Текст книги "Игры для мужчин среднего возраста"

Автор книги: Иосиф Гольман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 16
Трасса Омск – Новосибирск, 23 июля
Скрепов и Гнедышев. Два сапога пара

Встреча состоялась, как и намечали, в маленьком придорожном мотеле с кафешкой в четыре столика, за две с половиной сотни километров от Новосибирска.

Гнедышев приехал минута в минуту, на одном черном «Гелендвагене» и… с двумя красивыми девками лет по двадцать пять, по случаю теплой погоды не слишком одетыми. Девкам он приказал ждать у входа, а сам уверенной походкой вошел в кафешку. Под сильным телом бывшего борца сразу заскрипели деревянные половицы.

Отсутствие батальона отмороженных хлопцев приятно удивило Скрепера. Зная Гнедышева, он ожидал подлянок с первой минуты. И не очень-то был уверен в своем блефе о четырех бойцах, охраняющих его и груз. Еще Гнедышев многое знал о Пашке, но не о том, что сгинул в печи развалившейся котельной, а о совсем живом Пашке, которого хлебом не корми – дай чего-нибудь взорвать и который вьется неподалеку, присматривая за грузом и своим любимым Шефом.

Здесь Скрепер даже вздохнул: может, поторопился он с Пашкой? Сейчас его – живые, а не виртуальные – руки и бесстрашная башка очень бы даже пригодились. Но что сделано – то сделано, и чего теперь об этом жалеть…

К тому же и виртуальная банда Скрепера выглядела весьма внушительно: ведь она поддерживалась вполне реальными делами, о которых Гнедышев был наслышан.

Так что просто убить Скрепера и забрать «Ниву» с порошком Петр Николаевич вроде бы не должен. Тем более что о «Ниве» он и не ведает. По крайней мере, Скрепов на это надеется.

Хотя Гнедышев – такая сволочь, что от него можно ждать чего угодно.

– Здорово, Скрепер! – приветствовал тот старого «друга», протискивая свое грузное тело между скамьей и краем большого деревянного стола.

Скрепов недовольно поморщился и демонстративно ответил:

– Здравствуйте, Петр Николаевич!

– Ну, ты молодец, Виктор Александрович! – еще больше развеселился Гнедышев. – Тоже, что ли, в депутаты метишь?

Скрепер знал о политических амбициях этого большого бандита.

– Нет, – усмехнулся Скрепов. – Я всего лишь маленький бизнесмен.

– Да ладно! – заржал Гнедышев. – У маленьких столько порошка не бывает!

Скрепов поджал губы: у них в провинции, конечно, свои нравы, но героин – и в Африке героин. Не буди лихо, пока оно тихо.

– Не боись, Лександрыч, – по-отечески улыбнулся будущий депутат. – У нас все схвачено. Все по-джентльменски, – не без труда, но выговорил он свою «платформу».

Скрепов вновь усмехнулся. Из четырех гнедышевских партнеров по бизнесу в живых не осталось никого. Приватизировал даже жену одного из убитых. Действительно, по-джентльменски.

– Чего щеришься? – заметив ухмылку Скрепова, мгновенно потерял европейский шарм Гнедышев. Заводился он на самом деле моментально.

– Я по другому поводу, – гася взрыв, отступил на шаг Скрепов. С таким партнером надо поаккуратнее. Они здесь в безвластии вообще оборзели. – Но ты, это, тоже нервы-то береги. Они тебе в политике еще понадобятся.

– Спасибо за совет, – сдавая назад, сказал Гнедышев. Все же Скрепер не тот противник, который испугается простого ора. Так что торопиться не надо.

– Давай по делу, – чуть надавил Скрепер. – Мне тут крики неинтересно выслушивать. Тебе еще товар нужен? Или тебя теперь только политика интересует? – все же не удержался от подколки Скрепер.

– Хороший товар всегда нужен, – мягко улыбнулся Гнедышев. Он уже полностью взял себя в руки. Вырежь из записи его предыдущую фразу – такой получится тихий дядечка, мухи не обидит.

Кстати, Скрепер не сомневался, что его визави пишет беседу. Либо сам, либо через вмонтированный где-нибудь в стене микрофон. Как не сомневался и в том, что на полу «Гелендвагена» пару человечков он на всякий случай положил. Да и вряд ли на одной машине пожаловал. Скорее всего есть еще одна-две за поворотом.

На то и расчет. Риск, конечно, немалый. Огромный риск. Но Скрепер готов руку на отсечение дать: не сможет Петр Николаевич Гнедышев поверить, что он приперся в его вотчину один, без поддержки и гарантий. Не сможет. А значит, шансы выскочить с деньгами и с головой у него, Скрепова, имеются. Да иначе бы и не полез.

А если удастся – «обует» Гнедышева так же, как крутого чеченца Али. На два «конца».

– Как рассчитываться будем? – мягко, но настойчиво поворачивал к делу Скрепер.

– Деньгами, – широко улыбнулся Гнедышев. – Американскими.

– Это понятно. Но ты же мне не доверяешь, – ответно улыбнулся гость. – Так что давай свой план передачи.

– А чего планы рисовать? Ты мне товар, я тебе деньги. Лучше в город не заезжать. Проблемы с постами никому не нужны.

– А гарантии?

– А какие гарантии? У тебя есть хлопцы, у меня есть хлопцы. Проблемы вообще никому не нужны, так ведь? – Он внимательно смотрел в глаза московскому гостю.

– Так, – согласился Скрепер. Ни один мускул не дрогнул. Конечно, у него полно хлопцев. Но предательская мыслишка пробежала: может, стоило ограничиться теми деньгами, что взял у Али? А не ставить все на кон дважды?

Впрочем, в такой игре обратного хода не бывает. Да и не бросил бы Скрепер товара минимум на добрую «полторашку». Никто бы не бросил. А Скрепер – тем более.

– Так какие еще нужны гарантии?

– Слушай, Петр Николаевич, – понизил голос почти до шепота Скрепер. – Ты ведь меня знаешь. Я никогда не блефую.

– Ну, я бы так не сказал, – мягко улыбнулся Гнедышев. – Была у нас с тобой одна операция.

– Это по молодости, – отмахнулся Скрепер. – Сейчас все по-другому. Ты – политик. Я – бизнесмен. Это, если хочешь знать, последнее мое дело.

– И мое тоже, – неожиданно вырвалось у будущего политика.

– А значит, – подытожил Скрепер, – мы должны выйти из него живыми.

– Согласен, – серьезно подтвердил Гнедышев.

– Тогда давай так. – Скрепов немного успокоился. – Никаких обменов на твоей территории. У тебя есть бойцы. У меня есть бойцы. Пашка может разнести к чертовой матери не только порошок. Но эти войны никому не нужны. Нужна схема, в которой не будет соблазнов.

– Излагай, – почему-то поскучнел Гнедышев. У Скрепера опять предательски защемило внизу живота. Неужели тот уже принял какое-то решение? Может, не надо было сразу давить?

– Все просто. Я живу в отеле. Твои меня пасут. Ты пересылаешь бабки на чистый счет.

– Московский?

– Галапагосский, – разозлился Скрепер. – Мне сообщат о поступлении. Я отдаю порошок. Вот и все.

– Так в чем мои гарантии, если я пошлю деньги вперед?

– Это моигарантии, – мягко поправил Скрепер партнера по переговорам. – Я на твоей территории. И мой товар на твоей территории. Так что деньги вперед – это моигарантии. И тебе проще – деньги ушли, товар пришел. В залоге – моя голова.

– А если деньги ушли, товар не пришел, а ты сбежал?

«Чудесный вариант, – успел подумать Скрепер. – Но все более маловероятный». А вслух ответил:

– А у тебя что, идиоты работают?

– Нет, не идиоты, – задумался Гнедышев. – Все равно мне не нравится, когда деньги вперед.

– Я не вижу, как иначе, – подвел итог Скрепер. И улыбнулся. – Ну не доверяем мы друг другу. Хотя и любим, правда ведь?

– Еще как – правда, – подтвердил Гнедышев. – До самой смерти.

– Тьфу-тьфу, не дай бог, – смикшировал Виктор. Теперь ему это точно все не нравилось. Пашка небось ржет, наблюдая сверху за спектаклем.

– Значит, других вариантов нет, – задумался Гнедышев.

– Да, других нет, – подтвердил Скрепер. – Но и этот неплох. Я отдам тебе порошок за лимон, – неожиданно для самого себя произнес он – изначально-то договаривались на полтора.

– Откуда такая щедрость? – насторожился Гнедышев.

– Я уже сказал – последнее дело. И чтоб твои соблазны поуменьшить. У тебя ж розница на порядки больше вылезет.

– Так, может, забесплатно отдашь? – усмехнулся Петр Николаевич. – Вообще никаких соблазнов.

«Маху я дал, – окончательно понял Скрепер. – Не надо было снижать цену». И попытался хоть как-то исправить положение:

– Миллион одним броском. Плюс отдых с твоими девчонками. Отметим, так сказать, конец карьеры.

– Ладно, – утер салфеткой Гнедышев вспотевшее лицо. – Пойду посоветуюсь с людьми. – И грузно вылез из-за стола.

Скреперу стало совсем неуютно. С кем он там решил советоваться, с девками, что ли? Или по телефону обсудить поставку героина?

Очень может статься, что судьба его решена. Тогда вернется уже не Петр Николаевич.

Виктор засунул руку в карман, поставил пистолет на боевой взвод. Впрочем, если решение принято не в его пользу, пистолет не поможет.

Пашка бы помог. Он бы и «Ниву» пластитом нафаршировал, и «Гелендваген» этот чертов. Точно, соблазнов было бы меньше.

Однако Гнедышев вернулся сам. И с девками.

– Ладно. Согласен, – с ходу бросил он. – Выбирай, какая тебе?

– А тебе? – вежливо поинтересовался гость.

– Мне – любая, – хохотнул Петр Николаевич и приобнял обеих. – Огонь девки, лично проверено.

Девушки вежливо хихикнули.

– Тогда мне эта, – не стал отказываться Скрепер, указав на красивую рослую блондинку. Она, дождавшись кивка хозяина, сразу пересела на его сторону.

Далее по сценарию следовала расслабуха.

Закончилась она здесь же, в номерах, буквально через час. Его сняли прямо с блондинки, грубо нарушив все физиологические процессы. И сейчас он стоял перед Гнедышевым не только без пистолета, но и без трусов.

– Все же соблазнился, Петр Николаевич? – спокойно, несмотря на положение, спросил Скрепер. Теперь его жизнь в максимальной мере зависела от его спокойствия. Все как в покере, только на кону нестандартная ставка.

– Значит, так, Виктор Александрович! – поставил точки над i Гнедышев. – В принципе я принимаю ваши предложения. Разве что с парой поправочек.

– Каких же? – поинтересовался Скрепер. Отсутствие трусов его в этой ситуации напрягало куда меньше, чем отсутствие пистолета. И Пашки.

– Партнерство наше будет происходить в три этапа, – спокойно объяснил Гнедышев. – Во-первых, я попытаюсь узнать, где порошок.

– Пытать, что ли, меня будешь? – не выдержал Скрепер.

– На первом этапе – нет.

– А на втором?

– Попробую выяснить насчет твоей армии.

У Скрепера мучительно заныло под ложечкой. Если выяснит, ему конец. Но вслух спокойно спросил:

– И третий этап?

– Если первые два пройдут по плану, ты дашь мне счет, и я переведу деньги.

– Хорошо, – безразлично согласился Виктор. – В принципе это мой же план, только дольше.

– Я рад, что тебе все нравится, – закончил беседу Гнедышев и вышел.

Скреперу даже девушку вернули. Только в комнате заперли с решетками крепкими и двумя вертухаями – у двери и под окном.

Девушка была все такая же симпатичная и фигуристая. Но желаний у Скрепера больше не вызывала никаких.

Глава 17
Омск, 22 июля
Володя ушел

Али с Маратом сидели в машине и отсчитывали длинные три минуты. Они действительно бывают очень длинными, когда состоят из ста восьмидесяти секунд спрессованного ожидания.

Наконец минутная стрелка закончила третий круг. Отсчет начался тогда, когда Владимир шепнул в рацию одно короткое слово «Есть!». Это означало – цель рядом и ничто не мешает.

Марат посмотрел на Али.

– Ждем, – кратко сказал тот.

Еще два круга.

– Ждем, – повторил старший. Он не мог поверить, что Владимир не сумел справиться с рекламным толстяком. Конечно, этот бывший неверный не был лучшим его бойцом. Но не с таким же противником облажаться.

Он уже все глаза проглядел, пытаясь увидеть в ночи бредущего под стволом Владимира рекламиста, однако желанная картинка оставалась пока только в его воображении.

После седьмой минуты ждать было нечего.

– Ладно, пошли, – сказал Али, достав и быстро перезарядив «стечкина». Марат вздохнул с облегчением: уж лучше бой, чем его ожидание.

Однако бой в их планы никак не входил, поэтому почти бегом спустились к берегу по соседней тропе. Почти – потому что Али не только бежать уже не мог, но и быстро ходить ему было мучительно тяжело.

Теперь, подходя к месту предполагаемых событий с другой стороны, можно было попытаться остаться не при делах, если положение этих самых дел оказалось бы не в их пользу. Конечно, если их не попытаются обыскать…

Впрочем, ничто не предвещало засады. И не свидетельствовало о только что происшедшем боестолкновении.

Непонятка, так не любимая всеми, кто воевал.

– Володя, – вполголоса позвал Али.

Марат неодобрительно улыбнулся: если б Али был в лучшей форме, он бы так не торопился.

– Володя! – уже почти в голос позвал старший.

Из ивняка не доносилось ни звука. Они явно были здесь одни.

Изощренному слуху Марата послышалось какое-то движение. Он мгновенно поднял пистолет, но звук не повторился.

Еще несколько осторожных шагов – и они у тропки, ведущей наверх, прямо к их машине.

– Вот он… – сдавленно прошептал Марат.

Тело Володи лежало в кустах, он был еще теплый.

Рекламиста же не было ни слышно, ни видно. И вообще тут больше никого не было, час не тот для приречных гуляний.

Но кто-то же превратил полного сил бойца в бездыханный труп?

Вот здесь они ошиблись. Тело бездыханным не было. Пульс у Володи прощупывался, слабый, но явственный.

– Эй, парень! – зашептал ему в лицо Марат. И неуместно подумал, что, подойди он в такой ситуации к своемубойцу, обратился бы к нему иначе – брат.– Ты меня слышишь, парень?

Парень не слышал.

– Что будем делать? – спросил Марат.

Али сосредоточенно размышлял. Ранений у Владимира они не обнаружили. Правда, и осматривали пару секунд, подсветив крошечным диодным фонариком. Но был бы не ранен – разве бы молчал? Совсем недавно тот был абсолютно здоровым и полным сил.

И с заряженным, китайского производства, «ТТ» в кармане.

Сейчас же лежал в траве, с отсутствующим «ТТ» и почти отсутствующим дыханием.

«Ай да рекламист!» – зло подумал Али. И в то же время – с каким-то внутренним уважением: вайнахи умеют уважать достойных противников.

Кроме того, такое поведение Рекламиста – так он стал про себя называть этого человека – сразу выводило его из разряда используемых втемную в разряд действующих персонажей. А это принципиально важно: ведь предстояло отыскать три равнозначные для Али субстанции: деньги, порошок и Скрепера.

От упоминания последнего у Али снова заныло сердце. Нет такой кары, которая была бы соразмерна причиненному ему горю. Но мало Скреперу точно не покажется.

Али не жестокий. Точнее, не жестокий без причины. Но здесь причина такая, что над муками для Скрепера придется поразмышлять отдельно.

Внезапно наверху, на улице, где они оставили машину, завыла милицейская сирена.

Нет, сердце Али не ушло в пятки. Оно и в детстве не знало такого маршрута, а тем более сейчас, после десяти лет сражений.

– Что будем делать, командир? – не получив ответа, переспросил Марат.

Мгновение назад Али собирался тащить Владимира с собой. Может, он еще оклемается. Но присутствие милиции существенно изменило планы.

– Добей, – кратко бросил он.

Марат изменился в лице. Вот этого он никогда не любил.

Али усмехнулся. Конечно, в темноте легкой гримасы не увидишь, но командир знал своего подчиненного насквозь.

Что ж, война не прогулка. Переживет. В мирное время для Али и петуха зарезать было проблемой. На войне таких проблем нет.

Марат быстро достал нож, проткнул им полиэтиленовый пакет, всегда лежавший в кармане. Перевернул Владимира на бок. Встал как можно дальше, надел на руку импровизированную перчатку и, оттянув за волосы назад голову бывшего бойца, быстро рассек ему горло. Вылетевшая струя крови никого не задела: неопытных тут не было.

Марату было не по себе. Уж лучше бы ударить в сердце. Меньше крови. И ощущений.

Но с сердцем могут быть проколы. С перерезанной сонной артерией – нет.

И все же подобные эпизоды чертовски не нравились Марату. Он воин, а не палач.

– Выбрось нож, и пошли, – сказал Али. Убирать ненужные вещи из карманов покойного не стали – их там не было. Он же десять минут назад ушел на задание, а не погулять.

Марат вытер нож о брюки покойного, вынул еще один пакет и положил оружие в него. Он впервые не выполнил приказ командира. Но этот нож принадлежал еще его отцу. И никогда не использовался для добивания своих.

Али, конечно, все видел. Был бы здоров, неизвестно, как поступил бы. Возможно, предпочел бы действовать в одиночку, чем в паре с бойцом, не выполняющим приказы. Но сегодня не тот случай. Даже залезть в горку к машине – и то проблема.

Слава Аллаху, хоть милицейская сирена начала затихать, удаляясь. Видно, ограничились «забором» пьяного.

«Это менты его убили, – подумал Али. – Уехали бы пораньше, Владимир был бы жив». Впрочем, на войне сослагательное наклонение еще реже берется во внимание, чем в мирной жизни.

Не быстро, но выбрались на дорогу. Там было абсолютно спокойно, никто их не ждал.

В принципе ничего страшного не произошло. Ушел из жизни еще один их боец, к тому же не лучший. И если говорить честно, не совсем их. Предателей везде ценят. Но нигде не любят.

Хуже было другое. Все же не верилось Али, что Владимира столь профессионально вырубил этот изнеженный толстяк.

Но тогда кто? И надо бы навести более подробные справки о Рекламисте.

И еще. Али давно уже никого не боялся. А сейчас ему было не по себе.

Ему на мгновение вдруг показалось, что то, что убило его бойца,теперь молча наблюдает за ним самим…

Глава 18
Омск, 23 июля
Береславский находит в себе – бегемота, а в «Ниве» – героин

У речного вокзала, на бетонированном пятачке стрелки, там, где сливаются маленькая Омь и уже могучий Иртыш, сейчас было многолюдно.

Возможно, наблюдались здесь и случайные путешественники, но преимущественно мелькали знакомые и полузнакомые лица из рекламной тусовки: после окончания семинарской части народ прибывал отдыхать на воде.

Два прогулочных кораблика серии «Москвич» уже стояли у маленькой пристани на Оми, и озабоченные труженики кейтеринга заносили на борт последние припасенные вкусности.

Пробежников легко можно было отличить по ярким сине-желтым курткам и кепкам: они сочной прослойкой мелькали по всей толпе, и их было явно больше, чем мест в пяти аналогично раскрашенных «Нивах». Это объяснялось просто: во-первых, в крупные города слетались и те, кто в связи с серьезным бизнесом не мог в отличие от Ефима просидеть в машине весь маршрут. А во-вторых, путешественники еще в Москве запаслись изрядным количеством курток и кепок на раздачу. И поскольку раздаривали в основном лицам женского пола – и симпатичным, надо заметить, лицам, – то вскоре сине-желтый цвет обрамления просто-таки ассоциировался с суперсимпатичным содержимым.

Ефим запротоколировал в сознании этот факт, не без грусти отметив, что его куртка и кепка, пожалуй, привлекательнее, чем то, на что они надеты.

Но думать о грустном – в преддверии такого замечательного плавания – вовсе не хотелось, и Береславский с нетерпением ожидал команды на посадку.

К данному моменту он уже дал одно интервью для местного радио и одно – для ТВ. Радио ему даже больше нравилось: его льющийся из динамиков сочный, бархатистый баритон был еще хоть куда, чего не скажешь о торчащей на телеэкране фигуре, которая и в юности не была образцом спортивности и атлетизма.

Больше пока никто не подходил, хотя славы хотелось по-прежнему. Да и любви тоже.

Он привычно рассматривал в толпе особей противоположного пола и каждый раз радовался, находя замечательные лица и чудесные фигурки.

Но – увы: интерес этот был, к сожалению, в основном платонический.

– Ефим, нас первыми сажать будут, – сказал неожиданно подошедший Док. В его огромной лапе весело смотрелось мороженое на палочке, которое Док старательно облизывал со всех сторон, следя, чтоб не капало.

– Типун тебе на язык, – поправил его любивший точность Береславский. – Не сажать, а пускать на борт.

– Вот ведь нервные какие бизнесмены пошли, – понимающе ухмыльнулся Док. – Сложная все-таки у вас работа.

– Да уж, это тебе не в кишках ковыряться, – согласился заслуженный рекламист, и, довольные обществом друг друга, мужики начали потихоньку продвигаться к трапу.

Минут через двадцать все были на борту. Хлипкий матросик на берегу снял с кнехта петлю здоровенного каната, отпустив кораблик на волю. «Москвич» по этому поводу радостно гуднул и начал понемногу протискивать свое тельце между причалом и вторым, уже успевшим отойти, катером.

– А наш, похоже, первым пойдет, – удовлетворенно отметил Ефим.

– Точно, – согласился Док.

Ну, казалось бы, какая разница, какой катерок пойдет первым? Но только не для Дока и Береславского. Нет, неспроста эти граждане нашли друг друга.

Катера еще не успели выйти на иртышский фарватер, как на борту началась отменная гулянка. Ничего, что местный репродуктор наяривал попсу хрипло. Зато громко. И рекламная молодежь не заставила себя ждать: танцы на палубе начались практически немедленно, причем не вполне бальные.

Особо круто давал жару мужчина в костюме, что сильно выделялось на фоне маек, не скрывавших пупков, и топиков, вообще мало чего скрывавших.

Он танцевал так, как будто делал это в последний раз, – неистово и самозабвенно, и даже широкий пиджак не скрывал мощные круговые движения его бедер. Вокруг него, как привязанные невидимой ниточкой, отплясывали три симпатичные стройненькие омички.

– Жестко мужик жжет! – восхитился Береславский. Несомненным его достоинством было умение радоваться успехам других.

Кроме того, это было явным дежавю. Он уже видел аналогичную картину лет двадцать пять назад, на уборке урожая в совхозе «Светлый путь» Белоомутского района Московской области. Там, прямо на ровном зеленом берегу Оки, точнее на заливном лугу, здоровенный черный бычара плясал с тремя молоденькими черно-белой раскраски телочками, и те буквально визжали от счастья.

Ну пусть не плясал. И пусть не визжали. Но тема угадывалась сразу.

– Это да, отменно пляшет, – признал Док, смахивая с усов пену от халявного пива. – Ох, хорошо – холодненькое!

– А тебе слабо так сплясать? – поинтересовался Ефим.

– Мелко, – отбросил идею Док.

– А что не мелко?

– А вот с моста прыгнуть, – показал недопитой бутылкой на объект собеседник. Кораблик как раз проплывал под серой клепаной махиной железнодорожного моста.

– А ты б смог?

– Несомненно, – ответил как-то враз протрезвевший Док. – Если жизнь заставит…

Это тоже было по-нашему, по-индейски.

Неспортивный Ефим, пожизненно увиливавший от всего, что могло бы нарастить ему мускулы или доставить физическую боль, по сути, в любой момент был готов к приключениям самого разного рода, если, конечно, отступить от них не позволяли обстоятельства либо уязвленное самолюбие (которое по прошествии лет Береславский опять-таки считал обстоятельством).

– Как наш бухгалтер пляшет, а? – гордо сказала подошедшая директриса крупного омского агентства.

– Так он еще и бухгалтер! – восхитился Док.

Ефиму стало почему-то обидно за своего бухгалтера.

– А зато наш однажды четверых убил [1]1
  Подробнее об этом – в романе И. Гольмана «Не стреляйте в рекламиста».


[Закрыть], – не вполне уместно похвастался он.

– Не люблю охотников. Ходят и разоряют чужие гнезда, – отвергла Ефимову похвальбу директриса.

– А он не ходил никуда, – гнул свое уязвленный москвич. – Они сами пришли.

Но рекламистка-гринписовка уже отходила к какой-то своей знакомой.

– Не факт, что про это надо всем рассказывать, – мудро заметил ранее посвященный в эту историю Док, ловко открывая вторую бутылку. – Да, и в самом деле, – согласился Ефим. Просто ему очень хотелось общаться, а подходящего объекта все не находилось. – Пойду поброжу по кораблю, – сказал он Доку и пошел внутрь, оставив собеседника наедине с солнцем, ветром и пивом.

Внутри корабля все было так же, как и снаружи. Разве что исчезли солнце и ветер. Но что касается хриплой попсы – недостатка не было, а запах пива, не разбавляемый речным эфиром, был даже куда как гуще.

Ефим прошелся вдоль рядов кресел-диванов, ни на ком не остановив взор. Там, где сидели симпатичные омички, не было свободных мест, а где были места, омички не были симпатичными.

«Вот такая фигня вечно», – только подумал Ефим, как женщина, сидевшая в одиночестве у большого окна, повернулась к нему и приветливо спросила:

– А вы в первый раз в Омске?

«Очень даже симпатичная женщина», – подумал Береславский. Как же славно, что рекламная известность решает многие проблемы коммуникаций.

– Конечно, нет. Довольно часто бываю. Разве вы не были на моих предыдущих лекциях?

– А вы читаете лекции? – удивилась дама.

Это было обидно, но Ефим уже успел разглядеть собеседницу и готов был простить ей многое.

– Вообще-то да, – скромно сказал он.

– По какой теме?

– Реклама, – кратко ответил все же слегка уязвленный Ефим.

– Надо же, – расстроилась собеседница. – Я уж решила – что-нибудь полезное. Вы только не обижайтесь, пожалуйста.

– Пожалуйста, – и в самом деле постарался не обидеться Береславский. – А вы чем занимаетесь? – Он уже сообразил, что на кораблик могли попасть и вполне случайные люди, просто купившие билет в кассе. Хотя случай мог оказаться счастливым.

Дама задумалась.

– Даже и не знаю, – раздумчиво произнесла она. – Финансовой тематикой. Деньги зарабатываю.

– А чем живете?

– Живописью, я думаю, – как-то неохотно призналась она.

– Очень интересно, – обрадовался Береславский. Он и на самом деле трепетно относился к живописи. Будет о чем поговорить после.Умные разговоры доон как-то не очень любил. – А можно будет посмотреть ваши работы? – спросил он живописку. Или живописательницу?

– Пока не знаю, – абсолютно понимающе улыбнулась она.

– Не гожусь в модели? – догадался Ефим.

– Наоборот. Вы меня и привлекли как модель.

– Это что-то новенькое, – искренне удивился рекламист. – Как специалист – привлекал. Как мужик – тоже бывало, особенно раньше. А вот как модель – ни разу.

– Все когда-нибудь случается в первый раз, – мягко произнесла женщина. Это тоже понравилось Ефиму, потому что сказанную ею фразу он сам повторял довольно часто.

Вера – так звали женщину – оказалась интересным человеком. И непонятным даже для такого прожженного людоведа, как Береславский.

Они гуляли по палубе, сидели под деревом на зеленой остановке, сидели рядом за перекусочным столом. И все время разговаривали. И за все время Ефим так и не смог уяснить себе, с кем же он имеет дело.

Впрочем, вопросы глубинного психоанализа занимали его сейчас меньше всего. Вера оказалась женщиной очень красивой, только ее красота, как и ум, открывались не сразу и не всякому.

Даже про возраст было сложно сказать. Может быть, тридцать. А может, с удачной и дорогой пластикой, и все сорок восемь.

Косметики мало, но та, что есть, похоже, отменного качества и очень грамотного применения.

Вера была не слишком спортивная, но вполне женственная: длинные стройные ноги, высокая красивая грудь. Разве что талия не осиная. Но Береславский никогда и не испытывал полового влечения к насекомым.

Фигуру Вера показала минут через сорок после знакомства, когда кораблик подплыл к острову, на котором была намечена зеленая стоянка.

Она, едва сойдя на берег, очень естественным жестом сбросила с себя полупрозрачную черную ткань, ранее бывшую ее платьем, – Ефим даже задумался о конструктивном решении, позволявшем так ловко и стремительно избавляться от одежды.

Затем она легко перешагнула то, что осталось от платья, и красиво спрыгнула с не очень высокого, но крутого берега. Прямо рядом с их пришвартованным корабликом. В воду вошла без брызг, профессионально.

– Вот так люди ломают шеи, – тоже профессионально отметил Док, когда Вера поднялась к ним.

– Нет, так не ломают, – засмеялась она.

– Почему это? – гнул свое Док. – Именно так и ломают. Шварк в воду в незнакомом месте. А там – либо мель, либо валун. Соскок на череп, вынос на носилках.

– Ключевое словосочетание – «незнакомое место», – снизошла до ответа Вера. – А я тут раз сто ныряла. Да и катер, по-вашему, на валуне стоит, что ли?

Вот так все просто. Но и красиво, однако.

Док пристыженно замолк, а Ефим попытался определить возраст Веры по ее открытой теперь шее. И снова неудачно. Хотя если ее молодость – дело рук пластического хирурга, то этот хирург обошелся ей точно недешево.

Разговор прыгал по разным темам, прерываясь то едой, то прогулкой, то купанием, и Ефим чувствовал, как постепенно очаровывается этой женщиной.

Такое с ним, конечно, уже случалось: очаровывался Береславский довольно быстро. Зато и в обратную сторону процесс тоже проистекал недолго.

Исключением была лишь его жена Наташка. Тут до свадьбы прошли долгие годы. «Ну так ведь и разводиться не собираемся», – утишил всколыхнувшиеся было при воспоминании о супруге проблески совести Береславский. Чего-чего, а с собственной совестью он всегда обращался умело.

Еще через час перешли на «ты». Предложила сама Вера. И сама же взяла Береславского под руку, когда решили полазить по окрестным холмам. Вера бродила по ним легко и непринужденно, Береславский – спотыкаясь и чертыхаясь. Но ему очень хотелось отойти подальше от толпы.

И вновь Вера его удивила.

– Бесполезно, – тихо шепнула она.

– Что – бесполезно? – сначала не понял рекламист.

– Прятаться здесь бесполезно. Остров слишком маленький. Всего-то пять-шесть закоулков, и те уже заняты.

– А ты откуда знаешь? – непонятно с какой стати прорезалась у Береславского юношеская ревность.

– А оттуда, что нас сюда еще в девятом классе возили. Целоваться хотелось, а мест не было.

– Что же делать? – расстроился Береславский. Ему уже тоже хотелось целоваться.

– Не торопиться, – мягко сказала Вера и легонько пожала его ладонь.

Впрочем, Береславский в похожих ситуациях уже не мог не торопиться. Он стал даже менее внимательным к беседе, вызвав у Веры очередную понимающую улыбку.

Теперь они сидели на здоровенном теплом валуне – валуны в этих местах все-таки водились, – и Ефим приобнимал уже одевшуюся в свое черное чудо-платье Веру за мягкую талию. А когда рядом с ними никого не было, то и чуть ниже опускалась его осмелевшая ладонь. И Вера – замечательная и красивая Вера – не протестовала против таких вольностей.

Ефим теперь регулярно посматривал на часы. Стрелки – даже минутная, даже секундная! – ползли предательски медленно, как будто специально измываясь над Береславским. А тут еще подошла к ним руководительница программы от местных рекламистов.

– Вы в курсе о вечерних мероприятиях? – деловито спросила она московского гостя.

О господи! Только не это! И какого черта он занялся рекламой?

– Все едем на фуршет. Лучший ресторан города. Будут и телевидение, и радио, – тараторила местная начальница. – Вам обязательно дадут слово.

Ефим мучительно искал повод или подходящую хворь, как Вера все решила за него:

– Конечно, Ефим Аркадьевич будет. Лично прослежу.

– Спасибо вам, милая, – разулыбалась местная начальница. – А то эти москвичи норовят расползтись, как тараканы.

– Этот не расползется, – заверила Вера.

– Еще раз спасибо, – уже на бегу поблагодарила руководящая дама.

– Приговор окончательный? – спросил Береславский, тщетно лелея остатки былых надежд.