Текст книги "Кот в мешке"

Автор книги: Иоанна Хмелевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

– Ах, так вот где оно было! – радостно вскричала она и тут же разразилась гневной речью: – Конечно, кто-то переставил горшок, я не могла его найти, когда пришла пора сеять, а теперь уже поздно. Наверное, совсем пропали, но попробую.

– Так что же это все-таки?

– Редкий вид тропического чертополоха. Шесть лет назад мне его привезли, я так радовалась, а он потерялся. Вот и не знаю теперь, взойдет или нет. Но попробую. Соберите его.

Легко сказать! Собрать можно было лишь с помощью пылесоса, и происходило это таким образом: Павел держал пылесос на вытянутых руках, ведь поставить его некуда было, а Беата ползала по полу и пыталась втянуть обратно тучу пыли. Возможно, заодно аппарат втянул и кое-что лишнее, во всяком случае я заметила, как мелькнули колготки, исчезая в трубке пылесоса, обрывки бумаг и, кажется, даже 10 датских крон старого образца.

Оставаться сторонним наблюдателем, когда все работают, я не привыкла и тоже занялась полезным делом. Выбрала из кучи дурно пахнущих мешков, сложенных у ворот, два полегче, загрузила в свою машину и ловко подбросила их в огромные контейнеры для мусора на городской площади. Сделала это с умом, дождавшись, когда поблизости не будет народа, а чтобы машина не пропиталась неприятным запахом, коробки везла не в багажнике, а на заднем сиденье при открытых настежь окошечках.

Когда я вернулась, Беата вытряхивала пылесос в кустах. Подозвав меня, она поделилась своими соображениями.

– Когда ты мне рассказывала о своей подруге, я думала – преувеличиваешь, теперь же вижу – она и впрямь неподражаемая.

– Раньше в ее доме было больше порядка, – вздохнула я. – Но и гостей больше.

***

Наконец порядок в доме, по мнению Алиции, был наведен и мы смогли сесть пообедать. К этому времени индюк отлично зажарился, а аромат из ателье значительно утратил свою интенсивность благодаря как усилиям турчанки, так и поднявшемуся ветру, разнесшему его далеко по округе.

Алиция сидела за столом с непроницаемым выражением лица и крепко сжатыми губами. Дав нам немного поесть, она не выдержала до конца обеда (или ужина) и громко, отчетливо произнесла:

– Ну а теперь прошу внимания. Я намерена серьезно поговорить. В моем доме происходят странные вещи, и я не намерена пустить все на самотек. Что все это значит?

***

Мы сидели за столом в гостиной, потому что кухню занимали кошки. Надо же было им где-то поужинать! Алиции стоило немалого труда их выдрессировать, и она не хотела, чтобы они разучились. Да и в салоне было просторнее, к тому же на столе стояла откупоренная Павлом и даже не початая бутылка вина. Мы все как-то забыли о ней, не до того было.

Похоже, только теперь увидев вино, Алиция встала, вынула из шкафчика бокалы, села на место и опять хорошо поставленным голосом повторила свой вопрос.

И опять не получила ответа.

– Ну! – поторопила она нас, но уже как-то зловеще.

Видимо решив, что ему, как единственному мужчине, полагается проявить мужество, откашлявшись, Павел попросил:

– Уточни, что «все»? Что ты под этим понимаешь?

– Мне лично странным представляется только одно.

– Что именно?

Под взглядом гарпии, который устремила на него Алиция, Павел растерял все свое мужество, принялся путаться и заикаться.

– Ну, знаешь… С детства я знаю, что у тебя отличный слух, – начал он.

– Допустим. И что дальше?

– Если бы этот бачок ревел в доме глухого, я бы не удивился. Но у тебя, с твоим отличным слухом…

Я сухо заметила:

– А вот у меня со слухом всегда было неважно. Не в том смысле, что глухая, а в том, что музыки не понимаю. Так ты считаешь, для меня этот бачок – подарок?

– Я бы просила не отклоняться от темы, – разгневалась хозяйка. – Меня не волнует, как обстоит дело со слухом у меня или Иоанны, мне не нравится общая обстановка в моем доме. Я могу быть рассеянной, но памяти пока не потеряла и соображать тоже умею. И вы все знаете, что здесь происходит…

– Не совсем все, – поправила я ее. – Павел многого не знает.

– А что?.. – спросил Павел и принялся разливать вино.

– Молчи и слушай! – оборвала его хозяйка. – Сейчас специально для него все перечислю. Во-первых, и двадцати лет не прошло, как ко мне приезжает паскуда и принимается нахально искать в моем доме красную лампу.

Ну вот, опять. Ведь Алиция не специально искажала фамилию Падальского, она и в самом деле до такой степени его невзлюбила, что у нее язык не поворачивался назвать его человеческим именем. Просто выбросила из памяти, и все.

С рюмкой в руке Павел раскрыв рот уставился на хозяйку, ничего не понимая. Беата поспешила к нему на помощь.

– Выходит, в некотором отношении у меня тоже имеются пробелы, – сладко проговорила она. – Красную лампу я помню – как же, лучшая книга Иоанны, но ни о какой паскуде там не было речи.

Теперь досталось и Беате.

– И ты не сбивай меня, а слушай!

– Она имеет в виду Падальского, – быстро проговорила я. – А ты бы, Алиция, хоть в важные моменты не искажала его фамилии. Давай выберем одно из всех твоих ругательных слов в его адрес, раз уж фамилии не можешь запомнить.

– Значит, в неважные могу?

– В неважных – без разницы.

– Ладно. Значит, Падаль, Падла, подлец заявляется ко мне без приглашения, без предупреждения и подбрасывает мне бульварный журнал, якобы украденный у Яся…

– Почему «якобы»?

– Аните я не верю. И перестаньте меня перебивать, так я никогда не кончу. Подбрасывает это дешевое чтиво с исландским мохом и драгоценностями какой-то Констанции…

– Королевы Клементины…

– Не все равно? И мне кажется, к подлецу Падле больше подходят драгоценности, чем мох… Вот почему мне сдается, что он шарит по моему дому в поисках не мха, а драгоценностей Констанции… Клеменции…

– Спятил твой подлец, не иначе, – с глубоким убеждением заявил Павел.

Молчать! Обе они, Иоанна и Мажена, сговорились наводить порядок в моем доме, начали с книжек, чтобы их каталогизировать, и обнаружили платиновые шахматы.

Отпивший наконец глоток вина, Павел подавился им и прыснул на стол.

– Как? Что? Как ты сказала?

– Если еще хоть раз перебьешь… Платиновые шахматы, – повторила Алиция. – А так как потом в наших рядах и специалист оказался по ювелирному делу, – Алиция ткнула своей рюмкой в Беату, которая усердно подтирала бумажными салфетками выплюнутое Павлом вино, – то я ей верю, – платиновые. В-третьих, туалет сам по себе никогда не рычал по ночам. А тут стал, хотя ни одна из нас туалетом не пользовалась. В-четвертых, кто-то выпил коньяк из забытой на столе бутылки, почти поллитра…

– Всего треть, – заикнулась было я.

– Нет, половину. И тоже ночью. В-пятых, кто-то выключил морозильник в подвале и никому не убедить меня, что вилка сама вылезла из розетки. Вот все.

Разумеется, я не могла согласиться с таким хаотичным описанием происходящих событий, а особенно меня не устраивала перепутанная их хронология. Алиция со мной не соглашалась. Спор длился более часа, и мы никак не могли прийти к соглашению. Что было первым – Падальский или журнал? Алиция уверяла – Падла, а я – журнал, ведь на него я первым делом села, войдя в дом Алиции. Тогда как мог появиться журнал? Вот об этом и надо думать. И еще о холодильнике. Он мог быть вовсе не третьим и не четвертым в Алициной хронологии, а самым что ни на есть первым, ведь его могли выключить давно, а разморозился он лишь теперь, простояв с закрытой дверью неделю или больше, не выпуская никаких запахов. В пылу спора Алиция даже отправилась за инструкцией к морозильнику, чтобы подтвердить свою правоту, но, разумеется, никакой инструкции не нашла. Зато во время поисков нашла никем до сих пор не обнаруженную красивую пластиковую сумку, содержащую одно деревянное сабо, окаменевшую от старости сухую колбасу, старательно упакованный керамический подсвечник и столетнюю бутылку бургундского. Алиция обрадовалась подсвечнику, а мы бургундскому, потому как первую бутылку давно распили.

Осторожно освобождая от упаковки подсвечник, Алиция сияла, ведь это было ее собственное произведение, давно потерявшееся.

– А ведь неплохо получился, посмотрите, – с гордостью демонстрировала хозяйка свое изделие.

Как и все керамические поделки Алиции, подсвечник был изящной и оригинальной вещицей, и мы искренне им восхищались. Я воткнула в него зеленую декоративную свечу и зажгла ее, чтобы отметить чудесное обретение потери, а Павел за это время справился с откупориванием бургундского.

Я не преминула уколоть подругу:

– А инструкции к холодильнику ты так и не нашла?

– Еще бы, – огрызнулась Алиция, – как ее найдешь, когда любой может рыться в моем доме и переставлять вещи по своему усмотрению.

Беата тоже набралась храбрости и осмелилась возразить хозяйке:

– Нет, минуточку. Если ты, Алиция, действительно решила все проанализировать, то и в самом деле надо установить, с чего все началось. И тут, ты уж не обижайся, я придерживаюсь мнения Иоанны, необходимо установить очередность событий.

– И вовсе она запуталась, морозильник никак не может быть первым, всем известно, электричество можно отключить на несколько часов, а в холодильнике продукты останутся замороженными, если не открывать дверцу. Тем более в морозильнике. Сколько в нем? Градусов двенадцать минус, а то и все восемнадцать. А может, и тридцать.

Тут уж не выдержал Павел.

– Исключено. Тридцать не может быть, ведь у тебя домашний морозильник, а не теплоход-холодильник. В домашних больше восемнадцати не бывает.

– Вот я и хотела почитать инструкцию…

– И без инструкции известно – не больше восемнадцати.

– Восемнадцать тоже немало, – подхватила Беата. – А ну думайте, вспоминайте. Уверена, у каждой из нас бывали неприятности с холодильниками, когда они отключались из-за отсутствия электроэнергии, и что из этого следовало.

Мы послушно поднапряглись, и у нас получилось, что Алицин морозильник мог отключиться и недели две назад. Алиция смутно помнила, что в пропавшей инструкции что-то говорилось о вытекании воды, наверное, при разморозке и мытье агрегата, но и тогда, когда он разморозился, лед превратился в воду и понемногу стал вытекать в виде вонючей субстанции. Видимо, тут мы впервые почувствовали неприятный запах тления. Запах распространялся медленно, ведь еще не было жары.

– И все равно он не на первом месте! – упрямо твердила хозяйка. – На первом месте паскуда. И с ним одновременно появился этот подметный листок, журнал Яся. Так и быть, согласна, туалет стоит на третьем месте, я имею в виду самостоятельное взревывание, хотя бачок мог выйти из строя и раньше.

Павел потребовал уточнить, сколько раз оно рычало само по себе, без помощи человека.

– Я слышала только один раз, – с чистой совестью призналась я.

– Я тоже, – согласилась Алиция. – В то же время, что и ты.

Павел все уточнял:

– И это было ночью?

– Ночью.

– В ту самую ночь, когда кто-то высосал коньяк?

– Нет, в предыдущую, Беаты еще не было, а Мажена в тот день вообще не входила в дом. Как села на террасе, так и не вставала с шезлонга.

– И именно тогда вы обнаружили платиновые шахматы?

– Нет, на следующий день, перед приездом Беаты. Часа за два. Вместе с Маженой.

– Обнаружили на террасе?

– Нет, дома, на верхней книжной полке в той комнате, где вся стена занята книгами.

Пунктуальный Павел подвел итог:

– В первую ночь после приезда Иоанны исчез коньяк, днем вы обнаружили шахматы и приехала Беата, а на следующую ночь ревел сортир. Ничего не понятно. А о шахматах кому известно?

– Присутствующим здесь особам и Мажене. А она наверняка никому не сказала.

– И вы полагаете, что и до того о них никто не знал?

Тут уж я могла со всей ответственностью заявить:

– Судя по количеству и качеству паутины, там не ступала нога… тьфу, туда не совалась рука человека с тех пор, как Алицина свекровь спрятала их на полке.

Павел долго думал, потом подвел итог:

– Алиция, ты считаешь, что по ночам кто-то закрадывается в твой дом и копается в вещах? С каких пор ты подозреваешь?

Алиция, естественно, вся взъерепенилась.

– Я не говорила, что подозреваю, с чего ты взял?

Бедный Павел так и сел, что ему еще оставалось делать?

– Я лишь поточнее сформулировал, – начал было он, да хозяйка не позволила ему и слова сказать.

– А я только хочу знать, какого черта заявлялся ко мне паршивец, какую роль играет подметный журнал Яся, кто выпил коньяк, кто спускал воду в туалете и кто отключил морозильник? Сколько раз повторять?! Две недели назад тут никого не было…

Я не чета Павлу, потому и не побоялась опровергнуть заявление хозяйки.

– А вот и неправда! Когда я приехала, ты сказала мне, что в доме тишина и спокойствие всего несколько дней. А кто у тебя был до меня?

– Смотря в каком смысле, – заколебалась Алиция.

– В любом. Мог и ночевать, мог и просто так забрести. Морочить тебе голову Портить настроение. Устраивать скандал. Отвечай, был кто?

Алиция колебалась все явственнее.

– Много кого было, всех не упомню. Нужно бы в календарик заглянуть.

– Ну так загляни. Если желаешь разгадать загадку, пошевели немного мозгами… и ногами.

Алиции явно не хотелось больше ни на что тратить силы, возможно, последние катаклизмы и поиски инструкции от морозильника склоняли ее решить загадку путем дедукции. Но меня она знала, так просто я от нее не отстану. А я все больше опасалась, что до меня к ней опять забредал Психопат, и тогда дело дрянь.

– Алиция, кто тут был? – громовым голосом вопросила я.

Алиция сдалась.

– Эдит почти каждый день приходила, – начала она слабым голосом, – советовалась, что взять с собой, ведь она в Австралию собиралась. Нашла с кем советоваться! К счастью, уехала-таки в свою Австралию, с неделю назад. Малга была. Приехала за своими картинами. Три дня прожила…

– Где же ее картины были?

– На антресолях.

– Она их так долго искала?

– Зачем искать, она знала, где они лежат, нашла сразу.

– И у нее это заняло три дня?

– А я ее заставила обратно спрятать на антресоли все, что она повытягивала оттуда.

– Малга не лезла в ателье, уж в этом я уверена.

– А я нет. Все время она искала подходящие картонки запаковать свои картины, чтобы в дороге не помялись, так что по всему дому носилась. В истерике. Картины без проблем уместились в машине, не понимаю, зачем она тут мне представления устраивала.

Малга была племянницей Алиции, единственной близкой родственницей. Отношения у них были сложными. На три дня приехала? Значит, при встрече были слезы радости и горячие объятия, а на другой день уже припоминали друг дружке все обиды и ссорились без конца. Малга была жуткой чистюлей и страстно ненавидела Алицины коробки и макулатуру, мечтая как-нибудь навести у тетки порядок. Да, хорошо, что меня в это время тут не было.

– Ну ладно, картины уместились в машине, и она уехала. Был еще кто?

Алиция не сразу, но призналась:

– Был. Зенончик. Сейчас начнешь придираться.

Я заскрипела зубами.

– И начну! Что значит «был»? Жил он здесь? Как долго?

– И вовсе не жил. Он остановился у сестры…

– Ха-ха. Так я и поверила.

– Так где же он спал? На вокзале? У меня не ночевал.

– Теплые дни стояли, он в садике спал. Или в ателье прокрадывался.

– Да говорю тебе, у сестры. Они уезжали дня на четыре. Сами его просили пожить.

– А, понятно. Покараулить дом, чтобы телефонисты не забрались. Но питался он у тебя?

Алиции удалось избежать ответа на мой вопрос. Вмешалась Беата.

– Какие теле… – начала было она, да спохватилась. – Ох, извините, я не дала вам договорить.

Хозяйка с охотой извинила и принялась пространно объяснять, что телефонистами стали называть нехороших людей. Когда владельцы домов уезжают в отпуск, они вламываются в пустой дом, но ничего не крадут, ничего не портят, только говорят по телефону. Звонят в Калифорнию, в Австралию, куда попало, родным, знакомым и незнакомым, а люди, возвращаясь из отпусков, получают чудовищные счета за телефонные переговоры на восемьдесят тысяч крон и больше. Говорят, такое выдумали наши, поляки то есть.

– О боже, ну и народ…

– Если не возражаешь, вернемся к Зенончику, – ядовито предложила я. – Ну, питался он у тебя, это мы уже выяснили. И никаких работ по заказу не выполнял?

Павел расхохотался, уж он-то знал Зенончика. Беата не знала и ничего не понимала. Алиция отмахивалась от меня.

– Отстань, ну чего пристала? Выполнял, ну и что? Из магазина носил тяжелые сумки…

– …потому что сам и пожирал все… В это я охотно верю. Еще что?

– И спилил одну сухую ветку.

Тут Алиция не выдержала и тоже расхохоталась. В общем-то, к Зенончику мы с ней относились одинаково, но она считала своим долгом мне возражать. Из принципа. Зенончик, надо отдать ему должное, не капризничал, лопал все, до чего мог дотянуться. Уверена, что и баранью ногу в ее теперешнем состоянии он бы умял за милую душу. Кроме того, считалось, что он выполняет работу на заказ. Очень он любил такие работы, потому что все время в доме хозяйки проводил за столом, то пил, то ел, умудряясь в то же время с энтузиазмом о чем-то рассказывать, очень увлекательном, по его мнению. Это называлось – он работает. Помню, однажды он весь день, с утра до вечера, занимался тем, что красил масляной краской доску в полметра. Покрасил – ничего не скажу, аккуратно. Алиция высоко оценила качество работы, проигнорировав скорость. Я была уверена: работа по заказу служила ей завуалированной формой подбрасывания парню денег, глупо было бы давать просто так.

Зенончик вечно попадал впросак. Мозги у бедного парня были устроены таким образом, что думать он мог лишь о том, что ему было выгодно. Все остальное оставалось недоступным его пониманию. Вот почему я сразу же спросила, какую ветку он спилил.

– Ту, что торчит над столом на террасе.

– Так вон же она торчит.

– Вот именно. А он должен был спилить эту ветку, во всяком случае я так распорядилась.

– Тогда что же он спилил?

– Отпилил кусок палки, вон над тем железным столом в саду. Палка ничьей веткой не была. Она служила мне как подпорка под тяжелые ветви с созревшими яблоками, и я ее держала на дереве до осени. Сама ее туда положила. Вот Зенончик и отпилил кусок этой палки, страшно намучился, потому что она то и дело слетала на землю, ведь на дереве я ее ничем не закрепила. И потом очень удивлялся.

Я покрутила головой.

– Ну и ну, Зенончик бьет все рекорды собственной глупости. И что он еще делал? Пилил эту палку три дня?

– Нет, плакался мне в жилетку. У него неприятности.

– Ага! Погоди минутку, о неприятностях успеем. Ты просила напомнить тебе о сухой ветке на террасе, когда в твоем доме появится какой-нибудь сильный мужик…

– Спасибо. Павел!

Павел отреагировал так, словно его разбудили во время крепкого сна. Вскочил, замигал глазами, протирая их. Непослушным языком произнес:

– Да, слушаю…

Ничего они не слушали. Ни он, ни Беата, хотя были в одной комнате с нами. Правда, сидели не рядом, Павел на диване, а Беата в кресле, и не разговаривали между собой. Но я своими глазами видела пробегавшие между ними искры!

Бывает же так! Отрешенные от всего мира, они думали лишь об одном… Я глянула на хозяйку, но та со своим обычным рассеянным видом попросила:

– Павел, не сейчас, уже темнеет, а вот завтра… не смог бы ты спилить сухую ветку над террасой, которая того и гляди свалится кому-нибудь на голову? Видел, там, на террасе?

– Нет проблем, с удовольствием. Пила у тебя есть?

– Даже несколько. Завтра я поищу.

– Ну и прекрасно, утром же и спилю.

– Так на чем мы остановились? На гостях Алиции. Выходит, последним тут был именно Зенончик.

– И тебе предстоит спилить именно ту ветку, которую он спилил в рамках работы по заказу. Но с гостями еще не конец. Алиция, из-за чего Зенончик плакался тебе в жилетку и какие у него проблемы?

Алиция пошарила по столу в поисках сигарет. Пачка была пустой, но под блюдцем обнаружилась половинка. Уже многие годы Алиция таким образом боролась с курением.

Закурив, она стала рассказывать:

– Странные какие-то, и я не все поняла. Вроде бы он нашел себе какого-то компаньона, не знаю для чего, и этот компаньон ставит перед ним, Зенончиком, такие требования, которые тот ну никак выполнить не может. Вроде бы этот человек намного старше парня, а я могла бы ему помочь, и опять мусолил мою жилетку, но я старалась не слушать.

– Деньги?

– Как раз нет, не о деньгах канючил, даже не заикнулся, чтоб одолжила. Чего-то этот компаньон требует от парня, вроде бы то ли он, то ли Зенончик что-то потерял, и теперь, кровь из носу, обязан найти. Так я поняла. И еще у меня получилось, что потерял он ЭТО в моем доме, так что, сама понимаешь, я старалась не слушать…

– Я когда-то потеряла в твоем доме пепельницу на присоске…

– Надо было следить за своей пепельницей, сама виновата. А Зенончик так ко мне приставал, так меня довел, что я и не знала куда деться. Даже помогать мне брался…

– В чем?

– Я поняла – в наведении порядка.

– Какого порядка?

– А я знаю? – наконец разозлилась Алиция. – Все, кто попадает ко мне в дом, сразу начинают намекать, что неплохо бы здесь навести порядок. Прямо болезнь какая-то, ты не находишь? Вот и он о порядке талдычил. Да, еще и о котах в мешках расспрашивал. Есть ли они у меня, как выглядят, его вроде бы кошачьи аукционы страшно интересуют, и он тоже хотел бы участвовать в них.

– Может, ему просто понадобился стиральный порошок? Ты бы предложила.

– Я предлагала, порошки ему не нужны. Знаешь, он уже не молоденький, я надеялась поначалу, что с годами поумнеет, но кажется, за последние пятнадцать лет он еще больше поглупел. И знаешь, я почти уверена – он и в самом деле что-то у меня искал.

– Шарил по комнатам?

– Нет, до этого дело не дошло, но уж так пристально вглядывался в темные углы… Ах да, одну коробку все же переставил. С пола на кресло.

– Ну, тогда я знаю какую. На ней одна кошка всегда спала, я боялась, вот-вот свалится, уж очень хлипкая получилась пирамида.

Алиция вдруг вспомнила.

– Знаешь, кошек он панически боялся. Они его не любили.

– И чем дело кончилось с Зенончиком?

– Никого не нашел и уехал.

– А кем был его старший компаньон?

– Говорю же тебе – не знаю. Он не говорил. Наверняка тоже кретин. Мне даже не известно, поляк он или из местных.

– Ну ладно, предположим, с Зенончиком покончили, хотя он очень уж подозрительно выглядит. Ну как почему? Уже его бешеная трудовая деятельность вызывает недоверие, я вот лично сомневаюсь, хватило бы у него сил пробраться в подвал и выключить морозильник. Пошли дальше.

– Куда дальше?

– С гостями. Какие еще гости у тебя побывали? Случайно, Психопата не было?

– Ты никак спятила. Психа я бы не впустила. Говорят, он опять сидит, в психолечебнице лечится.

– Расскажи.

– Вроде бы он забрался в чужой дом в отсутствие хозяев и разгромил их квартиру. Что-то я слышала в таком духе. Полиция меня расспрашивала о нем.

– Давно?

– Нет, месяца три назад. Ну а я порасспрашивала полицию. Хозяева, по их словам, поехали на лыжах кататься, а он в их дом забрался. Недолго там бесчинствовал, но полдома успел залить водой, испортил всю сантехнику и порубил садовую мебель, чтобы протопить камин. Самое интересное, камин был искусственный, электрический, как он весь дом не сжег просто чудо.

– Вот видишь, а ты хотела его пригреть в своем доме.

– И вовсе не хотела, он сам загнездился. И опять же он ни в коем случае не мог отключить морозилку.

Тяжело вздохнув, я поднялась и отправилась в кухню за сигаретами для нее и для себя. Кошки уже поужинали и разлеглись отдыхать на всевозможных привлекательных для них возвышенностях. Одна из них влезла на угловой шкафчик и разглядывала нас оттуда с явным презрением.

Павел и Беата с трудом оторвались друг от друга и изо всех сил старались демонстрировать интерес к Алициным проблемам. Уловив наши последние слова, Павел сделал попытку внести и свою лепту.

– Если не ошибаюсь, вы тут вспоминали три особы – Эдиту, Малгу и Зенончика. Эдит я бы с ходу исключил из подозреваемых, она не из тех, что лазят по чужим подвалам. А Малга могла, раз искала оберточную бумагу. А значит, обязательно шарила и в ателье, там, насколько мне помнится, до сих пор лежат картоны Торкиля…

– Но совсем не бросаются в глаза, потому что стоят у самой стенки, припертые комодом и остатками книжной стенки, – возразила я.

– Ну, тогда не знаю. Раз Алиция утверждает, что кто-то прокрадывается в дом и шарит…

Больше Павел не мог ничего выжать из себя, а Алиция погрузилась в прострацию, задумчиво уставившись на одну из кошек. Вроде бы отключилась и мыслями где-то далеко отсюда. Прошло порядочно времени, я успела сделать ей вторую чашку кофе и пододвинула к ней поближе, когда она вроде бы очнулась.

– Ну не знаю, – медленно произнесла она. – Зенончик… вот я вспомнила… когда расспрашивал меня о котах в мешке, там, внизу, как раз стоял один набитый мешок. До него трудно было добраться, но увидеть его он мог. Пусть не весь, кусочек…

– И ты полагаешь, что Зенончик подбирался к нему?

– Возможно. Но ведь в этом мешке уже давно лежат другие вещи, не те, что я выиграла на аукционе. Он мог этого не знать.

– А чем же он набит?

По всему было видно – хозяйке очень не хочется об этом рассказывать, но раз уж сама начала… И очень неохотно она пояснила:

– Это очень старый мешок. С давних пор я забивала его чулками и колготками, на которых полетели петли. Ведь раньше петли всегда отдавали в специальные мастерские, где их поднимали. Вот я и думала, как-нибудь с тобой перешлю его в Варшаву, в Дании уже давно петель не поднимают… Или ты его прихватишь с собой.

– Езус-Мария! – только и простонала я. Пугливо глянув на меня, подруга заторопилась:

– Знаю, знаю, в Варшаве тоже никто уже этого не делает, но узнала я это не сразу.

– А больше в этом мешке ничего нет? – спросил Павел.

– Нет, если не ошибаюсь.

– Так почему же ты его давно не выбросила?

Алиция обиделась.

– Ну, во-первых, этот мешок тяжелый как холера, а к тому же сверху на нем лежит мешок с глиной и большой гончарный круг. Во-вторых, куда выбросить? Мусорщики не возьмут, слишком велик мешок, в мусорный ящик не поместится.

– А по частям, по частям, – заторопилась я, уж слишком ужасной была перспектива ехать домой с мешком драных чулок. Да и в Варшаве куда я его выброшу? – Понемногу выбрасывала бы в целлофановых пакетах. Вот как мы твое вонючее мясо раскладывали…

Павел вдруг чрезвычайно оживился:

– Вот хорошо, напомнила. Уже стемнело, пора развозить мясо, как ты выразилась. Я возьму несколько штук. Ты где выбрасывала?

– На помойку у стоянки. За городским сортиром.

– Тогда я поеду в Брюгсен. И может, даже за Нетто, прихвачу побольше.

Я попросила:

– Если можешь, прихвати коробку с бараньей ногой, она слишком тяжелая, я и поднять ее не смогла. А лучше всего действовать вдвоем, один поднимает крышку ящика, другой бросает в него упаковки. Мне одной было несподручно. Они ведь тяжелые.

– Поедем вместе, – сорвалась с места Беата.

– Смотрите только, чтобы вас никто не прихватил за недозволенным делом, – предостерегла их Алиция.

– Не прихватят, чего там…

И их ветром вымело из дома.

Я подошла к камину, погладила разлегшуюся там кошку. Мою ласку она приняла милостиво. И вернулась к Алиции.

– Ну, давай рассуждать. Предположим, Зенончик пытался добраться до мешка с чулками. Споткнулся о провод, вырвал его из розетки и отключил морозильник. До мешка так и не смог добраться. И что потом? Пришел снова, вчера, и спустил воду в сортире?

На Зенончика это похоже…

– Но ведь не мог же он прийти и ничего не съесть. Ты не обратила внимания на недостачу продуктов?

Пожав плечами, Алиция решила собрать посуду со стола в гостиной, и мы перебрались за стол в кухне. Я приготовила себе наконец чай, кофе уже надоел, уселась и продолжила нить рассуждений:

– Если предположить, что в твоем доме чего-то ищут, Падальский сразу приходит в голову. Вот он, как думаешь, что он конкретно мог у тебя искать?

Сидя над чашкой кофе, та равнодушно отозвалась:

– А чего ему искать? У меня же ничего нет.

Вот, она всегда такая. Теперь уже я раздраженно пожала плечами. От нее никогда ничего не добьешься. Помню, как-то потеряла две тысячи долларов и обнаружила их только года через четыре. В связке с макулатурой. А шахматы…

– А шахматы? – напомнила я ей.

– О шахматах никто не мог знать. И я бы не знала, если бы не твое с Маженой глупое упорство составлять каталог.

– Ты не знала, но кто-то мог знать. Сама ведь говорила, ими пользовались, когда-то играли, кто-то мог рассказать внукам, кто-то признаться на смертном одре… Смотри, выстраивается цепочка. Дурацкий журнал, в котором написано о пропавших драгоценностях… Падальский… шахматы, может, тоже потерявшиеся… Он здесь что-то ищет…

– Через Зенончика?

– Пока мы этого со всей достоверностью не знаем. В дом мог забраться любой, двери в этом доме редко когда запирают.

Бросив на меня злой взгляд, Алиция пожала плечами:

– Уж теперь я их наверняка не запру.

Так разговаривать можно годами и не прийти ни к чему конкретному. И мы решили лучше отправиться спать, не ожидая возвращения молодых людей. Ни я, ни Алиция не надеялись на их скорое возвращение, а сидеть и ждать демонстративно – глупо и невежливо. Пусть даже их чувства и не похвальные, но все равно интимные, их личное дело.

– В конце концов, они взрослые люди, – отправляясь в свою комнату, говорила Алиция, – и знают, что делают. Разве что тебе Эва глаза выцарапает, а вот насчет Юлиана, мужа Беаты, ничего не скажу, я его совсем не знаю.

И я решила, на всякий случай, по возвращении всячески избегать встреч с женой Павла, а Юлиана я тоже не знала.

***

Мощный рев окаянного туалета вырвал меня из объятий первого сна, и сразу же после того послышался отчетливый грохот где-то в недрах дома. Значит, Павел с Беатой вернулись, кто-то воспользовался туалетом, позабыв о его акустике, автоматически спустил воду в туалете, а это, видимо, переполошило кошек, отсюда и непонятный грохот где-то в доме. Кошки запросто могли уронить тяжелые вещи.

Перед сном мы дом оставили незапертым. Совсем! Входную дверь только притворили, не закрывая, дверь на террасу осталась стоять нараспашку, двери в мастерской и там же окно прикрыты наполовину, чтобы кошки могли свободно забраться куда хотят, а Павел с Беатой – свободно передвигаться по дому. Свободу передвижения получал и возможный незваный гость.

Я лежала и думала, вставать ли, пока не услышала голоса в кухне. Любопытство преодолело лень, и я встала, набросив халат.

Алиция уже зажгла свет во всем доме. Беата была в гостиной, Павел в кухне. Пунцовый от смущения, он молил хозяйку простить его. Сам не знает, как ошибся… то есть… забыл… и о реве бачка вспомнил лишь в тот момент, когда уже потянул за проклятый спуск. Даже руку отдернул, да уже было поздно. Тоже очень смущенная Беата утверждала, что непонятный грохот донесся из ателье, это она отчетливо слышала.