Текст книги "Фанни и Александр"
Автор книги: Ингмар Бергман
Жанр:
Киносценарии
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)
Фру Хелена держит верховую лошадь, упряжную лошадь, две коляски с блестящим черным верхом и сани, а также кучера в ливрее и конюха, сына кучера. Они живут в двух комнатках над конюшней. В одном из сараев стоит «даймлер» Оскара. Им пользуются только летом; Оскар – страстный, но довольно неуверенный в себе водитель. Обе прачечные всегда полны сердитыми матерями и бледными малышами. Из открытых дверей и форточек вырываются клубы пара, доносятся не умолкающие ни на минуту громкие голоса. В остальных помещениях этого длинного желтого обветшалого строения располагается маленькая фирма, занимающаяся извозом. Дело ведут три брата чуть старше средних лет и четыре тощие кобылы. Братья вместе с черноволосой экономкой живут в мансарде доходного дома. У экономки весьма интересная репутация и шестеро детей, все одинаково тощие, бледные и вечно простуженные.
На нижнем этаже, справа от лестницы, помещается примечательная лавка, владелец которой – человек не менее примечательный: высокий, худощавый, сутулый, с большими бледными ладонями, длинной бородой и локонами возле ушей, черными глазами и узким белым лбом. На голове он носит засаленную шляпу с круглыми полями. Его зовут Исак Якоби, и каждый четверг он обедает у фру Хелены Экдаль. Фрекен Эстер называет его противным грязным евреем и с удовольствием рассказывает Александру, что он убивает маленьких детей и пьет их кровь. Александр не верит фрекен Эстер, но благодаря её россказням и без того таинственная личность Исака вызывает у него ещё большее любопытство.
Лавка тоже обладает магической притягательной силой. Когда ты входишь туда, толкнув стеклянную дверь, звенит колокольчик. За прилавком в черном кресле-качалке сидит Исак Якоби, обычно он читает книгу с незнакомыми письменами. Фанни и Александр часто бывают в лавке еврея. Аманда туда никогда не заходит, она говорит, что там дурно пахнет, а во внутренней комнате лежит разложившийся труп. Отчасти это правда. В комнате, где Исак Якоби хранит самые драгоценные для него предметы, в стеклянном ящике покоится мумия. Фанни и Александр каждый раз просят показать им мумию, вид у нее жуткий, с лица сняты золотая маска и повязка, видны волосы, уши, остатки губ, улыбающийся рот и длинный сломанный нос. Помещение лавки уходит в глубь дома, окна в многочисленных комнатах грязные, частично забитые досками, их закрывают пыльные занавеси. На длинных полках, на больших столах, на полу и под потолком – тысячи самых разнообразных предметов. Никто никогда не слышал, чтобы еврею удавалось хоть что-нибудь продать. Но никто и не видел, чтобы он что-нибудь купил. Все это сплошная тайна.
Двор живет богатой и разнообразной жизнью. Это относится и к животным, и к людям. Воробьи беснуются на каштане или пируют на кучах лошадиного навоза, бесчисленные жирные кошки проводят дни в беззаботной праздности среди мышей и крыс, дети и собаки валяются на гравии и блеклой неухоженной траве. Дворник и привратник пьянствуют за уличным сортиром возле конюшен под ядовитые реплики женщин с пивоварни.
Детям семьи Экдаль запрещено играть во дворе. Под присмотром хромой, но веселой Май они шествуют в Городской парк, где к их услугам подходящее общество и приличествующие их положению горки песка.
РОЖДЕСТВО
1
Ещё со времен Оскара Экдаля Первого стало традицией в час дня в Сочельник давать «Представление о Радостном Рождестве Христовом». По этой традиции на представление собирается так же много народу, как и на рождественскую заутреню в Домском соборе. Присутствуют даже епископ Эдвард Верг?рус и бургомистр Фальстрём, губернатор Пансаршерна, Ректор Магнификус Адам Боэтиус и множество других выдающихся граждан со своими семействами.
Представление идет к концу. Мария, Иосиф и дитя спят в своей хижине. Слышится небесная музыка, сцену заливает свет, и с колосников медленно опускается одетый в белое Ангел в окружении Ангелов поменьше, самых разных размеров. Это Первая Дама театра Эмили Экдаль, уже много лет исполняющая эту важную роль. Ангелочков играют её дети Аманда, Александр и Фанни и их кузина Енни. Когда Ангелы приземляются на мостик, расположенный на уровне крыши хижины, просыпается Иосиф, которого незатейливо, но достойно играет директор Театра, Оскар Экдаль. Такова традиция, и Оскар приносит себя в жертву.
Ангел:
Брось, Иосиф, страх пустой,
всегда с тобою Ангел твой,
тебе его не виден шаг,
но при тебе он на часах.
Послал тебе со мною весть
Творец всего, что в мире есть.
Марию с чадом надобно будить,
отсюда прочь скорее уводить.
Занёс уж длань злодейскую свою
Царь Ирод над младенцем в сем краю.
Иосиф:
Я все в уме запечатлел
и сделаю, как ты велел.
Господней милости хвала,
что сына моего спасла.
Все выступающие устремляются на сцену. Оркестр исполняет несколько тактов из рождественского хорала. Эмили собирает вокруг себя всех четырех детей и с улыбкой обращается к публике.
Эмили:
На этом представление кончается,
а всяко дело ведь концом венчается.
Иосиф сына Божья прочь унес,
и был спасён Иисус Христос.
В сей пьесе дан урок нам свят,
что Божьи ангелы хранят
мужей, и ясен, и малых чад.
Дева Мария, которую играет Ханна Шварц, раскрывает объятия. Вот уже три года, как она перешла на роли инженю, и популярность её велика, особенно среди пожилых джентльменов.
Ханна:
На Рождество пусть каждый дом
сияет светом и добром.
Теперь настала очередь самого старого и самого выдающегося актера театра, господина Филипа Ландаля, – ему семьдесят три года. Он шуршит шпаргалкой (чёрт, с этими короткими стихотворными репликами такая морока).
Филип:
На Рождество родители и дети
пусть веселятся в лучезарном свете.
Вперёд выходит Александр Экдаль. Ему десять лет, он бледен, худ, волосы чуть жидковаты, крупный нос, синие близорукие глаза, широкий рот, который часто растягивается в скошенной, смущенной улыбке.
Александр (откашливается):
Пускай не скроет сумрак ничего,
пускай для всех сияет Рождество1.
Занавес опускается под бойкие аплодисменты, которые, однако, быстро затихают, потому что все спешат домой к праздничному столу. Занавес опускается в последний раз, и актеры поворачиваются к правой кулисе. Оттуда появляется Густав Адольф Экдаль, излучающий доброжелательность и повышенное кровяное давление, в сопровождении четырех хорошо подкрепившихся официанток с подносами, уставленными всевозможными яствами; за официантками следуют четыре официанта с чашами горячего пунша, обжигающего вина и только что снятого с огня глинтвейна. Последней входит Альма Экдаль (рослая жена Густава Адольфа) вместе со своей восемнадцатилетней дочерью Петрой, точной копией веселой мамаши. Они с трудом тащат открытый кожаный чемодан с рождественскими подарками персоналу Театра и их семьям.
Итак, все собрались – актеры в своих костюмах, рабочие сцены, принаряженные, причесанные и немножко раскрасневшиеся от предвкушения праздника, костюмерши, кассирши, дамы из парикмахерской и конторские служащие с серьезными лицами; это довольно многочисленное сборище – тридцать четыре человека взрослых и тринадцать детей. Все разбирают бокалы, Оскар Экдаль всходит на лестницу, ведущую в хижину Марии и Иосифа, его окружают кольцом, сейчас Директор Театра произнесет рождественскую речь, его отец был острословом, душой общества, его рождественские выступления были гвоздем сезона, сын не отличается ораторскими способностями, но его ценят, и рождественская речь должна быть произнесена.
Оскар: Дорогие друзья, дорогие Сослуживцы, моя дорогая Семья! Вот уже двадцать два года я поднимаюсь сюда и произношу речи, не имея ни малейшего таланта к такого рода выступлениям...
Он, хитро улыбаясь, окидывает взглядом присутствующих, и все непринужденно улыбаются в ответ, поскольку считают его чертовски достойным человеком.
Оскар (задумчиво): ...такого рода выступлениям. Мой единственный талант, если можно вообще говорить о таланте в моём случае, состоит в том, что я люблю наш Маленький Мир, ограниченный толстыми стенами этого дома. И мне нравятся люди, которые работают в этом маленьком мире. Снаружи находится Большой Мир, и иногда Маленькому Миру удается показать Большой Мир так, что мы начинаем лучше его понимать или даем возможность приходящим сюда людям на несколько мгновений или секунд...
Он изучает бокал, который держит обеими руками. Стоит полная тишина, только в темноте чердака слабо завывает метель. Когда Оскар Экдаль вновь поднимает голову, все замечают, что он необычайно бледен, а в глазах стоят слёзы.
Оскар: ...на несколько секунд забыть жестокий внешний мир. Наш Театр мал – небольшой островок порядка, ясности, заботы и любви. Не знаю почему, но сегодня я ужасно взволнован, чувствую себя до смешного торжественно, не могу даже объяснить, что я чувствую. Надеюсь, вы не будете против, если я закончу очень коротко.
Он качает головой, поднимает бокал и смотрит на собравшихся вокруг него людей.
Оскар: Моя мать и я, моя жена и мои дети, мы желаем всем вам счастливого и радостного Рождества. Я надеюсь, мы вновь встретимся с вами после праздника, укрепившись душой и телом. Счастливого Рождества!
Густав Адольф: Счастливого Рождества, Оскар! Счастливого Рождества, Эмили!
Все пьют за здоровье семейства Экдаль и друг за друга.
2
Борясь с беснующейся, налетающей словно со всех сторон света снежной вьюгой, семья Экдаль пробирается через площадь. Башнями возвышаются сугробы, мимо скользят три пары саней, набитых возбужденными предстоящим празднеством людьми, в руках у них факелы, безумствуют колокольчики, из лошадиных ноздрей валит пар. Напротив Театра сверкает огнями экдальский дом. На каждом окне стоят изогнутые дугой подсвечники с зажженными свечами.
Все приготовления к торжественному рождественскому обеду у Хелены Экдаль закончены. Зажжена елка, сияют канделябры, люстры и бра, в печах гудит огонь.
На фрекен Веге и фрекен Эстер черные шелковые платья с крахмальными белыми фартучками и высокие, обшитые кружевом шапочки на искусно уложенных волосах.
Сама фру Хелена надела платье из темно-красной парчи, тяжелые украшения и королевские ордена. Волосы у нее по-прежнему темные и блестящие, чуть тронутые сединой, кожа белая и гладкая, темно-синие глаза не утратили прозрачности и зоркости, руки мягкие, без морщин и пятен.
Сейчас она стоит у балконной двери и смотрит, как её большая семья, её сыновья, невестки и внуки, смеясь и галдя, преодолевают снежные заносы внизу, на площади. В Театре один за другим гасят огни, скоро его совсем поглотит тьма. Тяжелые газовые фонари перед парадным входом раскачиваются на ветру, светильники мерцают и подмигивают.
В дом вваливается её средний сын, профессор Карл Экдаль, с женой Лидией. Они ссорятся в прихожей, но, увидев мать, Карл расцветает и шумно здоровается. Это высокий, дородный человек, почти лысый, но с окладистой бородой и бакенбардами. Его жена – толстая хлопотливая немка, которая, несмотря на то что прожила в стране двадцать лет, так и не выучила язык. У нее свежая кожа, внушительных размеров грудь и большие зубы, она всегда в прекрасном настроении, даже когда ссорится. Детей у Карла и Лидии нет, и всю свою нерастраченную нежность они отдают восьми кошкам сомнительно благородного происхождения. Они нагружены подарками, которые у них забирает фрекен Эстер, укладывая их в большую бельевую корзину, уже доверху наполненную великолепными свертками.
Лидия с бурной радостью здоровается со свекровью, та отвечает на приветствие с дружелюбным достоинством. Карл, выпив рюмку коньяка, закурил сигару. Профессор – завзятый пьяница, но студенты его любят.
В экдальскую гостиную входит Исак Якоби. Он весь светится торжественным восторгом, его вечерний костюм безупречен, волосы и борода аккуратно расчесаны, кончики черных бровей элегантно изогнуты вверх; глубоким басом, немного в нос, он выспренно превозносит красоту фру Хелены и дарит ей розочку из чеканного серебра с шестью сверкающими рубинами, заменяющими шипы.
На лестнице раздается шум и грохот, волна хохота и гама прокатывается по всему дому, распахивается входная дверь, и в квартиру вваливаются дети, они бежали наперегонки по лестнице и сейчас задыхаются от смеха, морозного воздуха, горячего глинтвейна и предрождественской лихорадки. Это Аманда, старшая, осенью она собирается поступать в балетную школу при столичном оперном театре, это Александр, десяти лет, мученик собственных фантазий – по крайней мере он сам себя таковым считает, – и Фанни, маленькая, розовощекая, решительная. С ними и Енни, страстная, но застенчивая девочка, тайно влюблённая в свою старшую двоюродную сестру Аманду.
За ними появляются и взрослые: Эмили и Альма, в обнимку, раскрасневшиеся от прогулки; Оскар под руку с радостной крепкой Петрой, он с улыбкой слушает бесконечный рассказ племянницы об удивительном событии, случившемся в школе домоводства, где она имеет удовольствие учиться вот уже два года; последним входит Густав Адольф, немного навеселе от всех принятых в Театре напитков. Он заигрывает с нянькой семьи Экдаль, круглолицей хромой Май. Та, хихикая, обороняется. С черного входа на втором этаже входят горничные Сири и Берта, а также кухарки Алида и Лисен. Прислуга профессора уехала на Рождество в Берлин, что всеми воспринимается с восхищением.
Собравшиеся здороваются с Хеленой Экдаль: сыновья учтиво целуют ей руку, невестки слегка касаются губами щеки, дети крепко обнимают и целуют её в губы, и, наконец, прислуга с улыбкой на лицах приседает в достаточно глубоком реверансе. Дядя Карл играет на рояле польку. Густав Адольф инспектирует кушанья на кухне, а Оскар докладывает – матери о представлении и о выручке. Эмили и Альма втаскивают тяжелую бельевую корзину с рождественскими подарками и ставят её рядом с елкой. Исак Якоби шумно развлекается с Енни и Фанни, которых он усадил к себе на колени. Александр и Аманда, забыв про всякую церемонность, кувыркаются на ковре залы. Фрекен Вега и фрекен Эстер суетливо снуют между кухней, буфетной и опять кухней, хотя все уже давным-давно готово.
Лидия Экдаль разговаривает на непонятной смеси языков с Петрой, которая не понимает, что говорит её тетя, но отвечает наобум, как только Лидия переводит дух. Сири, Берта и Май, хихикая, шепчутся с Алидой и Лисен. Тема беседы настолько же приятна, насколько и неисчерпаема – живейший интерес Густава Адольфа к молоденьким женщинам. У каждой из девушек наготове более или менее правдивая история о подвигах господина Экдаля, Май и Лисен могут даже похвастаться определенным опытом. Однако ни одна из них не чувствует себя оскорбленной и не считает поведение ресторатора неприличным. Наоборот, о нем отзываются как о милом и дельном человеке, вполне имеющем право на маленькие развлечения. Даже жене не приходит в голову его ревновать.
По традиции рождественский обед сервируется во вместительной кухне фру Хелены. Кухня разукрашена всевозможными рождественскими дорожками, скатерками, гномами, салфетками, фонариками и самодельными свечами. По той же традиции господа и прислуга обедают вместе, рассадка свободная. Кушанья выстроились на плите, на покрытых красивыми скатертями столиках для мытья посуды и на длинном сервировочном столе. Каждый накладывает, сколько хочет и сколько позволяет ему желудок. Выбор блюд богатейший: бесчисленные сорта сельди, колбас, студней и паштетов, заливное, мясные тефтельки, крошечные бифштексы и котлетки. Затем следует ритуальное обмакивание кусочков хлеба в отвар из-под свиного окорока. Чтобы успокоить желудки и подготовить их к последующим нагрузкам, едят нежное, ароматное пюре. Потом подается рождественский окорок с гарнирами, а после того, как все выскажут своё мнение о его вкусовых достоинствах и сравнят с прошлогодним, наступает очередь рыбы – сайды или трески, приготовленной особым образом: вяленую рыбу вымачивают в воде, после чего она маринуется в растворе соды и извести. Такая рыба считается полезной и для здоровья. Рыбу запивают белым бордо, которое в свою очередь возбуждает желание отведать терпкого бургундского и хрустящих, с пылу с жару, белых куропаток. И наконец, на десерт – рисовая каша, фруктовый компот и рождественский торт. Все оживленно говорят, не слушая друг друга, время от времени поднимается кто-нибудь из братьев Экдаль и выступает с импровизированной речью в стихах или запевает песню.
Пьют водку, пиво, белое вино, красное вино, мадеру, пунш и коньяк. Все галдят, перебивая друг друга, и только фрекен Вега и фрекен Эстер застыли в молчании. Сочельник для них самый мучительный день в году. По их мнению, никак не подобает сажать вот так за один стол и слуг и господ. Уже больше сорока лет приходится фрекен Веге и фрекен Эстер терпеть эту недостойную трапезу, к тому же и приготовленную собственными руками фрекен Веги.
Профессор Карл Экдаль привлекает к себе внимание Александра: лицо у профессора налилось кровью, пот течет градом, голубые глаза приобрели маслянистый блеск и чуть косят за стеклами пенсне в золотой оправе. Александр в свою очередь делает знаки Фанни и Енни, которые слегка опьянели от лимонада и праздничного настроения. Профессор осторожно встает из-за стола, поклонившись, просит прощения и исчезает за углом коридора, ведущего в буфетную. Александр, Фанни и Енни незаметно крадутся за ним. С горящими от любопытства глазами они следуют за дядей Карлом по пятам. Вот они уже в прихожей, у профессора Экдаля в руках по горящей свече, он отдает их Фанни и Енни. Беззвучно открывает он дверь на широкую, гулкую лестничную площадку с расписным потолком и резвящимися купидонами, красными коврами и латунными украшениями, облицованными мрамором стенами и оконными витражами.
Дядя Карл предупреждающе шикает, немного смущенно опускает подтяжки. Лица детей побледнели от напряженного ожидания. Профессор Экдаль слегка наклоняется вперёд, упирается руками в перила и кряхтит. И словно по волшебству из дяди Карла вылетают глубокие, насыщенные звуки органа, завершающиеся громоподобным и как бы вибрирующим грохотом. Фанни и Енни держат горящие свечи всего в нескольких сантиметрах от профессора. Мгновение высочайшего напряжения... и на лестничной площадке экдальского дома гремит пушечный выстрел. Язычки пламени на свечах затрепетали и погасли.
3
Пока мы любуемся прекрасной картиной рождественского обеда в кухне Экдалей, я расскажу, как члены этой семьи выражают свои чувства по отношению друг к другу. Прежде всего бросается в глаза их нежное внимание. Они хватают друг друга, трясут друг друга, бьют друг друга по спине, похлопывают, ласкают друг друга и обнимаются, они восторженно чмокаются, одаряют друг друга полновесными влажными поцелуями, держатся за руки, смотрят друг другу в глаза, треплют друг друга по волосам. Они охотно и драматически ссорятся, плачут и ругаются, ища союзников, но и мирятся столь же легко, давая друг другу торжественные клятвы и обмениваясь доказательствами нежности – и то и другое с одинаковой искренностью.
Дети, несмотря на господствующие в обществе принципы воспитания, втянуты в эту экдальскую атмосферу всеобщей любви, они живут как бы под защитным колпаком физической нежности. Даже фру Хелена способна на страстную преданность, прежде всего по отношению к детям. Но и сыновьям, и близким друзьям удается иногда насладиться чувствительной любезностью старой дамы. К невесткам она относится все же чуть сдержанно и обожает с изощренной утонченностью отмерять доказательства своей любви.
Они живут одной семьей, делят горе и радости, ссорятся и любят. Ресторан и Театр служат естественным выходом для их жажды деятельности. Даже летом они не разлучаются. Оскар Экдаль Первый построил четыре великолепных загородных дома на мысу во фьордах. Там семейство вкушает услады этого времени года, освободившись от крахмальных воротничков и корсетов, в мятых льняных костюмах, развевающихся капотах и широкополых брилях. Зеленый мыс звенит от возгласов и смеха, полощутся на ветру флаги, где-то в открытом окне пиликает скрипка, грабли царапают гравий дорожки, лает собака. Экдали празднуют лето в Раю.
Рождественский обед окончен, теперь все, притоптывая, потея, подпевая, повели хоровод. По традиции его возглавляет фру Хелена, прическа её растрепалась, одной рукой она держит за руку Фанни, в другой крепко зажала свои широкие юбки, обнажив изящные ножки в шелковых чулках с вытканным на них узором из цветов и бабочек. За Фанни идет поющая и хихикающая Май, за ней Густав Адольф с лоснящимся от пота лицом. Пользуясь царящим вокруг гамом, он делает няньке неприличные предложения. За Густавом Адольфом Экдалем – дети, которые стараются произвести побольше шума. За ними профессор, его жена, фрекен Эстер, фрекен Вега, Алида, Берта, Сири и Лисен. Потом идут Оскар Экдаль, немного бледноватый, но тем не менее веселый, и Эмили и Альма, которые громко, но беззлобно комментируют заигрывания законного супруга с Май. За ними Исак Якоби, смиренно подчиняющийся утомительному семейному ритуалу, и замыкает цепочку толстая Петра, которая не поет, потому что переела. Хоровод проходит через обе квартиры, двери в прихожих и потайная дверь широко распахнуты, пол ходит ходуном, дом трясется, позвякивают хрустальные люстры. Наконец, смеясь и отдуваясь, все располагаются в гостиной фру Экдаль, елку осторожно отодвигают от эркера к широкому дверному проему, ведущему в столовую.
У Оскара Экдаля в руках семейная Библия. Он усаживается на подставку, где раньше стояла елка. На собравшихся снисходит торжественное настроение. Оскар вынимает ручку с золотым пером и открывает огромную книгу. Сейчас он будет читать рождественское Евангелие, но сначала предстоит записать важнейшие семейные события, происшедшие за год, на одном из форзацев, уже заполненных записями предыдущих лет (начиная с 1862 года, когда Оскар Экдаль Первый женился на молодой актрисе Хелене Мандельбаум).
Семейство негромко обсуждает, что считать самым важным, что менее важным. Фанни, например, при поддержке Енни настаивает на том, что смерть кота Аякса следует занести в книгу как событие важное и печальное. Дядя Карл напоминает о смерти престарелой тетушки Эммы; одни считают кончину тетушки Эммы более значительным событием, чем смерть кота, другие придерживаются противоположной точки зрения. Оскар разрешает спор, записав и то и другое.
4
В детской царит суматоха и возбуждение. По традиции Енни проводит рождественскую ночь у своих двоюродных сестер и брата. Аманда, которая уже целый год живет в отдельной комнате, перетащила матрас и постельное белье к остальным детям. Рядом с каждой кроватью кучей навалены рождественские подарки, чтобы утром можно было сразу же приступить к их изучению. Сейчас в детской разыгралась война подушками, в которой принимает участие и Май; на детях, кроме Александра, длинные ночные рубашки, Александр в рубашке до колен, манжеты и воротничок украшены красной каймой. Все кричат вразнобой. И громче всех Май, она немножко навеселе. Одна подушка лопнула, обрушив на комнату снегопад из перьев, Аманда воспользовалась случаем и исполнила танец снежинок, подпевая себе высоким фальцетом. Енни носится между умывальней и детской, преследуемая Май, и зовет на помощь.
В комнату входят Эмили и Альма – они пришли пожелать спокойной ночи. Май, смущаясь и хихикая, пытается собрать перья на совок, но безуспешно. Решают оставить на ночь все как есть. Эмили зажигает ночничок под розовым абажуром и ставит его за трехстворчатой рождественской ширмочкой, красующейся на высоком белом комоде. Электрическое освещение гасят. Пламя свечи мерцает за священными картинками: слева – три волхва следят за появившейся звездой, справа – пастухи на лугу и ангелы, провозглашающие свою весть, в центре – Мария с ребёнком и Иосиф в хлеву. Рисунки выполнены очень натурально и живописно.
Было бы неверно утверждать, что дом Экдалей отличается какой-то особой религиозностью, но дети читают на ночь молитву, семейство ходит в церковь на проповеди епископа и придерживается самого общего и расплывчатого представления о добром, но далеком боге, который все устраивает к лучшему, по крайней мере в отдаленном будущем. Вечерняя молитва детей весьма короткая и стандартная, они читают её хором, громко, сцепив руки и стоя на коленях возле кровати: «Благодарю тебя, боженька, за этот день, помоги мне стать хорошей девочкой (или мальчиком). Да не оставит меня ангел всю ночь. Господи, храни папу и маму, дедушку и бабушку, меня саму (самого), моих сестер и братьев, моих двоюродных сестер, дядей и тетей, фрекен Вегу, фрекен Эстер, Май, Сири и Берту, Алиду и Лисен и дядю Исака и всех людей, аминь».
Быстро отбарабанив молитву, дети юркают в постель. Благоухающая Эмили и пахнущая свежевыпеченным хлебом тетя Альма обнимают и целуют всех по очереди. Поцелуи и объятия на ночь являются долгим и обстоятельным ритуалом, в котором смешиваются традиция и импровизация. Наконец обе матери, держась за руки, смеясь и болтая, удаляются. Из квартиры бабушки доносятся музыка и пение, но довольно слабо, это поет Лидия, а аккомпанирует ей на рояле папа Оскар.
Внезапно в детской становится очень тихо, от уличных фонарей по потолку бегут узкие полоски света, мерцает ночник за ширмочкой, фигуры кажутся почти живыми, они точно двигаются и перешептываются. Енни засунула в рот средний и указательный пальцы, Фанни, прижав к щеке своё старенькое, изношенное детское одеяльце, смотрит, прищурившись, на ширмочку, Александр лежит на животе, подперев руками подбородок, рядом с ним коричневый потрепанный мишка по имени Балу; Май как-то сшила ему костюм, только благодаря которому, кажется, и не рассыпается его длинное, отощавшее игрушечное тельце, хотя голова держится на одной ниточке и одно ухо оторвано. Аманда, свернувшись калачиком, сидит на матрасе, накинув на плечи одеяло, и неторопливо листает большую книгу, подаренную ей на Рождество. На каждой странице красивая цветная картинка с изображением известной балерины или танцовщика, текст написан по-русски. При слабом свете ночника они кажутся невыразимо прекрасными и пробуждают у Аманды чувство страстной любви и грусти. По улице пробегает легкий ветерок, чуть подвывает голландская печь, где за круглой дырой заслонки ещё тлеют раскаленные угли, словно красные глаза мерцают в темном углу. Шумят деревья в Городском парке. Потом все стихает. В бабушкиной квартире запели хором. Песня красивая, но немного печальная:
Freut euch des Lebens,
weil noch das Lampchen gluht
pflucket die Rose eh' sie verbluht...
(Ты жизнью наслаждайся,
пока в лампадке ярок огонёк,
ты розан рви,
пока он не поблёк.
Перевод с нем. А. Ларина)
Вдруг неплотно закрытая дверь, ведущая в спальню родителей, распахивается настежь, зажигается электрический свет, и в детскую врывается Май. Рыжие волосы уложены в тугой узел, она наряжена в ярко-голубое вечернее платье, шелковые чулки и туфли на высоких каблуках. Май воздевает к потолку свои белые руки и, прихрамывая, кружится в танце, с поворотами и прыжками, она обезумела от счастья.
Май: Посмотрите, что мне подарили на Рождество. Посмотрите, что мне подарила фру Экдаль, с ума сойти! Я ужасно, ужасно красива, ведь правда? Совсем как настоящая дама, ну разве я не хороша?
Она вертится, смеется и что-то шепчет. Потом гасит свет и обнимает Александра.
Май (шепчет): Сегодня тебе нельзя спать в моей постели, потому что у меня будет гость, понимаешь, а Май ведь не может уложить сразу несколько мужчин в свою постель, ты же понимаешь. Но ты все равно знаешь, что я люблю тебя больше всех!
Александр холодно принимает бурные проявления нежности со стороны Май и ложится плашмя, отвернувшись к стене.
Май, тихонько хихикая над ревностью своего обожателя, на цыпочках выходит из комнаты.
Снова становится тихо. Из бабушкиной квартиры слышатся разговоры и смех, часы в гостиной бьют много раз, и как бы в ответ тотчас начинают бить часы Домского собора и церкви Троицы, они отбивают ещё больше ударов, сначала четверти, потом часы, воздух звенит и гудит, звуки то наплывают, то удаляются, подчиняясь прихоти играющего с ними ветра. Потом наступает тишина, удивительная тишина.
Александр не знает точно, заснул ли он ненадолго или нет, наверное, все-таки заснул, дом объят тишиной, тихо и на улице, Енни и сестры, судя по всему, крепко спят, и дверь в родительскую спальню закрыта.
Он чувствует, что миг настал, он не может ждать до завтра, к тому же завтра будет светло и все совсем по-другому. Он осторожно встает с кровати, усаживает Балу на подушку, перелезает через Аманду, уснувшую с книгой в руках; слабо светится ночник за ширмой, по стенам и потолку медленно движутся тени. Александр отчетливо различает Латерну Магику – волшебный фонарь, стоящий на белом столе с откидными краями посередине комнаты. Лакированный металл четко вырисовывается на фоне белого комода, блестит латунь объектива. У Александра сильно засосало под ложечкой и по телу побежали мурашки, но не потому, что в комнате холодно, – лихорадка засела где-то глубоко в грудной клетке, почти у лопаток. Он кладет руки на удивительный аппарат, высокий и узкий, оканчивающийся небольшой трубой. Александр открывает крышку, ящика под трубой, вынимает керосиновую лампу, поднимает стекло и зажигает спичку. Фитиль загорелся сильным ярким пламенем, Александр устанавливает на место стекло, прикручивает фитиль, задвигает лампу в ящик и закрывает крышку – по комнате сразу же разливается приятный запах керосина и нагретой жести. Он поворачивает аппарат так, чтобы объектив смотрел на светлые обои над его кроватью. Вот он, волшебный круг, Александр крутит винтик на оправе, контур круга сразу же становится четким и резким. У Александра дрожат от возбуждения руки, ему хочется в уборную, затылок вспотел, сердце стучит так, что от этого звука должен был бы проснуться весь дом.
Рядом с волшебным фонарем стоит деревянный ящик, накрытый синей материей. На крышке изображена семья, которая смотрит картины Латерны Магики. На людях старинные одежды, у мужчин волосы заплетены в косичку, перевязанную бантом. Человек, показывающий картины, – ужасный тип с глазами навыкате, большими зубами и жуткой, хищной ухмылкой на мясистых губах. Рядом с ним толстая женщина в красной накидке крутит ручку шарманки. Зрители возбуждены, мать уносит плачущего ребёнка в другую комнату, в дверях она оборачивается, бросая полный тоски взгляд на штормовое море, вырисовывающееся на стене.
Александр поднял крышку. В ящике стеклянные картинки, их много, не меньше двадцати. Он осторожно выуживает одну и вставляет её в держатель, укрепленный за объективом. На стене над кроватью Александра тут же возникает комната с колоннами и высокими окнами, через которые падает резкий лунный свет, высвечивающий белую постель. На постели в изящной позе лежит молодая женщина.