Текст книги "Фигуры из песка"

Автор книги: Инга Пфлаумер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

– Изумительная кожа. Чистая, бархатная. Такая кожа и волосы такого цвета. Откуда ты?

Стриггоайка решила побеседовать с жертвой, не иначе как для лучшего пищеварения. Мастер нащупал в левом рукаве алхимические иглы. В отличие от обычных стальных, эти были покрыты различными снадобьями, на все случаи жизни. Взяв по тонкой игле в каждую руку, Вэн замер у самого входа. Он надеялся, что ему удастся поразить стриггоайку с первого удара. По игле на каждое сердце. Длительный бой мог оказаться мастеру не по силам – вёрткая, быстрая и очень сильная ведьма, наверняка сохранившая кое-какие колдовские навыки из своего «прижизненного» арсенала – слишком сильный противник для открытого боя.

Стриггоайка почувствовала его на одно мгновение, на удар сердца раньше, чем было нужно. Первая игла пробила одно из сердец, а вторая лишь царапнула кожу на предплечье. Ведьма рванулась в сторону, к стене и тут же, не подвластная никаким земным законам взлетела в воздух, замерев в тёмном углу между каменной кладкой и деревянным настилом крыши. Вэн откатился в сторону, прочертив на покрытом пылью полу коридора широкую полосу. Альрауне стояла в центре комнаты, озираясь по сторонам. Стригга молча бросилась вперёд, к коридору. Вэн, предчувствуя этот маневр, выхватил новую иглу и метнул её вперёд. На этот раз игла вонзилась в белую, покрытую синей сетью сосудов, шею. Ведьма зарычала, оттолкнулась от стены, и в ту же минуту сильный удар сбил мастера с ног, и едва ли не внёс в комнату. На лице Вэна остались капли чёрной крови стриги. Он наткнулся спиной на стену, и тут же, даже не успев ощутить боли, отпрянул к большому камню в центре, у которого стояла Альрауне.

– Пригнись, идиотка! – выругался Мастер, дёргая девушку за руку. Та с интересом уставилась на него, наклонив голову, как воробей.

Стригга затаилась в коридоре. До уха Вэна донёсся тихий звон и рычание. Леди Мелисса вытащила иголки и отбросила их в сторону. Напыление, весьма действенное против всякой нежити, уже впиталось в кровь, ослабляя монстра.

Мастер выглянул из укрытия и резко дёрнулся в сторону. Ледяная стрела вонзилась в щель между кирпичами и тут же стекла на пол мутной лужицей.

Вслед за стрелой в комнату влетела стригга. Её скрюченные руки с тёмными, завернувшимися вниз, как у ястреба, когтями, пронеслись в нескольких сантиметрах от лица Вэна. Тот стремительно оттолкнулся от пола, перекатился на спине через камень и оказался по другую сторону жертвенника, покрытого склизкой кровью ведьмы. Её раны кровоточили, и организм, теперь все силы тративший на поддержку жизни в давно мёртвом теле, больше не мог скрывать реальный образ нежити. Кожа пожелтела и обвисла на костях, как тонкий пергамент. Волосы – некогда ярко-рыжие, побелели. Черты лица заострились, белки глаз стали пепельными, а радужка – ярко желтой, почти светящейся.

– Охотник за нежитью? Сколько тебе за меня заплатили? Я дам больше.

– Не потянешь, – усмехнулся Вэн, выбрасывая из рукава новую иглу. Ведьма молниеносно кинулась вперёд, игла не достигла своей цели, поразив предплечье. Но это не помешало Стригге схватить девушку, и прикрыться ею, как щитом. Теперь мастер не мог пробить ведьме второе сердце, не проткнув голову Альрауне.

– Храбрый, но глупый – прохрипела стригга, и в этот момент новая игла Вэна пробила правое предплечье стриггоайки. Игла была зачарована таким образом, чтобы в полёте набирать максимальное ускорение, поэтому ударила с такой силой, что не только пробила тело ведьмы и отнесла его к стене, но и воткнулась в твёрдый камень.

Крик замер на обескровленных губах. Вместо проклятья, стриггоайка выбросила вперёд почти не двигающуюся левую руку, и новая ледяная стрела сорвалась с её пальцев. Но теперь она метила не в Вэна, а в Альрауне. Мастер кинулся вперёд, чтобы защитить свои пять тысяч золотых, стрела растворилась в воздухе, ведьма смачно плюнула и капля слюны, стремительно увеличивая размер, упала на ноги мастера. Зелёная масса моментально застыла, приковывая его ноги к полу. С громким криком Стригга освободила плечо, оставив на игле обрывок платья и сгустки крови. Шатаясь, она сделала пару шагов и схватила Альрауне за плечи.

– Попозже мы мило побеседуем. А пока мне нужно кое с чем закончить – Ведьма то ли закашлялась, то ли рассмеялась. – Ты же не думал, что я причиню вред своему источнику?

– Источнику? – переспросила Альрауне, серьёзно глядя на Стриггу.

Вэн попытался подняться, но застывшая слюна держала крепко.

– Не бойся, детка. Всё будет хорошо. Повернись ко мне.

Девушка беспрекословно послушалась.

«Сумасшедшая. Она совершенно ненормальная!» – пронеслось в голове Вэна. Мастер лихорадочно пытался что-то придумать. В конце-концов, он был готов позволить стриггоайке перекусить этой девицей, но обрести в этом замке вечный покой в его планы точно не входило.

Стригга наклонилась и впилась зубами в тёплую, золотистую кожу жертвы. Вэну показалось, что он слышал довольное урчание. То, что произошло дальше, предсказать было невозможно. С громким, нечеловеческим криком, ведьма отпрянула от девушки. Тощие, узловатые руки, как две уродливые птицы, заметались по груди Стригги, пытаясь избавиться от невидимого груза. Ведьма сипела, пытаясь втянуть хоть немного воздуха. Она осела на землю, непрерывно колотя по собственной груди. Кожа пошла струпьями, обнажая кости. Седые волосы стремительно редели, с тихим треском ведьма, ещё пытаясь дышать, превращалась в прах. Спустя секунду он Леди Мелиссы осталась только горстка праха.

– Кто ты, мелкий бес тебя задери? – Вэн уставился на девушку, пытаясь найти в её облике или её магической ауре хоть что-то, что могло бы дать ответ на этот вопрос.

– Альрауне. Мастер Томасон сказал, что это моё имя! – спокойно ответила та, переводя взгляд с того, что некогда было Стриггой на мастера.

Тот, со стоном повернулся, и приподнялся, пытаясь освободить ноги от липкой субстанции. Девушка с интересом наблюдала за его попытками.

– Помочь не хочешь? – Вэн сморщился, стараясь не вдыхать чудный аромат ведьминской смолы.

– Плохо пахнет, – заметила девушка.

– Не то слово.

Вся эта история плохо пахла с самого начала.

IV

Солнце покинуло горизонт, и тьма стремительно завоёвывала освободившееся пространство. Внутренний двор «пансиона» был совершенно пуст. Возница не дождался заказчика – по собственной воле ли, или по воле проголодавшихся волколаков– гадать можно было долго, а проверять на собственном опыте не хотелось.

Добраться до города пешком – было делом не лёгким даже в ясный день, не говоря уж о ночи, в которой даже луны на небе нет. Оставаться на ночь в замке, где хозяйничала стригга, Вэну не хотелось. Места, в которых творится зло, скоро и сами становятся проводниками созданий ночи. Искать укрытия в лесу нужно было раньше, пока на небе оставался хоть проблеск солнца. Тогда можно было найти достаточно большое дерево, пещеру, или любое другое укрытие. Но, с наступлением ночи, лес становился слишком опасным для двух путников, один из которых – душевнобольная девица.

Осмотрев внутренний двор, мастер наткнулся на маленькую, отдельно стоящую избушку рядом с разрушенной конюшней. Судя по заросшему травой порогу, к ней давно никто не подходил, что сейчас мастера вполне устраивало. Рассохшаяся деревянная дверь раскрылась с тихим скрипом. Внутри, погребённые под толстым слоем пыли, обнаружились широкая кровать, стол с колченогим стулом и небольшой очаг, засыпанный пеплом. По крайней мере, тут можно было переждать ночь.

– А ты правда охотник за нечистью? – Альрауне провела пальцем по столу и тут же громко чихнула, от поднявшейся в воздух пыли.

– Нет, не правда. А вот кто ты – мне очень интересно.

Вэн достал из кармана мел и начал рисовать защитные знаки на внешней части двери.

– Мне тоже интересно. – согласилась девушка, наклонившись к очагу. – Тут разводят огонь?

– Да, тут разводят огонь, но мы этого делать не будем.

– Почему?

– Потому.

У Вэна не было ни малейшего желания разговаривать с «заданием». Проводить ночь в забытом богами месте, рядом с замком, служившим гнездом стриггоайке, неподалёку от леса, в котором обитают волколаки и прочая нечисть – не было любимым занятием мастера.

– А что ты сделал там, на двери?

– Нарисовал. Защитный знак. Он скроет этот дом от чужих глаз. Сделает, – мастер запнулся, подбирая слова, понятные этому созданию. – Менее заметными.

– А зачем нам быть менее заметными?

– Ты всегда такая любопытная? Ложись спать лучше.

– Любопытная? Что это значит? – Альрауне снова по-птичьи наклонила голову и уставилась на мастера. Он едва мог различить её силуэт в темноте.

– Это значит, что ты задаёшь слишком много вопросов. Ложись и спи.

– Спать? Лежать до рассвета с закрытыми глазами и ждать, пока к тебе придут сказочные истории? Да, это было бы интересно. Но я не могу тут лечь. В носу так странно… – в доказательство своих слов девушка ещё раз громко чихнула.

Мысленно выругавшись, Вэн стащил с кровати матрас с одеялом, открыл дверь и хорошенько встряхнул запылившиеся вещи. Затем швырнул их на место и плотно затворил дверь.

– Всё. Ложись и спи.

– А ты? Людям надо спать, мне мастер Томасон говорил.

– Я посплю дома.

– А где твой дом?

Мастер тяжело вздохнул. Вот поэтому он и не любил задания, касающиеся людей. Принести заказчику старую вазу, или притащить ему упирающуюся наследницу – разница только в том, что ваза будет молчать, не замёрзнет по дороге, не будет проситься в туалет, поесть и поспать. Вещи вообще нравились Вэну гораздо больше, чем люди.

Ночь прошла беспокойно. Со стороны леса то и дело доносился волчий вой, но этот звук хотя бы можно было узнать. Остальные – хруст веток, рычание и рёв, явно принадлежали существам, с которыми мастер знакомиться не хотел. Перед самым рассветом мир за окном укутала мягкая, непроницаемая серая пелена. Вместе с промозглым, пронизывающим до костей холодом, в избушку начал проникать туман. Он вползал через трещины в двери и щели в оконной раме. На кровати ворочалась Альрауне. Иногда до уха Вэна доносилось тихое постукивание её зубов – истончившееся одеяло и лёгкое, почти прозрачное платье, служившее некогда мадам Томассон ночной рубашкой, почти не грели. В конце-концов, изрядно замерзший Вэн, развёл в очаге костёр, пустив на дрова тот самый колченогий стул, что служил ему верой и правдой всю ночь.

– Огонь такой красивый! – голос Альрауне, раздавшийся прямо над ухом, заставил Вэна отпрянуть в сторону и выругаться.

– Что значит это слово? – тут же поинтересовалась девушка, протягивая ладони к огню.

– Ничего хорошего. Тебя что, никаким манерам не обучали?

– Обучали? Манерам? Ты говоришь много незнакомых слов. Мастер Томасон не говорил таких.

– А какие он говорил?

Вэн отодвинулся к окну, стараясь разглядеть в туманной мгле хоть что-нибудь. Похоже, им предстояло оставаться в избушке, пока не встанет солнце.

– Много разных. Он ведь умер, да? Мастер Томасон. Я видела, когда он толкнул меня в свет. Теперь я никогда его не увижу. Он был очень хороший. И добрый. – Девушка, заглядевшись на пламя, словно забыла о существовании мастера, и теперь рассуждала вслух, медленно подбирая слова под мысли. – Меня не было. Долго-долго. Была только темнота. Ничего. Нет Альрауне. А потом голос. Пришел голос и появились уши, чтобы слышать. Глаза, чтобы смотреть. Руки, чтобы трогать. Появилась Альрауне. Или не так. Ничего не было. И мира не было. А потом появилась Альрауне и появилось всё вокруг. Теперь мастера нет. А мир ещё есть. Жалко, я бы хотела посмотреть всё то, что он мне говорил. Но без него нельзя…

– Так ты ничего не помнишь, до Томасона? Родителей, семью там, – Вэн осёкся и удивлённо замер, пытаясь понять – он ли это всё сейчас сказал, и, главное, зачем он это всё сказал. У него не было никакого желания узнавать что-то об этой девушке. Она – лишь пять тысяч золотых, которые пока не приобрели настоящей формы.

Мастер отвернулся от окна, и впервые внимательно посмотрел на свой трофей. Альрауне сидела на краю кровати, протянув тонкие руки к огню. Её тёмно-рыжие волосы приобретали цвет золотистого пламени там, куда падал свет. Тяжелые, разделённые на толстые пряди, они были похожи на корни дерева, и отблески огня, как занимающиеся пожары, двигались из стороны в сторону, в такт движению головы. Кожа, без малейшего следа веснушек, вызывала в памяти тёплый речной песок. И, чудилось, капни на девушку водой – её кожа тут же потемнеет, как берег от набежавшей волны. Вспоминая мадам Томасон, Вэн понял, почему мастер так восхищался этой девочкой. Живя с вечно напудренным манекеном, который каждое утро рисует себе лицо, и каждый вечер его стирает – начнёшь тосковать по натуральности. А Альрауне была совершенно натуральной. Словно над её созданием трудились не родители, а природа.

Ответ Альрауне прозвучал как продолжение мыслей Вэна.

– Семья? Нет. Никогда не было. Меня создали. Наверное, эта красивая женщина. Томасон говорил, что у неё кожа как туман и глаза, как замёрзшая вода. Она сделала то, что было до Альрауне. Не сказала зачем.

– Сделала? Так ты – не человек?

Вэн много слышал о големах, элементалях и призванных существах. Он и сам знал пару заклинаний для вызова помощника, но существо выглядящее как человек, с аурой и повадками человека… Это было почти невозможно. Почти, потому что Вэн, несмотря на изумление, тут же поверил девушке. Такое происхождение трофея многое объясняло. И поведение Моры, которая даже не знала имени воспитанницы, и участие в деле Феалиса – специалиста по обращению с неживыми субстанциями, и смерть стриггоайки.

– Человек? Нет, я думаю, нет. А сложно быть человеком?

– У меня с этим никогда трудностей не возникало – усмехнулся мастер. – Поспи ещё с час, день обещает быть трудным.

– День? Обещает? Как это?

Вэн вздохнул и отвернулся к окну. У него не было желания разговаривать со своими пятью тысячами золотых. Всё должно быть элементарно – нашел товар, вернул товар, получил награду. Никаких осложнений. Но интуиция, которая никогда мастера не подводила, подсказывала, что на этот раз всё будет не так просто. Вглядываясь в медленно распадающиеся клочья тумана, мастер безуспешно пытался понять, зачем Море эта девочка. Дато Феалис, давно мечтавший создать предмет, наделённый разумом – вполне мог, наконец, достичь успеха. Но Мора?

Едва туман рассеялся, Вэн разбудил девушку и они покинули избушку.

Холодное утро сменилось ярким, солнечным днём. Путники не останавливались ни на минуту. Вышагивая по пыльной дороге Мастер, краем глаза наблюдал за Альрауне. Девица вела себя гораздо лучше, чем он ожидал. Она не ныла, не просила сделать привал, поесть или отдохнуть. Только заворожено рассматривала однообразный пейзаж вокруг – заросшие дикой травой брошенные поля, стрекоз и бабочек, порхающих в воздухе, ласточек, куропаток и прочую живность. Испуганный заяц, метнувшийся к придорожным кустам, привёл девушку в невыразимый восторг. Какие уши! Какие ноги! Какой хвостик! Какой серенький! – Вэну пришлось около часа выслушивать дифирамбы удивительному зверю, но, поскольку на скорости передвижения это не сказывалось, мастер не стал прерывать восторженный монолог. Альрауне словно испытывала странное удовольствие от облечения своих эмоций в слова. Способность говорить, видеть и понимать, доступная большинству людей от рождения и потому не вызывающая пиетета, для этого ребёнка была удивительным, ещё не до конца познанным даром. В конце-концов, подчиняясь странному, совершенно не типичному для такого циника порыву, Вэн показал Альрауне как ловить бабочек. Далеко не с первой попытки девушке удалось бесшумно приблизиться к цветку и аккуратно, дрожащими пальцами ухватить бабочку за крылья. Пушистое тельце тут же затрепетало, зашевелились длинные усики, и бабочка тут же снова оказалась на свободе. «Когда летает, гораздо красивее» – серьёзно заключила девушка, словно делая научное открытие. Вэн усмехнулся. Найти красивой бледную капустницу мог только не человек. Что же тогда она скажет, увидев «Павлиний глаз» или «Махаон», не говоря уж о таких как тревожная, похожая на полыхающий закат Морфо Гекуба или Морфо Пелеида с удивительными фиолетово-синими крыльями. Однажды Вэн «доставал» для одного заказчика редкую книгу с описаниями бабочек. Поскольку в процессе доставки товара возникли некоторые осложнения, и мастеру пришлось почти неделю сидеть в заколоченной деревянной бочке – он изучил фолиант достаточно подробно. А ведь на самом деле было бы не плохо самому побывать в тех краях, где водятся эти чудные бабочки. Сколько восторга такое путешествие вызвало бы у этой девочки – она ведь даже моря никогда не видела. На этой мысли мастер чертыхнулся и едва поборол желание привести себя в чувство пощёчиной. Это существо никогда не увидит никаких бабочек. Он должен вернуть её Море как можно скорее, получить награду, купить, наконец, домик у моря и зажить счастливо. Наверняка все эти глупые мысли – результат боли в костях от сражения с стриггой и бессонной ночи на краю леса. На всякий случай мастер высунул из рукава маленькую иглу с ободряющим составом и, чуть поморщившись, воткнул в вену, чтобы зелье подействовало как можно быстрее. Альрауне ничего не заметила, поскольку сосредоточенно изучала оставшуюся на пальцах пыльцу. Пришлось потратить несколько минут на то, чтобы объяснить, что золотистый след на пальцах – вовсе не волшебная пыль, позволяющая летать, а обычная цветочная пыльца. Кажется, Альрауне так и не поверила мастеру. Мысль о том, что каждый цветок на поле посыпан волшебной пылью, которая попадает на крылья бабочек и позволяет им летать – слишком понравилась Альрауне, чтобы та от неё так легко отказалась.

После полудня Вэн сам решил сделать привал. Час-другой в данном случае ничего не решали. Чуть в стороне от дороги обнаружилась заброшенная ферма, решив, что там можно раздобыть дров для костра, а также кое-какой еды, Вэн и Альрауне направились к развалинам. Действительно, там было чем развести костёр, но мысль поймать и зажарить кролика или куропатку привела Альрауне в такой ужас, что от мясного обеда пришлось отказаться. На попытку объяснить, что человек часть природы и поедание братьев наших меньших – такая же часть человеческого существования, как дыхание, разбилась об утверждение «я с куропятками и зайцами только сегодня познакомилась, я не могу их есть». Хорошо, что на огороде рядом нашлась свежая зелень, ещё не совсем спелые огурцы, редис и даже невесть как уцелевшая тыква. Прошлогодние апельсины в маленьком саде на вкус были ничуть не хуже свежих. После обеда путешественников потянуло в сон, и они остались подремать пару часов под раскидистыми ветвями тополя.

Путники не торопились, поэтому город появился на горизонте только к закату. Закату пламенеющему и распространяющему вокруг запах гари и тёмный дым. Город горел. На встречу начали попадаться люди, покидающие недавнее пристанище с тем, что могли унести в руках. Чем ближе подходили к городу, тем полноводнее становилась людская река. Плакали дети. Скрипели нагруженные повозки, мычали коровы. Остывший песок вздымался под ногами и тут же оседал, придавленный пеплом и копытами.

– Куда они все идут? Зачем они? – Альрауне, почти не дыша, разглядывала сгорбленные фигуры стариков, опирающихся на узловатые палки, испачканные слезами и сажей лица детей, сидящих в повозках, или бредущих держась за материнские юбки, смотрела в пустые глаза женщин, прижимающих к груди младенцев, или на перебирающие четки руки. Кто-то ругался, выясняя кому принадлежит пятнистая корова. Мимо пробежала женщина с полубезумным видом. Её спутанные тёмные волосы едва не хлестанули Альрауне по лицу. Женщина звала кого-то по имени, судорожно вглядываясь в людской поток.

– Она кого-то потеряла? Куда они все? Что случилось? – пытаясь добиться ответа от попутчика, девушка подёргала мастера за рукав, тот тут же, машинально, схватил её за руку и прошипел.

– Держись рядом. Ни на шаг!

Мысленно мастер ругал себя всеми словами, которые мог вспомнить на четырёх языках. Если бы они не задержались из-за тумана. Если бы он не сделал привел – можно было бы успеть! На город напали. Кто – огненные демоны, империя, или великий совет магов – Вэн не имел ни малейшего понятия. Так или иначе храм, узурпировавший портал, не вызывал тёплых чувств ни у кого, за исключением горстки местных верующих. От размышлений мастера отвлёк нарастающий гул голосов. Кто-то закричал, люди бросились врассыпную, из толпы, копытами раздавливая спины, белыми зубами прогрызая себе путь, вырвался огромный, почти чёрный конь. Он несся вперёд, не разбирая дороги, по ногам и телам, в глазах животного полыхали отсветы пожара. Обезумевшая чёрная махина неслась прямо на Вэна. Мастер ловко двинулся в сторону, отбросил Альрауне с дороги, подхватил рукой узду, другой обхватил пахнущую дымом морду зверя, закрывая глаза, и зашептал что-то в испуганно подрагивающие уши. Конь сделал ещё несколько шагов и остановился, подёргивая головой. Вэн, не переставая шептать, отвёл добычу в сторону от людского потока и огляделся, в поисках девушки. Она стояла в стороне, удивлённо рассматривая коня.

– Как ты это смог? Он бежал, он боялся, а ты его так раз, и поймал. И он больше не боится? Это волшебство?

У девушки был настолько изумленный вид, что Вэн не сдержал улыбки.

– Нет, не магия. Я научился этому в Ганарии.

– А что такое Ганария? – тут же переспросила девушка, хватаясь за протянутую руку и неловко забираясь в седло перед Вэном.

– Ганария, это небольшая страна за морем, со всех сторон окруженная горами. Внутри поля, озера… Ничего особенного, по сути. Единственный проход ведёт через горы, и пока никто с головой на плечах не рисковал провести сквозь него армию. Правители бывают дураками, но самоубийцы среди них встречаются реже. – Мастер улыбнулся своим воспоминаниям и направил лошадь в сторону от людского потока. – Есть там что-то такое в воздухе, в земле, в воде… Свобода какая-то. Не как здесь. За их лошадей в нашей части света берут уже не золотом, а платиной. Кто знает, отчего у них такие кони. Там рождаются в седле и даже умирают в седле, гоняя бесчисленные табуны. Местные и сами похожи на своих лошадей, такие крепкие, жилистые, терпеливые, но разозли такого – кулаки у него не мягче копыт будут. Я-то знаю, о чём говорю. Обращаться с лошадьми я там научился, хотя местных мне далеко.

– Очень красиво – Вздохнула Альрауне так, словно сама увидела описанную картину. – А что такое свобода?

Мастер задумался.

– Свобода? Сложно описать даже. Свобода, это когда ты можешь делать то, что хочешь, и делать это так, как хочешь. Идти куда хочешь. Жить как хочешь. И никто не укажет тебе как надо жить или как правильно делать. Как-то так, наверное.

– Но, если никто тебе не укажет, как ты узнаешь как правильно?

– Сердце подскажет – усмехнулся мастер. Девушка задумалась. Она долго молчала, глядя на бредущих от города жителей, отрешенно поглаживая мягкую, спутанную конскую гриву.

– Значит, я не могу быть свободной? Ведь я не человек, у меня, наверное, и сердца нет?

– Почему… – начал мастер и тут же осёкся. Альрауне не могла быть свободной. Она принадлежала Море. Так, как предмет принадлежит его создателю. Как горшечнику принадлежит вылепленный горшок. Как кузнецу – выкованная подкова.

Запах гари становился всё сильнее. Путешественники остановились у городской стены.

– А ты научишь меня делать с лошадями так, как ты? Потом, когда-нибудь? – задумчивое выражение покинуло испачканное сажей личико девушки. На нём светилось привычное любопытство.

Вэн промолчал. Да и что он мог ответить?

Неподалёку у городских ворот, мастер оставил коня и девицу. Слишком велика была вероятность потерять их в людском потоке и дыму. Горели деревянные перекладины на крышах, пучки сена и прошлогодней травы, даже камни горели, раскаляясь до красна и обжигая воздух. Схватка на главной площади закончилась полной победой завоевателей – красно-зелёная форма оттоманской гвардии развеивала сомнения относительно произошедшего. Султан, наконец, получил добро на уничтожение последнего оплота врага, и отныне весь полуостров, а с ним и почти всё море, до самого предельного океана, принадлежали только ему. Вэна, на данным момент, мало интересовал изменившийся политический расклад в этой части света.

Главной проблемой было то, что все входы в храм солнцеликого оказались полностью запечатаными, и расположившиеся на площади вояки вряд ли стояли там, дабы приветствовать входящих. Сейчас даже нашивка мастера на рукаве рубашки Вэна не могла служить паролем для прохода в храм. Наверняка тех нескольких несчастных, которые были способны активировать телепортационное заклинание либо убили при нападении, либо держат где-то, всеми силами переубеждая сменить веру. Памятуя о том, как фанатичны были последователи солнцеликого, на переубеждение придётся потратить достаточно много сил и времени. И далеко не все его переживут. А значит – султану придётся ждать, пока великий совет пришлёт новых магов, открытых для «сотрудничества». И вряд ли это случится раньше, чем захваченный город превратится в клоаку благодаря упивающимся победой военным, разоренным гражданам, и трупам на улицах. Сначала грабежи, затем чума или что-то похуже, потом, наконец, воцарится некое подобие порядка, если в городе ещё останутся живые. Существующий порядок вещей разрушается гораздо быстрее, чем строится новый. А времени у Вэна было не так много.

Ближайший путь до Ормрона лежал через северный портал в Левкотеоне – богатом торговом городе, где пересекались юг и север. Вэн мысленно прикинул во сколько обойдётся путешествие, вздохнул, и направился к южным воротам. Нужно было добыть где-нибудь ещё одну лошадь прежде, чем султан объявит всё вокруг своей собственностью и ворам начнут отрубать руки.

V

Дорога растянулась на недели. Постоялые дворы, лошади, узкие речушки, бескрайние поля, каменистые горы сменяли друг-друга день за днём.

Вэн искренне пытался не разговаривать с девушкой больше необходимого. Но это было просто невозможно. Она спрашивала обо всём. Любой цветок, любое животное, предметы одежды, посуда, оружие – всё вызывало у неё неподдельный и насколько искренний интерес, что устоять не было никакой возможности. Вэну часто приходила на память фраза из журнала Томасона «она умеет слушать, как никто другой». Это оказалось правдой. Когда мастер что-то рассказывал, слушательница словно умирала. Она приникала к его голосу, как к живительному источнику, втягивая слова, звуки, смыслы и поглощая их широко распахнутыми глазами, приоткрытым ртом, склонённой на бок головой. И всё услышанное наполняло её удивительной, чистой радостью, которой мастер не видел уже много лет. Ей будто было достаточно самого факта, что она знает о чём-то. Знание о предмете было для неё гораздо ценнее самого предмета. Ни роскошные кареты, встречаемые ими в дороге. Ни расшитые наряды встречаемых на постоялых дворах дам, ни рассказы о прекрасном оружии или драгоценных камнях – не вызывали у девушки желания иметь всё это. Достаточно было того, что «это» где-то существует, под тем же небом, что и Альрауне. Её удивительная жажда знаний касалась всего – даже самого Мастера. Непостижимым для самого себя образом он рассказал ей о путешествиях, о не очень законной работе, но её интересовала не только его жизнь. Ей было интересно, что он думает, как он чувствует – способность чувствовать вообще приводила её в неземное блаженство, самой ей не хватало слов, чтобы описать каково это – вдруг почувствовать, что ты есть. Что пол под тобой холоден, что кожа саднит под порезами, а глаза болят от ярких вспышек заклинаний. При этом любопытство Альрауне никогда не касалось её собственного будущего. Ей было всё равно, куда они направляются, зачем, и что ждёт их в конце путешествия. Для девушки существовало только сейчас – одно упоительное сейчас, которое не имеет начала и конца. Возможно, поэтому мастер никогда не видел её грустной или раздраженной. Было только две Альрауне. Альрауне слушающая, и Альрауне размышляющая над услышанным. Каждое слово мастера откладывалось где-то в её рыжеволосой голове и оставалось там, высеченное на мраморных коридорах разума. Девушка помнила всё, что он ей рассказывал, всё сказанное им чудесным образом становилось частью этого удивительного существа. И от этого казалось, что девушка сама становится его частью. Под упоенным взглядом зелёно-карих глаз, впитывающих каждый звук, Вэн всё чаще ощущал себя преступником, отнимающим еду у нищих, чтобы выбросить. Она смотрела на него как на божество, на сущность, явившуюся ей, чтобы познакомить с этим миром. Как на проводника из мира безмолвия и темноты в мир слов и образов. Глядя на него, она видела кого-то другого. И от этого просыпалось желание стать другим. Тем самым героем, которого она видела в нём. А это было слишком непохоже на мастера Вэна, вора, мага и убийцу. Он никогда не заблуждался насчёт себя самого и своего места в мире. Всё, что ему было нужно – заработать достаточно деньжат, прикупить домик на берегу моря, сидеть по вечерам в кремле-качалке, раскуривая трубку, и смотреть на белых барашков, пасущихся на синей глади. Он никогда не видел себя в роли «Открывателя миров», и никогда не хотел этого. Но сейчас, натянутый на него чужой образ вдруг становился привлекательным и, что было самым ужасным, реальным.

Альрауне смотрела на него так, словно он уже был этим «кем-то» – добрым, умным, понимающим и знающим. И эта вера в то, что он уже такой, делала возможность стать таким очень близкой. От этого мечты о домике на берегу становились всё бледнее. Что он будет делать в этом кресле-качалке. На каком барашке ему надоест белая пена и обступающее со всех сторон одиночество? Вдруг он, всегда избегавший любых привязанностей, на самом деле лишал себя чего-то очень важного. Чего-то, о чём он даже не мог рассказать этой девушке, поскольку сам этого не знал?

Такие мысли заставляли мастера просыпаться среди ночи, нарушая одно из важнейших правил – использовать любую возможность для восстановления сил. Под их влиянием он переставал погонять лошадь или возницу, устанавливалась долгая тишина, прерываемая неспешным постукиванием копыт, пением цикад и стрёкотом крыльев мотыльков. И чем ближе оказывался Левкотеон, тем медленнее двигались путники.

Вэн не раз замечал, что жизненно важные решения приходят как удар молнии. Можно бесконечно размышлять, взвешивать и сравнивать, но настанет момент, когда решение будет выхвачено из темноты неосознаного яркой вспышкой разума. Уклониться от удара, или принять его. Оставить противнику жизнь, или отправить его к праотцам…