Текст книги "Месть троянского коня"

Автор книги: Ирина Измайлова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Глава 5

Праздник начался на рассвете.

Едва первые проблески зари окрасили вершины холмов, Троянскую долину огласили мощные и стройные звуки. Они напоминали пение флейт, но были в сотни раз сильнее и глубже, а мелодия, в которую они слагались, при всей своей простоте, поражала красотою. Это звучали лонтры, музыкальные инструменты, которыми в Трое всегда сопровождали любое торжественное событие. Лонтра внешне походила на флейту, только была гораздо длиннее и толще, и вместо дырочек в ней проделывались узкие отверстия–щели, расположенные возле широкого конца. Ее делали из особых пород дерева и вставляли внутрь трубку, свернутую из тончайшей пластины серебра[16]16
  Название и описание этого инструмента мне нигде ранее не встречалось. (Прим. А. Каверина).


[Закрыть]. Голос лонтры оглашал огромное пространство, с ее помощью можно было подавать сигналы армии во время сражения, но инструмент считался священным и использовать его для битвы запрещалось, поэтому в армии пользовались обычным сигнальным рогом.

Впервые за двенадцать лет Скейские ворота распахнулись не для того, чтобы пропустить отряды воинов. Они раскрылись во всю ширину, но какое–то время в них не было видно никого, кроме городской стражи. И вот появились десятка два юношей, облаченных в длинные пурпурные хитоны. Это младшие жрецы храма Аполлона шли торжественным шагом, неся огромные гирлянды цветов. Вторя голосам лонтр, они пели утренний гимн богу Аполлону и славили свет солнца и наступление утра. За ними показались музыканты с лонтрами, затем флейтисты и девушки с кифарами. Но кифары и флейты пока молчали, их время не настало.

В величавую музыку лонтр вторглись гулкие удары тимпанов. Их несли мальчики, одетые в светлые туники и яркие плащи, в венках из веточек туи, дерева любви. Вслед за ними показалась процессия жрецов. Старшие жрецы Трои, подобно египетским служителям богов, носили только белую одежду, но у них она была украшена золотой или серебряной каймой, а на груди всегда вышивались символы божества, которому посвящал себя жрец.

Впереди шли жрецы Аполлона в лавровых венках, вышитые ветви лавра украшали их одеяния. Они вели белых овец, которых предстояло первыми принести в жертву. Завершить праздник, впервые за много–много лет, должна была величавая гекатомба[17]17
  Гекатомба – жертвоприношение ста быков. Совершалось редко, в особо торжественных случаях.


[Закрыть], совершаемая в честь окончания войны и заключения мира. Но предназначенных для нее быков пока держали в загонах на склонах холма.

Следом за жрецами Аполлона выступали жрецы храма Зевса (только раз в году они бывали вторыми в праздничном шествии, когда повелитель богов уступал на один день славу и почести своему лучезарному сыну). Потом двигалась процессия храма Афины Паллады, неся перед собою золотую фигурку богини – знаменитый Троянский палладий[18]18
  Троянский палладий – известный по мифам талисман города Трои, золотая статуэтка богини Афины Паллады.


[Закрыть], за ними шли жрицы храма Артемиды–девы и жрецы Посейдона. Служители храма Диониса по обычаю несли для жертвоприношения кувшины с вином и корзины плодов. Шествие жрецов замыкали служители таинственной Астарты – высокий седовласый Лаокоон и двое его сыновей. Только они были не в белых, а в темно–синих одеждах, украшенных вышитыми серебром змеями. В их руках были посохи, каждый из которых завершался резной змеиной головой. Лаокоон, в отличие от своего отца, мрачного Адамахта, не носил привешенного к концу бороды змеиного черепа, да и нрава был не столь угрюмого, а потому не внушал троянцам трепета и тайной неприязни. Следом за жрецами шли юноши и девушки с лавровыми ветвями в руках.

Процессия выливалась из Скейских ворот и, огибая восточный угол стены, медленно поднималась по когда–то людной, ныне же пустынной дороге к холму Аполлона, к храму, построенному, по преданию, основателем города Критским героем Илом, откуда и происходило второе название великой Трои – Илион. Здесь должно было состояться первое жертвоприношение и прославление бога–покровителя города. Оно всегда происходило на восходе солнца, но последние двенадцать лет совершалось в стенах Трои, в самом же храме одиноко и бесстрашно служил только старый Хрис, который теперь готовился встретить шествие и возглавить службу.

Пока жрецы, музыканты и лавроносцы открывали праздник, огромная городская площадь заполнялась людьми. Здесь были теперь все жители Трои: самые юные и самые старые, семьи с детьми – большими, маленькими, грудными. Богатые и бедные, ремесленники и воины, торговцы, не забывшие взять с собою понемногу товара, чтобы предлагать его во время праздника, рабы, либо сопровождавшие своих хозяев, либо отпущенные по случаю торжества и вольные в этот день делать, что им вздумается, гетеры из верхнего города, виноделы, охотники и пастухи, заранее пришедшие в город из далеких сел – весть о том, что наступил мир, ворота откроются и праздник пройдет за пределами Трои, облетела, кажется, уже всю Троаду.

Собравшиеся ждали царской колесницы. Она не замедлила выехать из дворца и, встреченная ликующими криками, двинулась к золоченой статуе Троянского Коня. Приам, на этот раз одетый с утонченной роскошью восточного царя, но без показной пышности, стоял в колеснице рядом со своей женой. На Гекубе было густо–малиновое платье, расшитое по вороту рубинами, и сплошь затканное золотом покрывало из тончайшей, совершенно прозрачной ткани. Царские венцы были обвиты венками лавра. За колесницей Приама показалось еще несколько – в них ехали его уцелевшие в битвах сыновья, брат царя Анхис и племянник Эней, самые знаменитые троянские герои. Появление колесницы Гектора было встречено ревом толпы, перекрывшим звучание лонтр и тимпанов. Люди бросали в колесницу цветы и ветки туи, пытались, подпрыгнув, дотронуться до своего героя, ликуя, желали ему победы в состязаниях. В этот день – и об этом уже все знали – Гектор, впервые после своего тяжелого ранения, собирался вновь померяться силами с другими героями на больших праздничных играх. Он смеялся в ответ на приветствия, здоровался с воинами, окружившими колесницу, то и дело осаживал своего возницу, чтобы тот, в усердии не отстать от колесницы Приама, кого–нибудь не задавил. Троянцы были так рады Гектору, что почти никто не заметил одной особенности: на голове героя был не лавровый венок, как на всех царских сыновьях и знати, а простой серебряный обруч, который он носил и в обычные дни.

Когда царская колесница достигла Троянского Коня, произошло то, чего все ждали, о чем за годы войны успели почти забыть – статуя ожила! Огромный конь медленно и величаво тронулся со своего места и, сопровождаемый ликующими криками, двинулся к Скейским воротам. Рассвет уже наступил, уже разгоралась над холмами заря, и в ее блеске великолепная статуя сверкала чистым золотом. Колеса, спрятанные в копытах коня, были совершенно незаметны, механическое устройство, приводимое в движение двенадцатью находившимися внутри статуи рабами, работало бесшумно и со стороны казалось, будто Троянский Конь действительно ожил и движется сам по себе!

Ахилл, Одиссей и Антилох стояли на выступающей сторожевой площадке Троянской стены, справа от Скейских ворот, и во все глаза следили за великолепным шествием.

Ахилл был приглашен на праздник Аполлона давно, и был единственным ахейцем, получившим приглашение от самого царя, притом еще до окончательного заключения мира. Когда соглашение с Агамемноном было достигнуто, назначено время выплаты дани и вооруженное противостояние прекращено твердыми приказами с обеих сторон, ахейским базилевсам передали, что Приам будет рад, если кто–то из них захочет посетить его праздник, и что им будут оказаны почести. Атриды побороли искушение, не подозревая на этот раз коварства со стороны Приама, но разумно рассудив, что любое случайно брошенное слово, нечаянная обида, неосторожный намек могут вновь вызвать вражду. К тому же, если идти в Трою им, то надо брать и воинов, а уж стычку между ними и воинами троянскими можно считать предрешенной – двенадцать лет смертельной ненависти не могли быть забыты за несколько дней. Возможно, втайне гордым братьям Атридам и хотелось бы чтобы случайная ссора привела к возобновлению войны, однако теперь это было вдвойне невозможно: Ахилл уже никогда не будет сражаться с троянцами, и у троянцев снова есть Гектор…

Но базилевсу итакийцев хитроумному Одиссею, было не справиться со своим любопытством, к тому же он искренне радовался миру и совершенно не собирался его нарушать. Он не питал жгучей ненависти к троянцам, зато любил Ахилла и был ему бесконечно благодарен за прекращение войны. И когда мирмидонский базилевс предложил ему пойти на праздник Аполлона вместе с ним, сын Лаэрта с радостью согласился. Что до Антилоха, то ему, не помнившему настоящих праздников на родине, очень хотелось повеселиться, да и увидеть Трою тоже хотелось.

Они пришли едва стало светать, и имя Ахилла, названное страже, тотчас раскрыло перед ними ворота. Более того, когда сообразительный Одиссей, понимавший, что, стоя внизу, они мало что увидят, попросил у начальника стражи позволения подняться на стену – чтобы посмотреть начало праздника с ее высоты, тот позволил, лишь незаметно отдав своим воинам приказ следить за ахейцами. Но сделано это было из простой добросовестности.

– Как она едет, эта фигурища? – прошептал Одиссей, любуясь величавым движением Троянского Коня. – В жизни не видывал ничего подобного! У нее наверняка внутри люди.

– Так и есть, – кивнул Ахилл. – Но что за красота, а! Как тебе город?

– Ты был прав, – Одиссей огляделся, обозревая освещенную рассветом Трою, улицы которой были полны людей и оттого особенно нарядны. – Она прекраснее Микен, прекраснее Критских городов, прекраснее Афин. Отсюда всего города не видно, но и того, что я вижу, довольно, чтобы это сказать. И все же, друг мой, при мысли, что я скоро увижу мою серенькую Итаку и мой дворец, сложенный из неотесанных как следует плит и ничем особо не украшенный, и единственный в моих владениях город, где дома одноэтажные, с крохотными окнами, вымазанные глиной – при мысли об этом меня прошибает слеза, а ты знаешь, что я не охотник плакать… Моя Итака кажется мне красивее этого величайшего из городов, и я рвусь к ней всей душою. Но, честно сказать, хорошо, что нам не пришлось все здесь пожечь и порушить. Гнусное было бы дело!

– Как нарядны колесницы царя и царевичей! – прошептал Антилох, во все глаза рассматривая шествие. – Приама я никогда в жизни не видел… Красивый старик. А жена его даже и старухой не кажется! Неужели это она ему нарожала столько сыновей, что мы за двенадцать лет всех не перебили? А кто дальше? Ба-а! Гектор! Никогда его не видел без доспехов. Он же совсем еще молодой… А это кто – Деифоб, что ли? Как ему повезло год назад, что у меня наконечник соскочил с копья… Не то бы он уже так не катался! О, богоравные базилевсы! – тут юноша возвысил голос, не в силах сдержать возмущения. – Посмотрите–ка на пятую колесницу! Это же Парис! И улыбается, и машет рукой, как все троянские герои, будто он тоже герой! Ах ты, собака… Ну, был бы у меня лук!

– Живо уйми свой пыл! – воскликнул Ахилл, хватая Антилоха за руку и с некоторой тревогой оглядываясь на троянскую стражу. – Мы здесь гости. Это первое. Второе – он совсем не улыбается, а строит кислосладкую мину, чтобы не выглядеть хуже всех. С чего ему улыбаться–то? У него жену увезут через несколько дней, опозорят на всю Трою, какие уж тут улыбки!

– А в-третьих, – подхватил Одиссей, – ты стоишь так близко к краю стены, что можешь с нее свалиться. Мне и тебя было бы жаль, но еще меньше хотелось бы, чтобы ты сломал шею кому–то из троянцев внизу и поставил под угрозу договор с Приамом и наш счастливый отъезд из–под стен этого великолепного города!

Под торжественную музыку лонтр и тимпанов Троянский Конь миновал ворота и выехал на дорогу, увлекая за собой царскую колесницу и все шествие. Когда колесница Гектора уже поравнялась со Скейскими воротами, троянский герой, внимательно оглядывавший толпу, с недоумением сказал стоявшему рядом с ним юному Троилу:

– Не могу понять, где Ахилл? Людей очень много, но не мог же он, с его–то ростом, среди них потеряться… Или я ослеп?

– Ты не ослеп, брат, ты просто не туда смотришь, – невозмутимо ответил юноша. – Посмотри наверх!

Гектор живо вскинул голову и увидел Ахилла почти над собою, на выступе стены.

– Ахилл! Да продлят боги твои дни, и чтоб тебя нимфы в лесу защекотали до икоты! – загремел Приамид, не смущаясь тем, что слышат его не только собравшиеся вокруг троянцы, но, вероятно, и царь с царицей, ибо их колесница отъехала еще недалеко – Что ты делаешь на стене?! У меня чуть глаза не лопнули, пока я тебя высматривал… Спускайся поскорее и садись в мою колесницу! Быстро, или из–за нас в воротах застрянет все шествие!

– Здравствуй, Гектор! – так же громко ответил Пелид. – Сейчас спущусь… Но со мною Одиссей, сын Лаэрта, базилевс итакийцев, и сын нашего мудрого Нестора Антилох. Я не хочу оставлять их!

– И не оставляй! Спускайтесь, достойные мужи! – Гектор махнул рукой спутникам Пелида. – Колесниц у нас много. Вниз, скорее! И садитесь, куда захотите, а наши великие мужи потеснятся ради гостей!

Толпа троянцев, между тем, живо разобралась, что к чему. Не успел Ахилл спуститься по крутой каменной лестнице, как навстречу ему уже ринулись десятки людей с цветами и пучками туи, и громовой рев, только что сопровождавший Гектора, обрушился на ахейского героя:

– Слава великому Ахиллу!

– Слава самому благородному и великодушному из наших бывших врагов!

– Хвала сыну Фетиды!

Ахилл подумал, что добраться до колесницы Гектора ему теперь будет нелегко. Он свободно раскидал бы эту толпу в стороны, если бы она состояла из одних мужчин. Но к нему мчались, вопя от восторга, старики, женщины с детьми, какие–то мальчишки, девушки…

– Береги колесницу! – крикнул герой и прыгнул с последней площадки лестницы.

Он одолел в воздухе локтей двадцать, пролетев над головами троянцев, и с грохотом обрушился в колесницу, как раз между Гектором и в ужасе вжавшимся в борт Троилом.

– Привет тебе, друг! – крикнул он, обнимая хохочущего Гектора.

– Считай, что первое состязание ты уже выиграл! – воскликнул тот.

Между тем Одиссей и Антилох, воспользовавшись общей суматохой, тоже спустились со стены и, не раздумывая долго, кинулись оба к разным колесницам, ибо приглашение Гектора уже делало их вторжение уместным и не совсем дерзким.

– Как я рад тебя видеть, хитроумный Одиссей! – вскричал Эней, едва успев отстраниться, когда итакиец вскочил в его повозку. – Давно мы не виделись…

– Я рад тебе еще больше, отважный Эней! – Одиссей улыбался широчайшей улыбкой. – Мы с тобой хорошо дрались, и на поле боя нам вдвоем было тесновато… А вот в колеснице и тебе, такому большущему, и мне, тоже не маленькому, места хватает вполне. Троянские колесницы просторнее наших.

– Да и Троя, видать, попросторнее твоей Итаки! – ухмыльнулся Эней, понимая, что выкинуть дерзкого ахейца из колесницы не может.

– Только что я говорил об этом Ахиллу! – согласился Одиссей. – Я восхищаюсь великой Троей и оттого еще больше скучаю по Итаке.

– И тут я тебя понимаю! – вполне искренно ответил простодушный Эней, и оба героя решили, что все же уместятся в одной повозке…

Что до Антилоха, то он оказался в колеснице Деифоба и хотел было тут же из нее выскочить, опасаясь гнева царского сына – мало того, что сам он был не царской крови, но однажды чуть не прикончил этого самого Деифоба… Однако молодой троянец радушно улыбнулся и воскликнул:

– О, это ты, отважный ахейский юноша! Рад тебе. Год назад твоя небрежность спасла мне жизнь. Как же можно было перед битвой не проверить, хорошо ли закреплен наконечник твоего копья? Не обижайся – я пошутил! Меня зовут Деифоб. А как твое имя?

– Антилох, сын Нестора. Можно с тобою ехать? Я не из царей…

– Так и я всего лишь из царевичей. Поехали!

Троянский Конь в это время уже поднимался по дороге, ведущей к храму Аполлона. За Конем следовала царская колесница, за нею – дворцовая стража, потом – колесницы царевичей и знати, а вокруг и за ними – громадная толпа троянцев.

– Так мало стражи! – удивленно сказал Ахилл Гектору. – Это все же неразумно… Мир заключен, но ахейцы еще здесь.

Гектор засмеялся.

– Все знали, что ты сегодня придешь в Трою. Кого же нам бояться? И воинов здесь достаточно. А оружие в праздник ни к чему выставлять напоказ. Да, а у меня к тебе просьба…

– Проси, о чем хочешь!

– Можно мне надеть лавровый венок?

Ахилл подумал, что его друг шутит.

– Почему ты спрашиваешь у меня? Все ваши герои в венках…

– В том–то и дело. По нашему обычаю воин, в промежутке между двумя праздниками Аполлона проигравший состязание или, тем более, поединок, не может надеть лавр. Если только не разрешит его победитель.

– О, боги! Мог бы и не спрашивать…

– Спасибо! Троил, мой венок!

– Я говорил тебе, что можно не спрашивать? – и младший Приамид вытащил из–под плаща и протянул брату венок, – Надевай скорее.

Солнце вставало над холмами. И когда первые его лучи коснулись кровли белого, как снег, храма, золотой конь остановился перед его лестницей, и жрецы, уже стоявшие толпой на ступенях, запели гимн Аполлону.

* * *

Как ни хотелось Мише и Ане дослушать до конца события троянского праздника, но пришлось смириться: наступало утро, им нужно было спешить на первую электричку, да и Александр Георгиевич, при всей его привычке к долгим лекциям, уже начал терять голос.

Приехать в следующий раз им удалось только спустя неделю.

А до того они совершенно серьезно спорили меж собою, какие состязания состоятся во время праздника Аполлона и кто возьмет за них награды. Дошло чуть не до заключения пари, но устроить тотализатор не удалось: деньги в семье все равно были общие…

Глава 6

– Ну так что же, Гектор? Может, пока не поздно, откажешься состязаться со мною? Любому олуху понятно, что сейчас ты меня не одолеешь – не те силенки! Скажи, что сразу сдаешься – меньше будет позора!

Говоря так, могучий Эней небрежно прохаживался между деревянными скамейками, играя своими великолепными мускулами, потряхивая плечами и похлопывая себя по груди и бедрам. Он еще не снял праздничных одежд, но всем своим видом показывал, что готов к состязаниям.

Когда закончилось торжество на холме Аполлона, Троянский Конь и с ним вся праздничная толпа спустились вниз, вновь обогнули городскую стену и отправились прямо к морю. Золоченая статуя остановилась почти у самой линии прибоя, в том месте, где, по преданию, вышел из воды волшебный конь Аполлона, указавший Илу, в каком месте строить город. Коня развернули головой к городу и к огромному стадиону, который всего за один день очистили от травы и кустов, которыми он за двенадцать лет успел зарости. За все время осады ахейцы так и не заметили этого сооружения, хотя вокруг него и в нем самом не раз кипели их битвы с троянцами. Не заметили потому, что он выглядел всего лишь как громадная, но неглубокая впадина на равнине, окруженная неровными рядами камней, казалось бы, естественного происхождения. Но теперь, когда убрали траву и выгребли наметенный ветрами песок, когда вокруг расположенных радиальными овалами и образующих прихотливые ряды камней поставили еще и множество деревянных скамеек, покрыв их и камни циновками и коврами, когда с восточной стороны расставили роскошные кресла для царской семьи и знати, сразу стало заметно, что это специально устроенное и очень удачно расположенное сооружение для состязаний. Впадина и часть камней были здесь и до основания Трои, все остальное создали искусные троянские архитекторы, придав стадиону самый естественный вид, не нарушающий торжественной гармонии окрестностей.

В промежутке между утренним шествием и началом игр троянцы закусывали, разложив прямо на скамейках принесенные с собою лепешки, виноград и фиги. Рабы разносили родниковую воду в больших кувшинах, наливая ее по просьбе желающих в тыквенные чашки. Торговцы и торговки предлагали хурму, орехи и молоко. Почти никто не вернулся в город, хотя времени до начала состязаний оставалось достаточно. Люди наслаждались свободой, возможностью не прятаться за стенами, встречать праздник на берегу моря. И день был солнечный, почти жаркий, хотя и стояла уже поздняя осень.

Приам, Гекуба, дети и родственники царя заблаговременно расположились на своих местах. Андромаха усадила к себе на колени вновь обретенную сестру и не расставалась с нею. Маленькая амазонка, которая прежде ни за что не села бы к кому–то на колени, даже не смущалась этим – она была совершенно счастлива.

– Правда, у меня самая красивая сестричка на свете? – обратилась Андромаха к Ахиллу, когда он, вместе с Антилохом и Одиссеем, подошел приветствовать царя, в тот момент занятого разговором с одним из жрецов.

– Хваля ее, ты хвалишь себя! – ответил герой. – Теперь, когда вы рядом, вас просто трудно различить – только одна больше, а другая меньше. Ну что, Авлона, останешься в Трое с сестрой, или вернешься в Темискиру?

Юная лазутчица смутилась.

– Я еще не знаю. Я бы хотела жить иногда там, иногда здесь… Я еще спрошу царицу, мою приемную маму.

– Она сказала, что ты сама будешь решать, – заметил Ахилл. – Андромаха, а как было имя твоей сестры в Фивах?

– Лонита. Мы звали ее Лона. Так она и назвалась амазонкам. Но раз теперь ее зовут Авлоной, и ей нравится, то пускай так и будет.

В это время Приам, ответив на вопросы жреца, повернулся, увидел своих гостей и поспешно поднялся. Более того, он сошел со своего сандалового кресла и, подойдя, низко поклонился Ахиллу, подчеркивая, что радуется ему и почитает его больше всех собравшихся.

– Спасибо, что ты пришел сегодня на наш праздник, великий герой! Отныне это и твой праздник. Я прошу тебя сесть рядом со мной и моей женой, чтобы вместе с нами смотреть состязания. Сейчас лучшие в Трое бегуны и лучники, борцы, метатели диска и копья, колесничии и кулачные бойцы встретятся в честных битвах. Каждая победа принесет победителю лавровый венок с золотой нитью. Все уже готово. Вас, достойные ахейские мужи, я тоже прошу сесть на почетные места. Хвала богам, приведшим вас сюда, чтобы упрочился мир после стольких лет кровавых битв. Зевс–громовержец сжалился над нами!

Ахилл принял приглашение, но сел поближе к Гектору, который, в отличие от Энея, не спешил вставать с места и выставлять напоказ свою готовность к соревнованиям. Эней всеми силами задирал своего вечного соперника, бахвалился и дразнил Приамида, тот же оставался невозмутим.

– У тебя нет желания поколотить этого наглеца? – шепнул другу Ахилл. – Он ведет себя просто невыносимо!

– О, у нас это принято перед играми! – усмехнулся Гектор. – Все друг друга дразнят. А мы с Энеем всегда выходим вперед и всегда сражаемся друг с другом. В беге, скажем, Эней не силен, а что до борьбы или метания диска, то тут его превзойти трудно. Он старше меня на четыре года, и пока я был мальчиком, он иной раз побеждал. В последние четырнадцать лет такого не случалось. Но сегодня я действительно могу проиграть.

– Почему?

– Еще не до конца восстановились силы, – пожал плечами герой. – В последние дни я много упражнялся, но вижу сам: пока не все в порядке. Однако буду стараться.

– Ничего, ничего! – прошептал Ахилл, которого подтрунивания сына Анхиса над Гектором злили куда больше, чем самого Гектора. – У него тоже не так давно были сломаны ребра… А надо было расшибить ему башку!

– Он, в сущности, славный малый, – миролюбиво заметил Гектор. – А что чванлив, так это в отца… Ну вот, начинают!

Лонтры загремели над стадионом, подавая сигнал к открытию состязаний. Поднявшись со своего места, Приам приветствовал собравшихся, как сделал это и накануне, возле храма. Троянцы отвечали своему царю громкими радостными криками.

Состязания начали юноши и мальчики, многие из которых еще не посвятили своих волос Аполлону, но готовились это сделать. Они соревновались в беге – им предстояло трижды обежать огромный стадион, в метании дротиков и в прыжках. Почти все состязания выиграл Троил, хотя не раз и не два его победы оказывались под угрозой – многие троянские подростки были сильны и ловки, и сын царя знал: уступи он хотя бы немного, жрецы Аполлона, наблюдавшие за ходом борьбы, не посмотрят на его высокое происхождение. Троил выиграл три лавровых венка из пяти и, совершенно счастливый, мокрый от пота и задыхающийся, возвратился на свое место. Раб подал ему кувшин, кусок мягкой ткани и свежую тунику.

Зрители шумно приветствовали юных героев, но самое главное было впереди, и все с напряжением ждали, когда же начнут мериться силами лучшие бойцы Трои.

Вновь зазвучали лонтры, и глашатаи объявили, что вызывают взрослых мужей, желающих состязаться в беге. Этим соревнующимся предстояло испытание куда более сложное, чем мальчикам: они должны были обежать вокруг стен Трои, неся каждый лавровую ветку и, вернувшись, положить их к ногам Троянского Коня. Это было очень трудное состязание и, прежде, чем выйти на проведенную жрецами исходную черту, многие атлеты серьезно раздумывали.

Первым, как обычно в этом соревновании, выступил вперед красавец Антенор. Он не состоял в родстве с царем, но был из богатой и уважаемой в Трое семьи, а главное – за время битв показал себя одним из самых отважных воинов, хотя при этом, так же, как Гектор, в самом начале настаивал на том, чтобы возвратить Елену Аргивскую Менелаю. Скинув одежду и оставшись в набедренной повязке и сандалиях, Антенор подошел к черте и поклонился царю. Его высокий рост, безупречное сложение, тонкое благородное лицо вызвали восхищенный шепот среди молодых троянок – женщинам в Трое не возбранялось присутствовать на состязаниях и даже иной раз участвовать в них, и они всегда этим пользовались.

Вслед за Антенором вышли еще несколько воинов. Эней призадумался, но остался на своем месте – этого состязания он не выигрывал никогда.

– Ну, пожелай мне удачи! – сказал Гектор Ахиллу и встал, через голову стаскивая свой алый, расшитый золотом хитон и бросив его на скамью, рядом с золотым поясом и широким, украшенным звездами плащом. Такие роскошные одежды герой надевал только в самые большие праздники.

– Помни, что я тебе говорил несколько дней назад! – прошептал Ахилл. – Делай не один рывок, а несколько: в начале бега, в середине – если сможешь раза два, и самый главный – в конце. Делай это неожиданно. Тогда твои соперники измотаются и устанут. Сбереги силы для самого последнего рывка – он важнее всего. Ты выиграешь!

– Я постараюсь, – ответил Гектор и вышел вперед.

Стадион приветствовал его громовым: «Эвоэ! Да здравствует Гектор!» Многие в восторге повскакали с мест. Гектор был сложен так же идеально, как Антенор, при этом на голову выше, и его величавая красота в который раз больно ранила многих здешних красавиц, вызвав зависть к Андромахе, провожавшей мужа ласковой, ободряющей улыбкой.

– Ты, Гермес, покровитель атлетов, даруй ему победу! – прошептал Ахилл.

Ударил гонг, и бегуны, рванувшись с места, миновали выход со стадиона и вскоре скрылись из глаз. Только пыль поднялась на дороге. Пока все ждали их возвращения, на стадионе началась любимая в Трое игра с молодым бычком – храбрые юноши и даже некоторые девушки дразнили годовалого быка и удирали от него под хохот и радостные вопли зрителей, а иные со всего разбегу перескакивали через его спину. Опасаясь, чтобы бычок не кинулся на зрителей, распорядители игр поставили вокруг стадиона стражников с копьями и сетями.

– У нас тоже так играют! – воскликнула Авлона, привставая на скамье и увлеченно следя за игрой. – Андромаха, можно и я с ними побегаю?

– А ты раньше уже играла? – не без страха за сестру спросила молодая женщина.

– Раз десять! И быки у нас злее. Можно, да?

Андромаха разрешила, и играющие поразились, увидав, как маленькая хрупкая девочка бесстрашно прыгает прямо через голову быка, кидается ему под ноги и моментально выкатывается из–под них, целая и невредимая. Она закончила это развлечение, вскочив быку на спину и, в то время, как он фыркал и прыгал, всеми силами стараясь ее сбросить, хлопала в ладоши и кричала на критском наречии, которое было для нее родным, и которым она пользовалась и в Темискире:

– Бык – прыг, прыг, прыг,

А тимпан – бам, бам, бам!

Прыгай, прыгай! Сколько не носишь,

А меня не сбросишь!

Она вконец измотала бедного бычка и спрыгнула с его спины, лишь когда он в растерянности остановился, мотая головой, тяжело поводя боками и сопя.

– Какая же ты храбрая! – воскликнула Андромаха, переводя дыхание и целуя сестренку.

– Я – хорошая амазонка! – девочка обняла сестру и прижалась к ней. – Ахилл обещал мне, что когда будет состязаться с амазонками, чтобы жениться на нашей царице, то и меня изберет в соперницы!

– Так ты женишься на Пентесилее, Ахилл?! – Андромаха даже не скрывала радости.

– Посмотрим, – Ахилл, к досаде своей, залился краской и поспешно отвернулся. – Я бы этого хотел. Смотрите, вот они бегут!

Действительно, в это время показались бегуны. Мокрые от пота, вложившие в этот долгий бег все свои силы, они старались теперь из последних сил – от Скейских ворот, где им надлежало повернуть, до заветной фигуры Троянского Коня было еще не меньше двадцати стадиев.

Впереди всех мчался Антенор, за ним, чуть отставая, царский колесничий Ликон. Гектор был третьим, и всем показалось, что ему уже не догнать двух первых бегунов – Ликон опережал его на два десятка шагов, при этом лицо героя выражало предельное напряжение.

– Гектор, Гектор! – заорал стадион.

– Антенор, ско–о–о-рей!!! – кричали друзья и сторонники красавцавоина.

– Ликон, еще немножко! – орали колесничии, собравшись отдельной группой и всеми силами поддерживая своего товарища.

Весь стадион стоял. Все кричали и размахивали руками.

Оставалось около двух стадиев, когда Ахилл что есть силы заорал, перекрывая общий гвалт:

– Теперь давай! Давай, Гектор! Ну–у–у!!!

Троянский герой услышал его, и это, казалось, придало ему новых сил. Он вдруг увеличил быстроту бега и невероятным усилием настиг Ликона. Ему оставалось три–четыре шага до бегущего впереди Антенора.

– Гектор, догоняй! – кричали троянцы.

– Не уступай, Антенор!

Еще рывок. Вот уже и фигура Коня. Она надвигалась на бегущих, сияя в лучах полуденного солнца. Еще шаг, еще…

Плечи бегунов сравнялись.

Оба, вытянув руки с лавровыми ветвями, одновременно, шаг в шаг, достигли Коня. Но в последнем шаге Гектор на долю мгновения опередил соперника, и его лавровая ветвь коснулась ноги Троянского Коня чуть раньше.

– Ге–е–ектор! – ревел стадион.

Он выиграл! – закричал Ахилл, с высоты своего роста видевший все до мельчайших подробностей – Гектор выиграл!

Ликон, подбежавший третьим, бросил свою ветвь к ногам статуи, и лишь в это время у Скейских ворот появились целой группой остальные бегуны. На несколько стадиев отстали они от троих сильнейших.