пошутил я слегка! Бабушка твоя явно ни при чем, как и все, кто в этом списке. Что ж, потянем за другие ниточки!

Саша продолжала молчать, и тогда Никита вспылил:

– Интересно! Почему я должен что-то объяснять? Бегаю, неприятности огребаю и что, спрашивается, получаю в благодарность? Тычки, подзатрещины и оскорбления?

– Нет такого слова – подзатрещина! – улыбнулась Саша, взяла у него смартфон, еще раз пробежала взглядом по списку и с восхищением произнесла: – И когда успел, жулик?

– Не умничай! – строго сказал Никита, но не сдержался и снова ухмыльнулся: – Что надо дяденьке сказать?

– Большое спасибо, дяденька!

– Ладно, сойдет! – Он с сожалением глянул на ее коленки, прикрытые платьем, и преувеличенно тяжело вздохнул. – Неблагодарные люди пошли, ой, неблагодарные!

Глава 12

В начале лета дачные поселки кипят бурной жизнью даже в будни. Для посадок самое время. Дачники сажают картофель, везут за город ящики с рассадой, пропалывают сорняки, хотя чисто теоретически должны валяться в шезлонгах, подставив беззащитные животы солнцу. Никита тоже отправился за город и, тщательно объезжая колдобины, матерно ругался, когда низкое дно машины цеплялось за грунтовку. Огородного ража, как и его сверстники, он не испытывал с рождения. В дачный поселок его вел охотничий инстинкт: пойди, разузнай, разнюхай. Отловить Дмитрича на службе не удавалось, пока общий знакомый случайно не проболтался, что эксперт-криминалист взял больничный и занялся поправкой здоровья на лоне природы.

Иван Дмитриевич Клишин, в потертой жилетке с множеством карманов, набитых всякой всячиной, и с неизменным чемоданчиком криминалиста в руках, слыл чуть ли не легендой местной полиции. Все, от генерала до молодых оперов, величали его Дедом или просто Дмитричем. Он против панибратства не возражал, с молодежью находил общий язык куда быстрее, чем их командиры, относился ко всем по-отечески, а кого, бывало, и поругивал. Обижались на него редко, потому что знали: Дмитрич сердился по делу и никого не гноил из зловредности или по причине дурного настроения.

Никита прихватил с собой бутылку казахского коньяка, который, как правило, ввозили контрабандой. Был он недорогим и, кстати, вполне приличным на вкус. Не Франция, конечно, но откуда взяться деньгам на французский алкоголь?

Машина преодолела крутой подъем. Здесь Никита сразу увидел указатель «Малиновая» и повернул направо. Разноцветные номера были намалеваны на заборах, воротах и стенах домов, утопавших в кустах цветущей сирени. Никита вглядывался в них, стараясь не пропустить дом Дмитрича, отбивал ритм пальцами на руле и фальшиво насвистывал в тон французской певице, мурлыкавшей что-то на своем языке, которого дальше «лямур-тужур» не понимал.

Вскоре он притормозил у калитки, на которой номера не было, но зато хорошо просматривался двор, где на клумбах цвели пионы и ландыши, а возле крыльца курился мангал. Пожилая женщина в беседке резала на столе зелень и редиску для салата, а по газону с отчаянными воплями носились два удивительно похожих друг на друга пацана и обливались из водяных пистолетов.

Дмитрич, в той же серой жилетке с оттопыренными карманами, но в шортах и шлепках, сидел на крыльце в пластиковом кресле, блаженно щурился на солнце и покрикивал на детей:

– Успокойтесь, кому говорю! Мангал перевернете, неслухи!

– Мы осторожно! Честное слово! – выкрикнул на бегу один из мальчишек и тут же взвизгнул от прилетевшей в лицо струи воды.

– Честное слово! – хмыкнул Дмитрич. – Так я вам и поверил!

И попытался из-под ладони рассмотреть, что за машина объявилась за калиткой. А когда понял, кто именно пожаловал в гости, плаксиво скривился и замахал руками.

– Ой, нет! Только не это! Микитка, окаянная душа, тебя только тут не хватало! Дурным ветром, что ли, занесло?

Никита расценил эти слова как приглашение, толкнул калитку и вошел.

– Здравствуй, Дмитрич! Мимо ехал, смотрю, ты блаженствуешь на пленэре, а у меня как раз бутылочка завалялась. Дай-ка, думаю, зайду, угощу лучшего криминалиста всея Руси.

– Ты мне по ушам не езди! – проворчал Дмитрич и окинул Никиту неласковым взглядом. – Миронов с утра известил, что ты опять землю носом роешь, только я тебе ничего не скажу. И не мысли даже, хоть режь!

– Ваня, кто там? – крикнула из беседки супруга Дмитрича.

– Никто! – рявкнул он в ответ. – Независимая пресса мимо пробегала с дарами! Щас взятку будет совать!

– Ну, так приглашай прессу к столу, – невозмутимо ответила женщина. – А то как-то неудобно. Человек со взяткой пришел, шашлыки почти готовы, грех не воспользоваться!

Дмитрич поморщился, но было видно, что слова супруги доставили ему удовольствие.

– Видал? Полина Игоревна в своем репертуаре. Ей волю дай, она б и Пиночета перед смертью накормила! Ладно, Микитка, иди, куда шел!

Ворчал Дмитрич неубедительно и подталкивал Никиту к воротам тоже как-то не всерьез.

– Дмитрич, ты прямо как неродной, – Никита ловко отпрянул в сторону и выставил перед собой бутылку. – Я ведь по доброте душевной заглянул! Глянь, ни диктофона, ни блокнота. Только коньяк. А у тебя так шашлыки пахнут, что просто волю теряю.

Дмитрич оглянулся на мангал, но не сдвинулся с места, хотя мясо на шампурах угрожающе шипело и явно требовало, чтобы его перевернули.

– Просто зашел и так же просто иди от греха подальше. И без того голова трещит. Спихнули на деда двух спиногрызов, а у меня, между прочим, радикулит. Полазь с мое по сырым подвалам да помойкам, к пятидесяти развалишься. А мне уже давно не пятьдесят.

– У меня мазь есть, из Таиланда привез, намажешь, и все как рукой снимет, – сказал Никита серьезно.

– Да уж, конечно, снимет! Знаю я эти басни!

– Дмитрич, зуб даю, сам пользуюсь. У меня зимой разрыв связок был, так я только ею и спасался. Хочешь, поделюсь?

– Поделится он… Небось на мзду надеешься? Нет у меня ничего! – И Дмитрич вывернул карманы шортов. – Пусто, мил человек!

– Ваши подозрения беспочвенны и унижают мое человеческое достоинство. Я, между прочим, человек бескорыстный! – гордо вздернул подбородок Никита. – Не за того принимаете, сэр!

– Ваня! – крикнула от беседки Полина Игоревна. – Мясо сгорит, пока ты лясы точишь! – и махнула рукой Никите. – Проходите к столу, молодой человек, ставьте свою взятку и мойте руки. Сейчас будем обедать!

– Вот видите? – обрадовался Никита. – Меня официально пригласили!

Дмитрич махнул рукой.

– Плюнуть бы в глаза твои бесстыжие. Так тебе все – божья роса! Давай бутылку! – И с веселым удивлением уставился на этикетку. – Коньяк «Казахстан», и даже пять звездочек. Не думал, что доживу до подобного чуда! – И милостиво улыбнулся. – Ладно, так и быть, посидим, шашлычка отведаем, а потом и поговорим.

Поздно вечером, когда шашлыки были съедены, рассеянная беседа ни о чем плавно сошла на нет, а Полина Игоревна, прихватив посуду и внуков, ушла в дом, Никита наконец перешел к делу. Отбросив деликатность, спросил напрямую:

– Дмитрич, я здесь по поводу гибели профессора Ковалевского. Как получилось, что явное убийство со счетов списали?

– Так и получилось. – Дмитрич, похоже, не удивился его вопросу, возможно, потому, что без малого выпил всю бутылку коньяка. – Как всегда, когда карьеру делают. Следователь Танька Блинова – баба мерзкая, по бороде спустила все, что я в заключении написал, а результаты судмедэкспертизы вообще во внимание не приняла. Твоя правда, Микитка, никакое это не самоубийство!

Дмитрич закурил. Дым окутал его сизым облаком, от чего комары разлетелись на время в панике. Некурящему Никите пришлось отмахиваться от них веткой. Неподалеку в мангале чуть тлели угли, под слоем серой золы умирало багровое пламя. Остро пахло влажной зеленью, жареным мясом, но все запахи перебивали цветочные ароматы – сирени и огромных пионов, окруживших беседку плотным кольцом. На небе перемигивались звезды, в кустах возле забора кто-то возился, то ли птица на гнезде, то ли кошка. Было тепло, тихо и как-то по-особому благостно. В такие минуты не принято говорить о смерти, но что поделаешь, если он только за тем и приехал, чтобы выведать у Дмитрича некоторые скорбные обстоятельства.

Никита вздохнул и негромко спросил:

– Профессор от падения умер?

– От него! Из окна его вытолкнули скорее всего мужики, совсем не хилые, однако. Следов сопротивления, считай, нет. Так, мелочь, которая могла и при падении появиться.

– Чего же он не сопротивлялся?

– А не мог, потому как выкушал наш дедулька лошадиную дозу одного препарата, который понижает давление. Бета-адреноблокатор называется. Причем в его аптечке он отсутствует, я проверил. У него там совсем другие препараты были. Те, что повышают давление.

Никита переставил с места на место пустую бутылку из-под коньяка и озадаченно хмыкнул.

– Точно! Он кофе хлестал будь здоров! Не похоже на гипертоника. Во время интервью чашки три выпил и каждый раз заново варил.

Дмитрич пустил навстречу комариной туче струю дыма и кивнул.

– Вот-вот. А тут выпил и вырубился. Этим наши ребята и воспользовались.

– Ребята?

– Думаю, их было двое как минимум. Они дедушку напоили, сделали свои дела, в квартире прибрались, отпечатки затерли. Или в перчатках работали. Пальчиков почти не обнаружили, даже самого деда, а это ненормально, верно? Следы обуви тоже какие-то невнятные, наверняка пакеты на ноги нацепили или бахилы, что в больницах выдают. Я это все отметил, только мадам Блиновой это не понадобилось. Знаешь, что она написала в постановлении об отказе в возбуждении уголовного дела?

– Самоубийство! Мне внучка деда сказала.

– Фиг вам! Несчастный случай!

Никита выпучил глаза.

– Как это?

– Очень просто! С самоубийством возни больше, а так, полез дедулька на подоконник, предварительно выпив таблетку, головка закружилась, и он – фьють – легкой пташкой на асфальт. А что траектория странная, так ночью, согласно данным Гидрометцентра, был сильный ветер, от которого дедок воспарил и тюкнулся о бетонный козырек. И все на этом! Комар носа не подточит!

Никита недоверчиво покачал головой.

– Дмитрич, но ты же понимаешь, что это бред! Какой ветер? Ураган «Катрина», налетевший на отдельно взятый микрорайон?

– Я понимаю! – вздохнул Дмитрич. – И все понимают! Только никому «глухарь» не нужен. Миронов, правда, рыпнулся на совещании, и я кое-что сказал, а толку? У Блиновой в областной прокуратуре то ли хахаль, то ли родственник. Миронову по голове настучали, а я вот с внуками сижу, больничный в кои-то веки безоговорочно дали. Буду выступать, мигом отправят на пенсию. А без работы я загнусь, Микитка!

– Выходит, против лома нет приема? – спросил с унылым видом Никита, и это неожиданно разозлило криминалиста.

– С чего вдруг нет приема? – гаркнул Дмитрич. – Был бы помоложе, может, и побарахтался. Только у меня покойники каждый день, и с профессором не самый страшный случай! Скажи, кому в итоге нужна наша возня? Кому от нее легче?

– Мне, во всяком случае, нужна! И семье Ковалевских – нужна! – довольно резко ответил Никита и бросил взгляд на часы. Скоро полночь, пора закругляться.

Дмитрич потупил взор и заискивающе произнес:

– Ты шашлычок ешь, а то совсем остынет, – и пододвинул ему тарелку с двумя шампурами и зеленью.

– Спасибо, Дмитрич! – ответил Никита. – За шашлык – отдельно, но больше за информацию. Не бойся, я тебя не сдам, но теперь хотя бы буду знать, в какую сторону рыть.

– Да хоть и сдашь, я свое отбоялся, – махнул рукой Дмитрич. – Только гляди, чтобы подкоп в выгребную яму не уперся. Бывали в истории прецеденты. А если надумал волну против Блиновой поднять – зряшное дело. Она на новой должности дня два или три уже.

– Ничего! Будут новые факты, дело снова поднимут. А Блинова? Что Блинова? Не так страшен черт, как его малюют!

– Лихой ты парень, Микитка! – усмехнулся Дмитрич и уже серьезно добавил: – Ты хоть и сообразительный, но голову береги! Она тебе еще пригодится!

Глава 13

На работе у Саши все валилось из рук. Вчерашний визит в музей не остался без последствий. С утра ее вызвал к себе начальник городского управления культуры, в котором она работала, и отчитал за то, что занимается бог знает чем, подозревает честнейших людей в нелепых преступлениях, еще и прессу за собой таскает, а это не может не повлиять на репутацию городской администрации и самого управления.

– Вы должны пообещать, что подобного больше не повторится, – строго сказал начальник. – Понимаете, если слухи дойдут до мэра или, не дай бог, до губернатора, нас всех уволят к чертовой матери.

– По какой статье, интересно? – вежливо осведомилась Саша. – В свободное время я вольна заниматься чем заблагорассудится, раз уж наши, с позволения сказать, правоохранительные органы не чешутся.

В гневе она невольно переходила на подчеркнуто вежливый стиль общения. Сегодня он выдавал и ее презрение к начальнику, чудом усидевшему в своем кресле после всяческих реформ, и злость на кляузницу Воронцову, а также ярость на собственное бессилие. Начальник нервно дергал бровями, но Саша не боялась репрессий. Шеф, которому до пенсии оставалось меньше полугода, был трусоват и никогда не решился бы на открытую конфронтацию даже с самым незначительным сотрудником.

– Идите работать, Александра! И чтобы никаких жалоб на вас я больше не слышал! – строго сказал начальник.

Саша вышла и с удовольствием грохнула дверью на прощание.

Скудость информации приводила ее в отчаяние. Расследование, которое они затеяли со Шмелевым, казалось, зашло в тупик. Никита не спешил делиться своими мыслями, вел себя дерзко, постоянно куда-то пропадал и не отвечал на звонки. Позавчера обозвал ее «неогороженной тундрой», и все потому, что у нее простенький телефон, и он не смог переслать фотографию, сделанную тайком от Воронцовой.

Работы было немного, но стопки бумаг на столе производили удручающее впечатление. К тому же в соседнем кабинете делали ремонт. От запаха краски разболелась голова. Она окинула взглядом коллег, которые корпели над компьютерными пасьянсами, сгребла несколько папок с документами, затолкала в сумку и, бросив многозначительно: «Я по делам в областную администрацию!», благополучно смылась с работы. Покинув здание мэрии, Саша торопливо свернула в сторону, чтобы не попасться на глаза знакомым сотрудникам или начальству, перешла улицу и нырнула в тень огромных лип на главной аллее старого городского парка.

Недалеко от павильона летней библиотеки она купила пачку пломбира, плюхнулась на скамейку и стала поедать мороженое с таким мрачным видом, будто поглощала отраву. Она настолько погрузилась в печальные мысли, что не обратила внимания на нетвердые шаги за спиной, и вздрогнула от дребезжащего голоса над ухом.

– Девушка, прошу прощения! Вы сможете уделить мне несколько минут?

Саша обернулась и невольно поморщилась.

За спиной стоял худой, кожа да кости, старик лет семидесяти с сине-багровым испитым лицом. Из-под засаленной тюбетейки торчали сосульки давно нестриженных седых волос. Обтрепанные суконные порты на подтяжках и видавший виды синий пиджак поверх фланелевой в клетку рубахи были совершенно неуместны в жару, поглотившую город. Но бомжи, как арабские жены, свое барахло носят с собой, потому что неизвестно, где угораздит переночевать и удастся ли вернуться на прежнее место.

От старика несло перегаром и грязным телом.

Саша окинула его подозрительным взглядом, прижала к себе сумку и отодвинулась на край скамейки.

– Что вам нужно? – резко спросила она, хотя и без того знала, что именно надобно бомжу. Деньжат на бутылочку, если не жалко, или сигаретку, коли имеется.

Старик, однако, умудрился ее огорошить.

– Девушка, у вас интеллигентное лицо. Сразу видно, что вы невероятно умны! Купите книгу!

Он сунул руку за пазуху и принялся копаться там, как фокусник, готовый предъявить зрителю ворох разноцветных лент, кролика, парочку голубей и воздушный шарик. Саша смотрела во все глаза, но на всякий случай осторожно спросила:

– Какую книгу?

Старик наконец выудил потрепанный томик, деликатно присел на противоположный край скамьи и протянул его Саше.

– Вот она! Смотрится, конечно, непрезентабельно, но это раритетное издание и, между прочим, очень ценное. Купите, не пожалеете!

Саша осторожно, двумя пальцами приняла книгу и с удивлением уставилась на обложку.

Книга действительно была необычной! «Домашний лечебник. Наставление к употреблению гомеопатических средств в отсутствие врача» Самуэля Ганемана. Петербургское издание начала ХХ века. Вещь, безусловно, ценная, но далеко не раритетная. Можно продать ее ценителю подобной литературы тысяч за двадцать – двадцать пять, если повезет, конечно. Правда, состояние книги не блестящее, но не оставлять же подобное сокровище в руках старого алкаша?

– Сколько вы за нее хотите? – рассеянно спросила Саша, затем открыла книгу на титульной странице да так и застыла от удивления.

А старик, вдохновленный ее интересом, самозабвенно продолжал говорить, прижимая к груди грязные руки с кривыми желтыми ногтями.

– Признаюсь, как на духу: очень не хочется продавать! Последняя из библиотеки, самая любимая, перечитанная много раз. Клянусь, не продал бы ни за какие деньги, но нищета замучила! Всего тысяча рубликов, девушка, и она ваша!

Саша подняла голову и уставилась на деда.

Было в его облике что-то неправильное, не поддающееся логике. Для опустившегося маргинала он говорил слишком правильно и очень удачно выбрал место, где можно предложить книгу, как раз рядом с библиотекой. И одежда его – старая, выцветшая, не походила на ту, которую подбирают на помойке. Но поверить, что рядом с ней обнищавший интеллигент, не давали два обстоятельства: мутные, сумасшедшие глаза и сама книга, из-за которой отчаянно заколотилось сердце.

На титульном листе красовался слегка расплывшийся от сырости, но хорошо знакомый вензель из двух затейливо переплетенных букв «Ф» и «К».

Федор Ковалевский? Без всякого сомнения. Дед всегда метил книги подобным экслибрисом. К тому же в его библиотеке имелись и более ранние издания.

Стараясь не выдать свой интерес, Саша закрыла томик и положила его на скамейку.

– Хорошо, куплю, – сказала она равнодушно. – Но красная цена ей двести рублей.

Старик прищурился, покачал головой и даже вроде как собрался пальцем погрозить, но сдержался и хрипловатым тенорком укоризненно произнес:

– Помилуйте, мадам, двести – это несерьезно! Исключительно из-за вашей неземной красоты готов уступить ее за восемьсот пятьдесят.

Саша пожала плечами и злорадно подумала: «Еще как продашь и никуда не денешься! Вон как перегаром несет!» Старик явно не похмелялся с утра, а дураков, кто готов скупать любую старинную ерунду, во всем городе не так уж много.

– Двести, и ни копейкой больше! – сказала она твердо. – Книга – ветхая, и переплет вот-вот оторвется!

– Ну, знаете ли! – возмутился дед.

Он вскочил на ноги, схватил книгу, прижал к груди и демонстративно сделал пару шагов в сторону. Продолжая игру, Саша отвернулась, выставила руку и стала безразлично разглядывать маникюр. Потоптавшись на месте, старик боязливо оглянулся на полицейский патруль, маячивший у входа в парк, махнул рукой и снова протянул книгу Саше.

– Ладно, уговорили! Берите за пятьсот пятьдесят!

– Нет, но так и быть, возьму за двести пятьдесят! Только из-за вашего бедственного положения, потому как книга мне особо не нужна.

Саша достала кошелек, отчитала двести пятьдесят рублей. Вид купюр подействовал на деда как взгляд змеи на кролика. Он перестал моргать, уставился на деньги, а затем зло поджал губы и протянул книгу.

– Согласен, берите!

Саша взяла томик, отдала деньги, с трудом сдержав желание тут же пролистать страницы, а вдруг найдется какая-то разгадка, как это водится в детективных романах, но сдержалась. Куда важнее было другое! Бомж, зажав в кулаке купюры, уже отвалил от скамейки, когда она окликнула его:

– Постойте, это точно ваша книга?

– Как на духу, милая, как на духу! – ответил он и быстро перекрестился.

Вот только вильнувший в сторону взгляд Саше не понравился.

– Я могла бы купить у вас, если имеется что-то подобное, – сказала она, стараясь не выдать волнение. – Для коллекции, так сказать. Больших денег, конечно, не обещаю, но пару книг потяну.

То, что молодая девушка всерьез заинтересовалась, каким образом в начале века лечили сахарный диабет, белую горячку и сифилис, было само по себе сомнительно, но кому какое дело? Старик, во всяком случае, ничего не заподозрил и даже обрадовался. Приосанившись, он шепеляво зачастил:

– Конечно, у меня еще кое-что осталось. Могу принести вам сюда к концу рабочего дня. Вы не против?

– Приносите! – кивнула Саша и спросила: – А как вас зовут?

– Соколов я! Александр Антонович! Между прочим, не так давно личность весьма примечательная. Я бы сказал даже – очень известная в определенных кругах.

Вероятно, он ждал, что Саша воскликнет: «О, Соколов! Слышала, знаю!» Но его фамилия Саше ничего не говорила, поэтому она недоуменно пожала плечами и промолчала. Не дождавшись восхищения, старик робко поинтересовался:

– Позвольте, не знаю, как обращаться к вам…

– Александра, – сухо ответила она.

– О, стало быть, мы тезки? – обрадовался старик. – Ну, не буду вас задерживать, Сашенька, бегите, а я к вечеру буду здесь как штык!

Он ощерился беззубым ртом и засеменил прочь. Саша погладила корешок вновь обретенного фамильного сокровища, наугад раскрыла книгу и торопливо перелистала страницы. Из нее ничего не выпало, заметок на полях не обнаружилось, но это ее особо не удивило. Федор Ковалевский при жизни к книгам относился уважительно, и экслибрис был тем максимумом, который он позволял запечатлеть на титульном листе. И то лишь на особо ценных изданиях.

Где же ты взял эту книжицу, дедуля?

Затолкав томик в сумку, Саша набрала номер Никиты и двинулась следом за Соколовым, который уже нырнул под арку центрального входа в парк.

Шмелев ответил не сразу. Судя по гулу голосов в трубке, он находился на работе или на каком-то общественном мероприятии, поэтому велел говорить кратко и по делу.

– Я только что купила старинную книгу у бомжа, – по-военному четко доложила Саша. – Но главное, книга из библиотеки деда. С его экслибрисом. Я решила выследить бомжа и сейчас иду за ним.

Роль, которую Саша себе придумала, ей невероятно нравилась, но Никита почему-то не оценил и сердито прошипел в трубку:

– С ума сошла? А если он заметит?

– Вряд ли, – заявила она самодовольно. – Дед с похмелья, еле ноги передвигает. Сильно сомневаюсь, что увидит. Ты понимаешь? Книгу он скорее всего украл из нашей квартиры.

– Думаешь, именно он организовал налет? Старик-бомж? Вскрыл замок, оставил на местах более ценные вещи и телик и спер книгу? Сумасшедший библиофил? Или это и впрямь ценная книга?

– Книга старая, начало двадцатого века, но не в этом дело. Очень уж необычный старик. Явно спившийся интеллигент. Еще он признался, что раньше был известной личностью! Александр Антонович Соколов, не слышал о таком?

– Не слышал! – рявкнул Никита. – Саня, ты прости, конечно, но тебе лечиться надо. На каком основании ты решила, что он причастен к смерти твоего деда? Только на том, что он спившийся интеллигент?

Саша не дала ему договорить. Соколов вдруг резко свернул за угол и пропал из виду. Она припустила следом и завертела головой, пытаясь отыскать его, и буквально в последний момент заметила, что старик резво рванул к старому, приготовленному на слом деревянному бараку.

– Он должен был либо сам взять у деда книгу, либо знает, где она побывала, – зачастила она в трубку. – В любом случае это свидетель.

– Я сейчас приеду, – строго сказал Никита. – Говори, где ты.

– На улице Гоголя. Возле старого барака недалеко от магазина «Уют». Дед к нему направился.

– Буду минут через двадцать, а ты докладывай, если куда-то свернете. Только не суйся никуда! – быстро приказал Никита и отключился.

Саша убрала телефон в сумку и огляделась. Пока она говорила с Никитой, старик исчез где-то в запущенном дворе полуразрушенного бревенчатого здания, зиявшего пустыми проемами дверей и окон. Недолго думая, Саша направилась к ближнему подъезду. Лавируя между кучами хлама, она подошла к крыльцу с прогнившими ступенями и снова огляделась. Узкая, едва заметная в траве тропинка вела к дыре в покосившемся заборе.

И куда теперь?

Саша поежилась, решая, двинуться ли на поиски Соколова или дождаться Никиту. За то время, пока Шмелев доберется до места, старик вполне способен исчезнуть навсегда, а если успеет еще и выпить, то не факт, что найдется впоследствии.

Дом показался более перспективным для поисков. Рядом с подъездом валялись битые бутылки, банки, куски штукатурки, старых обоев и ветхое тряпье. Саша подумала, что ничего страшного не случится, если она заглянет сначала внутрь дома, а затем пройдет по тропинке к забору. Она крадучись, по ступенькам крыльца вошла в подъезд, стараясь не наступать на битое стекло.

В подъезде было прохладно и сыро. Сильно воняло кошками, плесенью и гнилыми тряпками. Вверх уходила лестница с разбитыми перилами. Налево виднелась дверь, висевшая на одной петле. Она вела в одну из квартир. А справа все пространство было завалено досками и кусками шифера. Саша запоздало подумала, что соваться сюда явно не стоило, попятилась в сторону светлого пятна – выхода из подъезда, но выбраться наружу не успела.