Текст книги "Радуга(СИ)"

Автор книги: Ирина Гетманская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Annotation

Гетманская Ирина Александровна

Гетманская Ирина Александровна

Радуга

РАДУГА.

Из ничего – фонтаном синим

Вдруг брызнул свет...

А. Блок.

Утро началось как всегда со звона будильника – ровно в 7:00 он издал бодрую трель и затих под сильным хлопком ладони.

Вставать не хотелось, но выбора не было. Дмитрий посмотрел на часы и разрешил себе еще несколько минут, которые пролетели за секунду. Откладывать больше было нельзя, он вздохнул и откинул одеяло.

Дальше время полетело как сумасшедшее : тренажер, прохладный душ...

Увы, сегодня вода была обжигающе-ледяной.

" Конечно, – вспоминал он, растираясь махровым полотенцем. – вчера в подъезде висело объявление об отключении горячей воды. Но это ничего, зато бодрит, вот только бриться из кастрюльки не удобно. .. Ладно, переживу, хотя и не приятно. – успокоил он себя и направился в кухню.

Теперь завтракать. Два тоста с апельсиновым джемом и чашка крепкого кофе.

Он отвлекся лишь на минуту , но коричневая пенка бодро поднялась в турке и с шипением полилась через край.

"Ах, черт, ну надо же кофе сбежал! Теперь еще тряпку искать и наводить порядок... Пару минут у меня, правда, есть – встреча с клиентом в 9, успею, но как же это раздражает... Такие вот мелочи здорово портят настроение и выбивают из колеи. А встреча сегодня важная и клиент капризный. Клиентка,– поправил он сам себя. – дамочка средних лет, богатая и с большими амбициями. Ничего справлюсь. Главное собраться сейчас и настроиться. – и он бросил взгляд на часы – Ах, черт, уже девятый час! Бегу!"

Одевая пиджак, Дмитрий заметил на правом манжете рубашки повисшую на нитке пуговицу. Переодеваться было уже некогда, он быстро замотал нитку вокруг пуговки и зло сунул руку в рукав пиджака. В последнюю секунду, вспомнил, что не оставил конверт с деньгами для домработницы и бросился в кабинет, благо, что его хоть искать не нужно – тот лежал на столе рядом с синей папкой .

Только в машине он наконец-то перевел дух – вождение всегда его успокаивало и настраивало на позитивный лад. А позитив ему сегодня был очень нужен...

Стрелки часов угрожающе ползли к отметке – 9, машины впереди еле ползли. Добираться нужно было в старую часть города, а улицы там узкие, движение двухстороннее, да еще кафе, в котором назначена встреча, расположено неудачно – недалеко расположился бизнес-центр и их машины дружно выстроились в ряд, перегородив всю улицу. Машину пришлось оставить далеко от кафе и добираться пешком. А тут еще начал моросить мелкий дождь.

– Дмитрий Константинович, доброе утро! – бодрым голосом секретаря отозвался телефон.

– Доброе, Мария Петровна.– процедил он сквозь зубы.

– У меня для вас информация. Только что звонила клиентка и отменила встречу. У нее возникли какие-то неотложные дела. Она просила извиниться и сказала, что позвонит позже и сообщит, когда сможет с вами встретиться.

– И вы мне это только сейчас сообщаете? Я нахожусь уже рядом с кафе.

– Я позвонила вам сразу же как только узнала. – в голосе секретаря явно прозвучала обида. – Мне жаль, но ваша встреча отменяется. – добавила она уже суше и отключилась.

– Черт, черт, черт! – ну что тут еще сказать.

До кафе оставались какие-то тридцать метров, когда вдруг редкие капли резко участились, и с неба хлынул поток воды, мгновенно скрывая все за серой холодной пеленой. Все как-то сразу стало серым, безликим, размытым, как на старой фотографии, где с трудом можно разглядеть только силуэты и неясные очертания. О том, чтобы вернуться к машине не могло быть и речи – его внедорожник стоял на соседней улице, бежать до кафе было глупо – впереди быстро образовывалась лужа, грозя превратиться в океан грязной воды. Поискав глазами убежище, он заметил недалеко подъезд и поспешил укрыться под козырьком. Здесь он перевел дух и , с горечью отметил, что на безупречных серых брюках появились темные пятна, а туфли были заляпаны грязью.

Какое-то время он стоял, прислонившись спиной к деревянной двери подъезда, и смотрел на смутные очертания домов, деревьев, машин. Все было серым безликим и выглядело каким-то одиноким, потерянным. Словно дождь смыл все яркие краски, оставив только серый и полутона.

Внезапно он заметил на противоположной стороне улицы какое-то цветное яркое пятно. Оно двигалось по направлению к нему и вскоре он смог различить женщину, средних лет, одетую в яркое желтое пончо и с оранжевой шляпой на голове. Она остановилась недалеко от него и, смахнув с полей шляпы капли, внимательно посмотрела прямо ему в глаза. Взгляд был таким пронзительным, что ему стало не по себе. И, тем не менее, он вежливо отступил в сторону и жестом пригласил ее под козырек подъезда.

Но женщина молчала и не двигалась. Ей, казалось, совсем не мешал холодный дождь, она стояла и пристально смотрела на него и молчала.

Он не выдержал.

– Подходите, ну что же вы? Со всем ведь промокните. Не бойтесь.

Женщина рассмеялась, подняла лицо вверх и сдернула шляпу.

– Я и не боюсь. Я люблю дождь.

С этими словами она вскинула руки и стала медленно кружиться.

Он со смешанным чувством наблюдал за этим танцем. В душе поселилось неожиданно чувство зависти. От той легкости, непосредственности, раскрепощенности с которой она двигалась. Ему всегда этого недоставало – чувства свободы, полета...

А женщина продолжала кружиться под струями дождя ...

Неожиданно дождь кончился и темных просветах облаков засверкали солнечные лучи. Она остановилась, отвела рукой мокрые пряди волос, улыбнулась ему и стала капаться в старенькой светло-коричневой сумке с множеством кармашков.

– Так, где же он у меня... – она что-то сосредоточенно искала, хмурилась, рылась в недрах сумки, изредка недовольно цокая языком.

– Ты чего там стоишь? – неожиданно сказала она Дмитрию. – Подходи ближе. Я не кусаюсь. Для тебя ищу, сейчас, а вот они где, голубчики.

И с этими словами женщина достала из сумки коробку стареньких акварельных красок и протянула их слегка оторопевшему Дмитрию.

– Это мне?

– Да, они для тебя.

– Э-э, спасибо. А зачем они мне?

– Не знаю. Я просто нахожу и отдаю человеку то, что ему нужно. А зачем, ты должен понять сам.

И видя, что он стоит, не решаясь взять из ее рук коробку, сама вложила краски ему в руки и быстро пошла прочь.

В этот момент дверь подъезда с шумом распахнулась, и вышел мужчина с серой куртке-ветровке, накинутой поверх майки и в домашних тапочках, из которых выглядывали большие пальцы. В руке он держал мусорное ведро и большой пакет.

– А, теперь значит, ты у нас счастливчик. – бросил он, проходя мимо Дмитрия.

– Почему, счастливчик? – удивленно спросил он старика.

– Так тебе подарок сама Любка, дала. А это – дорогого стоит.

– Любка? Вы имеете ввиду ту женщину? Которая танцевала под дождем?

– Ее самую. Я из окна видел. У меня ремонт в квартире, решил перекур себе устроить, подошел к окну, а там она пляшет. Ты бери подарок-то ее, не сомневайся. Если она чего подарит, значит человеку именно это и нужно.

– Да, и она мне тоже это сказала.

– Вот видишь, ее подарки приносят счастье. Не сомневайся и не вздумай выбросить или отдать кому– нибудь. От своего разве отказываются?

– Нет. Спасибо, не буду выбрасывать...

В полной растерянности Дмитрий смотрел, как старик выбрасывает мусор и направляется к дверям подъезда, крутя в руках старенькую коробку.

– Так значит, вы приносите счастье? Ну что ж посмотрим.

Изменения начались уже к вечеру. В конце рабочего дня Дмитрия Константиновича посетило непреодолимое чувство отправиться в магазин. Это было настолько странным, что он даже, сидя в машине, у торгового центра пытался осознать или найти хоть одну причину, по которой ему было нужно именно сюда. Причина не находилась, но ноги, казалось сами несли его к любимому магазину на втором этаже. Только подойдя к отделу, в котором продавали рубашки, он смог перевести дух.

– Здравствуйте! – приветствовала его продавщица. – У нас новое поступление галстуков.

– Здравствуйте. Нет, галстуки меня не интересуют, покажите рубашки , пожалуйста.

Продавщица стала выкладывать на витрину белые, голубые и серые рубашки.

– Подождите, а какого-нибудь другого цвета у вас нет? Повеселей.

Женщина недоуменно посмотрела на него. Он и сам не мог понять, что говорит и, главное, зачем ему нужны рубашки. В шкафу у него висели прекрасные рубашки замечательного качества и его любимого цвета – белого и голубого. Зачем ему другие?!

– Да, сейчас принесу. Вы решили поменять стиль? Подождите, осмотритесь пока, может вас еще что-нибудь привлечет. Как нашему постоянному клиенту мы сделаем скидку.

– Да, наверное. – сказал он и растерянно провел рукой по волосам.– Я посмотрю.

В результате он вышел в из магазина приобретя три рубашки : зеленого, красного и белого с маленькими корабликами, к этому великолепию, он купил еще легкие светлые льняные брюки и белые мокасины.

Только сев в машину и отправив покупки в багажник, он обнаружил, что абсолютно не знает, зачем это все купил и куда это все он наденет.

Однако, утром он нашел в своем шкафу среди серых костюмов синие джинсы и надел их вместе с зеленой рубашкой – поло. А на завтрак съел вместо поджаренного тоста с апельсиновым джемом, яичницу с беконом, и выпил чашку зеленого чая вместо крепкого кофе.

По дороге на работу он заехал в цветочную лавку и купил для Марии Петровны букет ландышей.

На работе он произвел фурор. Мария Петровна с потрясенным видом приняла от него букет и, поставив его в вазочку, и время от времени смотрела на цветы, как на инопланетное существо. В перерыв он услышал, как сотрудники строят предположения по поводу изменений произошедших с ним. Версии выдвигались разные : от влюбленности (наконец-то!) до сильного переутомления.

Он только посмеивался. На душе у него было легко и спокойно.

В конце дня шеф решил устроить "летучку". Он сидел на своем привычном месте, слушал вполуха, о чем говорит главный и ... рисовал. Да, он сидел с умным видом, а рука как бы сама по себе выводила в блокноте чей-то профиль.

– Дмитрий Константинович! Вы сегодня с нами?

Прервал его занятие главный.

– Конечно, Валерий Михайлович, я просто задумался над проблемой.

– Так задумались, что пропустили момент, когда все разошлись по своим местам? – ехидно спросил его главный.

Дмитрий оторвался от своего блокнота и оглянулся. Он сидел в кабинете совершенно один за длинным столом, а шеф стоял рядом и рассматривал его творение.

– Неплохо – прокомментировал он.

Дмитрий покраснел.

– Извините, Валерий Михайлович, задумался .

– Ничего. Дмитрий Константинович, сейчас у нас пора отпусков, я тут посмотрел на досуге и обнаружил, что вы отпуск уже пять лет как не брали. Дел сейчас у нас в разработке серьезных нет, я сам с понедельника в отпуск. Вы как? Присоединяйтесь! Я на рыбалку еду, весь год мечтал о Волге, у меня там родня живет. – шеф мечтательно прикрыл глаза и ослабил галстук.

– Я не рыбачу, но об отпуске... Что ж, пожалуй, напишу заявление, отдыхать тоже нужно.

– И это правильно. – шеф улыбнулся. – Пиши, Дмитрий Константинович, за нас в конторе Борис Сергеевич останется, а потом он у нас отдыхать пойдет. Я с бухгалтерией свяжусь, тебе начислят и переведут все на следующей неделе.

Придя в кабинет, Дмитрий сел за стол и попытался осознать, что он только что натворил. Отпуск он не брал специально. Зачем ему отпуск, он и отдыхать не умел никогда, рыбалкой и охотой не интересовался, а время, проведенное на пляже, считал потраченным в пустую. И что он теперь будет делать, целых четыре недели?! Нет, что б две взять, так рука вывела совершенно другое... И как теперь быть? И главное, что с ним происходит?

"Хотя отпуск это неплохо. – неожиданно мечтательно подумал он. – Погода стоит замечательная, конец мая, мой любимый месяц."

Ладно, теперь уже поздно жалеть, заявление он написал. О том, что сегодня пятница – любимый день недели всех трудящихся и рабочий день сокращен на целый час ему возвестил календарь и пришедший смайлик по внутренней связи от Генки с предложением наведаться в ближайший бар. Предложение он отклонил. Вместо этого он забрал свой блокнот и пару канцелярских мелочей, запер папки с делами и отправился в отпуск. Уже абсолютно счастливый и не сомневающийся.

Однако домой он попал только через три часа. По дороге в глаза бросилась вывеска "Арт-материалы. Все для художников." Он зашел в магазин и занялся выбором материалов, красок, кистей, Все это заняло у него с непривычки долгое время. Цены, правда, неприятно удивили, но, в конце концов, он нашел все необходимое и домой приехал груженый холстами, мольбертом и тюбиками с краской. Коробка с акварелью заняла почетное место на самом верху башни из художественных принадлежностей.

"Сколько же я не рисовал? Даже представить страшно. С Италии, наверное. Лет пять-шесть наверное, не иначе... Иногда чертил что-то в записной книжке, но это так ерунда..."

В детстве он ходил в Художественную школу, а по окончанию десятого класса решил поступать в худучилище. Но в его семье все были юристами, и когда стал вопрос о поступлении и он заявил о своем намерении, родителей чуть удар не хватил. Единственный сын он должен был продолжить династию и стать юристом уже в четвертом поколении. Его мечта была отметена и положена на полку памяти, покрылась пылью и где-то затерялась. Он даже и не вспоминал о ней, до вчерашнего дня, а сейчас, выпив чашку чая, счастливый закреплял лист и разводил краски. Да, счастливый, полный лихорадочного возбуждения, энергии. Ощущение было таким сильным, что ему на секунду показалось, что если бы он не возьмет в руку кисть и не начнет писать, что произойдет что-то страшное. А еще он боялся не успеть. Образы теснились в его голове, казалось, они только и ждали этого момента, что бы прорваться и выплеснуться на лист.

Вначале рука заново узнавала, чувствовала , водила. Прошло некоторое время прежде чем он снова стал чувствовать, так как раньше. Кисть вновь стала продолжением руки И только потом он закрепил новый лист и стал работать акварелью.

Анна Васильевна пришла с продуктами в девять утра. Сегодня она не занималась уборкой, а просто приносила продукты. Оставив сумки в кухне, она решила проветрить квартиру и открыть окно в кабинете.

Дмитрий Константинович лежал на диване, свернувшись калачиком, положив под голову ладонь. На столе были разбросаны тюбики с красками, палитра, кисти и карандаши, а на мольберте был прикреплен лист бумаги.

Анна Васильевна , боясь потревожить его сон, на цыпочках подошла к мольберту и увидела ночной город. Сквозь стекло с каплями дождя проступали очертания домов, аллея деревьев , старый мост. Только в одном доме горел свет. Остальные были погружены в темноту. Деревья и очертания моста тонули с темной влажной синей дымке. Только эти огни и жили на картине, притягивали взгляд и заставляли возвращаться к ним снова и снова., вглядываться в мокрое стекло, сквозь дождевые капли и темноту.

Анна Васильевна тихонько вышла из комнаты и прикрыла за собой дверь.

Только на кухне она заметила, что движется все еще на носочках, усмехнулась и, стараясь не шуршать пакетами, стала выгружать продукты.

То, что Дмитрий Константинович был дома в субботу, а не на работе было само по себе чудом. За все годы, что она занималась его хозяйством, таких случаев можно было пересчитать по пальцам одной руки, а то, что он мог рисовать, в ее голове никак не укладывалось.

– Надо же, чего только не происходит. – говорила она потом своей соседке. – Приличный человек, аккуратный такой, а вот поглядишь ты, ерундой занимается. Хотя на моей памяти, это в первый раз. Может, переутомился?

Как бы там не было, но когда Дмитрий Константинович проснулся около 12 часов дня, настроение у него было отличным. Какое-то время он сидел на диване, прислушиваясь к своим ощущениям, а потом перевел взгляд на мольберт и ... улыбнулся.

После чашки крепкого кофе, он перебрал свои работы: некоторые забраковал, другие – отложил дорабатывать и только пейзаж ночного города он счел неплохим.

Потом он решил пополнить свои запасы цветных карандашей. Карандаш всегда был его любимым "инструментом". К ним присоединилась пастель и набор бумаги для нее. Из магазина он вышел с ощущением, что теперь, придя домой, он будет делать только одно – работать.

Увы, этой мечте не суждено было сбыться. У дверей своей квартиры он увидел невысокую полноватую женщину, а рядом с ней, держа в руках машинку, малыша лет пяти.

– Вы ко мне? – вежливо спросил он.

– Ага. Видимо в тебе. Ты ведь , Димка?– спросила женщина, поправляя рукой волосы.

Так его не называли уже лет двадцать.

– Да. А мы с вами разве знакомы? – и, прищурившись, он внимательно стал ее рассматривать.

Круглое приятное лицо с веснушками, синие глаза и задорно вздернутый носик, полные губы. Что-то знакомое шевельнулось в его памяти, шевельнулось и пропало. Нет, он не помнил, кто она.

– Не узнал? Я– Марина, внучка Зои Петровны. Мы раньше в соседней квартире жили, а потом переехали. Ну, ты даешь! Не узнал! Я , как ты дверь открыл, сразу тебя признала, даже от сердца отлегло, боялась, что здесь другие люди живут. Столько ведь времени утекло.

– Марина? Да, действительно... – только сейчас в голове прояснилось, и он приветливо улыбнулся и широко распахнул дверь. – Ты, может, пройдешь? Как у тебя дела?

– Прекрасно. Слушай, потом все расскажу. Ты вот что, сейчас ведь дома? – он согласно кивнул.– В бабушкиной квартире теперь моя сестрица живет. Она сюда на этой неделе въехала. Я к ней пришла, хотела ей Пашку оставить до завтра. А то у меня поход в ресторан с мужем намечается – годовщина у нас, ну ты понимаешь. А я еще в салон должна забежать: прическа, маникюр... Вообщем, я приехала с Пашкой, а ее нет.

– Звонить не пробовала? – кажется, он уже понял, что этой Марине от него требуется и это очень ему не нравилось.

– Конечно. Я утром звонила, она сказала, что б я с ним к пяти приезжала, но у меня не получилось, пока собралась, потом Пашка есть захотел... Вообщем, мы приехали, а ее нет. Ты с ним не посидишь часок? Ну, может и меньше. Она должна скоро прийти. А Пашка – он смирный пацан. Он машинку взял с собой, телек ему включишь и порядок. Продержишься часик. Выручай, у меня ведь годовщина...

Марина слегка склонила голову набок и просящее посмотрела на него своими синими глазами, при этом подталкивая к нему Пашку в джинсовом комбинезончике с грузовиком и рюкзачком за спиной.

– Марин, я ведь не могу с детьми. У меня своих нет. Я честно, не знаю, что с ними делать.

– Говорю же, он смирный. Хлопот с ним не много, а потом Наташка скоро придет, я ей уже звонила, она в редакцию поехала, но скоро будет. Обещала не задерживаться. Соглашайся. Ну, все, Пашик, побудешь вот с этим дядей . Его Димой зовут. А тетя Наташа скоро приедет и тебя заберет. Позвони мне, телефон я положила в рюкзак, а то она может закрутиться и забыть.

Все побежала я. Спасибо, Дим. Рада была тебя увидеть.

Марина чмокнула сына в макушку и подтолкнула его к Дмитрию, махнула рукой на прощание и побежала вниз по лестнице.

– Не забудь мне позвонить, сына. – донеслось уже с низу.

– Позвоню. – крикнул мальчик и добавил, глядя снизу вверх на Дмитрия. – Ну что, пошли? У тебя печенье есть?

– Не знаю.

Дмитрий закрыл входную дверь, поставил сумку и привалился спиной к вешалке, которая тут же опрокинулась, по пути перевернув ключницу и свалив подставку для зонтов.

– Ты чего это все раскидал? – Паша нагнулся и поднял зонт.

– Нечаянно, ты разувайся и проходи, давай на кухню, что ли... Я тебе чай налью и голубцы разогрею. Ты голубцы любишь?

Пашка кивнул.

– Ем. Только я больше сладкое люблю. Конфеты или печенье со сгущенкой.

И он с надеждой посмотрел на Дмитрия.

– Увы, печенья нет. Но я могу сбегать в магазин и купить что-нибудь сладкого. Тебя одного на пять минут оставить можно?

– Так я же уже взрослый. Посижу у тебя и в машину поиграю. Иди себе спокойно.

И мальчик залез на стул и стал возить машинку по столу.

– Вот и прекрасно. Я быстро. И знаешь, я сейчас голубцы разогревать поставлю. На самое маленькое пламя. К моему приходу они как раз разогреются, и мы с тобой поедим. Договорились?

– Ага. Только ты быстрее иди. И знаешь, если конфеты будешь покупать, то выбирай с орешками. Зеленый такой фантик, на нем белочка нарисована.

– Понял. Жди, давай и за голубцами приглядывай.– Дмитрий рассмеялся и, прихватив кошелек , поспешил в магазин.

Он вернулся быстро, как и обещал и с облегчением вздохнул, когда Пашка появился в коридоре живой и здоровый.

– Принес? – тут же осведомился он.

Дмитрий протянул ему пакет.

– Сам смотри. Там помимо конфет еще и пряники были вкусные, свежие. Ты про них ничего не сказал, но думаю, против ни чего иметь не будешь.

– Не буду. Я все ем. Я это... всеядный, когда дело касается сладкого. Да, у тебя чем-то пахнет неприятным.

Дмитрий принюхался: из кухни несло подгорелой пищей.

– А, черт! Сгорели, наверное!

И он бросился на кухню. Конечно, голубцы сгорели, ведь он забыл налить масла на сковороду ... Вся кухня была в дыму, пришлось срочно открывать окно и выбрасывать ужин в мусорное ведро. Про мальчишку он совсем забыл, пока сражался с дымом и вдруг обнаружил его стоящим у стола в полосатых носочках и с рюкзачком в руках.

– А это ты... Я тут проветриваю . Сейчас, чайник поставлю и поищу еще что-нибудь съедобное.

– А пряники и конфеты разве не еда? – удивился мальчишка.

– Еда. Но много сладкого есть вредно. – Дмитрий открыл холодильник и уставился на полки. – Так, кажется, у меня есть вкусная колбаса. Сейчас бутерброды сделаю.

– Копченая? – осведомился Пашка.

– Да, – Дмитрий покрутил в руках котелку колбасы. – А ты что только копченую ешь?

– Ем всю, но копченую больше всего люблю. Ладно, съем бутерброд. – согласился Пашка.

– Вот и лады. Ты иди, в другую комнату сходи пока. Машиной своей поиграй, а я приготовлю и принесу.

Пашка кивнул и вышел из кухни. Вскоре из комнаты послышался грохот.

– Ты чего это там натворил?!

Дмитрий как раз собирался наливать чай и, услышав шум из комнаты, пролил кипяток на стол.

В ответ раздались всхлипы.

Влетев в комнату, он обнаружил, сидящего под столом, Пашку, а рядом валялся перевернутый стул.

– Ты чего это, ушибся?

Он вытащил мальчишку из – под стола и стал его осматривать, на предмет цел ли он и где у него рана. Паша вырывался и снова пытался залезть под стол, но при этом не переставал плакать.

– Паш, ну подожди. Ты скажи, что у тебя болит. Ты со стула свалился? – Дмитрий отпустил мальчика, поставил прямо перед собой и как только тот опять решил удрать, взял за плечи.

– Стоп. Не реви. Четко и ясно, скажи, что у тебя болит и что произошло.

– Да, ничего у меня не болит! Отпусти, ты держишь сильно и мне больно!

– Извини, – Дмитрий тут же отпустил его плечо. – Я не рассчитал.

– Не рассчитал... Ты такой же сильный, как мой папа. – и он потер плечо. – Я не падал. Залез на стол и стал машинку пускать по ковру, чтобы она по полоскам ездила на ковре. Сверху интересней наблюдать, а она о ножку дивана стукнулась и дальше не поехала. Ну, я спускаться стал, а стул перевернулся.

– Так ты со стола упал.

– Нет! Не падал я ни с какого стола! Я спрыгнул, а стул задел!

– А тогда почему ты ревешь?

Пашка нырнул под стол и вытащил пульт управления.

– Вот. Папка только вчера подарил, а на пульт стул упал и он треснул, машинка теперь не ездит...

И он опять всхлипнул.

– И это все? – Дмитрий без сил привалился к шкафу и неожиданно для себя засмеялся.

– Ты чего? – Пашка нахмурился. – Чего смеешься?

– Я думал, ты поранился. Испугался, а ты из-за машины... Я посмотрю, что можно сделать, не реви. Сейчас чай попьем и посмотрю.

Мальчишка склонил голову набок, чем стал очень похож на свою мать, и серьезно кивнул.

Общаться с ребенком оказалось не так уж и сложно. После чая Дмитрий достал инструменты и они с головой погрузились в ремонт .

Когда в дверь позвонили, машина благополучно ездила по всей комнате четко по полоскам на ковре , которые имитировали дорожное полотно.

– Это, наверное, за тобой пришли. Я пойду, открою. – Дмитрий отдал пульт в Пашкины руки и пошел открывать.

За дверью стояла Наташа.

– Привет, Димка. – как ни в чем не бывало , поздоровалась она и улыбнулась. – Племянник у тебя?

– Привет. – голос его почему-то звучал не привычно глухо. – Да, мы с ним играем.

– Значит, справился? Вот и отлично, он у нас хороший парень, не много вредный только, но это поправимо. Значит, ты так и живешь здесь?

Он пожал плечами, как бы говоря, а где же еще ему жить, потом спохватился и пригласил войти.

Она прошла в прихожую и огляделась.

– Надо же все так, как я и помню.

– Да, я не хотел что-то менять. Все так и оставил, когда родители уехали.

– И где они теперь? Ты один живешь?

– Да, один. Они в Германии. Отец там лекции читает по экономическому праву, а мама поехала с ним.

– А ты? Как ты?

– Хорошо, наверное. Живу вот.

– Да, я вижу. Я тоже живу. Бабули не стало и я теперь здесь. Когда въезжала, думала ремонт сделать, но потом передумала. Решила пока повременить, разбираю потихоньку ее вещи. Столько воспоминаний. Говорят вещи нужно раздать, но я как-то не могу пока. Беру в руки ее шаль и плачу...

– Слишком мало времени прошло. Да и прими мои соболезнования.

Она кивнула.

– Бабуля любила тебя. Всегда ставила нам с Маринкой тебя в пример, говорила какой ты воспитанный и как хорошо учишься. Ты , я слышала, стал юристом?

– Да, я адвокат, работаю в одной юридической конторе.

– Почему-то я так и подумала.

– Почему?

– У тебя ведь и дед и отец – юристы, логично, было предположить что ты пойдешь по их стопам.

– Так и есть. А ты?

– А я – иллюстратор. Сейчас работаю над одной детской книжкой. Я всегда любила рисовать, если ты помнишь.

– Помню. И я когда-то тоже.

Он вдруг замолчал, пораженный своими словами, которые неожиданно вырвались. – Но это было так давно.

– Да, все правильно. Это было давно.

Наташа замолчала.

– Подожди, а где Пашка? Что-то его не слышно. – вдруг спохватилась она.

– Он в комнате был, мы с ним играли...

Дмитрий зашел в комнату и замер: Пашка залез на стул и старательно рисовал на обоях большое желтое солнце. Он так увлекся, что даже не заметил, как в комнату вошла Наташа. И только когда она ахнула, прервал свое занятие и весело улыбнулся:

– Наташа, привет! А я солнце рисую! Правда, здорово получается? Сейчас лучики закончу и облачка буду рисовать. – счастливо сообщил он им и, отвернувшись, стал рисовать лучи.

– Пашка, ты что наделал?! Я же тебе сто раз говорила, что на обоях нельзя рисовать! За тобой остались присмотреть, а ты что натворил! – громким шепотом сказала Наташа и с выражением крайнего ужаса на лице перевела взгляд на молчавшего Дмитрия.

Пашка не понял, почему взрослые не восторгаются его творением на стене. Он слез со стула, отошел на несколько шагов и, прищурив правый глаз, стал рассматривать солнце на стене.

– Я хорошо нарисовал. Я старался, думал понравиться...

– Да, ты хорошо нарисовал, вот только на стенах рисовать нельзя!

– Но она же белая! – Пашка явно не понимал, в чем проблема и что он сделал не так. – Стена вся белая, – повторил он. – а ты всегда говорила, что на белом рисовать можно. Посмотри, Наташа, у него все стены белые, здесь так чисто, как у мамы в поликлинике.

– Дима, я объясню... – начала Наташа.

– Не надо. Действительно, все белое и почему бы не добавить сюда солнца? – и Дмитрий подмигнул растерявшемуся мальчишке. – Ты краски , где взял?

– Там на столе в кухне лежали, а водичку из кувшина налил в чашку.

– Молодец. Не теряешься. Все нормально, Наташ, видишь, рисует ребенок.

– Ты что и, правда, не сердишься?

– Немного. Ведь теперь придется либо менять обои, либо дорисовывать картину, так что занятия в отпуск у меня есть.

Дмитрию почему-то стало вдруг весело: испорченная стенка не казалась чем-то ужасным, солнышко у Пашки вышло и впрямь хорошее, немного кривоватое, но это поправимо, а потом может и правда пора бы уже сменить цвет стен?

– Ох, Пашка, пойдем-ка лучше домой с тобой, пока ты еще чего-нибудь здесь не натворил. Собирайся, художник.

Наташа выглядела смущенной и это так ей шло. Лучи заходящего солнца окрасили розовым ее щеки и бросили красноватый цвет на белокурые локоны.

"Неужели прошло двадцать лет? И она стоит в моей квартире такая же красивая, нежная, с золотистыми волосами и веснушками на вздернутом носу..." – неожиданно для себя подумал Дмитрий .

– Ты если с ремонтом надумаешь, то приходи, я помогу. Говорят, я классно умею клеить обои. Дим, мне правда неловко, что Пашка все это тут натворил...

– Да, ерунда. – прервал он ее. – Сам виноват, отвлекся, а ребенок проявил свой художественный талант. В тебя пошел?

– Пока неясно, но рисовать любит – это факт. Мы пойдем, наверное. – Пашка уже стоял со своей машиной и рюкзаком и тянул ее за руку. – Ты заходи как-нибудь, поболтаем. Ну, и если обои надумаешь клеить...

Она смущенно улыбнулась, а Пашка пожал ему руку. Правая щека у него была испачкана желтой краской.

– Не сердишься? – виновато посмотрев на Дмитрия, шепотом спросил он. – Честно?

– Не сержусь. – и он пожал в ответ протянутую маленькую ладошку.

Когда они ушли, в квартире вновь воцарилась тишина. Дмитрий прошел на кухню, закрыл окно и включил чайник.

"Наверное, нужно было ей предложить чай. А может она любит кофе? "

В голове крутились какие-то глупые ничего не значащие мысли: о кофе, пролитой воде на столе, крошках сахара... И только придя в комнату и поставив на столик чашку с кипятком, он сел в кресло и позволил себе расслабиться.

Воспоминания нахлынули, стоило только закрыть глаза.

Он, тогда высокий тощий мальчишка в отутюженной белой рубашке с бабочкой со скрипкой в руках и Наташа в джинсах и красном свитере идет рядом, сжимая в руке папку с рисунками, рассуждает о том, что белый – это вовсе и не цвет, это просто фон, для настоящего цвета – зеленого, желтого, синего.

Как же это он забыл? Значит, Пашке она говорит тоже самое...

Он мечтал рисовать, но родители были непреклонны – вначале закончи музыкальную школу, а дальше занимайся, чем хочешь. Под этими словами подразумевалось что-нибудь полезное и нужное, то, что мнению его родителей развивает ребенка и не дает ему болтаться на улице. Пять лет он играл на скрипке, а потом последняя была благополучно заброшена на антресоль и забыта. А он стал рисовать.

И они вместе с Наташей ходили в художку, а летом их возили за город на этюды.

Первый неловкий поцелуй у него до сих пор ассоциировался с запахом ромашкой. Она росла там везде, казалось, что весь луг покрыт белыми шапками с желтыми серединками. Ромашковый луг с гудением пчел и большими бабочками – крапивницами.