Текст книги "Скитания души и ее осколки"

Автор книги: Инна Хаимова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Оказалось, что той еврейской семьей, спасшей курносую, конопатую шестнадцатилетнюю девчонку из приволжских степей, были бабушка и мама Нели. Как Сашенька дошла до них – она не помнила, но только нашли ее лежащую в буквальном смысле слова под забором голодную и изможденную. Так и прибилась она к ним на долгие годы.

– Настоящее имя твоей мамы было Фейга, а все ее звали Фейгеле. Это она уже потом переделала на Фаину, чтобы было не так «броско», – рассказывала Люсина мама. – Дядя в то время жил в Москве и учился в том же институте, что и Георгий Николаевич, который уже оканчивал последний курс обучения. После окончания института Лихарев сначала попал в армию, а оттуда его порекомендовали в НКВД.

Сашенька, живя вместе с бабушкой и мамой, стала почти членом семьи. Ту-то с ней и познакомился будущий генерал, приехав с дядей в отпуск, попить домашней «горилки», которую хорошо умели делать в тех местах, где до войны жила бабушка. Это потом Лихарев порекомендовал дядю на работу в органы и уж к середине тридцатых женился на Сашеньке, если Люся родилась летом тридцать седьмого. Да и Нелина мама в то же время влюбилась в Нелиного отца.

Все шло вроде бы нормально в отношениях двух семей. Георгий Николаевич продвигался в чинах, и дядя дорос до звания капитана. Его должны были произвести в майоры, но наступили времена, когда о своем знакомстве они не только никого не оповещали, но и старались не думать. И Георгий Николаевич, сколько мог, держал дядю в органах. И тот ушел оттуда одним из последних евреев.

Но другое дело – Сашенька. Она была так привязана к маме, что никак не хотела терять с нею связь. Ни Лихарев, ни дядя, ни бабушка, ни уж тем более Неля и Люся, не знали, что они тайно встречались. Словно, случайно попадали на один и тот же спектакль, благо генерал также был занят вечерами и ночами, как и дядя, Люся оставалась с домработницей еще тогда жившей у них. Несколько раз они приходили на родительские собрания, на которых Нелю ругали не только за низкую успеваемость, но и за хулиганство. Так что Сашенька была в курсе жизни Нелиной семьи. Получался детектив. Но они не могли подвергать опасности семью Лихарева, чтобы тех, ни в чем не заподозрили. Может – быть поэтому еще Сашеньку и устраивало, что о Неле идет плохая молва, что она «оторва» и уличная хулиганка. Сашенька, мол, совершала доброе дело: позволяла своей дочери наставлять на путь истинный эту заблудшую овцу, коей Неля, наверное, была для окружающих.

В общем, хулиганство Нели не могло привлечь более пристального внимания, чем, если бы она была обычным еврейским ребенком, приходящим к ним в дом. Вот почему все ее домашние с восторгом и удивлением говорили о Люсе, ее однокласснице. Возможно, они удивлялись перипетиям времени, которые свели вместе детей и настолько развели взрослых в разные стороны, что те не могли признаться не только детям, но и себе в давнем знакомстве друг с другом.

И, вероятно, если бы генерал был жив, ничего бы этого ни Люся, ни Неля не узнали. А может быть, Сашенька поверила в то, что наступают другие времена и дети должны знать все, чтобы быть вместе и поддерживать друг друга. Ведь жизнь обеих обделила – у одной вообще нет родителей, а другой – такого отца. Люся тогда торжественно заверила Нелю, что дала клятву опекать ее и что не она будет, если Неля закончит девятый класс, а затем и десятый без троек. Неля поняла, что Люся, после смерти отца пришла в себя. У нее появилась цель – «решительно бороться за успеваемость» подруги. Дядя, после окончания учебного года, отвез Нелю на целое лето на дачу к той же знакомой мамы, а сам неожиданно затеял в их квартирке ремонт, который закончился к началу сентября, когда Неля начала уже учиться в десятом классе.

Женщина продолжала сидеть перед зеркалом. За ним она больше не видела ни просторов зеленых пастбищ, ни людей, готовящихся к торжественной минуте слияния с Божественными благословениями. Она опять отчетливо услышала фальцет мужчины, обвиняющий ее в его уничтожении.

Это правда. Она хотела его убить. Но было это много позже. Когда поняла, что он бросает ее и уходит к другой женщине. Оставляет с грузом не выясненных обстоятельств, о которых догадывалась, но поверить в них никак не могла. Чувствовала себя брошенной с тяжестью подозрений. Ее муж – преступник или нет? Но она не смогла, вернее не решилась убить мужа. Предала и… его не стало.

– Где была твоя справедливость, когда уничтожала меня. Ты дышишь, двигаешься, но опустошена до изнеможения. Одинокая, никому не нужная, старуха с мертвой душой.

– Нет, нет, – Женщина не заметила, как выкрикнула эти слова. – Я жива, жива. Ты сам во всем виноват. Ты забыл, как наши судьбы объединились. Мы, на ощупь, продвигались в нашей общей жизни. Она сплавляла не только наше благородство, но и наши пороки. – Тон Женщины был агрессивен и напорист. Казалось, что она боится не закончить мысль. Ее перебьют и ноша, которая утяжелялась с каждым годом, так и будет висеть, распиная ее существование. Что и сама боится разувериться в сказанном, боится увидеть то, о чем все долгие годы старалась не думать, не вспоминать.

И все-таки ты уничтожила меня. Никто другой. Уничтожила потому…

– Нет! Нет! Я отдыхала на море. Однажды огромный огненный шар с черными тенями затаился в бездыханном пространстве. Неожиданно он опрокинулся и наполовину погрузился в воду. Потом выскочил и опять повис, отражаясь в зеркальной глади моря. Я не заметила, как песчаный пляж опустел. В черной тени солнца я вдруг увидела твои глаза. Они уничтожали меня. Внезапно солнце раскололось. Разноцветные осколки, подпрыгивая, полетели по воде. Наскочив на берег, они уходили в песок. Наступала темнота… И тут донеслось: «посмотри назад! Посмотри назад! Что за тобой?» Я обернулась. Маленькая узкая комната со скучными окнами, металлической кроватью и раскладушкой посередине, надвигались на меня. Между окон, около стены стоял стол, за которым сидела старуха. Она читала книгу на непонятном для меня языке, водя пальцем по строчкам. И тут появились всадники в серо-зеленых буденовских шлемах. Перед всадниками вырастала элегантная крашенная блондинка с огромной собакой на поводке. Я снова увидела солнечные осколки, уходящие в песок. В тот момент подумала, что это я разбилась на мелкие кусочки, каждый из которых сначала радостно сверкал, а затем уныло тускнел.

– Я понял, понял, почему ты меня уничтожила. Ты соединила эти осколки.

– Не правда. Они все самостоятельны. Возможно они – это я, но они никак не составляли единого целого.

– Но ты их соединила тогда. – Нет, я взяла несколько штук и попыталась каждый разглядеть отдельно.

– Не оправдывайся. Твоя озлобленность, агрессивность еще раз подтверждают, что в моей смерти повинна ты. Ты все просчитала тогда.

– Но кто сделал меня такой?!

– Ложь, что я лепил тебя. Ты была уже слеплена. Много лет назад. Все годы очень искусно скрывала, к чему стремилась. В отличие от других, я это угадал и подтолкнул тебя. Мы оба были игроками. Авантюризм соединил нас. Он скорее выливался в общую порочность, чем благородство, в которое ты так любила играть. Благочестие, добропорядочность, открытость – все это маски сменяющие друг друга в зависимости от обстоятельств. Ты, как никто другой, поклонялся золотому тельцу, себе и… ей, элегантной крашенной блондинке. Она сотворила тебя такой, какой тебя никто не знал, кроме меня. Поняла – главное твоя душа. На этом поле ее уже никто не мог осилить. Она выиграла все битвы, даже с тем кого, ты обожествляла, сравнивая со мной. Превратилась в ее собственность, безропотное, безликое существо…

– Но она была права, права, – встрепенулась Женщина. – Она любила меня, болела за меня. Была как мать. Старалась оградить от беды. Все только грабили. Во всех смыслах.

– Кто преподал тебе первый урок? Себе не надо врать. Ты их никого не простила – поэтому уничтожила меня.

Осколок второй

Итак, заканчивая ремонт в квартире, дядя однажды, как бы невзначай спросил Нелю. – Нелька, ты не прочь, если с тобой будет жить одна актриса? Она заплатит деньги, – он вроде бы советовался с племянницей, а не давал, как обычно, указы – что и как, совершать. Дело в том, что Неля уже ощущала себя единственным владельцем «состояния», недоступного не то, что подросткам, но и многим взрослым людям. И возможно ли было ей понять, что квартира становилась для нее не только богатством, но и серьезным жизненным испытанием.

– А кто это? – поинтересовалась девочка.

– Да ты ее верно и не знаешь. Она играет, – и дядя назвал спектакль и фамилию актрисы.

– Как же не знаю?! – пронеслось у нее в голове. – Он думает, что я отсталая. Может, ошибается? Не верю! Быть такого не может – играть в известной пьесе и не иметь жилья. Неля удивленно уставилась на дядю. Нет, он не ошибался. Это действительно была она, так же истиной было и то, что жить ей негде. Приехала из другого города. Конечно же, Неля согласилась. Ведь жить вдвоем веселее, чем одной. И еще… девчонки в классе умрут от зависти.

Потом Женщина нередко задавалась вопросом: «почему многим людям, которым не свойственна зависть, так необходимо было для подтверждения своего превосходства, самоутверждения, ощущать ее у других?» Может быть за таким поверхностным, проявлением, скрывалась некая ущербность? Все возможно.

А тогда Неля ответила: «пусть живет. Не жалко».

И вот актриса стояла перед ней, держа на поводке в тон ее волосам огромного бульдога, а Неля сидела, поджав ноги, на старом диване с раскрытой книгой в руках. Девочка даже не привстала – запах неведомых доселе духов дурманил голову и белозубая улыбка волевого лица с ярко намазанными губами, казалось, пригвоздили ее к месту. Крашенные золотисто-рыжие волосы с челкой на лбу, забранные в короткую прическу, придавали женщине какую-то мальчишескую задиристость и озорство. Подтянутая на высоких каблуках, сияющая – она показалась Неле верхом совершенства, недосягаемости. Ведь она никогда не видела актрис так близко, живьем. Также всеми клетками своего существа она чувствовала самодовольство дяди. Он просто млел от впечатления, производимого на племянницу актрисой. От застенчивости, бросая на гостью косые взоры, Неля чуть ли не носом зарылась в книгу. Вдруг актриса мягко шлепнула Нелю по ноге и шутливым тоном произнесла.

Ну, что?! Мы сегодня познакомимся?! Вставай. Я – Нина, – и протянула девочке руку. А это Маки, направив взгляд на собаку, проговорила Нина. Через два дня ее заберет хозяйка, моя подруга. Неля приподнялась, смущенная от такого панибратства, едва слышно пробормотала.

– Неля.

– А девчонка ничего, ладная, – Нина уже обращалась к дяде, – подружимся. Ты, наверно, голодная? Я с курорта. У меня полно абрикосов и персиков, – она повела глазами по сторонам, а Неля неожиданно для самой себя перехватила изливающиеся медовой патокой глаза дяди, взгляд которых следил за каждым движением и словом Нины. И тут девочку осенило, от чего дядя сделал такой небывалый ремонт – он готовился к приезду актрисы. Все в этой квартире было переделано и «перекроено» на новый лад, даже нашлось место для уборной, о которой ни мама, ни бабушка не смели и мечтать. Ведь это стоило огромных денег, истратить которые они не могли себе позволить. Теперь деньги нашлись. Это уже почти через год она узнала, что на ремонт дядя истратил все пособия полученные сиротой за потерю мамы со дня ее смерти до приезда Нины и те накопления, что делала бабушка к совершеннолетию внучки. Но в тот момент, лучезарно улыбаясь, стоя перед Нелей, Нина затмевала собой все пространство. Словно загипнотизированная, Неля не могла оторвать глаз от улыбки актрисы, золотсто-рыжих ее волос. Она казалась сказочным персонажем, непонятно почему, вдруг снизошедшим до обычной девчонки, позволившим быть с ним на равных.

Но часто случается и такое. Наступает время, когда человеку хочется изменить свою жизнь. Вероятно, не принимая конкретных очертаний, подобное желание подспудно жило и в Неле. В тот момент, глядя на Нину, она неожиданно для себя поняла, что хочет вырваться из привычного круга обычных людей, среди которых жила. Что хочет ощущать свою жизнь более красочной и интересной. Даже в некотором роде возвыситься над своими соученицами и дворовыми приятелями. Внезапно блеснула мысль, благодаря Нине ее жизнь может измениться, стать такой, какая друзьям недоступна. Когда-то Неля мысленно провела границу между собой и Ревекой Яковлевной, отделяющей ее от еврейства. Сейчас она проводила границу между своим прошлым – уличной оторвы, хулиганки – и будущим, расцвеченным всеми цветами радуги.

Радостное возбуждение охватило все существо девочки. Ей представилось – еще немного, и она взлетит. За спиной вырастают крылья, они приподнимают ее над полом. И она… взлетела. Начала с необычной для себя угодливостью переставлять вещи актрисы с места на место, затем почему-то схватила Нину за руку и попросила ее присесть на бабушкину кровать, на которой сейчас спала сама.

– Вы только присядьте, – торопливо приговаривала Неля, боясь, что ее могут перебить, – будете спать на ней, а я на диване. Кровать лучше, она ровная. Диван весь продавлен, – тут же вскочила с кровати и плюхнулась на диван. Нина воочию могла убедиться, как она провалилась в его вмятину, из которой с трудом выбиралась. Чувство восторга, переполняло девочку, переходило в поклонение Нине. Готовность отдать ей все самое лучшее, чтобы актриса не испытывала никаких неудобств и не дай Бог не передумала жить вместе с Нелей.

А бабушкина кровать действительно была самым новым, пожалуй, лучшим приобретением в их квартире. Ее купили, буквально, за месяц до смерти старой женщины. И тут дядя, чтобы как-то остудить пыл племянницы, своим обычным приказным тоном распорядился.

– Нелька, хватит носиться, человек с дороги. Лучше приготовь чай, я вам девочки гостинцы принес.

Его «девочки» вызвали в племяннице изумление, потому что Нина была тридцатилетней женщиной и себя шестнадцатилетнюю Неля уже считала взрослым человеком. Но еще большее удивление вызвали у нее огромный пакет с шоколадными конфетами и свертки с дорогими рыбами и колбасами, которые дядя разворачивал и содержимое выкладывал на тарелки. Когда были живы бабушка и мама, он таких «гостинцев» в их семью не приносил. А конфеты этого сорта Неля может раза три пробовала у Лихаревой. Но Неля во-время спохватилась, что застыла в столбняке, бросилась на кухню ставить чайник.

– На следующее утро, не успела она проснуться, вскочить с постели, побежать на кухню умыться и поставить чайник, как до ее ушей долетело.

– Неля, ты все время чешешь голову, – Нина говорила так, будто что-то жевала, расплющивая каждое слово, и никак не могла его проглотить. Слова казались тягучими липкими. В упор, глядя на Нелю, она отрывисто произнесла, – тебя что, вши заели!?

Когда Неля соединила все слова в одно предложение, и дошел смысл сказанного, от стыда готова был провалиться сквозь землю. Вот и началась радужная жизнь. У нее и, в самом деле, завелись вши. Еще в середине августа, после купания в реке, через несколько дней, она обнаружила, что не выпускает руки из волос. Как избавиться от паразитов Неля не знала, так как боялась кому-либо в этом признаться. И тогда незаметно (так она думала) для окружающих нащупывала их пальцами в волосах, вытягивала и бросала на землю. Сейчас чувствовала, что багровеет у нее не только лицо, но и шея. Стала еле внятно оправдываться.

– Нет у меня не вши. У меня болячка под волосами. Я ее все время сковыриваю, потому что она чешется.

Она еще что-то придумывала несуразное, стараясь не запускать руку в голову. А они, как назло, словно чувствуя ее ложь, забегали еще с большей прытью.

– Ладно, – ответила Нина, – сейчас позавтракаем. Я сама посмотрю, что у тебя творится.

От ужаса, что вскоре все обнаружится, актриса убедится в ее вранье, Нелю парализовало. Не могла сдвинуться с места. Она даже забыла, что только что искала кулек с конфетами, чтобы подать их к чаю, но не могла найти. Нелю поразило ее желание самой увидеть, что происходит. Девочка могла бы понять, что это делали бабушка или мама, люди родные и близкие, а здесь просто посторонний человек, да еще актриса. Ведь в ее представлении актеры были высшими существами, которые никак не должны были опускаться до таких обыденных вещей. А Нина вела себя на равных. И тогда, понимая всю безысходность своего положения, что отступать больше некуда, словно бросилась в омут головой, едва отчетливо пролепетала.

– Это после реки. Я с ними ничего не могу сделать. Я хочу…

– Неважно отчего, – прервала ее Нина, – главное, чтобы их не было. Я не хочу, чтобы ты походила на большинство евреев – грязных и вшивых. Есть, конечно, и другие – замечательные, интеллигентные люди, достойные всяческого уважения. Но их очень мало. А ты славная девочка и нравишься мне. Поэтому хочу, чтобы ты была другой.

И помнит Женщина – в тот момент она подумала о своей дворовой подружке Зойке Тюриной, когда та уличила Нелю в еврействе и приняла его. Но Зойка-то была обычная девчонка, как и она сама. А Нину считала верхом совершенства и от нее таких слов не ожидала. К тому же наступили времена, когда Неля Писаревская совсем забыла кто она, а Нина напомнила. Конечно, девочка не хотела быть похожей на «грязных и вшивых», ведь она уже разорвала связь между собой и людьми похожими на Ревеку Яковлевну. Но слова актрисы засели где-то глубоко в подсознании, остался неприятный осадок, от которого сразу, же попыталась освободиться.

– В то же утро, намазав керосином Нелину голову, замотав ее в газету, а затем платком, актриса, скороговоркой проговорив, что опаздывает на репетицию, устремилась к двери. Но перед тем как ее захлопнуть, она вдруг остановилась. Сосредоточенно всматриваясь в Нелю, словно что-то вспоминая, и опять, будто что-то жуя, прерывистыми паузами выталкивая слова, произнесла.

– Неличка, как только вымоешь и просушишь голову, сходи в магазин и приготовь нам еду к моему возвращению. Приду около четырех.

Неля с радостью согласилась все сделать, тем более было воскресение, в школу идти не надо, а уроки сделала еще накануне. Единственное, что привело в смущение, так это то, что Нина дала поручение купить свиных эскалопов. Хотя девочка в Бога не верила, но запрет на свинину, которую в ее доме никогда не готовили, настолько был силен в ее сознании, что не знала – как ей поступить.

Теперь Женщине кажется странным, что к тому времени в ней сохранилось незыблемое отношение к многолетним традициям, жившим в семье. Ощущение недозволенности их оскорбления, глубоко сидело в сознании не только религиозной бабушки, но и атеистов ее детей и внучки. Вероятно, во внучке еще «трепетал зов предков», стоящий на страже против совершения такого «греха».

В то же время Неле не хотелось огорчать Нину, и грань переступить боялась. Долго крутилась возле прилавка, пока не сообразила купить для Нины свиных отбивных, а себе более дорогой бифштекс из говядины. Так повторялась в течение нескольких дней, пока однажды, возвратясь после репетиции, изумленно приподняв брови, будто видела это впервые, актриса удивленно не произнесла.

– Неличка, в чем дело? Мы питаемся хорошо, но экономно. Каждый из нас вносит свою долю, даже твой дядя. Почему мне свинина, а тебе говядина?

Потупившись, словно нашкодивший ребенок, Неля смотрела в пол и молчала. Пауза становилась затяжной.

Неля вдруг увидела не Нину, а стоящую напротив нее девчонку. На девчонке было ситцевое платье с синей каемкой. Точь – в – точь, как то, в каком год назад «амбал» тащил Нелю по проходу электрички. Девчонка пристально всматривалась в Нелю и, показывая глазами на задранный подол, начала ее упрекать.

– Что не помнишь «амбала»? А надо бы помнить!

– Кто ты? – удивленно прошептала Неля.

– Твоя Душа. Слежу за тобой.

– Ты, что? Умнее всех, – разозлилась Неля. – Взрослая я уже. Сама все знаю. Отзынь! – только и успела она сказать, как донесся голос Нины.

– Что ты шепчешь, не слышу. Так в чем дело, хочу знать, – прервала тягостную тишину Нина. Собравшись с духом, Неля выпалила.

– Мне нельзя. Евреям свинину есть запрещено, – получалось, что когда-то Неля мысленно и оторвала себя от евреев, сейчас вспомнила кто она. – Я знаю об этом. Но ты, же современная девочка.

– А моя бабушка говорила, что это страшный грех.

– Ты что, веришь в Бога. Меня в детстве крестили, но я крест не ношу. Сейчас, кроме стариков, почти никого не увидишь с крестом на шее. И никто не считает это грехом. Только попробуй, какое это нежное и вкусное мясо. Не понравится – не будешь. Увидишь, что ничего с тобой не случится, и в тартарары не провалишься.

Неле хотелось, чтобы актриса осталась довольна ею. Она была очень благодарна Нине за то, что та уже сделала для нее. С насекомыми справились и новое платье, которое актриса одевала «всего-то несколько раз» ушитое, подчеркивало фигурку и глаза девчонки. Главное Нина не требовала сразу деньги, а продала его в рассрочку. Неля мысленно, про себя, стала уговаривать бабушку, что, мол, попробует только маленький кусочек один раз и больше никогда и ни за что не возьмет свинину в рот.

Свинина действительно оказалась очень нежной и вкусной. Действительно и то, что никуда Неля не провалилась. Она не заметила, как отрезая кусочек за кусочком, оставляла все меньше и меньше порцию на тарелке. С того дня свинина не переводилась в их рационе, они покупали и другие продукты, но «пятачок», как они ее называли, оставался основным.

Много позже Женщина поняла – не обращать внимания даже на самые незначительные уступки в любом деле – нельзя. Если не пресекать их в зародыше, они быстро набирают силу. Но такое осознание пришло позднее, а тогда она превратилась в романтическое порхающее существо, привязанное только к одному человеку – Нине. Из ее жизни незаметно ушли Лихарева вместе с Сашенькой. Новостью, обсуждаемой всеми девчонками класса, стала любовь Люськи и студента, с которым она «пропадала» все дни. Нелю это не беспокоило, ее судьба заполнялась только интересами актрисы.

Нина виделась ей самой умной, самой красивой, самой замечательной и интеллигентной на свете. Сколько замечательных известных людей появилось в бывшей студенческой дядиной квартирке, которые добивались благосклонности Нины и внимания. О знакомстве с ними Неля не могла даже и мечтать. А сколько букетов и корзин с цветами увидел этот дом, который кроме фикуса в глиняном горшке, ничего не знал.

Неля чувствовала заботу и внимание актрисы. Внешний облик девчонки изменился. Из угловатого подростка, она превращалась в привлекательную девушку. Если находилась возможность, ходила повсюду за Ниной «хвостиком». Почти все вечера актриса была занята в театре, и ученица часами просиживала в артистической комнате, дожидаясь окончания спектакля. Она бы согласилась и утром бегать за Ниной в театр, но в это время ждала школа, а после занятий Неля летела в магазины, чтобы что-то купить и приготовить обед к возвращению актрисы. Холодильника у них не было, ежедневное «отоваривание» в магазинах стало обычным занятием. Хотя разница в возрасте между ними была почти в пятнадцать лет, они, словно две подружки, в свободные вечера, взявшись за руки, гуляли по улицам Москвы, зимой катались с горки на санках или же ходили в кино. В общем, Неля без всяких колебаний подчинилась Нине, и это подчинение никак не угнетало ее.

Можно заметить, как человек тратит все силы на создание какого-то определенного образа. Слабохарактерный, мягкий, словно еще не обработанная, не обожженная глина, он начинает «лепить» свой новый образ. Да так, чтобы характер был твердым, непреклонным. Зачастую такие эксперименты переходят в обычное самодурство. Но бывает и так, что в какой-то момент человек на мгновение возвращается к «самому себе», каким он был изначально. Возвращается к тому, что в него закладывалось самой природой. А «момент возврата» требует больших усилий, чем он тратил всю жизнь, создавая «свой образ», «ломая себя», примеряясь к тому или иному типу, который казался самым важным для существования на белом свете.

Нечто похожее произошло и с Нелей с появлением Нины. Перед глазами проплывали картинки из прошлого, но не того, где она уличная хулиганка, а обычная девочка. Оживали слова, движения рук ее близких. Всегда красные от повседневной стирки в холодной воде, заскорузлые, плохо сгибающиеся пальцы бабушкиных рук. А, когда они гладили Нелю по голове, казались легкими птицами, летящими по небу. Властная, безграмотная старуха, на плечах которой держался весь дом, на самом деле была человеком тонким, душой тянулась ко всему красивому и изящному.

Это она только в старости, выучившая алфавит, сводила Нелю в Большой театр на балет «Лебединое озеро», после чего девчонка просто грезила «маленькими лебедями». Перед глазами Женщины проплывает табурет, на котором восседает бабушка в протертом клеенчатом фартуке со смытым рисунком. Ее узловатые руки устало покоятся на коленях, из репродуктора льется воздушная музыка, а Неля – «маленький лебедь» в белой марлевой пачке, сшитой бабушкой, стараясь встать на мысочки в черных мальчиковых ботинках, то заламывает руки над головой, то раскидывает их в стороны. В общем, вспомнила она себя не маленькой хулиганкой, а мечтательной, девочкой фантазеркой, рисующей картинки, читающей книги.

Сейчас трудно объяснить, почему, в памяти школьницы, из всего детства возникли именно эпизоды, освещенные семейным теплом и уютом. Возможно, такое происходило от того, что очень редко в ее уличную жизнь входило понятие «дом». Или то, что необычно в человеке остается на более длительное время. И вот присутствие Нины всколыхнуло в ней эти ассоциации.

Прошло три месяца, как актриса поселилась вместе с Нелей и все время жизнь бурлила, не затихая ни на минуту, и все больше и больше людей посещало их «обитель». Казалось, что население страны состоит только из лиц мужского пола. Естественно дядю беспокоил поток мужчин, приходивших к ним в гости. Девочка уже понимала, когда, приходя раньше Нины, начинал расспрашивать племянницу о занятиях в школе, его волновала не столько ее успеваемость, сколько соперничество с «друзьями» актрисы.

Также Неля поняла, что поселив Нину с ней, он ставил актрису в зависимость от его решений. Возможно, надеялся добиться более внимательного отношения к себе, чем к другим «претендентам на ее сердце». Жилплощадь являлась чем-то вроде лакмусовой бумажки для проявления отношений между людьми. Но дядя, скорее всего, упустил момент, когда Неля почувствовала себя взрослой, самостоятельной, и самое важное – владелицей жилья, которое ему больше не принадлежало. Он ведь уже не был прописан в квартире. Еще полгода назад, как только Неле исполнилось шестнадцать, именно мама Зойки Тюриной Анна Петровна заставила девочку вместе с ней ходить по всем инстанциям и оформить квартирные документы на свое имя.

– Я хожу ради твоей мамы и бабушки, – говорила она тогда. Они были замечательные евреи. Я их очень любила и уважала. За советом по любому делу обращалась только к бабушке. Жаль, что ты не слушалась ее, из-за тебя ведь простыла, – Анна Петровна еще что-то выговаривала Неле. До нее, словно в тумане, доносились слова ее дворовой подружки в тот день, когда та объясняла разницу между евреями и жидами.

В общем, квартира теперь числилась за Нелей. И, вполне возможно, поняв для себя большую значимость племянницы, чем дяди, Нина относилась к нему весьма спокойно. Он же, чувствуя прохладность со стороны актрисы, пытался ее задобрить мелкими подношениями, называемыми им «гостинцами». Если он заставал Нину дома, то еще с порога громогласно объявлял: «а я принес гостинцы», – тут же вытаскивал из портфеля дорогие конфеты или банки с икрой, которые в его присутствие почему-то никогда не открывались. После его ухода «гостинцы» незаметно исчезали и Неля их больше не видела. Но однажды, Нина, не заметила, что Неля тайком наблюдает за ней. Выдвинув свой чемодан из-под кровати, актриса достала из него коробку со сладостями. Взяв несколько конфет, небрежно их бросила в сумочку. Затем, положив все на свое место, вернула чемодан под кровать. А так, как Неля считала, что дядя приносит эти «гостинцы» для Нины и племянницы, то без зазрения совести в отсутствие актрисы открыла чемодан и увидела банки с икрой и частично опустошенные коробки с конфетами. С этого дня начала красть конфеты, пока Нина не обнаружила ее проделки.

– Что у тебя за воровские замашки, – возмущалась Нина, – конечно, улица прочно поселилась в твоей душе и ничем ее оттуда не выбьешь.

– Причем здесь улица? – слабовольно огрызнулась Неля. Наверно, ее вялое сопротивление стало для актрисы неожиданностью. Лицо Нины покрылось красными пятнами, взгляд устремился поверх головы девочки. Неля уже знала: когда та так смотрит на человека, то таким образом выказывает ему полное свое презрение, пренебрежение им. С непривычной для Нели жесткостью и какой-то крикливостью в голосе, актриса, словно, отсекала каждую фразу:

– Учти! Все, что он приносит в дом – это для меня. Понимаешь для меня. Потому что нравлюсь ему. Он и женился бы на мне, если бы я только захотела. Теперь тебе понятно! Я сама тебя угощу. Рыться в чужих вещах – неприлично, а брать их – уж и вовсе недостойно. Это называется воровством.

Неля злилась на дядю, который своим назойливым вниманием и откровенностью хотел расположить актрису, завоевать ее благосклонность. Но ничего этим не добился. Неле было обидно и за него, и за себя. Обидно, что о ней он рассказывал только плохое, а ведь после смерти мамы и бабушки, вплоть до появления Нины, она готовила ему обеды, которые он забирал с собой, стирала, и не всегда у нее хватало сил, чтобы вылить воду из тяжелого корыта. И, в самом деле, правда была в том – он еще стоял для Нели на пьедестале, который ему воздвигли в семье. Она вдруг почувствовала, что его авторитет, значимость стали тускнеть. А она ему верила больше чем маме и бабушке, также, как и своим учителям, стране, правительству.

Через некоторое время Неля узнала, что дядя посвятил Нину еще и в то, о чем в их семье не упоминалось, было, своеобразным табу, как и на свинину. Да и сама девочка узнала об этом чисто случайно. Где-то в самом начале пятидесятого года жизнь ее находилась в опасности, свалила неизвестная инфекция. И как сквозь пелену до девочки донесся голос мамы, сообщавшей доктору, что еще в полуторагодовалом возрасте, Неля перенесла инфекционный менингит, живя в то время с бабушкой в маленьком провинциальном городке. А затем болезнь отразилась на нервной системе девочки, и она отличается от других детей. Потом Неля долго допытывалась у мамы и бабушки, что это за болезнь, пока они не рассказали очередную легенду (такую же, как о ее отце). Она, Неля, мол заболела одновременно малярией и воспалением легких, горела вся в огне и бабушка, спасая внучку, бросила свое хозяйство, дом, сад, корову, схватила ребенка в охапку и умчалась ночным поездом в Москву, к маме, где Нелю «вытянули» буквально с того света.