Текст книги "Особые обстоятельства (СИ)"
Автор книги: Инна Чеп
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)
Глава 7. Улики
Проведя вечер в гостином доме, Кривз узнал, что:
1) у хозяйки есть сын Ян примерно возраста Вито;
2) она провожала какого-то подозрительного мужчину как раз перед приходом Димитрия;
3) в доме живет ещё один постоялец.
Так же некоторое время сыщик провел, пытаясь структурировать полученную информацию. В итоге ключевыми стали несколько точек:
1) Аптека;
2) Ниса Аль и ее дети;
3) Доктор и/или его помощник – под знаком вопроса;
4) дом ниса Бель.
В меньшей степени:
5) дом хранителя музея (что у него за животное? Кто заходил? Чем среди прочего занимался сам нис?)
6) газетчик – случайная ли болезнь? Болезнь ли?
Места убийств как-то связать не получалось. Как и найти взаимосвязи между жертвами. Вообще сходство выявить можно было, но только между первым и третьим убийством. Второе выбивалось из ряда отсутствием ритуальных элементов, четвертое – количеством людей и тем, что, судя по всему, они были добровольными участниками ритуала – ни веревок, ни цепей, ни каких-либо иных средств принуждения и удержания в той комнате обнаружено не было.
Оставались также отдельные мелкие вопросы, которые могли прояснить ситуацию. Например, Димитрию не нравился интерес вена Кос к его скромной персоне. И ещё записка от сида Урда, в которой он приглашает "столичного гостя" на "тихий семейный ужин без изысков". Откуда такая популярность? Случайный интерес или нет? В этом интересе есть скрытый подтекст или это обычное любопытство, которое неминуемо вызывает в маленьком городе новое лицо?
Изучив все известное, Димитрий вспомнил про свой поспешный отъезд из дома хранителя музея и достал из кармана мятые улики. Рецепт оказался простыми сердечными каплями, и как не крутил его Димитрий, как не рассматривал на огонь свечи или под лунным светом – никакого намека на что-то подозрительное или тайное не нашел. Дозировка правильная, форма стандартная, признаков магического следа нет.
Записка оказалась более интересной.
"Приветствую доброго друга, небезразличного к чувствам и судьбе несчастного влюбленного. Интересующие вас записи в полном вашем распоряжении. Как вы понимаете, для моих нужд требуется лишь одно описание с подобным рисунком. Бесконечно благодарен за ваши пояснения, без которых надежда на желанное будущее осталась бы эфемерной мечтой. И если вам ещё интересно с научной точки зрения, как будет осуществляться призыв, прошу вас прибыть через пять дней в дом, напротив которого вы столь любезно предложили мне помощь в трудную для меня минуту.
С искренним уважением,
******."
Записка кое-что проясняла. Если труп, что лежит в мертвецкой, это действительно нис Кисл, то очевидно, что он участвовал в ритуале. Вероятно, из научного интереса. Автор записки приглашал ниса на известное им обоим мероприятие. Так что первоочередная задача – найти автора. Того самого влюбленного. Димитрий выписал ключевые слова: препятствия в любви, надежда на желанное будущее, скорее всего объект юн и пылок.
Вместе с запиской в кармане лежал и прихваченный впопыхах "План встречи Общества любителей древности". Димитрий прочитал его исключительно из привычки воспринимать как улику абсолютно любую деталь, но чтение это оказалось гораздо занятнее и полезнее, чем он ожидал – сыщик наткнулся на вмиг насторожившую его формулировку: "Тайное общество любителей древности занимается только научными изысканиями и…". Тайное. Тайное!!! Это следовало обдумать.
Разложив все понятное и непонятное "по полочкам", Димитрий наметил план действий на следующий день и лег спать.
Лёжа в кровати, он чувствовал, как ходит в дальней комнате от стены до стены неизвестный ему человек. Как на первом этаже, в комнатушке за кухней возится, засыпая, ребенок. Как Власта накладывает позднему гостю еды, вздыхает, обвивает белыми руками его шею. Всего лишь любовник, ясно. А он, Димитрий, уже понапридумывал себе таинственных личностей, подкрадывающихся в ночи к его кровати!
"Что ж, любовник – это хорошо, это просто и понятно," – решил сыщик и провалился в сон.
Или нет?
Ему снилась узкая комната. Свет луны, падающий в распахнутое окно. Злость и обида, заполнившие тело до краев.
Ему снился замерший в неподвижности город. Сонные дома, куклами разбросанные по кроватям люди. Зверь, бродивший по пустынным улицам. У зверя было человеческое лицо.
Оборотень? Таких уж лет сто никто не встречал.
Нет, нутро звериное у него не от волосатой шкуры. Человеческий разум привел его к зверству. Тонкий расчёт. Но в чем смысл его действий?
И есть ли он?
Маньяк? У жертв нет ничего общего. Или сыщики просто ещё не нашли эту связь?
Или его ведет цель? Какая? Чего он хочет?
Зверь шел по сонному городу. Зверь не злился на расследование: он не видел в нем угрозы. Кишка тонка. И у своих, и у приезжего. Но все равно где-то глубоко, за сердцем спрятался узелок беспокойства. Если за него потянуть…
А если и вправду, дёрнуть?
Тянется нитка, тянется, обвивает шею, заползает в уши, бередит душу. Тайное, сокрытое от самого себя, заполняет мысли.
А город спит. Почти. Кто-то смотрит в приоткрытое окно как в пропасть, в которую пора падать. Кто-то пишет тайную записку. Кто-то…
А это интересно.
Злость? Нет, другой оттенок.
Обида. И чувство бессилия. Это порождает отчаянье. Отчаяние же толкает людей на глупость. Если чуть ухватить хвостик тайных желаний…
О, как их много! Вот непристойные (на самом деле довольно невинные: дальше объятий и поцелуев воображение не идёт). Вот гнев, смешанный с вынужденной покорностью. Одиночество. Вина. Привязанность. Опять обида. Ах, как много этой обиды! А она всегда тянет за собой тонкую нить жажды мести. Или, если более красивыми словами – воздаяния. Боль. Боль соленая от слез и крови… Да, воздаяние тут не помешало бы.
Окна. Через них можно заглянуть в чужой дом. А можно в чужую душу.
Ещё окно. Чужие сны. Беспокойные, бессвязные, с нотками одиночества и горечи. Глаза… У человека – глаза, которые видят, и язык, который говорит, но не все решается только этим. Вина… Вина за смерть. Интересно…
Город спит и видит сны. Сладкие, печальные, полные боли или надежды. Пока город спит – вместе с ним спит и зло, и добро. Но каждое утро город просыпается…
***
Девушку рвало долго. Димитрий не видел в трупе ничего ужасного – просто мертвая плоть. Мертвеца давно отмыли, привели в порядок, да и тело, где были швы, не показывали, открыли только голову. Но помощница хранителя музея, дона Новь, все равно сначала побледнела, а потом выбежала на улицу, давясь рвотными позывами. Следом кинулась Цветана, суетливо мечущаяся в поисках полотенца.
Вито философски пожал плечами. Видимо, это означало: "Дамы, что с них взять?"
Что можно было взять с доны Новь, уже взяли: показания, что обнаруженный в заброшенном доме труп – это действительно ее начальник, нис Кисл, хранитель музея. Дальше ею пусть занимается Цветана.
– А поедем-ка, осмотрим места убийств, – решил Димитрий, выглядывая в окно, за которым хмурилось серыми тучами небо.
Сначала отправились на кладбище. Местные, как всегда, преувеличили: трава вокруг камня, на котором зарезали девушку, действительно пожухла, увял и мох на камне, однако кровь давно смыло дождем, и земля была самого обычного серого цвета. Место убийства совершенно не походило на нечто зловещее: тишина, зелень, покой. Лишь иногда, при взгляде на камень Димитрий ощущал… что же это… отголоски обиды на… предательство? У этой обиды особый вкус и оттенок. Горько-сладко-соленый. С привкусом металла. Кровь, смешанная со слезами и с надеждами-мечтами. Самое ужасное сочетание.
Так несчастная Арджа шла за мечтой? Какой? Кому она так поверила?
Димитрий втянул носом воздух, словно собака. Обошел камень. Залез в соседние кусты. Резюмировал:
– Традиция сжигать мертвых мне нравится больше. Тогда не было бы таких странных и безлюдных мест.
Вито жевал травинку с весьма благостным видом.
– Ну так сжигали в Темные века, тогда какой только нечисти-то не водилось! А теперь времена спокойные. – Он покосился на камень, с которого месяц назад сняли труп. – Ну, спокойнее, чем тогда.
Времена другие, а люди те же.
Нелюди тоже.
Откуда эта мысль про нелюдей?
И воспоминание про женщину с глазами цвета весенней травы?
Удивлённо приподнятые брови.
– Странный комплимент.
Заливистый смех, запрокинутая голова…
У нее мелкие ровные зубы, губы кораллового цвета, чуть вздернутый нос и родинка у правого уха.
И ещё морское имя, осед ающее солью на губах…
Года идут, а люди те же.
Методы тоже те же.
У женщины рассечена щека. Кровь стекает вниз, капает на синее шерстяное платье. Она касается щеки пальцами, стирает пару капель. Рассматривает свою ладонь, потом медленно слизывает алую влагу.
– Кальция мало, – сообщает задумчиво. – Надо бы больше есть творога.
В этом есть что-то ирреалистичное – в этой картине. Она должна бояться. А…
Боится он?
– Хотя по мне, – продолжает задумчиво Вито, и Димитрий выныривает из воспоминаний, словно из омута, в котором чуть не захлебнулся, – тоже было бы лучше, коль сжигали бы. Так вернее. Не хочу, чтобы мой труп мог кому-то достаться.
Сыщик тряхнул головой, словно мокрый пёс.
– Тебе рано думать о смерти.
– О смерти думать никогда не рано, – возразил спокойно парень. – А что вы ищите?
– Символы, – Димитрий выпрямился. – Но, похоже, безрезультатно. Смыло.
Словно по команде на лицо обоим упало несколько капель.
– Сразу после происшествия что-нибудь было видно?
– Было, но немного.
– А много людей приходили смотреть?
Вито пожал плечами.
– Смотря откуда. А что, очень нужно?
– Думаю, нужно.
Паренёк замялся.
– Ну, эт… Я поспрашиваю. Среди… своих.
– Не побьют? – удивился Димитрий. – Ты же вроде теперь на другой стороне.
– Жрать захотят – не побьют, – ухмыльнулся Вито. Но было видно, что парень нервничает. – Да вы не бойтесь, я, как это зовётся, "поддерживаю отношения". Ну, там кое с кем. – Он смутился, потом опять криво улыбнулся, показательно тряхнул карман, в котором жиденько звякнули монеты. – Найду подход.
Сыщик не стал отговаривать своего негаданного помощника, но не глядя вынул из кошеля горсть монет разного номинала и сунул в руки парнишке.
– Много, – ахнул тот.
– Ну, есть всем хочется, – заметил Димитрий.
Голод… Резь в животе… Толстопузый доктор, сующий в дрожащую руку кусок пирога.
– Не могу пройти мимо, когда кто-то лежит без сознания. Но с тобой все ясно с одного взгляда. И это не болезнь.
Аромат лесных ягод.
Когда доктор уехал в другой город, он, кажется, плакал. Последнее угощение успело засохнуть и заплесневеть, а он все не решался его съесть…
Кровь… Кровь на руках… Соленый привкус во рту…
Седая статная женщина…
Пощёчина…
– Вам плохо?
Лицо Вито внезапно оказалось рядом.
– Нет, солгал Димитрий.
И провалился во тьму.
Ночь была ясной…
Почти романтической…
Встреча…
Ссора…
Сначала ссора, потом встреча…
Внутри – отголосок обиды. Два близких человека не принимают друг друга – это больно для нежной девичьей души.
Вера…
Ожидание чуда…
Ниточка страха…
О, потянуть бы за нее! Но это мертвая нить, и девушка мертвая, лишь слепок, отголосок былого…
Удивление. Много удивления, оно сводит с ума…
Сквозь него пробивается страх.
Вина.
Боль…
Димитрий закричал.
– Эй, эй! Сид! Я не знаю, что с вами делать!!!
Кривз вынырнул, ухватившись за знакомый голос, словно за верёвку. Неубедительно прохрипел:
– Все в порядке.
Обнаружил себя сидящем прямо на камне. Рядом, придерживая его за плечи, стоял Вито, выражающий всем своим видом испуг.
– Может, к доктору?
– Нет.
Димитрий обтер лицо сухой ладонью.
– Точно? А то вы как сели, посмотрели вдаль, потом веки опустили – и все, замерли. Словно заснули. Да как закричите! Это… – Вито попробовал найти нейтральные слова. – Это было по-другому.
Да, по-другому.
То есть у него это бывает разным?
Демоны, как же неудобно ничего о себе не помнить! Уж лучше бы ритуал зацепил его какой раной, а не стёр память!
Разным. Допустим. Но и там, и там он чувствовал эмоции. Значит, поэтому ему доверяют подобные дела? Потому что он обладает дополнительным полем информации – эмоции и чувства живых и даже умерших относительно недавно? Эта способность – откуда? Хотя, это интересно, но сейчас не главное. Главное – как бы вспомнить, как он этим управлял? Возможно, тогда дело уже не покажется ему столь сложным?
– Ты всегда находишь ответы. Но не всегда выходишь победителем. Помни об этом. – Когда-то сказала ему женщина с зелёными глазами.
Ее звали…
Морское имя. Соленое. Она почти никогда не плачет. Иногда ему кажется, она гораздо мудрее его.
И гораздо кровожаднее.
Ее имя почему-то имеет особое значение.
Как он звал ее?
Соленое море…
Марина.
Ее имя – Марина.
Но иногда ее зовут Мара. Словно небожительницу из древних легенд, которая принесла на своих крыльях людям Вину и Воздаяние.
А на плечах ее восседала Смерть.
Димитрий смотрел на Вито так, что тот поежился и отступил на шаг назад.
Сыщик открыл свою книжицу с записками на чистой странице, сунул Вито грифель.
– Пиши. Арджа. Ссора. Встреча после ссоры. Двое близких недолюбливают друг друга и ей об этом говорят. Мысли о романтике. Убил или привел к убийце тот или та, кому она доверяла. Вера. Удивление. Записал?
Парень смотрел на Димитрия с открытым ртом.
– Ух ты! А вы так умеете? А это как? Это вы в прошлое посмотрели? Или это магический след? Или следы чувств подглядели через призму Той Стороны? А…
– Об этом никто не должен знать.
Оживление помощника никуда не делось. Сейчас как никогда было заметно, что он ещё ребенок. Несмотря на весь свой нелегкий путь.
– Да я – могила! – воскликнул он, потом осмотрелся и поежился. – То есть костер! Тьфу ты! Ну, то бишь молчок. А вы чародей, да? Чароведением занимаетесь?
– Определись: чародей или чаровед, – Димитрий поморщился от тупой ноющей боли в затылке и наконец поднялся с камня. Небо лениво уронило на землю ещё пару капель.
– Так то одно! А как звать, мы же пограничье, у нас и по-тутошнему, и по-тамошнему, и по-северному, и по-южному, как только не зовут.
– Никак звать не надо, – веско сказал Димитрий, отобрал книжку и карандаш. Отряхнул одежду и кивнул Вито:
– Веди. До второго места, где загрызли сына травника.
Вито, показывая готовность молчать, бодро зашагал вперёд. Но не выдержал и пары минут и опять затараторил:
– Вот там пройдем. Через Серый квартал. Извозчика, тут, конечно, не поймаешь, но зато путь короче. У захоронений все равно почти никогда никто из этой братии не дежурит, не особо сюда кто ездит. Так что пешком, через Серый, вернее. Не самый лучший вид, но днём можно спокойно пересечь. Зато если пройти через Пустырь – там порой такие ягоды растут! Не поверите, чуть ли не с кулак! Нет, может чуть меньше. Главное приходить туда днём и компанией.
Место, названное Серым кварталом, действительно вид имело крайне неприятный. Неухоженные улицы, полуразрушенные дома, люди, одетые в лохмотья. Однако Димитрий очень даже обрадовался, что его повели именно этой дорогой: на одной из улиц он заметил знакомую долговязую фигуру.
Дарьян перевязывал руку чумазому юноше в старом, видимо, с отцовского плеча, сюртуке. Сыщика он заметил почти сразу. Нахмурился, закрыл медицинский саквояж, что-то сказал пациенту, и тот исчез среди домов.
– Добрый день, – поздоровался Димитрий.
– Добрый, – спокойно ответил Дарьян.
– Любопытное место. И неожиданная встреча.
Молодой человек поддаваться на провокацию не желал. Спокойно ответил:
– Почему же? Я часто здесь бываю.
– Не знал.
– Вы не спрашивали. Это имеет значение?
Сыщик отрицательно мотнул головой.
– Просто любопытно.
– Что ж, я бываю здесь два-три раза в неделю. Часто спонтанно, как выдаётся время. Ваше любопытство удовлетворено?
– Мое любопытство ненасытно, – улыбнулся, пытаясь свести все к шутке, Димитрий. – Скажите, а никто из местных нищих не пропадал?
– Такого я не слышал.
– Вы же осматриваете трупы вместе с доктором?
– Не всегда.
– Но труп нищего видели?
– Видел, – не стал отнекиваться Дарьян. Подумал и добавил: – Я хотел его увидеть. Но этот человек незнаком мне.
– То есть он не из вашего города?
Помощник доктора усмехнулся.
– Я знаю не всех в городе. Высшие аристократы не нуждаются в моих услугах. Бедные люди в массе своей не доверяют тем, кто приходит к ним чистый и сытый. Эта… благотворительность охватывает немногих.
Димитрию казалось, он понимает собеседника.
– Старые знакомые?
– И это тоже. Не всем везёт.
Сыщику пришла в голову идея. Сомнительная, учитывая, что доктор с помощником имели свои скелеты в шкафу. И все же – почему нет?
– А вы не желаете помочь следствию?
Дарьян поморщился.
– Ничего особенного, – поторопился заверить его сыщик. – Просто, если вдруг узнаете, что где-то кто-то пропал среди вот таких людей, которым вы помогаете, сообщите. Было бы хорошо опознать тело. Быть сожженным безымянным – не самое лучшее завершение жизни.
Раз Дарьян так хорошо помнил, откуда его взял доктор, раз он бесплатно лечит тех, кто заплатить за его услуги не способен, видимо, он постоянно проводит параллели их пути и своего. Чувствует вину? Или ответственность? А что, если эта доброта – прикрытие для какого-нибудь эксперимента? Увы, чутье, показавшее ему эмоции мертвой девушки, теперь отказывалось работать с живым объектом.
Но даже если ничего не выйдет, поведение Дарьяна тоже будет в какой-то мере уликой – против него или в его пользу. Своими словами Димитрий пытался играть на чувствах молодого человека, по крайней мере, как он его понимал на данный момент. Дарьян сделался ещё более хмурым.
– Я ничего не могу обещать. Но если что-то услышу, сообщу вам.
– Благодарю. О большем я и не прошу.
Они сухо распрощались, и ассистент доктора торопливо зашагал к крайнему дому.
– Ну, Вито, что думаешь? – спросил Димитрий своего помощника, задумчиво разглядывая Дарьяна, отдавшего кулёк выбежавшей из покосившегося дома девочке, а затем немного торопливо свернувшего за угол. Однако парнишка не ответил. Сыщик обернулся – и обнаружил, что Вито куда-то исчез, зато рядом стоит небритый мужик разбойничьего вида. И держит в руке нож.
В голове пронеслась тоскливая мысль: "Опять!"
Глава 8. Неожиданные встречи
Тело двигалось привычно, легко, идеально высчитывая нужную силу и траекторию. Шаг в сторону, уклонение, поворот – и нож прошёлся лишь по краю сюртука. Теперь бы ударить противника по спине, но тот тоже не так прост: успел отскочить и обернуться. Мужик оскалился, Димитрий тоже. Пожалуй, не хуже. Широко расставив ноги, оба пошли по дуге, примериваясь.
– Ты же знаешь мою фамилию? – спросил Кривз. – Там нет приставки.
– Токмо одежка у нас немножко разная, – осклабились в ответ. – А мне твой пинджак подошёл бы.
– Ты его немного испортил.
Бросок. Но не вперёд, а по дуге. Шаг в сторону, затем напасть сбоку, метя в грудь. Если правильно попасть в солнечное сплетение – вышло бы славно!
Уклонился, зараза. Полоснул по руке, но едва задел, только кровь на пальцах выступила.
Покружили ещё.
– Я пока в выигрыше, – сообщил мужик довольно скалясь.
– Но сюртук при мне, – заметил Дмитрий. И сделал вид, что нападает. Противник ринулся вперёд, нацеливаясь поднырнуть под его руку и, видимо, на ходу пырнуть в бок, но сыщик изменил траекторию движения. Ушел в сторону, крутанулся на месте и ударил врага. Хотел в спину, получилось в бок. Однако это дезориентировало бандита на пару секунд, которых Димитрию хватило, чтобы вывернуть мужику правую руку и вытащить из нее нож.
– А теперь, – он ударил нападающего по ногам, и тот рухнул на колени. – Поговорим?
По ругани, разнесшейся по вмиг обезлюдевшей улице, Димитрий заключил, что разговаривать с ним не очень хотят.
– Ой, – раздалось рядом, когда не особо изысканная, зато очень эмоциональная речь оппонента закончилась. – А вы за какой надобностью дядьку Стефана бьете?
– Где ты был? – спросил Димитрий Вито, не оборачиваясь, но краем глаза следя за движением его тени.
– Так я не нужен вам был, вот отошёл… Хотите? – под нос сыщику сунули ягоду. И правда, большую, хоть и не с кулак.
Очень хотелось высказаться в стиле "дядьки Стефана", но Димитрий сдержался.
– Значит, Стефан. И что скажешь про этого "дядьку"?
Помощничек, перемазанный в ягодном соке, наконец возник в поле зрения. С корзинкой ягод в руках. Где только тару добыть успел?
– Вор, – сдал мужика с потрохами Вито. – Но не убийца. Рукастый. Детей всегда жалеет. У него своих трое.
– Не убийца, говоришь? А ножичек зачем?
– Ножик в кармане – это завсегда дело полезное. На всякий случай. Зря вы его скрутили.
Странно, что уличные мальчишки бывают такими наивными. Или сытая жизнь приучила?
Или несытая так и не смогла убить веру в людей?
– Не в кармане. Твой друг очень настойчиво пытался воткнуть его мне в бок.
Вито наконец заметил измазанную в крови ладонь и порченный сюртук.
– Да не-е, – протянул паренек. – Он не мог…
– Мог.
Слово словно припечатало Вито, придавило к земле.
– Мог. Вопрос, зачем ему это надо. Так много предложили?
– Дядька Стефан, ну скажите ему. Сид добрый и разумный, он поймет!
Ребенок. Ещё совсем ребенок всё-таки.
– Много, – подняв к Вито серое лицо, сказал мужчина. – Очень много.
И больше ничего не добавил.
А в Димитрии проснулось внутри что-то огненное. Растеклось по жилам, скользнуло по нервам, прошлось ознобом по коже.
Боль… Это его предназначение.
Причинять боль.
Он умеет.
– Вито, найди Дарьяна.
– Но…
– Вито, это приказ.
Голос стальной, холодный. Парнишка такой слышит впервые. И нервно дёргается. Надо остаться. Надо уйти. Ничего непонятно.
Это называется "взрослая жизнь".
И ещё – конфликт интересов.
– Я… Быстро.
Димитрий надеялся, что нет. Проводил мальчишку взглядом, он сдёрнул с талии мужчины пояс, на простецкий манер подвязывающий рубаху, стал вязать ему руки.
– Есть несколько вариантов развития событий. Первый – ты все рассказываешь сам. И тогда у тебя будет шанс выкрутиться. Второй – ты рассказываешь с моей помощью. И выкрутиться не получится. Неважно, отправлю я тебя в каталажку или ты успеешь сбежать к хозяину – ты труп. Расклад ясен?
– Ясен, – прохрипел Стефан в ответ и резко дернул руки в стороны, разрывая ветхий пояс.
Сыщик надеялся, что Вито окажется прав, и "дядька", как разумный человек, сделает нужный выбор.
Ну, а если нет…
У Димитрия большие способности к убеждению. И особая слабость к человеческим ногтям.
***
Недопомощник-переслуга вернулся запыхавшийся, но не так быстро, как хотел. То есть – вовремя.
– О, Отец! Что с вами?
Димитрий убрал руку от порезанного бока. Дарьян молча взялся за дело, принялся обрабатывать рану. Вито беспокойно кружил рядом.
– Вы что, провидец? Послали меня за врачом перед ранением?
– Это не прови́денье, а большой жизненный опыт. Доктор в любом случае понадобился бы. Или мне, или ему.
– Если бы я остался…
– То стоял и думал, кому помогать. Есть случаи, когда удобнее обойти подобный выбор по дуге. Порез пустяковый. Заживёт за пару дней.
– Верно, – почему-то с ноткой ехидства добавил Дарьян. Встал, в очередной раз попрощался и теперь отбыл окончательно.
Димитрий тоже поднялся с кривой скамьи, на которую чуть ранее присел для лечебных процедур.
– Насколько я помню, место второго убийства находится приблизительно на середине пути от аптеки до гостиного дома хозяйки Власты. Очень удачно. Зайду переоденусь. Ну что, веди. Корзинку с ягодами не забудь. А говорил, ходить за ними можно только компанией.
Дезориентированный всем происходящим, Вито наконец тронулся с места, догнал сыщика, зашагал рядом.
– А я и не ходил. Я купил. А заодно кое-какие крючки забросил.
– Рыбку решил половить? И большую, и маленькую?
– Ну, тут какая попадется. Ягод хотите?
Сначала Димитрий хотел отказаться, а потом передумал и с наслаждением запустил руку в корзинку. Ягоды оказались недозрелыми, с кислинкой, но отчего-то все равно было вкусно. Вкус из детства…
Ну вот, было в его детстве что-то хорошее. Жаль, что это не натолкнуло ни на какие воспоминания.
Второе место убийства выглядело абсолютно непримечательным. Человек шел-шел поздно по дороге, на него напали, плоть растерзали. Ни символов, ни особых примет. Тело лежало, может, тут. А может, чуть правее или левее. На улице много зелени: деревьев, кустов, высокой травы. При желании есть куда спрятаться, есть где устроить засаду. Но зачем? Что мог знать лишнего сын травника? И почему таким способом? Было бы проще его отравить. Или хотя бы инсценировать нападение уличного вора. Зверь – решение странное, хлопотное и для реалий города сомнительное. А если зверь настоящий? Тогда, где другие жертвы? А если – ручной и нападает по команде?
– Уйди, змеюка!
Димитрий и Вито одновременно повернулись к перекрёстку Садовой улицы со Слепой, откуда и доносился крик.
– Ах ты, гордец несчастный! Женщину чуть не задавил, ещё и ругается! Бессовестный! А-а-а! Вы на него посмотрите! Кнутом замахивается! Это ты на своих слуг замахивайся! А на честную женщину – не смей!
На перекрестке застыли двое конных, напротив них – дородная женщина с корзинкой, умопомрачительно пахнущей едой. Пирожки. С творогом и ягодами. Даже на таком расстоянии у Димитрия потекли слюнки.
Рядом со спорщиками уже появилось несколько зевак.
– Да бросьте, матушка, у человека горе – сына потерял!
– А то мы не знаем, какой у него сын! Задира, пьяница и хам! Да ещё, охальник, скорнякову дочь чуть не снасильничал!
Травник не выдержал.
– Уберись с дороги, дура! Язык, что помело! Как смеешь на сына такое говорить? Как бесстыжие глаза твои не вываливаются при поклепе таком! Дочь скорнякова придумала все, сама потом призналась! Окстись!
– Ой, умора! – всплеснула руками споршица и вперёд шагнула, уперев руки в бока. Даже конь впечатлился и на всякий случай отступил назад. – Девка потому и призналась, что второй твой балбес у наместника подвязывается! Небось, завел какого покровителя, из тех, кто к вену Кос поближе, тот его и выручил. Может, они друг другу делишки грязные покрывают не первый раз!
– Нет, ну вы посмотрите на нее! – вступилась за травника другая женщина, в сопровождении девочкой-подростка. – Понапридумывала! Да я первая, как мать, скажу, что все по чести было…
– По чести??? – Аж поперхнулась воздухом от возмущения заступница. – По чести!!! Как мать! Да ты не мать девке, а мачеха! И как за скорняка вышла, девок евоенных со свету сжить мечтала, каждый знает! Вот одну и сжила!
– Да как это "сжила"? – завизжала скорнякова жена. – Замуж отдала! Блудную такую да в хорошие руки пристроила!
– В хорошие! Девка в петлю полезла от такой хорошести!
– Да не, – поправил кто-то из собравшихся вокруг. – Вешалась она до свадьбы.
– Но после сватовства! Эта дура-то назло обмолвилась, что "девка порченая" кому-то из той семейки. Небось уже уморили бедную!
– Уморишь ее, как же! – Сплюнула скорничиха. – Наряды, как сиды носит, с серебра ест!
– А что носу домой не показывает?
– Да потому и не кажет – стыдно ей за свое поведение!
– За тебя ей стыдно! Выжила девку из города! – женщина погрозила скорняковой жене кулаком. Всадники медленно отступили назад, намереваясь объехать толпу. Спорщица заметила это и тут же перевела свое внимание на них.
– А ты? Чего молчишь? Сын твой покойный каждому хвалился, что брат евойный на наместника работает, деньги большие получает, вино барское пьет! А что ж он, такой богатый да помощник незаменимый, домой не показывается? Как отдельно жить стал, так и пропал!
– В разъездах он, дура старая. Некогда ему. Честный писарь, что тайну государеву не выдаст, в любом деле нужен! Ничего не помнишь, не знаешь, а поучать лезешь!
– Эка завернул! Да ты сам-то помнишь, как сын выглядит?
– Помню, ведьма старая! – разозлился травник и стегнул коня. – А ну прочь!
Конь шагнул вперёд. Женщина с визгом отскочила в сторону. Всадники скрылись за поворотом. Толпа какое-то время погудела и разошлась.
– Теперь понятно, отчего с ним сложно поговорить. – Сыщик задумчиво рассматривал разбредающихся по делам людей. – Неприятный тип. Непонятно, почему он ещё на плаву, раз в городе есть аптека и второй травник?
Вито с готовностью ответил:
– Так у него и вправду старший сын пошел младшим писарем к наместнику. Должность маленькая, но поговаривают, сдружился он там с кем-то из знатных. Люди верят, что благодаря этим связям в лавке отца его продают самые лучшие и самые необычные ин-г-ре-ди-ен-ты и лекарства. Хотя тут же шепчут, что, может, тот сын давно в разбой ушел – он и вправду лет десять дома не появлялся, хотя живёт в этом же городе вроде как. Но убиенный, ещё один сын травника, который, хвалился связями брата направо и налево.
– Говорят, сдружился… А с кем? С молодым веном Кос?
Вито засмеялся.
– Да вы что! Нет, конечно, вен никогда даже имени не запомнит младшего писаря не то, чтоб приятельствовать! Говорили, с секретарем наместника его видели когда-то, но, может, врут, то было давно, лет восемь назад. Да и секретарь тот уже сменился.
Слова лёгкие, словно пёрышко, стукнула медь – разлетелись прочь.
В уши проник стук копыт. Цок-цок-цок.
Как в старой детской считалочке.
Цок-цок-цок.
Первый скакал на огонек.
Цок-цок-цок.
Второй пришел на огонек.
Цок-цок-цок.
Третий хромал на огонек.
Цок-цок-цок.
Четвертый полз на огонек.
А пятый, дух проклятый,
Зубами щелк! Щелк! Щелк!
Щелк!
Краски выцветают и появляются снова.
Кровь течет, неся по телу жизнь, нервы искрят, передавая мысли.
Чувства – красочная палитра, но сколько всего намешано! Вот нить – злоба. Ярчайшая, дистиллированная злоба! Острая, словно южные приправы, но пахнет металлом. А если потянуть здесь – гордыня. Тяжёлая, словно все горы Континента и пахнет землёй. А тут – толстая золотая нить жадности, пахнущая тухлятиной и потом. И ещё множество перепутанных разноцветных нитей, но каждая – крепкая, твердая, и только любовь с печалью тоненькими нежными струйками спрятаны внутри. Но вот печаль переплетается со злобой, ненавистью, жаждой мести, любовь – с требовательностью, гордыней, жадностью, и уже не осталось ни того, ни другого, только змеится и шипит нутро тысячами злых, тяжелых мыслей.
Цок-цок-цок.
Сын… Сын поможет, да как его найти знал младший, а младшего нет боле…
Найти бы скорнякову сучку да вырезать язык, только далеко живёт ведьма, хлопотно…
Цок-цок-цок…
Топ. Топ. Топ. Топ.
Сумка через плечо бьёт по боку.
Топ. Топ.
Сумка через плечо бьёт по боку…
Шаг. Шаг.
Сумка…
Что за ерунда?
Сумка через плечо…
Она.
Это точно она.
Зациклилась. Закрылась. Такое возможно?
Сумка…
Сосредоточилась на одном ощущении, не разрешает себе думать и чувствовать.
Топ…
А ведь в ней живет страх. Точно живет. Вот чуть видно.
И ненависть есть. Если за нее потянуть…
Не успела нить вынырнуть на поверхность, как щеку обожгло болью. И вторую. И снова пощёчина.
