Текст книги "Власов против Сталина. Трагедия Русской освободительной армии, 1944–1945"

Автор книги: Иоахим Гофман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

2. Верховное командование и офицерский корпус. Размежевание с немцами

После того, как с сентября 1944 г. полным ходом развернулась подготовительная работа, 28 января 1945 г. РОА, которая теперь носила официальное название Вооруженные силы Комитета освобождения народов России (ВС КОНР, Вооруженные силы КОНР) или, коротко, Вооруженные силы народов России, действительно появилась на свет. В этот день Гитлер назначил Власова «главнокомандующим русскими вооруженными силами и одновременно передал ему верховное командование над всеми вновь формируемыми и создаваемыми путем перегруппировки русскими соединениями» [56]. С 28 января 1945 г. РОА считалась Вооруженными силами союзного с Германией государства, соединения которой могли быть подчинены германскому вермахту лишь в оперативном отношении и временно [57]. Приказом № 1 от того же дня генерал-майор Трухин был назначен начальником штаба и заместителем главнокомандующего. [58] Генерал Власов, одновременно занимавший пост председателя КОНР, едва ли мог сделать лучший выбор. Происходивший из поместных дворян, студент Петербургского университета и офицер еще царской армии, Трухин в 30-е годы был профессором «тактики крупных войсковых соединений» Академии Генерального штаба Красной Армии и, как вспоминает генерал-майор Григоренко, являлся в то время, помимо военного теоретика Иссерсона, единственной «незаурядной личностью в Академии» [59]. Начало германско-советской войны застало Трухина, как упоминалось, начальником оперативного отдела штаба Прибалтийского Особого военного округа (Северо-Западного фронта). Талантливый, с глубокими военными знаниями, к тому же обладавший сильным характером и привлекательной внешностью, он принадлежал к наиболее примечательным личностям в Освободительном движении и стал подлинным вождем Освободительной армии. Едва ли менее заметен был его заместитель – полковник, затем генерал-майор Боярский, потомок украинского князя Гамалия, когда-то адъютант маршала Советского Союза Тухачевского[7]7
  Данные о княжеском происхождении Боярского и его службе в качестве адъютанта Тухачевского не соответствуют действительности. См.: Александров К.М. Указ. соч. С. 81–82.


[Закрыть], выпускник Военной академии имени Фрунзе, попавший в немецкий плен, будучи командиром советской 41-й стрелковой дивизии [60]. Германский офицер из добровольческих частей полковник фон Хеннинг описывал его в 1943 г. как «чрезвычайно умного, находчивого, начитанного и много поездившего по миру солдата и политика». Боярский с самого начала относился к немцам как равный, требовательно и с такой прямотой, что генерал-фельдмаршал Буш в июле 1943 г. снял его с поста «штабного офицера по обучению и обслуживанию восточных частей» при 16-й армии. Адъютантом так называемой командной группы армейского штаба был лейтенант Ромашкин, начальником канцелярии – майор Шейко, переводчиком – лейтенант Кубеков. «Верховное командование Вооруженных сил Комитета освобождения народов России», называвшееся в русскоязычной переписке «Штаб ВС КОНР» [61], фактически выполняло функции военного министерства.

Представление о масштабах его задач дает боевое расписание по состоянию на конец февраля 1945 г., которое приводится здесь впервые:

1. Оперативный отдел

начальник отдела – полковник Нерянин [62] (Нерянин, выходец из рабочей семьи, родился в 1904 г., с отличием закончил Военную академию имени Фрунзе и Академию Генерального штаба. Охарактеризованный по этому случаю начальником Генерального штаба Красной Армии, маршалом Советского Союза Шапошниковым как «один из самых наших блестящих армейских офицеров», Нерянин во время своей службы в РККА (Рабоче-Крестьянская Красная Армия) был начальником оперативного отдела штаба Уральского военного округа и в ноябре 1941 г. попал в немецкий плен в районе Ржев – Вязьма, будучи начальником оперативного отдела штаба 20-й армии[8]8
  По другим данным, родился в 1902 г., в плен попал не позднее начала 1942 г., находясь в должности начальника оперативного отдела 52-й армии. См.: Александров К.М. Указ. соч. С. 217–218.


[Закрыть]);

заместитель начальника отдела – подполковник Коровин,

начальник 1-го отделения – подполковник Риль,

начальник 2-го отделения – подполковник Михельсон.

2. Разведывательный отдел

начальник отдела – майор Грачёв,

начальник отделения контрразведки – майор Чикалов.

3. Отдел связи

начальник отдела – подполковник Корбуков.

4. Отдел военных сообщений

начальник отдела – майор Кременецкий.

5. Топографический отдел

начальник отдела – подполковник Васильев.

6. Шифровальный отдел

начальник отдела – майор Поляков,

заместитель начальника отдела – подполковник Павлов.

7. Отдел формирований

начальник отдела – полковник Денисов,

заместитель начальника отдела – майор Никифоров,

начальник 1-го отделения – капитан Федосеев,

начальник 2-го отделения – капитан Демидов,

начальник 3-го отделения – капитан Козлов,

начальник 4-го отделения – майор Свириденко.

8. Отдел боевой подготовки

начальник отдела – генерал-майор Ассберг [63] (Арцезов, также Асбьяргас) (Ассберг, армянин по происхождению, родился в Баку, закончил Астраханское военное училище и в 1942 г. был полковником и начальником отдела автобронетанковых сил армии. Хотя ему удалось вывести подчиненные части из окружения под Таганрогом, он был приговорен к смерти, но затем вновь брошен в бой, где попал в плен)[9]9
  По другим, более достоверным данным, В.Г. Ассберг (он же Арцезов, он же Ассбергьянс) родился в 1898 г. в Таганроге, в 1916 г. закончил Астраханскую гимназию и Константиновское военное училище (ускоренный выпуск); в Красной Армии – с июня 1919 г. См.: Александров К.М. Указ. соч. С. 77–79.


[Закрыть];

заместитель начальника отдела – полковник Таванцев,

начальник 1-го отделения (обучение) – полковник Черный,

начальник 2-го отделения (военные школы) – полковник Денисенко,

начальник 3-го отделения (уставы) – подполковник Москвичёв.

9. Командный отдел

начальник отдела – полковник Поздняков [64] (Поздняков родился в 1901 г.[10]10
  По другим данным – в 1902 г. См.: Александров К.М. Указ. соч. С. 227–228.


[Закрыть] в Санкт-Петербурге, в 1919 г. вступил в Красную Армию и после соответствующей профессиональной подготовки был начальником химической службы различных военных училищ, полков и дивизий. В 1937 г. был арестован и подвергнут пыткам, попал в плен в 1941 г. под Вязьмой, будучи начальником химической службы 67-го стрелкового корпуса.),

заместитель начальника отдела – майор Стрельников,

начальник 1-го отделения (штабные офицеры) – капитан Калинин,

начальник 2-го отделения (пехота) – майор Демский,

начальник 3-го отделения (кавалерия) – старший лейтенант Ващенко,

начальник 4-го отделения (артиллерия) – подполковник Панкевич,

начальник 5-го отделения (танковые части, саперы) – капитан Корнилов,

начальник 6-го отделения (административные службы, санитарное дело) – майор Панайот.

10. Отдел пропаганды

начальник отдела – полковник (позднее генерал-майор) Меандров [65] (Меандров родился в 1894 г. в Москве, происходил из семьи священника. Его отец, священник в церкви Св. Харитона в Москве, в 1932 г. был депортирован и погиб в ссылке. В 1913 г. Меандров закончил Алексеевское пехотное училище в Москве. Перед войной[11]11
  Это было задолго до начала войны – в 1921–1924 гг. См.: Александров К.М. Указ. соч. С. 208–209.


[Закрыть] был преподавателем тактики в Кремлевской пехотной школе, до 25 июля 1941 г. – начальник штаба 37-го стрелкового корпуса, а затем заместитель начальника штаба и начальником оперативного отдела 6-й армии. В немецкий плен попал под Уманью),

заместитель начальника отдела – майор Егоров,

инспектор пропаганды в частях – капитан Похваленский,

инспектор пропаганды среди добровольцев в соединениях вермахта – капитан Сопченко.

Отделу пропаганды подчинялся ансамбль песни и пляски, а также оркестр.

11. Военно-юридический отдел

начальник отдела – майор Арбенин.

12. Финансовый отдел

начальник отдела – капитан Петров.

13. Отдел автобронетанковых войск

начальник отдела – полковник Антонов [66] (Антонов родился в 1898 г., выходец из семьи крестьян Тульской губернии. Попал в плен, будучи полковником и начальником отдела автобронетанковых сил армии),

заместитель начальника отдела – полковник Попов.

14. Артиллерийский отдел

начальник отдела – генерал-майор Богданов (Богданов был в Красной Армии генерал-майором и командиром дивизии),

заместитель начальника отдела – полковник Сергеев,

инспектор по обучению – полковник Кардаков,

инспектор по артиллерийскому вооружению – полковник Перхуров,

инспектор по стрелковому вооружению – подполковник Шатов.

15. Отдел материально-технического снабжения

начальник отдела – генерал-майор Севастьянов (он был в Красной Армии комбригом),

начальник отделения тыловых служб – полковник Сакс,

инспектор по продовольственному снабжению – майор Зелепугин,

инспектор по расквартированию – капитан Путилин.

16. Инженерный отдел

начальник отдела – полковник …[12]12
  Эту должность занимал полковник Г.В. Яропут.


[Закрыть], заместитель начальника отдела – полковник Голиков.

17. Санитарный отдел

начальник отдела – полковник, профессор Новиков,

заместитель начальника отдела – капитан Трушнович.

18. Ветеринарный отдел

начальник отдела – подполковник Сараев,

заместитель начальника отдела – капитан Жуков.

19. Протопресвитер

протоиерей Д. Константинов,

духовник штаба армии – протоиерей А. Киселев.

Армейский штаб к началу марта 1945 г. еще не был полностью укомплектован, но если провести сравнение, то численность служивших в нем офицеров соответствовала численности министерства рейхсвера в год его создания (1920 г.). Коменданту штаб-квартиры майору Хитрову подчинялся административно-хозяйственный отдел во главе с капитаном Шишкевичем, а также хозяйственная рота во главе со старшим лейтенантом Шарко. Охрана главнокомандующего КОНР и армейского штаба была возложена на батальон охраны во главе с майором Беглецовым. За личную безопасность Власова отвечал начальник охраны капитан Каштанов. Далее, при армейском штабе имелся офицерский резервный лагерь под командованием подполковника Мелешкевича с офицерским батальоном во главе с подполковником Голенко. Из прочих частей, находившихся в непосредственном распоряжении армейского штаба, имеется информация об отдельном строительном батальоне во главе с инженер-капитаном Будным, батальоне особого назначения штаба главнокомандующего, а также так называемых вспомогательных войсках [67]. Эти вспомогательные службы, созданные на основе технических подразделений во главе с полковником Яропутом и состоявшие из специального персонала и рабочих, по особому пожеланию Власова получили военный статус, хотя имелось стремление присоединить их непосредственно к КОНР в качестве своего рода технической аварийной службы. Начальником штаба вспомогательных войск был сначала инженер-подполковник Попов, а непосредственно перед окончанием войны – полковник Антонов.

Почти все названные здесь офицеры армейского штаба являлись бывшими генералами, полковниками и прочими старшими офицерами Красной Армии. Уже отсюда видна несостоятельность позднейшего советского утверждения, будто из-за отказа обладателей таких офицерских званий вступить в РОА офицерами были назначены некие анонимные изменники. Тот факт, что бывшие советские генералы и полковники, люди, когда-то принадлежавшие к «сталинской гвардии», «получавшие повышения и награды […] и наслаждавшиеся всеми жизненными благами», занимали руководящие посты в Освободительной армии, как раз послужил в 1944 г. обвинением, с которым выступили перед Восточным министерством враждебные Власову круги национальных меньшинств [68]. Правда, наряду с офицерами из Красной Армии в РОА руководящие посты занимал и ряд представителей старой эмиграции. Власов, который хотел использовать политический и военный опыт этих эмигрантов, не раз высказывался за сотрудничество с ними и привлек некоторых из них и в свое ближайшее окружение. В этой связи можно назвать одного из его адъютантов – полковника Сахарова, сына генерал-лейтенанта царской армии К.В. Сахарова[13]13
  Генерал-лейтенант К.В. Сахаров с апреля 1919 г. состоял при Верховном правителе России вице-адмирале А.В. Колчаке генералом для поручений, с мая того же года – начальником штаба, а с июня – командующим Западной армией (с июля – 3-я армия), с ноября – командующим Восточным фронтом.


[Закрыть], который когда-то был начальником штаба адмирала Колчака [69]. Полковник Сахаров участвовал в гражданской войне в Испании на стороне генерала Франко и, наряду с другим старым офицером подполковником Архиповым, в конце войны командовал полком в 1-й дивизии РОА. В качестве начальника своей личной канцелярии Власов избрал бывшего командира полка царской армии полковника Кромиади. Офицером по особо важным поручениям в армейском штабе был старший лейтенант Томашевский, юрист, выпускник Харьковского университета, отказавшийся от звания майора РОА во избежание обвинений в карьеризме [70]. Представители старой эмиграции встречаются в Освободительной армии и на различных других постах. К Освободительному движению присоединились генералы Архангельский и фон Лампе, а также генерал Драгомиров и живший в Париже, признанный в разных странах военный писатель, генерал профессор Головин, который перед своей смертью успел разработать Устав внутренней службы РОА [71]. Начальником отдела кадров штаба вспомогательных войск был полковник царской и Белой армии Шоколи. Во главе Управления казачьих войск, созданного в 1945 г. при КОНР, встал атаман Донского войска генерал-лейтенант Татаркин. Атаман Кубанского войска генерал-майор Науменко, а также казачьи генералы Абрамов, Балабин, Шкуро, Крейтер и другие тоже выступили в поддержку власовского движения [72]. Генерал Крейтер, позднее главный уполномоченный КОНР в Остмарке [Австрия. – Прим. пер.], передал Власову и драгоценности, когда-то вывезенные из России армией генерала Врангеля для содержания своих частей.

Тем не менее эти и другие офицеры составляли в РОА лишь ничтожное меньшинство, так что уже в 1945 г. заговорили о сознательном отстранении старых эмигрантов. Так, в отрицательном отношении к эмигрантам обвиняют в особенности начальника штаба РОА генерал-майора Трухина. Например, он сначала отказал в просьбе генерал-майора Туркула о зачислении в армию, т. к. опасался связывать РОА с именем этого генерала, ставшего известным по Гражданской войне в качестве командира Дроздовской дивизии армии Врангеля [73]. Правда, в этой связи не следует забывать, что некоторые бывшие высокопоставленные офицеры, готовые вступить в Освободительную армию, выдвигали невыполнимые претензии и ожидали получить командные посты, как и было в действительности в казачьем корпусе, еще формировавшемся в 1945 г. генерал-майором Туркулом, а также в «1-й Русской национальной армии» генерал-майора Хольмстона-Смысловского, где командование находилось в руках старых эмигрантов, а бывшие советские офицеры получали только низшие посты. Следует также учесть, что отчасти уже постаревших офицеров, больше не находившихся на высоте развития тактики, удавалось устроить с трудом. Во всяком случае противоречие между старыми и новыми эмигрантами в РОА, наблюдавшееся и в других добровольческих частях, не удавалось полностью скрыть, как показывает в особенности случай с генерал-майором Пермикиным. Пермикин, штабс-ротмистр царской армии, создатель и командир проявившего себя в боях при Гатчине и Царском Селе в 1919 г. Талабского полка Северо-Западной армии генерала Юденича, в 1920 г. командующий 3-й армией генерала Врангеля в Польше, предоставивший себя в распоряжение Освободительной армии [74], был избран Власовым на роль старшего преподавателя тактики в офицерской школе. Однако в лагере 1-й дивизии РОА в Мюнзингене, куда он направился, его как «белогвардейского офицера» до такой степени подвергали личным оскорблениям, что в феврале 1945 г. он предпочел присоединиться к казачьему корпусу РОА во главе с генерал-майором Туркулом, как раз формировавшемуся в Австрии.

Если назначение главнокомандующего и создание верховного командования характеризуют, по крайней мере внешне, завершение процесса приобретения РОА самостоятельности, то в двух столь важных учреждениях, как военное правосудие и военная разведка, проявилось, что Освободительная армия действительно вскоре зажила собственной жизнью. Правда, о военной юстиции имеются лишь отрывочные документы [75]. Но из них, во всяком случае, вытекает, что при армейском штабе был назначен главный военный прокурор и одновременно были предприняты усилия по созданию цепочки судебных инстанций «сверху донизу» и разработке, совместно с юридическим отделом КОНР, инструкций и предписаний для прокурорской деятельности и осуществления судебной процедуры. То, что Власов в своем качестве главнокомандующего являлся также высшим судебным чином РОА, было, не желая того, засвидетельствовано советской стороной, когда на московском процессе 1946 г. его обвинили в расстреле нескольких «военнопленных». Речь шла о следующем [76]: 6 военнослужащих Освободительной армии, приговоренных к смерти военным судом за шпионаж в пользу Советского Союза, находились в апреле 1945 г. при штабе военно-воздушных сил РОА в Мариенбаде [ныне Марианске-Лазне, Чехия. – Прим. пер.], т. к. лишь здесь имелись помещения, исключавшие побег. Приговоры были представлены Власову во время пребывания в Мариенбаде, и он их утвердил – правда, как сообщают свидетели, лишь с колебаниями, с тяжелым сердцем и только тогда, когда ему заявили, что трудно подчеркивать автономию РОА перед немцами, если при этом избегать выполнения фундаментальных функций, функций юрисдикции. Самостоятельность РОА не в последнюю очередь проявилась и в том, что военный суд 1-й дивизии в последние дни войны взял на себя даже право осудить к смерти офицера германского вермахта Каттерфельд-Куронуса за якобы имевший место шпионаж в пользу Советского Союза [77].

Что касается развития службы военной разведки, то в начальный период как военная, так и гражданская разведка были сконцентрированы в Управлении безопасности, созданном при КОНР по настоянию русских [78], во главе с подполковником Тензоровым, офицером с сильным характером, хотя и не занимавшимся до сих пор подобными проблемами, по гражданской профессии – физиком в харьковском НИИ. Двумя его заместителями были майор Калугин, когда-то якобы начальник особого отдела штаба Северо-Кавказского военного округа[14]14
  Документально эти данные не подтверждаются. См.: Александров К.М. Указ. соч. С. 166–167.


[Закрыть], а также майор Чикалов. Отдел контрразведки возглавлял майор Крайнов, следственный отдел – майор Галанин, отдел секретной переписки – капитан Бакшанский, отдел кадров – капитан Зверев. Часть офицеров разведки – помимо Чикалова, Калугина, Крайнова, Галанина, также майоры Егоров и Иванов, капитан Беккер-Хренов и другие – принадлежала к НКВД и, надо полагать, была в определенной мере знакома с практикой работы секретных служб. Другие были резервистами, имевшими, например, профессию рабочего, архитектора, режиссера, школьного директора, техника-нефтяника, инженера или юриста, что, однако, не исключало, что и они отчасти были хорошими разведчиками. Некоторые сотрудники – например, офицер по особым поручениям капитан Скаржинский, старший лейтенант Голуб и лейтенант Мельников – происходили из кругов старой эмиграции.

С переездом армейского штаба из Берлина в учебный военный лагерь Хойберг в Вюртемберге в феврале 1945 г. военная и гражданская разведка были организационно разделены, и под наблюдением генерал-майора Трухина началось создание собственной разведслужбы Освободительной армии. Созданный в армейском штабе разведывательный отдел, как упоминалось, был вверен майору, затем подполковнику Грачеву, выпускнику Военной академии имени Фрунзе. 22 февраля 1945 г. он был разделен на отделение обработки разведданных о противнике, обязанности руководителя которого исполнял лейтенант Вронский, отделение войсковой разведки, возглавляемое сначала капитаном Лапиным, затем старшим лейтенантом Гаем, и отделение контрразведки, главой которого был назначен майор Чикалов. По приказу генерал-майора Трухина от 8 марта 1945 г. [79] персонал получил дальнейшее пополнение, так что теперь, помимо начальника, в отделе функционировали 22 офицера: 1 майор (Чикалов), 4 капитана (Думбадзе, Бакшанский, Никольский, Турчанинов), 7 старших лейтенантов (Хмыров, Гай, Горшков, Кабитлеев, Лапин, Скачков, Твардиевич), 9 лейтенантов (А. Андреев, Л. Андреев, Вронский, Главай, Каренин, Лованов, Марченко, Пронченко, Ситник). Позднее добавился капитан Денисов и другие офицеры.

В некоторых сотрудниках разведывательной службы после войны усматривали советских агентов. К тем, кто находился под подозрением, принадлежит капитан Беккер-Хренов, занимавший в Красной Армии в свое время должность начальника особого отдела танковой бригады[15]15
  В действительности – начальника особого отдела 1-й Московской Пролетарской мотострелковой дивизии. См.: Александров К.М. Указ. соч. С. 87.


[Закрыть], квалифицированный контрразведчик, а также старший лей– тенант Хмыров (Долгорукий); оба они (последний – в ложном качестве адъютанта Власова) выступали на московском процессе 1946 г. свидетелями обвинения. Загадочной остается и роль начальника контрразведки РОА майора Чикалова, выходца из погранвойск НКВД, который попал в немецкий плен в конце 1943 г., будучи политработником в крупном партизанском отряде, действовавшем в Днепровских плавнях, а в 1944 г., как и взятый в плен командир этого отряда майор Кирпа (Кравченко), присоединился к Освободительному движению [80]. Хотя в подлинности его идейной метаморфозы, собственно, не было сомнений, имеется свидетельство, согласно которому Власова еще в 1944 г. предупредили относительно Чикалова, что на него нельзя полагаться. Говорят, что Чикалов после войны действительно был советским агентом в Западной Германии и возвратился в Советский Союз в 1952 г., незадолго до своего разоблачения. В этой связи странно выглядит статья бывшего старшего лейтенанта Хмырова, который в советском органе «Голос Родины» утверждал, что Чикалов был убит в 1946 г. в Мюнхене, и пытался в клеветнических целях связать это с полковником Поздняковым [81]. Однако тот, как никто другой знавший офицеров армейского штаба, будучи начальником командного отдела, и сохранивший после войны некоторые личные дела, хотя и лично отверг когда-то Чикалова как бывшего чекиста, но теперь подчеркнул, что его работа в политическом отношении не вызывала претензий и что вообще нужно отличать послевоенное поведение от поведения во время войны [82]. Во всяком случае, Поздняков решительно отрицал, что советским агентам удалось проникнуть в разведывательный отдел и, соответственно, в деликатную служебную ветвь армейского штаба.

В действительности трудности были иного рода. К ним относился, например, метод работы офицера контрразведки 1-й дивизии РОА капитана Ольховика, который привык действовать самостоятельно и представлять свои результаты лишь командиру дивизии генерал-майору Буняченко, не извещая одновременно разведывательный отдел армейского штаба. Накопленные контрразведкой данные были зачастую малозначимы, касались дерзких высказываний того или иного офицера или солдата, дисциплинарных проступков, пьянства на службе, разбазаривания бензина для личных поездок и т. п. [83] Трухин, которого в первую очередь интересовало вскрытие советских связей, всерьез взвешивал замену майора Чикалова капитаном Беккером-Хреновым, которого он еще в 1944 г. хотел сделать подполковником. В то время как отделение контрразведки с переменным успехом посвящало себя борьбе с попытками советского шпионажа, разведывательное отделение, помимо этого, занималось также задачами, которые не были предназначены для глаз немцев, например, предпринятыми в завершающей фазе войны по распоряжению генерал-майора Трухина попытками установить связь с американскими войсками. В целом работа разведорганов армейского штаба РОА страдала, во-первых, от недоверия немецких контрразведывательных служб, частично – от организационных недочетов, а иногда и от ревнивого отношения со стороны добровольческих частей, не подчиненных Власову. Тем не менее был заметен явный прогресс.

То, что значение разведслужбы Освободительной армии возрастало, показывает и пример школы разведки РОА, организованной в «охотничьем доме» близ Мариенбада в начале 1945 г. [84] Это заведение, предназначенное для обучения разведчиков и агентов в первую очередь, хотя и не исключительно, в области тактики, предстает в советском освещении как опасный центр, откуда должны были направляться шпионаж, диверсии, террор и даже – в чем особенно обвиняли лично Власова – восстания в тылу Советской армии. Именно существование этой разведшколы военная коллегия Верховного суда СССР расценила как весомый обвинительный пункт [85], хотя военная разведка считается в Советской армии законным и почетным средством ведения войны и практика подготовки в «охотничьем доме» едва ли могла отличаться от практики аналогичных советских учреждений. На деле заведение во главе со старшим лейтенантом Еленевым, одним из самых способных офицеров разведки, где наряду с другими инструкторами гастролировал и Беккер-Хренов, по всему своему складу напоминало советское учебное заведение: помимо господствующего духа, здесь действительно все было советским. Курсанты были одеты в советскую офицерскую униформу, носили советские ордена и медали, обращались друг к другу по-советски – «товарищ», вместо принятого в РОА «господин», читали советские книги и газеты, слушали советские радиопередачи, и даже меню обедов соответствовало обычаям Красной Армии. К разведывательным дисциплинам, по которым их готовили, принадлежали картография и ориентирование, методы получения и передачи информации, советские служебные инструкции, а также пользование автоматическим оружием, радиоаппаратурой и автомашинами советского производства, обращение со взрывчатыми веществами и т. п. В связи с выпуском первого курса из 20 офицеров в данной агентурной школе, которую по этому случаю строго охранял парашютно-десантный батальон РОА, 11 марта 1945 г. побывал и Власов вместе с генерал-майором Мальцевым. Власов простился с выпускниками речью, в которой он еще раз напомнил им о большом значении военной разведки. «Лишь немногие, – говорил он, – безгранично преданные идеям Освободительного движения и способные взять на себя все трудности этой работы, чрезвычайно важной в условиях войны, достойны почетного имени разведчика РОА. Освобожденная от большевизма Россия никогда не забудет их подвиги». Группа была по воздуху заброшена за линию фронта, чтобы организовать с антисоветским движением сопротивления единую борьбу против Советской армии [86]. Необходимый для акции бензин – 20 000 литров – удалось достать лишь с величайшим трудом. Засвидетельствовано, что и разведчик старший лейтенант Тулинов не раз переправлял за линию фронта группы агентов, которые, однако, несли при этом ощутимые потери.

При создании своего офицерского корпуса, как и при устройстве военной юстиции и военной разведки, русские следовали собственным представлениям. Офицер Освободительной армии считался представителем новой России в «европейском обществе» и, как таковой, выделялся и среди своих товарищей из добровольческих частей под немецким командованием.

Он мыслился не только как военный специалист, владеющий своим ремеслом, но и как русский патриот, исполненный идеалов освободительной борьбы, обязанный хранить верность лишь своему народу и своему государству. Вышедшее в 1945 г. издание о «морали, облике и поведении солдат РОА» [87] называет первым качеством офицера подчеркнутое Суворовым требование абсолютной честности в служебной и частной жизни. В отношении к подчиненным образцом служил распространенный в старой русской армии тип «отца-командира», завоевывающего примером исполнения долга уважение, а справедливостью, заботой и братством – одновременно и любовь солдат. Ни одному офицеру РОА не было дозволено задевать достоинство своих подчиненных или других людей. Заслуживает быть отмеченным и такой принцип: он был обязан беречь мирное население, уважать его национальные и религиозные чувства, быть великодушным и в отношении к поверженному противнику. Под редакцией генерал-майора Трухина к декабрю 1944 г. было разработано положение [88] о прохождении службы офицерами и военными чиновниками Освободительной армии, нашедшее отражение в замечаниях тогдашних полковников Боярского и Меандрова. Согласно ему, в военной иерархии от прапорщика до предложенного Боярским звания генерала армии в условиях войны должен был действовать принцип повышения лишь за заслуги, а не по выслуге лет, заслуги на фронте должны были оцениваться выше, чем таковые в тылу, должны были различаться звание и должность, а полученные в Красной Армии звания должны были в целом признаваться. Принципы назначения и повышения офицеров также позволяют распознать самостоятельность Освободительной армии.

До 1944 г. лишь немецкий генерал добровольческих частей по собственному усмотрению назначал и повышал «туземных» офицеров, происходивших с территории Советского Союза, исключая прибалтийские республики [89]. Если речь шла о военно-воздушных силах, то соответствующие функции выполнял инспектор по иностранному персоналу Люфтваффе на Востоке. Исходя из «личных качеств, военных заслуг и политической надежности» соответствующего претендента эти службы устанавливали ему определенное офицерское звание (в большинстве своем – полученное в Красной Армии) в данной добровольческой части, после чего кадровая служба сухопутных войск или Люфтваффе присваивала кандидату право на ношение немецкой униформы с соответственными знаками различия. После признания Русского освободительного движения рейхом в сентябре 1944 г. был временно установлен такой порядок, когда русские подавали генералу добровольческих частей свои предложения по повышению в звании офицеров создаваемой РОА. И, наконец, с 28 января 1945 г. сам генерал Власов получил в своем качестве главнокомандующего Вооруженными силами Комитета освобождения народов России также право по собственному усмотрению назначать офицеров в подчиненных ему частях, устанавливать им звания или повышать их [90]. Однако при осуществлении этих полномочий он подвергался некоторым ограничениям, позволяющим увидеть, что немцы все еще хотели иметь возможность последнего контроля. Так появилось положение о том, что при повышении в звании генералов или присвоении звания генерала необходимо через главное командование рода войск вермахта предварительно получить согласие шефа кадрового управления СС. Кроме того, по-прежнему проводилось различие между правом на установление звания, которое теперь принадлежало Власову, и разрешением на ношение немецких знаков различия, которое выдавали отдел кадров сухопутных войск по предложению генерала добровольческих частей и кадровая служба военно-воздушных сил по предложению инспектора Люфтваффе по персоналу из восточных народностей [91]. Это положение, которое обосновывали необходимостью соблюдения определенных равных правил, могло действовать, разумеется, лишь до тех пор, пока солдаты РОА носили немецкие знаки различия. Поэтому с русской стороны были предприняты меры, чтобы отделение русских от немецких офицеров стало заметным и внешне – вновь введены в Освободительной армии русские погоны, установленные еще в 1943 г. для восточных частей [92], но затем вытесненные немецкими. По крайней мере, в этом единственном пункте устремления русских соответствовали желаниям Гитлера, который 27 января 1945 г. тоже высказался против того, чтобы одевать власовцев в немецкую униформу.

Во всяком случае на практике офицерские повышения производились теперь лишь в соответствии с представлениями русских. Квалификационная комиссия во главе с майором Демским, созданная при армейском штабе, определяла звания вновь вступающих в армию офицеров. Повышения младших офицеров производились генерал-майором Трухиным по согласованию с начальником командного отдела армейского штаба полковником Поздняковым, штаб-офицеров – генералом Власовым совместно с Трухиным и Поздняковым. О возражениях с немецкой стороны информации нет. Так, например, шеф кадрового управления СС, обергруппенфюрер СС Бергер, который, как и его представитель при Власове, оберфюрер СС д-р Крёгер, стремился поддержать Освободительное движение, безоговорочно одобрил в феврале и марте 1945 г. ходатайства о присвоении звания генерал-майора полковникам Боярскому, Буняченко, Кононову, Мальцеву, Меандрову, Шаповалову и Звереву. А что касается остальных офицеров, то уже прямо-таки дружеское согласие между полковником Поздняковым и капитаном Унгерманом, начальником 3-го отделения, отвечавшим за кадровые вопросы в штабе генерала добровольческих частей, гарантировало благосклонную реакцию на русские ходатайства.