Текст книги "Троя. Герои Троянской войны Книга 1"

Автор книги: Ирина Измайлова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 40 страниц) [доступный отрывок для чтения: 15 страниц]

Глава 6

Гектор и Андромаха выслушали рассказ базилевса в полном молчании.

Когда он остановился и перевел дыхание, у Гектора вырвались те же слова, что всю дорогу мучили Ахилла:

– Неужели все напрасно?! И война не закончится?..

– Боюсь, что так, – произнес Пелид, устало опускаясь на расстеленную возле очага овчину. – Так, значит, этот ваш перебежчик сказал правду? И ты знал об этом подземном ходе, Гектор?

– Конечно, знал, – троянец посмотрел ему в глаза и тут же отвел взгляд. – Теперь нет смысла лгать. О нем знают лишь очень немногие. Только приближенные царя и служители храма. Мы пользовались этим ходом в самых крайних случаях. Жители того пастушьего селения тоже ничего не знают – только двое старших пастухов, которые под страхом смерти запрещали остальным забираться в пещеру. Они говорили, что там живут лесные духи. Но ты... Ты ведь не хочешь, чтобы ахейцы нарушили перемирие и поступили так подло, да, Ахилл?

Базилевс пожал плечами.

– Разве я рассказал бы тебе об этом предателе, если бы было иначе? Но только мне трудно теперь принять решение, и я жду твоего совета. Ведь если мы предупредим царя Приама, то перемирие все равно будет нарушено. Приам сам сможет устроить ловушку отряду ахейцев, их ведь пойдет туда не более трехсот человек, остальные будут ждать, когда те откроют ворота... И тогда предателем стану я!

Гектор нахмурился.

– Пока я здесь, отец едва ли станет так рисковать.

– А что ему делать?

– Замуровать отверстие в храме.

– Чтобы замуровать прочно и надежно, нужно много времени. И в этом случае, Агамемнон и его люди сразу же догадаются, что их выдали, и поймут, кто мог это сделать. Я сейчас на совете слишком яростно с ними спорил, доказывая, что нарушать перемирие недопустимо, и они давно знают, как мне опротивела эта война.

– Они могут тебя убить? – испуганно спросила Андромаха.

Герой усмехнулся.

– Ну, это вряд ли им удастся. Мирмидонские воины меня не предадут, да я и сам могу защитить себя. Но тогда вражда разгорится уже внутри нашего лагеря, и я никак не смогу убеждать Атридов и взывать к их благоразумию. Вот если бы ахейцы не нашли этой пещеры! Но даже если я вернусь в лагерь и тайком убью перебежчика, они станут обшаривать все в тех местах, о которых он говорил. Надо хотя бы пастухов предупредить, их ведь всех перебьют.

– Отсюда нелегко найти дорогу к этому селению, – задумчиво произнес Гектор.

– Я прекрасно знаю, как туда идти, – возразил Ахилл. – И дойду куда скорее, даже если бы вышел одновременно с ахейцами, а они выступят только после полудня, с тем, чтобы быть там к наступлению сумерек и ночью пробраться в Трою по подземному ходу.

– Ты знаешь это селение?! – почти в один голос воскликнули Гектор и Андромаха.

Ахилл рассмеялся, несмотря на свое напряжение.

– За эти двенадцать лет я в здешних местах узнал все дорожки и все уголки. Я же лесной житель и, в отличие от прочих ахейцев, не боюсь один бродить по вашим лесам. Я видел все потайные тропы и все поселки пастухов, что пригоняют в Трою коз и овец. Конечно, по эту сторону долины, – добавил он. – В дальние горы, во владения варварских племен, я не заходил, это слишком далеко.

Гектор не смог скрыть своего изумления.

– И ты не нападал на пастухов? И не выдавал их ахейцам?

– Ты унижаешь меня таким вопросом, Гектор! – воскликнул базилевс. – Кто же я, по-твоему, чтобы убивать безоружных селян? То селение, что возле пещеры, отсюда ближе всех остальных. Я и вход в пещеру видел не раз, она там одна. Знать бы прежде, что оттуда можно проникнуть в Трою...

И тут он внезапно умолк. Какая-то мысль поразила его. Глаза героя сверкнули.

– О, я, кажется, придумал!

– Что? Ты придумал, как не допустить битвы?! – вскрикнул Гектор. В волнении троянец рванулся к Ахиллу, и от резкого движения боль пронзила его, как лезвие меча. Он глухо охнул, невольно прижав руку к ране.

– Что ты делаешь? – воскликнул Пелид. – Хорошо ли будет, если еще и тебе станет хуже?

– Говори! – прошептал Гектор, откидываясь на кожаные подушки и задыхаясь уже не от боли, а от возбуждения. – Говори же! Что ты придумал?

– Помнишь ли ты, как выглядит склон над пещерой, Гектор? Помнишь, там целая осыпь камней? А наверху – большие валуны, они, наверное, задержались на склоне, когда с более высокой вершины шла лавина. Как-то я там проходил и случайно сбил ногой вниз небольшой камешек. За ним устремился целый поток других камней, и я подумал...

– Я понял! – в волнении Гектор снова привстал. – Я понял... О, Ахилл, боги наградили тебя столь же острым разумом, сколь и могучим телом! Если сбросить большие камни, лавина, которую они увлекут за собою, засыплет вход в пещеру!

– Ты понял правильно, – кивнул Ахилл и улыбнулся.

– Но ведь завал можно разобрать, – заметила Андромаха, до того лишь напряженно слушавшая разговор мужчин. – Ахейцев будет много...

– Откуда же они узнают, где именно разбирать? – глаза Гектора блестели. – Ты не была там, жена, а я был. Там все усыпано этими камнями. Предатель, кто бы они ни был, не может в точности помнить, где находится отверстие. А пастухи уйдут – их уход подозрений не вызовет, они могли просто поменять место стоянки. Если Агамемнон вздумает разгребать все глыбы, что ссыпались со склона, его люди пробудут там долгие-долгие дни. Надо только опередить Атридов на значительное время, чтобы их люди не слышали шума обвала и подумали, что он произошел уже давно.

– И я так же подумал, – Ахилл снова нахмурился. – Только беда: некому пойти. Дорога туда и обратно – это целый день. Если я отлучусь именно сейчас на такой срок, в лагере это заметят и смогут легко догадаться. К тому же надо ведь предупредить пастухов, а они могут не поверить ахейцу. И в лицо они меня, возможно, знают, что совсем плохо – тогда и слушать не станут, просто разбегутся.

– А из твоих воинов послать некого? – спросил Приамид.

– Что ты, нет! Они мне преданы, но этого не поймут... И я не могу рисковать.

– А я, – проговорил задумчиво Гектор, – если и смогу подняться, не пройду и двух десятков локтей... Что остается?

– Остается идти мне! – сказала Андромаха.

Ахилл быстро обернулся и посмотрел на нее. Нет, она не шутила.

– Я смогу, Ахилл! – Голос молодой женщины задрожал от напряжения.

Ты только объясни мне, как найти селение... Я знаю, ты скажешь, что это долгая и трудная дорога, но я умею долго и быстро ходить. Гектор подтвердит тебе это. Я троянка, мне поверят. А сбросить камни сумеют и сами пастухи, когда я объясню им, зачем это нужно. Позволь мне!

– Только Гектор может тебе позволить или не позволить, – возразил базилевс и повернулся к раненому. – Что ты скажешь?

– Другого выхода нет.

Голос Гектора выдал его тревогу, его страх за жену и восхищение ее отвагой.

– Ну, а если тебя увидят одну в лесу? – попытался возразить Ахилл. – Что тогда?

– А я переоденусь мальчиком! – живо нашлась она. – Пастушком.

– Но у нас из мужской одежды только моя, – не сдавался базилевс. – Она тебе велика.

– Зато у нас много овечьих шкур, – засмеялась Андромаха. – Разве пастухи носят туники и хитоны? Я проделаю дыру в большой шкуре, скреплю ее с боков ремешками, а на голову смастерю колпак из такой же овчины. Он скроет мои волосы. И никто ничего не заподозрит.

– Ну что же… – Ахилл не мог скрыть изумления, как ни старался. – Если так, тогда... Скоро начнет светать, выйти надо сейчас же, еще затемно. Я провожу тебя до холмов, а там дорогу найти будет нетрудно, я тебе объясню, как идти. С тобой пойдет Тарк. Эй, Тарк, слышишь!

Услыхав свое имя, огромный пес, до того дремавший у входа в грот, вскочил и глухо заворчал, подходя к хозяину.

– Ты проводишь Андромаху в пастуший поселок, – сказал ему базилевс, опуская руку на лобастую голову. – И будешь ее охранять. Понял?

Тарк оскалился в своей обычной «улыбке» и, как всегда делал, мотнул вправо и влево пушистым хвостом.

– А как же Гектор? – испугалась Андромаха. – Что же, он останется совсем один? Ведь ты уйдешь в лагерь, Ахилл!

– Что со мной случится? – пожал плечами Гектор. – Я уже не так слаб. А ахейцы здесь не появляются.

– Чтобы было безопаснее, я закрою вход в грот, вот и все, – сказал Ахилл, поднимаясь на ноги.

– Как? – удивилась Андромаха, – Здесь ведь нет двери.

– Ну так будет, – пожал плечами герой и, выглянув из-под нависающих над входом в грот ветвей, посмотрел на небо. – Ночь на исходе. Быстро мастери себе пастуший наряд, женщина, и нам надо идти.

Глава 7

Ущербная луна еще не померкла в небе, когда Андромаха вышла из грота. Ахилл улыбнулся, увидав ее в новом одеянии. Мешковатая овчина неровными краями опускалась почти до колен, оставляя открытыми стройные смуглые икры. Руки тоже были обнажены, а голову покрывал, сползая до бровей, лохматый колпак – вроде тех, что носили варвары. Талию молодая женщина опоясала сыромятным ремнем. Выдать ее могли разве что сандалии, хорошей, слишком тонкой работы, каких пастухи не носили. Но чтобы это заметить, надо было подойти к ней близко, а этого не допустит Тарк. Во всяком случае, Ахилл утешал себя этой мыслью.

Оглядев Андромаху, он одобрительно кивнул и вновь заглянул в грот.

– Держись, Гектор! К вечеру я приду, и мы будем вместе ждать возвращения твоей жены.

– Да пошлют боги удачу тебе и ей! – донеслось изнутри. – За меня не бойтесь, все будет хорошо.

Андромаха отвернулась. Она ничуть не боялась длинной и нелегкой дороги, она боялась только за Гектора.

Ахилл отошел к краю поляны, где среди кустов громоздились базальтовые валуны, поднял камень величиной с хорошую свинью и, вернувшись к гроту, уложил валун за кустами, поперек входа в пещерку. Он умудрился сделать это так ловко, что не поломал и не помял ветвей. Со стороны казалось, будто камень лежал тут всегда.

– Потом я его уберу, – сказал он ошеломленной Андромахе. – Кроме меня, его никто не сдвинет. Щель над камнем достаточно широка для света и воздуха, да и других отверстий в гроте хватает. В крайнем случае, если со мной что-то случится, их можно расширить. А пока ни человек, ни зверь сюда не войдут. Идем! Тарк, за мной!

Они прошли через лес до апельсиновой рощи, пересекли ее и вышли на равнину, мутно-серую в мареве зарождающегося на востоке рассвета. Луны уже не было, ночные птицы умолкли, а дневные еще не решались подать голос. Не было и ветра, и над равниной повисло густое, как этот полусумрак, безмолвие.

Вдали вновь начинался лес, черной кромкой проступающий почти на самом горизонте. За ним уже не виднелись, но лишь угадывались холмы.

Ахилл остановился.

– Я нарочно шел, не сбавляя шаг, – обернулся он к немного запыхавшейся Андромахе. – Да, ты – хороший ходок, раз не отстала, хотя на один мой шаг приходятся три твоих. Но времени у нас мало, и до того леса надо добраться прежде, чем рассветет. Поэтому позволь мне...

Он наклонился, левой рукой обхватил ноги молодой женщины и поднял ее, усадив на свой согнутый локоть, как сажают маленького ребенка.

– Держись! – сказал герой и, почувствовав, как ее горячие руки доверчиво обвили его шею, сорвался с места и со скоростью скачущей галопом лошади помчался через равнину.

Андромаха в первый момент ахнула от испуга. Она не думала, что человек может бегать так быстро, и у нее снова мелькнула мысль, что в Ахилле проявляются какие-то сверхъественные силы, происходящие от его родства с божеством. Она даже глянула вниз, ожидая увидеть на его ногах крылатые гермесовы сандалии или что-то в этом роде. Но Пелид бежал, как все люди, касаясь земли, дыхание его, как ни легок был этот бег, постепенно учащалось, спина под тонкой тканью туники покрывалась потом, а это означало, что он подвержен усталости, как любой простой смертный...

Должно быть, со стороны это было невероятное зрелище. Великан в короткой черной тунике, смуглый и прекрасный, как неведомый лесной дух, нес через безмолвную равнину мальчика-пастушка, тоже сказочно красивого, будто похищенного им прямо от овечьего стада, чтобы в чаще леса тот веселил его игрой на свирели. За ним широченными скачками мчался гигантский пес, в рассветном мареве казавшийся почти белым.

На востоке проступила розовая полоса, и в лесу подали голос птицы, когда Ахилл, миновав равнину, пронесшись через негустую опушку леса и огромным прыжком перемахнув глубокий ручей, остановился среди зарослей граната, за которыми начинался некрутой склон.

– Вот! – Он опустил Андромаху на землю и перевел дыхание. – Видишь – там, на склоне, начинается тропа. По ней ты пойдешь все вверх и вверх, а когда тропа раздвоится, свернешь направо. Дальше будут места, где тропы не видно, но уже взойдет солнце, и тебе надо следить, чтобы оно было от тебя все время с левой стороны. Когда дойдешь до кедровой рощицы, тропа возобновится. Там будет еще один ручей, в это время года он неглубок, и ты легко перейдешь его вброд. Только не забудь сперва разуться, не то потом мокрые сандалии натрут тебе ноги. Иди до каменной гряды. Там проход между двумя валунами, один из них похож на лежащего с подогнутыми ногами громадного барана. Потом опять ступай по тропе – она пойдет сначала вниз, затем снова вверх. Так ты перейдешь холм, и с его противоположного склона увидишь склон следующего холма – вот он-то тебе и нужен. Там, повыше зарослей – опять каменная осыпь. Обогни ее, от нее поднимись до хребта, через небольшой сосняк пройди на ту сторону второго холма, и иди вниз по тропе – она там довольно широкая. Если собьешься с пути, вели Тарку искать селение – он поймет и отыщет. Но сразу не выходи к людям, убедись, что это именно те, которые тебе нужны. Ты поняла меня, женщина?

– Да.

Андромаха смотрела на Ахилла снизу вверх, из-под лохматого овчинного колпака, своими волшебными зелеными глазами, и в них читалось такое робкое, почти детское восхищение, что герой смутился.

– Если поняла, тогда ступай. Времени мало. Когда завалите вход в пещеру, дождись прихода ахейцев, чтобы посмотреть, как поступит Атрид Агамемнон. Иди.

Она взяла его руку, подняла ее к своим губам и поцеловала.

– Что ты делаешь? Я тебе не отец и не старший брат...

– Мой отец и старшие братья убиты, – тихо сказала троянка. – У меня есть только Гектор и мой сын. А тебя я бы поцеловала в лоб, но мне не достать... Ты... Ты сам не знаешь, какой ты хороший!

Ахилл почувствовал, что краснеет, и рассердился на себя за это.

– Ты нашла подходящее время для высоких слов, женщина! Иди, не то будет поздно. Тарк, ты идешь с ней. И не покидай ее ни на миг!

Пес встал рядом с Андромахой и глухо заворчал. Молодая женщина повернулась и решительным, быстрым шагом пошла по тропе. Тарк бежал почти бок о бок с нею, уже не оборачиваясь к хозяину – он выполнял приказ. Среди высоких неподвижных деревьев, редких каменных валунов, среди торжественного предутренного леса фигурка троянки казалась такой маленькой и хрупкой, что Ахилл внутренне содрогнулся. На миг ему даже стало страшно и захотелось догнать Андромаху, вернуть ее. «В конце концов, туда могу пойти и я, – подумал он. – Заметят? И что в том такого? Как смогут они связать мое отсутствие в лагере с провалом своей подлой затеи?» И тут же остановил себя. «Если я это сделаю, мир может быть нарушен. И снова война... У нее в Фивах убили отца и братьев – хорошо, если это сделал не я. Нужно удержать перемирие. Нужно его спасти! И она дойдет, и сделает все, как надо…».

Он подождал, пока фигурка «мальчика-пастушка» не скрылась за деревьями, потом повернулся и так же, бегом, устремился в обратный путь через равнину, уже оживленную заревом рассвета.

Глава 8

Весь день Ахилл провел среди мирмидонских воинов, отдавая распоряжения на случай, если понадобится выступать к стенам Трои: воины проверяли свое оружие, готовили факелы для ночной битвы, чистили доспехи и мечи. По замыслу Агамемнона, им не нужно было выступать к осажденному городу немедленно, как микенцам и спартанцам, но быть готовыми ринуться на подмогу, едва появится дымовой сигнал.

Ахилл убедился, что все подготовлено, как должно, и сказал, что сам будет ожидать сигнала на равнине, дабы выступить раньше своего отряда. Вести воинов к Трое он назначил Антилоха, веря, что тому не придется исполнить приказа, и сигнала не будет...

Задолго до вечера базилевс закончил все дела в лагере и, решив, что достаточно попадался на глаза всем, включая и «случайно» забредавших к его стоянке соглядатаев Агамемнона, ушел, прихватив в своем шатре, как обычно, хлеба, меда и масла для светильника. Взял он и лук со стрелами: в лагере уже привыкли к тому, что он часто уходит на охоту. В этот раз он и в самом деле поохотился – ему не захотелось нести в грот жестковатое козье мясо, и он подстрелил дорогой четырех упитанных цесарок.

«Для выздоровления Гектору полезнее более нежное мясо!» – подумал Ахилл и тут же вновь поймал себя на очевидной дикости этой мысли. «Я забочусь о нем, как о ребенке. Как о своем ребенке! Не безумие ли поразило меня?»

Гектор, как он и думал, не спал. Когда Пелид убрал камень от входа в грот, раненый немного привстал и чуть заметно улыбнулся.

– Здравствуй. Я ждал тебя.

– Тебе стало хуже?

– Нет. Но сегодня быть одному нестерпимо трудно.

– Понимаю.

Ахилл сбросил с плеча сумку и лук и принялся раздувать огонь под треножником.

– Не надо так тревожиться, Гектор. С Андромахой ничего не случится. Завтра она вернется и расскажет нам о том, как Атриды в ярости пинали ногами скалы...

Гектор нахмурился.

– А ты уверен, что пастухам удастся устроить обвал?

Ахилл выглянул из грота и посмотрел на заходящее солнце.

– Они это давно уже сделали. И, можешь не сомневаться, у них получилось. Послушай, Гектор, ты не съел ничего из того, что мы тебе оставили. Даже к молоку не притронулся... Как сможешь ты выздороветь, если станешь целый день голодать?

С этими словами он выплеснул в отверстие грота подкисшее молоко и, ополоснув чашку под каплями родничка, наполнил ее свежим.

Троянец беспомощно усмехнулся.

– Прости, Ахилл. Ничего не могу поделать – кусок не идет в горло.

– Но это неразумно!

Тут же герой вспомнил, что и сам ничего не съел за весь день, и понял: волнуется не только Гектор.

«Но я волнуюсь за сохранение перемирия, а Гектор боится и за свою жену!» – подумал он и честно признался себе, что тоже боится за Андромаху.

– Пока не стемнело совсем, я хочу посмотреть, как твои раны, – произнес базилевс, чтобы скрыть замешательство и, присев на край постели, осторожно помог раненому приподняться. – Не хватало только, чтобы от волнения у тебя опять начался жар, и началось воспаление…

Но его опасения оказались напрасны: сняв повязки, он увидел, что рана на бедре Приамида совершенно зарубцевалась, а рана на горле прочно стянулась, и бинт на ней оказался совершенно сухим.

– Хвала тебе, сребролукий Аполлон! Тебе и твоему сыну, божественному Асклепию... – прошептал базилевс. – Бедро можно уже не перевязывать. А спина? Кажется, и здесь все зажило почти до конца. У тебя нет больше боли в спине, Гектор?

– Давно уже нет, – ответил раненый. – Какие у тебя необыкновенные руки... Я их почти не чувствую. Послушай, Ахилл, а кто научил тебя врачевать?

– Не врачевать, а только применять некоторые способы врачевания, – возразил Пелид. – А учил меня этому, как и очень многому другому, мой старый наставник – мудрец Хирон, я говорил о нем вам с Андромахой. Я прожил в его пещере пять лет.

– Хирон, которого считают кентавром? – с чуть заметной улыбкой спросил троянец.

Ахилл засмеялся.

– Вижу, ты понимаешь, какая это глупая выдумка. Конечно, он не кентавр. Но его опыт и знания так необъятны, что я, находясь с ним рядом, порою думал, что он бессмертен и живет на земле уже тысячи лет. Сам он говорил мне, что ему уж точно больше ста двадцати лет. И он видел все страны и все земли, населенные людьми, ему открыты многие тайны. Он и мне сказал много такого, что до сих пор волнует меня и смущает.

– Что, например?

Гектору хотелось говорить, завести длинный разговор о чем-нибудь интересном, чтобы только развеять хоть немного невыносимое напряжение, которое он испытывал весь день и которое, сейчас он это ясно видел, мучило и Ахилла.

– Что он говорил тебе такого, что вызывает у тебя сомнения?

Ахилл покачал головой.

– Да не сомнения, нет... В том-то и дело, что все, о чем он говорит, так или иначе оказывается справедливым, и это все я сам чувствую. Когда он сказал мне, что я не вынесу войны, что она начнет убивать меня изнутри, что я первый среди всех всеми силами постараюсь ее прекратить, я был обижен. Я-то был уверен, что мой дух воина несокрушим, что война и даруемая ею слава меня возвысят! И я верил, что мы вскоре победим. А Хирон предрек, что это очень надолго, и что победа может оказаться страшнее поражения... А я... Я ничего тогда не понял!

– В четырнадцать лет мог ли ты понять? – в голосе Гектора послышалось волнение, он даже чуть дрогнул. – И я вначале не понимал многого. Это неистовое любование своими подвигами... конечно, оно и у меня было. И это вечное оправдание – воля богов, по воле богов! Почему так выходит, что по их воле мы делаем зло, а потом уже по своей слабой воле пытаемся его исправить?..

Ахилл посмотрел на раненого очень серьезно и тихо проговорил:

– Почему ты думаешь, что добро мы творим только по своей воле? И почему тебе кажется, что эта воля слаба? Переступить через зло очень тяжело, и не дать себе поступить трусливо или жестоко гораздо сложнее, чем поддаться тому темному и страшному, что в нас живет и всегда так властно требует выхода. Нет, нет, Гектор, добрая сила выше и могущественнее, если она все же берет верх. А Хирон мне говорил... – Тут он запнулся, с сомнением посмотрел на Приамида, но продолжал: – Он говорил, что боги, которых мы чтим, которые у разных народов носят разные имена, но покровительствуют сходным силам и явлениям, так вот они – только могучие духи, населившие землю раньше нас, и, возможно, враждебные нам. Но, он говорил о другом Боге, о всемогущей Силе, создавшей мир и повелевающей им. И несущей в себе только добро…

– Да, да! – с волнением подхватил Гектор, не только не возмущенный, но, казалось, обрадованный этими дерзкими речами Пелида. – Да, я слышал об этом... Это говорил не только Хирон. К моему отцу давно, еще до начала войны, приезжал один старик. Из Сирии. Он долгие годы был жрецом, а вот в Сирии, в Египте, или в другой стране, я не запомнил. Он говорил, что жрецы древних стран знают многие тайны, которых никогда не открывают простым людям. И что они знают о Боге, создавшем мир. Когда-то Он приходил к людям и говорил с ними, и являл им Свою волю. Но они не послушались... Я еще думал: как же может быть такое – Он все создал и всем повелевает, а люди могли Его ослушаться?

– Хирон это объяснял! – воскликнул Ахилл. – Все, весь мир живет по одному Закону, и ничто в этом мире не устроено плохо. Но людям Он дал право делать по-своему, дал право выбирать.

– Для чего? – в недоумении прошептал Гектор. – Чтобы мы делали зло?

– Чтобы мы выбрали добро. Хирон сказал, что, наверное, Он хочет научить нас самих выбирать. И мы столько страдаем для того, чтобы увидеть: зло ведет в никуда. Я не понимал этого.

Гектор привстал, потянулся к чашке с молоком, но Пелид сам быстро взял ее и подал раненому. Тот отпил несколько глотков и какое-то время молчал.

В отверстие грота входили косые лучи заката. Лес темнел, оглашаясь таинственными вечерними голосами. Сумрак наползал и сгущался, и первые светляки уже проступали пятнышками неясного зеленоватого света под самой темной и густой тенью. Цикады было умолкли, но тут же грянули густо и стройно, и прочие звуки ночи показались много тише среди их бесконечной и торжественной песни.

– Ты с кем-нибудь пытался об этом говорить? – тихо спросил Гектор.

– Да. – Ахилл кивнул – Я говорил Патроклу.

– И что он сказал тебе?

– Что это опасно думать и говорить. Что боги или духи, кто бы они ни были, станут вредить нам, если поймут, что мы знаем о них больше, чем следует. И что история создания мира из хаоса не похожа на то, о чем говорил Хирон.

– Так думают все, – со вздохом сказал Гектор и снова отпил молока. – И ты не переубедил его?

– Нет. Я перестал об этом говорить. Но теперь, – нерешительно сказал базилевс, – теперь Патрокл думает иначе. Он говорил мне о добре и зле почти то же, что Хирон, хотя никогда с ним не беседовал.

– Теперь?! – Гектор расширенными глазами посмотрел на Пелида. – Когда – теперь?

– Несколько дней назад, – ответил Ахилл. – Он приходил ко мне.

– Всемогущие боги! – воскликнул Гектор. – К тебе приходил мертвец, а ты так спокойно это рассказываешь?!

Ахилл усмехнулся.

– Я не так сказал, как должно было сказать. Просто я видел его во сне. Но видел так ясно, будто и вправду он сам мне явился.

Троянец перевел дыхание.

– И что он говорил?

– Я не все запомнил, – базилевс уже жалел, что заговорил об этом и привел раненого в такое возбуждение. – Одно я помню: он сказал, что если бы я тебя убил, ему ТАМ стало бы хуже.

– А может быть, – проговорил Гектор, пристально вглядываясь при свете очага в лицо героя, – может быть, ты просто сам перед собою пытаешься оправдать свою слабость и потому видишь такие сны?

Троянец ожидал гневной вспышки в ответ на свои слова, которые могли показаться базилевсу обидными. Но тот вдруг рассмеялся.

– Это в чем же, по-твоему, я проявил слабость, а? В том, что не добил раненого? Нет, Гектор! Слабостью было протащить тебя по равнине за колесницей, потому что это была уже даже не месть – разве мертвым мстят? Слабостью было отвергнуть твою просьбу, когда ты, умирая, просил отдать твое тело родным для погребения. А потом я сумел проявить силу. Но моя ли она, или ее дает Тот, о ком говорил Хирон... кто знает?

Он снова привстал и поворошил дрова в очаге, собираясь заняться ужином.

– Ночь будет влажная. Дождя нет, но воздух сырой. Я укрою тебя плащом и зажгу светильник.

– Ты останешься? – с надеждой спросил Гектор. – Не пойдешь в лагерь?

– Не пойду.

– Спасибо тебе. Не то от этого ожидания у меня помутится разум!

– Пожалуй, и у меня тоже...

И Ахилл, отвернувшись, принялся прилаживать над треножником вертел.