Текст книги "Крокодил из страны Шарлотты"

Автор книги: Иоанна Хмелевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Видите ли, меня сбил с толку порошок, которым вы все обсыпали. Ну этот, для отпечатков пальцев. О свечах и подозрительной чашке я уже сказала, а еще мне кажется, Алицию на диван положили. Сама она никогда в такой позе не спала – говорила, что на спине ее мучают кошмары. Письменный стол мне тоже не нравится, с него вполне могло что-то пропасть. Вчера порядка было больше. Кстати, во сколько точно ее убили? Если, конечно, не секрет…

– Между часом и тремя ночи.

– И он смог в такое время войти? Ведь привратник на ночь подъезд закрывает!

– Мы все проверим. Больше ничего не добавите?

Я глубоко и вполне искренне задумалась, поскольку сама понимала, что из моих ответов каши не сваришь. Увы, на ум приходило как раз то, о чем следовало хранить гробовое молчание.

– Сдаюсь, выдохлась. В голове хоть шаром покати.

– Тогда, чтобы совсем вас не уморить, на сегодня закруглимся. Постарайтесь припомнить все, что может иметь отношение к этой истории – здесь и в Дании. Даже самые незначительные детали. Вдруг какая-нибудь окажется важной.

– Меня вызовут или самой явиться? – спросила я, с облегчением срываясь с места.

– Посмотрим. Наверняка вы еще понадобитесь, а если что вспомните, звоните сразу же. Прошу передать от меня привет пану прокурору.

– Вы знакомы? – удивилась я. Майор слегка усмехнулся.

– Мы знаем друг друга еще с тех времен, когда он работал в следственном управлении. Даже вместе вели одно дело. Я очень его ценю.

– Спасибо, с удовольствием передам.

«Только этого мне не хватало», – мрачно подумала я, стараясь изобразить приличествующую моменту прощания любезную мину. По-моему, старания мои успехом не увенчались, ну и пусть. Хотелось одного – поскорее скрыться с его глаз! Странно, но допрашивал он меня по верхам – не давил, не влезал в подробности, не задерживал. Ох, не к добру!

– Позволь спросить, где тебя носило? – напустился на меня Дьявол.

Только переступив родимый порог, я почувствовала, до какой степени устала – смертельно, до полного отупения. Даже ужас и отчаяние куда-то отступили. Привалившись к двери, я смотрела на Дьявола с тоской: пытка еще не кончена, теперь вот и с ним играй в прятки.

Дьявол… Уже три года несла я этот свой крест, с тех пор как связало нас приснопамятное убийство в моей конторе – злосчастный плод моего воображения, обернувшийся убийством взаправдашним.

В тяжкой битве, с переменным успехом идущей между нами на личной почве, его укрепляла духом нечистая сила, ну а меня… меня уж и не знаю что. Может, милосердное провидение, оно-то и остепенило меня, подвигло на жизнь праведную. Всякая надобность во вранье отпала сама собой, что при моей врожденной, прямо-таки патологической откровенности оказалось мне на руку, заодно не позволило приобрести в завиральном деле сноровку. Зато Дьявол благодаря этому имел возможность досконально ознакомиться с моей биографией… Н-да, получается, зря я считала, что провидение ко мне благосклонно…

– Алиция умерла, – тихо сказала я.

– Что?!

– Алицию убили.

Дьявол смерил меня пронзительным взглядом, точно прикидывал, что же такого я успела, будучи в нетях, натворить, чтобы прикрываться столь дикой чушью.

– Что ты несешь? – подозрительно спросил он. – Это шутка?

– А ты как думаешь?

Он снова воззрился на меня испытующе. Наверно, вид у меня был не подходящий для шуток, потому что тень подозрения мигом слетела с его лица и он вскочил с дивана.

– О боже! Скорей присядь, а то грохнешься. Сейчас принесу тебе чаю. Алиция убита? Когда? Кем?

– Не знаю. Вроде бы между часом и тремя ночи. Тебе привет от майора.

– Спасибо, – машинально кивнул он. – Не понимаю, ведь она ночью звонила тебе. Ты с ней говорила! С убитой?

Господи! Где мне взять сил, чтобы заново выдержать жуткое напряжение последних часов? Так он слышал?

– Что-о? – простонала я. – Ведь ты спал!

– Значит, проснулся. Погоди, заварю тебе чаю. Как быть, соврать, что звонила не Алиция, а какой-то забулдыга? Бесполезно!

Может он мне помочь? Со своим чутьем и талантом – наверняка. Чего только не распутывал на моих глазах, такие головоломки, где сам черт ногу сломит! Распутал бы и эту, я-то даже не вижу, как к ней подступиться.

Могу ли я ему все рассказать? Исключено, ни в коем случае. Если вдруг всплывет, что он узнал от меня какие-то сведения и скрыл, карьере его конец. Что бы я сейчас ни сказала, он побежит докладывать в милицию. С таким же успехом я могу открыться и самому майору. В моем положении, а я себе не враг, остается одно: молчать как рыба и притворяться дурочкой. И так уж, наверно, наболтала лишнего…

Дьявол вернулся с чаем и потребовал полного отчета. Вид у него взволнованный, что случалось с ним крайне редко. Надо признать, еще никогда в жизни не рассказывала я так глупо и бестолково, а ведь отчитывалась не перед кем-нибудь – перед профессиональным прокурором, да еще знающим меня как свои пять пальцев! Ну не пять, ну четыре…

Дьявол слушал молча и на редкость внимательно. В измученной моей голове зашевелилась смутная тревога. Уж очень он напоминал сейчас майора, тот с таким же вот самозабвением вслушивался в мой бессвязный лепет.

Я закончила, а он все молчал. Наконец изволил подать голос:

– Ты чего-то недоговариваешь. Интересно, только мне или майору тоже? Зачем Алиция тебе звонила?

– С чего ты взял, что это была она? – попыталась я уклониться от ответа.

– Не знаю, может, ты Алицией называла для конспирации какого-то своего хахаля. Хотя… ведь ты же думала, что я сплю…

– А тебе и полагалось спать, – возмущенно вылетело у меня. – Все у тебя не как у людей.

Под задумчивым взглядом Дьявола тревога в моей душе перерастала в панику, скрывать ее уже почти не удавалось.

– Может, хватит?

– Что «хватит»?

– Темнить. Предупреждаю, если тебя упекут за ложные показания, на мою помощь не надейся. Я умываю руки.

Уж этого он мог бы и не говорить, кто-кто, а он бы все вверх дном перевернул, чтобы меня вызволить, окажись я в застенке за ложные показания или за что-то другое. Испугалась я вовсе не его угрозы.

– Какие еще ложные показания, у тебя уже просто мания. На профессиональной почве.

– Зачем Алиция тебе звонила?

Ну как тут не спятить! Не затем я отделалась от одного допроса, вырвалась из лап майора, чтобы попасть в другие, куда более цепкие. Насколько труднее врать человеку, который знает нас обеих! Похоже, век не видать мне покоя!

– Не знаю. Не помню.

– Помнишь. Зачем Алиция тебе звонила?

– Отстань. Хотела встряхнуться. Работала, одолел ее сон, вот и решила поднять тонус. Разговоры со мной, сам знаешь, способствуют повышению тонуса.

– Особенно у будущих жертв, – уточнил Дьявол и взмолился: – Иоанна, хватит валять дурака. Дело чертовски скверное. Мне твой характер известен, небось вбила себе в голову, что сама найдешь убийцу или что-то в этом духе. Поверь, ничего у тебя не выйдет. Влипнешь в историю, а я заодно с тобой. Лучше скажи, зачем она тебе звонила – ночью, перед самой смертью?

Его слова насторожили меня. Откуда он знает, что дело чертовски скверное?

– Ну что ты пристал, как репей! Может, она хотела скоротать остаток жизни в приятном разговоре и выбрала, естественно, меня. Лучше скажи, во сколько это было, если случайно помнишь.

– Случайно помню. В двадцать минут второго. Сдается мне, за этим звонком многое кроется. Честно тебя предупреждаю – если майор решит со мной побеседовать, я ему все расскажу. А ты признаешься, зачем она тебе звонила.

– Как бы не так! Я откажусь давать показания.

– Учти, за это сажают.

– Ох, испугалась! Меня сажать не за что. Ты же и подтвердишь, что я храпела у тебя под боком.

– Это не исключает подозрения в соучастии. Замалчивая правду, ты покрываешь убийцу.

– Спятил? Во-первых, кончай пороть ерунду, а во-вторых, сам же говорил – ни за что ни про что не сажают, а то придется потом выпускать, да еще извиняться. Большой прокол для прокурорской репутации.

– Слишком я с тобой откровенничал, – буркнул Дьявол. – А зря. Теперь рядом с тобой чувствую себя идиотом.

– Взаимно.

– И вообще чересчур много ты знаешь.

– Велика беда! – фыркнула я и осеклась: то же самое Алиция говорила о себе!..

Нет, так дело не пойдет, нужно все до мелочей обдумать. И как можно скорее, а то я, кажется, доболтаюсь. При всем своем старании не могу скрыть, что знаю больше, чем пытаюсь показать, а Дьявол ведь не слепой. Эх, посоветоваться бы, обсудить, переложить эту ношу на его плечи… Райское блаженство! Увы, рай не для меня, мой интеллект обречен на адские муки!

– Душа моя, заклинаю, уймись наконец! – запросила я пощады. – Там майор, здесь ты – не многовато ли на бедную мою голову? Дай опомниться, а то я сейчас рехнусь и сама себя начну подозревать черт-те в чем. Или ты сей момент отстанешь от меня, или я сбегу из дому!

Наконец он хоть ненадолго от меня отцепился. Даже скрылся с глаз долой в ванную. Под шум воды я с облегчением перевела дух, закурила и стала прикидывать что и как.

Где начало всей этой кошмарной истории, завершившейся убийством? Не знаю. Видимо, теряется во мраке прошлого. Уходит в глубь тех времен, о которых Алиция неохотно говорила и неохотно вспоминала, хотя для нее они были светлым, счастливым пятном в ее жизни. Это были годы великой, беззаветной любви к человеку, который того не стоил.

Мы с нею тогда еще не знали друг друга, но о ее романе я впоследствии наслышалась достаточно, чтобы иметь представление. Он был женат, но это еще полбеды, беда в том, что он оказался агентом иностранной разведки. Алиция, блестяще знавшая немецкий язык, познакомилась с ним, когда он служил культурным атташе в одном из западных посольств, и очень долго не догадывалась о внештатной деятельности своего возлюбленного. Не знала она и о жене – факт ее существования скрывался не менее тщательно. Обе тайны всплыли на свет божий одновременно, в обстоятельствах весьма драматичных, атташе поспешно отозвали, а Алицию ждали крупные неприятности. Вдобавок ко всему выяснилось, что великая эта любовь не совсем взаимна, возлюбленный добивался не столько ее сердца, сколько сотрудничества. В последнем она категорически отказала, сердцем вроде бы тоже охладела, но у меня создалось впечатление, что остатки былой симпатии все-таки еще теплились в ее душе. Окончательно порвать с ним всякие связи она так и не решилась. Разными путями и через разных лиц передавал он ей пылкие приветы, пытался объясниться, оправдывался, даже упоминал о разводе, а Алицию от каждой невинной весточки, от каждого привета бросало в дрожь, потому как меньше всего на свете ей хотелось оказаться за решеткой, да еще в роли врага Родины. Через несколько лет подозрения с нее сняли, вернули выездной паспорт, но от своих страхов она так и не избавилась, обжегшись на молоке, дула на воду.

Кто знает, не было ли для такой осторожности своих причин? В том посольстве у нее оставалось множество знакомых, постоянно кто-то ехал туда, кто-то обратно, постоянно вертелись возле нее люди, лично знавшие того субъекта, и, чем черт не шутит, возможно, даже его преемники по внештатной деятельности. Вдруг она случайно соприкоснулась с чем-то нелегальным? Скажем, вопреки ее воле до нее дошла какая-то информация… Кстати, судя по тому нашему разговору, таки дошла.

Копенгаген. В Копенгагене тоже полно посольств и всяких людей из той страны. Алиция получала массу писем на самых разных языках. Я их не читала, но допускаю, что письма могли приходить как от родных, писавших о гриппе племянника, так и от того субъекта, и в них он, скажем, доверительно сообщал, что собирается выведать кое-какие секреты государства, политическая система которого ему несимпатична. А у Алиции характер был…

А у Алиции характер был аполитичный, вне времени и пространства, не признающий никаких границ… Для нее существовал только один критерий: порядочный это человек или дрянь. Остальное – статус, идейные взгляды – не имело значения. Но и тут кое-какие вещи казались ей несовместимыми с порядочностью, среди них и шпионаж – на любом уровне, в любом его проявлении. Алиции одинаково были противны что ябеда в яслях, что ас международной разведки. Подняться в атаку на танки со штыком – это пожалуйста, это она понимала, другое дело – заниматься чем-нибудь скрытно, хотя бы из чувства патриотизма.

Зато ни за какие сокровища она бы не выдала сведений, доверенных ей по секрету. Ближайшей подруге не открыла бы глаза на мужа, если бы тот исповедался перед нею в супружеской измене. Любимому человеку не сказала бы, что контрразведка его засекла, получи она эту информацию конфиденциально.

Рано или поздно, тем или иным путем в ее руках скопилась чересчур богатая информация. Наверняка она понимала, какими это для нее чревато последствиями. Ну и в согласии со своим характером пыталась сама решить, как ей поступить с опасной информацией, никого при этом не подставляя. Результат оказался не тот, на который она рассчитывала…

И вот теперь мне доверено распутать – распутать, а не разрубить! – этот гордиев узел…

В последнюю минуту она успела подсказать, где найти концы. Есть и еще один наказ: ни в коем случае не подпускать к частным ее делам посторонних, так что разбираться нужно самой, привлекая других лишь в случае крайней необходимости.

Но и это, к несчастью, не все…

Сколько я ни гнала от себя ужасную догадку, пришлось взглянуть в лицо фактам. Своими собственными, матушкой-природой дарованными глазами я видела, что Алицией интересовался тип с перебитым носом. А с этим типом, чего уж вилять, у меня тоже кое-что связано!

«Я боюсь за тебя…» Так сказала Алиция, а она-то знала, что говорит. Я пропустила ее слова мимо ушей, пропустила с непростительным легкомыслием, объяснимым разве что внезапным затмением ума. Теперь затмение это прошло, и я за себя боялась, боялась панически.

Предположим, Алицией интересовался не только агент иностранной разведки, которого она на свое горе вспугнула. Одной лишь мне ясно, что Алиция со шпионажем не могла иметь ничего общего, я чересчур хорошо изучила ее нрав, взгляды, ее железные принципы.

Не мытьем, так катаньем, не в лоб, так по лбу… С тем же успехом и наша госбезопасность могла решить, что Алиция для нее опасна. Зная слишком много, она могла неожиданно спутать им карты, предупредить кого не следует, вступить, наконец, с этим человеком в сговор… Если наши органы видели в ней врага, то, конечно, глаз с нее не спускали. Не исключено, что ее считали причастной к шпионажу, но не арестовывали, чтобы выйти на других. Контрразведка, в конце концов, не всеведущий святой дух, а значит, к этим другим вполне могла причислить и меня…

Так что же получается? Я вроде бы тоже теперь знаю слишком много. Если всесильная госбезопасность интересовалась Алицией, что вполне вероятно, то заинтересуется теперь и мною. Я бы и сама заинтересовалась. Ох, еще накличу беду! Кто бы ни убил Алицию, кто бы ни приложил к этому руку, сейчас он наверняка сориентировался, что я знаю слишком много. Возможно, все действующие лица даже преувеличивают мою осведомленность. Мне же любой интерес к моей скромной особе совсем ни к чему. Всякие там разведки бьются в кровавой схватке, а на поле битвы оказывается очередная невинная жертва, сначала Алиция, потом я… Завидная перспектива!

Но выйти сухой из воды будет нелегко, тут ведь еще путается под ногами этот урод с перебитым носом…

Что же остается в результате? Только одно: заставить всех поверить, что я ничегошеньки не знаю!

Значит, так. Я недоразвитая дура, тупица, святая простота, склеротичка и кто там еще, ничего не знаю, не видела, не слышала. И вообще не понимаю, чего от меня хотят. А теперь подведем итоги и сделаем практические выводы.

Алицию убили. Таков главный факт, не подлежащий сомнению. Завещание, нацарапанное на стене, велит мне разыскать в Копенгагене конверт. Понятия не имею, что в нем, может, сведения об убийце, а может, чужое послание, которое она не успела передать кому следует, – помнится, был у нас такой разговор. Пока остается только гадать, выясню на месте. Но когда еще я туда доберусь, надо бы, не теряя времени, кое в чем и здесь разобраться.

В дверной косяк был встроен микрофон. Дело нехитрое, тут особого ума не надо. Взяли и установили такую штуковину при ремонте квартиры. Не торчала же хозяйка неотлучно у маляров за спиной. Под косяком должен сохраниться след проводки, надо бы косяк отодрать и проверить, куда она ведет. Но вероятней всего, использовался не магнитофон, а радиосвязь, ведь не любители же участвовали в преступлении. В косяке спрятали передатчик, а приемник можно установить где угодно, да хоть в автомобиле. А там уж пиши себе на пленку сколько влезет. Наверняка замешан кто-то из шабашников, маляр либо подручный, нужно выяснить. Интересно как?

О том, что у нее кто-то есть, она сказала мне на лестнице. Убийца, конечно, не слышал. Явился к ней в гости, с какой-то целью напугал – и ушел. Не нравятся мне эти свечи. Ох как не нравятся!..

Похоже, горели они часа три. Так, прикинем… Я вышла от нее в девять с минутами. Она позвонила мне в двадцать минут второго. Итого четыре часа. За сколько времени можно нацарапать надпись? Скажем, за четверть часа, на штукатурке это делается легко, но надо ведь и обдумать. И не бросилась же она к стене сразу, как только гость вышел, значит, кладем на все про все полчаса. Нет, при госте так раскромсать свечи не хватило бы времени, это точно. Разве что над ними потом, после звонка, потрудились.

Смерть наступила, по заключению врача, самое позднее в три часа. Итак, от звонка до убийства имеем один час сорок минут. Меньше, она ведь успела заснуть. Но даже если на действо со свечами оставалось лишь полчаса, не исключено, что это ее рук дело… как не исключено и другое – это мог сделать убийца. А мне позарез надо знать точно, я ведь даже не представляю, какой величины та штуковина, которую Алиция хотела им отдать, и спрячешь ли ее, допустим, в свече? Кстати, убийце такая мысль тоже могла прийти в голову…

Пока я прикидывала, что ему могло прийти в голову, а что нет, что он знал, а чего не знал, что было в свечах на том месте, где полагалось быть обыкновенному добропорядочному фитилю, у меня ум за разум зашел. Пришлось отключиться от свечной проблемы, а то перебирать бы мне все версии с раскромсанными огарками до конца своих бренных дней. Отключилась я на мысли, что свечи могут означать многое и даже более того. А именно: к Алиции приходил кто-то из близких знакомых, таких, кого потчуют кофеем и прочим, привечают по-старосветски, со свечами, – словом кто-то, перед кем Алиция притворялась, что ничего такого за ним не знает, хотя он был из тех людей, о которых она знала чересчур много. Близкий знакомый! Так, может, я тоже его знаю?..

Гость посидел, напугал ее, подмешал снотворного в еду или питье и пошел себе к чертовой матери. Потом, когда она уже спала, вернулся, вытащил микрофон, прочел запись на стене и сполоснул чашку, из которой пил. Ну конечно, как же до меня не дошло сразу – он ее сполоснул, чтобы не оставлять после себя следов! Стало быть, одна я знаю, что он побывал там дважды, майор может только строить догадки по свечам, о боже, отцеплюсь я наконец от этих огарков?

Ну да, ему пришлось помыть чашку, всего остального он, возможно, и не касался, и только потом надел перчатки, ведь не в перчатках же он угощался кофе!

Неплохо – кажется, ход событий я нащупала правильно. По-другому они не укладываются. Но это пока что капля в море.

Следили за нею, ездили. Кто? Да очень просто – либо те, либо другие. И те и другие интересовались, с кем Алиция встречается, с кем разговаривает и не делится ли, упаси господи, своей информацией. Преступники к тому же догадывались, что в руки к ней попало что-то весьма нежелательное, и стали за этой штуковиной охотиться. С другой стороны, – прискорбно, но факт – чувствуется почерк наших родимых органов, для которых такая упорная слежка, конечно же, сподручнее.

А тип в синем «опеле»? Боже милосердный! Ошибки быть не может, я видела его в Копенгагене, помню даже где и когда, такое не забывается. Выходит, все это непостижимым образом связано с тамошним моим приключением. Здесь он, значит, увязался за Алицией… А что если у меня дома тоже вмонтирован микрофон?!

У меня прямо чуть волосы на голове не зашевелились, но впадать сейчас в панику было бы непозволительной роскошью. Прежде всего надо трезво обдумать, понял ли убийца завещание. Допустим, понял. Тогда мог ли он с такой же легкостью вычислить место? Исключено. Считанные люди знают прачечную на площади Святой Анны, тем более что это не совсем прачечная. А главное – от нее имеется всего два ключа, один у меня и второй у хозяина, а уж он-то вне всяких подозрений. Уж если родственник датского короля – участник шпионской аферы, тогда я – английская королева!

А подделать ключ к прачечной в старинном аристократическом особняке – дело, надо сказать, нешуточное. После девяти вечера туда не попасть даже друзьям хозяина, который, кстати, доводился Алиции другом.

Но днем, положим, войти можно. С помощью отмычки… или чего-нибудь такого.

В голове у меня воцарился дикий ералаш, казалось, легкое помешательство либо, на худой конец, мания преследования мне гарантированы. Некий тип в маске на моих глазах стал отпирать одну за другой двери и наконец вытащил из кофра конверт. Нет, только не это! Надо ему помешать! Как мне, черт побери, попасть в Копенгаген?!

– Ну и что ты надумала? – прозвучал голос Дьявола. Как гром среди ясного неба! У меня чуть сердце не разорвалось. Он, оказывается, просидел все это время в комнате, усердно за мной наблюдая. Такой блеск в глазах, насколько я его изучила, мог быть вызван лишь двумя причинами: интересом к какой-нибудь красотке или сенсационным открытием в следственных его делах. Интерес к красотке в данный момент отпадал, тогда что же он, глядючи на меня, открыл? Надеюсь, я не говорила сама с собой?

– Показания давать отказываюсь, – отрезала я. – Все сходится на том, что это я ее убила, а ты был моим сообщником…

Майор вызвал меня на следующий же день. К счастью, лишь к трем часам, так что удалось переделать массу дел. В паспортном бюро я разузнала, что если буду совсем уж настырной, то смогу выехать без приглашения. Подала заявление, приложила справку о легальной сумме валюты и заполнила прошение о визе в датское посольство. Оставалось лишь набраться терпения и ждать.

Потом, вконец выдохшись, отправилась к майору.

– Вы именно та особа, с которой убитая в последнее время больше всего общалась, – объявил он, с нескрываемым интересом глядя на меня. Небось примеривался, какими такими клещами вытащить из меня правду – бедняге и в страшном сне не могло присниться, чего это будет ему стоить.

– Вы знаете о ее делах – во всяком случае, должны знать – больше, чем кто-либо другой. Пожалуйста, перескажите в подробностях весь ваш разговор у нее на квартире. Буквально все, что помните.

Я, конечно, помнила весь разговор, слово в слово, но разрази меня гром, если бы смогла вспомнить, как переврала его вчера майору. Вдобавок вопрос наводил на мысль, что микрофоном пользовалась все-таки не иностранная разведка… Как бы там ни было, пришлось врать дальше. Поначалу майор стал выпытывать, почему Алиция нервничала…

– Неужели вы не обсуждали причину? Не упоминала она, к примеру, что кого-то боится? Что у нее есть враг?

– Клянусь, не знаю ничего о врагах. Почему нервничает, тоже не говорила. Я велела ей пить мое лекарство, сказала, что помогает и что сама выпила почти полную бутыль.

– Какое еще лекарство?

– Бесподобное! Мне его когда-то прописал один врач, он долго трудился над его составом – чтобы действовало как успокоительное и вместе с тем не притупляло мозги, не усыпляло. Я периодически возобновляю рецепт. Потрясающее пойло! Не знаю, из чего сделано, но пакость редкостная, столь же мерзкое на вкус, сколь и целебное. Вот только быстро прокисает. Пару дней тому назад я дала Алиции целую бутыль. Да, забыла – оно без побочных эффектов.

– И впрямь волшебный эликсир. Так, значит, ваша подруга в последнее время нервничала?

Про тот день, когда Алиция меня навестила, я и не собиралась скрывать. С какой стати? Мы с ней провели время вполне невинно, за игрой в бридж.

– Ага, – в раздумье протянул майор. – А в последнюю ночь она звонила вам, чтобы еще раз пожаловаться на нервы?

– Ага, – в тон ему ответила я. – Вижу, вы уже пообщались с дражайшим моим господином и повелителем? Поражаюсь его чуткому сну. Да, было такое дело, звонила – расстроенная. Думала, вдруг я еще не сплю. О чем говорила, увы, не помню.

– Совсем ничего не помните? Может, все же словечко-другое отложилось в памяти? К примеру, она сказала что-то странное, озадачивающее?

– Да нет. Ерунду порола. Я даже подумала, не пропустила ли она чего для настроения, и удивилась – у нее ведь была срочная работа. Она ответила, что весь вечер просидела не разгибая спины и решила отвлечься.

– Почему вы не сообщили о звонке сразу? Это же в какой-то степени уточняет время убийства.

– Совсем из головы вылетело. Да и не знала я, когда она мне звонила.

– А теперь знаете?

– Вроде бы в двадцать минут второго.

– Ну хорошо. Вы говорили, что ваша подруга собиралась замуж за иностранца. А как же пан Барский?

Я в изумлении уставилась на майора – пана Барского я совсем упустила из виду. В голову не пришло, что его первого пристегнут к делу! Не хватает еще, чтобы они вцепились в этого невинного агнца!

– Да никак. Он уже давно смирился! Благороднейший человек, джентльмен до мозга костей! Ни слова упрека не высказал, да и вообще воспринял ее решение на удивление спокойно.

– Вы уверены? Пан Барский горячо симпатизировал пани Хансен и, похоже, ждал ее возвращения с большой надеждой…

Кто ему наболтал? Дьявол не мог, он разбирается в ситуации. Ох уж эти родственнички…

– Какое-то время ждал. Но потом, по-моему, сориентировался, что к чему. Алиция деликатно объяснилась с ним по телефону, я знаю с ее слов. После ее возвращения они все обсудили и остались друзьями. Короче говоря, он оказался на высоте.

– И тем не менее пан Барский остался ей верен, частенько навещал, прогуливался под окнами.

Черт бы побрал этого Збышека с его романтическими заскоками! Так оно и было, он действительно смирился с утратой Алиции, но на правах преданного до гроба воздыхателя. Посылал ей цветы, прогуливался, если позволяла погода, под окнами, оказывал самые разные услуги – тактично, неназойливо, как верный друг. Вероятно, утешал себя тем, что из них двоих прискорбное непостоянство чувств проявила Алиция, и посему в глубине души ощущал себя рыцарем печального образа. На беду, он слыл человеком чересчур ранимым, склонным к непредсказуемым поступкам, и мы с Алицией, честно говоря, не были уверены в свое время в его реакции. Беспокоились мы зря, все обошлось, но наши знакомые до сих пор ожидали, что Збышек возьмет да и выкинет какой-нибудь фортель. Ну как тут обойтись без пикантных пересудов?

– Мало ли что! – решительно отрезала я. – Пана Барского советую в расчет не принимать. Если он собирался ее убить, то сделал бы это еще полгода назад.

– Не знаю, в курсе ли вы, но у пана Барского на тот вечер нет алиби. У нас имеются все основания полагать, что именно он приходил к пани Хансен после вашего ухода.

Если майор хотел сбить меня с толку, то мог себя поздравить. В моей версии убийства Збышеку не было места! Не Збышек же накормил ее снотворным! А если и побывал у нее, то когда?

– Не понимаю, – вырвалось у меня. – Вы уверены?

– А почему бы и нет? Принимала его при свечах… Ну не говорить же ему, что убийца заходил к Алиции дважды. А если и скажу, то чем это поможет Збышеку? Как быть? Я тупо уставилась на майора.

– Вас что-то смущает? – проницательно спросил он.

– Не понимаю, – беспомощно повторила я. – Если бы Збышек заходил, она бы не звонила. И вообще…

– Расскажите о пане Барском. О его характере, занятиях.

После двадцатиминутной экзаменовки майор знал о Збышеке больше, чем я сама. Наконец-то можно было держаться правды – к счастью, ничего плохого я о нем не слышала, во всяком случае такого, что могло бы ему навредить. Блаженны не кривящие душой!

– Можно мне тоже задать вопрос? – робко заикнулась я, покончив со Збышеком.

– Пожалуйста.

– Наверняка вы уже допросили привратника и всех соседей. Кто ее навещал поздно вечером?

– В том-то и дело, что Барский.

– Не может быть! Барский вышел от нее в час двадцать?!

– Нет, раньше. Но потом наведался еще раз, точное время его ухода не установлено. А почему вас это удивляет?

Удивляет! Не то слово. Меня чуть удар не хватил. Получается, Збышек в тот вечер вел себя так, как повел бы себя убийца! Черт его дернул! Но при чем тут Збышек, не он же вмонтировал микрофон в ее квартире, не он следил за нею, да и к конверту в копенгагенском кофре он никакого отношения не имеет! Нет, исключено! Какое-то кошмарное стечение обстоятельств!

– Может, вам еще что-нибудь вспомнится? – любезно поощрил меня майор. – Какая-нибудь деталь, которая сняла бы с пана Барского подозрения?

– Больше ничего не помню, – вяло и, боюсь, не очень убедительно промямлила я. – Но все это очень странно, не вижу никакого смысла…

Майор еще немного меня помытарил и наконец отпустил с миром.

– Вероятно, скоро снова свидимся, – ласково сказал он. – А пока все хорошенько обдумайте.

Мог бы мне и не советовать, я только этим и занималась всю дорогу, да так увлеченно, что лишь за Южным вокзалом спохватилась, что заехала не туда. Странное поведение Збышека довело меня почти до нервного расстройства. Я развернулась, но поехала не домой, а погнала машину прямиком к нему.

Застала я его в невменяемом состоянии.

– Пан Збышек, что вы такого натворили?!

– Пани Иоанна, вы себе не представляете!.. Столкнувшись в дверях, мы наперебой запричитали, а потом долго еще не могли договориться, кто первым должен высказаться, – каждый любезно уступал свою очередь. Наконец Збышек сдался.

– Пани Иоанна, можете себе представить? Они дают мне понять, что подозревают в убийстве Алиции! Сегодня вызывали в милицию, а я только сегодня узнал, Галина мне позвонила. Боже, какой ужас! Чудовищно! Не могу себе простить, что не зашел туда! Ох, извините, присаживайтесь, я совсем голову потерял. Чего-нибудь выпить? Ужасно, немыслимо!

– Не представляю… ничего не надо… я за рулем, куда вы не зашли?! – выпалила я, плюхнувшись в кресло.

Збышек скрылся за кухонной дверью и вскоре вернулся с запотевшим сифоном и бутылкой виски.

– Простите? Вы что-то сказали?

Пока я соображала, что именно повторить в первую очередь, Збышек уже налил. Я вспомнила, что в водительских правилах что-то говорится о двадцати пяти граммах.