Текст книги "Королевский зал"

Автор книги: Инна Мальханова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

Глава 11.

Легко жить тому, кто нахален, как ворона,

дерзок, навязчив, безрассуден, испорчен.

Но трудно жить тому, кто скромен,

кто всегда ищет чистое, кто беспристрастен,

хладнокровен, прозорлив, чья жизнь чиста.

Дхаммапада

Неизвестно, сколько бы времени пролежала так Света, отвернувшись к стенке и ни с кем не разговаривая, если бы в один прекрасный день в её квартире не раздался телефонный звонок. Это был Виктор Хряков. Такого поворота событий Света ожидала меньше всего. Как ни странно, она даже обрадовалась этому звонку – наконец хоть кто-то вспомнил о ней. Кажется, этот Хряков не такое уж и дерьмо, каким когда-то ей казался в той, прошлой жизни на геологическом факультете.

Виктор поинтересовался, как она живёт, что делает, выразил сочувствие, чем Света была очень тронута, а потом совершенно неожиданно вдруг предложил заехать к ней навестить и рассказать, как идут дела в университете. Свете было так безвыходно тошно, что она согласилась...

Хряков приехал с громадным тортом и ...конспектами лекций. Он начал уговаривать Свету взять себя в руки, начать самостоятельно заниматься, чтобы не отстать от группы. Ведь через год она сможет подать заявление на факультет с просьбой о восстановлении – это вполне реально. И тогда, чтобы не терять год, сдаст всё пропущенное и окончит университет одновременно со всеми остальными.

– Спасибо тебе, Виктор, что ты вспомнил обо мне.

– А к тебе кто-нибудь приезжал, кроме меня?

– Нет, пока что никого не было. Да и я сама никого видеть не могу. Ничего не хочу, всё это очень обидно – ведь между нами никогда ничего не было!

– Я знаю, поэтому и приехал тебя поддержать, всё это так несправедливо! Но ты не расстраивайся, я и дальше буду тебе помогать – привозить конспекты, материалы семинаров и камеральных работ. Главное – возьми себя в руки и догоняй остальной курс. Пусть они все удивятся, когда ты всё сдашь не хуже других и получишь диплом вместе со всеми. Тебе, наверняка, светит красный диплом. Если бы не эта история... Да ты плюнь на всё, соберись с силами – вот увидишь, выкарабкаешься.

– Спасибо, Виктор, я так рада тебе. Прости меня, я раньше думала о тебе совсем по-другому. Оказывается, я слишком плохо разбираюсь в людях – ты такой хороший товарищ и человек, если сможешь, приезжай ещё, я постараюсь взять себя в руки. Ты мне так помог!

Хряков тоже не очень-то понравился Наталье, но ведь он, единственный, кто проявил столько сочувствия к дочери, пришёл ей на помощь в такую трудную минуту. Просто, видимо, не надо быть классической злобной тёщей из русских анекдотов и отвергать всех подряд ухажёров своих дочерей. Ведь Свете тоже пора строить свою личную жизнь, тем более, что ничего другого, кроме личной жизни, у неё после исключения из университета теперь и не оставалось. К тому же, Виктор всё-таки был намного лучше, чем Алексей, поэтому в дальнейшем Наталья быстро смирилась с его частыми визитами в их дом.

* * *

Наталье было всего-то сорок с небольшим лет, но она чувствовала себя старухой. Вся жизнь, как оказалось, осталась уже позади. Уже вдова. Дети выросли – и дочери, и даже сын-школьник теперь делали только то, что считали нужным сами, не советуясь с матерью и почти никогда не ставя её в известность о своих действиях. Между ними и матерью как бы установилась какая-то невидимая стена, хотя внешне всё и выглядело как прежде. Овдовев, Наталья почувствовала себя совсем одинокой, хотя сначала наивно надеялась, что это как раз и сблизит её с детьми ещё больше. На самом же деле всё получилось наоборот.

Как древняя старуха, она теперь не жила будущим, которого, как оказалось, у неё просто нет. Она постоянно вспоминала прошлое, даже то, которого не видела сама, а лишь знала из рассказов своей матери. Когда Наталье было всего пять лет, её родители, бросив всё нажитое, с пустыми руками бежали с разорённой гражданской войной Украины в Россию и с невероятными трудностями обосновались где-то в Подмосковье. Оставаться на Украине было просто невозможно: на их село, где учительствовали отец с матерью, постоянно набегали банды – то красных, то белых, то синих, зелёных, жёлтых, то ещё не пойми каких. Они отличались друг от друга только названиями – на самом же деле все банды одинаково грабили, жгли и убивали.

Из рассказов матери знала Наталья и такой эпизод. Однажды зимой, когда мать пришла из школы домой, она не нашла там свего ребёнка. Дом был пуст. Соседи сказали, что девочку увезла с собой очередная банда и показали направление, куда она направилась. Даже не одевшись, как была в лёгком платьице и домашних тапочках обезумевшая мать бросилась по глубокому снегу за бандитами. Она догнала их только в соседнем селе, где банда устроила свою очередную стоянку. Мать влетела в избу атамана и увидела свою крохотную дочь за общим столом перед миской дымящейся пшённой каши. Так как девочка была ещё очень мала и не дотягивалась до миски, то она, держа в руке огромную деревянную ложку, ела на стуле стоя, а не сидя. Мать, не говоря ни слова, бросилась к ребёнку – все в избе одновременно замолкли. Девочка встала на стуле на колени и начала целовать матери руки... Оказывается, скучающим бандитам очень понравилась хорошенькая нарядная девочка и они просто так захватили её с собой как живую куклу. Прижав девочку к груди, мать, по-прежнему полураздетая, по снегу и морозу отправилась в обратный путь. Как ни удивительно, но ни она сама, ни Наталья после этого приключения даже не кашлянули...

Ещё Наталья вспоминала, как после окончания школы два года отработала учётчицей на торфоразработках под Шатурой. Ей пришлось сделать это потому, что как человек ущербного непролетарского происхождения она не могла сразу поступить в институт – необходим был не менее чем двухгодичный пролетарский стаж. Мечтала учиться в архитектурном, хорошо рисовала, но пришлось поступать в торфяной, который в те времена существовал в Москве, куда ей дали хорошую характеристику и комсомольскую рекомендацию с места работы.

Когда в СССР начался голодомор, унёсший многие миллионы жизней, Наталья только что вышла замуж, и детей у неё ещё не было. Обречённые люди пытались бежать с голодающей Украины, некоторые из них добредали до Подмосковья и даже до Москвы. Видеть обтянутые кожей иссохишие или наоборот разбухшие от голода трупы, валяющиеся прямо под ногами прохожих, можно было тогда довольно часто.

Однажды Наталья проходила мимо умершей от голода молодой женщины. Лица её не было видно, да никто и не смотрел на труп – это стало слишком обычным явлением. Но дело в том, что по трупу ползал маленький мальчик с ангельским личиком. Ему было не больше годика – белокурые волосёнки, огромные глаза, просто херувимчик со средневековой картины на религиозную тематику. У Натальи оборвалось сердце. Ей хотелось броситься к малышу, прижать к груди, спасти, взять к себе домой. Но ведь не могла она усыновить ребёнка, не посоветовавшись с мужем, слишком серьёзных это шаг, к тому же молодым негде было жить, да и сами они, оба студенты, тоже едва сводили концы с концами. Наталья, как и все прочие прохожие, прошла мимо, хотя этот ребёнок так и остался навеки в её сердце...

Много лет спустя, когда родился Андрюшка, Наталья с ужасом заметила его удивительное сходство с тем мальчиком, который когда-то погибал на улице на её глазах. Каждый раз, когда она брала сына на руки, ей чудилось, что она кормит, ласкает, спасает не его, а того безымянного малыша, которого могла спасти, но не спасла, и которому так страшно не повезло родиться именно в этой проклятой богом стране.

В войну Наталья осталась с двумя маленькими детьми на руках. Четыре военных года, да и ещё долго потом, семья смогла выжить только благодаря крохотному огородику, где Наталья вместе с отцом и матерью выращивала картошку, морковь, свёклу. Кое-что из урожая удавалось продать на рынке и благодаря этому, в дополнение к тому, что отоваривалось по карточкам, купить ещё хоть сколько-нибудь чёрного хлеба. Антон, курсант военного училища, ушёл на войну с самого первого её дня – 22 июня 1941 года. Вернулся же – смертельно раненый и безнадёжно больной – только в 1944 году. Жили они, вместе с мужем и двумя детьми, в крохотной квартирке натальиных родителей. К пятерым жильцам вскоре прибавился и шестой – родился Андрюшка, который вернул Антона к жизни и продлил его земной век ещё на добрый десяток лет.

В годы войны Наталье как-то приснился вещий сон, который она потом помнила всю жизнь. Стоит она на улице – а мимо идут и идут бесконечные колонны наших солдат. У всех опущены головы, глаз солдаты не поднимают, лица мертвенно-бледные. Наталья знает, что они идут умирать, их путь лежит на тот свет. И вдруг среди них она видит своего Антона. Он тоже опустил голову и ни на кого не смотрит. Наталья не видит его глаз. Она бросается к колонне, кричит, зовёт Антона, но он, как неживой, ничего не видит и не слышит. Он уходит от неё, она бежит за колонной, отчаянно кричит, и вдруг, о чудо, Антон оборачивается, их глаза встречаются. Антон вздрагивает, останавливается, с трудом выдирается из общих рядов. Вот, наконец, он совсем рядом, они бросаются навстречу друг другу... Потом гадалка сказала Наталье, что её муж будет смертельно ранен, но выживет и вернётся к ней. Так всё и случилось на самом деле...

Казалось бы, война позади, карточки давно отменены, дети выросли, семья не голодает, живёт в новой квартире – чего еще теперь нехватает для счастья? А у Натальи постоянное чувство опустошённости и отчаяния. Для чего были все эти годы лишений, усилий, самоотречения? Семьи, как таковой, на самом деле больше уже нет. Одна дочь – вещь в себе, собственными руками испортившая себе жизнь, другая – тоже отрезанный ломоть. Сын тоже всё дальше и дальше уходит от неё неизвестно куда. Дома хозяйничает чужой, совершенно невыносимый человек. А потом, несомненно, будет только ещё хуже. Наталья – хозяйка и мать, в этом доме теперь просто лишняя. Ценой невероятных лишений она вырастила своих троих детей, но в конце-концов оказалась не нужна никому из них. Кажется, она прожила свою жизнь зря...

Глава 12.

Самое сильное отличие человека от животного

составляет совесть. Её господство выражено

в коротком и выразительном слове «должен».

Чарльз Дарвин

Делай, что должно,

и будь, что будет...

Из Библии

Между тем, жизнь шла своим чередом. Нина наконец-то вышла замуж за Алексея, и он окончательно поселился в натальиной квартире. О её поступлении в институт не было и речи. Наталья чувствовала, хоть Алексей этого и не говорил, что ему не очень-то хочется иметь рядом более образованную, чем он сам, жену. После замужества дочери и появления в доме всем, кроме Нины, ненавистного человека, Наталья сразу как-то постарела, съёжилась, старалась вести себя дома как можно незаметнее.

Понятно, что Андрюшка после школы по-прежнему домой не являлся, а где-то пропадал до самой ночи. Учиться он стал совсем неважно – ни о каком институте уже и не думал. Самой большой мечтой его было пойти служить во флот, потому что срок службы там самый длительный – целых четыре года вдали от такого ненавистного ему теперь родного дома.

Неожиданно осложнилась жизнь и для Светы. Она вдруг стала замечать, что Алексей бросает на неё двусмысленные сальные взгляды, отпускает скользкие шуточки. Света резко пресекала такие вещи, но её отпор был для Алексея как с гуся вода. Единственное, что его останавливало – так это присутствие Виктора, поэтому Света относилась к его визитам всё благосклоннее и благосклоннее. Можно сказать, что она начала видеть в нём друга, защитника и даже кавалера.

Наконец-то Света вышла из своего болезненного состояния отчаяния и равнодушния ко всему: начала активно учиться, заочно догонять свою группу, хотя об этом не знал никто, кроме неё и Виктора. Он чуть ли не каждый вечер исправно привозил ей не только торт или шоколадку, но и конспекты лекций, лабораторные работы, записи семинаров и контрольных работ.

Через год Света подала заявление, и её сразу же, даже не вызвав для приличия в партком и не поинтересовавшись, исправилась она или нет, осознала свои ошибки или нет, восстановили на факультете. Она попросила разрешения на индивидуальную сдачу экзаменов, к удивлению педагогов успешно сдала их все и даже не потеряла год учёбы. Дирк к тому времени окончил свой мехмат и с разбитым сердцем уехал к себе в ГДР. Перед отъездом он даже не сделал попытки встретиться со Светланой – с одной стороны потому, что не хотел причинять ей лишние неприятности, а с другой – потому что Виктор ему сообщил: Света теперь его невеста...

Обстановка дома была просто невыносимой – тихая, какая-то забитая мать, наглый и самодовольный Алексей, чужой, потерянный Андрюшка... Если бы хоть Нина была счастлива! Но до счастливой семейной жизни ей было очень и очень далеко. Она оставила мечту поступить в институт, хотя всегда мечтала стать филологом. Муж устроил её машинисткой в своё родное ведомство – кажется, ведомству повезло с такой машинисткой, отличавшейся врождённой абсолютной грамотностью. Света даже и представить себе не могла, как Нина проводит целые дни в окружении таких же убожеств, как её муж. Сама Света от такого окружения тут же просто сошла бы с ума. В работе сестры было одно-единственное преимущество – высокая кэгэбэшная зарплата, даже близко не сравнимая с зарплатой её матери учительницы с двадцатилетним стажем работы в школе.

Света чувствовла, что неумолимо приближается день, когда ей придётся отиветить согласием на предложением Виктора выйти за него замуж. Она, сама не зная почему, всячески оттягивала этот день, но ведь вечно увиливать невозможно. К тому же, обстановка в доме становилась всё невыносимее, а Виктор, фактически, спас её от отчаяния, вытащил из депрессии, заставил учиться. Она получила диплом только благодаря ему, он проявил столько благородства, заботы и внимания, что не ответить на его чувства было бы просто чёрной неблагодарностью с её стороны...

Как говорится, чему быть – того не миновать, и в один прекрасный день Света появилась в доме Виктора в качестве его жены. Фамилию она оставила свою. И не потому, что Хрякова звучало бы уж слишком неблагозвучно, нет. Просто она не могла отказаться хотя бы от своей фамилии, если уж отказалась от себя. И ещё – она хранила память об отце, которому война двух людоедских режимов – гитлеровского и сталинского – испортила жизнь и не дала дожить до старости. Смена фамилии казалась ей каким-то предательством по отношению к отцу...

Оказалось, что Виктор жил со своей матерью – тихой доброй женщиной, с которой у Светы сразу же сложились вполне хорошие отношения. А вот отца своего не знал никогда – тот бросил семью давным-давно, когда сыну не было ещё и года. Света и Виктор начали работать в одном из геологических управлений Москвы, однако Света круглый год сидела в картографическом отделе, в то время как Виктор каждое лето на три-четыре месяца выезжал в экспедиции. Спелеологией она тоже теперь не занималась...

Казалось бы, их семейная жизнь текла тихо и мирно, но что-то постоянно настораживало Свету. После экспедиций муж приезжал домой загорелый, похудевший, с азартным блеском в глазах. Первое время ему то и дело звонили какие-то женщины, но Света не обращала на это никакого внимания. С одной стороны, она не хотела унижать себя ревностью, ну и, кроме того, если честно признаться, ей всё это было довольно безразлично. Она прекрасно знала обстановку в экспедициях – водка, панибратство, распущенность, обилие незамужних, легкодоступных, чаще всего некрасивых, девушек и женщин, которые всего-то три-четыре месяца в году и могут рассчитывать на так называемую "личную жизнь". Таких женщин Свете всегдла было жалко, ну а насчёт Виктора она никогда и не заблуждалась – ещё в институте знала о его постоянных любовных похождениях, вряд ли теперь он вдруг стал более разборчив.

Виктор же был своей семейной жизнью вполне доволен – жена попалась покладистая, к тому же красивая, образованная, с матерью ладит – чего ещё желать? Единственное, что Виктор заявил сразу же и категорически – никаких детей и точка! На это Света тоже была согласна...

* * *

Одно удивляло Свету: на работе между нею и коллегами как будто бы стояла невидимая стеклянная стена. Она относилась ко всем так доброжелательно, старалась помочь, брала на себя любую работу, но стоило ей войти в комнату, как разговоры прекращались. Никто не разговаривал с нею с глазу на глаз на какие-нибудь посторонние темы: что читали, где были, с кем встречались. Светлана никак не могла понять причины такого насторожённого отношения до тех пор, пока однажды не увидела в женском туалете надпись мелом на зеркале над умывальником: «В.Х. – стукач». И хотя в управлении работали многие десятки людей, она поняла сразу, что «В.Х.» – это именно её муж Виктор Хряков...

Света стёрла надпись носовым платком и ничего не сказала мужу. Но теперь она вдруг взглянула на него совсем другими глазами – так, как смотрела тогда, будучи ещё студенткой первого курса. И вдруг поняла: никогда и ни за что ей нельзя было соглашаться на этот брак. Как бы ни помог ей Виктор в трудную минуту, она из обострённого чувства благодарности предала себя...

Внешне ничего не изменилось. Они так же, как и прежде, разговаривали друг с другом, вместе ездили на работу и домой, но Света вдруг ощутила себя рядом с Виктором и его матерью, в их доме, совсем чужим человеком. Объяснить это Виктору было невозможно да и не нужно, он всё равно ничего бы не понял. Да он, собственно говоря, ни в чём и не был виноват перед нею – просто он такой, какой есть, и всё, почему надо требовать от человека невозможного. Ошибку совершила она сама – ни в коем случае не надо было выходить за него замуж!

Виктор, конечно, бабник и легкомысленный человек, но ведь у него есть и хорошие качества, причём по нашим временам даже немало: не пьёт, легко смотрит на жизнь, ни из чего не делает трагедии, любит делать подарки, никогда не был скупым или завистливым. Самое главное – надо понять, действительно ли он стукач или нет. Если да – то дальнейшая жизнь с ним просто невозможна. Нельзя жить с человеком, которого презираешь и испытываешь чувство брезгливости. В их семье никогда не было стукачей. Если же нет – то, скорее всего, всё-таки придётся смириться – ведь её семейная жизнь далеко не из самых худших. Пора перестать быть идеалисткой и требовать от жизни невозможного.

Света начала внимательно наблюдать за Виктором. Увы, ждать пришлось недолго. Она обратила внимание на то, что один из ящиков его письменного стола всегда заперт. Однажды, когда Света болела гриппом и сидела дома на бюллетене, а Виктор был на работе, она порылась в других ящиках письменного стола и в конце-концов нашла заветный ключик. То, что она обнаружила в запертом ящике, окончательно рассеяло её подозрения. На самом дне лежал недописанный отчёт о том, что и с кем в течение прошедшего месяца говорили сотрудники его отдела, какие анекдоты рассказывали в курилке. Света положила всё обратно – точно в том же порядке, как это и было вначале, сунула на место ключик и, как ни в чём не бывало, встретила мужа с работы.

Только теперь Света наконец-то поняла, кто же именно написал на неё тогда донос в партком геологического факультета. Сначала Виктор оклеветал, унизил, сломал жизнь, а потом сыграл роль друга и спасителя – и всё только для того, чтобы подчинить её себе, завладеть её телом. А душа её не была нужна ему никогда...

После своего открытия Света затаилась и начала хладнокровно искать выход из создавшегося положения. Страшно подумать, что ей предстоит прожить вот такую лицемерную, притворную жизнь ещё несколько десятков лет! Развестись и уйти? Но куда? К матери – невозможно, там этот стукач с Ниной, у которой, к тому же, скоро появится ребёнок. А потом ещё и Андрей вернётся из армии, четыре года пролетят быстро. Он тоже вполне может привести в дом жену. Если ещё и Света появится там, то дурдом всем обеспечен.

Отчаяние снова навалилось на неё, но теперь она была старше, опытнее и уже научилась скрывать свои чувства. Ни Виктор, ни, тем более, его мать, даже не почувствовали её состояния. Всё было как всегда. Семейная жизнь текла тихо и мирно. Но всю жизнь так продолжаться не могло – это была бы прямая дорога в сумасшедший дом. И вдруг Свету осенило: Королевский зал! Она может вернуться в Калининград и остаться там навсегда.

Теперь свою зарплату она стала целиком откладывать на сберкнижку, объясняя это тем, что летом хочет поехать в отпуск куда-нибудь подальше, может быть, даже и на Дальний Восток, которого ещё никогда не видела. Виктор, надо отдать ему должное, совсем не возражал.

Светлана часто думала о калининградском подземелье: пещера, несомненно, была творением природы, но человек её сильно усовершенствовал и изменил в соответствии со своим представлением о пркрасном. Ведь в одном месте просто не могут быть в таком количестве сконцентрированы столь разные по происхождению и геологическим условиям формирования минералы, драгоценные и полудрагоценные камни. Фонтан, скульптуры, хрустальная друза в центре Королевского зала – это тоже, несомненно, гениальное творение безымянных художников, скульпторов, архитекторов. Света не сомневалась, что такую роскошь и такие траты мог себе позволить только чрезвычайно богатый и могущественный человек, которым несомненно, был только сам Гитлер, и никто больше. Тем более, что он, как известно, увлекался мистикой, восточныыми учениями, эзотерикой. Он, видимо, готовил себе там тайное убежище, соответствующее его идеалам о прекрасном, но которое в конце-концов ему так и не пригодилось. Работы велись с такой строгой секретностью, что никогда и нигде Света не встречала никакого упоминания об этом подземелье, в то время как о янтарной комнате, похищенной фашистами из Ленинграда и якобы спрятанной тоже где-то в районе Кёнигсберга, не писал только ленивый.

Какое счастье, что она так никогда и не рассказала ни одной душе о гигантской пещере и Королевском зале, не показала специалистам свой фиолетовый кристалл. Конечно, теперь её не расстреляли бы и не отправили на много лет в сталинский концлагерь, как этого когда-то боялись Антон с Натальей. И всё же, вполне возможно, что последствия оказались бы гораздо хуже, хотя и не для неё лично: в подземелье ринулись бы люди, загадили и изуродовали его, как это уже произошло со множеством уникальных памятников природы. Королевский зал оказался бы осквернён, скльптуры повреждены или разбиты, а от изумительных друз вандалы до тех пор откалывали куски себе на сувениры или на продажу, пока наконец не превратили бы их просто в жалкие огрызки когда-то прекрасных и бесценных творений природы. Света не простила бы себе, если бы невольно вдруг оказалась виновницей гибели Кёнигсбергской пещеры и Королевского зала...

Когда-то давно она совершенно интуитивно поступила правильно и теперь была очень рада этому: она спасла от разграбления это восьмое чудо света, не открыла его людям, которые всегда и везде действуют на земле как вандалы, временщики и мародёры. Пусть чудо сохранится до тех времён, пока человечество наконец-то не поумнеет и не научится беречь то, что по какому-то недоразумению попало к нему в его алчные лапы. Хотя, скорее всего, люди погубят и себя, и свою землю ещё до того, как наступят такие времена... Но она должна, обязана сделать всё, что в её силах для спасения Королевского Зала. Света вспомнила слова стражника ворот, когда-то сказанные им о Конфуции: "Не тот ли это, кто знает, что ничего не получится, но всё равно действует?" Вот и она теперь оказалась почти что на месте Конфуция, только у того были ученики и последователи, а она – совсем одна во всей Вселенной...

На самом деле у Светы уже созрел такой план: накопив денег, она тайком снова уедет в Калининград и просто-напросто купит свой прежний дом. Из писем подруги к матери она уже знала, что военно-инженерное училище давно было переведено в другой город, военного городка больше не существовало, а в пряничных домиках теперь поселились случайные люди. Что она будет делать в Калининграде – Света ещё не решила. На всякий случай она всё же "временно" взяла под расписку свою трудовую книжку из отдела кадров якобы для того, чтобы снять с неё копию.

Приближалось лето, Виктор готовился к очередной экспедиции. Как только он уехал, Света начала осуществлять свой план. Она решила, что накопила уже достаточно денег для покупки старого немецкого дома без удобств, который вряд ли теперь стоит слишком дорого, и успеет сделать всё задуманное, пока наконец-то муж хватится её в конце осени, когда приедет из экспедиции. А поскольку она никогда и никому, кроме Дирка, не рассказывала о своём детском приключении, Виктор будет искать её где угодно, только не в Калининграде. Значит, успех плана был по обеспечен крайней мере наполовину. Вторая половина успеха снова зависела не от неё: особый режим приграничной Калининградской области по-прежнему сохранялся, а разрешение на поездку Света ни у каких компетентных органов просить не собиралась. Однако ей повезло и на этот раз – билет, только в один конец, она купила безо всяких затруднений. После этого послала по почте в своё геологическое управление заявление об увольнении по собственному желанию.

* * *

На этот раз Света с трудом узнала свою Львовскую улицу, которая со времён детства так и стояла перед её глазами нарядной, зелёной, полной цветущего шиповника, сирени и сказочных немецких домиков. В её второй приезд улица уже заметно пострадала, но её всё-таки ещё можно было узнать. Но теперь это была совсем не та улица, которую Света так любила всю жизнь, хотя и родилась совсем в другом месте, и прожила здесь сравнительно недолго: облезлые дома, загаженные каким-то барахлом палисадники без цветов и деревьев, покосившиеся заборы, пыль и грязь – словом, типичное убожество заштатного провинциального российского городка.

Светин дом, разумеется, оказался на своём прежнем месте, но и он тоже выглядел не лучше, чем остальные дома на этой улице. На этот раз вокруг него не было даже огорода: новые жильцы, вырубив все кусты и деревья, так и не удосужились вскопать землю и посадить хоть что-нибудь – картошку, морковь или свёклу. Сорняки заполонили весь бывший огород, но это, видимо, совсем не волновало жильцов. Такие погибшие огороды Света часто видела в Подмосковье в семьях алкоголиков или одиноких старух.

Оказалось, что в доме проживает всего один человек – очень старая женщина, мечтавшая уехать "в Россию" к своему сыну, который, скорее всего, видеть её не жаждал, иначе уже давно бы забрал к себе. Старуха была просто счастлива, что хоть кто-то захотел купить её аварийное жилище – многие уезжали из Калининграда просто бросая свои обветшалые дома на произвол судьбы. Людям надоело жить с печным отоплением, без воды, газа и центрального отопления, а покупателей на такие дома что-то не находилось.

Став владелицей своего "роскошного" особняка, Света была просто счастлива. Конечно, всё здесь было совсем не так, как в детстве, но у неё не проходило ощущение того, что после долгого и опасного путешествия она наконец-то вернулась к себе домой. Теперь она даже удивлялась: почему не сделала этого раньше?

Понятно, что первым делом Света бросилась в подвал. Сначала пришлось его очистить от всякого хлама, с чем Света справилась сама, без посторонней помощи, всего за несколько дней. Она двигала и поднимала такие тяжести, что сама себе себе удивлялась. Наконец подвал был расчищен и открылся доступ к люку. Как ни удивительно, но плита, ведущая в подземелье, оставалась на своём прежнем месте – видимо за все эти годы никто её не обнаружил и не трогал. Даже отцовский кинжал, которым дети когда-то приподнимали цементную плиту, Света обнаружила где-то в углу подвала, и теперь он ей очень пригодился для тех же самых целей.

Однако, подняв плиту, Света пришла в отчаяние: весь ход до самого верха был завален пустыми ящиками и банками от тушёнки. Так вот куда их сбрасывали родители – подальше от глаз соседей, которые могли что-то заподозрить, и, заодно, маскируя опасный ход в подземелье. Пришлось снова заняться расчисткой, только теперь не подвала, а глубокого вертикального колодца. Перетаскав бесчисленные мешки с мусором на дальнюю помойку, Света наконец расчистила и вертикальный колодец. Она работала как проклятая, почти ничего не ела, потому что жалела тратить время на готовку, но не чувствовала никакой усталости – наоборот, была полна вдохновения и необъяснимых физических сил.

Наступил последний день её усилий. Завтра она наконец спустится в подземелье, пройдёт тем же самым коридором, откроет последнюю бронированную дверь и снова окажется в сказке своего детства – Королевском зале. Её мучил только один вопрос – похоронен ли отец Дирка или же она найдёт там под землёй его скелет, завёрнутый в истлевшую немецкую форму? Она всё-таки надеялась, что родители сумели его тайно похоронить, может быть даже где-нибудь в садике около собственного дома.

Волнение не оставляло Свету всю ночь перед возвращением. Она почти не спала, но не чувствовала себя невыспавшейся. Наконец наступил долгожданный рассвет, и Света отправилась в своё последнее путешествие. Она не жалела ни о чём – вся её прошлая жизнь казалась ей такой далёкой, такой чужой и нереальной... Она вспомнила строчку из какого-то романса, которая так верно отражала её теперешнее состояние: "Всё прошедшее кажется сном...". Это, точно, про неё...

Света, именно так, как она себе это представляла тысячи раз за свою жизнь, прошла по подземному коридору с бронированными дверями, в котором – просто неверояно! – по-прежнему горело электричество, так что фонарик ей не пригодился. К счастью, здесь уже не было никаких следов того немецкого солдата, значит, он всё-таки был когда-то похоронен в своей родной немецкой земле, хотя и неизвестно где. Судя по всему, с тех пор никто так и не заходил в это подземелье, что Свету невероятно обрадовало – значит, она столько лет хранила свою тайну не зря.

Света вошла в Королевский зал и зажмурила глаза – он светился и сверкал, он был прекрасен как и прежде, как всегда. И вдруг она поняла: с прошлой жизнью покончено совсем. Это её зал, её место здесь и только здесь. Больше ничто не связывает её с тем, что осталось там наверху. Там все эти годы всё было для неё чужим. И только здесь – её настоящеее место. Она останется здесь навсегда...

Света вышла на середину Королевского зала, прижалась к такой родной сверкающей хрустальной обезьяне – кажется, та с того далекого времени ещё хранила тепло их детских рук и тоже была страшно рада этой встрече. Если бы у Светы был голос, она бы спела здесь что-нибудь вроде "Аве Мария", но таким талантом она никогда не обладала. И всё-таки ей очень хотелось громко сказать волшебному подземелью, что она, после стольких лет разлуки, наконец-то пришла сюда, что теперь они всегда будут вместе, что она его не предала, не отдала в алчные, безжалостные руки людей. Неожиданно для самой себя Света вдруг начала декламировать свои любимые стихи, которые гулко раздавались в зале, многократно отражённые эхом от его стен, колонн и перегородок: