Текст книги "Кризис среднего возраста"
Автор книги: Инна Туголукова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
12
АННА
Аня вошла в квартиру и замерла на пороге – в комнате кто-то хрипло покашливал.
«Артем, – подумала она. – Простудился, а больные никому не нужны».
Покашливание стихло, и хамский мужской голос сказал:
– Жрать давай, сука! Что стоишь? Где шаталась? Жрать хочу! Кушать! Ням-ням!
Аня метнулась на лестничную площадку и позвонила соседям. Тетя Галя Соколова оказалась дома, подхватила топорик для разделки мяса и решительно направилась к Аниной квартире. Аня поспешила следом, чувствуя, как колотится сердце.
В гостиной, на телевизоре, сидел большой пепельно-серый попугай с пурпурно-красным хвостом и внимательно смотрел на них, склонив набок утяжеленную толстым клювом головку.
– Хочешь чаю? – приветливо спросил он.
– Боженька правый! – обомлела Аня.
– Во дает, мерзавец! – пришла в восторг соседка тетя Галя. – Прямо как в анекдоте: «Извиняйте, дядька, мы-то думали – вы птица». Ну-ка, еще чего-нибудь скажи!
– Жрать давай, коза мохноногая! – весело заорал попугай, взмахнул крылами для вящей убедительности и на всякий случай добавил: – Хрен тебе в ухо.
– Ты что, обалдел? – возмутилась Аня. – Вульгарная какая птица!
– Дай ему поесть, видишь, как просит.
– Да я его боюсь! Долбанет клювом – мало не покажется. Откуда он здесь взялся?
– Свято место пусто не бывает, – загадочно пояснила соседка.
– В каком смысле?
– Один в дверь ушел, другой вон в форточку залетел, – кивнула она на открытую фрамугу.
– Вы что же, ставите между ними знак равенства? – изумилась Аня.
– Попугай, он, конечно, не мужик, – согласилась тетя Галя, – хоть и говорящий. А все веселее будет и тебе, и Стасе.
– Ерунда какая-то! – нахмурилась Аня. – Я никогда его здесь не оставлю. Как же можно? Его хозяева, наверное, места себе не находят. И стоит он, я думаю, очень дорого. Хотя с таким лексиконом... Можно только догадываться, кому принадлежит этот попка.
– Поцелуй меня в зад, – предложил попугай.
– Уже бегу! – Аня укоризненно взглянула на развеселившуюся соседку. – Репертуарчик как раз для Стасиных ушей. Ну и что мне с ним делать?
– Объявление дай в «Авиаград». Все-таки городская газета. Не из Бразилии же он прилетел...
– Точно! – обрадовалась Аня. – У меня там знакомая работает. Я ей прямо сейчас и позвоню.
– Так поздно уже – рабочий день закончился.
– А я домой...
Она пролистала записную книжку и набрала номер.
– Ируся, здравствуй! Это Аня Денисова. Я к тебе с большой просьбой. Можно в вашей газете опубликовать срочное объявление? Прямо завтра? За любые деньги! Ко мне в форточку залетел говорящий попугай, а я не знаю даже, как к нему подступиться – он такой большой, наглый и несет всякую ерунду. Я его боюсь... Вон он накакал на телевизор, паршивец! Выручай, Ирка! Ну что ты смеешься?!
– К нам сегодня тетка пришла в редакцию. В большом ажиотаже. Говорит, на работу опаздывала, позавтракать не успела и взяла с собой банан. Идет лесочком от Кратова, банан чистит. Как вдруг налетела ворона и долбала ее клювом до тех пор, пока она банан не отдала.
– Спасибо, утешила, – сказала Аня, боязливо оглядываясь на непрошеного гостя.
– Сейчас я тебя еще больше утешу. Нам сегодня один мужик позвонил. В большом ажиотаже...
– На вашу редакцию прямо нашествие возбужденных граждан.
– А то! Так вот, этот мужик сказал, что у него попугай улетел. Может, твой?
– Адрес давай! – закричала Аня так громко, что соседка вздрогнула, а попугай лаконично заметил:
– Сука рваная.
Она торопливо распрощалась с приятельницей и тут же набрала продиктованный номер мобильного телефона. Трубку долго не брали, и Аня уже потеряла надежду, когда откликнулся мужской голос.
– Здравствуйте! – возликовала она. – Я звоню по объявлению! Насчет попугая...
– Жако?! – заволновался мужчина.
– Что? Нет! Меня зовут Анна Сергеевна. Я по поводу объявления...
– Я спрашиваю, попугай – жако? – нетерпеливо оборвал абонент.
– Не знаю, – холодно ответила Аня. – Он не представился.
– О Господи! Какая вы бестолковая! Жако – это не имя, а вид. Ваш попугай – жако?
– Понятия не имею, жако он или какаду. Я не специалистка по попугаям.
– Ну так опишите мне его по крайней мере!
– Серый, с красным хвостом...
– Это он! – обрадовался мужчина. – Диктуйте адрес! Я сейчас в Москве, закончу дела и подъеду.
– Когда же вы подъедете? Уже половина десятого!
– Ничего с вами не случится. Завтра суббота – отоспитесь. Я вас отблагодарю.
– Если успеете! – разозлилась Аня. – Я как раз ужинать собираюсь. Говорят, у попугаев очень нежное мясо...
– Ну вы не особенно духаритесь, – зловеще предупредил орнитолог. – Со мной шутки плохи...
– Я в этом нисколько не сомневаюсь, – язвительно согласилась Аня. – Судя по словарному запасу вашего питомца, вы человек сугубо интеллигентный!
Трубки они швырнули одновременно.
– Ань, ты чего несешь-то? – перепугалась соседка. – Какое нежное мясо?
– Да просто я разозлилась и решила немного сбить спесь с этого нахального козла!
– Коза мохноногая, – немедленно парировал попугай.
Но Аня даже головы в его сторону не повернула.
– Да все они идиоты! – с готовностью подхватила тетя Галя.
– Нет, вы подумайте, какая бесцеремонность! – опять заволновалась Аня. – Я, говорит, подъеду, когда это мне будет удобно! А то, что я сплю давно в это время, его не волнует! Так еще и угрожать мне осмелился! Я вот сейчас сверну шею этому облезлому попугаю, и дело с концом! Пусть потом чучело делает...
– Ты лучше форточку закрой, – посоветовала предусмотрительная соседка. – А то улетит, не ровен час, греха не оберешься. Подумает – и правда суп сварили.
– Тетя Галя, не уходите, пожалуйста! – взмолилась Аня, на всякий случай поплотнее прикрывая форточку. – Я его действительно боюсь, этого птицевода.
– А где же Стася-то? – спохватилась соседка.
– В Ильинке. Бабушка ее забрала прямо из школы. Сегодня же пятница.
– Родители-то знают, что Артем ушел?
– Знают, конечно. Как же это скроешь?
– Ну и чего?
– Мама плачет, отец ругается. Призывает на его голову все казни египетские... Стаську жалко. Она молчит, но страдает ужасно. Я читала, что такие дети – которые все в себе держат – особенно остро переживают свои несчастья. Да я и сама вижу, как ей тяжело. Я понять не могу! Ну ладно меня он видеть не желает, но ее-то за что?! Она-то перед ним чем провинилась?
– Мужики, они же не головой живут, не сердцем. Совсем другим местом... Я вот вчера по телевизору видала: один кобель оставил жену с двумя детьми и ушел к молодой. А она оказалась воровкой. Представляешь? Родила ему ребенка и была такова. Он с этим ребенком на голубом глазу к жене вернулся. Та его приняла. И что ты думаешь? Теперь он оставил ее уже с тремя детьми и опять был таков!
– Надеюсь, меня не постигнет подобная участь, – усмехнулась Аня.
– Ну а ты-то как сама? Привыкаешь помаленьку?
– Живу. Как во сне... Я, тетя Галя, все время на их окна смотрю. Такая напасть. Ничего с собой поделать не могу. Как сумасшедшая. А однажды увидела, как у Зойки в комнате свет погас. И представила, как он... как они...
Попугай пришел на кухню и уставился на Аню глазами-бусинками.
– Дай ему поесть-то! Гляди, как смотрит укоризненно.
– Да боюсь я его кормить. Я же не знаю, что они едят. Не дай Бог, отравится. Отвечай потом за него. Я ему воды налью. Не помрет до своего хозяина.
Попугай, однако, придерживался иной точки зрения. Тяжело вспорхнув на стол, он вразвалочку подошел к корзинке с печеньем и принялся за работу.
Аня налила в мисочку воды из пятилитровой бутылки «Шишкин лес» и пододвинула попугаю.
– Вот вам и закон джунглей: «Кто смел, тот и съел». Этот парень нигде не пропадет.
– У меня приятельница живет в Кратове. А рядом на участке молдаване дом строят. И завели они себе кроликов в сарайчике для пропитания. Так однажды на участок ворвалась стая диких собак. И так они рвали этих кроликов, что рабочие не посмели даже из дома выйти – испугались, как бы самим не пострадать.
А у меня-то, Аня, какой пассаж приключился! Я же к своей даче терраску пристроила. В прошлом году, помнишь? А почвенные воды у нас близко, и по весне подполье заливает. И вот, видно, от сырости выросли у меня в этой терраске какие-то поганые грибы. В прошлую субботу приезжаю – батюшки-светы! Весь дом покрыт красной пылью! Четыре дня я его мыла, прокляла все на свете.
– Это они, наверное, поры свои разбросали.
– Да наверное. Не знаю, как теперь с этими грибами и бороться. Хоть дом продавай. Вот беда-то!
– Да, это беда, – задумчиво согласилась Аня.
– Ты, Ань, еще молодая, – постаралась исправить свою оплошность тетя Галя. – Встретишь хорошего человека, устроишь жизнь. Стася у тебя есть, родители живы, квартира, работа. Так ли еще нашего брата мордовали, а живем, детей поднимаем. И ты выживешь. Потерпи маленько, потом станет легче, ты помни об этом. Человек ко всему привыкает, а иначе все бы уже давно передохли. Кроме этих кобелей ненасытных. Они ж только свою выгоду понимают...
– У меня в душе такая черная пустота. И главное, вспоминается все только самое хорошее, а плохое кажется таким мелким, ничтожным. Я сейчас так ясно понимаю, что была тогда счастлива. Жила и не знала – вот это и есть счастье. Я почему-то именно ее ненавижу. Не его, а ее. И эта ненависть меня испепеляет. Хочу избавиться от нее и не могу...
Артем подходил к дому, когда на том самом месте, где раньше он ставил свою машину, припарковался черный джип «тойота». Здоровенный детина достал из салона огромную птичью клетку и замешкался у запертого на кодовый замок подъезда. Артем набрал шифр и, придержав дверь, пропустил его вперед. Детина, сдержанно кивнув, направился вверх по лестнице.
Артем и сам бы не смог объяснить, почему вдруг замедлил шаг. Но какое-то неведомое чувство подсказало ему, что ночной гость пришел к Ане. И он не ошибся. Дверь на втором этаже распахнулась, и недовольный Анин голос произнес:
– Вы бы еще попозже приехали!
Сердце рванулось к горлу, и он невольно прижал его мгновенно вспотевшей ладонью, чувствуя, как тяжело оно бьется, сотрясая крупной дрожью все тело.
«Быстро же ты успокоилась», – зло усмехнулся Артем.
А может, вообще не расстраивалась? Может, давно уже милуется с этим громилой? Только раньше якшалась тайно, а теперь открыто? Судя по тону, каким она его встретила, их отношения давно уже вышли из области романтических.
Стало быть, они теперь квиты. Оба интуитивно поняли, что брак исчерпался, дал трещину, и попытались заполнить образовавшуюся пустоту – он с Зоей, а Аня вот с этим Кинг-Конгом. У него ничего не вышло. А у Ани? И как они там устраиваются со Стаськой? Сажают в птичью клетку, чтоб не мешала? И что сейчас творится в ее маленькой душе, когда отец и мать пошли вразнос, оставив свою дочку одну в огромном безжалостном мире, где каждый сам за себя? Как там, у Андрея Дементьева?
Никогда, никогда ничего не жалейте,
Ни утраченных лет, ни сгоревшей любви...
Это как же? Отряхнуть прах и пепел и опять стать счастливым? Наверное, можно, если ты жертва. А если палач? Палач может быть счастлив?
13
ВЕРА
– Тебе, Вера, найти кого-нибудь надо. Мужика, я имею в виду.
– Интересное предложение от свекрови, – улыбнулась Вера.
– Да ты мне дороже родного сына! – заволновалась Татьяна Федоровна. – Он в мою сторону головы кочан не повернет, если я сама не навяжусь или помощь моя не понадобится. Не позвонит, не спросит: «Как ты там, мама, не окочурилась еще? Может, воды стакан принести или хлеба кусок?» Какое там! На три дня слиняет «к Эдику на дачу» и мобильный выключит, чтобы, значит, мать не доставала, не мешала «Эдика» трахать. Я ему говорю: «Что ж ты делаешь?! Ведь случись что, не дай Бог, ты и не узнаешь. Вернешься с гулянки, а нас тут всех уже похоронили».
– А он что?
– Молчит, как... задница.
– И со мной молчит, – вздохнула Вера. – Просто делает что хочет, как будто мы с Машкой не живые. Или не понимает, как это больно, или нарочно старается, чтобы я не выдержала и ушла. Но ведь это он разрушил нашу жизнь! Почему же я должна уйти из собственного дома? И куда? К родителям? Но у них своя не очень веселая ситуация. Что же он хочет, совсем нас обездолить?
– Никуда вы отсюда не уйдете! Только через мой труп! Это как же? Жену с дочкой – по углам ютиться, а девку приблудную – в супружескую постель, еще не остывшую? Много я чего повидала, но не думала, что мой сын так меня удивит, – заплакала Татьяна Федоровна. – Отнял у меня радость жизни на старости лет, лишил покоя. Все порушил, всех обидел, дочку не пожалел. И все из-за этой гадины, молодой, да ранней. Ненавижу ее!
– Да разве она виновата? Не она, так другая...
– Да ведь бросит она его, Вера! Натешится, насосется и бросит! Или он ее, как угар-то любовный схлынет. И здесь все сломает, и там не создаст. Это же у них сейчас праздник, брачные игры, а как будни начнутся да, не дай Бог, приплод появится? И все! Вернется к своему разбитому корыту. Ведь летит как бабочка на огонь! Баран похотливый!
– А может, будет счастлив? Может, это и есть его половинка? Не я, а она? Ведь никто не знает...
– А ты ищи свою! Свою половинку! – горячо заговорила свекровь. – Устраивай жизнь! Да хоть отвлекись немного! Ведь на тебя смотреть больно – глаза потухли, поблекла вся.
– Да где ж искать-то?
– Да мало ли где? Ходи куда-нибудь, общайся. Я с Машкой посижу. А то дом да работа. Включи глаза! Мужики они чувствуют, когда женщина ищет.
– Да это же все равно что кошелек искать! Ходить по улицам и под кусты заглядывать. Может, и найдешь что завалящее, да толку от этого не будет. Настоящие встречи случайны. Когда и не ждешь...
– Да я ж тебе толкую не о принце на белом коне!
– А мне другой не нужен.
– Да нужен тебе любой – хоть кривой, хоть косой, лишь бы денежный. Хотя и деньги тут не главное. Тебе ж не замуж за него идти. Тебе отвлечься надо, встряхнуться, вспомнить, что ты женщина молодая, красивая. Это, знаешь, как отвлекает?
– Нет, – засмеялась Вера, – не знаю. А вам-то это откуда известно? – лукаво прищурилась она.
– Это всем известно, – отмахнулась Татьяна Федоровна. – Ты что ж, думаешь, я всегда такая была? С отвисшей грудью и целлюлитными ляжками?
– Я знаю, какая вы были красавица. Вы и сейчас красавица.
– Вот и слушай меня! И учись, пока я жива.
– Ладно, уговорили, – сдалась Вера. – Буду искать приключения на свою... голову. Прямо завтра и начну. Мы с приятельницами в ресторан идем – у Оли день рождения. С Машкой посидите? Леша, правда, обещал прийти пораньше, но на него надежда плохая.
– Да нет на него никакой надежды! – в сердцах воскликнула Татьяна Федоровна. – Он об тебя ноги вытер и дальше пошел! А ты все надеешься...
– ...Что это значит, «искать мужчину»? – горячилась Вера. – Встать на Тверской? Расстегнуть блузку до пояса и выкатить грудь? Спустить джинсы на бедрах по самое «не хочу» или в данном случае, наоборот, – «хочу! возьми меня, я вся твоя!»? Бросать призывные взоры?
Музыка играла слишком громко, и говорить приходилось в полный голос, что напрочь лишало беседу некоего интимного очарования. Они сидели за столиком в ресторане «Елочка», три женщины с печальной судьбой – одинокая Карина, рано овдовевшая Ольга и отвергнутая мужем Вера.
– Мужики чувствуют, когда женщина настроена на эту волну. Она, наверное, начинает подавать какие-то сигналы. На уровне подсознания. Испускать флюиды, особые запахи...
– Да не хочу я испускать ни запахов, ни звуков! Как какая-то пустующая шавка!
– Извините, вы не танцуете?
Прямо на нее смотрел невысокий, начинающий лысеть брюнет с явно намечающимся брюшком.
– Еще как танцует! – с готовностью подтвердила Карина.
– Тогда позвольте вас пригласить, – протянул руку брюнет.
Вера не шелохнулась.
– Она глуховата, – доверительно пояснила Ольга и, наклонившись к подруге, прокричала: – Тебя на танец приглашают! Ау!
– Я не глуховата! – рассердилась Вера. – Что за глупости! Я просто думаю.
– Она туповата, – дополнила Ольга. – Медленно соображает.
Вера, решительно встав со стула, направилась в центр зала. Брюнет двинулся следом.
– Веселые у вас подружки.
Он крепко прижал ее к упругому животу и уверенно повел в такт мелодии. Мелодия была латиноамериканская, душераздирающая. От брюнета приятно пахло туалетной водой и коньяком. Для полной картины не хватало только аромата дорогих сигарет.
– Вы не курите? – на всякий случай поинтересовалась Вера.
– Нет. А вы?
– Я тоже не курю.
– У нас много общего, – удовлетворенно констатировал брюнет. – Давайте знакомиться. Меня зовут Гена.
– Вера, – немного поколебавшись, представилась она.
– Вам очень идет это имя.
– Что значит «идет»? Разве это шляпка или пальто?
– Нет, конечно. Но оно вызывает определенные ассоциации, созвучные с вашей милой внешностью.
– Имя Гена тоже вызывает определенные ассоциации.
– Вы имеете в виду крокодила?
Мелодия смолкла, но он не отпустил ее. На крохотную эстраду вышел приблатненный молодой человек и с тюремным надрывом запел:
Запретный плод свою утратил сладость.
Наверно, в этом есть моя вина.
Но та, чужая, что дарила радость,
Сегодня мне и даром не нужна.
И вот иду, свободный и беспечный,
Без обязательств скучных и долгов.
Моей жене другой целует плечи
И обещает вечную любовь.
Пока я баб чужих по койкам лапал...
– Я не хочу танцевать под эту песню, – отстранилась Вера. – Пожалуйста, проводите меня на место.
– А вы позволите мне проводить вас до дома?
– Я подумаю, – вежливо улыбнулась Вера.
И вернулась за столик под перекрестный допрос подруг. И весело от них отбивалась. И ела утку по-пекински, и пила изумительное чилийское вино «Эразмо», и даже, кажется, немного переборщила. И каждый раз, вскидывая глаза, видела, что он неотрывно смотрит на нее своими черными восточными очами. И это было тревожно, и, пожалуй, приятно, и немного смешно. Потому что нельзя же всерьез воспринимать ухаживания не первой молодости дядьки с явно намечающимся брюшком!
И все-таки она поглядывала в его сторону. И даже немного огорчилась, когда, в очередной раз подняв глаза, обнаружила, что за соседним столиком никого нет.
Но он ждал ее на улице, стоя у своей сверкающей «БМВ» с темными, непроницаемыми стеклами.
«А почему бы и нет?» – подумала Вера.
– Смотри, Верка, мы его совсем не знаем, – предупредила Оля, почувствовав эту ее готовность. – А может, он серийный убийца?
– Значит, это будет его последняя серия, – ответила Вера. – Заключительная...
Она решительно направилась к шикарной машине, и он с готовностью распахнул перед ней дверцу.
– Хочу вас разочаровать, Гена, – сказала она, удобно устраиваясь в комфортном салоне. – А может быть, обрадовать. Я живу совсем рядом. У вас, я вижу, номер московский, а наш городок маленький.
– Значит, мы поедем в объезд?
– Через Москву? – усмехнулась Вера. – Поздновато уже кружить по городу, вам не кажется?
– Вас ждут дома?
– Конечно. Дочка, я думаю, давно спит. А вот свекровь, наверное, считает минуты.
– Вы замужем? – догадался Геннадий.
– В некотором роде...
– А что же муж? Разве не ждет?
– Муж объелся груш.
– Он в больнице?
– О нет! – засмеялась Вера. – Жив-здоров и, по-моему, предельно счастлив. У него теперь другая женщина.
– Не может быть.
– Отчего же?
– Таких, как вы, не бросают.
– А он и не бросил. Просто открыто живет на два дома. Считает, видимо, что это круто. А... какая я?
– Вы чудесная! Милая, нежная, изящная, как статуэтка. Словно птичка...
– Ворона...
– Зачем ворона? Маленький печальный воробушек, выпавший из гнезда. Хочется взять вас на руки и прижать к груди, укрыть от ветра. Согреть ваши пальцы, обнять за плечи...
Он съехал на обочину, заглушил двигатель и повернулся к ней. Свет уличного фонаря тускло пробивался сквозь затемненные стекла. Она почти не видела его лица. Но голос! Голос, страстный, зазывный, словно песнь сладкоголосой сирены, чаровал, обволакивал мягким коконом, погружал в гипнотический дивный транс.
– ...И целовать эти глаза... Такие сейчас испуганные. Почему?.. Такие красивые, серые, ясные... Чтоб никогда ты больше не плакала, моя девочка... Чтобы никто не посмел тебя обидеть... И губы твои как мед, как прохладный нектар, как амброзия – не оторваться... Ты словно хрупкий цветок – страшно тронуть и нельзя пройти мимо... Моя женщина... я сразу понял... едва увидел твое родное лицо... Ты моя пристань... мечта... моя капелька счастья...
14
ЗОЯ
Ольга Петровна вошла в пустую темную квартиру и в сердцах грохнула об пол тяжелой хозяйственной сумкой.
– Да что ж это за наказание Господне на старости лет! – завела она горестную песню, которую позволяла себе исполнить только в полном одиночестве. – В собственном доме ни вздохнуть, ни охнуть! Сутки отмудохаешься, доползешь до родного порога, ни тебе поспать толком, ни пожрать, ни покакать, пока всю ораву не обиходишь. Тарелки за собой никто не вымоет. Стакан они тебе подадут на старости лет – держи карман шире. Они сначала всю кровь высосут...
Она включила на кухне свет и громко вскрикнула – Зоя сидела за столом, как восковая кукла, и смотрела перед собой пустыми глазами.
«Ушел! – догадалась Ольга Петровна. – Ну и слава Богу! Слава тебе, Господи!»
А вслух сказала:
– Ты чего, дочка, в темноте сидишь? Сумерничаешь? О чем задумалась?
Зоя медленно повернулась. Лицо исказила уродливая гримаса.
– Ну что, теперь ты довольна? Конечно, довольна! Получила что хотела! Ведь это из-за тебя он ушел. Ты его прогнала! Все для этого сделала. Шныряла по дому со зверским лицом, шипела как змея.
– Ну спасибо тебе, дочка! – в пояс поклонилась Ольга Петровна. – Приложила мордой о стол – нашла виноватого. А то бы он у нас тут прижился, если бы не я. Ты сама-то в это веришь?
– Господи! – заплакала Зоя. – Что во мне не так? Почему меня все бросают?
– Да все в тебе как надо, – в сердцах отмахнулась Ольга Петровна. – Просто ты, словно дитя неразумное, хватаешь чужие игрушки. Чужие, Зоя! А чужое рано или поздно приходится возвращать. Или уж так дорого за него платить, что не приведи тебе Господи.
– Лешка был ничей.
– Лешка! Вспомнил пень, как березкой стоял. Он-то, может, и ничей, только ведь и не твой.
– Почему же?
– Да потому же. Не любил он тебя нисколечко. Просто взял, что дают. А с нелюбимым жить – хуже тюрьмы. Вон хоть нас взять с твоим отцом. Он-то меня обожал, надышаться не мог. «Оленька, Оленька!» А я за него пошла, потому что замуж мечтала выскочить. Ну как же? Все подружки парами, только я одна. Думала, стерпится – слюбится. А того не учла, что с этим ненужным мне человеком придется каждую ночь в постель ложиться. И ведь, по сути дела, он меня насиловал, потому что все его прикосновения были мне противны до слез, до отвращения. А как не дашь? Муж! Имеет полное право. И до того я его возненавидела – хоть волком вой. Смотреть спокойно не могла. Поверишь, утром на работу бегу, вижу – на остановке стоит, так я за углом пряталась, пережидала, когда уедет, чтоб только на рожу его поганую не глядеть. Вот как он меня раздражал.
И оба мы на стороне искали то, чего дома обрести не смогли. Может, он поэтому и пить начал. А пьяный да нелюбимый – это такой коктейль... И так мне на ту пору тошно было – жить не хотелось. Ноги сами мимо дома несли. Ты, я знаю, всегда мне в вину ставила, что я тебя отца лишила. Для тебя-то он, хоть ссаный, хоть сраный, все равно отец, я понимаю. Может, как-то иначе мне себя вести надо было. Но, Зоя, в том-то и беда, что все мы знаем, как надо, а ведем себя, как умеем, как у кого получается. Есть, наверное, умные бабы, способные переломить любую ситуацию. Я вот не сумела. Потому и одна. С этим жить не смогла, а другого – любимого – не встретила. Но по мне, уж лучше одной, чем абы с кем – лишь бы замужем. Недостойно это как-то, унизительно. А главное, тяжело очень, мучительно – вот чего бабы понять не могут.
А вот ты, я думаю, понимала на подсознательном уровне, на нас с отцом наглядевшись. Потому и Артему по морде дала перед самым алтарем. Все в тебе противилось этому браку. Не любила ты его. И сейчас не любишь. Страшно тебе, одиноко, горько, что не выпало бабьей счастливой доли. Но ведь, Зоя, это только в песне поется, что кто ищет, тот всегда найдет. А в любви искать – только портить. Всю себя истратишь, в грязи изваляешься, а толку не будет. Эти встречи случайны...
– Ерунду ты городишь! Как же тогда узнать, что это та самая встреча?
– Да ты в постель-то так сразу не прыгай! Походи с человеком, пообщайся, подумай. Ты ведь не унитаз, чтобы в тебя каждый спустить мог. Да и кому ж они интересны, такие бабы? Хуже проституток. Те хоть на хлеб зарабатывают, там все по-честному. А эти из чистой похоти. Как платок одноразовый – высморкался и бросил. Тебе это надо?
– Да что ты мне мораль-то читаешь?!
– А что тебе читать? Сказки Андерсена? Когда ты губишь себя, разрушаешь...
– Можно подумать, что ты свою жизнь так идеально устроила, что теперь имеешь моральное право...
– Вот потому-то и знаю, о чем говорю. Много я, Зоя, шишек себе набила. Да только кого они остановят, чужие шишки? Кого научат? То-то и оно...
– Ну хорошо. Допустим, ты права. А как тогда Леня вписывается в твою теорию? Ведь мы любили друг друга, ты знаешь. Разве это был не мой человек?
– Нет, Зоя, не твой.
– Ты сама себе противоречишь!
– Леня был больным человеком. Душевнобольным. С инвалидом, с калекой жить можно. А эти – особая статья. Здесь нужно в жертву себя принести. Вот как мать его, Кира Владимировна. Отец-то в сторону ушел, стеной отгородился. А она жизнь свою на него положила, на сыночка единственного. И несла свой крест безропотно. А разве ты, Зоя, готова была к такой жертве? Не твой это был удел – подвижничество. Ты ждала от него совсем другого – нормальной семьи, ребенка, мужского надежного плеча. А пришлось тянуть совсем другую лямку. И ты ее тянула до самого конца, не бросила, не предала – хвала тебе и честь. Но вот этой своей загубленной жизни и разбитых надежд простить не смогла. И судить тебя за это рука не поднимется.
А на чужих слезах, Зоя, своего счастья не построишь. Это я про Артема. На то они и банальные истины, что жизнью многократно проверены. Ушел он, и слава Богу. А обратно придет – не пускай. Тебе и так за свой грех вовек не расплатиться.
– И что же мне теперь, крест на себе поставить?
– Да Бог с тобой, дочка, – заволновалась Ольга Петровна. – Как мы с тобой жить-то станем! Лучше прежнего! Найдешь себе работу, у тебя есть подруги... – На этом слове она будто споткнулась. – Покаяться тебе надо перед Аней. Помирись с ней, сними грех с души.
– А мы не ссорились. И я перед ней ни в чем не виновата, – мгновенно ощетинилась Зоя.
– Да как же не виновата?!
– Послушай, сколько можно талдычить одно и то же! Раз мужик смотрит на сторону, значит, дома его не все устраивает. Была бы она ему хорошей женой, он бы налево не пошел, сколько ни заманивай, хоть медом намажь. Так что это ее проблемы...
– Нет в тебе душевной теплоты, Зоя, – вздохнула Ольга Петровна. – Холодная ты, пустая. Чужой боли не чувствуешь. Ребенка тебе надо. Он научит любить не только себя и свои прихоти...Давай возьмем мальчика из детского дома?
– Давай, – легко согласилась Зоя. – Лет сорока – сорока пяти.
– Я серьезно!
– Я тоже, – усмехнулась она. – Зачем же мне брать мальчика из детского дома, если я могу родить его сама?..
