Текст книги "Алмазная история (Великий алмаз, Большой алмаз)"

Автор книги: Иоанна Хмелевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

– Ох, ничего не понимает! Да ведь наверняка, уже замахнувшись, он увидел, что это не ты, и в последний момент попытался сдержать удар, поэтому он и получился не сильным. Тебя трахнул бы изо всей силы.

– Те трое пострадавших живы и чувствуют себя уже лучше. Не убийца, а портач какой-то!

Павел попытался восстановить детали последнего преступления:

– Убийца приехал ночью. Он не сомневался, что Алиция спит в своей комнате. Ведь она все время там спала, сколько гостей ни приезжало…

– Тетю он не предусмотрел, – вставила я.

Павел продолжал:

– Убийца понял, что с ядом дохлый номер, ничего у него не выйдет, так как яд не действует. То есть действует, но не на того, на кого надо… Ну и решил бить наверняка – чтобы без ошибки, разделаться, можно сказать, одним замахом. Подскочил к постели, замахнулся – и увидел питательную маску! И остолбенел! И рука дрогнула! Я сам бы остолбенел.

– Наконец-то я узнала ее имя, – с грустью сказала Алиция. – Врач в документах вычитал. Хотя пользы от этого немного, я все равно не помню, с которой из них я на «ты»…

Приехал господин Мульдгорд со своими молодцами и приветствовал нас как добрых знакомых – видимо, тоже начал привыкать к преступлениям в Аллероде и воспринимать их как нечто обыденное в нашей жизни. И в общем-то был прав.

С интересом оглядев Алицию (наверное, удивлялся, что она все еще жива), он полюбопытствовал, кто такая Агнешка, после чего с присущей ему скрупулезностью выяснил обстоятельства нового преступления, а затем вежливо поинтересовался у Алиции:

– Ужель возжелаху пани еште гости?

Не дав Алиции ответить, Зося вскричала в отчаянии:

– Ради бога, не приглашай больше гостей!

Алиция же ответила как-то неуверенно:

– Не знаю. Я больше никого не приглашаю. Они приезжают сами. Понятия не имею, кто еще может приехать.

Полицейский успокоил ее:

– Да будет их многое множество! Ваше жилиште присно будет бдети страж, мой работник. Искони повинен быти, вотще аз не учинил того, вина моя велика есть!

Последние слова он произнес с таким удовлетворением, как будто сообщал нам не о своем промахе, а о величайшем достижении.

Алицию его сообщение отнюдь не обрадовало.

– Это как же понимать? Теперь полиция днем и ночью будет шастать по всему дому и саду?

– Отнюдь! – решительно возразил господин Мульдгорд. – Полиция сокрыта вельми будет. Под сень дерев.

– Еще хуже! – не уступала Алиция. – Как представлю, что из кустов будет неожиданно выскакивать полицейский… Тут уж тот, кого не успеет прикончить убийца, умрет от разрыва сердца. Во всяком случае, нервное расстройство гарантировано.

Господина Мульдгорда неприятно удивили ее слова:

– Бдение живота твоего ради, аще полни протест имея…

Алиция спохватилась. Выражать протест против присутствия полиции в доме, где преступления следуют одно за другим, а преступник остается неизвестным, по меньшей мере неразумно. И без того у полиции на подозрении все обитатели ее дома, а уж она – в первую очередь, уже хотя бы только потому, что до сих пор жива. Алиция пересилила себя и заставила сказать:

– Никакого протеста я не выражаю. Пусть полиция сидит в кустах, только не на глазах.

Кажется, господин Мульдгорд не очень понял, что означает «не на глазах», так как долго озадаченно молчал, после чего решил сменить тему. Поскольку установить алиби обитателей дома в минувшую ночь не было никакой возможности, все мы спали, причем каждый отдельно, в результате чего ни один не был в состоянии подтвердить алиби другого, зато любой свободно мог встать ночью и пристукнуть тетю, – ему пришлось заняться орудием преступления, молотком.

– Кто ведает молот сей? – задал полицейский вопрос, один из тех своих вопросов, на которые дать точный ответ было чрезвычайно трудно и задавать которые он был большой мастер. Действительно, попробуй ответь, кто знает этот молоток. Не удивительно, что ответы на такой вопрос не могли удовлетворить следователя.

– А кто его там знает, – отмахнулась Алиция, я же дала ответ прямо противоположный:

– Его все знают. В «Дельсе» их пруд пруди.

Мои подруги заинтересовались:

– Ты думаешь, он куплен в «Дельсе»?

– Откуда мне знать? Но думаю, что такие вещи проще всего покупать в крупных магазинах самообслуживания, где их полным-полно и где никто на тебя не обратит внимания. Сама видела, их там полным-полно, по двенадцать семьдесят пять.

– По тринадцать двадцать пять, – поправила меня Алиция. – Во всяком случае, в моем доме такого не было.

– По четырнадцать пятьдесят, – вмешался Павел. – Я сам видел.

– Так ты видел те, что побольше, а этот меньше и стоит тринадцать двадцать пять.

– Да какое значение имеет цена молотка? – возмутилась я. – Главное, что в Копенгагене полным-полно таких молотков.

Наша оживленная дискуссия о молотках вселила надежду в сердце господина Мульдгорда, который попытался уточнить:

– Ужели око ваше зрело сие напереди?

С некоторым трудом удалось ему растолковать, что, почитай, все наши очи видели такой молоток раньше в виде товара в одном из суперсамов Копенгагена. В доме же до сегодняшнего дня никто сие не видел.

– Воистину убивец явился отягощен сим молотом, – сделал вывод следователь, и мы с ним согласились.

Когда полицейские удалились и мы остались одни, Павел внес предложение:

– Надо устроить ловушку! Как мы раньше не догадались? Преступник, глядишь, давно бы попался.

– Что ты имеешь в виду? Капкан? Чтобы за ногу схватил?

Павел с воодушевлением подтвердил:

– Ну! Что-то в этом роде. Преступник ведь шляется по саду. Вот и попадется!

– Скорей мы сами попадемся.

– У меня есть только мышеловка, – сказала Алиция. – И к тому же я, естественно, не знаю, где она. Придумайте что-нибудь другое.

Фантазия Павла разыгралась буйно:

– Ну, какая-нибудь проволока или веревка… Привязать к звонку или еще чему такому, чтобы звонило. Получится сигнальная установка. Он крадется по саду, ногой или рукой зацепит. И как начнет выть или трезвонить!

– Убийца?

– Да нет же, установка!

– Ага, мы все срываемся с постели, толкаясь, выскакиваем из дому, гоняемся за преступником по всему Аллероду, а потом оказывается, что это был почтальон или мусорщик!

– Нет, – с потрясающей рассудительностью возразил Павел, – если начнет убегать, то только убийца. Почтальон или мусорщик, услышав вой, растеряются и с места не двинутся. Если даже не испугаются, подождут специально, чтобы узнать, что все это значит. Хотя бы из любопытства.

– Парень дело говорит, – поддержала Павла Алиция. – Ладно, я согласна. Так и быть, приготовьте какую-нибудь ловушку. Только чтобы без особых расходов. И вообще без меня. Похоже, у меня теперь не будет времени.

Алиция знала, что говорила. После злодейского покушения на тетю жизнь в Аллероде вдруг забила таким ключом, какого я никак не ожидала от флегматичной Дании. Ну, просто Содом и Гоморра!

Во-первых, чрезвычайно оживилась полиция. По нескольку раз в день нас стали навещать вместе с господином Мульдгордом какие-то важные чины, безуспешно пытавшиеся объясниться с нами на самых разнообразных языках. Во-вторых, излишне оживились и датские родственники Алиции, которых чрезвычайно встревожило несчастье с тетей. И они уже не пытались скрыть своего отрицательного отношения к происшествию в доме Алиции. Польский темперамент, конечно, вещь достойная, но ведь надо же и меру знать!

А тут вдруг еще оказалось, что пострадавшая тетя приехала не только в гости, но и по делу – улаживать какие-то неимоверно запутанные проблемы по наследству умершего несколько лет назад родственника, связанные то ли с продажей его недвижимости, то ли с ее покупкой, то ли с передачей кому-то. Тетя временно оказалась недееспособной, но в ее бумагах обнаружили документ – что-то вроде доверенности на ведение дела о наследстве, выписанной на имя Торкиля, которому, кстати, причиталась часть упомянутого наследства. А поскольку Торкиль умер, доверенность автоматически переходила на его вдову Алицию. Вот так получилось, что той пришлось воленс-ноленс заменить тетю.

Дело оказалось хлопотным и запутанным сверх всякой меры, требовало множества встреч, консультаций юристов, ведения документации, переговоров с заинтересованными и незаинтересованными лицами. А ведь бедной Алиции еще кроме того приходилось посещать три больницы, ибо жертвы преступлений были размещены в разных. Вообще минуты свободной не было не только у Алиции, но и у нас, ведь мы по мере сил старались помочь ей, иначе она просто не выдержала бы. На поиски черного парня и изготовление капкана времени решительно не оставалось. Я очень переживала по этому поводу. Ведь уедет – и поминай как звали!

– Нашла из-за чего расстраиваться! – сердилась Зося. – Подумаешь, несчастье! Других печалей нет? У меня вот каждый день сердце не на месте с тех пор, как Алиция стала ездить на машине.

Обстоятельства заставили Алицию отыскать затерявшиеся ключи от своей машины и ездить на ней, хотя она не любила водить машину и не имела такого опыта. Но теперь стало ясно, что иначе ей просто не справиться с делами. Правда, был и второй выход – разоряться на такси, гоняя целыми днями по всей стране. Пришлось сесть за баранку. И, надо сказать, это даже пошло Алиции на пользу, ибо, сидя за рулем, она думала только о машине и дороге и была просто не в состоянии думать о чем-либо другом, в том числе и о свалившихся на нее несчастьях.

В это время к нам каждый день стал заходить Торстен. Я так и не узнала, кем он приходится Алиции, ибо ее датская родня была на редкость многочисленна, и разобраться, кто кому кем приходится, было свыше моих сил. Во всяком случае, Торстен оказался чрезвычайно симпатичным молодым человеком. Его умные глаза всегда излучали доброту и доброжелательное любопытство, а благодаря белокурой бородке он выглядел достойным потомком предков-викингов. Оказалось, его с самого начала интересовали происходящие в нашем доме события, и он давно занялся бы ими, но сначала надо было защитить диссертацию на какую-то мудреную историческую тему. Методичный народ датчане и малонервный.

Теперь, защитившись, он получил возможность активно включиться в дело, чтобы, пользуясь научным методом логического мышления, вычислить преступника. С этой целью молодой ученый составил в хронологическом порядке список событий и отправился на переговоры к герру Мульдгорду.

* * *

Как будто мало нам было всех этих забот, так еще чуть ли не каждый день в четыре часа утра нас стал будить телефон. Это звонила из Австралии некая Кенгуриха, приятельница Алицинои сестры. Сестра с семьей жила в Польше, в сельской местности, телефона у них не было, а в Кенгурихе вдруг взыграли сентиментальные чувства, и она каждый день желала знать состояние здоровья Алициной сестры и ее зятя, просила передать им самые лучшие пожелания и заверяла в своей неизменной к ним любви. И еще она просила обязательно передать им, что она, Кенгуриха, намерена-таки когда-нибудь выбраться в Европу и лично заверить их в своих чувствах.

После одного из очередных ее звонков в четыре тридцать восемь утра вырванная из сладкого предутреннего сна Алиция сказала мне, скрежеща зубами:

– Я уже начинаю мечтать о том, чтобы она поскорей приехала в Европу и заночевала в моей постели. Вот сегодня она позвонила лишь для того, чтобы осчастливить нас информацией, что любит путешествовать в марте. Какое мне дело до того, в каком месяце она любит путешествовать? И кроме того, теперь я должна бросать все и сидеть дозваниваться сестре на работу, чтобы узнать, не схватила ли та насморк, чтобы завтра опять в неурочное время передать эту информацию австралийской идиотке!

Я всецело разделяла Алицино возмущение и, раздирающе зевая, поинтересовалась:

– Может, она ненормальная?

– Какое там ненормальная! Просто обыкновенная идиотка. Ей и в голову не приходит учесть разницу во времени между Европой и Австралией.

– А зачем же каждый день звонить? Скажи ей раз и навсегда, что все здоровы, и дело с концом.

– Видишь ли, она всякий раз забывает о чем-нибудь меня известить, разумеется, о какой-нибудь глупости, вот и звонит опять. В конце концов, это пожилая женщина и скучает по родине своих польских предков. Господи, когда уж у сестры установят телефон, чтобы она звонила прямо туда!

Состояние нервов Алиции вызывало серьезные опасения. Она была теперь постоянно раздражена и выходила из себя по самому ничтожному поводу. Мы с Зосей объясняли это чрезвычайными событиями в Аллероде и сверхпрограммными звонками Кенгурихи, но, как вскоре выяснилось, мы знали еще не все. Дело оказалось значительно хуже.

Я как-то совсем не придала значения тому факту, что Алиция несколько раз звонила с работы и интересовалась, не пришло ли письмо из Англии. Каждый раз мы ей отвечали отрицательно. В тот день, когда я дала утвердительный ответ, Алиция вернулась очень поздно и сразу набросилась на корреспонденцию. Поспешно разорвав конверт, она стала читать пришедшее из Англии письмо и после первых же слов страшно побледнела.

– Холера! – сказала она голосом бешеной фурии в тот момент, когда ее (фурию) душат за горло.

И тут в дверь постучала кузина Грета.

Как легко, оказывается, можно убить человека! И Зося, и я одновременно подумали об этом, когда постучала кузина Грета. А Грета так и не узнала, что была на волосок от насильственной смерти, и только наше поразительное самообладание позволило ей остаться в этом мире и не переселиться в иной. Строя приветственные гримасы кузине Грете, я все-таки сделала попытку выпытать у Алиции, что за убийственная весть содержалась в роковом письме.

– Ради бога, что случилось?

– Ужасная вещь! – ответила Алиция, с усилием заставляя себя оскалить зубы в неудачной имитации приветливой улыбки, адресованной кузине. – Думаю, этого я не выдержу. Впрочем, не уверена, до конца я не успела дочитать.

Мне стало плохо.

– Ты куда дела письмо? – зловеще прошипела я.

– Да вот оно… Гляди-ка, нету… Куда же я его положила?

Зося издала тихий стон. Если пропадет еще одно письмо, подумала я, буду сама вскрывать всю корреспонденцию, не дожидаясь Алиции. К кузине Грете, которая и раньше не особенно нам нравилась, мы питали теперь прямо-таки ненависть.

Было ей двадцать семь лет, а выглядела она на все пятьдесят. Лицом Грета походила на лошадь, а телом на корову. Однако самым замечательным в ней были гигантские ноги. Впрочем, и общей массы тела с избытком хватило бы как минимум на трех обычных женщин. Излишек ног компенсировался полным отсутствием талии. Этакий внушительный столп на могучих подпорках, увенчанный лошадиной мордой, чтоб ей…

Излишне (на мой взгляд) снисходительная к своим датским родичам, как, впрочем, и ко всем остальным представителям рода человеческого, Алиция как-то даже серьезно рассердилась на меня, когда я высказала свою точку зрения по поводу внешности этой молодой дамы. Алиция утверждала, что я преувеличиваю (преувеличиваю! Как будто это возможно!), что Грета очень даже красива, а мое утверждение, будто польки красотой на голову превосходят датчанок, есть не что иное, как чистой воды шовинизм. В подтверждение своего тезиса я привела в пример несколько малокрасивых датчанок и узнала, что у меня отвратительный характер и такой же вкус. Больше я этой темы не затрагивала.

Но сейчас я просто не смогла сдержаться (принесла же ее нелегкая так некстати!), отвращение бушевало во мне, как буран в степи, и я дала ему выход, с ненавистью прошептав Зосе:

– Посмотри на них! Внимательно посмотри на них! На сколько лет Алиция ее старше, а как выглядит? Сильфида да и только! Чистая сильфида! Хотя и фигура у нее не ахти, и юбка на заднице вытянулась, а на животе как жеваная, и все равно. Если рядом с Агнешкой Алиция выглядит как пугало огородное, то рядом с Гретой – просто нимфа! Как же тогда выглядит Грета?

– Как корова! – припечатала Зося. – А сейчас оставь Грету в покое, надо искать письмо.

Обуздав свои чувства, я попыталась сосредоточиться.

– Значит, если дедуктивным методом… Вот здесь она стояла, когда начала читать. Явилась эта корова… А я, дура, еще ей дверь открыла! Надо было наоборот, с этой стороны подпереть… Я ей открыла, а Алиция в тот момент стояла за мной. И держала письмо еще в руке. А что она сделала потом?

– Это я тебя спрашиваю, что она сделала! Я ведь была в кухне и дверей кому не надо не открывала! Алиция, должно быть, вышла к ней в прихожую, а когда они вдвоем вошли в гостиную, письма уже у нее в руке не было. Может, успела зайти к себе в комнату?

Мы заперлись в Алициной комнате и после непродолжительных поисков нашли письмо на ночном столике у кровати, тщательно укрытое в куче рекламных проспектов. Нам и в голову не пришло бы искать его именно там. Обнаружили мы конверт лишь потому, что нечаянно сбросили упомянутую кучу на пол, а поднимая, начисто забыли о письме, увлекшись рекламируемыми товарами и со вниманием рассматривая каждый из проспектов особо.

– Теперь я его спрячу, – решительно сказала Зося. – А ты смотри и запоминай где.

Я посоветовала:

– Выбирай какое-нибудь недоступное для нее место, а то обязательно переложит, и тогда уже не найдешь. Вот, в сумку спрячь. Или, может, в чемодан? Отдадим, когда эта тумба отвалит.

– Ладно, давай в чемодан. Смотри, вот сюда засовываю, за подкладку, будь свидетелем.

Мы с Зосей были очень довольны собой – до ухода кузины Греты, которого с трудом дождались, после чего коллективно извлекли письмо и с торжеством вручили его Алиции.

– Хороши! – снисходительно бросила Алиция. – Это то самое теткино письмо, которое я не могла найти. Не видите, что ли? Датским ведь языком написано. А то было по-польски, от Бобуся из Англии. Куда же я его могла сунуть?

Мрачно поглядев на нее, я опять вступила на путь дедукции и выдвинула ящик подзеркальника в прихожей. Письмо лежало сверху.

– Теперь то? – с беспокойством спросила Зося.

– Да, на этот раз то самое.

– Ну, слава богу!

– Быстрей читай! – потребовала я. – И скажи, черт возьми, что же случилось?

Мы зажгли ей сигарету, подали пепельницу, Зося даже отправилась в кухню – приготовить Алиции свежий кофе. Так мы ее ублажали, лишь бы она дочитала проклятое письмо. Ясно было – письмо содержит в себе нечто ужасное. Но что именно?

Алиция дочитала-таки письмо, выронила его из рук, какое-то время просидела неподвижно, а потом, как бы выпуская излишки пара, прошипела с холодной яростью:

– Только этого не хватало! Мало нам было всего, что тут делается! Скучно нам было! Ничего, теперь станет веселее!

Мы в молчании выжидательно смотрели на нее.

– В конце концов, плевать я хотела на их конспирацию! – продолжала бушевать Алиция. – Они с ума сходят, а я должна соблюдать приличия! Что-бы их ублажать, всех остальных мне из дома повыгонять? Дудки! Не дождутся они этого! Да и полиция запретила нам покидать дом. А вы, если не слепые, то и сами все поймете!

– Нет, нет, мы не слепые, – поспешила я уверить ее, боясь, что сомнения в этом аспекте могут заставить Алицию отвлечься.

– Ну так вот. Бобусь возмечтал встретиться с Белой Глистой. Для свидания они не нашли лучшего места, как здесь, у меня в Аллероде. И даже, паразит, не соизволил спросить разрешения, просто извещает о приезде как о деле решенном. Любовь у них, видите ли, чтоб им… У меня все эти любови уже в печенках сидят. Я еще надеялась, что эта кикимора не получит загранпаспорт. Так нет же, едут!

Я поняла Алицию с полуслова. Бобусь, ее давнишний польский знакомый, был на редкость мерзким типом и величайшим пройдохой. Сбежав из Польши еще несколько лет назад, он обосновался в Лондоне, выгодно там женился на очень милой, славной, а главное, богатой девушке, которой Алиция очень симпатизировала. И все удивлялась: как та не разглядела этого мерзавца?

В Англии Бобусь удивительно быстро сделал финансовую карьеру – разумеется, с помощью богатого приданого жены.

Белая же Глиста была большой любовью Бобуся и женой одного из польских Алициных знакомых. Бобусь полюбил Глисту еще в дни их польской молодости, но тогда она не отвечала ему взаимностью. Любовь, как вулканическая лава, изверглась из сердца Белой Глисты несколько лет назад, когда та, пребывая в Париже в загранкомандировке, встретила разбогатевшего Бобуся. У Глисты, разумеется, хватило ума не требовать от него развода – тогда бы он достался ей сирым и нищим. В результате, не имея возможности, увы, соединить свою судьбу с драгоценным Бобусем, Белая Глиста придерживалась, на всякий случай, собственного мужа, не изъявляя пока желания покидать польскую родину навсегда. Ей вполне хватало кратковременных романтических выездов за рубеж для свидания с Бобусем, после которых она возвращалась на родину вся обвешанная драгоценностями, сверкая и переливаясь, как рождественская елка.

Разумеется, романтические свидания держались в большом секрете от обоих супругов.

Алиция же, зная об аморальном поведении Бобуся и его зазнобы, выходила из себя. Белую Глисту она терпеть не могла, но с ее мужем находилась в приятельских отношениях и из симпатии к нему не могла порвать с ней. Бобуся Алиция не выносила, но очень любила его славную жену, и из-за этого же не могла себе позволить захлопнуть перед ним двери своего дома. К тому же приходилось считаться с давними традиционными связями Бобусевой родни с Алициной. Да и ей самой в дни ее молодости в Польше он казался вполне порядочным человеком, не очень удачливым в жизни и достаточно несчастным из-за своей безответной любви к Глисте. Неузнаваемо переродился он после своего постыдного бегства на Запад, став обладателем солидного капитала и откровенно запрезирав всех своих не столь состоятельных родственников. Когда же он стал счастливым обладателем и Белой Глисты, его самомнение выросло поистине неимоверно. Алиция по глупости пыталась было раскрыть Бобусю глаза на истинную природу чувств Глисты, за что Бобусь сразу же и навсегда невзлюбил Алицию, хотя и продолжал пользоваться ее гостеприимством и выгодами проживания в Дании.

Зося прекрасно знала и Бобуся, и мужа Белой Глисты. Известие о сентиментальном романе было для нее совершенной неожиданностью. До сих пор нежелание Алиции поддерживать отношения с Бобусем она объясняла мерзким характером последнего и его подлым бегством на Запад.

– Как это роман? – не могла она понять. – И кто такая Белая Глиста?

– Жена Славомира. Она еще всегда ходит в белом.

– Но как же это? Ведь она еще совсем недавно при мне рассказывала, что виделась с Бобусем, чтобы обсудить какие-то общие дела… Как же это? Ведь Славек с Бобусем дружат…

– Ну и наивность! Общие дела, в самом деле… У Бобуся и Белой Глисты.

– И они хотят встретиться здесь? – с возмущением спросила Зося, выслушав наш рассказ. – Может, еще благословения у тебя попросят? Надеюсь, ты не разрешишь им приезжать к тебе!

– Поздно. Они уже выехали. Будут здесь завтра, самое позднее – послезавтра. И не спрашивали они никакого разрешения.

– Может, с ними здесь что-нибудь случится? – выразила Зося наши общие надежды. – Я удивляюсь, как еще у них хватает смелости явиться в этот зачумленный дом. Ведь ни один приезжий не уцелеет, практика показала.

– Постучи по некрашеному дереву! – возмутилась хозяйка «зачумленного» дома. – Они же не знают, что здесь происходит, я об этом не писала.

– Газет не читают? Вся пресса пишет о нас!

– Ну, во-первых, не вся, монополию захватила Анита. А, во-вторых, наши фамилии нигде не называются. А, в-третьих, по-каковски они должны читать? По-датски?

– А, в-четвертых, любовь их ослепила и оглушила, – ядовито добавила я.

Алиция рассмеялась:

– Чья бы корова мычала…

В ответ на удивленный Зосин взгляд я пояснила:

– Эта язва меня высмеивает. Ты знаешь из-за чего, я тебе говорила в Варшаве. Да ты и сама заметила…

– Как, это у тебя еще не прошло? – удивилась Зося. – А выглядишь вполне нормальным человеком. Ну, а он?

– Более-менее так же…

– Интересно, я когда-нибудь узнаю, кто он такой? – спросила Алиция.

– По слухам, нечто необыкновенное, – ответила Зося. – Впрочем, однажды я его видела, так скажу тебе – вполне, вполне… После этого я перестала удивляться, что Иоанна продержалась всего неделю. Так ведь?

– Пять дней, – честно призналась я.

– Ну, так кто же он в конце концов?

– Да перестаньте вы! – резко сменила тему Зося. – Тут надо срочно решать, что делать с Бобусем и его выдрой. Лично я ради Бобуся не намерена освобождать помещение. Разве что Агнешка уедет. Долго она намерена тут еще торчать? Не выношу ее!

– Вряд ли уедет, – со вздохом ответила Алиция. – У нее нет денег, она ждет, пока ей пришлют родственники из Англии. Кстати, где Павел?

– В Копенгагене. На посту в «Англетере». Зося его погнала, чтобы уберечь от когтей вампирши…

Зося пожала плечами и поинтересовалась, где же упомянутая вампирша.

– Не знаю, – сказала Алиция. – И вообще, я ее сегодня не видела. Думала, она уже спит. А кто из вас видел мой старый халат?

– Если ты имеешь в виду тот, в красный цветочек, так его после ванны надела Агнешка и ходила в нем.

– Хороша! Приехать в чужой дом и без зазрения совести носить чужие вещи! – фыркнула Зося.

– Откуда ей взять свои вещи, если ее рюкзак пропал в катастрофе? Пусть себе ходит в моем халате. Я возьму другой.

Павел вернулся поздно и в очень плохом настроении, ибо искомого брюнета так и не увидел. Я, конечно, могла ошибиться и принять кого-то другого за знакомого Эдика, но в «Англетере» Павел не видел никого, даже отдаленно напоминавшего нашего красавца.

Я встревожилась – терялся единственный след.

– Надо было позвонить Эве, – сказала Алиция, – и проверить, дома ли она или шляется где со своим аферистом. А сейчас уже поздно.

– Почему поздно? Мы можем узнать, когда она вернулась.

– Уже второй час ночи. В Дании в это время звонить не принято.

– А преступления в Дании совершать принято? Раз в твоем доме убивают, ты имеешь право звонить в любое время суток. В конце концов, и Эва и Рой в числе подозреваемых.

Четверть часа понадобилось на то, чтобы убедить Алицию. Она позвонила Эве, разбудила ее домработницу и узнала, что дома нет ни Эвы, ни Роя, причем они находятся в разных местах и оба по делам службы. Эва организует выставку польского фольклора, а Рой – датской археологии. Я, разумеется, не поверила.

– Враки все это. Эва путается с хахалем, а Рой следит за ними. Хотя их обоих я очень люблю и хотела бы верить.

– Может, благодаря этому хоть одно убийство произойдет где-нибудь в другом месте, – высказала Алиция робкую надежду. – Я отнюдь не настаиваю, чтобы все было только у меня.

* * *

– Где Агнешка? – спросил Павел на следующий день после завтрака.

– А тебе что за дело? – сразу вскинулась его мать. – Спит еще небось.

Меня вдруг укололо беспокойство. Осторожно, стараясь не взволновать понапрасну ближних, я сказала:

– Мне очень не хотелось бы снова выступать в роли провидца, но Владя с Марианной еще спали, тетя еще спала, теперь Агнешка еще спит…

Какое-то время Зося с Павлом, не мигая, смотрели на меня, потом сорвались с мест и помчались в последнюю комнату. Я бросилась за ними.

Перед запертой дверью мы затормозили.

– Боюсь! – сказала Зося. – Может, сначала в окно заглянем? О господи, боюсь!

Набравшись храбрости, я постучала в дверь. Ответа не было. Я постучала сильнее. Ну точь-в-точь, как с тетей. Что делать? Двум смертям не бывать. Я открыла дверь и заглянула в комнату. Комната была пуста. На кровати, похоже, не спали.

– Можешь открыть глаза, – сказала я Зосе. – Нет тут ее, ни живой, ни наоборот. И, кажется, вообще не было. И, выходит, ночью я понапрасну бегала вокруг дома.

– Слава богу! – с облегчением выдохнула Зося. – Не люблю я ее, но худого ей не пожелала бы. И куда она могла деться?

– Понятия не имею, со вчерашнего дня я ее не видела. После того, как она отправилась мыться в ванную.

– Не утонула же она в ванной! Но, постой, я ведь ее тоже вчера весь вечер не видела. Может, стоит позвонить Алиции?

– Может, и стоит, да нельзя. Алиция носится по городу по своим наследственным делам. Ничего, узнает, когда вернется, а до тех пор Агнешка, может быть, еще и проявится.

Мы с Павлом собрались поехать в гостиницу «Англетер», чтобы вдвоем поохотиться на черного парня, но Зося заявила категорически, что ни за что не останется одна в этом кошмарном доме, где люди не только становятся жертвами преступлений, но и исчезают самым непонятным образом. На всякий случай мы обыскали дом, заглянули под все кровати, во все шкафы и сундуки. Павел тщательно осмотрел сад. Агнешки нигде не было. Атмосфера тревоги и беспокойства овладела нами.

Позвонила Эва, чтобы узнать, почему мы среди ночи будим ее домработницу. Она, Эва, беспокоится. Алиции нет на работе, не стряслось ли чего…

Разозлилась я жутко. Какое отвратительное лицемерие! И это Эва, которую до сих пор я считала совершенно неспособной на такого рода ханжеское двуличие. Внимательно вслушиваясь в каждое произносимое ею слово, я пыталась в самом тоне найти подтверждение страшным подозрениям.

– А что с этим твоим… бывшеньким? – осторожно поинтересовалась я.

– Ох, ничего! – небрежно бросила Эва. – Ох, не знаю… Доставил он тут мне хлопот, но, кажется, удалось развязаться. И не напоминай мне о нем больше, я хочу забыть о его существовании!

И в тоне, каким было это сказано, прозвучала такая искренность, что вполне можно было ей поверить…

После Эвы позвонила Анита, не скрывая надежды услышать что-нибудь новенькое. Будь я убийцей, подумала я, тоже звонила бы в притворно беззаботном предвкушении новостей. Ей я сказала об исчезновении Агнешки. Анита очень этим заинтересовалась и вынудила меня поднапрячься, чтобы уточнить время, когда мы видели ее в последний раз. Получалось, что Агнешка исчезла с глаз людских вчера около восьми часов вечера. Интересно, куда она могла подеваться в такое время, да еще в Алицином халате?

Затем позвонила Алиция с сообщением: Бобусь с Белой Глистой прибудут еще сегодня вечером часов в девять. Делайте что хотите, сказала Алиция, разбейтесь в лепешку, но хоть какой-нибудь ужин должен быть. Она, Алиция, не переживет компрометации в глазах этой… И даже довольно точно определила, какой именно.

В ответ я тоже сделала сообщение – исчезла Агнешка. Алиция велела мне самой связаться с господином Мульдгордом, ей сейчас не до того. Я попыталась выполнить эту задачу и позвонила по тому телефону, что он нам оставил, но его там не оказалось. Впрочем, не исключено, он там все же был, да только датские полицейские не нашли ничего общего между ним и его фамилией в моем произношении.

Затем звонили еще всякие знакомые Алиции и на разных языках просили передать ей разные вещи. Я аккуратно записывала, обещая передать. Зося яростно гладила выстиранное вчера белье, ворча под нос: