355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Иоанн Златоуст » Творения, том 3, книга 1 » Текст книги (страница 1)
Творения, том 3, книга 1
  • Текст добавлен: 20 сентября 2016, 18:02

Текст книги "Творения, том 3, книга 1"


Автор книги: Иоанн Златоуст


Жанр:

   

Религия


сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Иоанн Златоуст
Творения, том 3, книга 1

БЕСЕДА на притчу о должнике десятью тысячами талантов, взыскивавшем сто динариев (Мф. 18:23-35), и о том, что злопамятство хуже всякого греха.

Эта беседа произнесена святителем в 387 году между Пасхой и Вознесением, после продолжительного перерыва в беседах по случаю тяжкой болезни святителя. Поэтому в самом вступлении выражается радость проповедника по случаю возвращения его к своим слушателям после продолжительного отсутствия вследствие именно болезни.

1. Как будто возвратился я к вам из дальнего пути, так чувствую себя сегодня. Для любящих, когда им нельзя быть вместе с теми кого любят, нет никакой пользы от близости. Потому и мы, оставаясь дома, чувствовали себя ничем не лучше странников, так как не могли в минувшее время беседовать с вами. Но простите: молчание было не от лености, а от болезни. Теперь вы радуетесь тому, что мы освободились от болезни, а я радуюсь, что снова наслаждаюсь вашей любовью. Для меня и тогда, когда я был болен, тягостнее самой болезни было то, что не мог я участвовать в этом любезном собрании, и теперь, когда оправился от болезни, вожделеннее самого здоровья то, что имею возможность спокойно наслаждаться вашей любовью. Не так горячка жжет тела одержимые ею, как наши души – разлука с любимыми, и как те ищут чаш и стаканов с холодной водой, так эти – любимых лиц. Это хорошо знают те, кто привык любить. Так вот, когда освободились мы от болезни, насытимся опять друг другом, если только можно когда-нибудь насытиться, потому что любовь не знает насыщения, но, постоянно наслаждаясь любимыми, более и более воспламеняется. Зная это, питомец любви, Павел, сказал: "Не оставайтесь должными никому ничем, кроме взаимной любви; ибо любящий другого исполнил закон" (Рим. 13:8). Этот только долг всегда дается и никогда не выплачивается; здесь постоянно быть в долгу хорошо и достохвально. В рассуждении долга мы хвалим тех, кто ничего не должен, а в отношении к любви одобряем и почитаем всегдашних должников, – и что там служит признаком бессовестности, то здесь – признак добросовестности, никогда, то есть, не выплачивать долга любви. Не тяготитесь же продолжительностью предполагаемой речи: некоей дивной песни хочу научить вас, взяв в руки не мертвую лиру, но, вместо струн, натянув историю Писания и заповеди Божии. И как арфисты, взяв пальцы учеников, тихонько прикладывают их к струнам, и, приучая ударять с искусством, выучивают их из мертвых тонов и струн извлекать звук, нежнее и приятнее всякого голоса, – так сделаем и мы. Взявши, вместо пальцев, ум ваш и прикладывая его к заповедям Божиим, попросим любовь вашу касаться их с уменьем, чтобы этим увеселением привести вам в восторг не собрание людей, но лик ангелов. Не довольно того, чтобы только проследить Божественные слова; нет, требуется еще доказательство от дел. Как на арфе ударяет по струнам игрок искусный, ударяет и неискусный, но один наводит на слушателя скуку, другой увеселяет и восхищает его; пальцы одинаковы и струны одни, да не одно искусство: так и в отношении к Божественному Писанию, – многие, конечно, узнают Божии слова, но не все получают пользу, не все приносят плод; причина та, что они не углубляются в сказанное и без искусства касаются арфы. Действительно, что в игре на арфе искусство, то в отношении к Божиим законам доказательство от дел. Вот мы уже ударили по одной струне во всю четыредесятницу, читая вам закон о клятвах, и – по милости Божией – многие уста слушателей научились у нас мелодии этого закона, и бросив дурную привычку, вместо того, чтоб клясться Богом, всегда при каждом разговоре носят на языке: "да" и "нет" и "поверь"; пусть будет нудить их бесчисленное множество дел, они не решатся пойти дальше [1].

2. А как для спасения мало нам соблюдения одной заповеди то вот сегодня поведем вас и к другой. Если еще и не все исполнили прежний закон (о клятвах), так с течением времени, отставшие догонять опередивших. И действительно, я узнал, что усердие к этому таково, что об этой заповеди, и дома и за трапезой, бывает состязание у мужей с женами, у рабов с свободными; и блаженными назвал я тех, которые таким образом вкушают пищу. Что в самом деле может быть святее той трапезы, от которой изгнано пьянство и объядение и всякая неумеренность, и в которую, вместо того, введено дивное состязание о соблюдении Божиих законов, (где) и муж смотрит за женою, чтобы она не впала в бездну клятвопреступления, – а жена наблюдает за мужем, и преступника ожидает величайшее наказание; (где) и господин не стыдится слышать обличение от рабов, и сам исправляет в этом рабов? Не погрешит, кто назовет такой дом Церковью Божией. В самом деле, где столько целомудрия, что и во время пиршества помышляют о божественных законах, и все присутствующие друг пред другом ревнуют и состязаются об этом, оттуда явно всякий демон и лукавая сила изгнаны, а присутствует там Христос, радуясь о святом соревновании своих рабов, обильно даруя им всякое благословение. Поэтому, оставив наконец ту заповедь (так как знаю, что по милости Божией исполнение ее распространится во всем городе, потому что вы сделали усердное начало и прочное основание), перейду к другой – к презрению гнева. Как на арфе мало того, чтобы извлечь мелодию из одной струны, но должно пройти по всем струнам с надлежащею стройностью; так и в отношении к душевной добродетели недостаточно нам для спасения, как я сказал, одной заповеди, но должно со тщанием соблюдать их все, – если только хотим такой мелодии, которая приятнее и полезнее всякой гармонии. Уста твои научились не клясться? Язык научился везде говорить: "да" и "нет"? Пусть он научится удерживаться от всякой брани и прилагать еще большее старание об этой заповеди, потому что здесь требуется от нас и труд больший. Там нужно было только одолеть привычку, а в отношении к гневу нужно гораздо большее старание: сильна эта страсть, часто даже внимательных увлекает в самую бездну погибели. Итак, отнеситесь терпеливо к продолжительности слова. Страшно было бы нам, получая ежедневно раны на площадях, в домах, от друзей, от сродников, от врагов, от соседей, от слуг, от жены, от сына, от своих собственных помыслов, даже и одного раза не позаботиться об уврачевании этих ран, особенно когда знаем, что этот способ врачевания не требует издержек и не причиняет боли. Не железо держу я теперь в руке, но вместо железа беру слово, которое острее всякого железа и отсекает всякую греховную гниль, а боли не причиняет никому, кого режут. Нет у меня огня в правой руке, но есть учение, которое сильнее огня; не причиняет оно обжога, но, сводя нарост зла, доставляет освобожденному от зла, вместо боли, великое удовольствие.

Не требуется здесь много времени, не требуется трудов, не требуется денег: довольно только захотеть – и все для добродетели у нас сделано. Подумаем только о величии Бога, повелевающего и дающего закон – и получим достаточное наставление и убеждение: мы не от себя говорим, но ведем всех вас к Законодателю. Следуйте же за нами и слушайте божественные законы. Где же сказано о гневе и злопамятстве? Во многих и других местах, но особенно в той притче, которую (Господь) сказал ученикам своим, начав так: "Посему Царство Небесное подобно царю, который захотел сосчитаться с рабами своими; когда начал он считаться, приведен был к нему некто, который должен был ему десять тысяч талантов; а как он не имел, чем заплатить, то государь его приказал продать его, и жену его, и детей, и всё, что он имел, и заплатить; тогда раб тот пал, и, кланяясь ему, говорил: государь! потерпи на мне, и всё тебе заплачу. Государь, умилосердившись над рабом тем, отпустил его и долг простил ему. Раб же тот, выйдя, нашел одного из товарищей своих, который должен был ему сто динариев, и, схватив его, душил, говоря: отдай мне, что должен. Тогда товарищ его пал к ногам его, умолял его и говорил: потерпи на мне, и всё отдам тебе.

Но тот не захотел, а пошел и посадил его в темницу, пока не отдаст долга. Товарищи его, видев происшедшее, очень огорчились и, придя, рассказали государю своему всё бывшее. Тогда государь его призывает его и говорит: злой раб! весь долг тот я простил тебе, потому что ты упросил меня; не надлежало ли и тебе помиловать товарища твоего, как и я помиловал тебя? И, разгневавшись, государь его отдал его истязателям, пока не отдаст ему всего долга. Так и Отец Мой Небесный поступит с вами, если не простит каждый из вас от сердца своего брату своему согрешений его" (Мф. 18:22-35)

3. Такова притча! Надо же сказать, для чего Господь предложил ее с присовокуплением причины, потому что Он не просто сказал: "Царство Небесное подобно", но: "посему Царство Небесное подобно". Для чего же прибавлена причина? Он беседовал с учениками о непамятозлобии и учил их обуздывать гнев и не обращать много внимания на оскорбления, делаемые нам другими, говоря так: "если же согрешит против тебя брат твой, пойди и обличи его между тобою и им одним; если послушает тебя, то приобрел ты брата твоего" (Мф.18:15). Когда об этом и тому подобным Христос беседовал с учениками, и учил их любомудрию, Петр первоверховный в лике апостолов, уста учеников, столп церкви, утверждение веры, основание исповедания, ловец вселенной, возведший род наш из бездны заблуждения на небо, везде пламенный и исполненный дерзновения, а лучше сказать, более любви, нежели дерзновения, между тем как все молчали, приступает к Учителю и говорит: "сколько раз прощать брату моему, согрешающему против меня? до семи ли раз?" (ст. 21)? В одно время он и спрашивает, и обещает, и еще не будучи наставлен, уже показывает усердие! Ясно знал, что сердце Учителя наклонено к человеколюбию, и что тот больше всех угождает Ему, кто больше всех прощает грехи ближним, и не взыскивает за них строго, он, чтобы угодить Законодателю, говорит: "до семи ли раз?" И потом, чтобы ты знал, что такое человек и что Бог, и как щедрость человека, до чего бы ни простиралась, в сравнении с обилием (милости) Бога, беднее всякой бедности, и что наша доброта в отношении к несказанному человеколюбию Его то же, что капля в отношении к беспредельному морю, – послушай, что говорит Христос, когда Петр сказал: "до семи ли раз", и подумал о себе, будто показал великое усердие и щедрость: "не говорю тебе: до семи раз, но до седмижды семидесяти раз".

Иные полагают, что это значит семьдесят семь; не так однако: напротив, это без малого пятьсот, потому что семью семьдесят составляет четыреста девяносто. И не подумай, возлюбленный, что эта заповедь тяжела. Если ты простишь согрешившему в день раз, и другой, и третий, то оскорбитель твой, хотя бы был совсем каменный, хотя бы был свирепее самих демонов, не будет столько бесчувственен, чтобы опять впасть в тот же грех, но, образумленный многократным прощением, сделается лучше и скромнее. Да и ты, если будешь в состоянии столько раз оставить без внимания сделанные против тебя грехи, приобретши навык от одного, другого и третьего прощения, не почувствуешь уже труда от такого любомудрия: часто прощая, приучишься не поражаться грехами ближнего (против тебя). Услышав это, Петр стал в изумлении, заботясь не только о себе, но и о тех, которые будут ему вверены. Итак, чтобы он не сделал того же, что сделал и в отношении к другим заповедям, Господь предварительно отклонил его от всякого вопроса. Что же такое он сделал в отношении к другим заповедям? Если Христос повелевал когда что-нибудь, по-видимому, трудное, (Петр), выходя прежде других (учеников), спрашивал и разведывал насчет заповеди. Так, когда приступил богач и вопрошал Христа о вечной жизни, и узнав, что должно делать для достижения совершенства, "смутившись от сего слова, отошел с печалью, потому что у него было большое имение" (Мрк. 10: 22), – и когда Христос сказал, что "удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царствие Божие" (ст. 25), – Петр, хотя уже отказался от всего, не удержал при себе даже и сети, но бросил и свое ремесло, и рыбачью лодку, подошедши сказал Христу: "кто же может спастись?" (ст. 26)? Заметь здесь и скромность ученика и горячность его. Не сказал он: ты заповедуешь невозможное; повеление тяжко; закон суров. Однако ж и не промолчал, но показал и заботливость о других, и воздал Учителю должную со стороны ученика честь, сказав так: "кто же может спастись?" Еще не сделался он пастырем, а имел душу пастырскую; еще не получил начальства, а показывал попечительность, приличную начальнику, заботясь о всей вселенной. Если бы он был богат и владел множеством денег, иной, может быть, сказал бы, что он предложил этот вопрос, беспокоясь не о других, но о самом себе и заботясь о своих собственных делах. Теперь же бедность освобождает его от этого подозрения и показывает, что он так беспокоился и разведывал, и хотел узнать от учителя о пути ко спасению, заботясь о спасении других. Поэтому и Христос, ободряя его, сказал: "человекам это невозможно, но не Богу, ибо всё возможно Богу" (ст. 27). Не подумай говорить, будто вы остаетесь беспомощными; Я в этом деле участвую с вами, и трудное делаю удобным и легким. Опять, когда Христос беседовал о браке и жене, и говорил, что "кто разводится с женою своею, кроме вины прелюбодеяния, тот подает ей повод прелюбодействовать" (Мф. 5:32), и когда убеждал прощать жене всякое преступление, кроме одного прелюбодеяния, – Петр, в то время, как другие молчали, подошел и сказал Христу: "если такова обязанность человека к жене, то лучше не жениться" (Мф. 19:10).

Смотри и здесь, как он и соблюл должное почтение к Учителю и показал попечительность о спасении других, заботясь и здесь не о своих собственных делах. Итак, чтобы и здесь [2] не сказал он чего-либо подобного, Господь притчею предупредил возражение с его стороны. Поэтому и сказал Евангелист: "Посему Царство Небесное подобно царю, который захотел сосчитаться с рабами своими", – показывал, что Он говорит эту притчу для того, чтобы ты знал, что если бы ты и "до седмижды семидесяти раз" в день оставил брату согрешения, то не сделал бы еще ничего великого, но далеко, несказанно далеко отстоял бы от человеколюбия Господня, и дал бы не столько, сколько получил.

4. Послушаем же притчи: она кажется ясною сама по себе, однако ж содержит в себе несказанное сокровище мыслей. "Посему Царство Небесное подобно царю, который захотел сосчитаться с рабами своими". Не пробегай без внимания это изречение, но открой мне судилище то, и вошедши в свою совесть, подумай о том, что сделано тобою во всю жизнь. И когда услышишь, что (царь) считается с рабами своими, представь себе и царей, и военачальников, и градоправителей, и богатых и бедных, и рабов и свободных, и всех: "ибо всем нам должно явиться пред судилище Христово" (2Кор. 5:10). Если ты богат, – подумай, что отдашь отчет, на блуднице истратил ты деньги, или на бедных; на тунеядцев и льстецов, или на нуждающихся; на распутство, или на человеколюбие; на удовольствие, лакомство и пьянство, или на вспоможение несчастным? И не в одной только трате потребуют у тебя отчета, но и в приобретении имущества: праведными ли трудами собрал ты его, или хищением и лихоимством; получив ли родительское наследство, или разоривши домы сирот и расхитивши имущества вдовиц? Как мы у своих слуг требуем отчета, не только в расходе денег, но и в приходе, допрашивая, откуда и от кого, и как, и сколько получили они денег, – так и Бог требует от нас отчета не только в употреблении, но и в приобретении. И не богач только, но и бедный дает отчет – в бедности: благодушно ли и с благодарением ли перенес бедность, не впал ли в уныние, не подосадовал ли, не возроптал ли на Божий Промысл, видя другого в роскоши и удовольствиях, а себя в нужде? Как у богача потребуют отчета в милостыне, так у бедного в терпении, или – лучше – не в терпении только, но и в самой милостыне, потому что бедность не мешает милостыне: свидетель – вдовица, положившая две лепты – и этим малым вкладом превзошедшая тех, которые положили по многу. И не богатые только да бедные, но и начальники с судьями истязуются с великою строгостью: не извратили ли они правду, не произнесли ли приговора над подсудимыми по пристрастию или по ненависти, не дали ли, уступив лести, неправедного решения, или, по злопамятству, не сделали ли зла невинным? Да и не светские только начальники, но и предстоятели церквей дадут отчет в своем начальстве, и они особенно подвергнутся строжайшим и тягчайшим взысканиям. Тот, кому вверено служение слова, даст там строгий отчет, не опустил ли по лености или по злорадству чего-либо такого, что бы сказать надлежало, и доказал ли на деле, что изъяснил он все и не скрыл ничего полезного. Опять, получивший епископство, сколько на высшую взошел он степень, столько же строжайший даст и отчет, не только в учении и предстательстве за бедных, но и в испытании рукополагаемых и в бесчисленном множестве других дел. На это-то указывая, Павел и писал Тимофею: "Рук ни на кого не возлагай поспешно, и не делайся участником в чужих грехах" (1Тим. 5:22). И, давая наставление евреям касательно их начальников, устрашал (епископов) другим образом, говоря так: "Повинуйтесь наставникам вашим и будьте покорны, ибо они неусыпно пекутся о душах ваших" (Евр. 13:17).

Но не в одних делах, а и в словах тогда дадим отчет. И мы, вверив слугам своим деньги, требуем у них отчета во всем; так и Бог, вверив нам (дар) слова, взыщет за его употребление. Так мы истязуемы будем и дадим строгий отчет в том, не бессмысленно ли и не попусту ли тратили слова, потому что не столько вредна пустая трата денег, сколько бессмысленное, суетное и напрасное употребление слов. Напрасная трата денег делает иногда ущерб имению, а слово, произнесенное без рассуждения, разоряет целые домы, губит и разрушает души. Ущерб имения можно опять поправить, а слово, раз вылетевшее, возвратить назад нельзя.

А что мы дадим отчет в словах, послушай, что говорить Христос: "Говорю же вам, что за всякое праздное слово, какое скажут люди", (на земле), "дадут они ответ в день суда: ибо от слов своих оправдаешься, и от слов своих осудишься" (Мф. 12: 36, 37). И не только в своих словах мы дадим отчет, но и в слушании (чужих слов), напр. не внял ли ты ложному обвинению ближнего; потому что сказано: "Не внимай пустому слуху" (Исх. 23:1). Если же приемлющие "пустой слух" не получат извинения, то какое оправдание будут иметь те, кто клевещет и оговаривает?

5. И что говорю я о словах и о слухе, когда мы подлежим взысканию даже за помыслы? Это самое показывал, и Павел говоря: "посему не судите никак прежде времени, пока не придет Господь, Который и осветит скрытое во мраке и обнаружит сердечные намерения" (1Кор.4:5). И псалмопевец говорит: "ибо помышление человеческое исповестся Тебе" (ср. Пс.75:11). Что такое: "ибо помышление человеческое исповестся Тебе"? То есть, не коварно ли и злонамеренно говорил ты с братом, не хвалил ли его устами и языком, а в сердце не пожелал ли зла и не позавидовал ли ему? На это же самое указывая, т.е. что мы подвергнемся суду не за одни дела, но и за помыслы, Христос сказал: "что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем" (Мф. 5:28). Хотя грех не вышел еще в дело, а остается пока в сердце, но и при этом не может остаться без вины тот, кто смотрит на красоту женскую для того, чтобы возжечь похоть блудную. Итак, когда услышишь, что господин "захотел сосчитаться с рабами своими", не проходи без внимания этого изречения, но представь себе людей всякого достоинства, всякого возраста, обоих полов, мужей и жен, подумай, каково тогда будет судилище, припомни все грехи свои. Хоть сам ты и забудешь свои преступления, но Бог никогда не забудет, и представит все (грехи) пред глаза наши, если только мы не предупредим загладить их теперь покаянием и исповедью и тем, что никогда не будем злопамятствовать на ближнего. Для чего же Он делает этот расчет? Не потому, чтобы Он не знал (как не знать Тому, Кто знал все вещи прежде их бытия?), но для того, чтобы убедить тебя – раба, что всем, чем ни должен ты, должен по правде; а лучше сказать, не для того, чтобы ты только узнал, но чтобы и очистился. Так и пророку для этого повелел Он говорить о грехах иудеев: "укажи", говорит, "народу Моему на беззакония его, и дому Иаковлеву" (Ис. 58:1), не для того, чтобы они только услышали, но чтобы исправились. "Когда начал он считаться, приведен был к нему некто, который должен был ему десять тысяч талантов" (Мф. 18: 34). Так, вот сколько ему было доверено, и столько-то он издержал! Огромное количество долга! Но беда была не в этом только, но и в том еще, что он первый приведен был к господину. Если бы привели его в след уже за многими другими исправными (должниками), не так было бы удивительно то, что господин не разгневался: исправность вошедших прежде могла сделать его более снисходительным к последующим за ними неисправным. Но что введенный первым оказался неисправным, и, не смотря на такую неисправность, нашел однако ж господина человеколюбивым, вот это особенно удивительно и необычайно. Люди, когда найдут должников, обрадуются так, как будто бы нашли добычу и лов, и делают все, чтобы взыскать весь долг; если же это не удается им по бедности должников, то они гнев свой из-за денег изливают на бедное тело несчастных: секут и бьют его, и наносят ему тьму зла. А Бог, напротив, все двигал и направлял к тому, чтобы освободить его (должника) от долгов. У нас взыскать (долг) – богатство, а у Бога простить – богатство. Мы богатеем, когда получим долги, а Бог тогда особенно бывает богат, когда простит долги; богатство Божие есть спасете людей, как говорит Павел: "богатый для всех, призывающих Его" (Рим. 10: 12). Но, может быть, скажет кто: как же это, тот, кто хотел оставить и простить вину, приказал продать его? Это-то самое особенно и доказывает его человеколюбие. Но не будем спешить, последуем в порядке за рассказом притчи. "Не имел, чем заплатить", говорится. Что значит: "не имел, чем заплатить"? Опять усиленное свидетельство о неисправности (должника). Когда говорится: "не имел, чем заплатить", говорится не что иное, как то, что он был чужд добродетелей, не имел ни одного доброго дела, которое бы можно было вменить ему в отпущение грехов, потому что вменяются, несомненно вменяются, нам в отпущение грехов добрые дела, как и вера в правду: "не делающему, но верующему в Того, Кто оправдывает нечестивого, вера его вменяется в праведность" (Рим. 4:5). И что говорю о вере и о добрых делах, когда и скорби вменяются нам в разрешение грехов? Это доказывает Христос притчею о Лазаре, когда вводит Авраама, говорящим богачу, что Лазарь "получил в жизни свое злое", и за это "ныне же он здесь утешается" (Лк.16:25). Доказывает и Павел, когда пишет к Коринфянам о прелюбодее, и говорить так: "предать сатане во измождение плоти, чтобы дух был спасен" (1Кор.5:5). Вразумляя и других грешников, он говорил так: "Оттого многие из вас немощны и больны и немало умирает. Ибо если бы мы судили сами себя, то не были бы судимы. Будучи же судимы, наказываемся от Господа, чтобы не быть осужденными с миром" (1Кор.11:30-32). Если же вменяются нам в оставление грехов и искушение, и болезнь, и немощь, и измождение плоти, которые мы терпим непроизвольно и не сами себе причиняем, тем более (вменяются) подвиги, совершаемые нами добровольно и с усердием. Но этот (должник) был чужд всякого добра, а грехов имел невыносимое бремя; поэтому и говорится: "как он не имел, чем заплатить, то государь его приказал продать" (Мф. 18:25). Отсюда-то особенно можно узнать человеколюбие господина, что он и сделал расчет, и приказал продать его, потому что и то и другое сделал он для того, чтобы не продать его. Из чего это видно? Из конца. Если бы он хотел продать его, кто бы воспрепятствовал, кто бы удержал?

6. Итак, для чего же он приказал, не имея намерения исполнить (этого приказания)? Для того, чтобы увеличить страх (должника). А страх увеличил угрозой для того, чтобы заставить его просить (о пощаде), а просить заставил для того, чтобы иметь случай к прощению. Мог он, конечно, простить его и до просьбы, но не сделал этого, чтобы должника не сделать худшим. Мог дать прощение и прежде расчета, но чтобы тот, не зная тяжести своих грехов, не сделался бесчеловечнее и жесточе к ближним, для этого наперед показал ему великость долга, а потом простил ему все. В самом деле, если и после того, как сделан был расчет, показан долг, произнесена угроза и объявлен приговор, которому должен был подвергнуться (этот человек), он был так жесток и бесчеловечен к товарищу, то до какой бы жестокости не дошел он, когда бы ничего этого не было? Для того Бог сделал и устроил все это, чтобы предотвратить такое бесчеловечие его. Если же он ничем этим не исправился, то вина уже не в учителе, а в том, кто не принял исправления. Однако ж посмотрим, как он прикрывает свою язву. "Пал", говорится, к ногам его, "кланяясь ему, говорил: государь! потерпи на мне, и всё тебе заплачу" (Мф. 18:26). Не сказал ведь, что не может заплатить: таков уж обычай у должников – обещать, хоть и ничего не могут отдать, лишь бы избежать настоящей беды.

Послушаем все мы, нерадящие о молитве, какова сила молений? Этот должник не показал ни поста, ни нестяжательности, и ничего другого подобного; однако ж, лишенный и чуждый всякой добродетели, лишь только попросил он господина, то и успел преклонить его на милость. Не будем же ослабевать в молитвах. Кто может быть грешнее этого должника, который виновен был в стольких преступлениях, а доброго дела, ни малого, ни великого, не имел? Однако ж он не сказал себе: я не имею дерзновения, покрыт стыдом; как могу приступить? Как могу просить? А так говорят многие из согрешающих, недугуя дьявольскою робостью! Ты не имеешь дерзновения? Для того и приступи, чтобы приобрести великое дерзновение. Тот, кто хочет с тобой примириться, не человек, пред которым бы пришлось тебе стыдиться и краснеть; это Бог, желающий, больше тебя, освободить тебя от грехов. Не столько ты желаешь собственной безопасности, сколько Он ищет твоего спасения; и – это Он показал нам самыми делами. Ты не имеешь дерзновения? Потому-то и можешь иметь дерзновение, что ты в таком расположении духа; величайшее дерзновение в том, чтобы не думать, что имеешь дерзновение, равно как и величайший стыд – оправдывать себя пред Господом. Этот нечист [3], хотя бы был святее всех людей; напротив, считающий себя последним между всеми становится праведным. И свидетели того, что я говорю, фарисей и мытарь. Не станем же отчаиваться из-за грехов, не станем унывать, но будем приходить к Богу, припадать, умолять, как сделал это должник, доселе показавший доброе расположение. Что не пал он духом, не повергся в отчаяние, исповедал грехи, попросил некоторой отсрочки и замедления – все это хорошо, и (обнаруживает) сокрушенное сердце и смиренную душу. Но последующее уже не похоже на прежнее: что приобрел он усердною мольбою, все это вдруг погубил гневом на ближнего. Теперь перейдем к образу прощения: узнаем, как господин простил его, и как дошел до этого. "Умилосердившись", говорится, "Государь, отпустил его и долг простил ему" (Мф. 28:27). Тот просил отсрочки, этот дал прощение; стало быть, тот получил больше, чем сколько просил. Потому и Павел говорит: "А Тому, Кто действующею в нас силою может сделать несравненно больше всего, чего мы просим, или о чем помышляем" (Еф. 3:20). Ты не можешь и помыслить, сколько Он готов дать тебе. Не стыдись же; не красней; или – лучше – стыдись грехов, только не отчаивайся, не оставляй молитвы, но, хоть ты и грешник, приступи, чтобы примирить с собой Владыку, чтобы дать Ему случай показать Свое человеколюбие в прощении твоих грехов. Стало быть, если побоишься приступить, помешаешь Его благости, преградишь путь щедротам Его милосердия, сколько это зависит от тебя.

Итак, не будем упадать духом, не будем нерадеть о молитвах. Хотя бы мы низринулись в самую глубину порока, Он может скоро извлечь нас и оттуда. Никто не согрешил столько, сколько этот (должник); всякий вид зла сделал он; это показывают десять тысяч талантов (долга). Никто не был так беден, как он. Это явно из того, что ему нечем было заплатить. И однако ж, кому все изменило, того могла спасти сила молитвы. Так молитва, скажут, столько сильна, что может освободить от казни и мучения того, кто оскорбил Господа бесчисленными делами и поступками? Да, столько может она, человек! Впрочем, все это совершает она не одна, но имеет величайшего споборника и помощника в человеколюбии Бога, приемлющего молитву, которое и здесь [4] совершило все, и самую молитву сделало сильною. На это указывая, Христос сказал: "Государь, умилосердившись над рабом тем, отпустил его и долг простил ему", дабы ты знал, что и после молитвы, как и прежде молитвы, все сделала благость Владыки. "Раб же тот, выйдя, нашел одного из товарищей своих, который должен был ему сто динариев, и,

схватив его, душил, говоря: отдай мне, что должен" (Мф. 18:28). Что может быть преступнее этого? Еще в ушах его раздавались слова благодеяния – и он забыл уже о человеколюбии господина!

7. Видишь, какое благо помнить (свои) грехи? Ведь и этот (должник), если бы постоянно помнил их, не был бы так жесток и бесчеловечен. Поэтому всегда говорю, и не перестану повторять, что весьма полезно и нужно нам постоянно помнить все наши поступки. Ничто не может сделать душу так любомудрою и смиренною, и кроткою, как постоянное памятование о грехах. Поэтому и Павел помнил грехи, сделанные им не только после купели, но и до крещения, хотя они и были уже изглажены совершенно. Если же он помнил грехи, сделанные до крещения, тем более нам должно помнить сделанные нами после крещения. Памятуя об них, мы не только изгладим их, но и будем ко всем людям снисходительнее, а Богу послужим с большим усердием, из памятования о грехах познавая несказанное Его человеколюбие. Этого не сделал (должник) этот; но, забыв великость долга, забыл и благодеяние. А забыв благодеяние, он стал злым к товарищу и злобою к нему погубил все, что получил от Божия человеколюбия. "Схватив его, душил, говоря: отдай мне, что должен". Не сказал: отдай мне сто динариев, потому что стыдился малости долга, но: "отдай мне, что должен". Он же "пал к ногам его, умолял его и говорил: потерпи на мне, и всё отдам тебе" (Мф. 18:29). Теми же словами, посредством которых тот нашел прощение, и этот просит о спасении. Но тот, по безмерной жестокости, не тронулся этими словами, и не подумал, что сам он спасся посредством этих же слов. Если бы он даже простил, так и это не было бы уже делом человеколюбия, но долгом и обязанностью. В самом деле, если бы он сделал это прежде, чем был расчет (с господином), и последовало то решение, и он получил такое благодеяние, поступок его был бы делом его собственного великодушия: теперь же, после такого дара и прощения стольких грехов, он был уже обязан, как бы неизбежным некоторым долгом, не злопамятствовать на товарища. Однако ж он не сделал этого и не подумал, как велика разность между прощением, которое сам он получил, и – которое он должен бы оказать товарищу. В самом деле, великую увидишь разность не только в количестве долгов, не только в достоинстве лиц, но и в самом образе (прощения). Там долг был десять тысяч талантов, а здесь сто динариев; тот провинился пред господином, а его должник пред товарищем; тот сделал бы милость, получив свое добро, а господин простил ему все, не видев от него никакого добра, ни малого, ни великого. Но должник ни о чем этом не подумал, а вдруг, воспламенившись гневом, "пошел и посадил его в темницу, пока не отдаст долга. Товарищи его, видев происшедшее", говорится, вознегодовали. Так товарищи осуждают прежде, чем господин, чтобы познал ты кротость господина. Услышав (об этом), господин его и, призвав его, опять начинает с ним суд, и не просто так, произносит приговор, но наперед входит в разбирательство. И что говорит? "Злой раб! весь долг тот я простил тебе" (ст. 32). Что может быть добрее господина? Когда тот должен был ему десять тысяч талантов, он не оскорбил его даже словом, не назвал и злым, но только приказал продать; и это для того, чтобы освободить его от долгов. А как тот оказался злым к своему товарищу, тогда-то (господин) уже гневается и раздражатся, дабы знал ты, что он легче прощает грехи против него самого, нежели против ближних. И так делает Он не только здесь, но и в других случаях. "Итак, если", говорит, "ты принесешь дар твой к жертвеннику и там вспомнишь, что брат твой имеет что-нибудь против тебя, оставь там дар твой пред жертвенником, и пойди прежде примирись с братом твоим, и тогда приди и принеси дар твой" (Мф. 5:23-24). Видишь, как Он везде наше предпочитает своему и не ставит ничего выше мира и любви к ближнему. И опять в другом месте: "кто разводится с женою своею, кроме вины прелюбодеяния, тот подает ей повод прелюбодействовать" (Мф. 5:32), а чрез Павла дает закон такой: "если какой брат имеет жену неверующую, и она согласна жить с ним, то он не должен оставлять ее" (1Кор.7:12). Если она, говорит, сделает прелюбодеяние, отвергни ее; а если будет неверующая, не отвергай: если, то есть, согрешит против тебя, брось ее, а если против Меня, оставь при себе. Так и здесь, когда тот сделал столько грехов против Него (Бога), Он простил; а согрешил он против товарища, хоть гораздо менее и легче, чем против господина, тогда не простил, но подверг наказанию. Теперь назвал его и злым, а тогда не оскорбил даже и словом. Поэтому здесь и прибавлено, что (господин) "разгневавшись, отдал его истязателям"; но этого не прибавил Он, когда требовал у него отчета в десяти тысячах талантов, дабы знал ты, что то (прежнее) решение произошло не от гнева, но от попечительности, спешившей к прощению, а более всего раздражил Его этот грех. Что же может быть хуже злопамятства, когда оно отъемлет назад и явленное уже человеколюбие Божие; и когда то, к чему не могли расположить Его грехи должника, заставил сделать гнев на ближнего? Между тем написано, что "дары и призвание Божие непреложны" (Рим. 11:29). Как же здесь, после того, как дар уже оказан, и человеколюбие явлено, приговор опять отменен? Ради злопамятства. Итак, не погрешит, кто назовет этот грех тягчайшим всякого греха: другие грехи все были прощены, а этот не только (сам) не мог быть прощен, но возобновил опять и другие грехи, которые были уже изглажены совсем.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю