Текст книги "Фигуры из песка"

Автор книги: Инга Пфлаумер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Надежда на то, что слуги Моры что-то пропустили, была крохотной, но у Вэна было серьёзное преимущество над ищейками грандмастера. Он ранее имел дело с «реставраторами» вроде Томасона. После нанесения мази, удаляющей чернила от печати хозяина, свитки нужно было поместить в тёплое, но не горячее место. Через пару дней, после того как мазь въестся в пергамент и выдавит чернила наружу, им нужно было смести щёткой и снова нанести раствор, расширяющий волокна свитка, чтобы не осталось следов от вдавливания печати в бумагу. И снова в тепло. Тайник Томасона должен был находиться рядом с источником тепла. Камин не подходил – человек, топящий камин летом, обязательно привлёк бы внимание. Оставалась печь в кухне.

Оказавшись в комнате, Вэн мысленно похвалил Томасона. При создании тайника тот не использовал никакой магии, поэтому слуги Моры, которым и в голову бы не пришло, что кто-то может создавать тайник при помощи глины, рук и кирпичей, а не бормотания заклинаний, не могли найти ничего.

Мастер тщательно изучил печь и подвигал заслонки для дыма. Одна из них при вытаскивании издавала чуть слышный щелчок. Вэн достал из рукава тонкую иглу, и с её помощью исследовал паз для заслонки. На правой стенке изнутри обнаружилась маленькая кнопка. Её можно было нажать, отодвинув заслонку в сторону на нужное количество градусов, но Вэн справился иглой. Раздался тихий, глухой щелчок и конструкция затихла. Пришлось снова изучать печь и, наконец, с правой стены обнаружился чуть выдавшийся вперёд кирпич. Он легко вытащился из кладки, оставив тёмное, манящее отверстие. Когда-то в юности Вэн сунул в похожее руку, после чего четверо лекарей собирали её по кусочкам несколько часов. С тех пор пальцы правой руки не ощущали холода, а Вэн начал носить с собой несколько удобных щипцов и зеркала с удобными креплениями.

У мастера оставалась пара минут до пробуждения хозяйки дома. При помощи маленького фонаря и зеркала, Вэн изучил тайник, исследуя каждую щель в камнях. Когда ничего подозрительного не обнаружилось, на свет была извлечена пухлая тетрадь в кожаной обложке и несколько свитков. Найденые вещи мастер сложил в потайные карманы, нашитые на внутреннюю часть костюма, затем вернул кирпич на место, принёс из гостиной кружки, вымыл их, вернул в гостиную и наполнил чуть остывшим напитком, предварительно натянув перчатки.

Ресницы жены Томасона задрожали.

– И что? – Вэн сидел в той же позе, что и пять минут назад.

– Что? – Женщина удивлённо огляделась и потрясла головой.

– Вы как раз рассказывали о той даме, с которой схлестнулись на благотворительном аукционе в Синсвальде. Вы плохо себя чувствуете?

– Нет. То есть да. Я не знаю.

– Вы вдруг побледнели. Может быть, вам лучше прилечь?

– Нет, я…

– Голова кружится? Чувствуете странную усталость и вам сложно сфокусировать взгляд на одном предмете? – Вэн безошибочно описывал симптомы отравления парами сонных шариков. Его зелье никаких последствий не оставляло.

– Да. – подтвердила женщина, устало потирая лоб, – Откуда вы знаете?

– О, я разве не сказал? Я лекарь, обучался в медицинской академии в Бодине. Вам необходимо прилечь и немного отдохнуть. Я обязательно зайду позже и проведаю вас. Хотите, я помогу вам подняться в спальню?

Дама отказалась. Ещё бы – там на туалетном столике стояло такое количество косметических средств, что у любого человека возник бы вопрос – если всё это входит в дневной макияж мадам, то что же с её «естественным лицом»?

Через несколько минут Вэн покинул мадам Томасон и вернулся к себе в квартиру, чтобы как можно быстрее изучить дневник погибшего обер-мастера.

Большая часть дневника представляла собой скучные заметки Томасона о повседневной жизни, жалобы на постоянно требующую внимания жену и спад интереса со стороны клиентов. Но ближе к концу дневника начали появляться более интересные записи.

«Сегодня грандмастер Мора вызвала меня к себе в кабинет. Разговор прошел в её обычной манере она говорила, а я пытался не стучать зубами. Боги великие, эта женщина окружена такой аурой ужаса и смерти, что я чувствую её на расстоянии в несколько этажей. Чем больше она говорила, тем страшнее мне становилось. Она сказала, что ей известно о моих тайных делишках, которые я называю „реставрацией“ старинных свитков. И что эта информация в любой момент может оказаться на столе попечительского совета. Тогда я вылечу из Ормрона, лишившись не только всех званий, но и всего имущества. Однако, если я буду вести себя разумно и выполнять все её требования, она закроет глаза на моё неподобающее поведение. Позже, анализируя наш разговор, я понял, что это было ничем иным, как предложением о работе, сделанным в традиционном стиле грандмастера Хей-Ди.»

«Впервые был в дальнем подвале. Мне было так страшно, что я почти ничего не сумел рассмотреть. Похоже, моя новая работа заключается в том, чтобы записывать ход какого-то исследования, но что будет его предметом – пока не понятно».

«Кажется, я действительно вляпался во что-то ужасное. Чего ещё я ожидал от сотрудничества с Морой! Это существо, которое они исследуют, это девочка! Живая, из плоти и крови! Мать Си-ван-му, что же они делают! Мора говорит о ней как о неживом предмете. Что у этой женщины вместо сердца?»

«Руки дрожат весь день. Я пытался успокоить себя тем, что этот ребёнок в любом случае не жилец. Существо, лишенное речи и разума. Но как она кричит. Как она кричит, когда Мора накладывает на неё эти жуткие заклинания! Сегодня, когда профессор Гарен удалился на несколько минут, оставив меня с наедине с этой девочкой, я протянул ей руку, и она метнулась в сторону так, словно я собирался её ударить…»

«Она положила мне голову на колени. Как щенок, или котёнок. Полгода, целых полгода я разговаривал с ней, пока Гарен о чём-то беседовал с Морой или с другими профессорами. Мне кажется, что она понимает то, что я ей говорю. Бедное дитя. Чем она заслужила всё то, что с ней делают? Я попытался просмотреть бумаги на столе Гарена, пока он не видел, но не нашел никаких упоминаний о её родителях и происхождении. Мне до сих пор неизвестно, какую цель преследует Мора».

«Хожу по краю. Шаг в сторону – и я пропал. Я дал ей имя. Альрауне. Имя девушки из одного древнего сказанья. Не знаю, почему именно оно, да и важно ли это? Из безымянного существа она превратилась в человека. Называя что-то, мы даём ему новую жизнь. Жизнь, в которой он останется даже после того, как перестанет существовать в этом мире. Давая имя, даёшь историю. Право на память после. Альрауне. Мягкое начало, раскатистое „р“, рассекающее имя надвое и „уне“ – „лучше“, с одного из древних языков.»

«Не иначе как Гуань-инь простерла надо мной ивовую ветвь сегодня. Я проговорился! Назвал имя Альрауне прямо при Гарене! Слабоумный! А этому монстру в человеческом облике даже понравилось. В его устах имя моей девочки звучит как проклятие. Кажется, он даже дато Феалису предложил этот вариант. Как они могут? Зная, что она живая. Зная, что у неё есть имя, как они могут продолжать делать то, что делают? И только Мора по-прежнему зовёт её „оно“. По крайней мере, грандмастер честна. Альрауне для неё – лишь средство. Только для достижения чего?».

«Альрауне уже довольно неплохо говорит, хотя об этом знаю только я. Рассказываю ей о мире за стенами, о животных, о других людях, о солнце. Зачем я это делаю? Ведь нет никакой надежды, что однажды она покинет мрачные подвалы Хей-Ди. Но она так слушает, у неё даже дыханье прерывается от интереса. Никто и никогда не слушал меня так. Никому и никогда мне не хотелось рассказать всё то, что я рассказываю ей. Я словно заново открываю для себя мир вокруг, когда разделяю его с Альрауне. Между тем Они не останавливаются. Всё, что я могу – это смотреть на неё, пока в её тело вливают ядовитые растворы, режут или колют. Иногда она перестаёт дышать, и тогда Они уходят чтобы посовещаться, а я говорю, говорю… Всё, что я могу, это говорить!»

«Решено. Всё состоится сегодня ночью. Верю ли я в успех? Нет, не очень. Но я думаю, что умереть, защищая того, кто тебе дорог, это большая честь. Вся моя жизнь до этого – что она? Ругань с женой, старые свитки, страх, что тебя раскроют и звон золотых монет. Разве это похоже на жизнь? Но может ли у меня быть другая? Или она уже есть? Я разработал план, и, пусть наивно, я верю в то, что он сработает. Что будет после? Мы сбежим. Мы уедем на юг, туда, где небо днём синее моря, а ночью чернее чернил, которыми я пишу. И будет белокаменный дом с резными ставнями и гулкими прохладными комнатами. Большая библиотека с тысячами книг. И воздух, что дням плавится от солнца, а ночью несёт влагу. Мечты. Фигуры на прибрежном песке, которые неизбежно смоет море. Но разве это повод их не строить? Пусть всё это только в моей голове, но оно уже существует где-то и согревает меня. Я хочу разделить это тепло с Альрауне. Я хочу научить её мечтать и показать, что мечты могут стать реальностью. Да, пусть я старый дуралей, но если находится человек, или не человек, с которым можно разделить мечту – это самый великий дар богов. И я приму любую плату за него.»

Такой оказалась последняя запись дневника. После того как Вэн тщательно изучил обложку, он при помощи кислоты уничтожил тетрадь. Ситуация ясна – старик встретил юную красотку, расчувствовался, вспомнил молодость и пафосно проткнул себе шею, порассуждав напоследок о морали. Теперь оставалось найти девицу и вернуть Море. Это должно быть несложно, учитывая, что беглянка едва умеет разговаривать и все её представления о мире ограничиваются радужными сказочками полоумного обер-мастера.

Вэн ещё раз проверил снаряжение и отправился в зал телепортации.

III

Гераклея. Столица некогда великой империи, от которой теперь остался лишь клочок земли у пролива. Когда-то этот крошечный городок великой империи носил название Трапезиус, да и на карте оставался только благодаря тому, что здесь находился телепортационный помост, но позже, когда сюда стеклись изгнанные из захваченной столицы горожане крестьяне, лишенные земель, пострадавшие от войны купцы и солдаты проигравшей армии, город разросся. Лусканцы назвали его «Гераклея» – так же, как и древнюю столицу, павшую под сапогами оттоманов. Здесь, на выжженной солнцем каменной земле, некогда великий народ оставили в покое. Согласно официальной легенде, которая здесь именовалась громким именем «история» – завоеватели рассчитывали, что потерявшие посевы, изгнанные на самую неплодородную почву, лишенные пресной воды люди быстро сдадутся и присягнут на верность всесильному султану, но их ожидания не оправдались. Один из лусканских священников, ныне причисленный к лику святых, пробил посохом в камне ручей, чтобы напоить своих собратьев. Так у лусканцев появилась вода, а затем новые посевы, новые угодья и новые надежды. В результате султан впечатлился героизмом противников и оставил их в покое. На самом деле всё обстояло гораздо проще. Система врат, позволявших за долю секунды переноситься из одного места в другое, находилась под постоянным контролем магических гильдий и университетов. Их представители были заинтересованы в бесперебойной работе этой системы, а война могла помешать этому. Поэтому султан остановился у новой Гераклеи и не пошел дальше. Он мог завоевать пару-тройку стран, но противостоять давлению магического совета ему было не по силам. Поэтому Гераклее были подарены несколько лет спокойного существования. До тех пор, пока соглашение между магами и султаном не будет достигнуто. Но зачем рядовым гражданам знать такие тонкости?

Зал телепортации в храме Солнцеликого был совершенно пуст. Ни встречающих волшебников, ни охраны. Впрочем, это не очень удивило мастера. Здесь, в Гераклее очень неодобрительно относились к использованию магии, поскольку по местным верованиям чудеса – прерогатива бога, а никак не смертных. Официального запрета на использование магии не существовало, но неофициально колдовство всячески порицалось, вплоть до забрасывания волшебника камнями прямо на улице. Отсутствие в государстве магов влекло сюда кучу нечисти. Оборотни, вампиры, гули и прочие существа тени, способные затеряться среди людей стекались в Гераклею обделывать дела, развлекаться и питаться. Скорее всего, именно на это рассчитывал Томасон. В городе, где большая часть туристов ведёт себя неадекватно в полнолуние, а оставшаяся часть – постоянно, девушке из подземелий затеряться гораздо легче.

Теперь нужно было выяснить, что случилось с девицей в Гераклее. Вэну пришлось долго плутать в коридорах храма прежде, чем он нашел дряхлого старикашку, неодобрительно глядящего на пришельца.

– Ходют всякие. Нечисть одна… – пробормотал дедок, напоровшись на Вэна.

– И вам добрый день! – отозвался Вэн. – Сегодня здесь появилась девушка. Ростом мне где-то по грудь, волосы тёмно-рыжие, кожа бледная. Куда она направилась?

– Срам. Совсем стыд потеряли! Баба в храме пресветлого. Осквернители, чтоб вам! – дед угрожающе застучал палкой об пол. Напугать это могло, пожалуй, только муравьёв, если бы они здесь были.

– И где она сейчас?

– Выгнал, знамо дело! Явилась, зенками щёлк-щёлк. "Где это я?" – расходились тут. Сколько говорю уже – заколотить дыру бесовскую, смолой залить до основания!

– Точно. Обязательно залить. Куда девчонку выгнал?

– Вон! И ты вон пшел! Безбожники, отродья бесовские, чтоб вам! – заскорузлый палец указывал на дверь. Его обладатель уже дрожал от ярости. Вэн не замедлил последовать совету дедули, а в спину мастеру летели всё новые проклятья. "Вот и побывал в светлой обители Солнцеликого" – усмехнулся Вэн, распахивая тяжелую, окованную железом дверь. Она вывела его на крохотную грязную улицу, которая через сотню метров вливалась в площадь перед храмом. Видно, его настоятель считал, что магам не положено ходить через главный вход, и они вполне обойдутся задворками.

Базарный день был в разгаре. Над площадью стоял ровный гул голосов, изредка прерываемый выкриками особенно голосистых зазывал. Вэн не любил места скопления людей. Он вообще не отличался любовью к людям, а когда их количество переваливало за десяток – ощущал безотчетное раздражение. Его прекрасная память на лица, голоса и повадки, начинала сбоить, смешивая всё увиденное в безобразную кучу, из которой можно было иногда выхватить глаза особенного цвета, разбитый нос или лысину. Сосредоточиться в таких условиях было сложно.

Мастер огляделся и облегчённо вздохнул. На ступенях храма сидела нищенка – бледная, лишенная возраста женщина, со старательно упрятанными под платок волосами, острыми локтями и тонкими, как ниточки, руками. Глаза и уши любого города – попрошайки, нищие и трактирщики. Источники самой надёжной информации, для добычи которой хватало десятка медных монет.

Вэн приблизился к нищенке. Та испуганно отодвинулась. Мастер достал из кармана серебряную монетку и подкинул в воздух, убедившись, что блики отраженного в серебре солнца не остались незамеченными. Он бросил монетку в оловянную кружку и та жалобно звякнула. Нищенка зашептала слова то ли благодарности, то ли молитвы, то ли чего-то среднего. Вэн достал следующую монету, но расставаться с ней не спешил.

Прошла минута. Нищенка нерешительно подняла голову и тут же опустила её, опасаясь смотреть на незнакомца.

– Девушка. Грязный плащ, рыжие волосы. Её выгнали из храма. Куда она направилась?

Женщина молчала. Вэн достал ещё одну монетку и подбросил обе, прислушавшись к мелодичному звону.

Трясущейся рукой нищенка указала на лоток булошника. Румяный мужчина лет сорока в грязном белом переднике бойко убеждал старушку в свежести хлеба. Вэн бросил нищенке обещанную монету и двинулся к торговцу. Стоило Мастеру отойти от женщины на несколько шагов, как к той подлетел упитанный мужчина и вырвал кружку из её рук. Он что-то выкрикнул и замахнулся. Женщина распласталась на ступенях, прикрывая голову руками. Но удара не последовало, видимо, этому помешал блеск золотых на дне кружки. Вэн равнодушно отвернулся, но через секунду кто-то схватил его за рукав плаща. Перед мастером появился тот самый мужчина.

– Господин так щедр! Может быть, вы желаете ещё что-нибудь? Любые услуги, всё, что угодно. На потном покрасневшем лице застыла услужливая улыбка.

– Исчезни. – коротко бросил Вэн, освобождая руку. Несчастный тут же отскочил в сторону, замер на мгновение, и снова направился к нищенке, на ходу закатывая рукава и выкрикивая что-то про хорошего клиента и ленивую бабу. Мастер не обратил на это никакого внимания. Как только булочник закончил разговаривать с клиенткой, он повернулся к Вэну и едва ли не в ухо тому прокричал "Свежие булочки, ватрушки и калачи. Хлеб ржаной, пшеничный, овсяный и ячменный! Самый вкусный хлеб в Гераклее! Покупай скорее!".

– Я тут кое-кого ищу, – начал Вэн, но булочник прервал его гневным возгласом

– Коли не за хлебом – вали отсюда. Не мешай честным людям зарабатывать на масло!

– Разве может честный человек не помочь другому честному человеку. За доброту воздаётся, не так ли? – Вэн достал из кармана ещё одну серебряную монетку. Обычно он так не разбрасывался деньгами, но поскольку дело было почти завершено, мастеру не хотелось терять время на дипломатические ухищрения.

– Ладно, говори, – милостиво разрешил булочник.

– Девица лет четырнадцати. Рыжие волосы, – Вэну снова не дали закончить.

– Ах, так ты эту дрянь ищешь! Ворюга проклятущий! Такой же, как она! Ну-ка вали отсюда, иначе стражу позову!

Стража определённо была бы здесь лишней. Поэтому Вэн аккуратно ткнул булочника иглой в бок, прерывая словесный поток, и зашептал в ухо.

– Если честного человека вынудить, он может легко превратиться в убийцу. Заткнись и слушай. Девица не в себе, двинутая малость. Её родители, не последние в городе люди, послали меня её отыскать и заодно возместить ущерб тем, кому она навредит. Но поскольку от возмещения ты только что отказался, я могу найти не девочку, а её похитителя. Я получу награду, а ты – виселицу. Богатые шутить не любят, знаешь ли. Так что лучше нам, как честным людям, по дружески поболтать и разойтись в разные стороны. Согласен?

Булочник побледнел и медленно кивнул. Вэн убрал иголку в рукав, но отодвигаться не стал.

– Так что? Ты её видел?

– Видел. Она у меня булку спёрла. Вообще больная! Подошла, говорит "я есть хочу", и булку хвать! А я только товар разложил. Всё свежее, с пылу с жару! Я, естественно, схватил её, подозвал стражу, её и увели.

– Куда увели?

Испуганному торговцу не пришло в голову, что «сыщик», которого наняли живущие в Гераклее богачи, просто обязан знать, куда здесь доставляют преступников.

– В кутузку, куда же. Тут рядом совсем. Там подержат до заката, а потом переведут в крепость. Всё, я ничего больше не знаю, именем Солнцеликого клянусь!

– Ну, если именем Солнцеликого – усмехнулся Вэн. – Как ты понимаешь, богатеям двинутую дочку ни к чему в свет выводить. Так что ты меня не видел, я тебя не видел.

– Конечно-конечно – затрясся булочник. – я никому ни слова не скажу. Молчать буду, как рыбы в воде. Никому, ни словечка, ни полсловечка.

У Вэна не было ни времени, ни желания выслушивать заверения в вечной верности, поэтому он поспешил к арестантской, прихватив с лотка пышный золотистый калач.

«Кутузка» – каменное здание во внутреннем дворе у крепостной стены, оказалась неожиданно маленькой. Либо в Гераклее почти не было преступности, либо преступников здесь просто не ловили.

Двое стражников, стоявших у входа, не обратили на Вэна никакого внимания. Он даже немного расстроился, поскольку испытывал особую любовь к обману городской стражи. Внутри оказалось темно. Несколько лучей полуденного солнца пробивались сквозь узкое зарешеченное окно в стене. В нос ударил запах прелой соломы, мочи и грязи. Стражник, сидящий за деревянным столом, медленно поднял голову и мутными глазами уставился на вошедшего. Часть комнаты терялась в темноте, пока глаза привыкали к отсутствию света, Вэн успел разглядеть только прутья решетки и грязные тряпки за нею.

– Вы… зачем… будете…? – стражник пытался вспомнить официальную форму приветствия, но после второго слова отчаялся. «Интересно, что с этим несчастным сделает капитан стражи, когда увидит его в таком состоянии? Я бы не отказался от этого представления» – подумал Вэн. С его нелюбовью к городской страже могла поспорить только нелюбовь к волшебникам. Не было никаких сомнений в том, что разговаривать со стражником будет сложно. От несчастного не пахло алкоголем, но его зрачки были расширены, руки покрыты красными пятнами, а рубаха пропиталась потом. Симптомы не вызывали сомнений – стражник баловался ласточкиной травой, которую здесь называли подтынник. Обычная, казалось бы, травка с желтыми цветочками. Съел чуток, и в голове туман, на душе легко… И в голову не приходит, что если ни одно животное, кроме пятнистых оленей, эту травку не ест, значит что-то с ней не так. С другой стороны, состояние слуги правопорядка позволяло Вэну беспрепятственно осмотреть темницу, что тот незамедлительно сделал. Стражник в знак протеста попытался встать со стула, но это оказалось ему не по силам.

Стараясь дышать как можно реже, Вэн приблизился к клетке. Грязная тряпка на полу оказалась бродягой, который мирно дремал на вонючей соломе. В дальнем углу, скорчившись, сидел худой парнишка – оборванец. Его босая пятка очерчивала узоры на грязном полу, и пацан был не на шутку увлечён этим. Третьим отказался мужик в мятой шляпе и грязной рубахе, судя по синяку в пол лица, тот либо попал сюда за драку, либо оказал сопротивление при аресте. Заключенный сосредоточенно грыз ногти.

– Эй, ты, – позвал Вэн парнишку, но тот даже не шевельнулся.

– Чего надобно? – драчун выплюнул на пол обкусанный ноготь – Он тебя не услышит. Малахольный. Крыша тю-тю.

– А у тебя с крышей всё в порядке?

– Зависит от того, кто спрашивает, – пивное амбре изо рта арестанта заставило Вэна прикрыть рукой лицо.

– Утром сюда привели девчонку. Среднего роста, рыжая. Где она?

– Девчонку? Помню. Миленькая. А ты ей кто, папаша? – заинтересовавшись, мужик подполз к решетке.

– Где она?

– Я тебе что, справочник? – попытался возмутиться узник, но Вэн одной рукой вцепился ему в шею, а другой направил блестящую иглу в глазное яблоко. Несчастный замер.

– Где она? – повторил мастер.

– Забрали. Фифа какая-то притащилась, со стражником побалакала, и увела девку. Я гляжу, она этому пакетик суёт, а в нём, знамо что – травка. Только они ушли, тот зажевал и отлетел.

– Что за «фифа»?

– Да не знаю я её! Она не в первый раз приходит. Каждый раз как девчонка в камере – она тут как тут. Повеселится, не даст. Я тут частенько…

– Завсегдатая сразу видно, – насмешливо проговорил Вэн – Так что с этой «фифой»?

– Я раньше думал, что она там благотворительница какая, но тут скумекал, чего бы благотворительнице охраннику травку совать? Это всё. Правда всё!

Вэну всё это не понравилось. Очень не понравилось. Он рассчитывал, что Гераклея была выбрана Томасоном случайно. Но стоило девице оказаться тут, как её тут же кто-то прибрал к рукам. С другой стороны – если эта «фифа» действительно и раньше забирала из арестантской девушек, случившееся с Альрауне могло быть совпадением.

Рассчитывать на то, что стражник что-то расскажет, было бессмысленно. Тот, со счастливой улыбкой, обнимал железный кувшин, стоящий на столе, и шептал ему что-то нежное.

Оказавшись на свежем воздухе, Вэн направился к беседующим стражникам.

– Добрый день. Простите, что прерываю вас, но мне нужна некоторая помощь…

Два здоровых детины с мечами на поясах замолчали, и уставились на Вэна.

– Я недавно в городе, планировал тут обосноваться. Низкий уровень преступности, хорошие дороги, прекрасный климат – что ещё нужно человеку для счастья?

– И чего?

– Сегодня утром я был тут неподалёку, и моё внимание привлекла одна дама. Ну, вы знаете, как это бывает…

Стражники загоготали.

– Дело в том, что она выходила из арестантской. Кажется, с ней была какая-то девочка, я не разглядел. И теперь мне просто жизненно необходимо узнать кто она. Я уверен, она была тут не впервые. Вы знаете кто она?

– Ещё бы. Это эта, как её, ну? – говоривший вопросительно уставился на второго стражника. Тот пожал плечами.

– Не помню, как её звать, – продолжил стражник – Мелисса, чтоли? У неё какой-то пансион для девиц. Набирает всякого отребья.

– Но на физиономию-то она ничего – одобрительно прервал его товарищ.

– Это точно. Раз в месяц, кажись, приходит. У них, видимо, с капитаном сговор какой, потому что иначе как бы этих девок из камеры выпускали?

– Не выпускали бы, конечно. Пансионат этот за городом. Из северных ворот прямо, до леска, а там направо и упрёшься.

Охранники снова загоготали, но выяснить что их развеселило на этот раз у мастера не было ни времени, ни желания.

Расшаркавшись, Вэн вернулся на площадь. Поскольку стражники подтвердили, что «фифа» по имени Мелисса, бывает у крепостной стены регулярно, всё это могло быть простым совпадением. Подобная легенда отлично сработала бы для спасения Альрауне, но судя по дневнику, обер-мастер мало задумывался о том, что будем после того как он и девица покинут Ормрон. «Просто стечение обстоятельств» – попытался успокоить себя Вэн, но ему это не удалось.

Подозрения Вэна усилились, когда в ближайшей таверне не оказалось ни одного извозчика, готового за пару золотых доставить мастера к пансиону. Услышав о месте назначения, здоровые, на голову выше мастера мужики, тут же отказывались от щедрого предложения. Возможно, виной всему лес, неподалёку от пансиона. Туда без жизненной необходимости не ходили даже в солнечный день. Кроме этого, особняк, в котором размещался пансион, тоже пользовался в народе дурной славой. Многих удивляло решение леди Мелиссы устроиться в таком месте. Кое-кто считал, что причина этого – повышенное мужское внимание, которым пользовалась Мелисса и многие её девчонки. По всей видимости, увозя их за город, содержательница пансиона пыталась удержать девиц от греха. Но в то же время ходили слухи, что сама хозяйка не менее загадочна, чем дом, в котором она поселилась. Как удалось выяснить мастеру – Мелисса появилась в городе вскоре после войны, и тут же занялась сиротами. Откуда у неё деньги на содержание пансиона и его обитательниц – никто не знал, а Мелисса просвещать кого бы то ни было не спешила. Количество загадок в этом деле не уменьшалось.

Наконец, в третьей по счёту таверне Вэн нашел извозчика, который, после небольшого торга взялся доставить Вэна к пансиону, а затем, вместе с «племянницей» вернуть в город. Судя по внешнему виду извозчика и его кибитки – мастер был последним шансом на заработок, поскольку затруднительно найти желающего ехать несколько часов с пьяным возницей в полуразбитой дорожной повозке.

Предчувствия Вэна не обманули. В дороге от кибитки отвалилось колесо, его починка заняла несколько часов, после чего стало понятно, что до пансиона путники доберутся в лучшем случае на закате. Как только эта мысль дошла до затуманенного алкоголем сознания возницы, тот решил вернуться в город, и только изрядно потоптавшись по жадности пьянчуги отказом платить за неоказанную услугу, Вэн смог убедить извозчика продолжить путь.

Пансион – здание в луканском стиле, производил смешанное впечатление. Массивные тёмные стены и каменный свод делали строение тяжелым, словно вдавленным в землю, в то время как узкие, заострённые к верху арки окон, напоминающие стрелы, тянули здание вверх. Безызвестный архитектор потрудился над тем, чтобы идеально вписать здание в окружающую природу. Создавалось впечатление, что замок не был построен в лесу при помощи каменотесов и плотников, а вызрел внутри леса, как зреют семена тополя или берёзы, поднял тёмную голову, постепенно раздаваясь вширь, раздвигая корни и кроны деревьев. Освещённые лучами заходящего солнца каменные стены покраснели, голые ветки засохшего плюща, обвивающие замок, стали похожи на кровеносные сосуды.

– Ты того, быстрее, – попросил возница, судорожно сглотнув.

– Дождись меня, нас – быстро поправился Вэн, спрыгивая с подножки.

Здание казалось совершенно пустым. Отражения солнца заставляли окна светиться золотым светом, но было заметно, что это наружный свет, а не внутренний. Никто не окрикнул мастера, когда тот подошел к двери и распахнул тяжелые деревянные створки. В доме царила тишина. «Что угодно, но только не пансион» – решил Вэн. Толстый слой пыли на перилах лестницы, диваны, покрытые выцветшей тканью – всё указывало на то, что в этом доме не жили. «Прекрасная леди, о которой никто ничего не знает, раз в месяц наведывается в тюрьму, чтобы забрать оттуда молодую девицу, после чего девицу никто не видит. Сегодня она забрала очередную девочку. Сегодня. В новолуние». Стоило этой мысли придти мастеру в голову, он мысленно выругался на трёх языках. Извечное стремление людей избежать смерти приводит к появлению таких, как Леди Меллисса – Стригоайка – женщина-волшебница, принявшая силу от народа ночи, умершая и перерождённая в новой форме, чтобы жить вечно. И нужно-то для такой жизни только раз в месяц, в новолуние, высосать из молодой девушки немного энергии. Девушка лишится её и умрёт, а Стригоайка будет жить ещё месяц. Вечная молодость в обмен на чью-то жизнь, кто бы отказался? Мастер задумался. Стригоайки – умные, живучие, вёрткие и, самое главное – уже мёртвые создания. Убить такую тварь ещё раз не просто. Очень не просто. Так стоит ли игра свеч? Пять тысяч золотых, признание Моры и возможность, наконец, бросить эту надоевшую работу, купить домик у моря и безбедно жить до конца своих дней, гуляя по бережку и подстригая розы, но высокая вероятность так никогда и не выйти из этого здания, или – гнев Моры, возможное изгнание из Ормрона, но полная безопасность. В конце-концов, с тяжелым вздохом, Вэн обогнул лестницу наверх, прошел через кухню и там нашел маленькую дверь, за которой начиналась лестница в подвал. Нежить отличается странной любовью к земле.

Дождавшись, пока глаза привыкнут к темноте, Вэн начал спуск. Холод от каменных ступеней ощущался даже через подошву сапог. Пахло мокрой глиной и плесенью. Лестница упёрлась в узкий проход, освещённый с одной стороны. Мастер прислушался.

– Красивая. У тебя такие удивительные волосы. Никогда не встречала такого тёмно-рыжего оттенка. Похож на древесную кору… Не бойся, ничего не бойся, я не причиню тебе вреда. – голос звучал мягко и успокаивающе. Он струился, как шелк между пальцев – гладкий, прохладный, чувственный.

– Я не боюсь. Зачем мы пришли сюда? – Видимо, это была Альрауне. Она говорила тихо и медленно, словно пробуя каждый звук на вкус.