Текст книги "Крокодил из страны Шарлотты"
Автор книги: Иоанна Хмелевская
Жанр:
Иронические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Иоанна Хмелевская
Крокодил из страны Шарлотты
На первых порах, сразу по возвращении, я ничего за ней особенного не заметила. Алиция была прежней Алицией – такая же безалаберная и рассеянная, такая же душевная и отзывчивая, как всегда по уши в делах. А у меня и своих хватало: хотелось обойти всех друзей и знакомых – шутка ли, год не виделись, – хотелось отогреться в домашнем кругу, благо домочадцы успели по мне истосковаться, так что вникать в дела Алиции я не стала, да и зачем? Правда, меня несколько озадачило ее наплевательское отношение к будущему своему замужеству, оно у нее все откладывалось из-за каких-то там помех, теряясь в туманной перспективе. А может, решила я, она просто передумала, может, проволочки ей даже на руку, насколько я Алицию знаю, узы брака никогда не казались ей такими уж желанными. Да и новости, которые я привезла на этот счет, были не слишком хорошими, меня они даже сбивали с толку: похоже, что Гуннара одолели сомнения, – но Алиция слушала меня вполуха. Казалось, мысли ее заняты совсем другим.
И только недели через две она слегка приоткрыла завесу молчания. Навестила меня впервые после приезда, любовалась в ванной заграничным моим приобретением – потрясным новеньким унитазом. Красавчик идеально вписывался в пастельную гамму интерьера, и Алиция одобрила мой вкус, – правда, присоветовала подыскать к такой сантехнике еще и хорошего столяра, ничуть меня своим советом не озадачив, потому как было ясно, что имеется в виду водопроводчик.
– Нервы у меня, – без всякого перехода объявила она, рассеянно созерцая салатовую, сверкающую девственной свежестью эмаль.
– Что-нибудь случилось? – поинтересовалась я, пытаясь отвлечься от дум об умывальнике – эх, надо было в пару к унитазу и его купить, почему я не купила?
Алиция отвела взгляд от сантехники и, явно стараясь замять разговор, изобразила беззаботный смех. Выглядело это так, будто она рычит, брезгливо на кого-то ощерясь. Потом вся как-то поникла и вздохнула.
– Кстати, у тебя еще осталась твоя успокоительная микстура? Вдруг это именно то, что мне надо?
– Еще есть. Могу дать целую бутыль, у меня их две. Все равно прокиснет, последнее время я ее не употребляю, не до нервов.
Микстура стояла тут же, в аптечке. Алиция вытащила пробку, понюхала и с отчаянной решимостью хлебнула прямо из горлышка. Поставив не глядя бутыль на умывальник, она сразу про нее забыла, судорожно потянувшись за стаканом воды.
– Да, редкостная гадость, – выдохнула она.
– Положи к себе в сумку, а то ведь оставишь, – сказала я и, плотно закупорив, для верности сама засунула микстуру в нейлоновую косметичку, а ту – в сумку, нисколько не подозревая, что делаю это себе на погибель.
– Так что у тебя все-таки с нервами? – не удержалась я от расспросов, когда мы вернулись в комнату.
Кроме нас двоих, дома никого не было: Дьявол, отрада моего сердца, поехал за четвертым партнером для бриджа. С минуты на минуту они могли появиться. Алиция закурила сигарету, бросила спичку в кофейную чашку и мрачно уставилась в окно.
– Я боюсь, – сквозь зубы процедила она.
– Чего?!
– Не знаю. Трудно сказать. Лезут в голову всякие бредни. Нервы, видно, расшатались.
– Может, у тебя депрессия?
– Депрессия? Да вроде нет. Не замечала.
– Тогда в чем дело? Какие-нибудь неприятности? Денег нет?
– Деньги есть, неприятностей нету. Просто нервничаю.
– Из-за свадьбы? – подумав, неуверенно предположила я.
– Чьей свадьбы? – оживилась Алиция.
– О господи, твоей!
– А-а, моей. Нет, с какой стати? Я ведь пока еще замуж не выхожу. Не знаю, возможно, я все преувеличиваю.
– Наверняка преувеличиваешь. Человек всегда, когда нервничает, преувеличивает, а оттого еще больше нервничает, глядишь – и попал в порочный круг. Попробуй расписать нынешнюю ситуацию на бумаге. Вспомни средство от депрессии.
Надо сказать, когда-то, в младые лета, мы изобрели безотказный способ борьбы с депрессией. Берешь лист бумаги, лучше в клетку, и на нем двумя столбиками, по пунктам, расписываешь все плохое и все хорошее. Все, что уже случилось и что еще может случиться, неудачи с далеко идущими последствиями и без оных, все убытки и приобретения, моральные и материальные, – одним словом, все, что на данный момент тебя волнует. Если столбик «плохое» оказывается длиннее столбика «хорошее», а это уж как пить дать, прибавляешь третий столбик и в него вписываешь рядом способы нейтрализации плохого. Депрессию как рукой снимает!
Как-то, еще в нежном возрасте, я к прочим напастям вписала одно за другим: «1. Нет кавалера. 2. Потеряла расческу», а в столбике «Что делать» прописала противоядие: «Купить новую» – средство, конечно, эффективное, но только применительно к расческе.
В более солидном возрасте записывались события уже другого рода, вроде вот такого трагического: «Пропал план благоустройства города!» – а рядом беспечным росчерком было нацарапано: «Ну и что? Не я же его посеяла!»
В прогнозах я оказалась не сильна, каких только ужасов не воображала, каких только ни придумывала профилактических средств, не предусмотрела лишь одного: что мой ребенок устроит однажды в квартире пожар – и, как выяснилось, дала маху.
Так я из Алиции больше ничего в тот раз и не вытянула – вернулись Дьявол с Янкой, наш тет-а-тет разросся в компанию, а после бриджа гостей по домам развозила не я, а Дьявол.
Спустя два дня я случайно увидала Алицию на улице. Она махала рукой всему подряд, что только ни проезжало мимо. Я ехала на своем замечательном «вольво», вертлявом, как ртуть, послушном, как овечка; заметив Алицию, я сразу тормознула. Она мне страшно обрадовалась и завопила:
– Слушай, подвези, если можешь! Времени у меня в обрез!
– О чем речь! Домой? – И я свернула на Мокотов.
– Нет, в противоположную сторону, на Старе Място!
– О боже! – простонала я, нажав на тормоза, чтобы вовремя свернуть в конце Сенкевича. «Конец Сенкевича» звучит, может, и странновато, но что поделаешь, если тормознула я как раз в этом месте. – Говори толком! Куда именно на Старе Място?
– Погоди, – замялась Алиция, оглядываясь назад. – Не знаю, не помню, покажу по ходу. Слушай, – заявила она вдруг, – а ты не можешь сделать так, чтоб эта тачка нас опередила? Вон тот синий «опель» за нами!
– Могу, конечно, – обреченно кивнула я, прикидывая в зеркальце заднего вида ситуацию. – Но ты ведь, кажется, спешишь?
– Спешу, только у меня, понимаешь, идиосинкразия на синие «опели». Или «опли»?
Я сбросила скорость сразу на Крулевской и прижалась вправо без сигнала, чтобы сбить противника с толку. Ради Алиции я готова была даже на штраф. Синий «опель» обогнал нас, и промелькнувший за какую-то долю секунды профиль водителя показался мне знакомым.
– Если он свернет на Сенаторскую, то ты езжай прямо, а если поедет прямо, тогда свернешь ты, – распорядилась Алиция.
Я собиралась подчиниться ее приказу, но не тут-то было: «опель» проделал то же самое, что и я. Съехал вправо и перед самой Сенаторской так резко сбавил скорость, что пришлось его обогнать.
– Черт! – прокомментировала Алиция.
До поры до времени не вникая в причины ее отвращения к симпатичному, что бы там ни было, «опелю», да и вообще ни во что не вникая, я, вопреки всем мыслимым правилам движения, выкинула такой финт, какой «опелю» и не снился. Ехала я по средней полосе. Мой удалец «вольво» крутанул почти на месте влево, эффектным рывком пропорхнул поперек лавины автомашин и, свернув в обратную сторону, нырнул в сплошной поток, хлещущий с трассы В-3, каким-то чудом найдя в нем просвет. Ни единой милицейской души поблизости не оказалось.
– Недурственно, – похвалила меня Алиция. – А теперь что?
– Думаю, автоинспекция не поддержала бы твой комплимент. А вообще что у тебя с этим «опелем»? Тебе позарез надо за ним тащиться?
– Наоборот, мне надо скрыться от него к чертовой матери, – с чувством сказала она. – Очень уж часто я его в последнее время вижу, глаза намозолил. Поезжай на Старе Място так, чтобы ненароком снова не напороться на него.
Я подумала, что тогда лучше всего вернуться на ту же дорогу, не собирается же «опель» вечно торчать на Сенаторской. А еще я подумала, что у Алиции насчет него какой-то заскок.
– Ты знаешь этого типа? – спросила я, вспомнив показавшийся мне знакомым профиль.
– Может, и знаю, – как-то странно ответила Алиция. – Не уверена.
– Сдается мне, где-то я его видела. Интересно, где и когда?
– Надеюсь, ты его не видела никогда в жизни, – помолчав, сказала она как-то слишком уж серьезно и тут же сменила тему: – Слушай, а может, ты мне вернешь наконец словари?
– О боже! – вырвалось у меня. – Алиция, пощади, умерь хоть чуть-чуть полет своих мыслей! Или словари тебе вспомнились в связи с этим типом?.. Теперь куда?
– Поезжай через рынок и сверни налево за Барбаканом. Не сейчас, дальше.
– Там нет знака?
– Не знаю, если есть, высадишь меня.
– Хорошо, отдам тебе словари. Завтра же привезу. Нет, послезавтра. Вечером. Будешь дома?
– Наверно, на всякий случай позвони. Вот здесь! Останови, я выйду.
Я послушно остановила машину, не успев ничего выяснить насчет того типа.
– Большое тебе спасибо, – сказала на прощание Алиция. – Ты даже не представляешь, как ты меня выручила. Позвони послезавтра, пока!
И ушла – ушла в ту сторону, откуда мы приехали.
Собственно, ничего особенного не произошло. Будто Алиция в растрепанных чувствах для меня редкость! А может, она всерьез нервничает, может, у нее есть какие-то важные причины? Синий «опель»?.. Ну да, действительно ехал за нами, а если это случайно? Оторвались мы от него довольно легко, хотя попробуй угнаться за моим удальцом «вольво»! Я даже не заметила, какой у него номер… Интересно, как тут Алиция без меня жила? Насколько я знаю, ее жизнь не была связана с какой-то опасностью, ей нечего и некого было бояться. Или я не все знаю?.. А этот их брак с Гуннаром, который должен был состояться уже несколько месяцев назад, почему они тянут? Последнее время Гуннар выглядел каким-то недовольным… или расстроенным?.. Знакомый профиль, где я его видела? И почему она сказала «надеюсь»?
Такими вот мыслями, неясными и бестолковыми, была забита моя голова, когда я возвращалась в тот раз домой, – правда, они очень быстро улетучились – мне и своих забот хватало. Через день я позвонила Алиции, но дома ее не оказалось. Позвонила на следующий день и даже растерялась. Реакция на мой звонок была такой бурной, как будто мы не встречались по меньшей мере лет пять и того, что я могу ей позвонить, она ну никак не ожидала.
– Обязательно приходи! – обрадованно вопила она в трубку. – Посмотришь, какой ремонт я сделала!
Тут я окончательно обалдела, ведь не далее как три недели назад, сразу же по приезде, я уже имела удовольствие любоваться ее свежевыкрашенными стенами. Что-то тут не так, подумалось мне, не могла же она в одночасье ни с того ни с сего впасть в такой глубокий маразм! На языке уже вертелся вопрос, не принимает ли она меня за кого-то другого, но я отложила выяснения на потом, пообещала только прийти вечером и напомнила о словарях.
– Ах, ну да, верно! – ужасно обрадовалась Алиция. – Помню – что-то мне от тебя нужно, а вот что, хоть убей, не соображу. Конечно же, словари! Приезжай, с семи я точно дома!
Раз с семи, то я на всякий случай приехала после восьми. И не увидела в ней ни следа той кипучей радости, которую она выплеснула на меня по телефону. Привычной рассеянности как не бывало, она выглядела сосредоточенной и даже напряженной.
– Слушай, я боюсь, – тихо сказала она. – Боюсь, как не знаю кто. Ты не думай, я отлично помню, что ты у меня была, просто мне требовался повод, чтобы тебя пригласить. А про словари как на грех позабыла. Кстати, ты ими пользуешься?
– Еще бы. Держу под рукой, когда читаю французские и английские детективы, и аккурат сейчас у меня завелось кое-что из этого чтива. Не вовремя ты про них вспомнила.
– Можешь в следующий раз забрать. Мне они не нужны.
– Спасибо, заберу, но, убей меня бог, я ничего не понимаю. Почему тебе нужен какой-то повод, чтобы приглашать меня? А просто так уже пригласить нельзя?
– Не знаю. Я боюсь. Мне кажется, за мной все время следят. Я даже уверена.
Я пренебрежительно пожала плечами:
– Ну допустим. А ты что, ведешь преступный образ жизни, воруешь, собираешься смыться с награбленным? Да пусть себе следят на здоровье, не обращай внимания.
– Я боюсь, – упрямо повторила Алиция.
Да, с нервишками у нее и впрямь было неладно. Никак не могла усидеть на месте, то и дело вскакивала, шастала из комнаты в комнату, из угла в угол. Мне вовсе не улыбалось бегать за нею во время разговора, я передвинула кресло и пристроилась у соединяющей обе комнаты двери – широкой, в четыре филенки. Дверь эта всегда была раскрыта настежь и даже приперта мебелью – Алиция, живя одна, не видела надобности ее закрывать.
– Чего ты боишься, черт тебя дери? – потеряла я всякое терпение. – Есть же какие-то основания?
Алиция остановилась у комода «антик» и занялась перестановкой с места на место безделушек.
– Боюсь, что я слишком много знаю, – задумчиво протянула она.
Я уставилась на нее в полной растерянности.
– Ну хорошо, тогда скажи мне что-нибудь из того, что ты знаешь. Будем бояться вместе. В компании веселей.
– Не валяй дурака, я серьезно. И ничего тебе не скажу – не хочу впутывать. Я-то узнала про все случайно. Помнишь тот наш разговор, когда я просила переправлять мне не все письма?
– Помню, ну и что?.. Никаких писем и не было, только одно, от Соланж. Ты его имеешь в виду?
– Нет, были еще, но они пересылались через других.
– Какая разница. Все равно я в этих языках не разбираюсь.
– Твое счастье. А я вот разбираюсь. Одно из писем попало ко мне случайно. Не здесь…
Она умолкла, все с тем же отсутствующим видом скользнула по мне взглядом, потом перешла в другую комнату и для разнообразия принялась общипывать стоявшие на столике гвоздики. Я развернулась в кресле за ней.
– Ну и?..
– Вдобавок ко всему неясно, кого надо бояться, тех или других. Скорее тех, о ком я слишком много узнала…
– … а не других, которым хочется узнать столько же? – понятливо ухватила я на лету. – На твоем месте я бы с этим делом куда-нибудь обратилась.
– Ни в коем разе! – решительно отрезала Алиция. – То есть ты бы, может, и обратилась, а я нет. У меня на этот счет свои соображения. Кстати, не забывай, ты на виду заодно со мной.
Она оставила в покое гвоздики, переместилась к застекленному шкафу и вытащила свечи. Две длинные красивые красные свечи. Я снова развернулась вслед за ней, и взгляд мой упал на стенку рядом со шкафом.
– О! – Я была приятно удивлена. – Да ты, оказывается, почище меня увлекаешься контрастами!
Из свежевыкрашенной стены безобразно торчал огромный крюк – на такой запросто можно было подвесить тушу мамонта. Наверняка выдержал бы. И на таком вот крюке, на изящном красном шнурочке, болталась пара хорошо мне знакомых кастаньет. Этот одиноко торчащий крюк я давно приметила и все ждала, что на нем окажется зеркало в мраморной раме или нечто подобное, но уж никак не вещица весом в пятьдесят граммов. Алиция перехватила мой взгляд и рассмеялась.
– Здесь раньше красовалась та пошлая мазня, помнишь? Закрывала дыру в стене. Мазню я выкинула и собиралась подыскать взамен какую-нибудь картину, но пока подходящей не нашла, а если в стене есть крюк, то на нем должно что-то висеть, логично? Не пропадать же ему зря. Погоди. Сейчас угощу тебя кофе.
Она положила на стол вынутые из шкафа свечи, достала чашки. Я следила за ее действиями со снисходительной иронией – вполне понятной, если учесть, что на столе уже были две чашки, выставленные пару минут назад.
– Алиция, приди в себя, – со вздохом сказала я. – Или ты расщедрилась на тот случай, если мы вдруг начнем двоиться?
– Ох, что это я? – удивилась Алиция и вернула чашки на место. – Пойми наконец, я боюсь! Места себе не нахожу! Вся на нервах!
– А мое лекарство пьешь?
– Осталось на самом донышке. Помогает, но не надолго. Перед сном принимаю двойную дозу, иначе глаз не могу сомкнуть. А только усну, кошмары донимают. Просыпаюсь – и снова пью. Да, так что я собиралась сделать?
– Кофеем меня угостить. Наверно, для этого надо поставить воду.
На кухню я за ней не поплелась, сидела в своем кресле между двумя комнатами и, мобилизовав все свои мыслительные способности, напряженно думала. Наконец мне показалось, что я до чего-то додумалась. Скупые намеки Алиции наводили на кое-какие смутные догадки, и от этих догадок мне стало нехорошо. Неужто Алиция и вправду влипла в скверную историю? Да, дело, похоже, серьезное.
Я закурила, поискала глазами пепельницу и увидела ее на столике, придвинутом к двери. Потянулась за ней, и тут взгляд мой упал на дверной косяк. И косяк, и филенки были новые, из натурального благородного дерева, покрытого прозрачным бесцветным лаком. Я всегда питала слабость к хорошему струганому дереву, к его изысканному рисунку. Погруженная в свои мысли, я непроизвольно постучала по дереву ногтем, провела пальцем по слоистым завиткам, наткнулась на сук, взглянула – да так и впилась глазами. Круглый, в слоистых разводах, он торчал в полуметре над полом. Я все водила по нему пальцем, что-то меня в нем озадачивало. Подумаешь, невидаль – какой-то сучок, хотя бы и лакированный. Но почему-то я сползла с кресла, присела на корточки и уставилась на него с бьющимся сердцем, чуть не уткнувшись носом. Я не верила своим глазам, не знала, что и подумать. Нет, ни один сук на свете таким быть не может!..
Не знаю, сколько я так просидела в полной растерянности, бессмысленно таращась на маленький кружочек, только вдруг почувствовала, как меня бросило в жар. Стоило лишь сопоставить этот странный сучок со скупыми намеками Алиции, с ее дурными предчувствиями и страхами – и все встало на свои места. Подтверждались, увы, мои смутные догадки!
Голова у меня сразу заработала, как часовой механизм, мысли шестеренками цеплялись одна за другую. Предупредить Алицию! Она наверняка об этом не знает! Во что бы то ни стало предупредить, пока она еще чего-нибудь не сболтнула! Но как?! На кухне?.. Исключено, на кухне могли припрятать то же самое. Мало ли какими сюрпризами напичкали эту квартиру! Вот идиотка, вздумалось ей, видите ли, обновить свое гнездышко!..
Алиция вернулась с кофе. Я подсела к письменному столу и на клочке бумаги нацарапала: «Ничего не говори! Делай, что я скажу! Подыгрывай!»
– Что у тебя там? – заинтересовалась Алиция.
– Ресница попала в глаз, – невозмутимым тоном заявила я, подсовывая ей листок. – Погоди, сейчас вытащу.
Алиция прочла и испуганно уставилась на меня. Глаза у нее превратились в два больших вопросительных знака. В панике я не догадалась продумать план действий и теперь не могла сообразить, как же нам с нею объясняться. Говорить шепотом нельзя, отмалчиваться тоже – словом, ни под каким видом нельзя обнаруживать, что мы сориентировались в ситуации. Я схватила еще листок.
– Кстати, ты мне собиралась показать фотографии! – сказала я тоном, который должен был изобразить беззаботное любопытство. – Нашлись они наконец?
– Ах да! – спохватилась Алиция. У нее получалось даже лучше, чем у меня, в голосе звучало простодушное оживление – тем нелепей выглядела застывшая на ее лице тревожная гримаса. – Погоди, сейчас поищу.
И продолжала столбом торчать передо мной, пока я не показала знаками, что ей положено рыться в ящиках и шелестеть бумагами. Она ухватила все на лету, продемонстрировав недюжинный интеллект: глазами уткнулась в листок, на котором я писала, а руками стала перерывать вверх тормашками содержимое письменного стола, самозабвенно выкрикивая: «Может, здесь? Нет, не то. Вот они! Нет, не они! Куда же я их сунула?»
А я тем временем в спешке набрасывала по пунктам инструкцию:
«1. Ты что-то нашла. И вспомнила про срочную работу! Сделай так, чтобы я с тобой попрощалась!
2. Диалог. Ты: Мне надо срочно это закончить! Я: Не провожай меня, я еще зайду в ванную!
3. Пару секунд пошелестеть!
4. Выходишь за мной на цыпочках!
5. Хлопаем дверью ванной, тихонько выходим на лестницу, там я тебе все скажу.
6. Вернувшись, спустишь воду, пошумишь, покрутишь кран, хлопнешь дверью».
Получилось, может, и бестолково, но я надеялась на ее сообразительность. Во мне вдруг прорезалась маниакальная осторожность, еще бы, при таких-то подозрениях! Похоже, дело тут и впрямь нечисто, не зря Алиция боится. Ни с того ни с сего квартиру под наблюдение не берут. Небось, возьмут на заметку и то, сколько времени мне понадобилось, чтобы выйти на лестницу. Надо сделать так, как будто я вышла из комнаты сразу, а потом еще застряла в ванной, с Алицией уже не разговаривая. Главное – эти типы не должны догадаться, что мы говорили с ней на лестнице. Уж на лестнице-то, надеюсь, не опасно?..
Я протянула Алиции листок и сказала:
– А это что у тебя в руках? По-моему, те самые фотографии!
Алиция непроизвольно уставилась на коробок с кнопками, который как раз вертела в руках.
– Гм, и правда! – обрадовалась она и так же непроизвольно протянула его мне. – Вот, смотри.
Утруждать себя рассматриванием кнопок я не стала, кнопки как кнопки, и даже бумагой не шелестела, трезво рассудив, что от обыкновенных фотоснимков никаких акустических эффектов быть не может.
Алиция изучила инструкцию, в конце приписала: «Сейчас?» – и вопросительно воззрилась на меня.
Я кивнула головой и сказала:
– А эта толстуха сзади – кто такая?
– Подруга хозяйки, – не задумываясь ответила Алиция. – Послушай… – испуганно протянула она, словно вдруг вспомнив что-то очень неприятное. – Погоди, кажется… О господи!
– Что с тобой? – с готовностью подхватила я. – Здесь ты очень хорошо вышла.
– Куда вышла?! – выпалила Алиция. – А, ну да! Слушай, ты меня, пожалуйста, извини… совсем из головы вылетело! Мне ведь позарез надо дорисовать к завтрашнему утру один эскиз. Ах, черт! Нужно было сегодня, но если я отдам утром до восьми, то еще сойдет. Придется сесть за него прямо сейчас!
– Ну ты даешь, не могла сделать раньше? – негодовала я, на сей раз совершенно искренне, считая, что Алиция чересчур мягко выразила свой ужас. Могла бы чертыхнуться и покрепче, с большим чувством!
– Забыла! Только сейчас его нашла, завалялся под фотографиями. Ты уж прости меня, растяпу!
– С тобой рехнуться можно. Бог простит, ладно, трудись, я сейчас уйду, только вот снимки досмотрю, если позволишь, конечно.
– О чем речь, смотри сколько влезет, а я прямо сейчас сажусь за работу. Тут еще непочатый край.
– Садись, садись. Не обращай на меня внимания, можешь даже не провожать, до двери я сама доберусь и ничего по пути не сопру. Да будет тебе известно, обычай провожать гостей возник не на пустом месте; в старых замках запросто можно было заблудиться, а еще хозяева опасались, что гости по дороге что-нибудь стибрят. Ты не возражаешь, если я загляну перед уходом в ванную?
– Не возражаю, ванная – не замок.
– Удачные получились снимки, вот, кладу их сюда. Ну, счастливо, приятных тебе трудов! Звякни мне завтра, когда освободишься.
– Пока, позвоню. Спасибо тебе, и извини меня, бестолковую!..
Весь диалог мы провели, сидя друг против друга. Алиция то и дело косила глазом в листок, освежая в памяти очередность действий. На лице у нее сохранилось все то же напряжение, а в глазах был все тот же знак вопроса. Я отложила коробок с кнопками, встала, стараясь производить как можно больше шума, взяла сумку и прошла в прихожую. Здесь я открыла дверь в ванную и подождала, пока Алиция потихоньку откроет входную дверь. Хлопнув дверью ванной, я на цыпочках выскользнула за нею на лестничную площадку.
– Ну?! – с нетерпением вцепилась она в меня. Мы уселись на верхней ступеньке.
– В дверном косяке у тебя вставлен микрофон, – сказала я шепотом. – Ты знала об этом?
У Алиции даже дух перехватило.
– Нет, – тоже еле слышно прошептала она. – Вот напасть!
– Кто тебе делал ремонт?
– О господи!.. – Она осеклась и наморщила лоб; на ее лице, скованном тревогой, явственно проступила еще и мрачная ненависть. – Постой, кажется, я становлюсь чертовски понятливой. Вот что, сама я не справлюсь. Нужна твоя помощь.
– Так что все-таки происходит?!
– Они ходят за мной по пятам. Выслеживают меня. Я ведь говорила тебе, что слишком много знаю. Дико боюсь – и ни к кому не могу с этим делом обратиться. Конечно, я тебе все расскажу… – Она в нерешительности помолчала. – Но не сегодня. Не сейчас. Требуется еще кое в чем разобраться, тут нужна стопроцентная уверенность. Понимаешь, непонятно, то ли это наши, то ли наоборот, скорее, наоборот. У меня есть… – Она снова заколебалась. – У меня есть…
– Так что же у тебя есть, черт подери?!
– Я знаю, где это хранится. Если я им эту штуку отдам, может, они от меня отстанут. По-моему, они не догадываются, что я уже настолько в курсе дела. А вообще темная история, днем с огнем не разберешься. Послушай, давай завтра встретимся где-нибудь на нейтральной почве, в каком-нибудь месте, куда за нами никто не увяжется.
– А почему не у меня дома?
– Лучше, чтобы нас вместе не видели. А то догадаются, что я тебе наболтала лишнего. По правде говоря, я боюсь за тебя.
– Ерунду говоришь!
– Я знаю, что говорю, – отрезала Алиция, посмотрев на меня с какой-то неприязнью.
Я сдалась:
– Ну хорошо, единственное место, куда за нами не попрется ни один придурок, – это дамский туалет. Если что, уборщица тут же его турнет. Ничего больше мне в голову не приходит. Разве что женская баня.
– Неплохая мысль, жаль только, знакомых бань у меня на примете нет, зато можем встретиться внизу в «Европейском», в том туалете, что рядом с кафе.
– Во сколько?
– Я буду в семь, а ты приходи на четверть часа раньше и жди меня внизу.
– Мозолить там глаза целых пятнадцать минут? Ну ладно, сделаю вид, что навожу марафет. А кто все-таки тебе квартиру ремонтировал? По-моему, первым делом надо с этим разобраться.
– Обыкновенный маляр, с подручным. Вот уж чего совсем не понимаю, так это истории с ремонтом. Маляр был не тот.
– То есть как не тот?
– Мне присоветовали одного, а я взяла другого. Сама и нашла.
– Кто тебе присоветовал?
– Завтра все доскажу. Иди уж, и так мы тут чересчур задержались. Мне еще надо хорошенько все обмозговать.
– Прими лекарство и не забудь спустить в унитазе воду. Значит, договорились – в «Европейском» в семь. Счастливо, держи хвост пистолетом!
– Будь здорова, спасибо!
Алиция бесшумно проскользнула в квартиру. Я немного постояла, подождала, пока не загудит в ванной вода и не хлопнет дверь, и только потом спустилась вниз…
Не знаю, во сколько зазвонил телефон. Я как раз уже засыпала, и врубиться в разговор мне было непросто.
– Не спишь? – спросила Алиция. – Слушай, у меня к тебе просьба. Если я вдруг скоропостижно отдам концы, обязательно зайди взглянуть на меня перед выносом тела. Не в службу, а в дружбу, а?
– Ты что, наклюкалась? Ведь работать собиралась!
– А я и работаю, рук не покладаю. Нет, серьезно, обещаешь прийти? Ну уважь подругу, посмотри на меня перед выносом!
– Боюсь, зрелище окажется не из приятных, но так и быть…
– И еще. Запомни или даже запиши. В случае моей смерти возьми себе то, за что ты бралась после нашего визита к благодетелям, после всяких там виски и коньяков.
– После визита к благодетелям я бралась за «Соплицу»…
– Бралась, а не лакала! Бралась…
– Матерь Божия, ну за что я такое бралась?!
– … и топотала ногами…
– Алиция, окстись! Топотала ногами?!
– Постарайся припомнить. Спокойной ночи, – невозмутимо сказала она и дала отбой.
Я, конечно, была здорово ошарашена, но все же не настолько, чтобы окончательно проснуться, прийти в себя и призадуматься. А вот так сразу понять, чего она от меня хочет, моя бедная голова наотрез отказывалась. Я решила, что утро вечера мудренее, и заснула с приятным чувством, что меня ждет таинственное, захватывающее приключение.
Минут сорок я прождала в «Европейском» со стоическим хладнокровием. В полдевятого начала нервничать, тем более что уже не представляла, чем еще можно себя занять в дамском туалете. Я поднялась наверх и позвонила Алиции, совсем не надеясь, что она отзовется.
Так и есть, отозвалась не Алиция, а какой-то тип. Уточнив номер, я попросила к телефону пани Хансен.
– А кто говорит?
– Подруга.
– Ваша фамилия?
– Хмелевская, – непроизвольно назвалась я, растерявшись от столь нахрапистого тона. Что это значит?
Алиция прибегла к особым мерам предосторожности?
– По какому делу? – спросили на другом конце провода с той же беспардонностью.
Терпение мое лопнуло.
– Простите, но мне бы хотелось поговорить с пани Хансен, – ответила я на всякий случай вежливо, но столь же настойчиво. – Извольте позвать ее.
– По какому делу?
Тут уж я завелась. Буду еще всякому докладывать! Перебьется!
– Извините, но это я скажу не вам, а пани Хансен. Я вас знать не знаю. Окажите любезность, позовите ее наконец, если она дома.
– Пани Хансен к телефону не подойдет. Зачем она вам нужна?
Вот маньяк несчастный! И где только Алиция такого откопала? Бесполезно спорить, может, Алиции вообще нет дома, а может, это, чего доброго, взломщик. Проклятие, мне ведь позарез надо с ней переговорить, и как можно скорей. Я без слов повесила трубку, не хватало еще дискутировать с этим нахалом. Но что же делать? Ехать к ней? Не наломать бы дров… Мы ведь договорились вместе не показываться. Не напали же на нее там бандиты, зачем бы они откликались, да еще так глупо!
Все больше беспокоясь, я решила позвонить ее сестре – она жила в том же доме, этажом ниже, и могла кое-что объяснить. Могла на крайний случай подняться наверх и проверить. Надо только поделикатней заинтересовать ее ситуацией.
– Добрый день, – как можно беззаботней прощебетала я. – Вы случайно не в курсе, что там у Алиции происходит? Никак не удается поговорить с ней по телефону, по-моему, там какие-то люди?..
Трубка некоторое время безмолвствовала, потом вдруг разразилась странным каскадом звуков. Сестра Алиции рыдала.
– А вы ничего не знаете? – простонала она срывающимся голосом. – Вам уже никогда не удастся с нею поговорить. Алиции больше нет! Ее убили! Сегодня ночью! Боже мой, боже мой!..
Алиции больше нет…
Быть того не может! Алиция мертва? Убита?.. Сегодня ночью! Господи милосердный!
Трубка что-то бубнила, я выпустила ее из рук и, привалившись к стойке гардероба в «Европейском», всеми силами старалась как-то оградить свое сознание от страшной новости. Идиотская шутка, не хочу, не согласна, никогда не поверю, это неправда!!!
Алиция умерла… Сегодня ночью…
Сегодня ночью она мне звонила. Наказывала что-то запомнить! Очень важное! О чем-то просила!
«…приди взглянуть на меня перед выносом тела…»
Какое-то время в моей голове непрерывно гудели эти слова – все равно как труба в судный день. Абсурдная просьба наполнилась вдруг трагическим смыслом. «Посмотри на меня перед выносом…»