Текст книги "Шкаф (СИ)"
Автор книги: Ирэн Блейк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)
В погребе было темно и пусто. Слишком мало места, чтобы развернуться, тем более кого-то держать. Свет керосинки осветил ступеньки и деревянные полки со всякой хернёй: банками, склянками и бутылями, в которых плескалось бог весть какое ужасное содержимое.
Мы снова бродили по дому. В некоторых местах в узком коридоре у меня отчего-то сжималось сердце и холодело всё внутри. Недоброе предчувствие сковало меня по рукам и ногам, и поэтому я ничего не мог делать. Неужели снова придётся идти в подвал и искать там?
Внезапно я замер на месте, а Анатолий тихо молился. Я вздрогнул, отчётливо услышал тихое: «Саша, помоги». Голос Наташки.
– Ты слышал? – спросил я у Анатолия.
Он покачал головой и, закончив молиться, переспросил меня, о чём это я. Я сказал, что слышал голос жены.
Священник вдруг замер на месте, точно его осенила некая идея – и велел показать место, где я слышал голос Наташи. Всего пару шагов назад – и мужчина сразу сказал:
– Ну-ка, сыпни сюда соли.
Я бросил соль как раз в то место, где коридор поворачивал. Неожиданно белые крупинки зависли в воздухе и отскочили назад, точно ударились обо что-то невидимое, затем шлёпнулись на пол. Священник немедленно перекрестил воздух. Громогласно крикнул что-то на старославянском да сыпнул ещё соли, и вдруг всего на мгновение, но мы увидели зыбкие очертания шаткой лестницы, ведущей на чердак.
– Как я скажу, – приказал священник, – то коснись чем угодно серебряным препятствия. – Раз, – сказал он и вытащил из-под рубашки потемневший от времени тяжёлый серебряный крест.
Мы одновременно дотронулись до воздуха. Но, стоило серебряной поверхности вилки и креста коснуться намеченного места, у нас с глаз точно пелена спала, и мы чётко и ясно увидели очертания лестницы.
– Нужно спешить, – прикусив губу, выдохнул Анатолий и прошептал почти мне на ухо: – В доме находится очень сильное зло, природу которого я не могу постичь. Не знаю, как долго сработают мои уловки и познания. Крепись, сынок, – только и сказал он, и мы стали подниматься.
Ступени предательски скрипели под ногами. Лестница покачивалась и трещала, точно в шторм на корабле, приходилось то и дело хвататься за перила, чтобы не упасть.
Чердак был узким и пыльным. Единственное окно практически заколочено. В свете возле него, в центре мелового круга, отливающего нездоровым светом, точно зеленоватая гнилушка, сидела обнаженная Наташка, с кляпом во рту и связанными за спиной руками. Точно дитя, устроив свою одутловатую голову у неё на коленях и поджав под себя по-паучьи тонкие, не до конца отросшие ноги, с Наташкой обосновалось существо.
В свете керосинки, я увидел вытаращенные от ужаса глаза жены, в немой мольбе уставившиеся на меня и одновременно на что-то за моей спиной. Сработал инстинкт, но по нелепости я затормозил и не успел вовремя предупредить об опасности Анатолия. Сверху, подобно летучей мыши, на попа спикировал хозяин дома, тот самый тощий высокий мужик, продавший нам шкаф. Он опрокинул на пол Анатолия, а я, издав надсадный звук, успел пригнуться от сизого дыхания существа, направленного в мою сторону.
Они скрутились в клубок, точно два ужа. Поп размахивал крестом, целясь выдвинутым из нижней грани острием противнику в глаза. Я не мог ему помочь. Птенец в который раз выбрал своей целью именно меня.
– Наташа! – громко крикнул я, сам не зная чего ожидая в ответ.
Жена дёрнула головой. Глаза выпучились, точно у лягушки. Она пыталась встать, но безуспешно.
Тварь снова пыхнула на меня струёй сизого дыма. Я уклонился, припал на пол животом, но тварюга уже была рядом. Последний взгляд на её морду, вот же твою мать! – полная пасть зубов, острых и тонких игл, которыми устраивают сеансы мастера нетрадиционной медицины. Затем она припечатала меня своим телом, тяжёлым, как столетнее бревно. Ослизший язык обжигал и сдирал кожу, заржавелой наждачкой. Чудовище стало полосовать мне спину. Я отчаянно пытался вырваться, извернуться. Не удавалось ни выскользнуть, ни прицелиться топором, чтобы размахнуться в полную силу.
– Сашка, шкаф! – надрываясь, прокричала Наташка.
Священник всё ещё боролся с хозяином дома. От его рубахи остались окровавленные клочья, но и хозяину дома досталось не меньше: его лицо напоминало оплывшую сливу, разбитые губы кровоточили. Но, тщедушный с виду, засранец всё равно злобно скалился.
Похоже, его, как холеру, не брали ни соль, ни распятие, ни святая вода. Наверное, лишь Господь Бог, вмешавшись, мог бы нам помочь одолеть супостата. Но ни его нет рядом, ни крылатых ангелов с огненными мечами в руках.
Зубы чудовища лязгали напротив моего лица, заливая его слюной. Птенец, видимо, играл со мной, не собираясь замораживать, а намереваясь помучить и съесть живьём – такой я вынес вердикт, глядя в его голодные глаза без зрачков.
Смазанным ударом топор проехался по его брюху и неожиданно мне на удачу отсёк ему один из трёх пальцев на стопе.
Чудовище взвыло, предоставив мне передышку. Я умудрился вытащить из кармана щепотку соли и бросить ему в глаза, затем, кряхтя, сорвал из верёвочных креплений под рубашкой грелку со святой водой и, открутив крышку, пятясь к стене, щедро облил тварюгу.
Птенец злобно шипел и с ненавистью плевался во все стороны струйками сизого дыма.
Я пытался вытащить Наташку из круга, но раз за разом терпел неудачу. Сколько ни старался перешагнуть меловую черту, так и не смог. Всё натыкался лбом на невидимую стену. А моя Наташка обессиленно ползала внутри и тоже не могла выбраться наружу. Отчаяние грозило вот-вот свести меня с ума.
О нет... Священник лежал на полу, пришпиленный, точно жук, неким костным наростом, по-видимому, росшим прямо из поясницы хозяина дома взамен хвоста.
И этот гад смотрел прямо на меня и ухмылялся, а ослеплённая тварь, замершая на месте, всё пыталась своими недоразвитыми пальчиками протереть глаза, при этом неистово повизгивая от злости и разочарования.
– Жалкий кусок мяса, твои потуги тщетны, лишь разжигают наш аппетит! – снисходительно, как червю, сказал мне хозяин дома и со щелчком развернул свою голову вокруг оси, как если бы она была прикручена на шарнирах. Его вязаная шапочка съехала к макушке, скособочилась и упала, обнажив огромную пасть у него на затылке. Пасть чавкала и агукала да пускала обильные слюни.
– А-а-а! – в панике и омерзении, не щадя глотки, заорал я, пятясь к стене и меча по комнате взгляд. Как ни прискорбно, но чаша весов перевесила не в нашу пользу.
Священник лежал на полу, в луже крови. Наташка – в ловушке, в круге. Что было мне делать теперь, я даже не представлял. Отчаяние душило, надежда угасала, как падающая с неба звезда. Всего лишь на мгновение я закрыл глаза, взяв передышку, вздохнул, набираясь сил, – и впервые в жизни искренне взмолился, говоря про себя от всего сердца: Господи, Боже мой, очень прошу тебя, помоги мне сейчас.
Керосинка на полу мигнула и вдруг ярко разгорелась. Я снова вздохнул, открыл глаза и почувствовал, как страх, минуту назад сковавший льдом сердце, исчез. Пришла уверенность в своих силах. Отчаяние больше не довлело надо мною. Я точно знал, что делать.
Я взял керосинку в руки и, наблюдая за расширяющимся, бегающими в панике глазами Леопольда, бросил её, целясь снарядом в шкаф.
– Не-ет!!! – надрывно завопил он.
Взрыв. Бухнуло, растекаясь по дереву неземным синим огнём. Шкаф запылал сухим поленом от удара грозы. Дикий вой, яростный стон стаи бешеных псов вихрем пронёсся по комнате, резанул по ушам, поколебал былую уверенность. Задрожали колени, ноги подкосились, и я чуть не упал.
Не знаю, откуда вновь появились силы устоять на ногах, точно кто-то сверху, неожиданно откликнувшись, пришёл мне на помощь. Я взял с пола топор и побежал, замахиваясь – и в прыжке атлета, одним точным ударом снёс с плеч двуликую голову Леопольда. Последние мгновения жизни он, точно громом поражённый, истуканом стоял на месте, защищаясь, выставив вперед трясущиеся руки, будто видел перед собой не меня, а кого-то другого – заклятого врага.
Обезглавленный труп вспыхнул, скукожился и истлел. Птенец вздрогнул, конвульсивно дёрнулся и с тихим стоном зашатался и рухнул. Шкаф полыхнул голубым и осел на пол, проваливаясь на ножках. Скорчившись, точно исторгнутый из чрева эмбрион, птенец поджал под себя лапы, стал открывать клюв, точно никак не мог вздохнуть, а затем просто взорвался, обдав комнату ошмётками плоти и серой вязкой жижей.
Я выдохнул, чувствуя, как иссякли силы, а усталость заполнила собой всё тело, отозвавшись ноющей болью в каждой кости.
Шкаф всё горел, но пламя из сине-голубого приобрело естественную жёлтую окраску. Тихо застонал Анатолий. Наташка смогла выползти из круга. Её плечи подрагивали от душивших рыданий. Она вообще не могла подняться на ноги.
Пришлось взять её на руки. Анатолий, покачиваясь и кряхтя, сплевывая кровь на пол, таки встал. Мы почти что кубарем скатились по лестнице, спасаясь от разбушевавшегося огня, охватившего чердак. По пути с горем пополам вытащили из стремительно заполняемого огнём и дымом дома Лешего. Не помню, как добирались до машины. Наверное, у всех разом открылось второе дыхание.
Священник в салоне машины выглядел так, что краше в гроб кладут. Дрожащая Наташка закуталась в старое и вонючее одеяло, которое эдаким прибамбасом оказалось в «волге». Леший казалось, задремал, но его лихорадило и знобило. Кореш стонал, клацал зубами, и из его закрытых глаз капали на лицо слёзы.
В зеркале над приборной панелью я разглядел своё лицо: правый глаз заплыл, а волосы с левой стороны черепушки полностью слезли, обнажив нездорового трупного цвета кожу. От собственного кошмарного вида я зябко повёл плечами и отвернулся.
Лишь раз я оглянулся назад, въезжая в неприветливый лес, навсегда покидая деревню. Ослепительная вспышка молнии, точно божий перст, ударила прямо в холм, где стоял проклятый дом, наверняка дотла испепелив его. Надеюсь, что небесное пламя, охватившее пропитанные злом стены было в сто крат горячее, чем в аду.
Я гнал в город, к больнице, выжимая из «волги» все её лошадиные силы. Наташка лежала в отрубе. До Лешего было не достучаться. Друг то проваливался в сонный бред, то снова возвращался в реальность, отупело моргая и пуская слюни, припадочно колотясь всем телом, едва ли понимая, где он находится.
Священник был совсем плох: хрипел, стонал и не приходил в себя – и я не знал, успею ли я добраться до больницы.
В больнице Анатолий неожиданно пришёл в сознание и крепко схватил меня за руку, сжал пальцы и заставил пообещать, что я вернусь в его дом и заберу спрятанные дневники из погреба. Также он заставил меня пообещать, что я найду, кому передать накопленные им знания. Хм. Приказал, чтобы я учился сам. Затем, с облегчением улыбнувшись, он благословил меня и отдал богу душу.
Единственным лучиком света в этом кошмаре было то, что моя жена, не ведая того, уже почти месяц как носила под сердцем малыша. Поэтому тварь и выбрала её для себя.
Да, я всё-таки стану отцом!
Мой новый дом сгорел дотла, как и пара домов в деревне. Из-за стихийного бедствия закоротило проводку. К слову, половина жителей деревеньки как сквозь землю провалилась. Хотя пару обезображенных трупаков и разномастных частей тел неожиданно нашли в лесу да в заброшенных огородах. Очередной висяк следственного отдела. Наша с женой своевременно оформленная страховка покрыла весь полученный от пожара ущерб.
Теперь, по-новому переосмыслив свою жизнь, уже никогда не будешь таким, как прежде, не верующим в чудеса и всеблагое добро. Я твёрдо знаю, что есть Бог на свете и милость его не знает границ, хотя все пути его были и останутся неисповедимы.
Потому что первое из дарованных мне сверху чудес – это спасённая жена, второе – здоровая дочка, и третье чудо – верный друг Лёшка, который даже после всего пережитого, с искалеченной рукой и залатанным пластическим хирургом лицом, не отвернулся от меня, не бросил мою семью на произвол судьбы, а стал крепчайшим оплотом нашей давнишней дружбы.
