355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Ирина Измайлова » Месть троянского коня » Текст книги (страница 1)
Месть троянского коня
  • Текст добавлен: 29 марта 2017, 18:30

Текст книги "Месть троянского коня"


Автор книги: Ирина Измайлова



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Ирина Измайлова
Месть троянского коня

ЧАСТЬ I
ТРОЯНСКИЙ КОНЬ

Глава 1

– Тихо, тихо! Ты так шлепаешь сандалиями, что разбудишь и глухого! Сняла бы ты их лучше!

– И куда их девать? Сам потише сопи носом… Отогни занавесь – ничего же не видно…

– Вот, отогнул… Смотри–ка, а он спит на боку, и руку кладет под голову, точно, как ты… Ну, и что в нем страшного?

– А знаешь, совсем ничего! Он даже очень красивый… И волосы у него немножко вьются, почти как у Гектора.

– У меня они тоже вьются. И у тебя бы вились, если бы не были такие длинные! Ну что, положим цветы поближе или оставим на подоконнике?

– Отсюда их ветром сдует! Влезай, я за тобой…

– А если проснется?

– Ну и что? Съест нас? Еще недавно ты чуть ли не сражаться с ним рвался, а теперь боишься даже подойти к нему! Лезь!

– Да я уже влез, пока ты болтала! Но влезай уж и сама и клади свои цветы, как собиралась – прямо на подушки! Не положишь – я всем скажу, что ты и есть – первая трусиха! Давай руку… Ой!.. У тебя пояс зацепился за светильник… Ой…

– Держи, держи, держи!.. Ай, па–а–а-дает!!! Ой–й–й…

Грохот рухнувшего светильника ворвался в хрустальный мир сновидения и разбил его вдребезги.

Ахиллу снилось, что он вновь плывет на корабле, на том далеком корабле, который увез его из детства прямо на войну… Корабль вновь, как двенадцать лет назад, подплывал к берегу, вновь открывались незнакомые, полуутонувшие в тумане равнины и горы Троады. Сейчас корабль ткнется килем в дно… вот он уже у берега…

Но корабль плыл и плыл, будто море длинным рукавом врезалось в берег, или судно вдруг обрело способность плыть по суше… Корабль шел посреди туманной равнины, шел уже сам – гребцы подняли весла и не гребли.

И вот впереди проступили очертания Троянской стены, и вновь, как в эту ночь, загадочно и странно засияли блеском серебра величавые Скейские ворота… Вот они раскрываются, как перед их колесницей… Корабль входит в них, и перед ним разворачивается площадь – невероятная своими размерами и красотой площадь Коня.

Пять храмов образуют ее, не обступая, но как бы обрамляя широкое, полукруглое пространство. Посередине, как раз напротив ворот, – высокий, весь белый храм Зевса. Семьдесят ступеней ведут на его громадный подиум, над которым возносится фронтон, опирающийся на шестнадцать гладких колонн белого мрамора. Серебряные скульптуры фронтона сверкают в лунном свете. (Почему луна? Они же плыли днем!). Справа – желто–красный, вытянутый, многоколонный храм Афины Паллады, со статуями в каждом проеме. Изогнувшийся полукругом храм Гермеса, над фронтоном которого, неведомо как удерживаясь, летит, опираясь лишь кончиком левой ноги в крылатой сандалии, бог–колдун, бог – покровитель атлетов и… мошенников, бог–лгунишка и незаменимый вестник Олимпа… Его храм оплетают кусты вьющихся роз. Слева от храма Зевса – святилища Посейдона и Афродиты. Над храмом богини любви и красоты – огромная (настоящая!), сияющая перламутром раковина, и из нее как бы выходит и возносится нежная мраморная фигура. Не женщины, не обольстительной красавицы… но юной девушки, чистой и непорочной, какой она родилась из пены морской, с развевающимися волосами, с руками, целомудренно прижатым к обнаженным плечам, с которых скользит вниз легчайшее мраморное покрывало… И тоже вьющиеся розы, но если у храма Гермеса они алые, то здесь – белые, почти призрачные, светящиеся в полутьме, как крохотные факелы…

И главное на этой площади: перед храмом Зевса высится, сверкая золотом, гигантская фигура коня. Как будто живой – шея гордо изогнута, правая передняя нога приподнята, точно вот–вот станет бить копытом о базальтовые плиты. Но он раз в двадцать больше обычной лошади.

– Что это?!

– Это? – Гектор смотрит и улыбается. – Это – Троянский Конь. Фигура деревянная, но обшита вызолоченными пластинами меди. По старому преданию, первый царь Трои Ил основал город на том месте, где остановился волшебный конь, посланный богом Аполлоном. У нас считается, что конь – священный зверь сребролукого бога. Персы чтут божество, подобное Аполлону, и зовут его Мигрой[1]1
  Мигра – древнеазиатское божество света.


[Закрыть]
. Его священное животное – тоже конь. Я ведь говорил тебе: мы азиаты, и в нашем почитании богов много азиатских традиций…

Дальше, за широким просветом улицы, огибающей храм Зевса, открываются освещенные лунным светом силуэты великолепных зданий. Корабль плывет, плывет по этой улице, вымощенной плитами темного базальта. Еще улица, еще… Кругом шумит толпа… Что они кричат? Откуда столько людей среди ночи, и откуда столько цветов?

А впереди возникает сказочный силуэт дворца – дворца, где один портик возносится над другим и одна широкая лестница продолжает другую, еще более широкую… И…

Грохот упавшего светильника и пронзительный визг вырвали Ахилла из его прекрасного сновидения. Он вздрогнул, резко повернулся на спину, открыл глаза…

Было или не было? Где он? Неужели была эта ночь – раскрывшиеся перед его колесницей Скейские ворота, стража, обезумевшая при виде живого Гектора… Потом сбегающиеся отовсюду люди (когда они успели проснуться?..) и Гектор, стоящий во весь рост на колеснице, повернувшийся к этой на глазах растущей толпе, и его голос, покрывший общий шум и рев:

– Троянцы, вы не бредите: я жив, и я вернулся! Подойдите и дотроньтесь до меня, если сомневаетесь! Я не просто вернулся, я несу вам радостную весть – война должна завершиться! Мы двенадцать лет думали, что сражаемся с беспощадными и злобными убийцами… Но мы ошибались! Сейчас рядом со мною стоит человек, который спас мне жизнь. Человек, которого мы считали самым страшным из наших врагов. И именно он бьется сейчас за наше спасение! Он стал моим другом, имея полное право меня ненавидеть. Вы его не узнаете? Склонитесь перед ним! Это – самый великий воин, самый бесстрашный и самый великодушный…

Ошеломленные, испуганные, смятенные лица. Толпа отшатывается, вопит, снова подается вперед. И громовой крик, крик тысяч(!) людей:

– Эвоэ! Эвоэ великому Ахиллу!!!

Последнее, что он помнил более или менее ясно – бегущая к ним женщина в серебристом, волнующемся платье. Она бежала по крутым ступеням дворца, и светлое покрывало, как крыло, взвивалось над венцом ее роскошных волос.

– Гектор! Сыночек мой!!! Гектор!

И потом она вдруг упала на колени…

– Ахилл! Да отблагодарят тебя боги за всю твою доброту…

– Но ты прокляла меня, царица Гекуба!

– Я прокляла не тебя, а убийцу Гектора. Вот он Гектор, рядом со мною. Я никого не проклинала.

Прекрасные мраморные и бронзовые лестницы, коридоры, освещенные ровным пламенем высоких светильников, бассейн с теплой (!) водой… Это уже был почти сон. И эта постель – мягкая, ласковая, застеленная тончайшими и дорогими тканями. Ароматные свечи догорели, и стало темно. И один сон сменился другим…

– Что случилось? Кто вы такие?

Он сел на постели, привычно протянув руку к оружию. Но оружия не было.

И не было никакой опасности. Витой бронзовый светильник валялся на полу, шагах в десяти от кровати. Сама кровать стояла почти посередине большой, светлой комнаты, с выбеленными стенами, расписанными по карнизу и по низу веселым цветочным орнаментом. В этой комнате, кроме кровати, двух светильников с расплавленными остатками свечей, резного золоченого кресла, да невысокого столика, сплошь отделанного розовым деревом и перламутром, ничего не было.

Над упавшим светильником стояла в испуганной позе совсем юная девушка, лет пятнадцати, одетая в шафраново–желтое платье, подхваченное под грудью алым поясом (он и зацепился только что за светильник). Девушка прижимала к груди огромный букет тигровых лилий. Они касались ее лица, и на воинственно вздернутом носике и на щеках, покрытых солнечным румянцем, виднелись желтые пятна цветочной пыльцы.

Юноша, примерно годом постарше, такой же смуглый, черноволосый и кудрявый, стоял на широком подоконнике огромного окна и давился от смеха, глядя на испуг своей сестры. Что они брат и сестра, не могло быть сомнений – они были очень похожи друг на друга. И, вместе с тем и он, и она были похожи на Гектора…

– Здравствуй, богоравный Ахилл! – проговорила девушка, опуская глаза и делая неловкий шаг к кровати, – Прости, что я… что мы тебя разбудили. Я только хотела положить тебе в изголовье эти цветы… У нас такой обычай… Я – Поликсена, младшая дочь Приама и Гекубы. А это – мой брат Троил.

– Приветствую вас! – ответил Пелид, протирая глаза и начиная понимать, что он действительно не спит, и что все это не просто происходит, но происходит в Трое. – Приветствую вас. Спасибо. А… Как вы вошли?

– В окно, – за сестру ответил Троил и смущенно улыбнулся. – Там широкий карниз, мы часто по нему лазаем… Очень хотелось посмотреть на тебя.

– Да? Ну и как?

– Ты нам понравился! – с детской непосредственностью воскликнула юная царевна. – Я положу цветы на столик, и мы уйдем. Ты можешь снова уснуть. Но вообще–то уже давно утро, и весь дворец ждет, когда ты проснешься, потому что отец приказал не накрывать столов к трапезе, пока ты не придешь.

– О, боги!

Ахилл хотел вскочить с постели, но тут же сообразил, что лежит нагишом, и вставать так при дочери Приама будет, пожалуй, неучтиво.

– Мы уходим! – девушка заметила его смущение и, кажется, от души развеселилась (в самом деле, до чего много позволено троянским женщинам!). Потом поклонилась и, подбежав к подоконнику, ловко вскинула на него ножку, обутую в сандалию из вызолоченной кожи.

– Поликсена! – окликнул ее брат. – Выйти–то можно и в дверь… Прости нас, Ахилл. Ты все спал и спал, а нам, и правда, очень хотелось на тебя взглянуть. В доспехах ты кажешься гораздо старше.

Они исчезли за массивной дверью, так искусно инкрустированной разными породами дерева, что даже на небольшом расстоянии казалось, будто гирлянды желтых и розовых цветов на ней нарисованы красками…

Глава 2

Ахилл встал, поискав глазами свой хитон и сандалии. Сандалии лежали там, где он их сбросил – чуть ли не посередине комнаты, а вместо его запыленного хитона на спинке кресла был развешен белый широкий пеплос[2]2
  Пеплос – род накидки. Надевался через голову, с боков обычно подхватывался поясом. Мог служить как верхней, так и нижней одеждой.


[Закрыть]
.

Герой в душе подивился себе: выходит, он проспал здесь много часов подряд, да так крепко, что вообще ничего вокруг себя не слышал! В комнату входили, возможно, и не раз, а он не просыпался. Это с его–то отменным слухом и чутким, как у собаки, сном! Что так усыпило его осторожность, да еще в самом центре вражеского города, среди людей, которым, по всем законам разума, он не мог и не должен был доверять?!

На столике, на красивой серебряной тарелке лежала бронзовая, украшенная сердоликами, погремушка. Пелид уже видел такие и знал, что знатные троянцы используют их, чтобы вызывать своих рабов. Он взял погремушку, покрутил ее в руках и встряхнул, и та забренчала так громко, что герой невольно отстранил ее подальше.

Дверь раскрылась, и в комнату вошла немолодая, дородная женщина. Она держалась непринужденно, одета была хотя и просто, но очень красиво – в темно–коричневое платье, с темным полупрозрачным покрывалом на седых волосах, не остриженных, а собранных в тугой узел[3]3
  Рабыни в Древней Греции, как правило, стригли волосы коротко, поскольку редко имели возможность за ними ухаживать.


[Закрыть]
. О том, что она рабыня, Ахилл догадался лишь по особой, заученной глубине поклона, да по медным браслетам на обеих руках: он уже знал, что троянка, приближенная к царю и его родне, ничего, кроме серебра или золота, носить бы не стала…

– Доброе утро, господин! – произнесла женщина на идеальном критском наречии. – Чем могу служить тебе?

– Принеси кувшин и таз – я хочу умыться, – сказал базилевс. – И где мой хитон?

– Твой хитон был очень запылен, – ответила женщина, вновь кланяясь. – Его выстирали, и скоро он высохнет. Но не угодно ли тебе принять ванну и пока что облачиться в другие одежды, чтобы в достойном тебя виде прийти на царский обед?

– На обед?! – ахнул герой. – Сейчас уже время обеда?

– Да, мой господин. Ты спал очень долго, и на солнечных часах, что на нашей террасе – уже два часа после полудня… Пройди вот сюда.

Она откинула золотистую штору, отделявшую комнату от второго, меньшего по размеру помещения, посреди которого красовалась ванна, сделанная, судя по всему, из чистого серебра. Она была так велика, что Ахилл мог легко поместиться в ней целиком и даже вытянуться во весь рост. Пелид никогда не видел ничего подобного. Собственно, он вообще видел ванну раза три в своей жизни, последний раз это было перед самым началом войны, во время его визита в Микены. Но роскошная, по его понятиям, ванна во дворце Агамемнона не шла ни в какое сравнение с этой…

Над водой, заполнившей ванну до краев, поднимался пар.

– Рабы уже несколько раз меняли воду, ожидая твоего пробуждения, – сказала женщина. – Окунись и окажи мне, недостойной, честь – позволь помочь тебе в омовении.

Ахилл сбросил пеплос и окунулся в прозрачную, ласкающую тело воду. При этом женщина заметила на его теле едва затянувшиеся раны, оставленные стрелами амазонок.

– Горячая вода не разбередит их? – спросила она с беспокойством. – Как бы не стали кровоточить…

– У меня быстро все заживает, – возразил герой. – Меня издырявили три дня назад, и, видишь, уже все зарубцевалось. Бояться нечего.

– Ну и хорошо… А раз так, то сделаем воду получше.

Рабыня достала откуда–то и кинула в ванну несколько зеленоватых толстых шишек. Шишки вдруг зашипели и стали источать густую пену, пахнущую древесной смолой и травой.

– Что это? – в изумлении спросил Пелид.

– Это мы называем афорой[4]4
  О шишках, которые пенятся в воде, подобно мылу, нередко упоминали путешественники по странам Востока.


[Закрыть]
, – улыбнулась рабыня. – Ее привозили сюда восточные торговцы, и во дворце большие запасы этих шишек. Пена, которую они выделяют в горячей воде, помогает очищать тело и смягчает кожу. С афорой и стирать легче, но она очень дорога и используется только для праздничных царских одежд. Позволь, господин…

С этими словами она кинула в ванну самую обычную морскую губку, и когда та размокла, потерла об нее одну из шишек афоры, а затем стала растирать этой губкой плечи, спину и руки Ахилла. Это доставило ему такое неслыханное удовольствие, что он зажмурился.

Рабыня своими ловкими и сильными руками растерла все его тело, смело окунаясь чуть не целиком в воду, затем вновь вспенила губку и принялась возиться с волосами Пелида, которые щедро поливала такой же теплой водой из серебряного кувшина и мыла, мыла, мыла…

– Хватит! – возмолился Ахилл. – Я же усну…

– Сейчас, господин мой! Еще немного… Я вижу, ты, как и наши молодые мужчины, не носишь бороды…

Еще взмах губки. Пена приятно защекотала щеки героя, а рабыня тонким и небывало острым бритвенным лезвием принялась осторожно сбривать с них выросшую за последние два дня густую щетину.

«Я просто сошел с ума! – мелькнуло в голове Ахилла. – Валяюсь в ванне, даю натирать себя неизвестно, какими зельями, а теперь еще и преспокойно подставляю горло под бритву… Да что же это со мной?!»

Он думал так, а сам, между тем, не испытывал никакого беспокойства, совершенно уверенный, что ничего плохого с ним здесь НЕ МОЖЕТ случиться…

Когда он вышел из ванны, рабыня аккуратно растерла его тело большой мягкой простыней и потрясла погремушкой. Вошли двое юношей в светлых набедренных повязках и, низко поклонившись, положили на резную скамью аккуратно сложенную одежду.

– Надень вот это, господин, если, конечно, тебе понравится! – сказала женщина.

Он и не подумал спорить и послушно надел принесенный рабами малиновый хитон, узкий в талии, с широкими, до локтей, рукавами. Сшитый из тонкой, но плотной материи, он был мягок и приятно ласкал тело. Его рукава и подол украшало тонкое золотое шитье, а пояс был из тончайшей кожи, сплошь затканной золотом. Хитон доставал Пелиду до колен.

– Хочешь какие–нибудь украшения? – спросила рабыня. – Браслеты, гривну, перстни, цепь на шею?

– Я ничего такого не ношу, – покачал головой Ахилл. – Дай мне лучше гребень, чтобы пригладить волосы, не то, боюсь, я похож на сатира.

– Ты так красив, что даже стыдно слушать подобные слова! – на лице служанки появилась легкая, добрая улыбка. – Сядь в кресло: я сама уложу твои волосы. Вон, как они красиво стали виться после мытья!

Спустя немного времени он вышел из своего покоя и обнаружил, что дверь ведет в один из широких коридоров второго этажа. Комнаты располагались здесь лишь с одной стороны, а с другой был ряд высоченных окон, выходивших в один из внутренних дворов. Точнее, они выходили на широкую террасу, которую соединял с коридором расположенный посередине дверной проем. И эта дверь без створок, и окна, украшенные по бокам витыми колоннами, и перила террасы, – все было покрыто побегами вьющихся роз. Они цвели – белые, желтые, розовые, красные, – их запах делал воздух густым, как настой. Простенки между окнами были выбелены и разрисованы такими же розовыми кустами и виноградными лозами, меж которых резвились лани и порхали птицы.

Коридор вывел на широкую мраморную лестницу, которую Ахилл сразу узнал: вчера он поднимался по ней в сопровождении целой толпы обитателей дворца, но потом они исчезли, и в спальный покой его провожали только трое или четверо рабов.

Герой остановился на площадке лестницы, любуясь украшающими ее пролеты бронзовыми статуями. То были фигуры девушек, одетых в короткие, до колен, юбочки и держащих на голове большие плоские чаши. Тут же Ахилл вспомнил, что это не просто статуи, а светильники: ночью в чашах горел огонь…

– Здравствуй, Ахилл! Как спалось тебе в нашем доме?

Он поднял голову. На площадке одного из верхних пролетов, ведущих к третьему этажу, стоял Гектор.

Ахилл смутно помнил их вчерашнее прощание: они расстались в одном из коридоров дворца – троянского героя целой толпою окружили его родные, и он, уже обернувшись, на ходу, крикнул: «Утром увидимся! Доброй тебе ночи!» Его лицо, исхудавшее, еще очень бледное, светилось радостью.

Сейчас это был словно другой человек. Он преобразился: бледность, тени вокруг глаз – все исчезло. Спокойная сила, уверенность и воля были в этом лице. На щеках играл смуглый румянец, глаза блестели.

Обычно Гектор одевался предельно просто, но в этот день, объявленный царем Приамом днем праздника, изменил своему обычаю. На нем был хитон из черной легкой материи, матово–блестящей, расшитой серебром, который доходил до колен, а концы кованого серебряного пояса с подвесками в виде конских голов свисали ниже подола. Алый, тоже расшитый серебряными узорами плащ был переброшен через левое плечо героя и сколот серебряной пряжкой в виде скачущей лошади. Шею охватывало широкое, на манер египетского, ожерелье, золотое с серебром и эмалью. Оно было надето не только как украшение, но с целью закрыть огромный багровый шрам, пересекавший горло. На левой руке выше локтя тускло поблескивал червленый браслет. Великолепные волосы Гектора волнами опускались на плечи, подхваченные широким серебряным венцом.

– Здравствуй, Гектор! – ответил Ахилл на приветствие царевича. – Как ты изменился со вчерашнего дня… Будто сразу выздоровел!

– До этого далеко! – троянец улыбнулся. – Я еще слаб в ногах, и голова не совсем моя… кружится. Но эти стены… и объятия матери… Знаешь, я словно вынырнул из бездны!

И, уже не смущаясь, Гектор спустился на несколько ступенек вниз, подошел к Ахиллу и обнял его.

Пелид ответил такими же крепкими объятиями.

– Я спал, как летучая мышь! – произнес он смущенно. – Полдня проспал! Говорят, из–за меня никто во дворце не садится обедать…

Гектор засмеялся.

– Нас ждут в большом зале. Вся царская семья, все родные, все придворные собрались. Все хотят увидеть и поблагодарить тебя. Мы с отцом сегодня уже выходили на балкон дворца – внизу собралась большая толпа людей, отец обратился к троянцам и рассказал обо всем, что произошло, и что мы должны делать дальше. Люди ликовали. Я видел. Крик стоял такой, что не было слышно тимпанов, в которые била стража, чтобы утихомирить народ.

– И я не проснулся! – проговорил Ахилл смущенно.

– Но твоя комната выходит в коридор, смежный с внутренним двором, и это очень далеко от центрального портика и от балкона. Архитекторы, которые строили это здание, подумали о таких вещах.

– А мне можно будет осмотреть весь дворец? – спросил базилевс.

– Конечно. И дворец, и весь город. Сразу, как пообедаем. Идем.

Они спустились еще на один пролет лестницы и вышли во внутренний двор, по размерам напоминавший небольшую площадь. Мощеный светлыми кирпичами, обсаженный по краям розовыми кустами, с бассейном посередине, он был очень наряден. Герои пересекли его и оказались перед широким порталом, который вел в центральную часть дворца. Из светлого коридора навстречу им вышла Андромаха. Ее волшебное превращение поразило Ахилла еще сильнее, чем царственное величие Гектора. Молодая женщина была в узком голубом платье из легчайшей ткани, такой тонкой, что она казалась прозрачной. Плотно облегая и подчеркивая высокую грудь и тонкую талию троянки, платье оставляло плечи совершенно открытыми, держась на лямках, сделанных в виде цепочек из посеребренной кожи. Таким же был и пояс. Покрывало, тоже голубое, все в замысловатых кружевах, не скрывало наготы плеч – оно просвечивало, как утренняя дымка. Медно–рыжие волосы были уложены в изысканно простую прическу, но несколько локонов, как бы нечаянно, выбивались из нее и скользили по точеной шее Андромахи. Два одинаковых серебряных браслета в виде змеек с изумрудными глазами обвивали запястья, и такие же свернувшиеся кольцами змейки свисали с мочек ушей.

Она шла легко, почти летела, вся исполненная радости, настолько прекрасная, что мужчины разом остановились, едва увидев ее. За нею спешила рабыня, держа на руках румяного, весело смеющегося Астианакса.

– Здравствуй, Ахилл! – Андромаха остановилась, низко склонилась перед героем и, улыбаясь, выпрямилась. – Гектор велел мне переодеться к обеду и ждать со всеми в зале, но я… мне очень хотелось, чтобы ты раньше, чем увидишь их всех, увидел нашего сына! Я плохо сделала, Гектор?

– Хорошо! – ответил троянский герой, обнимая ее. – Ну и платье!.. Даже не знал, что у тебя такое есть… Я же влюблюсь в тебя еще сильнее. Просто с ума сойду!

– Так тебе и надо! – прошептала Андромаха – Больше бегай за амазонками… Ахилл, нашего сына зовут Астианакс. Ему три года. И как он тебе?

– Вылитый Гектор, только маленький! – Ахилл засмеялся и протянул руку мальчику, который, сидя на руках рабыни, перестал смеяться и серьезно смотрел на него.

– Ты Ахилл, да? – спросил он, вкладывая крохотную теплую ладошку в руку героя.

– Да.

– Я тебя знаю. Ты спас моего отца.

Базилевс невольно вздрогнул.

– Это кто тебе сказал?

– Мама. И папа. И все.

– И больше ты обо мне ничего не слышал?

Астианакс мотнул кудрявой головкой.

– Не. Ну… Слышал. Что раньше тебя все боялись. А почему тебя боялись? Ты же добрый…

Ахилл сделал над собой невероятное усилие, чтобы выдержать прямой взгляд больших, темных, как у Гектора, глаз малыша.

– Раньше я был злой, – сказал он.

– Не–е–е… – кудряшки решительно затряслись. – Не был! Мама, он врет, да?

– Врет! – кивнула Андромаха. – Он всегда был добрый.

– Как вы оба разговариваете с нашим гостем? – возмутился Гектор. – «Врет»! Что за слова?

– Я больше не буду! – с готовностью воскликнул мальчик. – Ахилл, а мама говорила, что у тебя есть красивый, большой–большой пес, и он умный и знает все слова… А ты мне его покажешь?

– Обязательно!

Повинуясь неожиданному порыву, герой взял ребенка с рук рабыни и крепко поцеловал в тугую абрикосовую щеку. Астианакс тут же поцеловал его в ответ.

– Он тоже полюбил тебя! – сказал Гектор.

Потом подхватил сына подмышки, подкинул чуть не до высокого свода коридора, вызвав этим восторженный визг малыша, поймал его и передал рабыне.

– Погуляй с ним, Эфра, пока мы будем трапезничать. Мы и так опаздываем. Ого! Слышите? Гонг! Это значит, что к трапезе уже все готово, и все уже там.

Миновав коридор, они вошли в большой зал Приамова дворца, разлившийся перед ними ослепительным светом и стройным пением кифар.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю