Текст книги "Берегись, Ангел! (СИ)"

Автор книги: Иоланта Палла

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

После ужина Вадим понес ее на руках к машине. Она счастливо машет мне рукой. А я продолжаю гореть в своем персональном аду. Тоска по ней как кислота до костей добралась, меня физически выкручивает.

Они уезжают на машине, льет дождь, стою около байка и смотрю им в след. Судорожно ловлю ее запах… она упорхнула и снова сложно дышать.

Ночь проходит без сна. Это не любовь… любовь мягкая, нежная, ласковая, моя же одержимость жестоко подчиняет, не выпускает из когтистых лап. Но она все же воздушная, обещает ощущение полета, и вот за эту мечту, я держусь скрюченными пальцами. Меня съедает жизненная потребность просто ее увидеть…

Я сдерживаюсь. Не иду искать ее. Не смотрю на фотографии. Занимаюсь спортом. Встречаюсь с Бодей. Пробую наладить свою жизнь… Но есть ли смысл во всем если ее не будет рядом?

А вечером третьего дня она появилась на пороге моего отеля.

— Заждался, Ник? — смотрит лукаво.

— Теперь Вадим?! — хватаю ее за плечи, трясу, злость граничит с безумием. — Кто еще, Василиса?! Что ты творишь?

— Люблю тебя, — слова звучат так гармонично, так просто и искреннее…

Глава 23

Стоп! Какое искренне, если она на днях зажималась с моим братом?!

— Льва тоже любишь, и Вадима. Кого еще, а, Василиса? — говорю со злостью, а самого уже ведет. Уже тону в бездонных голубых глазах.

— Так и будешь меня на пороге держать? — протягивает руку и касается моей щеки. Запрещенный прием… теряю голову… Снова не добиться ответов, одержимость побеждает.

Свобода и Василиса… моя мечта сейчас так реальна. Она рядом. И я верю… понимаю… не должен… но я не могу без веры… моя голубка мне необходима… мой воздух, жизнь моя.

Она опутывает меня паутиной, нежной и невероятно прочной. И я не за что не хочу избавляться. Мне нравиться эта паутина, этот запах… пропитываться своей женщиной. Моя… никому не отдам… любому горло перегрызу… даже брату…

Осознание приходит внезапно. Хотя… кому я вру, я это знал всегда, едва ее увидел. Но сейчас я могу сражаться, воля дает силы и развязывает руки.

Прижимаю ее к себе, зарываюсь носом в ее волосы. Дрожу… понимаю, что эта одержимость меня погубит, нельзя так сходить с ума по женщине. Только иначе не могу, не умею… это чувство меня подчинило, изменило, и как раньше уже никогда не будет.

— Никому тебя не отдам, — прижимаю ее, до хруста, сильно, властно.

— Не отдавай, — смеется, обвивает мою шею руками.

В такие моменты хочется верить, точнее… обманываться, что все правда…

Ее смех, он до сих пор стоит у меня в ушах. Многое бы отдал, чтобы услышать… Песня дающая силу и одновременно порабощающая.

А вместе с ароматом Василисы я тогда отчетливо уловил запах войны. Подлой, жестокой, одержимой, бескомпромиссной.

Я забрал голубку к себе. Знал, что после этого последуют удары. Но разве это имело значение? Я полагал, что это было мое решение, как оказалось, она просто позволяла мне так думать.

Она то приближалась и была всецело моя, то отдалялась и пропадала. Она все еще официально было женой моего отца. Хоть и ушла от него. Да это была первая победа, и ее я добился вместе с Вадимом… а потом брат узнал о нас с Василисой.

Приехал ко мне под дом, и увидел, как мы целуемся у подъезда. Тогда мы сцепились, дрались не щадя друг друга. Если бы нас не разняли… то, думаю, кого-то из нас бы уже не было в живых.

Тогда голубка позвала на помощь. Сделала все, чтобы нас разнять.

— Дурашка мой, бесстрашный и безумный, — гладила меня по голове в больнице, пока меня латали и приводили в чувство.

Да, она была рядом, заботилась и донимала врачей. Она всегда была рядом, и в тоже время очень далеко… моя и все же нет… не моя…

Она никому и никогда не принадлежала. Хоть могла сделать так, что ты поверишь во что угодно, лишь бы и дальше иметь возможность видеть ее, целовать, прикасаться.

Позже я узнаю, что Вадима она тоже наведывала в больнице. Позже мне станет известно, что с отцом она тоже до конца не разорвала отношений. А сколько еще тайн хранила голубка?

Но на тот момент я был уверен, что отвоюю свою любовь.

У Вадима было больше возможностей. Он крепко стоял на ногах. А я лишь поднимался. Впрочем, быстро и уверенно. Меня гнало желание дать любимой все самое лучшее.

Кое-какие дела мы проворачивали с Богданом. Но в том момент друг снова уплывал на дно. Его под опеку взяли друзья, с которыми я лично не был знаком, и мне было не до них. Впрочем, и не до Богдана. Я следил за его жизнью, знал, что он отправился в реабилитационный центр. Но снова вытаскивать его у меня не было возможности. Я сам падал, хоть пока этого и не осознавал.

И все же тот год я могу назвать лучшим в своей жизни. Василиса была со мной. Насколько она могла. Я прикасался к призрачному счастью и воевал с еще большим запалом. Отвоевать свою женщину, у всего мира, у Вадима, отца… у всех…

Только и у брата был не меньший запал. Он тоже боролся за нее. А Василиса говорила мне о любви, дарила свою ласку, поддерживала. Моя голубка умела быть необычайно нежной, угадывать желания, идеальной женщиной… Я был уверен — это настоящая любовь, мы становимся одним целым. Одержимый идиот, я не замечал деталей, потому что они бы слишком больно ранили.

Одному против Вадима мне было не справиться. Отец был на время устранен, он затаился зализывать раны и обдумывать планы для удара. А вот с братом наша война была в самом разгаре, и тогда я вспомнил про должок Славы.

Я нашел змеюку. Знал, что запашок у этой идеи мерзкий. Но иного выхода тогда не видел. В том, что она может мне помочь, практически не сомневался. И она действительно помогла. Не отказала. Хоть изрядно потрепала мне нервы. Если бы только это… Слава тоже любила игры, я бы сказал, она была мастерицей в них. Ее помощь, она мне стоила дорого… Змеюка в свойственной ей манере запутала все так, что последствия я до сих пор распутываю. Узнаю про новых фигурантов.

По ее просьбе мне помог один человек. Он утопил бизнес Вадима, подвел его под банкротство. Но за это я заочно оказался ему должен. Хоть даже лично не был с ним знаком. Славка, такая она…

Но и врагом я ее назвать не могу. Когда ситуации были критическими, она единственная протягивала руку помощи. Порой безумной, дикой, но все же помощи. Потому с ней тоже я был как на вулкане.

А в тот год со мной была Василиса. Мне надо было выиграть сражение, о расплате я не думал.

Когда я уже считал, что практически победил. Когда голубка стала оставаться у меня неделями и улетать все реже и реже, я ликовал. Зря…

Одним солнечным утром она привела полицию в нашу квартиру. Меня скрутили и отправили за решетку. Обвинили, что я обчистил квартиру какого-то толстосума…

Голубка ангельским голосом давала показания. Обвиняла меня…

Стоит ли говорить, что улики уже были подделаны. Все как всегда на высшем уровне. Как когда-то сделал отец. Она умничка, хорошая ученица. Усвоила уроки.

— Прости, Ник. Иначе было нельзя, — посмотрела мне в глаза в зале суда. Синеву закрыли грозовые тучи. — Возможно, когда-то ты поймешь…

Повернулась и упорхнула на волю. А я снова остался гнить за решеткой.

Глава 24

Тюрьма стала привычней воли. Тут все просто, понятно, я как рыба в воде в жизни в клетке. Только моя клетка, она в душе. Голубка предала, и мне бы выкинуть ее из головы. Отсидеть, уехать как можно дальше, начать все с нуля. Это был бы логический и правильный выход.

Увы, нити, которые нас связали крепче любых доводов рассудка даже инстинкта самосохранения. Я вновь погибал, сгорал от желания ее увидеть, и ничего не мог с этим сделать.

Я был один… абсолютно один во всем мире. Запертый, одержимый… Просвета нет. Но я выживал, надежда давала силы. Ведь я все равно выйду, найду ее и посмотрю в бесстыжие глаза.

Посмотреть довелось намного раньше, чем я предполагал. Голубка, окруженная голубым ореолом небесной свежести, действовала как профессиональный палач. Очень скоро она пришла посмотреть на плоды своего творения. Я вновь оказался в уже знакомой обшарпанной синей комнате, она сидит на столе, закинув ногу на ногу. И сердце снова бешено колотится, уже где-то в горле радостно вопит. Жадно впитываю любимые черты, и замечаю… что все же не то, не так как раньше.

Пусть одержимость не ушла, но у нее появилась подруга — ненависть. Пока слабая, лишь набирающая силу, но вполне ощутимая. Я дурею без Василисы, но не могу ей простить. Ничего я не забывал. Обиды копились у меня в душе, затапливали меня, и когда чаша переполниться они взорвутся.

— Для чего пришла? — близко не подхожу, хоть ее запах уже начинает щекотать ноздри.

— Тебя увидеть, — и снова небесная гладь. Она затягивает.

— Еще не все сделала?

— Далеко не все, Ник, — встает и сама ко мне идет. Походка плавная, грациозная, она летит, расправив белые крылья.

— Что еще, Вась? Маленький срок дали, надо больше? Пришла полюбоваться на дело рук своих?

Молчит, губ касается легкая улыбка. Подходит вплотную. Прижимается. Обхватывает мое лицо своими ладонями.

— Когда-то ты поймешь. Иначе было нельзя, — шепчет мне в губы.

Она слишком близко, а моя одержимость, она снова побеждает. Еще недостаточно ненависти я взрастил, она слаба, и не дает мне сил оттолкнуть голубку. Презираю себя, я снова лечу в ее сети. Этот сладко-болезненный плен, не могу без него.

Ты ошиблась, Василиса, тебя уже нет, а я так ничего и не понял. Ни на грамм не разгадал тайн твоей души.

Я не смог тогда ей противостоять. Поддался чарам. Только сладость ушла, стало все больше горечи, мучительной и невыносимой. Ее свидания, они оставляли отпечаток черноты, чего-то неминуемого и жуткого. Словно мы чувствовали, что скоро нити оборвутся, и как утопающие хватались за них. Продлевали агонию.

Я до сих пор уверен, что были у нее ко мне чувства. Вопреки ее козням и играм, было то, что сыграть невозможно. Притяжение… сильное, невыносимое, оно ломало и сокрушало все на своем пути… и оно не могло быть односторонним.

Прошло два года, боли, ожидания, страданий, писем, встреч. Все вернулось… и нет, все изменилось. Она приходила чаще, писала постоянно, она стала ласковей, но так и не ответила ни на один мой вопрос.

— Знания убивают, Ворон. А я хочу, чтобы ты жил, — эту ее фразу, которую она неоднократно повторяла, я запомнил навсегда.

Это она меня убивала… дарила надежду и тут же отбирала… Заставляла жить на адском вулкане, без шанса на спасение. Выше моих сил, за гранью было отказаться даже от мучительных встреч. Пусть вечные пытки, но с ней, ради нее. Всегда.

Так не бывает!

Любовь уничтожала меня, мою личность. Хоть и делала сильнее, заставляла выгрызать свое место под солнцем.

А потом Василиса исчезла. Она перестала писать. Приходить. Полгода тишины…

Если я думал, что жил в аду, как же я ошибался… Мой настоящий ад начался без нее, без вестей, взглядов, весточек… Таяла надежда, тревога раздирала на части, я чувствовал как распадаюсь на атомы и молекулы чистейшей, ничем неразбавленной боли.

Неизвестность — худший палач. Она пытает изощренно и медленно. Приходит момент, когда ты готов все отдать лишь за одну крупицу информации.

Я получил, чего так отчаянно жаждал. Информация оказалась в руках у Славы. С ней мы не теряли связи, поддерживали общение. По странной прихоти судьбы Слава оказывалась всегда рядом и именно в тот момент, когда в ней больше всего нуждались. Только вместе с помощью она несла и проблемы. Славка тоже затягивала в свои сети интриг. Опутывала так, что без потерь не выбраться. Только наши сети были взаимовыгодные. У меня были рычаги давления на змеюку, я хранил очень много ее тайн. Потому как ни парадоксально это звучит, у меня были причины ей доверять.

— Тебя можно поздравить, — заявила, когда я переступил порог.

— Шутить изволишь? — уселся на стул, сцепил руки в замок.

— Нисколько, — цокает языком.

— Выкладывай, — душу уже сдавливает колючая проволока. Чую, что-то грядет.

— Скоро ты станешь папочкой…

Глава 25

— Я? Мой ребенок? Ты серьезно? — задаю вопросы, а в голове пустота.

Чувствую себя героем идиотских мультфильмов, которому по голове заехали чем-то тяжелым и у него перед глазами звездочки летают.

— Не ребенок. Девочка и мальчик, — Славка хитро щурится.

— Василиса беременна? — смотрю на нее и ничего перед собой не вижу.

— Ага… Восемь месяцев уже, — сообщает с довольной лыбой.

— И ты только сейчас мне это говоришь? — хочется схватить ее и как следует встряхнуть.

— Раньше не могла. Не сразу узнала… потом свои проблемы были… — пожимает плечами.

— Почему такая уверенность, — делаю тяжелый вздох, — Что они мои?

— В этом не сомневайся, — уверенность в ее глоссе.

Верю Славке, верю своим ощущениям. Есть нечто, что ты просто принимаешь как факт, что чувствуешь свыше. Хоть… признаюсь, позже я все же сделал сыну тест ДНК. Слишком у Василисы была бурная жизнь.

— Почему она пропала, мне ничего не сказала? Кто-то из них считает себя отцом? — в горле першит, меня колотит. Понимаю, что я не знаю и десятой доли того, что сейчас происходит на воле.

Кто знал, что наши свидания наполненные обидами, ненавистью и неизменной одержимостью принесут такие плоды. Василиса, что же ты натворила? Почему мне ничего не сказала? Я стану отцом! Эта мысль перекрывает все другие. Восторг, счастье, неописуемая радость, переплетенная с неизменной горечью. С голубкой ничего и никогда не может быть просто.

— Лев вернул ее себе… увез. Вадим бесится, найти не может, — Слава обходит меня, кладет руки мне на плечи. — Ник, остынь. Мне нужна твоя холодная бошка. Будешь психовать, пороть горячку, уйду.

Она не шутит. Змеюка не пришла успокаивать и сочувствовать. Она пришла, преследуя свои интересы. Бескорыстная помощь — это не про Славу.

— Нормуль. Выкладывай, — киваю.

— Есть возможность ее выкрасть. Мне наконец-то стало известно место их пребывания. Но действовать надо немедленно, пока дети не родились, потом будет гораздо сложнее, — лицо ее становится сосредоточенным, смотрит на меня неотрывно, сканирует.

— Выкрасть? Сидя тут? — смотрю на нее также неотрывно. — У тебя есть вариант, как я могу отсюда выбраться? План, как ее выкрасть? — в глазах вижу утвердительный ответ.

Славка не приходит для пустых разговоров.

— Конечно, — цокает языком. — Ник, пора уже перестать во мне сомневаться.

— Цена? — знаю, что ничего и никогда она не делает бесплатно.

— Дорого…ммм… очень…

— Говори, что ты хочешь.

Слава не про деньги. Никогда про них. Расплата за ее услуги всегда гораздо дороже. Но она знает, что я заплачу, сделаю невозможное, лишь бы вернуть предательницу Василису. Потому что вопреки всему, я продолжаю ее любить. Да, не простил, да ненавижу, но любовь сильнее. Моя одержимость еще больше расцветает… Под сердцем Василисы наши дети! Плоды безумной любви! Я стану отцом! Да, я готов сделать все, что скажет Славка. Не задумываясь мир вверх дном перевернуть. Славка не просчиталась, когда пришла ко мне. Она это знает, я знаю. Мы всегда понимаем друг друга по взгляду, ценим взаимовыгодное сотрудничество.

— Как ты понимаешь, я не одна запускаю механизм. Задействованы люди… ммм… много людей, и каждого надо отблагодарить.

— Прописные истины, Славка. К сути переходи. Кому? Что?

— Я знала, ты меня не разочаруешь, — губы разъезжаются в змеиной триумфальной улыбке.

Она озвучила то, от чего у меня волосы встали дыбом на затылке. Я мог отказаться, послать ее. Нет, не мог.

Василиса и мои дети, они стоили любых жертв.

Глава 26

На этот раз процесс моего освобождения занял два дня. Слава действовала напористей и решительней, чем мой брат.

Это был не побег. Я был чист по закону. Бумажки еще готовились, а двери клетки для меня открылись. Хоть для всех я оставался за решеткой, в целях безопасности и чтобы ничего не помешало осуществить наши планы.

«Случайным» образом нашлись доказательства моей невиновности. Меня оправдали. Вот так просто можно играть чужими судьбами, имеючи рычаги давления, посадили, щелкнули пальцами, выпустили. Но не до этого мне было. Я тотчас помчал на вокзал, купил билет на поезд в самый дальний уголок страны. Там по информации Славки мой отец прятал Василису.

У меня был четкий план, я знал, что где и когда. Не должно было быть никаких сбоев. Но игры судьбы никто не отменял.

Я еще был в поезде… дорога дальняя, как мне позвонила Славка и сообщила, что Василиса сбежала.

Голубка улетела… она вновь ускользала из моих рук. Вот она свобода, ничто не мешает полету ворона, а все равно она недосягаема.

Как ее словить? Где искать?

— Жди информацию, — строгим голосом сказала Славка. — Продолжай движение.

— А ты думаешь, я с поезда выпрыгну? — зло иронизирую.

— Ты можешь, влюбленный безумец.

Она права… могу…

Но нет смысла. Я чуял, что все же еду в правильном направлении. Но дорога была слишком длинной… а события развивались стремительно…

Я метался по поезду, птица снова в клетке. Душу разрывало болезненное предчувствие. Не выпускал из рук телефона, ждал весточку от Славки.

Голубка, почему ты меня не дождалась?

А откуда она знала, что я еду к ней?

Все были уверены, что я заперт.

Она решила действовать самостоятельно. С огромным животом и маленьким рюкзачком она сбежала в лес. Там блуждала несколько дней. Пока ее истощенную не нашли добрые люди и не вызвали скорую.

Это все я узнаю позже… а тогда я не знал, ощущал… всю ее боль, отчаяние и страх, я проживал это вместе с ней. Наша связь еще никогда не ощущалась так остро, на грани… Нити рвались… но я не хотел это понимать, не мог принять.

Выпрыгнул на перроне. Звонок Славы. Рука дрожит, едва могу принять вызов.

— Ник, без психов, никакой самодеятельности, — говорит хрипло.

— Угу. Не тяни, — а у самого черные круги перед глазами.

— Ее нашли. В больнице она. В лесу перемерзла, долго пряталась. Преждевременные роды. Осложнения, — говорит медленно, коротко, — Я тебе скину адрес. Врач вынесет детей. Благодаришь и уходишь. Все.

— А Василиса?! Предлагаешь ее там оставить?! — не сдерживаюсь и все же перехожу на крик.

— Пока ее нельзя транспортировать. Там Лев. Он тоже ее нашел. Понимаешь?! Не пори горячку, иначе я не смогу тебе помочь! — тоже повышает голос.

— Нет! Я не могу! Не оставлю ее!

— Ник! Мы ее заберем… позже. Сейчас дети. Все договорено. Потом будет поздно.

— Ясно, — скриплю зубами.

— Пообещай, что все сделаешь, как я говорю! Или… Ник, я все отменю. На кону не только ты… я многим рискую… Я должна быть уверена, — впервые ее голос дрогнул. За свою шкуру змеюка переживает.

— Обещаю, — говорю глухо. Выбора нет.

Потом я пойму, что это был настоящий тупик. Судьба вмешалась и все решила за нас…

Славка скинула адрес. Вечер. Дождь. Такси привозит меня к захудалой больничке. Иду на задний двор. Прячусь в кустах. Смотрю на окна серого, обветшалого здания…Там где-то мучается моя голубка. Ее боль… как же она ощутима. Меня выкручивает так, что не могу устоять на ногах, падаю в сырую, пожухлую траву, закусываю руку, чтобы не завыть в голос. Такое ощущение, что тело разрывает на части. Беспомощность…

Хочется ворваться в здание, разогнать там всех, забрать ее боль себе. Обнять любимую, родную, единственную…

Но я не могу этого сделать. Между нами всегда что-то стоит…

Никогда полностью вместе, всегда через преграды, всегда ложь и боль. Но возможность быть с ней, хотя бы краткие мгновения, за это можно вытерпеть все…

Когда мир затмевает боль — время останавливается. Прихожу в себя только когда вижу врача со свертком в руках. Озирается по сторонам. Втягивает голову в плечи. Маленький, щуплый, неприятный тип. Идет ко мне. Чую как он него пахнет страхом.

Выхожу ему на встречу.

— Как обещал, вот пацан, — отдает мне конвертик. Воздух застревает в горле, ощущаю тепло своего сына. Глаза наполняются чем-то пекучим, режущим, словно кто битого стекла в них насыпал.

А потом с размаху, рукоять ржавого ножа прямо в сердце. Но нет. Я еще не чувствую боль, еще надежда дает силу.

— А женщина? Второй ребенок? — спрашиваю и хватаю его одной рукой за полу халата.

Он долго пугливо смотрит мне в глаза. Губы дрожат. Не решается озвучить. И у меня внутри тикают секунды до приговора. Безжалостного… Он обжалованию не подлежит.

— Не выжили, — говорит едва слышно. Опускает голову, мог бы как страус в землю ее спрятал.

Вот он прицельный выстрел в сердце. Так чтоб на маленькие куски, и я ощущал как каждый кусочек бьется в нестерпимой агонии.

— Ясно, — бросаю и отворачиваюсь.

Если сейчас не уйду, врачу не жить.

Сын спасает. Понимаю — должен сберечь сокровище. Нельзя мне во все тяжкие. Никак нельзя. Ради него должен выстоять.

Глава 27

Что до этого я знал о боли? Абсолютно ничего. Это все были такие мелочи по сравнению с черной разъедающей пустотой, что стала меня пожирать. Это дикая агония беспросветной потери.

Я ощущал каждую часть своего тела, как организм продолжает функционировать, как запущенный механизм, и ежесекундно сгорает от боли… Дикой, отчаянной, неконтролируемой. Она никогда не затихает, она со мной всегда, навечно.

Я мог сто раз твердить себе, что Василиса не достойна, что она крутила мной, играла в игры… Это все не важно, все меркнет, перед одним черным фактом — ее больше нет. Голубка не расправит крылья, не прилетит ко мне, лукаво не улыбнется… Я больше никогда не буду парить в небесах, потому что она унесла с собой мое небо, я погиб там в род зале вместе с ней. Из меня вытекала жизнь, стремительно и болезненно, я чувствовал, как сгораю, как мир меркнет…

Я двигался, что-то делал, даже общался с людьми, заботился о сыне… Только это все пустое, я не был вместе с ней, но и без нее перестал жить.

Ослабленный организм голодом и холодом, преждевременные роды, она не справилась… Ушла и унесла с собой нашу дочь. Лев был там, в больнице. И за это я его ненавидел еще сильнее. Он на правах мужа был рядом в последние минуты ее жизни.

А я никто… мне нельзя к ней… моя участь вонючий двор и взгляд на окна… где умирала любимая…

Если бы я знал… я бы прорвался. Я бы обнял… Держал ее за руку… не дал уйти. Я бы не позволил ей оставить нас!

«Если бы»… ничего не вернуть. События не отмотать назад… Мне надо смириться, принять…

КАК?

— Только попробуй мне что-то вытворить! — Слава бьет меня по лицу. Еще и еще…

Глупая… разве это что-то изменит? Хочет вернуть меня в мир живых? Разве не понимает, что мне там больше нет места.

— Оставь меня, — грубо отталкиваю ее.

— Отпусти ее, Ник!

— Хочу на похороны! Хочу видеть свою Василису и дочь! Мне надо их обнять… в последний раз, — смотрю на нее и ничего не вижу. Чернота и боль, она разрывает меня, режет медленно, мучительно… ни на секунду не останавливается… Кажется все, предел… больше не вынесу, но нет… с каждой минутой все больнее, по нарастающей.

— Приди в себя! Хватит сходить с ума! Мы отомстим, Ник! — подходит ко мне, трясет за плечи. — Слышишь меня!

— Хочу ее видеть… Славааа… — протяжно вою.

— Пусть останется в твоей памяти иной… живой… не надо такой… — в змеиных глазах тревога.

Славка обеспокоена. Примчалась ко мне. Нашла няньку для сына. Не отходит от меня. Но я медленно погибаю, мне не до анализа поведения змеюки.

— Мне надо попрощаться… я не успел… не спас… мне надо…

— Надо ему. Псих. Себя угробить! О сыне бы подумал! Ему отец нужен! — повышает голос. Ее тоже колотит. К чему бы это?

— А ты много думала, когда от дочери в роддоме отказалась? Когда твой ребенок милостыню просил, ты о ней много думала? И сейчас ты… ты… Слава… даешь мне советы! — я бессознательно бью ее словесно. Моя боль помимо воли выливается на всех, кто рядом… ее слишком много, один не могу вынести…

— Ты попадешь на похороны, — говорит на удивление спокойно. — Только попробуй там начудить, — острые ногти впиваются мне в щеку, до крови. Смотрит мне в глаза, пробивается сквозь тьму агонии, — Давай бей сильнее, если думаешь, что легче станет, — в этот момент я на секунду, всего на одну секунду заглянул к ней в душу. Она позволила… я содрогнулся, отпрыгнул в сторону.

Мне никогда не забыть увиденного там…

Это помогло. Позволило быстрее научиться жить с извечной болью. Осознать, что мое пребывание на этой земле продолжается.

Славка выполнила мою просьбу. Я стоял в парике и приклеенной бородой в толпе и смотрел, как куча неизвестных мне людей прощаются с Василисой. Похороны пафосные, помпезные… отвратительно… больно… невыносимо…

Лев стоит на коленях перед гробом, его фоткают журналисты. Папаша разыгрывал трагедию, ему верят, сочувствуют…

А ведь это существо даже не забрало тело девочки. Мою дочь утилизировали… как биологический материал… КАК? За это он тоже ответит. Словно и не было маленькой крохи… По его приказу… Тут Слава ничего не могла сделать… Лев находился в больнице, он указывал, у него были все права, он считался отцом…

— Тебе отдали живого сына. Это сверх того, что я могла сделать, — сказала Славка. — Ты хоть представляешь, как я рисковала попасться Льву в лапы?!

Моя дочь…я даже не могу ее похоронить. Проститься… И изменить ничего не могу. Черная безысходность…

Я смотрел на голубку и просил у нее прощения, что не успел, что не спас, за дочь…

Василиса… бледная и прекрасная… она лежала там в гробу… И я не мог даже подойти… поцеловать ее на прощанье… Такая прекрасная, словно спит… вот сейчас она откроет глаза, мир озарится ее синевой… она взлетит… Не мог прерваться полет моей голубки! Нет!

Стою и чувствую, как мое сердце истекает кровью, как оно сжимается в агонии, пускает болезненные импульсы в кровь. Я не могу даже подойти… Нельзя привлекать внимание. Я слишком слаб, и если меня заприметят, то снова тюряга. А мне нельзя у меня сын. Это все мне Слава повторяла как заклинание тысячу раз. Выбила на подкорке сознания.

Не только меня трясет… с противоположной стороны по грязи, недалеко от гроба, ползает Вадим. Он зарывается лицом в грязь, воет и бьет кулаками об землю. Его боль она сейчас созвучна с моей. Он был так же ей одержим… У меня нет ненависти к нему. Понимаю… даже завидую, он сейчас ближе к ней…может проститься… А я… меня как всегда нет… никто… призрак…

Не знаю, как мне хватило сил выстоять. Как сдержался и не прибил отца прямо там на кладбище. Как выдержал момент закрытия гроба… Моя Василиса… Не верю! Нет!

Лети голубка!

И она летит на небеса…

А ворон остается коптить землю, у него сломаны крылья и никогда больше ему не взлететь.

Глава 28

Карина

— Это вы… вы их позвали! — смотрю неотрывно на его усы. Мерзкое зрелище, но почему-то взгляд невозможно оторвать. Меня затягивает в черное, вонючее болото, чувствую как липкая и грязная жижа прилипает ко мне. Ничего не могу сделать. Не представляю, как освободиться.

— Зачем мне это, — снова эта мерзкая улыбка. — Кариночка, как же Вадим тебя запугал. Во всех врагов ищешь. Поверь, со мной тебе нечего беспокоиться. Но решать надо быстро, они рядом.

А вдруг полиция по другому поводу пришла? Мало ли кого они ищут. Знать бы…

Мысли лихорадочно крутятся в голове. Ни на что не могу решиться… От этого Льва точно ничего хорошего не ожидаю. Если Вадим узнает, что я бежала с его ребенком… это конец всему.

Решение приходит мгновенно.

— Простите, — мямлю. Быстро открываю двери и бегу в зал.

Нет. Я не имею права рисковать Марусей. А если моя участь такова, что надо ответить. Что ж…

Но отдать ребенка в руки этому мужчине…

Иду прямиком к дочери. Обнимаю ее.

— Мамочка, смотри, что мне Сеня подарил! — показывает мне зеленую машинку.

— Какая красота, родная, — едва сдерживаю рыдания.

Ребенок — это все что у меня есть. Но у меня нет на кроху никаких прав. Вадим не разрешает и никогда не разрешит ее удочерить. Я с Марусенькой, пока ему нравиться забавляться… видеть во мне другую. Если раньше я верила, что у Вадима ко мне реально симпатия, иначе для чего ему меня вытаскивать, столько всего делать. То как оказалось, он просто исполнял свою прихоть.

— Карина Тарута? — ко мне подходит полицейский.

— Да, — душа прячется в пятки.

— Лейтенант Иван Кириченко, — представляется и тыкает мне удостоверением в лицо. У нас есть информация, что вы причастны к поджогу… — далее его уже не слышу, как у приговоренной к казни жизнь проносится перед глазами.

А была ли та жизнь?

Кадры резко сменяются лицом незнакомца… Ворон… В такой момент его вспоминаю! Разве мне сейчас до этого?! Но его образ не желает покидать мою голову, прирос там намертво.

— Что… Что вы хотите? — я сбита с толку. Ничего не соображаю и не знаю, что делать.

Может, надо было идти с тем Львом. Нет!

Марусенька… она не заслуживает такого… Пусть меня заберут, но она будет с любящим отцом.

— Вам надо проехать с нами для проверки.

— У меня тут дочь… надо позвонить мужу…

— Полагаю, охрана ему доложит. За ребенком присмотрят.

Точно! Охрана!

Подбегаю к парням. Сумбурно рассказываю им, что произошло. Один из них достает телефон, и набирает Вадима.

— Простите, Карина Сергеевна, — виновато извиняется. — Сбрасывает вызов…

— Но… меня…

— Мы лишь побеседуем, — говорит полицейский, берет меня под локоть, второй его напарник осторожно забирает у меня ребенка, передает охране. Что-то им объясняет.

— Помогите! — прошу помощи у охраны. Замечаю, что любопытные мамочки уже вовсю меня фотографируют. Вот уж новость будет… еще и разлетится по интернету со скоростью света. Вадим будет в бешенстве… Мне конец…

— Там просто разговор, не переживайте. Мы за ребенком присмотрим, — «успокаивает» меня охранник.

Нет. Не простой разговор. Увы, нет. Я знаю, что свободы мне уже не видать.