Текст книги "Медное небо (СИ)"
Автор книги: Инна Кирьякова
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)
В дверях повернулся ключ, послышался голос Ника, стук каблуков – он сбивал налипший снег. Селина спросила, выглянув с кухни:
– Ну, как поживает Августин? Ты голодный? Хочешь чай и мясной пирог?
Она, пытаясь делать несколько дел сразу – ставить чайник на огонь, мешать в кастрюле что-то очень вкусно пахнущее, ставить оставшуюся от их с Ирмой ужина посуду в таз с горячей водой. Ирма выглянула из комнаты и помахала Нику, тот обнял ее и поцеловал в макушку.
– Не очень голодный, я поел. Но чай с пирогом буду. А Августин – отлично, – рассказывал Ник. – Мы с ним немного отметили конец моей сессии, поговорили о том, о сем. Он читает сейчас Стефана Тарносского. Ну, знаешь, о монастырской жизни, о том, что это – как второе рождение для человека.
– Да? – спросила Селина. Она наливала ему чай, на тарелке перед Ником лежал щедрый кусок пирога, пахнущего сладковатым тестом и мясом с приправами. Едва налила чай, пришлось кидаться к супу: тот решительно лез из кастрюли, сбрасывая крышку. И сползший с батареи кот потребовал свою долю в наступившем пиршестве.
– Но это – допустим. Ух, как вкусно!
– Мне приятно слышать, я над ним долго колдовала.
– А еще он полагает, что самый верный путь самосовершенствования – молчание, молитвы и уединение. Ну, он был отшельником, если ты знаешь. Любопытная идея, но я не согласен.
Селина внимательно слушала рассуждения Ника, стоя вполоборота, то наливая мыльную воду в таз с посудой, то поглядывая на кастрюлю и на вновь закипающий чайник.
– Тебе подлить чайку?
– Да-да, так вот...
Ирма тоже пришла послушать про отшельников и потянулась к пирогу. Селина поставила перед ней чашку.
Потом огорченно вздохнула, оглядела кухонный пол и взяла метлу.
– Ну откуда столько пыли, просто не понимаю. Уголь или сажа... Как будто не подметала неделю.
– А ты не подметала неделю? – заинтересовался Ник.
– Да нет, вот только после обеда. И что с этим поделать, даже не знаю.
Ирма задумалась, так и застыла с надкушенным куском пирога.
– Можно наш вентилятор, который от жары, поставить на пол. Он будет сдувать всю пыль в один угол. А оттуда уже проще выметать.
Ник тоже поразмыслил немного.
– Я думаю, это пустяки, о которых не надо слишком много хлопотать. Жить нам пыль не мешает и думать о важном – тоже. Подметать время от времени, а если наберется пыль, то относиться к этому философски.
– Вот видишь, целых два предложения! – сказала Ирма радостно. – Какое тебе больше нравится?
Селина засмеялась.
– Ты чего? – спросила Ирма.
– Я надеялась, что вы предложите мести полы по очереди. Но, видимо, этот логический ход для вас оказался сложен!
– А-а... – переглянулись младшие брат с сестрой.
Но вот несколько быстрых и ловких движений – и уже нет ни мусора, ни метлы, а старшая сестра наливает себе чай и и садится за стол.
Тетушка написала графу Цвиковскому, приглашая его семейство погостить день-другой. Конечно, никаких намеков на будущую свадьбу не не было и быть не могло, но смысл приглашения был очевиден. Ответ получили тем же вечером. Граф писал, что жена и второй сын, Петер, будут рады принять приглашение, он же пока, увы, слишком занят. Но будет счастлив принять госпожу Виельгурскую... и так далее...
– Когда они приедут? Замок перенесем поближе к ним? – спросила Анна.
Тетушка помотала головой.
– Лучше всего – в Кромль. Я им предлагала еще ближе – отказались. Они отправятся сначала порталом, дальше – скорым поездом, а если переносить, там самое близкое – все равно полдня езды, да еще на автомобиле. Поездом дольше, но комфортнее. Приедут через три дня.
Она фыркнула.
– Знаю, почему тянут, небось, Агнессе нужно накупить новых нарядов, сделать какую-нибудь сногсшибательную прическу. Как еще они не неделю себе на подготовку взяли! Кстати... – она чуть нахмурилась. – Смех смехом, а и тебе тоже не помешает что-нибудь новенькое. Да и прическа...
Анна прикрыла глаза, размышляя.
– Хорошо, сделаем так... Переедем в Кромль, закупим кое-что. Прическа? Подумаю... Но слишком уж суетиться не стану.
– Кто же говорит, просто произвести впечатление... Кстати, сегодня написал Бенедикт. Он хочет приехать, ты не против ведь?
– Бенедикт? А когда?
– Завтра днем.
– Не против, разумеется. Я ведь его почти год не видела. Тогда пусть берет портал в Кромль. Встретим его, потом съездим за нарядами.
– Прекрасно, встретимся с ним в Кромле.
Бенедикт – троюродный брат Анны, из захудалой ветви Виельгурских. Впрочем, быть хотя бы косвенно причастным к королевскому (и чародейскому) роду – удача в жизненной лотерее. Бенедикт – один из исследователей мира Часов. Анна с детства помнила – приезжал, читал книги, взятые из Королевства – и беллетристику, и философию, беседовал с ее родителями. Написал сам несколько книг о Королевстве. Анна очень ценила, что он относился к маленькому миру ее подданных не только исследовательски-любопытствующе, но так осторожно, бережно, уважительно. И еще – Бенедект воспринимал происходящее там как семейное, даже – личное свое дело. Все же он был потомком Тадеуша. Анна нахмурилась – вспомнила, как Эрна глядела на Королевство. Она ей разрешила посмотреть на Часы один раз, другой – и тут ее терпение лопнуло: Эрна (это произошло наутро после празднования Новолетья, и она пришла с бокалом светлого игристого, который был уже не первый) оперлась локтями о стол, схватила карандаш и принялась стучать по медному ободку циферблата:
– Эй, человечки! Э-эй! Как вы та-а-ам? Человечки-и!
Мало на белом свете людей, которые могли бы полностью, как о своем личном, необыкновенно важном деле думать о Королевстве Часов. Был Доминик, тоже потомок Тадеуша, исследователь Королевства, друг детства... Но в нынешней, взрослой жизни, уже не то... Анне он казался слишком несерьезным. Эта его шляпа, длинный шарф... Не то рассеянный ученый, не то праздный прожигатель жизни. Была Мария, самая задушевная подруга со школьных времен, но увы, она не видела, что происходит внутри Часов – видела циферблат, стрелки и ничего больше.
– Ну, если мы хотим в Кромль сегодня, чтобы с утра встретить Бенедикта, стоит ли тянуть? Здесь вид великолепный, не спорю, но до чего холодно, а ветер какой!
– Тогда переместимся сейчас, – решила Анна.
– Погоди... Я выйду на балкон.
Анна вышла вместе с тетушкой. Для нее перемещение было делом совершенно заурядным. Любое из двадцати мест на выбор. Хочешь уединения, выбирай – северное море, лес – до самого горизонта лес, зелень, золото, багрянец, долина в предгорье? Столица с музеями, респектабельными торговыми центрами, театрами и маленькими малоизвестными пабами? Четыре на выбор. Нужен портал к брату или другой родне, но без суеты столиц? Это в Брахов или Седмериц. Город-порт, чтобы попутешествовать на корабле? Железная дорога? Есть все. А тетушка, которая с юности не жила в замке и бывала в родовом гнезде наездами, воспринимала, конечно, совсем иначе. "Захватывает дух, – говорила она. – Тебе привычно. А нам, нечастым гостям замка, никогда не надоест".
Анна закрыла глаза и сосредоточилась, чтобы понять, все ли ее поданные на территории замка и сада. Магический контракт давал ей возможность почувствовать, где они, если они находились не далее, чем в десяти лигах от Дроздов.
– Всех собрала своих?
– Да, все тут.
Анна снова прикрыла глаза и произнесла про себя заклинание.
Вокруг начало темнеть – сначала так, словно на солнце наплыли облака. Затем стало ясно – не облака, грозовые тучи. Потемнело так, что ничего невозможно было увидеть дальше замкового двора. Солнце горело черным золотом. Что-то клубилось, проносились тени, можно было увидеть или угадать контуры зданий, каких-то предметов.
– Пирожки полотенцем накрой! На противне у окна остывают, – раздался голос снизу, из кухни. – Вдруг пыль налетит.
– Не налетит. Перенос – совершенно иной процесс, не как по дороге ехать, – это уже из библиотечного окна с другого этажа.
– Поучи еще. Тридцать лет тут. Перемещались, знаем.
– Так пора бы и понимать!
– Поучи еще...
Тревожное ржание лошадей. Замирающие вихри, рассеивающиеся тени.
Затем все стало стихать.
– Свет можно выключить, прилетели! – это из мастерской.
За садом, прямо за кустами шиповника, покрытыми оранжевыми и красными плодами, не было больше моря, там возник город. Он окружал крепостные стены, шумел, жил будничной жизнью. Как будто он прятался до того где-то там, за серыми бесприютными скалами, а сейчас подкрался в круговерти и темноте, и вот – высится домами, расчерчивает линии улиц, сигналит автомобильными гудками. Запахло теплым камнем, пылью, кофе и выпечкой из небольших кофеен. Слышался шум автомобилей, дребезжание трамвайных звоночков и множество изумленных голосов. (Когда замок с садом и хозяйственными постройками появлялся, раздвигая пространство вокруг себя и устраиваясь в положенном месте, вокруг – если только замок не перемещался в совершенно безлюдное место – немедленно начинался ажиотаж. Тем более в Кромле.)
Тадеуш двести двадцать лет назад выбрал здесь удобный уголок за тихим александрианским монастырем. Между монастырем и замком был небольшой, запущенный и заброшенный парк. Тихое, малолюдное место. Но прошло одно-два столетия. Город разросся, окружил монастырь, забрал в камень землю и траву. Теперь это почти центр. Рядом со старым городом, рядом с каскадом торговых современных центров, с Королевским Театром. Площадь переполнена местными жителями, приезжими, экскурсантами, детьми, приехавшими в школьных автобусах в Музей Искусств. Туристы, едва замок появился, восторженно взвыли и схватились за фотоаппараты. Это ведь для обитателей замка за оградой появился город. А для города, напротив – чудесным и, как всегда, неожиданным образом появился замок.
Обычно ажиотаж спадал через час-другой. А завтра Дрозды снова станут важной, но привычной достопримечательностью. Анна велела подготовить автомобиль к следующему утру.
Наутро, едва Анна с тетушкой сели завтракать, у ворот раздался звон колокольчика.
– Приехал господин Ольховецкий.
Анна подумала, что в том году Бенедикт овдовел, и хотя она писала ему, но они еще ни разу не виделись после известия о смерти его жены. Значит, следовало бы сейчас выразить сочувствие. Не сразу, времени прошло много, но навести разговор нужно обязательно.
Она была рада Бенедикту. Приятно снова увидеть его – усталого после дальней дороги (оказывается, он заезжал еще кое-куда по делам, и до портала там оказалось далеко – тетушка попеняла ему, почему не предупредил пораньше, они бы переместились ближе или перехватили где-нибудь на полпути), немного постаревшего, поглядеть в его умные, понимающие глаза.
За завтраком разговор шел легкий, о том и о сем, важное началось в "королевской комнате", куда они вдвоем с Бенедиктом поднялись после.
– Спасибо за книги. Они мне очень пригодились, – он положил стопку книг и журналов на стул около книжного шкафа. – Жаль, что из-за домашних дел не смог приехать раньше.
– Я знаю. Твоя жена... соболезную.
Бенедикт молча кивнул, показывая, что слова сочувствия приняты, но говорить он об этом больше не хочет.
– Ну что ж? Сначала – посмотришь?
Он снова кивнул и наклонился над Часами.
– Ты рассказывай, – попросил он Анну. – Что в последнее время нового?
Анна рассказывала, Бенедикт слушал, разглядывая сверху неспешное движение материков. Было видно – он скучал без этой удивительной картинки, зеленого океана – теплого на экваторе, остывающего по мере удаления от линии, параллельной движению солнца. Он скучал – а Анна вообще не понимала, как без этого можно жить.
Она видела, куда направлен его взгляд и смотрела вместе с ним. Пустыни, скальные пещеры, редкие рыбачьи деревни Тарноса, маленького материка с небольшой орбитой, почти не отходившего от экватора. Шкадарен... Силения... Лонгальб... Варс...
– А это что – дирижабль? – Бенедикт показал на движущуюся между ними и землей точку в небе. – Я думал, они отказались от паровых двигателей во всех механизмах и машинах, кроме паровозов. Или тут другой принцип?
– Да, отказались. И дирижабли они больше не используют, а это – аэролет.
Они увидели, приблизившись к серебристой точке, сверкающей на солнце, небольшую (Анна подумала. что едва ли больше двух человек вместится туда) летающую машину.
Ей представился летчик – в каком-нибудь их маломестном смешном аэролете, серебристом и пузатом. Летчик озабоченно выглядывает из окошка, вертит головой, пытается понять, что же там изменилось, в небе, что стало как будто светлее? Облака? Что-то там, за облаками?
Подумалось – а вдруг они видят все же там, внизу, как убирается преграда между двумя мирами, когда она открывает медную крышку Часов?
Хотя, конечно, так, обычным зрением, этого не увидишь. Тадеуш писал – другой мир они могут увидеть только духовным зрением.
Бенедикт смотрел внимательно, приближаясь то один, то другой материк. Один год по времени верхнего мира и сорок лет по календарю нижнего почти прошло с того момента, как он смотрел на Королевство Медных Часов в последний раз. Спрашивал об изменениях, о новых границах стран, изобретениях, уточнял и кое-что советовал.
– Ну что ж, – сказала Анна, когда поняла, что Бенедикт смог – идя по истории мира семиверстными шагами – прожить с ней эти полвека. – Сейчас достану тебе новые книги.
– Хорошо.
Она сосредоточилась, вглядываясь в очертания материков – городов – улиц... Ближе, ближе, ближе... Дребезжит трамвай, сигналит автомобиль на перекрестке. Старый трехэтажный дом и книжный магазинчик на первом этаже.
Она чувствует запах книг. Старый, пыльных. Новых, еще никем даже не пролистанных. Из подсобного помещения пахнет кофе. Скрипит входная дверь – входят двое студентов, с рюкзачками, один держит черный тубус. Девочка с косичкой в черном берете тянется к книжке с яркими заманчивыми картинками. Пожилая дама рассматривает ту часть прилавка, где выложены любовные романы в мягких обложках.
В дальнем шкафу – книги по философии, искусству, поэзии. Анна двигалась взглядом вдоль полок и шептала заклинание и названия книг. И вот – стопка из двенадцати копий. Точных копий – пусть даже с опечатками...
Бенедикт бережно взял с вершины шаткой книжной башни первую, развернул.
– Что ж... Я тебя оставлю пока.
Он кивнул, ничего не замечая вокруг себя.
– Ну, идем прямо сейчас? – тетушка сидела в гостиной, неспешно раскладывая карты.
– Минут через пятнадцать зайду за тобой, – предложила Анна.
– Кстати... – Тетушка постучала по лежащим веером картам. – Тебе выходит любопытная комбинация. Валеты разных мастей, от двоих, кстати, опасность. Не тебе... впрочем, за одного из валетов все же не поручусь... Кое-где попадаются дамы, но беды от них не вижу, безобидные дамы. Хотя кое-что мне в них сомнительно. Одна вроде как умерла, – тетя Беата присмотрелась повнимательнее к трефовой даме – дама признаков жизни действительно не подавала. – Еще одна тоже, я бы сказала, ни тут, ни там – эта вот бубновая, не спрашивай, как это, я не знаток загробного мира... пока что... И с пиковой, боюсь, нехорошо выйдет...
– Печально, но, надеюсь, не я виновата?
– Нет-нет, небеса с тобой, не ты.
– Тогда зачем ты мне об этом говоришь?
– Но гадала-то я на твой жизненный путь...
– Он будет полон опасностей и усеян трупами, я поняла.
Анна нетерпеливо нахмурилась и вышла. Она терпеть не могла гаданий.
Наконец они собрались, сели на заднее сидение автомобиля. Один охранник ехал в их машине, еще несколько следовали за ними издалека во втором автомобиле. Ворота открылись, автомобиль плавно выехал на площадь.
Тут, как всегда, площадь оживилась. Туристы загомонили, посетители кофеен повставали, бросив кофе и вазочки с мороженым.
Щелканье фотоаппаратов. Вспышки, вспышки, вспышки...
Анна смотрела через затемненные окна и думала: хорошо было бы дождаться ночи, надеть самую заурядную, некоролевскую одежду и погулять по прохладной площади, освещенной белыми лунами фонарей – и разноцветными фонариками над уличными кафе. Она знала несколько таких уютных местечек... Или зайти в торговый комплекс, походить по мостам-переходам, посмотреть на текущие по ночным улицам огни автомобилей, на башни деловых офисов, упрямо и высокомерно нацелившихся в небо... Что ж, не в этот раз.
Не то, чтобы ей уже приелись окончательно почет и привилегии, связанные с ее положением, но она уже уверилась, что в безвестности и неприметности есть приятные стороны.
Автомобиль ехал и ехал, сворачивая в переулки, и вот, наконец, они миновали очередную каменную ограду и остановился около железной двери. Один из охранников вышел и нажал на блестящую кнопку звонка. Из динамика что-то негромко спросили. Когда охранник объяснил, кто подъехал, дверь медленно отворилась.
Анна и тетя Беата прошли маленький дворик, с дорожками, вымощенными брусчаткой, фонтанчиком, высокими тополями. Трехэтажное желтое здание с белой лепниной под старину и жалюзи на окнах.
Швейцар поклонился, открывая дверь, произнес заклинание перемешения, и лифт, сверкающий зеркалами, поднял их на третий этаж.
Прохладный воздух, мягкие ковры, свет из невидимых глазам источников.
Им принесли кофе, сливки и блюдо крохотных печений. Госпожа Ганчева, хозяйка маленького, очень дорогого, закрытого для большинства дома мод, сама вышла к ним. Десяток моделей было предложено – и продемонстрировано девушками-манекенщицами. Анна выбрала два новых платья – к ним тут же принесли на выбор целую гору сумочек, поясов, туфель, каких-то бесчисленных мелочей.
Тетя тоже кое-что себе присмотрела.
– Госпожа Анна, позвольте поблагодарить. Вы мне прислали тогда журнал мод, конечно, все устарело, если смотреть по-нашему, но некоторые идеи меня вдохновили!
Госпожа Ганчева кивнула куда-то за ширмы, вышла модель в длинном платье.
– Узнаете, не правда ли? Этот ведь их нынешний стиль, Королевстве Часов. Юбки каскадом, тут – пелеринка...
Анна, из любезности отправившая Ганчевой журнал мод, ничего не узнавала, потому что отсылал, естественно, Нарицкий, а она не полюбопытствовала пролистать.
– Да, сделано чудесно. Но это уже давно не их нынешний стиль. Лет тридцать как – по нашим меркам.
– Тридцать! Не понимаю я этого, Ваше Величество, а присылали месяцев восемь назад.
Анна чуть улыбнулась и встала. Ганчева снова сделала некий еле уловимый жест, три ее помощницы быстро упаковали отобранные вещи, а прочее так же молниеносно унесли – Анна и не заметила, как.
"Удобно и, самое главное, недолго", – подумала Анна, пока ожидавший их в приемной охранник расплачивался. Две девушки несли за ними покупки.
Парикмахер, на котором настояла тетя Беата (Анна, поглядев на себя в новых нарядах, подумала, что ей итак хорошо) приехал в Дрозды. Поразмыслив, мастер Радомил не стал менять стрижку, только слегка подровнял Анне ее волосы, чтобы только чуть задевали плечи, и челку.
– И вот, сударыня, позвольте предложить две чародейные вещицы, новинка, да... Скоро, не сомневаюсь, будут весьма и весьма популярны.
Протянул ей заколку в форме черно-перламутровой плоской раковины. Приложил к пряди слева, и заколка мягко подняла прядь и закрепила на затылке. Асимметричная прическа удивительно к темным прямым волосам Анны. Вторая заколка была в виде серебряной стрелы. Тетя Беата довольно покивала – ей понравилось, как выглядела племянница.
День прошел в суетных разговорах, обед и вечерний чай в положенное время. Наконец наступил вечер, время отдыха и задушевных разговоров. Тетя Беата отправилась к себе, а Бенедикт и Анна поднялись в ее небольшую гостиную на седьмом этаже башни.
Анна, устав от шума за окнами замка (ночная жизнь большого города, особенно в центре – всегда шумна и суетна), перенесла замок в тихое местечко. Поле, заросшее высокой, спутанной травой с пышными полуосыпавшимися метелками, песчаный берег реки.
Анна села на диван, Бенедикт опустился в кресло напротив, явно намереваясь поговорить о чем-то. Одна из лунниц принесла поднос – вино, два высоких бокала, сыр на тарелочке. Поставила на столик и скользнула в дверь, словно облако, на мгновение прошедшее мимо луны.
Вино было отличным. Анна молчала, ожидая, что Бенедикт начнет разговор первым. Пила небольшими глоточками терпкий, кружащий голову напиток, слушала умиротворяющий стрекотанье цикад в сухой траве и мерный шум волн. Благословенное время. Тишина закатного часа, вино, отдых от всех дневных дел. Анна чувствовала, что ей так спокойно, так хорошо... Если бы Бенедикт погостил подольше. Они каждый день утром занимались бы делами Королевства Часов, обсуждали бы, советовались о разных делах. А вечерами отдыхали бы, как сейчас.
Бенедикт думал о чем-то, не начиная разговор. Наконец взглянул на Анну:
– О многом хотелось спросить. С чего начать – не знаю.
– Начни с чего-нибудь, – предложила Анна.
– Хорошо... У тебя есть любимчики? Твоя мать вечно выбирала себе семью или несколько, какого-то особенного человека...
– Есть те, которые интересуют больше – но любимчиками я их не назову. Все одинаковы, обо всех надо заботиться. Да и как выделишь из миллионов?.. То есть, на самом деле... Да, бывает кто-то интереснее прочих. Но я стараюсь никем не заниматься больше, чем остальным.
– Интереснее прочих... В чем именно?
– Например, месяц или два назад я заглянула в один дом. Это было в Шкадарене, есть там небольшое местечко, Старгород. Я там часто беру книги, вот и сегодня взяла тебе оттуда. Милое местечко – университет, которому уже четыреста лет, монастырь. И вот я глянула случайно в одно окно. Увидела девушку, та хлопотала на кухне и вдруг, кое-как вытерев испачканные тестом руки, достала из кармана фартука листок и маленький карандаш. Отодвинула деревянную доску с пирожками, пристроила листок на краю стола. Это был такой чудесный порыв вдохновения. С того дня я ее полюбила... У меня копии ее рукописей. Она пишет сказки. Вообще чудесная семья, у нее брат учится в университете, я его недавно видела на экзамене. Еще помню маленькую и очень музыкальную девочку... хотя сейчас она, наверно, уже не маленькая. Но любимчиками их не назову и не выделю их из многих других – в том смысле, что не буду заботиться о них как-то особенно. Так же, как о всех.
Бенедикт улыбнулся понимающе.
– Принципиальная! А помнишь ту девушку, Агату Крешевич? Мы год назад переносили на твой семиструнник ее песни. Помнишь, как про нее говорили? В музыке – как рыба в воде, среди людей – как рыба на песке.
– Да, помню, конечно. Я ее слушаю иногда.
Анна достала с полки томик в плотной обложке, раскрыла и показала фотографию: памятник из белого мрамора – высокая женщина в свободном платье, напоминающем одеяния древних, с короткой стрижкой, она положила руку на гриф поставленной на землю гитары.
– Да, похожа... – тихо сказал Бенедикт. – Прекрасная музыка, чудесный голос. Она еще выступает?
– Умерла лет десять назад по их счету из-за эпидемии.
Они помолчали, неспешно отпивая из бокалов вино, глоток за глотком, глядя на гаснущий свет и тонкий до прозрачности месяц на еще не потемневшем небе.
– Тадеуш предполагал – если не дать миру магию, станет быстрее развиваться техника, наука и искусство. Насчет науки – и изобретений, соответственно, никто не спорил. Если же говорить об искусстве – это было неочевидно. Но он снова угадал.
Бенедикт улыбнулся, он не был пьян, да Анна никогда и не помнила его пьяным, но видно было, что он расслабился, готов прикрыть глаза и просто слушать. Как в компании лучших друзей.
– Часть творческих сил, которая в нашем мире уходит на магию, у них реализоваться не может. И, значит, должен быть другой выход силам, – сказала Анна.
– Да. И вот еще – для самого Тадеуша поиск самого себя, познание – это была цель... одна из целей его жизни. Тадеуш считал, что самым важным для них должны быть две вещи. Познание и изменение мира. В любом случае, он их творец – значит, и они таковы же. Каждый по-своему. Поэтому у них – по сравнению с нами – просто расцвет всяческих искусств, философии.
– В их философии трудно разобраться, столько направлений, школ.
– Уникальность мира и любого определенного человека доказывает, что существует творец. Тот, кто задумывает, кто делает нечто единичное, особенное, отличное от прочего. Если же нет представления о творящей личности, тогда появляются всякие философские монстры, – Бенедикт мимолетно улыбнулся. – Они видят Вселенную как бесконечность, где элементы вечность за вечностью хаотично складываются в бесчисленные ряды миров, которые так же вечно будут повторяться, вечно, как волны прибоя, возвращаясь и уходя.
– Но человек не может не сознавать себя и свой мир продуманным и неслучайным.
– И, долго размышляя над этим и над самими собой, не выведут ли они, в конце концов, Тадеуша на чистую воду? – улыбнулся ей Бенедикт. Анна покачала головой, тоже улыбаясь.
Ночь спустилась, прохладная, чернильно-черная тихо дышала за окном шумом волн и шуршанием травы – под ногами человека или мягкими лапами зверя.
– И все мне иногда странно. Особенно задумалась сейчас, когда предполагаю уехать на неделю. Я на всякий случай оставляю помощника всегда, даже если еду на три-четыре дня. Но все же... Почему Тадеуш так легкомысленно распорядился жизнью целого мира, словно подвесил на прочную – но тонкую ниточку. Пропустишь время завода Часов – и все. Погублен целый мир.
– Ведь и мы так же – можем умереть в любое мгновение. Тадеуш не дал им против нас никакого преимущества. Но, если честно, я считаю, что это по молодости. Да... Будь он моего возраста...
– Не думаю, – удивленно сказала Анна. – Мне столько же, сколько было ему, когда он создавал Часы, а я понимаю, что он поступил рискованно.
– Хм... Все люди чувствуют по-разному. А женщины, по крайней мере, в некоторых вопросах, взрослее нас. Тадеуш, полагаю, хотел дать урок нам: помните, как все непрочно. А еще, знаешь? У него тогда не было детей. Я уверен, если бы он был к тому времени женат, защитил бы мир Часов куда надежнее. А так... свою голову не жалко, так и прочих заодно. Молодость.
Тетушка сидела в своей гостиной. Всю комнату освещать не стала, только небольшой огонек подвесила над креслом и столиком. Анна села в кресло напротив тетушкиного. Та налила ей чая, подвинула коробку шоколадных конфет с коньяком и ликером. Сама взяла очередную конфетку из горького шоколада. Анна, поразмыслив, выбрала белую. Надкусила конфету – сладкий вишневый ликер показался обжигающим.
– Вы с Бенедиктом и утром, и сейчас проговорили довольно долго.
– Да, у него разнообразные теории... и он дал несколько советов, довольно разумных. По крайней мере, кое-что непременно проверю.
– Да... да... Старый друг лучше новых двух...
Анна пристально посмотрела на тетушку. Какие-то новые интонации. Заговорщицки-смущенный тон.
– Он ведь тоже Виельгурский, и чародейные способности у него сильные. Вижу, тебе с ним интересно, и в делах твоих он мог бы быть хорошим помощником.
– И?.. Тетя, давайте без обходных маневров.
– Хм... извини, может быть, это лишнее... или бестактно говорить с тобой об этом. Возможно, ты ты воспринимаешь Бенедикта почти как старшего брата. Но скажу вот что: вы довольно похожи, он исследует Королевство Часов – оно для него, как и для тебя, одна из важнейших в жизни вещей. Пока он был женат, да и ты связана помолвкой, говорить об этом не было смысла. Но сейчас – дело другое. Однако есть одна важная вещь. Тебе известно, что у Бенедикта есть вторая семья? Незаконная, конечно. Уже восемь лет.
– То есть, он жил на две семьи?!
– Я не хочу сказать, что именно тут была двойная жизнь. Он помогал, пересылал деньги, а сына – хотя Бенедикт его официально не признал – определил в дорогую частную школу. О разводе речи никогда не было: там вышел бы ужасный мезальянс, и в первой семье у него уже были дети... Понимаю, это некрасиво. Хотя так обыденно...
Анна молчала несколько секунд. Ничего подобного она предположить не могла. Не то, чтобы совершенно не могла – ее картина мироустройства совершенно не была идиллической. Просто никак не ожидала от Бенедикта. Он казался... правильным. Прямолинейным. Надежным.
– Он женится во второй раз, я полагаю, – сказала тетя Беата задумчиво.
– А другая семья?
– Бросить их непорядочно. Да... Порядочность тоже бывает обузой, неудобной вещью. Но что делать?
Анна резко мотнула головой.
– На месте его первой жены я бы просто выгнала его. Разумеется, если там бы продолжалась связь. Не стала бы терпеть.
– Максимализм – тоже неудобная вещь, – назидательно сказала тетя. – Так бывает в жизни... Я не говорю, что это хорошо! – она предупреждающе подняла руку с зажатой конфетой. – И еще раз – вы были бы неплохой парой. Однако ты должна быть предупреждена. Возможно, там давно все перегорело... Но если вдруг он заговорит о браке, его отношение ко второй семье необходимо прояснить.
Анна поднялась в свою спальню, полутемную, с готовой постелью, как будто наполненную предчувствем отдыха и сна. Переодеваясь в мягкую сиреневую пижаму, думала о Бенедикте, о том, что она всегда любила его как старшего брата, но и он был женат тогда. Думала о Петере из Цвикова и о других. Будущее было совсем рядом, и перемены были рядом, и от этой неизвестности у нее появилось странное чувство. Как будто она выпила волшебного вина, куда добавили капельку радости, щепотку страха, зернышко ожидания... Она заставила себя успокоиться и закрыла глаза. Завтра тоже будет день. Завтра.
Молодой граф Цвиковский приехал утром (Анна еще до завтрака перенесла замок обратно в Кромль). Он был один, без матери. Видимо, свой приезд он отсрочил на несколько дней не из-за того, что графиня Агнесса хотела поразить всех новыми модами и прической («Все равно не зря ходили за новыми нарядами», – заявила тетя Беата). Петер выглядел как мальчишка. Чуть встрепанные золотистые волосы (чувствовалась рука дорогого дизайнера), легкие спортивные брюки.
– Не надевай сразу медальон, – советовала тетушка. – Сравни сейчас и потом.
В сущности, Анне он всем понравился. Обаятельный, искренний, веселый.
Внезапной влюбленности, которая ударила бы, словно молния, не случилось. Но им приятно было быть вместе, они вспоминали общих знакомых, две свои давние встречи в детстве. Петер казался весьма неглупым, говорил остроумно, умел слушать. О Королевстве Часов расспрашивал с настоящим, ненаигранным любопытством.
Часы Петер увидел (Анна вздохнула облегченно), тут же сел за стол и принялся наблюдать. Он был в восторге, задавал бесчисленное количество вопросов и слушал ответы, широко распахнув глаза, удивлялся и снова о чем-то спрашивал... Анна радовалась его любопытству и изумлению. Она старалась прогонять воспоминания о Казимире – как они так же стояли вместе, склонившись над Часами, и он тоже спрашивал, и удивлялся, и вдруг, взглянув на нее, чуть хмурил брови (она вспомнила эту его привычку), как будто разгадывал загадку...