Текст книги "Необыкновенные приключения «русских» в Израиле. Семейные хроники времен Большой Алии"

Автор книги: Инна Карташевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Так ты что вообще с кровати на встаешь? – всполошился Саша. – А тебе еду хоть приносят, а то мы тебе только фрукты принесли, не знали, что тебе можно.

– Да встаю я с кровати и в столовую хожу, и в туалет.

– А как же капельница, ее отключают?

– Ничего не отключают, она на колесиках и ездит со мной. Видите здесь коридоры и двери в палату специально такие широкие, и туалеты большие, чтобы с капельницей можно было всюду пройти. А приносить мне ничего не надо, здесь еды очень много дают.

– Ну, знаешь больничная еда, – состроила гримасу Рита. – Тебе бульон можно? Я завтра утром приеду привезу тебе. Утром, наверное, не пускают, но передачи можно приносить?

– Да какие передачи, здесь круглые сутки можно приходить, можно даже ночевать здесь, если хотите. Никто ничего не говорит.

– Ну да?

– А вот представьте себе. Вчера меня сюда привезли поздно, часов в девять вечера…

– А до этого где ты была?

– В приемном покое. У них приемный покой огромный, и там стоят такие же кровати как здесь тоже с занавесками и полно больных лежат, ждут пока к ним кто-нибудь подойдет. Меня когда привезли в больницу, я хотела встать и сама выйти из машины, но оказывется так нельзя. Меня эти ребята-санитары так и перевезли на этих носилках или каталке, не знаю, как у них это считается, и переложили там на кровать. Представляешь, я лежу там как дура, никто ко мне не подходит. Я позвала одну сестру, сказала, что меня тошнит, так она мне сунула в руки пакет и снова убежала. Правда, потом снова прибежала, дала таблетку от тошноты. И вообще, там все все время бегают, бегают, то кого-то привозят, то увозят, в одном углу кто-то кричит, в другом кто-то стонет, в общем какой-то сумасшедший дом. Потом, видно, моя очередь подошла и тут сразу все ко мне прибежали, померяли температуру, давление, взяли анализ крови и прочие анализы, сделали элктрокардиограмму, все на месте. Потом на рентген почек повезли. Встать и самой пойти нельзя. Возлегаешь на каталке как царица какая-нибудь, а бедный парень, санитар, тащит тебя по коридорам, стыдно просто. После рентгена я еще полчаса лежала в коридоре, пока он за мной пришел и привез назад. Потом я снова долго лежала, они ждали ответов на анализы и сказали, что вызвали ко мне уролога и нужно его подождать. Кушать, между прочим, дали прямо там. У меня к тому времени тошнота прошла, так что я все поела. Потом пришел врач, посмотрел анализы и сказал, что у меня камни в почках и мне нужно полежать в больнице несколько дней, и меня опять же на каталке повезли сюда. В общем, я разъезжала целый день. И знаете, когда меня положили в палату, то опять заново все анализы сделали и все измерили, и поставили эту капельницу. А еще я позже заглянула в комнату медсестер, а там нет ни кресел, ни диванов, только стулья. То есть они ночью действительно дежурят, а не спят. И на звонки из палат, вот видите у меня тоже здесь есть звонок, так вот они на звонки приходят, представляете.

– Ну, вообще-то, это так и положено, чтобы медсестры или санитарки приходили на звонки, – неуверенно сказала Рита.

– Положено-то положено, но ты когда-нибудь у нас в больницах такое видела? А у них, кстати, и санитарок нет. Вернее, есть, но они только убирают, а постель перестилают и моют лежачих больных сами медсестры, и при этом не ругают их и не злятся.

– А чего ж у них такой бардак в больнице, заходи куда хочешь, сиди сколько хочешь, и где хочешь?

– Ой, про бардак я вам сейчас самое смешное расскажу. Я вчера вечером тоже удивилась. Было уже девять часов, а в палате полно посетителей. Вон там в углу возле окна лежит пожилая женщина, видите, сколько у нее посетителей? Она, – Белла понизила голос, – арабка, а у них большие семьи, так вот вчера они все тоже были здесь. Она лежит, потому что у нее высокое давление, а они принесли ей несколько термосов с кофе, и все время его пьют, и она вместе с ними. И все время плачет, она проходила мимо меня, я спросила ее чего она плачет, думала, может, у нее случилось что-нибудь, она на иврите тоже говорит, а она мне отвечает, что плачет, потому что у нее давление не падает, все время высокое. Представляете, пьет кофе, не переставая, и плачет, что давление не падает. Умереть можно. И вся ее семья плачет вместе с ней. Мне вчера было так плохо, а у нее человек восемь сидело, и все одновременно разговаривают, уснуть невозможно. Ну, думаю, скоро же все-таки они уйдут, да где там, наоборот, еще и новые пришли. Знаете, мне уже просто интересно стало, думаю, посмотрю, до которого же часа, это будет продолжаться, наверное, в десять уйдут. Потом смотрю, уже половина одинадцатого, одиннадцать, а народ все прибывает и прибывает. И никому, кроме меня это не мешает. А все остальные больные, не поверите, в двеннадцать ночи, когда их посетители поуходили, сели играть в карты. И преспокойно играли до двух часов. Медсестры заходили, делали всякие процедуры, кому нужно, и даже слова им не сказали. Представляете, чтобы было, если бы это у нас там так?

– Вообще не представляем, – дружно и совершенно искренне ответили ей. – У нас бы там любая санитарка или медсестра так бы на них наорала или их вообще бы из больницы выгнали.

– Ну и правильно бы сделали, – сурово сказал Саша, как большой приверженец дисциплины. – Если вы больные, то лежите и болейте, а не играйте в карты.

– Да и не развлекайтесь. Лежите и думайте, что у вас болит, и сколько вам до смерти осталось, – рассердилась Белла. – А может, наоборот, люди отвлекутся от болезни и лучше себя чувствовать начнут. Ты думаешь у нас потому ничего не разрешали, что о больных заботились? Это просто отношение к людям там хамское было, вот и все. Вот я даже сегодня утром пример видела, – вспомнила она. – Я проходила по коридору, а там стояла старушка, русская, она держала в руках таблетку и чуть не плакала. Вышла медсестра, израильтянка, и старушка попросила меня перевести, что она не умеет глотать таблетки, дома ей кто-нибудь их разбивает. Я перевела кое-как, так медсестра побежала принесла ей йогурт, знаешь в магазинах тоже продается такой в пластиковых коробочках. Дала ей и говорит, чтобы она попробовала с йогуртом проглотить, так легче будет, а если не сможет, то она ей эту таблетку разобьет. А мимо проходила другая больная, тоже русская, здесь, кстати, русских полно, услышала и говорит с такой злостью, прямо чуть ли не с ненавистью к этой бедной старушке. «Я, между прочим, тоже врач. Я тридцать лет в больнице проработала. Так вот я бы тебе дала йогурт. Таблетки, она, видите ли, глотать не может. Ты у меня глотала бы как миленькая, и попробовала бы только пикнуть». Вот тебе и врачи оттуда.

– Знаешь, – задумчиво сказала Рита, – на самом деле все зависит от самого человека. Плохие и хорошие люди есть и там и тут.

– Между прочим, здесь им легче быть хорошими, – вмешался Юра, – у них здесь забот меньше. В магазинах все есть, зарплата большая, в больнице есть любые лекарства, вон приборов целая куча возле каждой кровати, все приспособлено, чтобы было удобно. А у нас там как было? Зарплата у врачей 120, у медсестер 80, а у санитарок шестьдесят. И ничерта нет. Я вон перед самым отъездом ходил зуб пломбировать к знакомому врачу, так он мне сказал, «У нас в поликлинике бормашины все старые, раздолбанные, хочешь, чтобы не было сильно больно достань себе лекарство, у нас даже новокаина нет». Мне Вовкина мать достала по большому блату какой-то лидокаин, это что-то получше. В общем, прихожу я туда с полным флакончиком, а хирург, который делал мне укол, как увидел, аж задрожал весь и говорит «Послушайте, вам же столько не надо. Давайте я вам сейчас укол сделаю, а вы остальное оставьте мне, пожалуйста, мне сейчас операцию человеку делать надо, а у нас ничего нет». Ну, я оставил ему, конечно, так он просто счастлив был. Минут пять меня благодарил и радовался, что теперь ему на целый день на все операции хватит.

– И вот что интересно, ребята, – вдруг удивленно прибавил он, – почему из всех стран на свете мы умудрились родиться чуть ли не в самой худшей, там, где ничего нет?

– Так ведь Родину не выбирают, – заржал Саша. – Знаете, есть такой анекдот. Два глиста, старый и молодой, просидели всю жизнь, пардон, в заднице у человека, и вдруг случайно выбрались наружу. А там солнышко светит, ветерок веет, птички поют, ну и все такое. Посмотрел молодой глист на все это и говорит:

– Смотри, папа, как здесь хорошо. А чего же это мы всю жизнь жили в заднице?

А старый глист ему сурово отвечает:

– Родину, сынок, не выбирают.

И Саша снова залилдся довольным смехом.

– Понятно, значит, мы всю жизнь просидели в заднице, – заключил Юра. – Ну, хорошо, что хоть теперь выбрались.

– Ну, хватит уже вам ерунду болтать, – вспохватилась, Рита. – Мы же так и не знаем, Белла, приносить тебе все-таки еду завтра или нет. Чем тебя здесь кормят?

– Да здесь много всего дают. На завтрак дали хлеб с маслом, яйцо, салат, творог со сметаной, такой же маленький йогурт, как я говорила, кусок пирога и яблоко. На обед опять салат из свежих огурцов и помидоров, суп, жаркое со здоровым куском курицы, опять кусок пирога, какой-то напиток запивать это все и апельсин. Мало, по-вашему? А еще эти коробочки с йогуртом и творогом целый день дают.

– Так, – задумчиво сказал Саша, – надо узнать, не можем ли мы все лечь в израильскую больницу, а то отдохнуть и поправиться бы не мешало.

– А тебя что, дома плохо кормят? – тут же возмутилась жена.

Однако начинающаяся семейная ссора тут же и стихла, потому что с Пашкой стало происходить что-то странное. Когда они вошли в палату он сразу же сел возле матери, уткнулся ей в плечо и ни разу не поднял головы. Думая, что он просто так сильно соскучился по ней, расстроганная Белла поцеловала его, обняла свободной рукой и, так как он сидел молча, перестала обращать на него внимание. И вдруг теперь она заметила, что он как-то странно потяжелел и всем телом навалился на нее. Решив, что он просто балуется, она легонько потрясла его, но он не прореагировал, а продолжал заваливаться на нее. Все еще не понимая, что с ним, Белла приподняла ему голову, и они увидели побелевшее лицо с синими губами и плотно зажмуренными глазами.

– Пашенька, – истерически вскрикнула Белла, – что с тобой? Саша, позови кого-нибудь, ему плохо.

В это время Пашка открыл глаза и показал слабой рукой на капельницу и иголку в сгибе Беллиной руки.

– Не могу смотреть на это, – с трудом сказал он, и снова закрыл глаза и уронил голову.

Не долго думая, Саша схватил его на руки и выбежал из палаты. Белла тоже попыталась вскочить и побежать за ними, но Юра ее вовремя остановил.

– Не ходи туда, он же не может видеть капельницу, ему опять плохо станет.

– Ой, так что же мне делать? – залилась слезами несчастная мать.

– Рита, побеги, посмотри, что там, – скомандовал единственный не потерявший голову Юра. – Потом придешь, скажешь.

Кивнув, Рита выбежала из палаты. Сашу с Пашкой она нашла аж возле лестницы. Саша купил ему пепси-колу в стоящем там автомате, и тот мгновенно пришел в себя и теперь очень довольный попивал ее, поглядывая на соседний автомат с шоколадками и конфетами. В палату он наотрез возвращаться отказался. Рита осталась с ним, а Саша пошел успокаивать жену. Посещение пришлось прервать, а на следующий день Саша поехал в больницу один. Пашка, конечно, скучал по маме, но страх перед капельницей оказался сильнее. К счастью, на третий день Беллу выписали, объяснили, что нужно делать, если снова будет приступ и отправили домой. Жизнь снова вернулась в обычную коллею. И даже соседи, убедившись, что у них уже все хорошо, снова стали к ним придираться и искать повод для ссоры.

* * *

Через три недели снова вдруг объявился Вовка. Он позвонил Рите и Юре и сообщил, что, наконец-то, «замутил». Правда особого энтузиазма и радости в его голосе не наблюдалось, из чего ребята сделали вывод, что что-то у него пошло не так. На расспросы он не ответил, а предложил им приехать и самим посмотреть на его «бизнес» и дал им адрес. Это оказалось в Хайфе на Адаре, и мучимые любопытством Юра и Рита сразу же решили поехать. Даже следуя Вовкиным указаниям, они довольно долго крутились по запутанным улицам этого оживленного торгового района, но, в конце концов, обнаружили явно сделанную от руки по трафарету вывеску «Мисрад коах адам», то есть, бюро по трудоустройству. Дом, в котором располагалось это бюро был обшарпанным и старым, и сама контора тоже выглядела подозрительно. Это была большая почти пустая комната, где стоял стол с разложенными на нем неизвестного назначения бумагами и несколькими толстыми тетрадями. Еще на столе стоял телефон, а за столом восседал Вовка.

– Ну и как? – чуть ли не с порога насмешливо поинтересовался Юра. – Бизнес идет? Люди приходят, деньги платят?

– Приходят, не волнуйся, – невозмутимо ответствовал новоиспеченный хозяин бизнеса. – Приходят, сидят, морочат голову, это сколько угодно, но когда доходит до денег, вот тут начинаются проблемы. Они хоть и дураки все, но жадные. Вынуть деньги из кармана для них целая проблема.

– Подожди, – остановила его практичная Рита, – ты скажи, ты их правда на работу устраиваешь?

– Здрасьти, – отмахнулся Вовка. – Как это устраиваешь? Знаешь, какие уроды сюда приходят? Да кто ж их на работу возьмет.

– А за что ж ты тогда деньги с них берешь?

– Да за то, что я им предлагаю разные места работы, даю телефоны, а дальше пусть сами звонят и договариваются.

– А если их не возьмут?

– А это будет их проблема. Я же не могу хозяина заставить их взять. Я беру деньги за информацию, а, если они все придурки и даже иврита не знают, так кто их на работу возьмет.

– А ты им действительно даешь настоящие номера телефонов? Там действительно нужны работники?

– Да за кого ты меня принимаешь? – возмутился Вовка. – Вот, посмотри. Я каждую ночь сижу, записываю, где кто требуется.

– А где ты это берешь?

– В газетах вычитываю, где ж еще.

– Так они и сами же могут эти объявления в газете прочитать?

– Могут, конечно, но не читают, раз приходят сюда.

– Что-то я не вижу, чтобы кто-то сюда приходил, – скептически сказал Юра.

– Ничего, заходят несколько человек в день, – Вовка был по-прежнему невозмутим. – А ты бы хотел, чтобы сюда прямо толпа ломилась? Если бы было так, то и миллионером стать можно было бы запросто.

Вдруг дверь открылась и в комнату действительно вошли два парня. Юра и Рита обрадовались, думая, что у Вовки, наконец, появились клиенты, но оказалось, что это просто его какие-то приятели. Парни поздоровались с ним за руку и сходу начали жаловаться, что не смогли пройти тест с их новой машиной.

– Вот, видите, – Вовка с гордостью показал Юре и Рите на парней. – Люди только приехали, а уже свое дело начали. Учитесь.

– А что вы делаете? – робко спросила Рита, на которую слова «свое дело» произвели должное впечатление.

– Перевозками будем заниматься, – солидно сказал парень. – Вот только тест надо бы как-нибудь пройти.

– А что у вас там? – спросил Вовка. – тарантайка, что, совсем не фурычит?

– Ну да, – обиделись парни, – еще как ездит. Мы вон ее помыли, подкрасили, она у нас как новенькая.

– А ну пошли, покажете, – великодушно сказал Вовка. – Пошлите, ребята, посмотрите, как люди приспосабливаются, – позвал он с собой и Риту с Юрой.

Они вышли через другую дверь в подъезде во двор. Там стоял небольшой, видавший виды грузовичок, весь украшенный рекламными надписями, предлагающими лучшие в мире перевозки.

– Ну как? – с гордостью спросили парни.

– Нормально, – одобрил с видом знатока Вовка, а ребята подумали, что вряд ли такой древний грузовичок вызовет у кого-нибудь столько доверия, что они решатся, что-нибудь на нем перевозить. Правда, когда Юра попытался заикнуться об этом, парни заметно обиделись.

– Между прочим, мы перевозим очень аккуратно, – заявили они. – А то, что машина у нас не новая и не имеет такого престижного вида, так мы и цены берем невысокие. Любому олиму лучше заплатить меньше и перевезти вещи на такой машине, сколько там у олимов вещей, чем нанимать какую-нибудь здоровенную лайбу и платить втридорога.

Определенная правда в их словах была. Юра замолчал, чувствуя это, а Вовка подвел итог, веско заявив, что парни, кстати, это были два брата, абсолютно правы, и, если больших денег нет, нужно начинать с малого, а потом видно будет. За этот грузовичок, например, они отдали всего пять тысяч. И за пару месяцев он им эти деньги отработает. И тут же деловито спросил:

– Так, чего тест не можете пройти?

– На задних колесах резина стерлась. Так мы все прошли, все оказалось нормально, только вот эти задние колеса.

– А передние?

– На передних мы заменили. Купили, правда не новые, но хорошие, а на задние денег не хватило. Мы и так вообще уже все выложили, не знаем, на что и жить будем.

– Ну, ребята, вы меня удивляете, – Вовка даже всплеснул руками. – Вы чего, совсем больные?

– Не поняли, – удивились братья, – ты что имеешь в виду?

– Да у вас вот в бумажке написано поменять задние колеса. Только задние колеса и тест будет пройден, не так ли?

– Ну да, в этом все и дело.

– Так меняйте, чего же вы ждете? – для Вовки все уже было ясно.

– На что менять? – все еще не могли понять они.

– Да на передние, придурки, – не выдержал такой тупости Вовка. – У вас же спереди колеса хорошие, вот и поменяйте передние с задними. Они проверят задние и пропустят вас.

– Подожди, подожди, – парни все еще никак не могли поверить в гениальную простоту этого решения. – А если они снова передние проверят?

– Кто? Эти? – Вовка презрительно махнул рукой. – Да им и в голову такая комбинация не придет. Они, что в совке жили? Они всю жизнь жили там, где у людей все есть, в том числе и деньги. Это мы там привыкли изворачиваться, а они ничего такого и знать не знают. Давайте, меняйте.

– Ну ты даешь, – с восхищением сказали парни, принимаясь за работу. – Ну, если получится, с нас будет причитаться.

– Ладно, – Вовка снисходительно махнул рукой. – Как-нибудь сочтемся.

Они снова вернулись назад в контору. Рита и Юра решили не уходить, пока не дождутся хоть одного клиента. Ждать пришлось долго. За это время парни поменяли колеса, съездили прошли тест и вернувшись счастливые долго жали Вовке руку и обещали с первой же получки царское угощение. После их ухода прошло еще где-то с полчаса, когда, наконец, появилась клиентка. Это была женщина лет сорока на вид, потом правда оказалось, что ей не было всего тридцать два, полная, одетая в штапельное платье и босоножки, явно привезенные оттуда. На лице никакой косметики, на голове завивка по моде пятидесятых лет. Даже Юра и Рита почувствовали какую-то неловкость за нее, тем более, что она сказала, что живет в Израиле уже почти год. Какую ей надо было работу она и сама не знала, тем более что на иврите не говорила и никаких курсов здесь не заканчивала. Но зато с порога объявила, что в Союзе работала бухгалтером и, конечно же, не простым, а старшим, а вот здесь таких специалистов не ценят, потому что не понимают своего счастья. Когда сначала Вовка, а потом уже не выдержавшие Юра и Рита пытались у нее спросить, как она может работать здесь бухгалтером, если не говорит, не читает и не пишет на иврите и не знает компьютерной программы для бухгалтерии, она на их вопросы не реагировала, то ли действительно не слышала их, то ли делала вид, непонятно. Наконец, устав с ней бороться, Вовка предложил ей место домработницы в израильской семье. Она долго и нудно расспрашивала его об условиях работы и об оплате, а он также долго и нудно пытался ей втолковать, что об этом она должна договариваться сама, а он только даст ей номер телефона этой семьи. Взять номер телефона она согласилась и очень удивилась, что за это ей нужно сначала заплатить. В принципе, она согласна была платить, но только когда действительно устроится на эту работу, потому что ведь может быть так, что она ему заплатит, а он подсунет ей какой-нибудь негодный номер. А кроме того, позвонить она и вообще не могла, так как опять-таки не знала иврита.

В конце концов, выведенный из терпения Вовка схватил телефон, набрал номер и, к удивлению своих друзей, на приличном иврите, спросил у хозяев действительно ли им нужна женщина для ведения хозяйства. Те подтвердили, и он пообещал им, что к ним придет русская женщина, которая, правда не знает иврита. Но они согласились, сказав, что как-нибудь с ней договорятся, так как у них бабушка с Украины. Их сговорчивость, конечно же объяснялась тем, что русской можно будет платить гораздо меньше, в сущности копейки, но на что еще можно было рассчитывать не зная языка.

Однако, клиентка и тут не согласилась заплатить и взять адрес и номер телефона. Вместо этого она начала опять рассказывать, как она работала главным бухгалтером и как ее там ценили. Избавиться от нее удалось только, когда Вовка сказал, что его рабочий день окончен, и он закрывает контору. Она ушла, пообещав подумать и прийти завтра.

– Вовка, – сразу же спросила его Рита, так как давно уже умирала от нетерпения задать этот вопрос. – Откуда ты знаешь иврит?

– Ну как откуда, – возмутился Вовка. – Я же полгода собирался сюда. За это время и выучил. С вашими же учителями и занимался и сам учил, конечно. Я же не идиот, понятно, что без языка ничего не сделаешь. Вот возьми эту тетку. Если бы вместо нытья, она бы выучила язык, пошла на курсы бухгалтеров, похудела бы, кстати, и оделась как местные, может она бы на работу и устроилась. И, между прочим, я уже знаю людей, которые так и поступают и устраиваются понемножку.

– А скажи честно, твое бюро по трудоустройству что-нибудь дает?

– Если честно, то почти ничего. Но это просто значит, что я чего-то не учел. Может, например, беру слишком много. Может быть, надо было тридцать шекелей брать. Но я же пока пробую, так не получается, придумаю что-нибудь другое.

Обсуждая по дороге домой все, что они увидели и услышали, Рита и Юра поймали себя на том, что говорят о Вовке совсем по-другому, чуть ли не с уважением. Это было странно, потому что у них во дворе его считали, если не дурачком, то уж точно с приветом. Вот Юра и Рита всегда были «правильными» детьми. Они хорошо учились и хорошо вели себя в школе. После школы как и полагалось хорошим детям поступили в институты и там тоже были на хорошем счету. Соседи уважали их, ставили в пример своим детям, а мама и бабушка гордились ими. Честно говоря они и сами немного гордились собой, а на Вовку посматривали свысока. В глубине души Юра считал, что это он снисходит к дружбе с Вовкой, потому что Вовку никто не уважал. Учился в школе он кое-как, правда двоечником не был, но только, по-видимому, чтобы не огорчать маму. Если брат и сестра сами поступили в институты, то Вовку туда всунула мама, имевшая блат почти со всем городом, так как кушать всем хочется. В институте Вовка тоже учился ради мамы и тоже только, чтобы не выгнали. Зато он вечно носился с какими-то планами и коммерческими идеями, которые в ту пору осуществить было невозможно. Причем, эти идеи у него возникали постоянно. Однажды летом, когда им было еще по пятнадцать лет, они поехали с Юриным и Ритиным отчимом на несколько дней на море в село Лазурное в их области. Вовку мать тоже отпустила с ними. Море и пляж там были чудесные. Квартиру тоже было нетрудно снять у местных, те этим и жили. Но вот есть там было абсолютно нечего. Организованные отдыхающие питались в своих убогих пансионатах столовскими борщами и кашами с котлетами, а для дикарей была всего одна столовая, в которой есть было невозможно даже умирая с голоду. И вот сидя на пляже Вовка вдруг сказал.

– Вот если бы можно было открыть свое дело, я бы вот здесь рядом с дорогой на пляж отгородил бы место, пусть даже просто проволокой, покупал бы у местных задешево яйца и овощи с огородов. Им же так лучше, чем на базар тащиться. И жарил бы яичницы и подавал бы с салатом. Представляешь, как бы люди хватали. Хозяева-то не все разрешают готовить, да и время людям терять не хочется, они же приехали на море побыть. А здесь можно было бы поесть прямо на пляже. А потом, как заработал бы, можно было бы сделать открытый ресторан с музыкой, летний кинотеатр, может, типа «драйв ин», знаете как в Америке, когда кино смотрят прямо из машины. И еду там подавать и напитки тоже можно было бы.

Рита. Юра и даже их отчим слушали его раскрыв рот. Для пятнадцатилетноего мальчика, да еще воспитанного пионерской организацией в стране развитого социализма, это было очень даже не слабо. Правда в то время многие мечтали о капитализме. Если бы только им разрешили, они бы моментально развернулись, может, не стали бы миллионерами, но на свой хлеб с маслом точно бы заработали.

Потом, когда началась перестройка, и частное предпринимательство стало разрешено, постепенно стало ясно, кто на что действительно способен. Большинство так ни за что и не взялись. Теперь им не хватало начального капитала, честного партнера, каких-то там бумаг. А вот Вовка открыл видеосалон. Тогда видики в провинциальном городке были большой редкостью, поэтому народ не то чтобы валил валом, но все-таки набиралось достаточно желающих, чтобы видеосалон работал. Сколько Вовка и его партнер, владелец видеомагнитофона имели со своего бизнеса, Юра и Рита не знали. И не потому, что он скрывал, а просто потому, что они были выше того, чтобы спрашивать его об этом. А выше были просто потому, что привыкли смотреть на своего приятеля свысока, обычно посмеиваясь над его идеями. А вот теперь он озадачил их и смекалкой, и разумными рассуждениями и здравым смыслом.

– Знаешь, – начала первой Рита, когда они были в автобусе. – Вовка, оказывается, вовсе не такой уж и дурак, как мы всегда думали. Смотри, как он рассуждает, и иврит выучил. А как он здорово придумал с колесами? Мы бы с тобой никогда так не догадались.

– И тем не менее, его так сказать бизнес ничего ему не приносит, – ревниво отозвался Юра.

– Ну, так он же только пробует, может действительно что-нибудь еще придумает.

– Ну, вот тогда и будем им восхищаться, – отрезал Юра, которому явно не понравилось, что его сестра нахваливает Вовку.

Когда они вышли из автобуса в уже ставшей им родной Кирьят-Ате, то первыми кого они встретили были Семен Борисович и Берта Соломоновна. У Берты Соломоновны почему-то было очень сердитое лицо, что вообще-то показалось ребятам странным, так как обычно она сохраняла спокойствие и добродушие даже в самых критических ситуациях.

– Берта Соломоновна, что с вами? Что-то случилось? – сразу кинулась расспрашивать ее Рита.

– Конечно, случилось. Нашего Даника не отпускают из армии уже две недели. Мальчик не был дома уже две субботы. Это видите ли у них называется «закрывать шабат». Да что ж это за армия такая. Нет, если бы я знала иврит, я бы написала такое письмо их командиру, что ему бы там было мало места на всей базе.

– А, вы только послушайте, что она говорит. И это та же женщина, которая полгода назад возмущалась, что у солдат по субботам выходные и собиралась писать министру обороны, чтобы он их отменил, – ехидно сказал Семен Борисович.

– Ну, так что? Нашел, что вспоминать. Я же тогда не знала, что у них так положено, что солдаты едут домой, чтобы им мамы их формы и постели стирали, – снова завелась его жена. – Ты видел, какие они сумки тащут? Да когда Марианна с Давидом уезжали в отпуск, и Даник все мне привозил стирать, мне казалось, что я обстирываю всю армию Израиля, столько у него собирается за неделю. А в чем же он ходит сейчас?

Убедившись, что ничего страшного не случилось, а конца жалобам не предвидится, Рита и Юра попрощались и, предоставив Семену Борисовичу одному отбиваться от Берты Соломоновны, пошли домой. По дороге они еще и встретили возвращающегося с работы Сашу, а у входа в дом увидели ждущих его Беллу и Пашку. Вид у них тоже был взбудораженный. По-видимому, стоило брату и сестре всего на пол дня выехать из города, как у всех что-то произошло.

– Где вы были целый день? – накинулась на них Белла, и не дожидаясь ответа тут же продолжила. – Пошлите к нам обедать, мы сейчас с Пашкой вам что-то расскажем.

– Вот, послушайте, – начала он прямо на лестнице, так как ей уж совсем было невтерпеж с кем-нибудь поделиться новыми впечатлениями. – Сегодня у одного ребенка в его садике был день рождения. Он пригласил к себе домой всех и я с большим трудом уговорила Пашку пойти. Он согласился, но только со мной.

– Потому что лучше войти в клетку с дикими зверями, чем пойти к местным домой на день рождения, – с глубокой убежденностью вставил Пашка.

– Да ты что, сынок, так там было ужасно? – спросил Саша с сочувствием глядя на сына, чье лицо все еще хранило следы сильного потрясения.

Пашка только молча кивнул с таким же серьезным лицом.

– Ну-ну, – только и сказал Саша. – Что ж там было?

– Ну так слушайте, – продолжила Белла. – Я буду вас кормить и одновременно рассказывать.

– Слушай, неудобно как-то, мы вас объедим, – засмущалась Рита.

– Ой, ерунда. Я столько борща наварила, нам все равно его не съесть, а они завтра его уже есть не захотят, они у меня очень нежные. Берите ложки, начинайте, и слушайте. В общем, мы пошли вместе, и там, кстати, было еще несколько мам. Сначала все было хорошо. Они пригласили кукольный театр, и все дети сели на пол, вы же знаете, что тут все сидят на полу, на земле, это у них считается нормальным. Кстати, на полу даже ковра не было, все сидели на холодных плитках. Но Пашка никак не мог решиться сесть. Я же его нарядила, и он знает, что новый костюмчик пачкать нельзя. В общем он, бедный, мучался, мучался, то на коленки станет, то на корточках сидит. Я ему уже сама говорю, садись сыночек, я потом костюм постираю, не переживай. Еле уговорила. Но это все были цветочки. После кукольного театра все дети пошли в другую комнату, где было угощение. Там стоял на блюде большой торт, уже нарезанный. Мы с Пашкой стали в сторонке, думаем, сейчас всех посадят за стол, будут угощать. Да где там. Все дети прямо с порога кинулись как сумасшедшие к этому торту, стали хватать грязными руками прямо с блюда, запихивать кусками в рот. Причем место возле торта друг другу не уступали, так что следующие вынуждены были отталкивать первых, у тех куски изо рта и из рук вываливаются, они снова хватают.

– Они еще с пола поднимали и ели, – все также потрясенно напомнил ей Пашка.

– Да, они преспокойно ели с пола, то, что не успели растоптать, – подтвердила Белла.

– А родители? – спросила Рита. – Они что не видели?

– Ну как же не видели. Они были тут же и точно так же хватали куски со стола. А мы с Пашкой так обалдели, что как стали в углу, так и остались там стоять. Тут к нам подошла мама этого именниника с куском торта, который она смогла отвоевать и говорит нам, причем на полном серьезе: