Текст книги "Два путника в ночи"

Автор книги: Инна Бачинская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 9
Римма. История любви

И даже полная страсти, пусть она сама не предлагает себя мужчине, ибо юная девушка, сама предлагающая себя, губит свое счастье – так учат наставники.

Камасутра, гл. 29. О привлечении желанного мужа

Римма и Людмила сидели на теплом, нагретом солнцем за долгий жаркий день мраморном полу у бассейна. Была мягкая ночь, полная звона цикад и пряных запахов ночных цветов. Уличный шум едва проникал сквозь высокую живую изгородь бугенвиллей.

– Я хочу остаться здесь, – нарушила молчание Людмила.

– На ночь?

– Навсегда. У нас уже снег, слякоть, холод, а здесь вечное лето. Не хочу возвращаться!

– А я бы здесь долго не выдержала, – сказала Римма.

– Знаешь, мне кажется, что я вернулась домой. Наверное, мои предки были из Индии. Как подумаю: снова на работу, все чихают, больные, злые, начальница орет, как собака… Не хочу! – Она всхлипнула.

Римма хотела было сказать, что собаки не орут, но промолчала, сочувствуя. Сказала строго:

– Людмила, перестань! Я же прекрасно понимаю, почему у тебя такое настроение. Это не из-за начальницы, это из-за Леньки!

Воцарилось молчание. Людмила продолжала тихо всхлипывать. Потом сказала:

– Ты представляешь, он ни разу не позвонил и не написал, как уехал… уже четыре месяца.

– Подонок!

– Я знаю, – ответила Людмила, – но как вспомню… как он цветы… охапками… конфеты, шмотки всякие… колготки, представляешь? Размер знал! Он же с ума сходил! Мы могли целую ночь бродить по городу, как студенты… до самого рассвета. Костер жгли на берегу реки… И вдруг – как отрезало!

– Людмила, я уверена, он еще вернется!

– Это из-за жены… Она как пожалуется семье – их же тьма целая, братья, кузены, тетки… собираются и вправляют ему мозги. Вот он к ней и вернулся.

Людмила закрывает лицо руками.

Римма уже слышала эту историю, и не один раз, но она молчит, не перебивает, так как понимает, что Людмиле надо выговориться. И думает про себя: «Гармония? Какая, к черту, гармония! Гармония там, где нет обязательств, где свобода, а мы все повязаны друг с другом, терпим из-за детей, денег, положения…»

– Пацан недозрелый, – наконец говорит она. – Радуйся, что свалил. Мало он тебе нервов потрепал?

– Не мало, – соглашается Людмила. – Но как посмотрит бывало на меня, глаза виноватые, как у побитого щенка, Людик, лапочка моя, говорит, ну гад я, гад, сам знаю! Не могу я без тебя! Не могу! Ты ж моя единственная радость в этой жизни!

Людмила начинает рыдать. Римма оглядывается. Вокруг, к счастью, никого нет, темно, только низкие яркие звезды смотрят сверху и заливаются цикады, да еще одуряюще пахнут громадные белые цветы в саду.

– Все такие несчастные вокруг, – говорит она с досадой. – Как посмотришь, никакой любви не надо. Перестань реветь! Пожалей морду лица, с твоей кожей реветь противопоказано! Ну! Хочешь, хохму расскажу?

– Какую хохму? – спрашивает Людмила, переставая всхлипывать.

– Прикольную! Обхохочешься!

– Расскажи!

– Слушай. Называется «Прекрасная Изольда и Вожак стаи».

– Какая Изольда? Наша?

– Наша! И ее мэн, Кирилл Семенович, он же – Вожак стаи.

– Ты что, знаешь их?

– Знаю? Я их прекрасно знаю! Помнишь, у меня роман был с завом на моей старой работе? Сразу после развода?

– Помню… и что?

– Это они.

– Не может быть! – ахает Людмила. – Это… он?

– Он. И евойная Прекрасная Изольда. Я как увидела эту парочку, чуть с копыт не загремела.

– А они тебя узнали?

– Конечно, узнали. Но делают вид, что видят в первый раз в жизни, представляешь? Сталкиваемся нос к носу по десять раз на дню, и ни тебе здрасте, ни до свидания. Сила воли, блин!

– А он?

– Что – он?

– Ну, когда без Изольды. Он как?

– Даже не смотрит в мою сторону.

– Он что, боится ее?

– Не знаю. Может, и боится.

– Не понимаю, – говорит Людмила. – Ну, ладно, когда она рядом… но когда один – мог бы хоть поздороваться. Знаешь, многие мужики, если рядом жена, на тебя и не посмотрят, а без жены…

– Если честно, я тоже не понимаю. Он при ней, как зомби. Ни шага в сторону, в рот заглядывает. А она и тогда не была красавицей, а сейчас вообще страшила… растолстела, постарела… жуть!

– А может, она ведьма? А что, вполне! – Людмила уже забыла о своей неудачной любви и переключилась на историю Риммы.

– Не думаю. Она очень сильная… я имею в виду характер. Прямо обволакивает, шевельнуться не можешь, чувствуешь себя последней идиоткой… что тогда, что теперь…

* * *

…Это был роман, скоротечный, как чахотка, сразу после развода с Виталиком Щанским. Роман, который оставил после себя ощущение… нет, нет, не горечи, а как бы… гадливости и протеста. И еще недоумения…

Кирилл Семенович был незаметным, ходящим по стеночке человечком, вечным замом, вечно на вторых ролях, на которого она никогда не обращала внимания.

В один прекрасный день, или, вернее, вечер, и вовсе не прекрасный, как оказалось впоследствии, где-то в середине лета, она стояла на крыльце под козырьком родного учреждения, пережидая стремительный летний ливень. Мимо с визгом и смехом бежали люди, пузыри вздувались на поверхности скороспелых луж, туго били в дымящийся асфальт косые обильные струи, подсвеченные оранжевым закатным сонцем. Спешить ей было решительно некуда, ее никто нигде не ждал. Настроение было прегадкое. В их с Виталиком квартиру, где все еще оставались его вещи, ей не хотелось. Она долго красилась, сидя за рабочим столом, делая вид, что собирается на свидание, пережидая, пока упорхнут девчонки, и теперь стояла на крыльце, бездумно пялясь на дождь.

Кто-то вышел из темного вестибюля, остановился рядом и сказал: «Добрый вечер!» Она скосила глаза и кивнула. Это был Кирилл Семенович. Некоторое время они стояли молча, потом он вдруг сказал:

– Дождь неуместен в городе, вы не находите?

– Не нахожу, – ответила Рима неприветливо. – Почему?

– Дождь – часть дикой природы, как лес, река или… горы, а город – творение рук человеческих. Дождю здесь тесно. Ему нужен простор.

«Псих!» – подумала Римма и промолчала.

Дождь, словно услышав его слова, прекратился, из-за тучи выкатилось медное закатное солнце. Воздух был пронизан сверкающей дождевой пылью, полосы белесых испарений висели над тротуаром.

К ее удивлению, Кирилл Семенович последовал за ней, стараясь приноровиться к ее шагам… и только через несколько минут пробормотал: «Я не помешаю?» Она снова промолчала, дернув плечом. Когда они проходили мимо городского парка, он сказал, что на озере цветут кувшинки… На закате они закрываются с легким хлопком и… это надо видеть! И слышать.

Поверхность озера казалась расплавленным золотом, трава, кусты и деревья сверкали, как лакированные, а с веток, шурша, падали на землю увесистые дождевые капли. Кваканье лягушек, стрекотание кузнечиков, щебет птиц – все эти звуки сливались в оглушительный и радостный лесной хор.

– Это мое любимое место, – тихо сказал Кирилл Семенович.

Они стояли и слушали… и ей пришло в голову, что человек рядом с ней, видимо, очень чуткий и не похож на других… Легчайшая сырая дымка стояла над озером, заросшим аиром, камышом и кувшинками… Желтые шарики закрывшихся уже цветков казались головами маленьких живых существ, стоящих неподвижно и прислушивающихся к звукам леса… Резко пахло мокрой травой и болотом…

Они расстались у ее дома, когда было уже совсем темно. Сначала долго бродили по парку, потом по городу… Кирилл Семенович рассказывал о себе. Женат, детей нет. Жена – Иза, Изольда, замечательный человек, переводчица с французского… Романы в ее переводах часто издаются. Он не вешал лапшу на уши насчет семейной драмы, жены, которая его не понимает, их чуждости, и это понравилось Римме. Мужские цеховые байки она знала наизусть и пребывала сейчас не в том настроении, чтобы их выслушивать.

Он позвонил ей на другой день и пригласил на концерт в филармонию. Ей понравилось также и то, что он ни от кого не прятался, здоровался со знакомыми. К ним несколько раз подходили, и он представлял ее… «Мой друг и коллега, Римма Владимировна», – говорил он. Она ловила на себе заинтересованные взгляды… Изольда была в командировке в Париже, подписывала договор с автором книги, писательницей, с которой давно дружит… «Ни фига себе!» – думала Римма.

– Иза старше меня, – рассказывал Кирилл Семенович, – и наши отношения – больше, чем отношения мужа и жены… Это отношения старшего и младшего товарищей. Я бы хотел познакомить вас.

«Зачем?» – удивлялась про себя Римма. Никто из знакомых мужчин никогда не предлагал познакомить ее с женой.

– Иза – самый дорогой мне человек. Вы – мой друг… Вы позволите мне называть вас моим другом? Она вам понравится, я уверен! – Тон у него был торжественно-сентиментальным.

«А я ей? – подумала Римма. – И вообще, зачем?» Перспектива знакомства с Изой ее не привлекала, но любопытство было возбуждено.

– Знаете, – пустился в воспоминания Кирилл Семенович, – когда я сделал ей предложение в первый раз, она мне отказала. Я и сам не знаю, как я посмел! Она – блестящий переводчик с именем, светская женщина, работает с иностранцами, а я – бедный студент! Во второй раз она согласилась, но сказала, что, видимо, делает глупость и, хотя любит меня, но понимает, что старше… и, что рано или поздно мне повстречается другая женщина… и тогда она сразу уйдет из моей жизни. Это – непременное условие! Иза – благороднейшей души человек! – Он помолчал, пытаясь справиться с волнением. – У меня в жизни теперь две женщины. Женщина-друг и женщина, которую я люблю… Я очень богат!

В голосе Кирилла Семеновича звучал пафос провинциального актера.

«Что он мелет? – думала Римма. – Кто из нас… кто? Какая-то херня… Не мужик! С меня хватит! Уж лучше голодать, чем что попало есть, как говорил незабвенный Омар Ха Эм!» [13]13
  Имеется в виду Омар Хайям. Один из героев О’Генри называл его Омар Ха. Эм.


[Закрыть]Многословный Кирилл Семенович ей надоел.

Когда он позвонил на следующий день и пригласил на романтический ужин при свечах, она отказалась, сославшись на внезапный визит подружки. Повторный звонок раздался через двадцать минут. Голос Кирилла Семеновича был слаб и едва слышен…

– Римма, мне плохо…

Она подумала было, что ему плохо в моральном смысле, но ошиблась.

– Мне плохо… сердце… – повторил он и дальше, как заклинание: – Римма, Римма… пожалуйста, придите… я оставил дверь открытой…

После чего наступила тишина. Она набрала его номер. Короткие, тревожные сигналы в ответ. Чертыхаясь, Римма натянула джинсы и куртку – вечер стоял прохладный – и помчалась спасать друга.

Кирилл Семенович распростерся на широкой тахте, бледный и недвижимый. В комнате было почти темно и пахло валерьянкой.

– Вы пришли! – прошептал он слабо. – Спасибо! – Взял ее руку и приложил к мягким теплым губам. Римму передернуло…

В тот же вечер они стали любовниками, и за весь короткий, к счастью, их роман ее не оставляло чувство недужности их отношений. К ее удивлению, он оказался неплохим любовником, умелым, опытным, но… ах, если бы он поменьше говорил! Но, намолчавшись на работе, Кирилл Семенович давал волю языку после работы – какие-то бесконечные истории из его жизни, где он был прав, а все остальные, дураки этакие, неправы… Прекрасная Иза с ее переводными романами, у которой было сотни поклонников, но она предпочла его, бедного студента, ничего из себя не представляющего… Сентиментальные восторги по поводу природы, где тучи были «тучками», трава – «травкой», звезды – «звездочками»… Он неимоверно раздражал ее, но она послушно отправлялась на очередное свидание… как на каторгу! Почему? Может, он, как на крючок, поймал ее, сказав, что Прекрасная Иза оставит его, когда он встретит другую женщину? После развода у нее было так пакостно на душе… а Кирилл Семенович был все-таки солидным человеком…

Кирилл Семенович был трусом и мелким интриганом с манией величия. От окружающих его близких людей он хотел лишь одного – восхищения, которого добивался любой ценой, в том числе – бесчисленными занудными рассказами о себе самом. Как-то раз назвал себя «Вожаком стаи»… Римма закатила глаза.

Потом вернулась из Парижа Прекрасная Изольда, и Кирилл Семенович торжественно пригласил Римму домой на ужин.

Что испытывала она, отправляясь на семейный ужин к своему любовнику? Любопытство, смущение… Ей очень хотелось увидеть Изольду, казалось, что она собирается участвовать в сцене из французской пьесы.

Иза разочаровала ее. Она оказалась большой некрасивой женщиной с ненакрашенным, каким-то босым лицом. Наряженная в широкую длинную пеструю юбку и вышитую блузку с громадным декольте, она была похожа на оперную селянку. Колокольчиками звенела бижутерия – бесчисленное множество бус и цепей. Густые, с сильной проседью, волосы были рассыпаны по спине.

– Наслышаны, наслышаны, как же! – приветствовала она Римму тонким детским голоском, пожимая ей руку. Римма ощутила холод ее колец. Кирилл Семенович стоял рядом, радостно улыбаясь. Он был горд, как мальчишка-школьник, показывающий маме дневник с пятеркой. Что-то извращенное почудилось Римме во всей сцене…

Они уселись за кофейный столик, на котором были расставлены фарфоровые дощечки с грязно-желтыми с прозеленью сырами, тарелочки с крекерами и бокалы, куда Кирилл Семенович сразу же налил белое вино. У Риммы голова шла кругом. Смердели сыры, одуряюще благоухали белые лилии в высокой вазе на полу, пахли ароматизированные смеси в бесчисленных низких вазочках.

– За знакомство! – сказала Иза, поднимая бокал. – За ваш первый визит в наш дом!

Римме показалось, что она ухмыльнулась.

– За знакомство! – эхом повторил Кирилл Семенович, переводя взгляд с любовницы на жену.

Потом они обедали… Стол был накрыт жесткой льняной скатертью с выбитым рисунком и сервирован, как в лучших домах Парижа: отдельные тарелки были для закусок и отдельные, маленькие для хлеба, по три вилки и три ножа по бокам от тарелок и крошечные десертные ложечка и вилочка впереди. Салфетки были из той же ткани, что и скатерть. Букет белых роз помещался в центре стола. Красное вино. «Мон кур», – прочитала Римма на этикетке. «Мон кю-юр», – мило проворковала Изольда и выразительно взглянула на мужа. Она намазала маслом тост и ела жеманно, откусывая крошечные кусочки. Кирилл Семенович суетился, предлагал салаты, наливал вино в хрустальные бокалы и воду в высокие прямоугольные стаканы.

После салатов последовало жаркое из баранины в горшочках. Мясо было жестким и сильно отдавало хвоей, о чем Римма простодушно им сообщила.

– Это розмарин, – сказала Иза, – он придает вкус мясу. – Тонко улыбнувшись, она снова посмотрела на мужа.

Римма, которая никогда и нигде не терялась, чувствовала себя отвратительно. Больше всего ей хотелось уйти… но каким-то образом эти двое подчинили ее себе, заставляя делать то, чего делать ей совсем не хотелось: сначала – спать с Вожаком стаи, а теперь – сидеть дура дурой под взглядами его супруги.

– Кирильчик у нас глава семьи, – делилась Иза, – как он скажет, так будет. Он – мужчина, вожак!

Вожак стаи сидел, надувшись, как индюк, и взглядывал поочередно на обеих.

– Я так беспомощна в бытовых вопросах, – Иза потупилась, – если бы не Кирильчик… я даже не знаю… Я вся в моих переводах, абсолютно оторвана от действительности. Он – мой мостик в мир! – Она погладила мужа по щеке… хищно сверкнули перстни. – Знаете, – продолжала она, – мы всегда обсуждаем мои переводы… Кирильчик читает вслух, и мы вслушиваемся в звучание слов и фраз… У Кирилла очень тонкое, просто невероятное чувство языка.

– Мы можем сейчас почитать твой последний, «Женская любовь» Эммануэль Клербо, – предложил Кирилл Семенович.

Изольда метнула на мужа острый взгляд, но голос ее по-прежнему был слаще меда:

– О да! О женской любви… Удивительно изящная вещичка. Конечно, почитаем, хотя я не очень люблю показывать чужим незавершенные работы.

Слово «чужим» прозвучало диссонансом… Мы – это мы, явственно слышалось в интонации Изодьды, а все остальные, и вы в том числе – чужие. У Риммы раздулись ноздри.

На десерт был фруктовый салат – мелко нарезанные апельсины, яблоки, орехи и чернослив – и мороженое. Завершал обед кофе. Кирилл Семенович заикнулся было о романе Эммануэль Клербо, но Изольда притворилась, что не услышала. Она в это время подробно рассказывала странный сон, который видела десять лет тому назад, как раз перед смертью сестры, и после этого поверила в существование вещих снов. Она закатывала глаза, делала долгие паузы…

– И вообще есть так много необъяснимого в природе, – говорила она. У нее была раздражающая манера накручивать на палец прядь волос. Римму завораживало равномерное движение ее пальцев…

Около десяти Римма, стряхнув с себя сонную одурь, наконец поднялась. Ее не удерживали. Кирилл Семенович дернулся было проводить, но Иза сказала с мягкой укоризной, что ей неможется и не хотелось бы оставаться одной, и он послушно застыл на месте.

– Ни в коем случае! – воскликнула Римма. – Не беспокойтесь, я прекрасно доберусь сама! Спасибо за прекрасный ужин!

– Приятно было познакомиться, – Иза похлопала Римму по плечу.

«Она же все понимает, – подумала Римма, – какого черта меня понесло к ним?»

Она стремительно сбежала вниз по лестнице, вылетела во двор и вдохнула вечерний влажный воздух. Шел мелкий теплый всепрощающий дождь. Она подставила лицо острым его каплям. Пахло землей, травой и городской пылью, чуть-чуть. Голова ее разламывалась, чернослив из фруктового салата, как ириска, пристал к зубам, и Римма, оглянувшись, соскребла его ногтем. Она шла по улице, нехорошо улыбаясь и бормоча себе под нос всякие неприличные слова…

Кирилл Семенович не позвонил на следующий день, что удивило Римму. Она была уверена, что его распирает желание обсудить с ней вчерашний ужин. Он не позвонил ни на второй, ни на третий день. Римма терялась в догадках о причинах подобной сдержанности и силой воли удерживала себя от звонка исчезнувшему другу. Он позвонил спустя две недели и попросил о встрече. Провожал ее домой, как обычно, но был официален, в глаза не смотрел, слюни не распускал, говорил мягко, но решительно, о том, что они – разные люди, что она должна его понять…

Изольда – это его жизнь, самый близкий ему человек… что им следует прекратить всякие отношения. Иза страдает! И он надеется, что она, Римма, поймет его правильно… Иза сказала, что, если бы Римма была его женщиной, то она с радостью ушла бы с их дороги… но это все не то. Кирилл Семенович говорил вдохновенно, не глядя на Римму, видимо, упиваясь ролью Вожака стаи, делающего выбор. В тоне его была укоризна…

«Идиот! – думала оторопевшая Римма. – Боже, какой идиот!»

Абсурдность ситуации раздражала ее. Это ничтожество, интриган с фальшивыми сердечными припадками, дает ей отставку! И она должна выслушивать весь этот бред!

– Иза говорит, – продолжал меж тем Кирилл Семенович, – что она будет за меня бороться.

Это было так неожиданно, что Римма расхохоталась:

– Только не со мной! И вообще идите вы оба… подальше!

В короткое словечко она вложила столько чувства и произнесла его так громко, что Кирилл Семенович испуганно оглянулся.

* * *

– Неужели ты так и сказала? – не поверила Людмила.

– Клянусь! – заверила ее Римма. – И ты знаешь, мне сразу стало легче.

– Я их не понимаю, – сказала Людмила задумчиво. – Твой Вожак, мой Ленька! Алексей Генрихович тоже… Женька… Какие-то они…

– Невзрослые! – подсказала Римма. – Пацаны. Особенно Женька.

Женька, который не пропускал ни одной юбки, был мужем Антонины. О его романах знали все, кроме жены.

Воцарилось молчание. Трещали цикады, чуть шелестели листья кустов от легкого ветерка. Взошла луна, такая громадная и идеально круглая, какой никогда не бывает в Европе. Она висела над живой изгородью, как радостная спелая дыня. Девушки сидели, обхватив руками колени, смотрели на луну. Вдруг нежно просвистела птица… совсем рядом. Ей ответила другая…

– У них здесь даже луна не такая, – сказала Людмила. – Она как будто… улыбается, а от нашей мурашки по коже. Всякие покойники на ум приходят, вампиры…

– Эй, улыбающаяся луна! – громко сказала Римма. – Луна-лунища! Пошли мне большую любовь!

Луна с любопытством смотрела на девушек.

– Рим, а вдруг она понимает? – прошептала Людмила.

– Конечно, понимает, – ответила Римма. – Смотри, подмигнула! Представляешь, Людмила, эта луна видела, как они любили друг друга, их любовь была полна духовного смысла и радости…

– Кто любил? – не поняла Людмила.

– Древние боги. Я хочу такую любовь… чтоб сильнее смерти! Слышишь, луна? Я хочу… его!

– Кого?

Римма рассмеялась.

– Он рассказывал о гармонии между мужчиной и женщиной, и я подумала – чем черт не шутит? А вдруг есть гармония?

– Игорек? – удивилась Людмила. – Он же совсем еще… мальчик!

– Хочу мальчика, читающего «Камасутру»! Козлы-мужики меня больше не… волнуют.

Людмила всматривалась в лицо Риммы, пытаясь понять, шутит она или говорит серьезно.

– Эй, луна! Эту ночь я проведу с нашим гидом Игорем Дмитричем. Надеюсь, Светка меня не прибьет.

– А что сказать Антону?

– Скажи, что Игорь Дмитрич после чтения «Камасутры» проводит со мной практические занятия!

Девушки расхохотались.