Текст книги "Город (СИ)"

Автор книги: Ирэн Блейк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

   За окном автомобиля, небо сизое, низкое, точно затянуто дождевой пеленой. Порывистый ветер, то и дело стучит в бортовое стекло, несёт в себе первые, маленькие едва различимые капли дождя.

   Военный бронированный и укреплённый стальными решётками автомобиль проскакивает очередной ухаб, за покрытым пылью оконным стеклом просматривается широкая, раздолбанная от постоянных дождей колея.

   Жанна Ежова, сержант в спешном порядке вызванного спецподразделения зачистки тихо вздыхает, поглядывает на нарукавную карту индикатор, то смотрит на бесстрастные лица мужчин, составляющих её команду. Затем, её взгляд вновь переходит к окну, где за стеклом стремительно проносятся мёртвые земли. Пустоши, овраги, пересохшие реки, да остовы чёрных, как угольки деревьев.

   Все на её взгляд с каждой вылазкой становиться только плачевней. Заражённый мир поглотил и выплюнул, подстроив под себя новую разновидность жизни. Мёртвой пустыни, да земли на которой ничего не способно прорасти. И только кажется к вечно серым небесам, она привыкла. Они даже ей по-своему нравятся. В небесах есть жизнь, в отличие от искрящегося непроницаемого силового купола, что раскинулся над городом, точно играющая светом радужная сеть.

   Ещё один ухаб позади. Машина разгоняется. За окном, виднеется остов деревьев, чёрных как головешки, точно на пепелище. Деревьев всё больше и больше. Трещит рация, на стекле появляются первые капли дождя." Интересно, каково было жить в этом мире раньше, до того как всё исчезло, из-за заражения? Говорят в прошлом, мир был таким цветным, живым и красивым. Так говорят, те, кто ещё что-то помнит. Но их мало, и с каждым днём становится меньше. До старости в городе редко доживают. И вообще прошлое-это табу. Никому не интересно, поэтому забыто."

   Вновь Ежова разглядывает команду. Их песня жизни едва слышно звучит в её ушах. Ровная, монотонная и привычная. Стоит сделать усилие и можно практически не слышать, просто в мозгу как на индикаторе будет чётко и ясно, что они рядом и все живы. Она улыбается про себя, отмечая суровые закалённые в бою лица и её мысли, рассеиваются, рассыпаются на осколки. Зачем ей ответы, всё равно ничего не изменить. Да и привыкла. Так легко с каждым прожитым днём переключить внимание с одной цели на другую и всё лишнее, негативное, само собой забывается. Стоит заснуть, выпить положенные пилюли и становится легче. Боль, тревога, печаль – всё исчезает. Но, так жить даже проще. Проще жить и смотреть на себя в зеркало и не задавать глупых, зарождающих сомнения и тревогу в душе вопросов.

   Похоже, все как один из молодняка в отряде сосредоточены на задании, а кто-то из старой закалки, просто закрыл глаза, делая вид, что будто бы дремлет. И всё как обычно. Еще один рейд зачистки.

   Ревёт мотор, поворот -и стремительно выезжают на узкую колею. Заржавелые ворота с табличкой санатория: «Еловый погост» раскрыты на распашку. В глаза бросается остовы будто бы слипшихся воедино деревьев, сплетённых корнями и сучьями, вокруг сетчатого, порванного забора. Чёрные угольки сросшихся корнями на вздыбленной сухой и белесой от пыли, треснутой почве и слишком много камней, разбросано в неком размерном порядке, округлых будто бы нарочно сваленных в цепочку грязно-бурых камней.

   Вот– и въехали за ворота , и она загляделась. Мельком на периферии, словно вспышкой зеленоватого света мелькнуло что-то у подножья деревьев. Что-то как блестка зеленовато-бурого цвета, замельтешило на ветвях и в долю секунды исчезло. Она моргнула и вновь внимательно посмотрела. Пристально вглядываясь секунду, другую и больше ничего подобного не узрела.

   Проехали несколько метров. Показалось? Да, иначе бы приборы оповестили. Сканер молчал. Внезапно, затрещала рация, и голос главнокомандующего прозвучал на весь салон:

   – Внимание отряд. Код красный, а значит, подтверждено полное заражение. Приказ: зачистка местности и ликвидация заражённых. Повторяю: зачистка и ликвидация! Озвучив стандартное подтверждение намеченного задания для отряда, рация замолкла.

   – Приказ понятен?– уточнила у команды Ежова.

   – Так точно сержант,– громко пробурчала команда. На приборах ничего. На стекле растеклись тонкие, как стрелы капли дождя. Зачастили, скрывая обзор. Приборы молчали.

   – Внимание отряд,– сказала Ежова, вновь понимая, что придётся довериться интуиции.– Итак, план таков...

   Они покинули автомобиль и замерли, считывая показания приборов. Чисто. Только с небес начал накрапывать дождь. Холодный и липкий, как вся вода – заражённый. В машине остался Сергей, водитель, всегда наготове, чтобы забрать их в случае форс-мажора.

   – Отчего никого? – спросил самый молодой и невысокий Борис, идущий в цепочке по середине. Ему поддакнул Глеб, крепкий как бык, любивший анекдоты и сальные шуточки.

   – Затаились, черти, испугались нашей огневой мощи. -Кто-то тихонько хмыкнул.

   -Тсс,– сказала Ежова. Ей было слишком тревожно. Так быть не должно. Обычно заражённые пёрли на пролом и не засиживались за стенами. Ловушка? Внезапное изменение поведения? Быть такого не может. Зараженные не разумны.

   Отряд вошёл внутрь. Прочесали первый этаж, постоянно сверялись c приборами. Лил дождь. Капая с дырявого потолка, просачиваясь на стены. В образовавшихся лужах, скрипели подошвы ботинок.

   Стандартный план всегда обязывал разделение на группы. Четыре четвёрки. На этажи и в подвал.

   Лишь бурчала рация, молчали сканеры и приборы. Будто бы вымерли все заражённые. Будто бы покинули облюбованное гнездо. Но, то затаились. Ежова знала, нет, чуяла, где-то на отголосках сознания свербела лобная кость, пульсировала в висках лёгкая, едва уловимая протяжная нота мелодии. Они затаились.

   – Будьте осторожны, я чую ловушку! – приказала она, сделав знак на разделение. Еще раз сверились с приборами. Все тихо-спокойно. Нонсенс. Молодняк пошутил, мол выслали на липовое задание. А старый Владимир пришикнул, чтобы рты напрасно не раскрывали, потому что коль сержант талдычит что ловушка, так в словах Ежовой есть резон. Интуиция у неё, грёбаня интуиция, верняк мужики, не раз жизнь всей команде Ежова спасала. Заткнулись. Головы опустили, а в глазах молодых проблеск вины и уважение. Она вздохнула. За спиной. как всегда стоял верный пёс– Анатолий. Красивый, высокий мужик, с большим будущим, отчего-то прикипевший к ней, отчего-то выделивший её среди прочих и по-своему оберегавший. Так странно этот рубаха парень с широкой улыбкой, от которой у любой женщины защемило бы сердце. Чтож, не ей в этом копаться. В холодной собственной душе давно образовался пустырь. Там нет места, даже надеждам, там везде тлён. Холод и тлён. Лучше просто работать, не обращая внимания и делать всё чтобы выжить.

   Жаль, что Жанна не чуяла больше, не знала, откуда доноситься протяжная нота, смогла бы предупредить. Смогла бы сделать больше. Дай волю. Но нет, простая интуиция, даже если интуиция чертовски сильная так не работает. Её способности дело другое. Поэтому молчать и уповать на удачу. Ничем не выдать себя, а каждый пусть сам за себя. Иначе не выжить.

   То, что случилось потом. Может, быть лучше было бы спалиться. Показаться странной, но позволить интуиции, музыке в голове, дать ей подсказку, лишь бы всё изменить. Но как говорят про сожаления, так и нельзя войти в одну реку дважды.

   Анатолий шёл впереди, Денис замыкающий. На этот раз их четвёрка превратилась без Сергея водителя в тройку. Третий этаж. Почти без крыши и тёмное небо, топило потоком воды. Длинный коридор. Стены, давным-давно расписанные вручную, а сейчас размыты водой, представляя собой кошмар безумного абстракциониста. А от разбитых зеркал в человеческий рост, напротив колон остались лишь рамы.

   Номера люкс для отдыхающих за большими массивными дверями.

   Анатолий, первым обратил внимание на тишину и на то, что заглохли приборы. Потом были крики. Звуки борьбы, стрельбы и грохот от крупнокалиберных пуль, с гулом, до дрожания стен, стреляли импульсные разряды.

   Не было времени думать, тогда они побежали к лестнице, на помощь, не зная, что спасать уже не кого. Ошметки разорванных тел. Чья-то рука крепко сжимающая пистолет. Кровь, багряная кровь, на которой Денис поскользнулся и упал, чтобы первым из тройки быть съеденным.

   Заражённые прицепились к потолку, проявив изобретательность. На такой поворот на тренировках их не готовили.

   Музыка в голове Жанны на лестнице взорвалась крещендо. Песнь заражённых прежде не была такой никогда, точно наполовину живой. Поэтому, этот напор, симфонии оглушил, дезориентировал женщину.

   Всё равно, Ежова успела выстрелить, отбросила одну заражённую женщину ногой. Вторым заражённым оказался высокий мужчина с белым бескровным лицом и глазами, отражавшими чёрный рой, наполненный единственным желанием утолить голод.

   Он ударил ее, стремительный точно пуля, в ближнем бою, гораздо сильнее человека, поэтому припечатав к стене. Во рту был вкус крови. Жанна прикусила губу. Пырнула наотмашь ножом, потому что выронила ружье. Сталь застряла в его тощем теле, в районе груди, но этого слишком мало, чтобы остановить заражённого. Бежать было не куда. Со всех сторон напирали твари.

   Анатолий что-то кричал, наверное: я прикрою. А потом, видимо умирающий Денис взорвал гранату. Всё стало в одночасье размытым. Бесшумным как вакуум и пустота беззвездной вселенной комы, где нет ничего кроме черноты.

   Схватка перешла в рукопашную. Но, движения Жанны, все её удары были из-за оглушения так слабы. Зараженный играл с ней как кошка с мышью, смакуя каждый удар, каждый порез своих длинных чёрных когтей.

   Яркая вспышка, вызвала дрожь в полу, с потолка посыпалась крошка меловой штукатурки. Стрелял импульсным ружьём Анатолий. Жанна видела вспышки, едва кроме адской музыки что-то слыша. Вялые руки достали запасной нож закреплённый на внутренней стороне ботинка.

   Ежова металась, пытаясь, очередной раз уклониться, ибо пасть чудовища уже оказалась слишком близкой, её удары были слабы и неэффективны, и видимо заражённому надоели игры.

   Резко с потолка упала фигура в чёрном тёплом пальто, зарычала, схватила Ежову, рыком заставив нападавшего заскулить, точно провинившегося пса и отступить.

   Незнакомец в пальто с капюшоном, скрывающим в тени лицо, прижал её к себе и точно прыгнул вверх, в дыру в потолке. Внизу с грохотом рванула граната. Музыка в голове Жанны стала стихать. Значит, тварям досталось. «Молодец Анатолий, задай им, и выживи. Выживи.» Ее куда-то тащили. Капал на лицо дождь. Глаза закрылись сами, и сознание Жанны погрузилось в безвременную черноту.

   Едва она разлепила глаза, как увидела лицо заражённого, привычную бледность и человеческие, но слишком ярко блестящие глаза. У людей таких глаз не бывает.

   Они были на крыше. Одни. Он склонился над ней, рассматривал её лицо, принюхивался, затем слизал присохшую у ноздри капельку крови.

   – Ты,– сказал он,– ты, – повторил. – Скоро ты вспомнишь. -Она отпрянула, потянулась за ножом, по привычке, но ножа не было. Заражённый схватил её за руку и оттащил от опасного края. Ели бы не он, Жанна бы соскользнула и упала. Значит, убивать не хотел.

   – Жанна, пригнись!– крикнул Анатолий и начал стрелять. Зараженный резко наклонился над ней, словно бы защищая. «Но, зачем ему спасать меня»?-подумала Жанна. Пули попали ему в плечо, заражённый пошатнулся, но не ушёл. Жанна встретила его взгляд, в котором прочитала явное беспокойство и что-то ещё. В мозгу Ежовой белая стена из кошмарных снов дала трещину, за стеной что-то было, какой-то проблеск воспоминания, но он исчез и не проявился.

   – Не стреляй Анатолий. Он!– получилось не криком, а хрипом. Но Анатолий не услышал. Она увидела как дёрнулось импульсное ружьё в его руках. Мощный залп и заражённого отбросило с крыши. Он полетел вниз, несколько секунд тишины и где-то в низу раздался глухой звук.

   – Жанна, ты жива, как хорошо, я уж думал, что потерял тебя.... – Анатолий обнял её и гладил по волосам. Он помог ей встать, говорил, что дождёмся темноты, отсидимся в одном из номеров. Говорил ей на ухо, но Жанна едва разбирала слова, усталость и головная боль притупила восприятие, ноги заплетались, и он почти тащил её к пожарному выходу. Дождь затих – и только дверь от накатившего порыва ветра резко скрипела, то, закрываясь, то вновь распахиваясь.

   Они выдвинулись в темноте, когда заражённые исчезли из поля зрения и затихли. В темноте они были уязвимы и слабы, но Ежова и Анатолий оказались не в том положении, чтобы отстреливать их. Им бы выжить самим. Её голова прошла. И музыка протяжной нотой больше не играла симфонию смерти. Только Анатолий. Только его голос и биенье сердце, а звуки его жизненной ноты, к ним она давно привыкла. Они успокаивали. Невольно Жанна залюбовалась его профилем.

   -Отчего ты так смотришь на меня, словно впервые видишь? -шутливо спросил он. Ежова покачала головой и не то скривилась, не то усмехнулась. Анатолий продолжал помогать ей идти. И не было вопросов, просто общее осознание, что зараженные, почему то отступили.

   -Ого, – сказал Анатолий, показывая ей на светящиеся камни, лежащие в коридорах, на лестнице и даже на улице у подножья деревьев. – Раньше они не светились.

   – Странно, – шёпотом ответила Жанна. Приборы не работали. Тёмное, беззвездное небо давило.

   Они шли в размеренном ритме. Жанна упиралась на его плечо, но уже не так сильно. Ей стало легче. В голове появились мысли. Много вопрошающих мыслей. Наконец-то ворота, но машины Сергея там не было. Только след от колёс, рытвины заполненные водой.

   – Если мы его не найдём, то до рассвета до города не добраться.

   – Да, Ежова очень оптимистично,– пытался разрядить атмосферу Анатолий, отшутившись. – Остаётся только положиться на удачу. -Она вздохнула, мысленно соглашаясь.

   Может, им повезло, а может, этот день был просто особенным во всех смыслах и кто-то на небесах за них заступился. Тем не менее, машину обнаружили следуя по следам рытвин. Бампер почти вкренился в ствол дерева, бронированное стекло пошло пузырями, а массивный огнемёт вырвали с металлической крыши. На стёклах бортовых окон засохла кровь и дверь оказалась открытой настежь, только в двери резко бросался в глаза вырванный паз замка и погнутая ручка.

   -Надеюсь, ты умер быстро, Серёжка,– выдохнула Жанна и села на водительское сиденье.

   – Мы тебя не забудем, как и всех вас мужики. Вечная память и вечный покой,– прочитал своеобразную молитву Анатолий и протиснулся к смежному креслу.

   Бак в машине оказался наполовину пустой, но доехать до города, бензина возможно хватит. Ключ зажигания сломан и намертво застрял. Как назло, будто в отместку за везение посыпались как орехи неудачи. И вся электроника в машине вела себя странно, не грузилась, что-то мычала и завивала шумом статического напряжения.

   – Придётся вручную,– отчеканила Ежова и поковырявшись под рулём, открыла пластиковую крышку, вытаскивая разноцветные проводки.

   – Скрестил пальчики на удачу,– серьёзно произнёс Анатолий. Она не решила улыбнуться ему, или заорать благим матом, потому что всё внутри от пережитого дрожало и болезненно замерло, точно натянутая струна.

   Щелчок и с искоркой соединились проводки в её умелых пальцах. Мотор заурчал, пробуждённый после долгого застоя.

   – Поехали,– бодро сказала Ежова и, пристегнувшись, надавила на газ. Слабо заработала индикаторная панельная карта. До города их разделяла, чёртова уйма километров.

   Небеса посветлели, впрочем, едва заметно. На приборных часах почти пять, но они находились у ворот, где золотисто-голубым подрагивало силовое поле. Она тормознула, чтобы Анатолий сумел набрать требуемый код. Шли секунды – и как назло декодер так долго думал. Мотор гудел, рация едва теплилась, но были слышны голоса, а не шум электростатики. Три минуты, до рассвета три минуты. – Ну, давай же,– произнесла Жанна вслух. Словно не хотя на панели декодера загорелся зеленый свет и точно железная пасть ворота разъехались в стороны.

   – Твою ж мать, мы успели Ежова,– рассмеялся Анатолий, когда их машина въехала внутрь. Ангар для обработки и несколько человек в биологических защитных костюмах поспешили к ним, чтобы провести стандартную обработку. Они смеялись точно безумные, она ощутила на глазах слёзы и всё ещё смеялась, когда вышла из машины и многочисленные руки со шлангами потянулись к ней чтобы облить антисептиком.

   Облегчение от вида незаражённых людей накрыло волной. В то же время Жанне хотелось столько сказать, хотелось немедленно отблагодарить Анатолия, только сейчас в городе она поняла, что только благодаря ему она жива. Но, как осы сыпались вопросы медиков, людей становилось всё больше, от формы подоспевших военных рябило в глазах, но больше всего хотелось спать.

   Слишком быстро бригада медиков разделила их с Анатолием, заставила принять таблетку, раздела и повезла в медицинское отделение. Длинный коридор. Шумный лифт. Зеркальные стены, где она видит и не узнает себя, такая измождённая и растерянная, как никогда. Точно на каталке лежит не она сама, а совсем другая женщина. Сон сморил Ежову, подкравшись исподтишка – и всё равно она улыбалась. Жанна была жива. Чудом жива.

   Она написала отчёт, когда зашёл главнокомандующий. Кашеварин Дмитрий Борисович. Он ласково смотрел на неё, словно отец смотрит на дочь, и смутное подозрение закралось в её мозг. «Неужели они знают? Неужели я выдала им всё, когда ввели сыворотку правды. Но ведь у меня иммунитет, о котором никто не знает. Или теперь знает. Неужели»?– задавала себе вопрос Ежова раз за разом, но продолжала сохранять невозмутимость, вглядываясь в лицо главнокомандующего.

   – Ох, Ежова, заварила ты кашу. Ох, что же мне с тобой делать то девочка?– вопрошает так участливо. Так заботливо, что аж верить хочется. А сам смотрит, ждёт реакции. Массивный и коренастый господин главнокомандующий. Волк. Лютый волк.

   -Как Анатолий? И когда меня выпишут?– спросила она, пытаясь сменить тему.

   -Сегодня дорогая Жанна, вечером будешь, свободна, но я настаиваю на трёхдневном отпуске. Сон и хорошее питание, отдых. Ток-шоу, разные светские программы. Ты пойдёшь на парад чудес, где представишь наше отделение перед Великим Всезнающим. Он окажет городу честь, появившись на публике.

   «Ох», Жанна почувствовала, как напрягается её лоб. Всю массовость и тем более телевидение она не переваривала.

   – Конечно, как скажете, – кивнула она, и Дмитрий Борисович протянул ей конверт. Кстати,– сказал Главнокомандующий, останавливаясь возле зеркальных дверей. -Анатолий тоже приглашён.– И ушёл. Со щелчком захлопнулась дверь. Заработал кондиционер, обеззараживая и настраивая оптимальную температуру, но всё равно Жанна чувствовала, как холодный пот стекает между лопаток, холодит кожу. Что-то было не так. Что-то пугало её и тревожило.

   В семь часов её выписали из больницы, но в свою квартирку идти не хотелось. Ей хотелось поразмыслить. Хотелось побыть в одиночестве, там, где не будет зеркал. Всевидящего ока Великого.

   Единственное укромное место в городе– это была крыша, но не их военного корпуса, а старого здания, сохранившегося от былых времён. Остроконечная ратуша. Поблекшая и забытая, которая казалась призраком былого, которого этом городе зеркал технологий и света, никто не любил, не помнил, лишь терпел.

   Выходной и ратуша для посещений закрыта, но Жанна знала обходные пути. Отмычкой открыла дверь, зашла и некоторое время в блекло-жёлтом, искусственном свете, льющемся из округлых окон, всматривалась в картины. Природа. Люди самых разных эпох, в странной одежде. Нет ни слишком красивых, всё просто и как-то естественно. Натюрморты и коллажи фруктов, которые сейчас, разве что редчайшие деликатесы. Сейчас это не в моде. Забыто и вытеснено ежегодной лотерей и реалити шоу. Другими вещами, новыми целями, лозунгами и устремлениями. Слишком много мыслей теснилось в голове, сжимало сердце, но пить нормализирующие психику таблетки не хотелось.

   Ежова взобралась по винтовой лестнице, минуя три этажа, этажей удивительно просторных для современной минималистической планировки, словно вырванных из другого измерения.

   Дверь на крышу, находилась между прямоугольной комнаткой с балюстрадами. Выход к балкончикам, которых отчего-то запирались. Мягкий звук едва слышных шагов, мраморный пол под ногами. Поблекшая, но всё ещё прекраснейшая лепнина на остовах арки. Ещё одна лесенка– и вот Жанна с замиранием сердца и каким-то будоражащим чувством повернула ручку, вышла на крышу.

   В этом странном устаревшем по всем канонам месте она ощущала себя живой и необъяснимо свободной. Здесь даже небо казалось не таким ослепительным. Не таким сияющим в огне. И если закрыть глаза, то мысленно можно увидеть звёзды.

   Она посидела на крыше, подышала синтетическим воздухом, отличным от того, что был за стеной. Продезинфицированным. Не удивительно, что все дороги были заасфальтированы, а все деревья, что не в городской оранжереи из пластмассы и биоорганики, мёртвой, что никогда не пускала корней, что не росла. Но всё же это было её, пусть ложное, кратковременно, но лично Жаннино чувство свободы, одиночества, её личные часы наедине с собой.

   Жанна ещё бы долго стояла и думала, вспоминала, хотя, что вспоминать. С каждым днём прожитом в городе, прошлое таяло, превращалось в провалы. И так было со всеми. Она видела это в пустых лицах, вечно занятых прохожих, в пустом трёпе сослуживцев. В городе это явление было нормальными, по крайней мере вопросов об этом не задавалось.

   Вот что она вообще помнила, до того как поступила в академию? До своего жениха, тощего чудика в очках, взрослевшего вместе с ней и возмужавшего в статного лебедя. Ничего. Пустота и белые стены– отголоски прошедших рейдов. О них даже лучше не вспоминать.

   Индикатор запиликал, сообщая, что пора возвращаться в квартиру, принимать лекарство и спать.

   Сумрачная темнота, перевалило за полночь, кругом на её пути почти безлюдные узкие улочки, ведущие в военные общежития. Высокие стены домов, прилегающие к друг другу. Редкие прохожие, спешащие по своим комнатушкам, после отработанных на заводах, оранжереях и школах часов монотонных, рутинных и сверхурочных излишних часов. Семейные пары делали все возможное, чтобы прокормить себя и родных. Всё, чтобы заработать на ещё одну таблетку, на ещё один день жизни в безопасном городе.

   Она зашла за пластиковые высокие двери, предварительно набрав код на панели. Затем в многоместный, зеркальный, похожий на грузовой лифт. В коридоре шум, смех, от бывалых, часто тупых повторяющихся шуток. Посмотрев на бесстрастные какие-то пустые лица людей, сердце Жанны сжалось от нахлынувшего одиночества. «Глупая», упрекнула себя Ежова и всё же зашла в кафетерий, чтобы купить себе что-нибудь сладкое и апельсиновый сок. Много людей. Всецело поглощённых в азартные игры и лотерейные ток шоу. Картежные столики, забитые до отказа. «Интересно как там Анатолий? Мне бы поблагодарить его»,– внезапно Жанне очень захотелось его увидеть. Ведь так ничего и не обсудили. Много чего не обсудили.

   Ее кто-то окликнул. – Ежова?– молоденький новичок. Кажется, его звали Кирилл.

   – С возвращением сержант,– поднял бокал с синтетическим алкоголем. В глазах была радость, и некий вопрос. Она покачала головой, когда предложил присоединиться к ихней компашке, играющей то ли в карты, то ли в виртуальное домино.

   В автомате Ежова взяла сок и печенье. Пакет был холодным. Стала протискиваться к двери, потому что сейчас здесь от шума станет действительно горячо. Народ ждал своё пятничное горячее реалити шоу. Законные для военнообязанных двухдневные выходные, каждый проводил с максимальной отдачей. Телешоу. Реслинг. Что-то типа «путь к вершине». Бред сивой кобылы. Жана никогда не интересовалась таким дерьмом. Отвлеклась, обходя расфуфыренных фигуристых медсестёр, в свободное время, вырядившись весьма откровенно. Они смеялись и липли на ком-то высоком, плечистом. Только, у Анатолия такая походка, такой низкий голос. Его типичный мужской смешок. Вздохнула, почему-то на душе враз стало до боли горько. И постаралась скрыться, нацепив на лице холодную маску безразличия.

   – Жанна?– вопрос прозвучал явно неуверенно. Ему было неловко. Не вышло скрыться. Значит вперед. Трусливой она не была, поэтому, подняв голову в вверх, подошла к нему, поздоровалась, спросив как дела, и даже улыбнулась, чем удивила размалеванных куриц. Он промолчал, не задал ни единого вопроса и было видно, что растерян, как-то поник. Она просто ушла, не замечая его сжатых губ и складки на бровях и того, как резко он освободился от захвата тонких наманикюренных пальчиков вцепившихся ему плечо.

   «Будешь жить дальше Ежова. Прочь мои глупые грёзы. Разве могла ты понравиться такому? Ты тощая каланча с плоскими бёдрами и маленькой грудью». «Хм». Открыла дверь и тотчас закрыла, затем медленно сползла на пол, прислонившись спиной к двери. К глазам прилили и тотчас же набухли, грозя обрушиться потоком непрошенные, правдивые от того горькие слёзы обиды. Всё-таки пусть где-то на самом дне души она неожиданно для себя самой ещё питала надежду. Вопреки всему питала надежду. Анатолий ведь тоже пока ещё не семейным был.

   Жанна запила таблетку апельсиновым соком, и тот час легла спать. На завтра планы и в голове у неё вертелись мысли. Затем пришли сны. И лучше бы их не было вовсе.

   Белая стена в белой комнате без окон. Точно она стоит в кубе из снега. Хочется кричать. Страх сковал по рукам и ногам, но Ежова не в силах сделать ни шага. Стена сама по себе приближается, точно невидимый механизм двигает шарниры. Закрывает глаза, но не может, ощущая на ресницах и веках холод. Слово «вспомни» впечатывается в мозг. Стена соприкасается с лицом, рассыпаясь колючим снегом. Жанна пытается кричать, пытается сопротивляться, но всё что ей остаётся это наблюдать. Вот долгие тренировки. До потери пульса, до изнеможения, когда падает на кровать и тот час засыпает, чтобы быть поднятой вновь, когда на лицо обрушивается каскад ледяной воды. Затем ещё один день. Полоса препятствий, стрельбище и конкурс на выживание, где может победить лишь сильнейший. Хитрейший.

   Годы, летевшие как один день. Долгий, бесконечно долгий день. Каким то чудом было получено свидетельство об окончании. Праздник и кутёж. Теперь она среди своих. Жанна принята. Её жизнь обрела, смысл.

   «Нет», повторяла она, когда видела, как на очередном задании расстреливает детей. Расстреливает матерей. Как сжигает здания вместе с остальными. Как кричат якобы заражённые. Как обугливаются их тела. Как угасает в ушах их песня жизни. Как такое можно было забыть? Как она забыла? Как она могла?

   «Нет», кричало сердце, разрывая от сожаления грудь на части, заходясь в бешеном биение. « Нет»– шептала и металась в постели, не в силах проснуться. Воспоминания во сне были страшны.

   Заражённые толпы заражённых. Яростных, ужасных, беспощадных. Их так трудно убить. Их едва брали пули. Только крупный калибр. Импульсное ружьё и убийственная подготовка солдат вот что давало лишь шанс.

   Её чутье, её музыка, что протяжной минорной нотой звенела в висках не раз спасала жизнь ей самой и команде. Может, так Жанна и её отряд новобранцев протянула гораздо больше других таких же новичков, впервые отправленных в реальный бой за городские стены?

   С помощью своего дара она пробилась в сержанты. Интуиция? Женская интуиция. Её не фиксировали приборы, которые отлично распознавали экстрасенсорные способности. Нет, это что-то образовалась, словно заполнив дыру от потери в ней, когда Жанна едва не погибла, напившись снотворного и заснув в ванне. После того как бросил жених, поменяв на богатую красотку. Отец, которой взял его в свою плейбескую империю шоу бизнеса. Удар под дых, когда хотела сказать, что ожидает ребенка. Тогда он ушёл, слова застряли в горле, а потом стало плохо. Очень плохо. Выкидыш и жестокие слова врачей: у вас больше никогда не может быть детей.

   После того как Ежова потеряла ребёнка, жизнь утратила смысл. Жанна устала бороться. Ванна и снотворное, вот билет в один конец. Больше не будет боли и пустоты, затягивающей, холодной пустоты в её душе, убивающей её каждый день стоит лишь остаться в одиночестве. Было страшно а затем всё же тепло и спокойно.

   Неизвестно, что тогда заставило проснуться. Словно кто-то наверху не разрешил переступить черту. Ежова проснулась, как от толчка, выплюнула на пол воду и выблевала полупереваренные таблетки. Кто-то стучал в дверь. Тогда то она услышала в своей голове звук. Интересный и необычный звук. Мелодию.

   Ежова проснулась с тяжким полувсхлипом, полувздохорм.Кто-то настойчиво стучал к ней в дверь. Стук был реальным. Он вывел её из сна. Жанна поднялась с постели, стёрла с лица слёзы, пригладила волосы и вышла к двери. Оказалось, посыльный принёс платье. Напомнив что сегодня и завтра чертовски тяжёлый день. День светской, отвратительной для неё жизни.

   В полдень Жанна была готова. Небесно голубое платье облегало лиф и струилось до пола, точно призрачная лазурь. С макияжем её кожа казалась не такой бледной, тон скрыл шрамы, а серая дымка теней подчёркивала ореховые глаза. С короткими волосами ничего поделать было нельзя. Но даже так себе в зеркале Ежова казалась другой. Загадочной с определённым шармом, изящной, утончённой незнакомкой.

   Машина забрала её у дома. Жанна утонула в мягком кожаном кресле. Для неё это было так непривычно, даже чуток неловко. До вечера движение в городе перекрыли. И единственный путь пролегал к дому Правителя, к зеркальному дворцу и Колизею. Где театральные постановки, совместят в себе настоящую программу с участием и боями заключённых. И в который раз с милости Великого Избавителя, победителю будет дарована жизнь.

   Но она то знала истину, после того как сны вернули воспоминания. Таких заключённых они не раз ловили, многих убивали, но всё же большую часть доставляли в камеры. Где доктора в белых халатах и учёные парамедики проводили всёвозможные эксперименты над их сознанием. Как гласил лозунг на табличке мэрии: всё для процветания и безопасного проживания в городе. Все для благоденствия и спокойствия. Как же.

   К центру города проехали, то и дело, включая гудок, хоть в этом и не было существенной необходимости, чтобы посторонить многочисленные автомобили. Их чёрная правительственная машина с гербами на стоящих на капоте флажках отпугнула бы кого угодно. Одна из высших инстанций, так сказать. Проехали навесной мост, огромный, искрящийся точно хрусталь, будто бы и ненастоящий, это была одна из новейших технологий подаренная Великим Спасителем.