Текст книги "Скачка"
Автор книги: Иосиф Герасимов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 11 страниц)
5
Шли дожди, потом выпал первый снег, укрыл вершины хмурых сопок.
Комнатенка за классом еще хранила следы прежнего жильца; была она хмурой, узкой и сыроватой, но все не барак, и койка, а не нары – учитель входил э некое элитарное звено колонии. Майор оказался прав: хлеб этот нелегок, потому как на занятиях собирались люди с трехклассным образованием, а если и с семилеткой, то полные тупицы. Все они считали занятия чем-то вроде роздыха, и плевать им было, что учителю необходимо вдолбить им в головы хотя бы начальные знания, ведь к концу года будет комиссия, и, если обнаружится, что Антон их ничему не научил, с него спросится. Держать этих людей в повиновении и заставлять считать и писать стоило трудов, но все же у него был морской опыт. На первых же занятиях он пересадил по-новому своих учеников, чтобы быть гарантированным от внезапной драки или еще чего-нибудь такого.
Он считал – ему повезло. Отлежался после приступа, не попал в больничку, сделался учителем, жить можно. А главное, у него оставалось время на раздумье, можно было не спеша перебрать все события, происшедшие с ним, заново. В первые дни он более всего думал о Потеряеве. Он помнил этого здорового мужика с детства, как и многих заводских. Ведь Антон пошел на подсобное не случайно, предлагали совхоз, но он знал – не потянет, еще не готов к такому, даже окончив курсы, а вот в подсобном мог поднабраться опыта. Началось, конечно же, с неприятности. Разделывали быка для столовой, и тут явился шофер Селиванов, для него был готов пакет с вырезкой. Антон это увидел, поинтересовался: .для кого? Ему объяснили – так давно повелось, директору посылаем, ну, иногда и главному инженеру. «Ну что же»,– сказал Антон, взял пакет, поехал к Потеряеву, вошел к нему с Селивановым, положил пакет перед директором.
– Послушай, Александр Серафимович, ты Селиванова за этим посылал?
Потеряев посмотрел на мясо и внезапно покраснел. Было даже странно видеть, чтобы такой здоровый мужик мог краснеть как мальчишка, но он тут же опомнился, кивнул Селиванову:
– Выйди.
Шофер покорно закрыл за собой дверь. Потеряев встал, одернул куртенку, которую, кажется, не снимал никогда, прошелся по кабинету, заложив руки за спину.
– Не я, конечно, посылал. Жена. Но не в том суть... Вина моя.
Антон спокойно наблюдал его и так же спокойно сказал:
– У нас, Александр Серафимович, хозрасчетное хозяйство. Мы договаривались твердо: ни грамма на сторону. Все идет рабочим и инженерам, в первую очередь в столовые горячих цехов, потом в ларьки «Кулинария». Там везде рабочий контроль...
– Да что ты мне об этом! – вспыхнул Потеряев.– Я ведь тебя сам просил.
Тут Антон чуть не рассмеялся: а ведь странная создалась ситуация. То, на чем настаивал Потеряев, он сам же и перечеркивал, пусть по мелочи, пусть под влиянием жены. Ведь когда Антон шел к нему, Потеряев говорил: до подсобного руки не доходили, а надо рабочих как следует кормить, город снабжается плохо. И просил: ни куска городским чинушам, важно, чтобы рабочий завода знал – это все для него, тогда он еще больше свое место ценить будет.
– Ну ладно,– вздохнул Антон и шагнул было к двери.
– Погоди,– попросил Потеряев.– Ты это,– он указал на мясо, будто то была какая-то пакость,– забери. Больше такого не повторится...
Антон взял мясо, сказал:
– Знаешь, Александр Серафимович, на пароходе капитан со всеми офицерами в кают-компании обедает. Это издавна на торговом флоте. Может, и нам кают-компанию соорудить? А то ведь нехорошо, когда тебе из столовой сюда отдельный обед несут.
– На черта мне твоя кают-компания! – разозлился Потеряев.– Буду в общую ходить. Да заодно узнаю, как ты народ кормишь.
Антон довольно рассмеялся:
– Ну вот и договорились.
Этот случай был всего лишь началом их добрых отношений. Через несколько дней Потеряев заявился в Синельник посмотреть, что Антон там делает. А сделали они к тому времени много, хотя работников было раз, два – и обчелся, больше из крохотной деревеньки Управки. Наверное, это прежде и не деревенька была, а дома, где размещалась челядь управляющего – владельца прекрасного дома в этаком расчудесном месте. Они и коровник привели в порядок, и свинарник. Работалось почему-то легко и весело. Завком присылал людей на подмогу, они прибывали семьями, знали: Синельник – место светлое, здесь и покупаться можно и отдохнуть после трудов. Команду над людьми взял на себя Сашка-Афганец, ростом с Потеряева, широкогрудый, с черными усами под горбатым носом, ходил в замызганном синем берете, старой гимнастерке, при тельняшке. Он с первых дней, как увидел Антона, признал в нем своего – способствовала тому, как это ни смешно, тельняшка, в которой Антон вышел умываться. Сашка никогда не плавал, служил он в десантных войсках, но любил выставлять себя флотским, был в Афганистане, потому и прозвище заработал, там пробили ему легкое. Врачи посоветовали пожить в Синельнике. Как же им было не сблизиться?
Сашка работал трактористом. Когда Антон туда приехал, началась пахота. Вечером Антон объезжал верхом поле, увидел брошенный трактор, приблизился к нему. В глаза ударила надпись: «Мина! Не подходи – разнесет!» Рядом с кабиной лежало нечто круглое, окрашенное в светящуюся оранжевую краску, торчали провода. Антон пригляделся и без труда обнаружил, что этак расписана обыкновенная круглая банка из-под смазки, рассмеялся, поехал в Управку, нашел Сашку.
– Ты что людей пугаешь?
Сашка сразу понял, в чем дело, показал ряд белых крепких зубов, гоготнул:
– А будто я тутошний народ не знаю. Не пугни – раскулачат вмиг. Мне машину гнать на базу – горючее жечь попусту. Пусть конь там пасется... А людишки знают: я десантник, и не такую мину могу сработать.
– Краску у дорожников добыл?
– У них. А вы глазастый. Сразу видно – моряк.
– Ну, а если еще кто такой попадется? Он же твоего коня уведет.
– Не-а,– решительно сказал Сашка.– Сельский человек писаному верит.
А когда приехал в Синельник Потеряев, Сашка отвел Антона в сторону, шепнул, подмигнув:
– Я этого директора враз приручу. Он же азартный.
– А ты откуда знаешь?
– Армия и не такому научит.
Антон и опомниться не успел, как Сашка подкатился к Потеряеву:
– Осмелюсь доложить, товарищ директор,– рявкнул он по всей солдатской форме.– Тут у нас, однако, и окунек берет, и щучка. Речка не за горами, чиста, не загажена. Вон уж вечереет. Посидим часок?
Антон было рассердился на наглость Сашки, но тут увидел, как дрогнуло лицо Потеряева, как зажглись его темные глаза:
– Так ведь снасти...
– А это не извольте беспокоиться. Все на берегу имеется.
Черт знает этого Сашку-Афганца, но все было, как он указал: быстро прошли к реке, к тому месту, где пала ветвями на воду ива, там был омуток, Сашка раздвинул кусты, вынул из тайника футляр, а в нем складные удочки, раздал их, подмигнул лукаво:
– Делайте свои ставки, господа!
Они и впрямь тогда славно порыбачили, варили уху на берегу, Потеряев был счастлив, обещал:
– На недельке вечерок выкрою.
Когда он уехал, Антон стал допытываться у Сашки:
– Ты все же объясни, как его страсть угадал?
Но Сашка только похохатывал в усы:
– Рыбак рыбака...
Во время одной из рыбалок Вахрушев изложил Потеряеву свой план: соорудить в старом доме управляющего заводской дом отдыха, можно и профилакторий, доставлять сюда после смены людей, особенно из горячих цехов, хорошие заводы давно имеют такое. Важно начать: если дом отдыха будет пользоваться популярностью, можно затем и домики поставить для семей, места ведь здесь золотые, и кормить людей есть чем. Сооружать же дом отдыха надо своими силами, завком поможет. Потеряев даже взволновался:
– Да как я, черт возьми, раньше до этого не допер! В первое же воскресенье начнем...
Какой это был славный день! Приехали люди, плотничали, столярничали, клали стены – дом управляющего обновлялся. Потеряев тоже явился, был он в солдатской робе, таскал кирпичи. А потом обед накрыли за длинным дощатым столом под деревьями, завком денег на обед дал. Сашка-Афганец охрип в этот день, он во все лез, взял власть в свои руки и командовал, все у него получалось.
– Видал, какое дело разворошили,– сипел он в лицо Антону.– Жи-и-вем!
Вот там, во время обеда, и возникло: «Дорога!» Все хорошо, а возить людей сюда по проселку скверно, будет дорога – пустим автобус. И Потеряев рявкнул: «Будет дорога!»
С этого и началось все, с обыкновенной человеческой радости, с желания облегчить жизнь людей, стоящих у горячих печей, ввести в будни праздники.
Приехал верткий человек из дорстроя, подсказал: возьмите договорную бригаду. Взяли. И Круглова, прежде чем оформить договор, по настоянию Антона ездила в область к юристам на консультацию. Явились в Синельник крепкие люди во главе с бригадиром Урсулом. Антон пытался с ним поговорить, но тот был скуп на слова. Только и узнал Антон, что семья у этого человека большая, двое сыновей здесь, в бригаде, для всей семьи нужно построиться, троих дочерей отправить учиться в город, вот и приходится вкалывать на всю катушку. Иногда они приглашали Антона на свой молчаливый ужин, варили в казане мамалыгу, вываливали ее, золотистую, на доску, резали ниткой, макали в чесночный соус. Антону нравилась эта тихая трапеза изработавшихся за день людей, которым на сон оставалось четыре часа.
Сашка-Афганец заходился от удовольствия, глядя на их работу:
– Вот дьяволы, ни одного движения лишнего не делают. И все под рукой. Ничего искать не надо. Да мне бы роту таких, я бы до столицы шоссейку!..
Когда на суде читали обвинительное заключение, Сашка-Афганец гаркнул:
– Брехня! Ложь! – И его вывели из зала.
После приговора Антон получил от Сашки небольшую посылку и записку: «Я эту сволочь третьяковскую ныне люто ненавижу. Увольняюсь по собственному и рву когти, а то еще беды наделаю. Возвернетесь – и я возвернусь».
А вот Потеряев на суд не пришел, да и пока длилось следствие, до ареста Антона не появлялся. А ведь должен был Александр Серафимович явиться на суд, но... Была в его уходе от этого дела одна особенность: хоть Антон считал его хорошим человеком и директором умным, но, видимо, жизнь приучила Потеряева не идти прямой дорогой, а искать пути обходные, потому что усвоил: лобовая атака в делах – всегда проигрыш, неизбежно натыкаешься на множество закорючек-колючек, через которые не прорваться, гиблое дело, лучше всего обойти стороной... Однако же все это понял Антон только в колонии. Здесь он встречал таких, кто пытался прорваться вперед именно напрямую во имя блага людей, но попадал в заранее уготованные рвы. Вот хотя бы тот психованный председатель колхоза, что накинулся на Антона в первые дни на лесоповале, а потом сидел у костра, плакал и рассказывал, как построил негодный животноводческий комплекс. Он и другое рассказывал: бился, бился, чтобы поднять колхоз, наконец уродило богато, а убрать не могут, проклятые комбайны «Нива» выходят из строя, хоть умри. Уж снег выпал, задули ледяные ветры, а хлеб еще стоит, не гнить же ему, пустил комбайн, а комбайнер в этой «Ниве» пока от края поля пройдет к другому краю – у него руки-ноги от холода скрючит. Вот председатель и ждал на краю эту «Ниву»; дойдет она до него, он из бутылки стакан комбайнеру наливает, чтобы тот хоть согрелся... Ему и это на суде припомнили.
Антон и себя мог причислить к таким, кто лез напрямую за истиной, но это было не совсем так. Он ведь только начал свою работу, только еще по-настоящему разворачивался и никому не мешал. Он не замахивался ни на какое крупное дело, которое могло бы ущемить чьи то интересы, он лишь учился хозяйничать умно и серьезно, и потому с ним лично незачем было сводить счеты даже Трубицыну, Антон ничем серьезно ему не угрожал. Так что же произошло? Почему оказался здесь?
Размышляя, он понял: на его месте мог оказаться и другой. Людям, которые были облечены властью, необходимо стало показать, что они не отстают от веяния времени, иначе их попрекнут, и серьезно, будто они не понимают процесса. А этого допустить нельзя, и, если в других областях успешно велась борьба со взятками, то такая борьба должна была пройти и по их области, и надо было поспешить с ней, в скачке нельзя отстать, сомнут. Искать же истинное всегда трудно, а сроки не ждут. Чтобы результаты поторопить, и существуют такие, как Фетев.
Да, Антон нашел разгадку. Она не облегчала его участь, но даровала надежды: всякое нечестное рано или поздно выявляется, обнажая свою скверну, но произойти это может далеко не сразу. Антон и терпел, хотя разослал повсюду письма,– да ведь их рассылают почти все, оказавшись в колонии. Он терпел и познавал окружающее, чтобы, когда выйдет на волю, продолжить свой путь уже опытным и сильным, которого вот так просто, как случилось, в угол не загонишь. У него были надежды, терпение и Светлана, а это не так уж и мало.
6
То, что поначалу казалось чуть ли не решенным, наткнулось на множество преград. Петр Петрович приехал в Москву, понимая, как нужен Светлане. За месяц произошло немало событий: умерла Вера Федоровна Круглова от внезапной остановки сердца во сне, наверное, не выдержала тяжкого гнета, навалившегося на нее; Лось лежал в больнице, и к нему не пускали; в Третьякове и области все напряглось в ожидании перемен, потому что на пенсию был отправлен Первый, снят с работы Второй.
На похороны Кругловой собрался чуть ли не весь город. Когда отошли от могилы, Найдин дал Потеряеву копию письма Веры Федоровны.
Александр Серафимович побагровел, круто сдвинул брови, сказал: теперь и на нем вина, он от нее не отрекается, и всем, чем может, готов помочь. На что Найдин хмуро ответил: пусть сначала позаботится о семье Кругловой, о детях ее и муже.
В Москве Светлана встретила отца на вокзале, он сразу отметил, что ее взгляд посуровел; дорогой она рассказывала, как тяжко пробивалась из одного кабинета в другой, на завтра у нее назначена встреча на Пушкинской улице, она добилась ее, записав и Найдина на прием, но и это далось нелегко.
Их принял невысокий, очкастый человек, сообщил, что дело сложно, у них всего лишь отказ от показаний одного из свидетелей, которого уже нет в живых. Найдин заговорил резко: они ведь и не просят ничего, а лишь проверки; на что невысокий ответил: не торопите, уж очень ныне трудное время.
Они вышли от него, прошли к скверу у Большого театра, Найдину захотелось там побыть – много лет назад он приезжал в этот сквер в майские дни.
Они сидели на скамье, за сквером двигался густой поток машин, солнце дробилось в мощной струе фонтана, а Найдин слушал, как Светлана говорила; дело теперь не только в Антоне – нельзя дать победить в этой скачке тем, кто мешает обнажить истину.
Он слушал ее, и, как уже бывало, ему виделась Катя... Надо бежать через поле, если не добежишь, то не будет связи, а без нее не выиграешь боя.
Могучий шум обтекал деревья, бил фонтан, и трепетали листья сирени.
