Текст книги "Сделай это нежно"

Автор книги: Ирэн Роздобудько

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Рождественская сказка

За окном кружились мелкие звездочки, будто кто-то сеял на землю семена зимних цветов.

Но буквально через каких-то полчаса небо разверзлось и из лилово-черной мглы вдруг повалили крупные рваные клочья. Их монотонное кружение завораживало взгляд, уводило Настю от невеселых мыслей к… еще более грустным: этот Новый год не обещал ничего необычного. Хотя чего-то «необычного» она и не ожидала.

Пусть бы все оставалось, как было. Не очень интересная работа, но все же – работа.

Не слишком яркий роман с однокурсником, который мог закончиться через пару лет свадьбой – но все же лучше, чем ничего. Конечно, Настя порой жаловалась и на работу, и на этот пресный роман, который застыл на стадии «ухаживания».

И вот – будто сглазила: с работы уволилась, а затянувшиеся ухаживания она сгоряча прервала сама.

А теперь сидит в одиночестве перед заснеженным окном и горько жалеет и о том, и о другом.

Ведь и с первым, и со вторым надо было бы смириться, а не ждать чудесного превращения рабочего стула на складе бумажной фабрики в офисное кресло, а нерешительного и скучноватого жениха – в прекрасного принца. Стоит довольствоваться тем, что есть. Ведь и это может исчезнуть в один миг. Погорячилась, высказалась перед всеми – заведующий складом даже рот раскрыл, Толик (Толиком «жениха» зовут) просто ушел, плюнув себе под ноги: «Как хочешь! Потом сама прибежишь…»

На мгновение почувствовала облегчение: ура, свобода! Не прибегу. А теперь что? Надо квартиру подешевле искать. И только на себя и рассчитывать. Все «принцы» разобраны, и Толика быстро кто-то к рукам приберет.

Настя оторвала взгляд от серебряной круговерти за окном и перевела взгляд вниз, во двор – земля была влажная и серая. Она глотала белоснежные хлопья и никак не могла насытиться.

Слякотно на улице, слякотно на душе…

Не очень то и хочется выползать куда-то в такую погоду. И Настя ни за что бы не вышла, если бы не надо было сбегать на почту за денежным переводом от родителей – не сидеть же в праздничные дни без вкусненького!

Настя пошла одеваться. Зимой это такая долгая процедура, сто раз успеешь пожалеть себя. Настя так и делала, ругая слякотную зиму, год, который начинается неудачно, и собственную глупость.

А уже на лестничной площадке, по инерции, отчаянно ругала лифт, который никак не хотел подниматься на ее четырнадцатый этаж, а гудел и дергался где-то внизу, будто его дверцу заклинило.

Видимо, кто-то безобразничает, решила Настя и пошла пешком.

Когда дошла до седьмого этажа, убедилась: да, действительно – лифт заклинило.

Причем, удерживал его какой-то старик.

Согнувшись дугой и придерживая дверцу ногой, он не спеша собирал с пола мандарины, которые высыпались из его дырявого пакета.

Настя с раздражением окинула взглядом его старое пальто с драным меховым воротником и хотела уже проскочить мимо, но тут под ноги подкатилась последняя мандаринка. Заставила Настю наклониться.

Настя протянула ее деду.

Он медленно выпрямился и посмотрел на девушку. Весь седой, засыпанный хлопьями снега, в смешных старомодных валенках, он вызвал у нее забытое чувство жалости не к себе – к другому.

– Вам помочь, дедушка? – спросила Настя.

– Помоги, солнышко, – сказал он, сунул ей в руки корзину и робко покосился на разинутую пасть лифта: – Я в эту штуковину больше не полезу!

– А вам куда? – тоскливо спросила Настя.

– На семнадцатый…

Настя вздохнула, но что поделаешь?

Они начали медленно подниматься вверх. Дед постоянно останавливался, пытаясь отдышаться.

Настя начала нервничать, думая, что еще полчаса такого восхождения, и почтовое отделение закроется.

– А что ты, солнышко, чернее черной тучи? – спросил ее дед. – Накануне таких светлых праздников – грех.

– Праздник?.. – не сразу отозвалась Настя. – Какой там праздник…

– Как это – какой? Зимние праздники – они все как волшебная цепочка: чудо на чудо нанизано.

– Чудеса, дедушка, только в ваше время были. Да и то потому, что вы в них верили, как дети. А сейчас все иначе! – пробормотала Настя, рассердившись на то, что дед снова остановился.

Тот внимательно смотрел на нее.

– Неправду говоришь, девочка, – сказал он. – Слушай-ка, что я тебе скажу.

И стал нести такое, что Настя еще больше разозлилась.

– Совсем скоро будет тебе три знака. Первый – упадет перед тобой на колени добрый молодец, с которым ты пойдешь по жизни, как по ковру золотому… Второй – зазвонят колокола, и придет к тебе удача, о которой мечтаешь. А третий знак: дверь не затворишь – через них к чуду и пойдешь!

– Спасибо, конечно, дедушка за ваши сказки, только, умоляю, давайте еще немного поднимемся, а то спешу я… – взмолилась Настя, поглядывая на часы.

– Я уже пришел, – ответил тот, забирая у Насти из рук свою корзину. – Не задерживаю тебя больше! Иди себе с миром. Спасибо, что помогла.

Настя вздохнула с облегчением.

И побежала вниз.

А пробежав несколько этажей, остановилась, прислушалась – стоило бы деда до самой квартиры довести. Неудобно как-то получилось!

Настя снова направилась вверх – туда, где деда оставила, но на лестнице никого не было. Старик как сквозь землю провалился. А шел ведь на семнадцатый.

Стоп, вдруг спохватилась Настя – ведь она живет в обычной стандартной шестнадцатиэтажке! О каком семнадцатом речь?

Прислушалась: на лестнице – тишина.

Махнула рукой – может, старик на чердак ночевать шел, очень уж на бездомного похож.

Все еще размышляя об этом, спустилась во двор и застыла – земля уже была покрыта праздничной белой скатертью. И куда только делась серая мокрая слякоть!

И Насте стало весело, легко, будто слякоть исчезла и из души.

В маршрутке, как и всегда, царила праздничная давка.

Настя достала монетки – передать водителю за проезд, и они упали вниз, закатились под сиденье.

Не успела Настя наклониться, как увидела внизу чью-то стриженую макушку: парень собирал у ее ног рассыпанные деньги. «Упадет перед тобой на колени добрый молодец, с которым ты пойдешь по жизни, как по ковру золотому…»– раздалось у Насти в голове, и она громко рассмеялась: вот оно – в ногах ползает незнакомец.

Чем не знак? Супер!

Юноша смутился, отдал ей собранные деньги и улыбнулся в ответ.

А потом еще три остановки пытался узнать номер ее телефона. Банальщина! Настя только насмешливо плечами пожимала.

А потом выскочила из маршрутки. Успела лишь заметить его растерянную улыбку в окне.

Вернулась домой с тортом и… котенком. Котенок лежал в сугробе у подъезда и даже не мяукал. Настя принесла его домой, налила молока. Котенок жадно лакал молоко, и Настя подумала, что вот есть существо, для которого она сегодня стала чуть ли не святым Николаем. Разве неудивительно – оказаться в теплом доме, когда твоя жизнь висит на волоске!

Настя улыбнулась, вспоминая слова странного старика. В чем-то он был прав.

Так, на коленях передо мной уже кто-то стоял, подумала она, а где же колокола?

Прислушалась. Но мир вокруг нее был полон лишь благодарным мурлыканьем котенка. Зазвонил только телефон.

Настя нехотя взяла трубку.

Приятный баритон поздоровался, назвал ее по имени и отчеству, вежливо извинился, что беспокоит накануне праздников, и… пригласил на собеседование. «Ваше резюме нас заинтересовало, – пояснил баритон. – Руководство нашей фирмы велело вас разыскать…»

– Хороших праздников! Счастливого Рождества! – добавил баритон и отключился.

А Настя еще долго держала трубку возле пылающей щеки.

Из оцепенения ее вывел голос соседки:

– Эй, подруга, что это у тебя двери настежь!

Настя бросилась в прихожую – так и есть: из-за этого котенка забыла дверь закрыть…

Но это объяснение ее уже не устраивало!

Ведь было и другое! «Дверь не затворишь – через них к чуду и пойдешь!».

– Ну что ты застыла? Чего в темноте сидишь? – не унималась соседка. – Пошли к нам – у нас гостей полон дом!

Будто во сне Настя взяла свой торт и пошла за ней.

…В квартире повсюду горели свечи, пахло хвоей, а за таинственно освещенным столом сидели гости. Один из них даже вскочил, увидев девушку.

И улыбнулся.

Так же, как несколько часов назад.

В той маршрутке.

Но теперь эта улыбка не была растерянной…

«Худболист»

Жаркая весна начала 90-х.

Выходной день.

Окраина заброшенного шахтерского «поселка городского типа», утопающая в яблоневом цвету.

Здесь одноэтажные бараки, которые строились как временное жилье, а получилось – навсегда…

В пыльных двориках женщины развешивают белье, которое через полчаса такой сушки становится серым.

За деревянными столами на длинных скамьях сидят мужчины в полинявших майках – забивают «козла» и, робко поглядывая на окна своих квартир, тайком «заправляются» самогоном.

За поселком возвышаются терриконы, покрытые голыми деревьями.

Инфляция конца 90-х докатилась сюда в первые же дни.

Ходят слухи, что скоро закроется нерентабельный отработанный забой – единственное место работы для жителей поселка. Люди живут по инерции – так, как привыкли. Они давно уже не убирают свои дворы, и поэтому некоторые из них напоминают склады ненужных вещей – повсюду валяются сломанные детские коляски, пластиковые бутылки, проржавевшие ведра, сдутые шины, дырявые корыта.

В этих кучах роется детвора.

Они не испытывают никакого дискомфорта, ведь они не знали другой жизни.

Поэтому им весело. Девочки погружают ноги в пыль и «рисуют» ею на ногах «модные чулки» и «носки», наслюнявленными пальцами выписывают по ним узоры.

Стайка ребят, пробегая мимо, поднимает такую волну пыли, что девочки кашляют, ругаются, визжат.

Один из мальчишек, семилетний Слава, на ходу дергает самую младшую из «модниц» за растрепанную косичку и стремглав мчится дальше, потому что знает: Сливка (так зовут девочку) не робкого десятка и может сильно врезать.

Сливка действительно гневно и по-взрослому кричит вслед обидчику:

– Козел малый! Ноги повыдергиваю!

И добавляет еще парочку словесных комбинаций, от которых уши вянут.

В этом нет ничего удивительного – дети копируют взрослых…

Ребята бегут на пустырь. Сегодня у них есть еще одно развлечение, кроме привычного футбола.

Вчера вожак стаи, тринадцатилетний Марадона, пообещал всем интересное зрелище.

И вот оно – сейчас состоится!

Ребята разного возраста уважают и побаиваются Марадону. А уважать есть за что! Ведь у него есть невероятная реликвия, которая делает его почти небожителем среди рядовых сосунков всего поселка.

Да что там «сосунков» – даже взрослые здороваются с ним за руку. А все из-за того, что у Марадоны есть настоящий футбольный мяч с автографом САМОГО Лобановского. Автограф, правда, уже порядком вылинявший, но разборчивый.

Подпись Короля Футбола когда-то получил отец Марадоны. Давно.

Еще до того, как семья переехала сюда, на новые разработки. Отец приехал работать инженером из самого Донецка – где когда-то и произошла «историческая» встреча с Лобановским. Марадона любит приврать.

Рассказывает, что отец когда-то играл вместе с ним в одной команде. Но спросить, так это или нет, – не у кого: мать не помнит этого исторического события, а папа погиб на второй год работы в шахте, когда полез проверять крепление и вместе с другими попал под завал.

Но факт есть факт – подпись настоящая!

Тот, кто подвергает это сомнению, – заклятый враг Марадоны.

Ребята в восторге от своего предводителя: Марадона курит, плюется на два метра через зубы и может придумать такие опасные игры, после которых некоторым «архаровцам» приходится ходить с разбитыми носами.

Марадона – национальный герой околицы.

А маленький Славка, который везде бегает за старшими, – наказание Господне, самый младший в стае!

Он всегда путается под ногами!

Особенно тогда, когда старшие играют в футбол старым, сто раз латанным мячом.

Но раздражает малой еще и тем, что, в отличие от других ребят, судьба которых предопределена (все они пойдут по стопам родителей, в забой), на вопрос, кем он будет, всегда с яростной уверенностью отвечает: футболистом!

Сколько его ни бьют, а он твердит одно и то же! За это и получил унизительное прозвище – «Худболист».

Все знают, что малой Слава-худболист помешан на футболе. Засыпает и просыпается со своим сдутым резиновым мячом, который купили ему в игрушечном магазине.

А стоит только крикнуть на улице: «Смотри, Лобановский идет!», как он, поверив, забавно вертит головой, будто это может быть правдой…

…Вчера случилось чрезвычайное: Марадона пообещал отдать Славке священный мяч.

«Хочешь?» – просто спросил он между двумя затяжками «Примы».

У малого аж челюсть опустилась до груди – только и смог, что закивать головой, задохнувшись от неожиданного счастья.

«Тогда – давай пари! Условия – завтра», – сказал Марадона.

Весь вечер и всю ночь Славка думал над смыслом нового слова – «пари».

Что это значит?

Но что бы то ни было, он согласен выполнить все что угодно, землю готов рыть за этот мяч!

И вот – утро, пустырь.

Славка стоит, окруженный ватагой ребятишек, замерших в ожидании: неужели Марадона раскошелится на такой королевский подарок?

Марадона улыбается, держа под мышкой реликвию, другая рука спрятана за спину. Славка не отрывает от него глаз, дышит тяжело, лоб покрыт каплями пота.

Пауза такая большая и длинная, что слышно, как на терриконах чирикают птички.

Марадона умеет держать паузу.

Наконец он достает из-за спины вторую руку и толпа охает – в ней граненый стакан, более чем на треть заполненный дождевыми червями…

Марадона ласково улыбается, подмигивая товарищам.

– Если съешь это – мяч твой! Зуб даю! – говорит Марадона и сплевывает в пыль.

После короткого «вау!» снова зависает невыносимая тишина, разве что кто-то присвистнул и осекся, напоровшись на суровый взгляд вожака.

– Ну что? – презрительно говорит Марадона, поглаживая подпись на мяче.

Он сплевывает еще раз и смеется. Он уже готов развернуться и уйти – ведь и так все понятно.

Славка шевелит губами, но голоса нет.

– Что? – переспрашивает Марадона.

И голос появляется…

– А можно… с сахаром? – говорит Славка.

Марадона ржет:

– А ну, братва, тащите сюда сахар! Мигом! – и подносит к самому носу мальчишки стакан, в котором копошатся жирные розовые черви.

Ватага, как ошалевшая, бросается выполнять приказ: сахар нужно достать из-под земли, хоть матери и выстаивают за ним в длинных очередях!

Через несколько минут ребята возвращаются, тяжело дыша, сжимая в грязных потных ладонях горсти бурого сахара – украли из дома кто сколько смог.

Поочередно ссыпают его в стакан: «блюдо» готово!

– Ну? – ехидно говорит Марадона, протягивая граненый стакан малому. И смеется.

И снова зависает невыносимая тишина…

Славка берет стакан и всей пятерней начинает заталкивать мерзкую смесь в рот…

Ватага шарахается, волнуется, как море, и снова выдает только одно: «вау!».

Кто-то катается по траве, зажав ладонью рот, кого-то тошнит по-настоящему, кто-то заходится в неистовом истерическом смехе.

И только двое стоят друг против друга: Марадона и Славка, занятый своим делом.

Первым не выдерживает вожак.

– Хватит! – говорит он.

Но Славка будто не слышит приносящей свободу команды.

Глядя в глаза Марадоны, упорно продолжает жевать.

– Харе! – кричит Марадона, рукой сдерживая спазмы в желудке.

Славка лезет грязными пальцами за новой порцией.

И жует, жует, жует…

До тех пор, пока на дне стакана не остается ничего. Он переворачивает стакан и подносит его к глазам Марадоны, демонстрируя: все!

Марадона шарахается.

– Козел! На, сдохни! – кричит Марадона и бросает этому полоумному свой мяч.

И мчится в ближайшие кусты.

Пацаны молча расходятся, оглядываясь на мальчишку, который остается на холме один.

Нет, не один!

В его руках – мяч.

Мяч с автографом Валерия Лобановского…

* * *

Середина 2000-х годов. Отель в центре города – «Премьер Палас».

Мяч летит в стену – ударяется рядом с репродукцией в «золотой» раме и отскакивает в руки того, кто его бросил.

Это в своих апартаментах развлекается после ужина лучший игрок – Владислав Вельченко…

Завтра вечером ответственный международный матч, в котором решится судьба команды. Но не только команды! Ходят слухи, что Вельченко покупают итальянцы. Сумма его контракта достигает миллиона долларов в год…

Владислав ловит мяч, потом задумчиво крутит его в руках и механическим жестом касается живота. Будто его тошнит. Заметив это, его товарищ Николай улыбается:

– Переел?

– Иногда бывает… – качает головой Владислав.

Телефонный звонок. Николай берет трубку и строит товарищу забавную рожицу – звонит тренер.

– Да, Семенович, – серьезно говорит в трубку Николай, – уже укладываемся, чё!

Тренер еще что-то говорит в трубку, и Николай прикрывает ее рукой.

– Что он хотел? – спрашивает Владислав.

– Все, как всегда, – говорит Николай. – Вечерняя проверка. Завтра матч. Значит – из отеля ни на шаг! Можно только два «с»!

– Что?

– Два разрешенных «с»: спокойствие и сон! Одно – в минусе… – улыбается Николай.

– Что, какое? – рассеянно переспрашивает Владислав.

– Ну, одно «с» – секс… – объясняет Николай и снова добавляет: – Все, как всегда…

– Это все?

– Почти… Говорил, что я должен проследить, чтоб ты вовремя лег. Надежды возлагает… Слушай! А это правда?

– Что?

– Не прикидывайся! Тебя ж в Италию пригласили. Что решил?

– Я еще не решал… – нехотя отвечает Владислав.

– А что… – начинает Николай, но очередной длинный звонок не дает ему продолжить фразу. – О, кажется, междугородная. Я возьму!

Но Вельченко опережает его и хватает трубку сам.

– Алло! Алло! – кричит он и тихо взволнованно добавляет: – Когда?..

Кладет трубку. И под изумленным взглядом товарища начинает быстро одеваться.

* * *

…Обшарпанная квартира в родном городке Владислава.

Здесь живет Сливка с матерью – подруга детства и бывшая одноклассница.

Городок почти не изменился. Хотя на месте некоторых бараков – трехэтажные дома, на улицах неоновые вывески над лотками с претенциозными надписями «Чикаго», «Парадиз», «Лас-Вегас».

В квартире – полумрак, цветные блики на стенах. Мать закончила говорить по телефону. Она немного подшофе…

За столом, на котором свалены в кучу объедки, бутылки, грязные тарелки со вчерашней засохшей едой, сидит соседка.

Мать Сливки опрокидывает рюмку, поворачивается к ней, но больше обращается к себе.

– Дозвонилась-таки! – говорит она. – Он крутой теперь. Даст Бог – поможет…

Соседка поднимает на нее бессмысленный взгляд, бормочет:

– Денег вам теперь нужно – немеряно. И почему она с ним не поехала тогда? Связалась с этим подонком…

– А помнишь, как он за ней бегал? – вздыхает мать Сливки. – Ох, дура, дура! Шлюха непутевая! Он и в голову не брал, что она голь перекатная! Ох, глупая девка, ох, глупая… Теперь, подрезанная, – кому нужна? Что я с ней делать буду?

– Она что, калека теперь?

– Калека? – вскидывается мать. – Врач говорит, что месяца два лежать… Личико вроде бы уцелело. – Она опрокидывает рюмку и снова начинает причитать: – Ах, глупая девка, ох, глупая… Ну, не поехала с ним – очень гордая, так пусть он хоть денег даст на лекарства! Сказали: срочно! Где мне их взять??

На стене в полумраке – маленькая черно-белая фотография: Сливка с матерью и отцом. Еще – счастливая, полная, улыбчивая семья.

Все прошло…

Сливка – давно уже не Сливка, а Ярослава – самая красивая девушка в районе, о которой судачат разное. И что из этого правда, а что – нет, уже никто не разберет.

А она и сама готова поддерживать слухи о себе, ничего не отрицает.

Ни того, что была в одной шайке-лейке с Марадоной, вот теперь и отправил ее в больницу – из-за ревности.

Ни того, что, как говорят, берет целых сто гривен за ночь.

Ни того, что… что упадал за ней САМ Владислав Вельченко – футбольный кумир местных болельщиков, гордость страны и бывший земляк по кличке Хутболист.

Короче говоря – «тертый калач» эта Сливка-Ярослава, местная Мессалина!

И жить этой грешнице недолго – Марадона постарался. А деньги на лекарства, да и сами лекарства здесь днем с огнем искать надо. А кто этим будет заниматься?

Женщины снова с горя наливают по рюмке…

* * *

Всего три года прошло с тех пор, как приезжал за Сливкой Владислав Вельченко. Приезжал из столицы, и вся местная малая и большая босячня бежала за ним по их улице до самого Сливкиного дома.

А потом сидели они на том холме, откуда видны терриконы, и Сливка сказала ему то, о чем сейчас не жалеет.

О чем жалеть, если и так понятно: прославленные футболисты женятся только на равных себе. На моделях, на актрисах или просто – на светских красавицах, дочерях олигархов, обеспеченных под завязку.

А Сливка – никто и ничто.

Сказала об этом коротко и замолчала. Знала: послушается. Он всегда ее слушался.

Сказала, как отрезала, а потом попросила пить. И жадно пила пепси-колу из протянутой им бутылки. А он только молчал и смотрел на нее, как она пьет, как отбрасывает волосы, как пытается прикурить сигарету, чтобы казаться такой, какой ее здесь знает каждая собака.

– Это все неправда! – говорит он.

– Это правда, – жестко говорит она и ловко сплевывает в пыль.

Как когда-то Марадона, думает Владислав и морщится…

– Ты теперь на другом уровне. А звезды… – говорит Сливка и улыбается: – Помнишь, как в одном кино: «Звезды никогда не сходят со своих орбит!» Да и мать я не брошу. Она в эту грязь корнями вросла. Да и пить начала. Куда я с ней? Лучше – мечтать. О том, что могло бы быть. Мне этого хватит.

– Бред, – говорит он. – Если бы я только мечтал, скажем, о футболе, ничего бы не было.

– Ты – другое дело. Это не совсем мечта. Ты с детства сумасшедший. И играл лучше всех. Это закономерно. Да и потом, если я даже поеду с тобой – что меня ждет? Вкусно жрать буду, в салонах нежиться и ждать тебя из поездок? На фига мне все это?

– А здесь лучше? – он обводит рукой холм и поселок.

– Пошли! – решительно встает Сливка. – Когда твой поезд? Не опоздаешь?

Они молча спускаются с холма – Сливка впереди, поникший Владислав плетется следом.

Где-то внизу тарахтит мотоцикл.

Сливка знает: это десятый круг у холма описывает Марадона. И никуда ей не деться. Она неожиданно резко останавливается, оборачивается к Владиславу – ей надо сказать что-то важное, то, что не повторит больше никогда, потому что встреча эта – последняя: нечего со столичными штучками путаться!

– Я хотела быть красивой, самой красивой из всех, – без всякого перехода с дерзким отчаянием говорит Сливка изумленному Владиславу. – Хотела завлекать мужчин, купаться в их желании быть со мной! Позволяла себе флиртовать! Сколько глупостей наделала, чтобы лучше быть, чтобы лежали они все передо мной – штабелями! Но это из-за того, что я знала: я принадлежу только тебе – вся, вся, вся. И только ты можешь знать, какая я под одеждой, – можешь положить мне руку, куда угодно. А если это сделает кто-то другой – будет убит на месте. В тот же миг! Хотела, чтобы ты мной гордился и видел: я улыбаюсь только тебе и чтобы все, все, все видели – как я тебя люблю! Думаешь, я несчастная?! Да я во сто раз буду несчастней там, куда ты меня зовешь. Я привыкла здесь – это как на переднем крае фронта, где все понятно с детства: кто свой, кто чужой, где правда, где ложь. Здесь одно сплошное кладбище, где все вместе хоронят своих. А что там? А…

Она машет рукой, быстро идет дальше, с холма – в переулок.

Ошеломленный Влад спешит за ней.

Он и не догадывается, что в переулке уже поджидают его болельщики с журналами, фотографиями, газетами и просто белыми листками бумаги – для автографов.

Толпа окружает Владислава.

Он рассеянно улыбается, механическим движением расписывается на фотографиях и журналах, следя за Сливкой, которая остановилась у киоска и смотрит на все это с улыбкой и иронией, мол, ну, разве я была не права?

Владислав кивает ей: я сейчас, подожди! Но люди все прибывают. Девушки даже успели нарвать цветов, протягивают букеты. И, он едва сдерживая досаду, что-то пишет, пишет, пишет в их блокнотах.

Но успевает заметить, как к Сливке подъезжает мотоцикл.

Она бросает взгляд на толпу и уже не улыбается.

Перебрасывает ногу через заднее сиденье…

Рев мотора.

И вот уже возле киоска никого нет…

Это было три года назад. Все вроде бы понятно. И уже даже не болит…

И с моделями он знаком, и дочери олигархов засыпают его приглашениями на «пати», и ниже чем в пятизвездочных отелях он теперь не живет.

* * *

– Ты куда? – вскакивает с кровати Николай. – Что за звонок?

– Никуда… – говорит Владислав. – Спи.

– Как – никуда, если ты одеваешься? Хочешь неприятностей? Завтра матч.

– Знаю.

Ему не до разговоров. Он надевает то, что было под рукой – спортивный костюм, достает из чемодана деньги, засовывает в карман.

Выглядывает в окно – десятый этаж…

Хорошо бы исчезнуть незаметно, ведь «че», суровый тренер, настороже и может запросто околачиваться в холле до полуночи, потому что знает: ребята молодые, а тут, в «Паласе», красивых проституток – немеряно. Вот и должен пасти их, как цыплят. Победа завтра необходима. Не будет победы – «хозяин» три шкуры спустит!

Вельченко осторожно выглядывает в коридор.

Так и есть! В конце маячит фигура в красном спортивном костюме! Здесь два лифта! И Владислав, прижимаясь к стене и не спуская глаз с тренера, продвигается в противоположную сторону.

Наталкивается на горничную в белой короне на безупречно причесанных блестящих волосах – везет сервированный и накрытый салфеткой столик.

Она уставилась.

Смотрит восторженно.

Владислав делает ей страшные глаза – тихо! И наконец поворачивает за угол, к лифту.

Кем-то занятый лифт гудит, не хочет останавливаться.

Вельченко слышит голос тренера, прижимается к стене, нервно бьет по кнопкам.

Наконец дверь бесшумно открывается.

– Стой, черт конопатый! Не пущу! – кричит «че».

Владислав вскакивает в лифт.

Двери мягко отрезают его от ярко освещенного коридора «Премьер Паласа».

До поселка детства – три часа на его «ямахе», пустяки…