Текст книги "Сны Листопада (СИ)"

Автор книги: Ирэн Блейк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

   В тот день она не хотела никуда идти, потому что накрапывал дождь и настроение было поганым: с утра она едва могла разлепить веки и встать с постели, к тому же Яну снова тошнило. Но плохое самочувствие Стрельцова воспринимала как вызов.

   Поэтому медсестре девушка сказала, что чувствует себя нормально, и проглотила принесенные женщиной таблетки, прожевала овсянку и запила всё какао, а потом, когда медсестра ушла, кинулась в туалет, где до головокружения выворачивало наизнанку.

   Ненароком она зашла в социальные сети к одной из бывших подруг, и единственная фотография в самом центре страницы, фотография Яны, сделанная в парке, когда сильным ветром с её головы сорвало капюшон и парик, приковала внимание девушки жирной надписью в форме обычного опроса: «Отсчёт идёт?» Тысячи комментариев были под фото. И, к сожалению, большинство их них являлись ответом на тот самый вопрос.

   От потрясения у Яны закружилась голова, комок образовался в горле, руки затряслись. Чтобы вновь обрести опору под ногами, нужно было чем-то занять себя. Стрельцова волевым усилием взяла себя в руки и начала одеваться. Томик Шекспира отправился в рюкзак, туда же последовало яблоко и негазированная вода.

   Яна накрасилась и заставила себя улыбнуться зеркалу в прихожей, которое она только недавно развернула от стены. За окном моросил дождь. Ей было всё равно.

   Птицы помогли Листопаду договориться с тополями. Они, сердечные, обещали им петь каждые выходные свои песенки, и тополя в очередной раз согласились сбросить листья.

   Погода с утра не заладилась, но сердце Листопада пело, оттого что он может с толком провести своё свободное время. А как помнил мужчина, до собственного дня рождения оставалось несколько дней. Поэтому Листопаду нужно было поспешить и приобрести что-то ценное для леди Зимы, ведь кто знает, как дальше повернётся жизнь?

   Птицы уговорили Листопада поторопиться с обедом, поэтому все вместе они полетели в парк, где в последнее время в ларёк привозили очень вкусные булки и хрустящий хлеб.

   Дождь зачастил, они спрятались в беседке, где, кроме Листопада и птиц, никого не было. Всё сдобные булки быстро пошли в дело. Листопад хотел пить, но разговорившийся голубь всё никак не отпускал его, и когда мужчина уже попытался дать птице понять, что пора заканчивать разговор, то голубь упомянул:

   – Моя кузина, что летает в королевской свите, у королевских сестер, говорила, что леди Зима в последнее время интересуется готическими полонами. И платит хорошо, если картина ей очень понравится.

   – Интересуется чем? – переспросил Листопад, замерев, с недоеденным кусочком сдобной булки.

   – Ты сыт, дай-ка старому голубю последний кусок, не пожалей, тогда и повторю, что сказал! – нагло курлыкнул голубь и важно напыжился.

   Листопад хмыкнул и таки отдал голубю оставшийся кусок. В ответ тот заговорщицки уселся на перегородку беседки, взгромоздившись напротив мужчины.

   – Так вот, Леди Зиму интересуют пейзажи кладбищ, склепы там всякие, памятники и чтобы побольше мрачностей было, – буркнул голубь и спрыгнул обратно на пол, пока другие птицы не растащили по крошкам его добычу.

   Яна уселась на лавочку возле покосившегося надгробия. Ива практически облетела, и только нижние ветви ещё сохранили листочки. То моросил, то прекращался дождь, заставляя Яну сидеть в капюшоне. Она открыла рюкзак и достала томик Шекспира, пролистала, то и дело прикусываю губу, снова вспоминая о том, что было, кажется, так недавно и всё же так давно. Много друзей. Учёба. Имелся даже бой-френд, а главное – девушка выступала в школьном театре, где с помощью мамы шила костюмы, и эти выступления были для неё всем. «Я ведь умру, всё равно умру, чего мне бояться, что мне уже терять. Но пока я жива, я не сдамся, не буду плакать, напротив – буду улыбаться. Ведь ещё есть здесь и сейчас». Она закрыла глаза, представила, что снова на сцене, что в зрительном ряду сидят тысячи людей, и начала декламировать из «Ромео и Джульетты», из самого первого прочитанного ею произведения Шекспира и ставшего одним из самых любимых:

   У бурных чувств неистовый конец,

   Он совпадает с мнимой их победой.

   Погода была ужасной – и Листопаду не хотелось бродить по городу в поисках редкостей и вещиц. Дождь то моросил, то прекращался, но собственный крылатый ветер мужчины на ходу просушивал его волосы и одежду, вступая в поединок с дождём и ветром, спасая Листопада от мокроты и сырости. Всё равно настроение у мужчины было в тон погоде – унылым.

   Он выпил воды из питьевого фонтанчика, под навесом расположенного в самом начале парка, задумался, глянув на серое небо, – и дерзкая мысль неожиданно, точно заноза, засела в его голове: что, если ему пройтись по кладбищу и поймать мимолётное вдохновение? Что, если ему удастся зарисовать контуры склепов и печального ангела, державшего на руках младенца? Что, если у него получится в порыве вдохновения запечатлеть и изобразить мгновение, как ему удавалось, когда ещё мастерство мужчины шлифовала художница Соня?

   Он вздохнул, ещё раз поглядел на небо, поправил за ухо выбившуюся за день тонкую разноцветную прядь волос. И решился воплотить свою задумку и воспользоваться моментом. Что, если у него впредь не будет такого: здесь и сейчас?

   Листопад раздобыл в городе альбомные листы и грифельный карандаш, просто взял и подошёл к художественной мастерской, зашёл внутрь в зал, где рисовали с натуры, а сейчас он как раз пустовал. Услышал голоса и пошёл на источник звука, мельком разглядел на столе лежащий альбом, стаканчик с кисточками, рядом с которыми лежали остро наточенные карандаши.

   Он нахмурился, зная, что воровать нехорошо, растерялся, потому что с собой не было ничего ценного, что мог бы предложить взамен, но, пошарив в кармане камзола, нащупал и вытащил несколько старинных монет. «Надеюсь, этого хватит, чтобы обменять на альбомный лист и несколько карандашей».

   Монеты поблескивали серебром и латунью в тусклом свете, падающем из узкого, наполовину завешенного окна. Листопад замешкался, снова услышал голоса и приближающиеся шаги. Тук-тук. Шлёп-шлеп. Так шаркают тапки, когда кто-то кого-то безуспешно пытается догнать. Решено. Он ещё сюда заглянет и доплатит, если узнает, что предложенных монет окажется недостаточно.

   Мужчина схватил альбомный лист, свернул его и, не глядя, выхватил из стаканчика несколько карандашей. Когда мужские голоса можно было уже хорошо расслышать в коридоре, он выскользнул из комнатушки, что, по-видимому, служила чьим-то кабинетом, – и, подхваченный ветром, распахнул входную дверь и вылетел из художественной мастерской.

   Он любовался каменным ангелом, когда услышал женский голос, читающий что-то знакомое. Листопад прислушался, прекратив мысленную зарисовку выбранного объекта. Затем пожал плечами. Если кому-то хочется чудачеств, то что ему за дело до этого.

   Дождь как назло усиливался, и его собственный ветер уже устал отбиваться от моросящих капель. Листопад задумался, поймав отличный мысленный кадр. Вот оно: если зарисовать ангела и захватить кусочек старой, изъеденной ржавчиной ограды, то получится то, что нужно. Голос снова отвлёк. Слов Листопад не различил, но тембр и интонация разом заставили мужчину вздрогнуть. В женском голосе буквально кипела страсть и страдание. Неожиданно мужчина поймал себя на том, что то и дело отвлекается, и прислушивается, и даже различает слова. Одинокий голос на кладбище читал отрывок из пьесы Шекспира. Любопытство взыграло в крови Листопада. Он снова поймал себя на том, что повторяет слова:

   – Я потерял себя, и я не тут.

   Ромео нет, Ромео не найдут.

   Задумка наброска ускользала. Мешали собственные мысли, которые вдруг всполошились и сбились в кучу. Он что-то услышал в женском голосе, что-то такое, что заставило затрепетать. Рисунок оказался забыт. Он немедленно должен разыскать ту, что так увлечённо читает Шекспира.

   Незнакомка стояла возле плакучей ивы и держалась за ствол, точно за ладонь лучшего друга. Она была тонкой, невысокой и ужасающе яркой в своей длинной красной куртке, точно раздражающее пятно, непонятным образом попавшее в обитель вечного покоя. Фиолетовый рюкзак лежал на скамейке, рядом с ним книжка, которая уже намокла, а незнакомка, стоящая под ивой, всё читала Шекспира.

   Листопад не понял, как присел на скамейку, заслушался, ожидая, когда же незнакомка обернётся. Мужчине вдруг стало важно увидеть её лицо.

   – Молчи, мой друг. Огонь огнем встречают,

   Беду – бедой и хворью лечат хворь.

   Круженьем вспять круженье прекращают,

   И ты с бедою точно так же спорь.

   Лицо Сони предстало на миг перед ним, её улыбка, неверие в синих, как анютины глазки, глазах, когда Листопад протянул девушке драгоценную брошь с изумрудом, что получил в награду за верную службу. Давнишнее воспоминание – и в груди мужчины вспыхнула застарелая боль.

   Внезапно монолог оборвался, незнакомка обернулась, словно что-то почувствовала. Она была молода, но черты лица заострились, в глазах плескалась боль, мука и отчаяние. Девушка тяжело дышала. Бледная, растерянная и изумлённая. Не сразу Листопад сообразил, что она обращается к нему.

   – И долго, – запыхавшись, с укоризной произнесла девушка, – ты сидишь здесь и слушаешь?

   – Что? – вскочил Листопад. – Ты что, видишь меня?! – воскликнул он, прекрасно зная, что смертным не дано видеть его. А она ведь обращалась именно к нему.

   – Как свои пять пальцев,– сказала девушка и улыбнулась, затем побледнела и села у подножия ивы.

   – Тебе плохо? Могу я тебе чем-то помочь?

   – Не надо. Сейчас полегчает. Я просто переутомилась, – сказала она. Попыталась подняться и чуть не упала, но Листопад вовремя подхватил её и на руках донёс до скамейки, затем посадил и ужасно разволновался, понимая, что ему нравится её голос. Она отпила воды, достав бутылку из рюкзака.

   – Я – Яна,– сказала она. – А ты кто такой, разодетый, точно прекрасный принц из девичьих фантазий? И что ты за дурацкий вопрос мне задал, а?

   ... Она зевнула и на мгновение закрыла глаза. Мужчина исчез. Только прокрякало напоминание о полудне, поставленное на телефоне. Яна открыла глаза и мысленно сказала сама себе: «Ну вот и познакомились, моя разгулявшаяся и больная фантазия. Вот так и сходят с ума», – добавила девушка и встала, чтобы поспешить к воротам, до того как пунктуальные и соблюдающие все правила охранники направятся к ней. Не хватало только, чтобы они заподозрили, насколько сильно она ослабла. Тогда бы в известность поставили родителей, и долгие прогулки Яны сразу же превратятся в ещё одну её несбыточную мечту.

   Капельница – и снова девушку потянуло в сон. Глаза слипались, но мысли Стрельцовой всё возвращались к встрече на кладбище. Неужели её болезнь способна вызывать у неё фантазии? Ведь подобных молодых людей просто не бывает. Взять хотя бы его костюм: этот старинный камзол, штаны, заправленные в высокие чёрные сапоги. А волосы мужчины были такими яркими, как все краски осени, разделенные на пряди. Что уже говорить об его лице? «Хм, – подумала Яна, погружаясь в сон, – мне стоит забыть его, а то кто знает, к чему могут привести подобные выдумки?»

   Весь день Листопаду не давала покоя Яна, та странная, ярко одетая девушка, которую он повстречал на кладбище. Ее голос, её глаза... То, с каким шквалом эмоций, с искренностью переживаемых чувств на лице она вкладывала в свой монолог – это было потрясающе! Снова, сбивая с мыслей, ему вспомнилась Соня, и сердце в груди мужчины сжалось, болезненно сжалось.

   Листопад делал набросок на холсте, рисуя фигуру ангела, затем взялся за ограду, вспоминая увиденный затейливый узор, в резьбе которого угадывался опыт и кузнечное мастерство. Затем вздохнул. Из головы не выходила Яна. Интересно, почему?

   Он, сам того не замечая, стал тихонько нашёптывать отрывки из пьес Шекспира. Смеркалось, Листопад вытер вспотевший лоб ладонью, понимая, что ужасно проголодался и испытывает жажду. Хотелось чая. Он критическим образом осмотрел свою работу и, хмурясь, закрыл её полотном, затем спрятал в углу за шторой. Получалось не совсем то, на что он рассчитывал. Задумавшись, Листопад отправился к камину, чтобы поставить на огонь чайник, и по пути мужчина внезапно понял, что в его мыслях крепко засела совсем другая картина: там была Яна, раскидистая ива и старое, ничем не примечательное надгробие. Листопад вздохнул с облегчением, признавая: как бы там ни было, но он должен всё это нарисовать, иначе не будет ему покоя.

   На балу Листопад машинально кружился в вальсе с королевой, отклонял приглашения фрейлин и был непривычно задумчив, чем вызвал шутливые замечания свой госпожи. Листопад же только кивал головой и улыбался, а в его мыслях то и дело появлялась Яна. Её голос, который он никак не мог позабыть.

   Листопад устал, поэтому сидел в кресле, игнорируя следующие за вальсом энергичные танцы, и с трудом скрывал скуку на прекрасном лице. Когда на часах было около часа ночи, то королева сжалилась над своим творением.

   – Иди, отоспись и не позорь меня больше своим кислым видом Листопад.

   Он кивнул в ответ и поспешил удалиться в свои покои.

   ... Повозка накренилась, лошади встали на дыбы от звуков выстрелов. Крики перемешиваются с бранью. Мужчины в лохмотьях, с капюшонами на лицах и грязными бородами вытаскивали из телеги женщину с детьми. Мальчик и белокурая девушка, державшая брата за руку. Он видел, как мужчины отобрали у них горстку медных монет и растрясли пожитки, обнаружив красивую брошь в форме лилии с редким драгоценным камнем в сердцевине. Он слышал, как женщина прошептала девчонке с братом: «Бегите!», когда мужчины толкнули её в спину. Он видел, как они побежали к оврагу – и как мальчишка упал, и они покатились вниз. Даже если бы Листопад закрыл глаза, даже если бы он захотел ослепнуть, то не смог бы. Вечным кошмаром для Листопада стал этот сон, его наказание, посланное свыше за свои ошибки. Зачем, зачем он подарил Соне эту проклятую брошь? Как он вообще осмелился связаться с человеком, пусть даже невинными узами дружбы? Он проклинал себя каждый день веками, корил себя, глядя на подарок Сони, висящий возле гардероба, рядом с зеркалом. Ревнивая создательница не стала бы терпеть такого от своего создания. Леди Осень ни с кем не делилась своими игрушками. Она всегда обо всём узнавала и всегда жестоко мстила. Чтобы неповадно было. Только лучше бы она излила свой гнев на Листопада. Бедная невинная Соня... Её жестокую смерть Листопаду в этой бессмертной жизни никогда и ничем не искупить.

   – Прости меня, ангел, прости меня, – просыпался в слезах мужчина. За окном наливался багрянцем рассвет. Пора было вставать. До Самхейна оставалось три дня.

   Яна не могла не прийти. Кладбище манило её своей тишиной и надеждой на то, что вдруг всё же вопреки здравому смыслу там появится увиденный во сне незнакомец. Как глупо было так думать! Но она всё же пришла, едва успев проглотить пару ложек каши и запить водой горсть разноцветных таблеток.

   Возле надгробий было сыро, после дождливой ночи стояли лужи и пахли прелостью и лёгкой гнильцой листья. Деревья практически все облетели. Она протёрла салфетками лавочку и уселась. Открыв томик Шекспира, начала читать вслух любимые отрывки, что были выделены карандашом. Завибрировал телефон, пронзив тишину звуком мычания.

   – Как ты, моя милая? – раздался участливый голос бабушки. – У нас пара минут, затем снова процедуры и медитации. Знаешь, Яна, я стащила свой телефон из шкафчика, – хихикнула бабуля.

   – Бабушка я так рада слышать твой голос, – бодро сказала Яна, чувствуя, как невольно улыбается. – Всё хорошо. У меня ремиссия. Как ты сама? – спросила девушка.

   Бабушка пару минут рассказывала, что её состояние стабильно, правда, сахар в крови чуток повышен и что диету нужно соблюдать и режим, а она же сова.

   – Пока, милая, – резко закончила беседу бабушка.

   – Пока, – ответила Яна в молчаливую трубку. Она так надеялась, что бабуля, как взаправдашняя супер-героиня, вырвется и приедет на внучкин день рождения. Ей ведь теперь, кроме бабули, некого приглашать.

   Как-то сам собой захлопнулся томик Шекспира. Время близилось к полудню, а в час дня Яна должна была уходить. Было грустно. Не радовало выглянувшее из закромов тёмных туч солнце, порывистый ветер то и дело мешал, сбрасывал капюшон с головы и лохматил бабушкин парик.

   – Ах, как же мне грустно. Отчего, знать бы, нахлынула эта давящая меланхолия? – прошептала Яна и, решив отдать дань настроению, начала читать одно из любимейших атмосферных стихотворений:

   Как-то в полночь, в час угрюмый, полный тягостною думой,

   Над старинными томами я склонялся в полусне,

   Грезам странным отдавался, – вдруг неясный звук раздался,

   Будто кто-то постучался – постучался в дверь ко мне.

   "Это, верно, – прошептал я, – гость в полночной тишине,

   Гость стучится в дверь ко мне".

   Она запнулась, набирая в грудь воздух.

   Снова подул ветер – и девушке показалось, что в шелесте приподнятых листьев донеслось до неё продолжение стихотворных строк:

   Ясно помню... Ожиданье... Поздней осени рыданья...

   И в камине очертанья тускло тлеющих углей...

   Ветер усилился и неожиданно потеплел, приятнейшим образом теплый воздух обласкал всё её лицо. Помимо воли Яна улыбнулась, настроение сразу улучшилось, она поправила парик и капюшон, а когда глянула на лавочку, там... Там сидел он. Вчерашний незнакомец.

   – Что же ты молчишь? Не помнишь? – тихо спросил он.

   – Я. Я... – От избытка чувств, смеси эйфории восторга и недоверия она запнулась, а потом продолжила, чувствуя, что улыбается, как идиотка, любуется его профилем, разноцветными волосами, поблёскивающими в лучах солнца:

   О, как жаждал я рассвета, как я тщетно ждал ответа

   На страданье без привета, на вопрос о ней, о ней -

   О Леноре, что блистала ярче всех земных огней, -

   О светиле прежних дней.

   Дальше они читали стихотворение вместе, строчка за строчкой, пока стих не закончился. Он пристально глядел ей в лицо, а Яна смущалась и краснела. Затем она удосужилась поздороваться. Он поздоровался в ответ, а потом достал из объёмной цветастой торбы, спрятанной за спиной, альбом и грифельные карандаши.

   – Тебе обязан я своим вдохновением, пожалуйста, присядь и позволь мне нарисовать тебя! – пафосно сказал он, изящно, плавным движением поднявшись со скамьи.

   – У меня осталось всего полчаса, незнакомец. Я не против попозировать для тебя, но ты должен доказать свою реальность. Ущипни меня и скажи, наконец-то, как тебя зовут! – выдохнула Яна и села на лавку, чувствуя, как щёки и уши загораются с новой силой.

   – Я Листопад – и вот, – добавил он и легонько ущипнул её за руку.

   – Ай, верю, ты точно реальный. А как тебя зовут, повтори, пожалуйста!

   – Листопад. Дух осени.

   – Снова шутишь?

   – Зачем мне это? – серьёзно вопросил мужчина, и в его глазах Яна разглядела упрек. Ей стало стыдно.

   – Ну, ладно, Листопад, рисуй, только недолго. Меня ещё капельница ждёт.

   Полчаса она сидела, закрыв глаза, а когда он просил, поворачивалась боком, так что тень ивы ложилась на лицо.

   – Вот держи, – сказал он, точно чувствуя время, вкладывая ей в ладонь янтарные бусы.

   – Не надо, что ты! Зачем?– воскликнула девушка, но только отупело поворачивалась из стороны в сторону: мужчина исчез, точно растворился в тёплом порыве ветра.

   Он рисовал, и картина была уже почти готова, оставалось только разукрасить. Критически осмотрев свой угольно-чёрный набросок, Листопад нахмурился и упёр руки в бока. Так, ему всё-таки нужно будет раздобыть краски. Был поздний вечер. Догорали свечи, которые тоже вскоре предстояло заменить. Желудок заурчал, он вспомнил, что в обед пришёлся последний приём пищи, и то большую часть сдобы он отдал голубям и воробьям. Листопад так увлёкся своей работой, что забыл про бал. Негоже будет пропустить его: создательница будет гневаться. Он стремительно стал собираться.

   Бал окончился после трёх ночи. Медленно расходились гости, и Листопад среди них затерялся и улизнул, чувствуя, как гудят ноги и глаза слипаются от сонливости.

   Он лёг в постель, не раздеваясь, мысленно крепко наказал своему крылатому ветру не будить его на рассвете, решив поспать чуток подольше.

   В эту ночь Листопаду снова приснилась Соня. Она была грустной и отчего-то упрекала его. В чём же он провинился? Листопад проснулся с сильно бьющимся в волнении сердцем и с тревогой, прогнавшей остатки сна. Рассвет багровел. Он встал и зевнул, потянулся. Затем направился к камину, чтобы вскипятить себе чай.

   Яна всю ночь не спала, размышляла. В голове оживало прошлое и старое желание написать пьесу. Но чаще всего вспоминала его – Листопада. Неописуемо прекрасного незнакомца. Он вызывал в её душе бурю эмоций: любопытство и смятение. Яна практически вскочила с постели, несмотря на сильное головокружение, заставившее её пару минут простоять возле стены, тяжело дыша и прикрыв глаза, затем она запила водой таблетки. Внутри зрело некое странное чувство. Она должна была прийти сегодня пораньше на кладбище. Яна покрутила в руках ожерелье из янтаря, полюбовавшись округлыми камнями, напоминающими осколки пламенного солнца, растворенного в каплях воды. Тихонько прошагала на кухню, решив позавтракать, выпить зелёного чая. А затем она будет собираться. Вдруг он тоже сегодня придёт пораньше?

   Они пришли на кладбище одновременно, и одновременно же сели на лавочку, едва не столкнувшись лбами. Листопад был ветром и летел, разговаривая всю дорогу со щебечущими птицами, сетовавших о близком снеге и холодах. Яна же спешила так сильно, что запыхалась и от волнения поставила на скамейку свой битком набитый рюкзак, в котором, кроме книг, был термос с крепким чаем и несколько яблок.

   – Привет, – сказал он на рассерженный вскрик из-за столкновения. – Ай! Извини, я был невнимателен. И, честно сказать, я ещё до конца не проснулся. Мне бы чашечку чая, – мечтательно вздохнул Листопад, усаживаясь на скамейку и закидывая ногу за ногу.

   – Привет, – сказала Яна. – Я всю ночь гадала, придёшь ли ты сюда ещё раз.

   – Надо же, какая искренность прозвучала в твоих словах, – хмыкнул Листопад. – Тогда и я признаюсь, что я ведь тоже думал о тебе. Расскажи мне о себе больше, Яна. Ты, твоё поведение, твой голос, ты сама – сильно заинтересовали меня.

   – Хорошо, – ответила Яна и улыбнулась. – Но обещай, что взамен ты расскажешь о себе тоже.

   – Расскажу, если ты раздобудешь мне чашечку чая,– обозначил Листопад, не подозревая, что Яна рассмеётся и скажет в ответ:

   – А как ты посмотришь на это?

   Она вытащила из рюкзака краснобокий металлический термос и повертела в руках, затем отвинтила крышку и налила в неё крепкий горячий чай.

   – Нет, это просто невозможно. Мои желания ещё никто и никогда вот так сразу не исполнял! – выдохнул Листопад и, взяв крышку от термоса, и поднёс её к губам.

   – Меня зовут Яна Стрельцова. Мне почти пятнадцать лет, исполнится пятого декабря. Я учусь в школе. И я смертельно больна, – тихо сказала Яна и посмотрела Листопаду в глаза.

   Он поотпил глоток чая и кивнул, давая понять, чтобы она рассказывала дальше. Девушка запнулась, а потом продолжила говорить и говорила быстро, на выдохе, словно у неё внутри прорвало словесную плотину.

   В какие-то полчаса Листопад узнал о ней так много, точно знал Яну целую жизнь.

   – Уф, – выдохнула она и отобрала у мужчины термос, чтобы налить себе чая и торопливо выпить. – Теперь ты, Листопад, расскажи о себе.

   Он задумался, на лице заиграла мечтательная улыбка.

   – Так и быть, раз обещал, то расскажу. Знаешь, Яна, я ведь не человек.

   Она не перебивала и слушала его, точно зачарованная. И верила каждому слову, потому что, заглядывая ему в глаза, понимала: такой, как он, не может врать. Как бы глупо это ни звучало. С каждым его словом, с каждым его тёплым взглядом, который она встречала, девушка понимала, что всё больше доверяет мужчине.

   Со слов Листопада Яна узнала, что кроме её мира, существует множество других миров, в которых есть волшебство. Узнала, что Листопад любит рисовать, узнала всё о его работе в мире людей; узнала, что мужчина больше всего на свете мечтает о свободе, а больше всего в его рассказе её поразило, что ему вот-вот должна исполниться тысяча лет. И это было так круто, что ли. Сама же девушка, словно боясь, что не успеет поделиться, рассказывала о своей былой жизни, о том, что читала, кем мечтала быть, и о своих увлечениях театром. Благо Листопад разделял её интересы к творчеству Шекспира, и вообще он действительно любил читать, как и она сама. Они проговорили до обеда, и девушка уже опаздывала к ежедневной капельнице и всем прочим медицинским процедурам, назначенным врачами в ходе экспериментального лечения.

   – Ты придёшь сюда завтра? – спросила Яна вместо прощания.

   Он ответил, что, конечно, придёт, и ещё раз поинтересовался названием её заболевания. Затем, как и в прошлый раз, стоило ей моргнуть, как мужчина растворился в воздухе и исчез. Только тёплый ветер, пахнувший сухой, взгретой солнцем листвой, коснулся её лица, точно дружеский ласковый поцелуй. Яна шла к калитке кладбища, и лёгкая улыбка не сходила с её лица.

   Птицы принесли ему разноцветные масляные краски, и он смог разукрасить своё полотно. Листопад сидел на старой деревянной табуретке и с мечтательным видом смотрел то на картину, то за окно. «Подарю картину Яне, на день рождения. Это будет честнее, чем отдавать картину леди Зиме даже в обмен за дорогую книгу». И вообще, Яна понравилась ему, что было, скажем так, необычно. После Сони ему вообще не нравился никто: ни из людей, ни из таких же, как он – миньонов и созданий королевских сестер. Долгие годы Листопад дружил лишь с птицами да с собственным ветром.

   Вечер выдался свободным, балы до его дня рождения отменили, чтобы с размахом, по-настоящему грандиозно отпраздновать Самхейн. Листопад быстро вымылся, переоделся и решил рискнуть, вновь отправиться в мир людей, чтобы незаконно проникнуть в центральную городскую библиотеку и прочитать все, что раздобудет о болезни Яны Стрельцовой.

   Она пригласила Листопада на свой День Рождения, и он согласился. Это было чудесно. Настроение Яны весь вечер было превосходным. Неужели безжалостная судьба наконец-то подарила ей друга, такого диковинного друга, выходца из волшебной страны. Так ведь не может быть верно? Не давал покоя собственный, всегда сомневающийся разум, но девушка улыбалась, отгоняла сомнения в сторону.

   Яна поужинала, съев все, что принесла медсестра, подчистую, чем удивила её, а также удивила родителей своим бодрым видом и хорошим настроением. Напевая себе под нос, Яна, открыла тумбочку и выбрала себе тетрадь, в которую всё же решила набросать сценарий давнишней мечты – собственной пьесы. Интересно, что скажет на её задумку Листопад? В этот вечер она заснула очень поздно и видела только красочные счастливые сны.

   Не успел он подняться с постели, как в гости пожаловали фрейлины королевы, и пришлось Листопаду идти к своей госпоже, чтобы выслушивать её указания. Нужно было наведаться в лавку модистки, помочь девушкам выбрать ткани, всё оплатить и проконтролировать, чтобы умелая старая швея исполнила заказ в точности, как требовалось королеве.

   – Не надо хмуриться, Листопад, управишься до обеда – и вечер, и последующий день до бала проведёшь без каких-либо обязательств передо мной, – ласково говорила королева, а в глазах женщины поблёскивала сталь. Она приняла решение, и с этим ему было не поспорить. Что же делать? Мужчина согласился, обдумывая при этом, как предупредить Яну.

   – Я выпью чая и пойду с вами, девушки, – сказал Листопад и вытолкнул их, негодующих и возмущенных, в коридор. Сам же поставил чайник и быстренько написал записку для Яны. Бумагу передал ютящемуся возле карниза голубю, кототого он всегда подкармливал. Шепотом, разговаривая на птичьем языке, Листопад всё ему объяснил. Затем примотал записку к лапе голубя и напутствовал его:

   – Не подведи, друг, лети же!

   ... Чайник закипел, и он заварил три кружки чая, достал коробку трюфельных конфет, что берёг для особых случаев, затем отпер дверь и пригласил почаёвничать ожидающих в коридоре фрейлин.

   Увидев дорогие и очень вкусные конфеты, сражённые очаровательной улыбкой красавца-мужчины, девушки не смогли устоять перед его предложением и тут же заулыбались в ответ на несколько точных и ужасно приятных комплиментов, отпущенных Листопадом по поводу их модных платьев и свежего цвета лица. Все обиды разом были прощены и забыты.

   После чая Листопад взял их за руки, сказал, чтобы держались крепко, – и с помощью своих ветровых крыльев поднялся в воздух вместе с девушками, стремительно вылетел из высокого окна в коридоре. Фрейлины закрыли глаза и чуток повизгивали от страха и восторга. Видимо, такой способ путешествий для девушек оказался в диковинку. «Вот и наберутся впечатлений», – подумал Листопад и снизился в городской черте, как раз напротив маленьких аккуратных домиков, каждый из которых представлял собой магазинчик, в котором жили мастер и его подмастерье, собственноручно изготовляющие большую часть предоставленных товаров.

   Яна пришла пораньше на кладбище, специально принарядившись, взяв с собой рюкзак, в котором было шоколадное печенье и термос с чаем, толстая книжка, которую она планировала подарить Листопаду, и тетрадка. Заветная тетрадка с наброском её пьесы. Погода располагала к долгим посиделкам. Было сухо и солнечно, несмотря на бодрящий холодок. Она закуталась в шарф и села на скамейку. Стала ждать. Листопада долго не было. Вскоре Стрельцова заволновалась, почти что расстроилась, но вдруг прямо с небес появился упитанный голубь и приземлился прямо возле её ног. Он закурлыкал, всё глядел своим красным глазом на неё, пока девушка не заметила записку, прикреплённую к его лапе. «Неужели это действительно записка?»

   – А ну-ка, иди сюда, – поманила девушка голубя. Птица и не пыталась убегать. Через пару минут записка оказалась в её руках, а голубь клевал раскрошенное печенье.

   «Дорогая Яна, я не смогу появится вовремя. Королева взвалила на меня многочисленные поручения, которые я обязан выполнить. Надеюсь, ты поймёшь и не обидишься? Может быть, ты смогла бы встретиться со мной в городе, ближе к вечеру, или, возможно, скажешь, где разыскать тебя и я прилечу. Забавно, я пишу тебе, как другу, которого знаю давно, в сердце, надеясь, что и ты испытываешь ко мне такую же странную симпатию и доверие. Нет времени сказать тебе всё, что хотелось бы, так как уже закипел чайник, я не успеваю (это предложение было зачёркнуто). Так, знаешь, оставь мне что-то своё из вещей, то, что часто держали твои руки. С помощью крылатого ветра, его обоняния мы найдём твой дом, и я поскребусь к тебе в окошко. Ты поймёшь. С признательностью за понимание, твой верный Листопад». Яна свернула трубочкой записку, встала с лавочки и сняла с шеи шарф, затем привязала его к поручню лавочки, кинула ещё раскрошенного печенья голубю и ушла. Волнение, охватившее девушку, улеглось. Она знала, что сделает дальше. «Похоже, мне придётся чуток изменить свой график с лечебными процедурами».