Текст книги "Пассажир"

Автор книги: Иммануил Платов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

– Где сбыт? – спросил я

Человек замахал в сторону серых крыш, торчащих из-за цеха, и я ретировался.

Следует сказать, что вместо выпуска танков один из цехов наладил выпуск коммунальных тракторов, за которыми я и приехал. Подходя к отделу сбыта, я с удовольствием увидел ряды новеньких тракторов на их коммерческой площадке и решил, что проблем не будет.

– А, привет, заходи, – по-свойски встретил меня кудрявый мужик в костюме.

– Здравствуйте, Сан Саныч, – также по-свойски ответил я. Сан Саныч был моим заочным телефонным знакомцем.

– Ну что, а тракторов у меня нет, – с порога заявил Сан Саныч.

– Не понял, а на стоянке что?

– Трактора, но генеральный в Москве, коммерческий снят, а пока нового не назначили, прайс-лист некому подписать. Извини, ничем помочь не могу. Ты же понимаешь, мы оборонная структура, у нас все сложно.

Я подумал, что сбытовик набивает цену и начал уговаривать:

– Сан Саныч, ну выручай, у меня сроки! Ты же нас знаешь, мы же нормально всегда работали!

К моему удивлению, всегда готовый продать все что угодно сбытовик, был непреклонен.

– Как только подпишут прайс-лист на этот месяц – приходи, пока никак. Я же даже цену не знаю!

Я еще некоторое время уговаривал Саныча, потом понял, что это бесполезно, встал и пошел звонить в контору.

– Ну, на вторичном рынке поищи, – раздраженно посоветовал Упырь – Их же до хрена всегда было.

– Конечно, думаю, решу вопрос в ближайшее время, – отрапортовал я начальству.

Далее началась засада. Оказывается, на заводе коммерческий директор был снят уже месяц как, а генеральный решал в Москве вопросы мирового масштаба и снизойти до снабжения сбытовиков официальным прайсом не мог. В городе тракторов не было. Единственный обмылок былого изобилия стоял во дворе местного энергосбыта. Строгий юноша в очках и при галстуке долго оформлял мне договор, согласовывал с начальством вексель и явно затягивал дело. По его движениям я понял, что такими достаточно крупными суммами денег он работал впервые и меня опасался. Наконец, трактор оказался в моей власти, я отогнал его на стоянку рядом с гостиницей и начал охоту за остальными. Дичи не было от слова совсем. На вопрос о тракторах продавцы скучнели и быстро сливались в небытие. Мне пришлось остаться в Омске еще на неделю. Правила обычной жизни в командировке не действовали, а вот командировочные кончались. К концу второй недели я запросил денег из центра. Упырь передал через проводницу конверт. Я вскрыл его прямо на перроне и быстро отвернулся, в конверт помимо денег был вложен лист формата А3 на котором заботливый Пуговица, в виде привета с Родины, запечатлел огромный летающий член с крыльями. Быстрым движением я скомкал лист и бросил в урну. Кажется, на перроне никто не обратил внимания на эти художества.

Между тем, вторая, а потом и третья неделя проходили впустую, сроки поджимали и с Родины доходили сначала озабоченные вопросы, потом жесткие требования, потом увещевания и наконец, истерики в связи с отсутствием тракторов. Так, как будто, это я не отпускал их с завода и создал всю эту ситуацию. Такой подход вообще был основным в нашей компании – виноват всегда ты, объективных причин не бывает, а за деньги и дурак купит, ну и прочие лозунги, выращенные в мыслительных центрах Семена Моисеевича и Ко.

Наконец, когда я уже отчаялся добиться чего-либо и собирался с позором возвращаться домой, мне сообщили, что прайс подписан и сбыт начал отпускать технику. Из Центра в Омск был направлен Серега Бочерян. Он привез векселя и радостный сумбур. Встретившись на вокзале, мы тут же двинулись в ресторан. Я чувствовал облегчение, за час до этого Сан Саныч подтвердил, что договор подпишет завтра в обмен на векселя, и что завтра же я смогу получить трактора.

Правда, ситуация осложнялась тем, что следующим днем была предпраздничная пятница, а за ней десять дней майских каникул. Тем не менее Упырь направил пять авто с прицепами и сказал, чтобы без отгруженных машин я в городе не появлялся. Да я и сам понимал, что не отправка завтра была смерти подобна. Тем не менее, завтра – это завтра, но сегодня ничто не останавливало двух мужчин приятной наружности, встретившихся в другом городе, зайти на рюмку чая в одно из мест. Мы просидели в ресторане на центральной улице весь день до вечера. Много раз мы повторяли «еще по двести и пива», а потом заказывали еще. Боча рассказывал свои бесконечные истории, а меня посетило вдохновение, и я продекламировал ресторанную поэму в стихах:

Пива еще, водки еще!

Пива еще, водки еще!

Водки еще, пива еще!

Пива еще, пива и счет!

Потом, шатаясь, мы очутились на вокзале, долго обнимались и наконец, я усадил его в поезд, а сам пошел к такси, прикидывая, что завтра, наверное, умру.

Наступило утро. Я с трудом разлепил веки, перед глазами плавал белесый туман, а в организме росло ощущение отрицания жизни как таковой. Кое-как я встал, сердце внутри совершило несколько беспорядочных прыжков, словно на батуте, а остальные органы затряслись в негодовании. Я залпом выпил остатки газировки из пластиковой бутылки, вышел в коридор к автомату и начал звонить на завод. Надо сказать, что мобильный телефон тогда был еще очень редкой роскошью, так что для связи по делу приходилось использовать городские автоматы. Между тем, дел предстояло очень много.

Во-первых, я помчался в банк – сдать на проверку вексель. Без этого Саныч его не принимал. В банке сказали, что сделают все до двенадцати ноль – ноль. Ок, было десять. Я схватил таксиста– частника и поехал на завод. На заводе в сбыте царила предпраздничная расслабленная атмосфера.

– Да не спеши, – успокоил Сан Саныч – Прайс еще не подписали, может и не будет сегодня ничего.

Я только охнул.

– Как, Сан Саныч, ну сделай что-нибудь, я же векселя уже сдал и машины пригнал!

– Ладно, – снизошел он – Илья, давай договор пока сделаем, а к обеду может, подпишут прайс.

Два часа я просидел на заводе, борясь с приступами похмелья. К двенадцати я снова был в банке, забрал подтвержденные векселя и побежал на завод. Каждый раз от проходной приходилось идти до здания сбыта минут сорок. Я наматывал километры и думал, что если упаду и не встану, то вряд ли меня быстро найдут в этом полузаброшенном музее советской оборонной промышленности.

В сбыте сказали, что прайс пока не подписан, но договор готов и согласован, только цену осталось вставить. Уже лучше. Я позвонил в контору.

– Машины на въезде в город, – сказал Упырь – Встречай!

Я побежал к проходной, срезая через цеха и подныривая под эстакады.

– Можешь не спешить, – крикнул вслед Сан Саныч – Сегодня короткий день, погрузить все равно не успеем! Два часа дня. Проголосовав на проспекте, я дал задание водителю ехать на въезд в город, а сам подумал, что, наверное, нужно выпить грамм сто, иначе – кирдык. Однако, не выпил. Из пяти машин, меня ожидали только три. Как сообщили, еще две остановились пообедать недалеко от города водители.

– Как, блядь!? Вызывайте их по рации! Пусть сами едут к заводу! Быстро!

Я запрыгнул обратно в такси. В зеркалах заднего вида моя колонна медленно выруливала по направлению к заводу. Три часа. Я опять в сбыте. Прайс подписан, но Саныч отказывается грузить. Я почти стою на коленях. Наконец, Саныч (ну до чего прекрасный мужик) дает распоряжение:

– Так Илья, Петрович, дуйте на погрузку, отпустите ему трактора, за сверхурочные будет должен!

Три сорок пять. Мы с машинами на складе. Рабочий день крановщика закончился, и он ушел. Вся команда, водители, стропальщики, менеджеры, стоит перед тракторами в задумчивости.

– Мужики, – обращаюсь я – Обратного пути нет, позади Москва! Как хотите – но грузите! За Родину, за Победу! С меня причитается! Не обижу перед праздниками!

Один из стропальщиков признается, что имеет корочки крановщика, и нехотя лезет в кран, заводит, начинаются манипуляции с погрузкой.

Слава богу!

Четыре пятнадцать.

Время подумать о тракторе, что был куплен в Энергосбыте, и сейчас стоит на стоянке в городе и тоже ждет погрузки. Я снова бегу через громадный завод, вспоминая на ходу, что видел перед заводом базу, где мне могут помочь.

Главный инженер базы вальяжно заявляет:

– Заплатишь мужикам – грузи, но я уезжаю через десять минут.

Пять часов. Меня еле пропускают на закрывшийся завод. Снова путь рысью через промзону. На складе в ряд стоят загруженные машины. Водители получают последние документы. Дело сделано! Почти. Я отпускаю всех кроме одной машины и стропальщика-погрузчика. Договоренность с ним уже есть. Мы снова пересекаем завод, едем на стоянку в городе, заводим трактор и без сигналов и фар, проезжаем колонной по главному проспекту. Я наготове откупаться от гаишников. К счастью наша кавалькада не привлекает внимание властей.

Вот мы на базе. Инженер давно ушел. Сидящие сторожа про погрузку ничего не знают. Еще полчаса уговоров и посулов. Наконец нам позволяют въехать. Эстакада заставлена легковушками, но отступать я не намерен.

– Так, взялись!

Мы руками отодвигаем машины и грузим трактор. Все! Я раздаю помогавшим мужикам деньги на водку, время шесть пятьдесят. Через два часа поезд домой. Я звоню в контору, сообщить радостную новость Упырю.

– Так, Михаил Игоревич уже ушел давно, – сообщает секретарша – Праздники же, все разъехались!

В голосе секретарши спокойствие и безразличие к трудовым подвигам. Я вешаю трубку на рычаг.

– Ну и хрен с вами, – думаю – Зато еще пива успею до поезда попить!

Новое время

К лету, наступивший Миллениум начал приносить плоды. Сначала, ветры перемен, налетев со стороны бывшего губернатора области, зло сорвали Семена Моисеевича с насиженного места. Разразилась короткая шестидневная война, по результатам которой, последний был вычищен с завода, а на самом заводе введена процедура внешнего управления. Отчасти, произошло это по субъективным причинам, из-за безбашенности Семена Моисеевича и его веры в собственное величие, которое не подразумевало правильного оформления собственности, жесткой экономической безопасности и разумной политики по отношению к другим сильным мира сего. Но главное было то, что новое время растущего порядка и вертикали, требовало новых капитанов, выбрасывая на берег задыхающихся хищников и ловцов удачи в мутной воде девяностых. Такой, уже отметавшей свою игру и больше ненужной в расцвете сил рыбиной, стал и Семен Моисеевич. Он еще немного потрепыхался на глазах у любопытствующих инспекторов рыбоохраны, да так и зачах в иле высохшего русла, когда-то полноводной реки. Параллельно со свержением «Короля тяжелого машиностроения» начался и разгон «учредиловки» из заводских фирм-прилипал. Новая администрация перекрывала кислород всем друзьям товарищам бывшего хозяина завода, а значит, Постороннего В. и всех нас ждала незавидная судьба, и нужно было что-то делать.

Незадолго до этих перемен в офисе появился новый сотрудник. Она была стройная и черноглазая, с красивым и немного порочным лицом. Очередной персонаж, вошедший в наши пенаты по чьей-то протекции. «Соска!» – зло охарактеризовал ее Масленица (всех дам, не ответивших ему взаимностью после первого подхода, Масленница не жаловал). Инесса, так ее звали, начала по заданию руководства обзванивать торгпредства, пытаясь очаровать чиновников внешнеэкономического дела и залетных бизнесменов из стран третьего мира, которых те периодически предлагали, и однажды привезла на завод двух арабов из Ирака.

Вообще, мы с Упырем уже давно заметили, что в Ираке нарастала активность, в том числе в сфере закупок техники и оборудования. Это было связано с тем, что Ираку, бывшему под санкциями, позволили, наконец, торговать собственной нефтью для обеспечения нужд населения. Сначала на нефтедоллары разрешили покупать продукты и лекарства, а позднее уже все необходимое в государстве, ведь кроме нефти Ирак ничего не производил. Упырь, даже планировал туда ехать, но Магомеды нас опередили и сами пришли к нашей бутафорской горе. Инесса действовал героически, во время одного из приемов в Посольстве Ирака, она грудью пошла вперед, сумела очаровать восточных мужчин и затащить их на наш завод. Мужчины были толстые и важные. Старшего звали хаджи Мохаммад, он был главой крупного клана, кажется троюродным племянников Саддами Хусейна (по крайней мере, он так сам говорил) владел обширными финиковыми плантациями на Евфрате и прочными связями в иракских правящих кругах. С ним приехал также некто доктор Хуссейн, пронырливый эквилибрист разнообразных подковерных делишек в иракских министерствах и ведомствах. Доктор Хуссейн имел русскую жену Таню, научную степень, полученную в Алма-Ате еще при Союзе и вызывающий зависть талант дельца.

Указанные господа осмотрели завод, полюбовались демонстрацией техники и размерено пообедали в лучшем ресторане города. За обедом, Хуссейн спросил:

– А это что?

– Хрен.

– Убили кого-то, да?– пошутил он и мелко рассмеялся.

После чая, господа пошушукались на арабском, и Хуссейн объявил:

– Мы можем делать вам контракт! Будем работать нормально!

На удивление, через пару дней арабы действительно сбросили пакет тендерных документов и запросили коммерческие предложения на нашу технику.

Месяц после их визита прошел в бесконечных правках документов, брошюр и прайсов, а Посторонним В. благодаря иракским визитерам, наладил отношения с новыми хозяевами завода, наобещав им, что многомиллионные контракты с Ираком уже на подходе.

В один из понедельников раздался звонок, через вой спутниковых помех, с другой части глобуса Хуссейн перекрикивая шум, вызывал нас в Багдад, для подписания бумаг в министерстве.

– Срочно заказывай билеты! – распорядился Упырь – Нужно брать быка за рога!

Я созвонился, с кем следует, и разузнал следующие подробности. Оказывается, благодаря санкциям цивилизованных стран, авиа-перевозки в Ирак были отменены, собственный воздушный флот страны догнивал на земле и добраться до Багдада возможно было прилетев в Иорданию и там, оседлав такси, ехать 950 км до места через пустыню. Услышав про поездку через пустыню, Упырь задумался, а потом сказал:

– Слушай, не думаю, что я там пока нужен. Это же пристрелочный визит. Съездишь один. Назовем тебя заместителем начальника по ВЭД, ты же разведчик, вот и разведаешь обстановку.

Трусость шефа перед необычной поездкой меня немного удивила, ведь в любой другой ситуации, когда пахло деньгами, он проявлял исключительно наглость, цинизм, отвагу и неизменно учил меня отбрасывать интеллигентские предрассудки и рубить бабло. Впрочем, эта трусость приподняла меня на ступеньку выше в конторской иерархии. Приказ о назначении замом, правда, пока без повышения зарплаты, оформили в тот же день, и я собрался в дорогу.

Долетев до Москвы, а потом и до столицы Иордании (благо, визы в Иорданию выдавали прямо на границе), я был пересажен в такси, и мы двинулись в путь. Мы мчались по современной автостраде. Опасения Упыря путешествовать по пустыне оказались напрасными. Окружающие ландшафты не выглядели враждебными. То и дело мелькали заправки, придорожные магазинчики, стоянки и небольшие деревни. Пустыня, желто-серая в основании, была пересыпана черными, вулканическими булыжниками, так, как будто кто-то при помощи граблей, ровным слоем, распределил их по песку. На холмах паслись козы, выгрызая что-то между валунов. Подростки поднимали пыль на импровизированных футбольных полях у деревенских школ. У водителя в магнитоле бренчала бесконечная и одинаковая как пустыня, арабская поп-музыка. Я лежал на заднем сиденье и думал, что вряд ли кто-либо из моих друзей-товарищей, вот так вот находится сейчас в месте, в котором даже не представлял побывать, лежит себе и плюет в потолок. Вдруг, раздался удар, и машина резко съехала на обочину.

Я выскочил, оказывается, мой таксист сбил барана на приличной скорости. Кусок мяса и клок шерсти убитой твари намертво завернулся вокруг буксировочного крюка под бампером. Водитель поковырял его палкой, затем попытался содрать подошвой тапка, а потом плюнул и воскликнул:

– Йелла! То есть, давай, поехали!

В таком людоедском виде прибыли мы на пункт таможенного осмотра. Водитель-убийца долго объяснялся с таможенником, размахивая руками и показывая на меня. Потом нас отпустили, все формальности были пройдены и уже без приключений мы добрались до Багдада. На улице стемнело, когда мы въехали в город и по лабиринту улиц добрались до отеля Аль-Рашид, где каждый постоялец мог попрать ногами изображение Д.Буша старшего на входе. Портрет президента США с искаженной, отвратительной мордой, был изображен в мозаичной форме на полу у дверей. Я прошел по физиономии президента в холл, оформил пребывание и поднялся в номер. На сегодня никаких дел не намечалось, мне сказали отдыхать и никуда не выходить вечером. Ну что ж, я раскрыл тяжелые портьеры и с высоты одиннадцатого этажа обозрел окрестности. За окном расстилался Багдад и черная тропическая ночь.

Собственно, Багдад, к сожалению, не имел ничего общего со сказочными представлениями о нем. На огромной территории элементы городского пейзажа (многоэтажные дома, отели, магазины, культурные заведения) были разбросаны небольшими островками, окруженными бесконечным частным сектором. Багдад – единственное место (из посещенных мною) где просто негде было гулять, ибо через несколько минут ты неизбежно попадал на унылую улицу с бетонными заборами по обеим сторонам. Застройка: 70% частный сектор, 20% улочки из двух, трех этажных домов, 10% дворцы Саддама за высокими заборами, памятники и стелы с изображением Саддама, отели и мосты через Тигр. Следов английских колонизаторов почти не осталось. Несколько вилл в довольно захудалом состоянии да старое кладбище английских солдат.

Одним из факторов, который также заставлял задуматься, куда и зачем я приехал, был кровавый диктатор и враг всего прогрессивного человечества Саддам Хуссейн. В стране действительно был тоталитаризм. Памятники и стелы с изображением Саддама в разных видах и костюмах стояли через квартал, по телевиденью транслировались бесконечные песни о Саддаме (всегда различишь знакомое имя в арабской речи), песни перемежались репортажами в стиле «Саддам посетил собрание женских комитетов», «Саддам на трубном заводе», «Саддам и дети». Все с кем приходилось общаться о «нем» говорили с опаской и без одобрения. Все ждали перемен. Как водиться, желания материализуются.

Однажды, уже по приезду домой, доцент Персиков спросил меня, как там живут простые иракцы под гнетом диктатуры Хуссейна.

– Вы знаете, – ответил я искренне – Неплохо живут, все сыты и работают, вообще никакого страха и несвободы на улицах не заметил. В стране обычная жизнь, все спокойно, никто никого не притесняет, а «он» просто где-то наверху.

Персиков посмотрел с укором и произнес:

– Так вот это и есть описание типичного тоталитарного общества.

Первая ночь в Багдаде прошла спокойно. Утром я сидел в огромном холе отеля на роскошных кожаных диванах и ждал своих иракцев. По холлу размеренно бродили гости, пробегали служащие в белоснежных рубашках, катались тележки с багажом вновь прибывших, а за моей спиной глава Калмыкии Кирсан Илюмжинов давал интервью какому-то местному каналу. До меня донеслось:

– А еще мы решили устроить шахматный турнир между департаментами!

Российские официальные и полу – официальные лица в то время любили заглянуть к Саддаму на предмет того, каким сотрудничеством можно поживиться.

Я перестал прислушиваться к словам шахматиста-губернатора, и посмотрел на часы. Назначенное время давно прошло, но никто не появлялся. Я еще не знал, что в Ираке никто и никогда не приходит во время, особенно, если договорился по важному делу.

Наконец, у входа появилась полная фигура и помахала мне рукой. Это был доктор Хуссейн. Мы сели в белую Тойоту и выехали с территории отеля. Почти сразу замелькали металлические конструкции арки моста, мы пересекли реку Тигр и въехали на одну из улиц. В первых этажах невысоких зданий располагались лавочки и магазины, их владельцы поливали несколько квадратных метров асфальта перед своими заведениями водой из шлангов для свежести и чистоты, за пределами политых зон валялся мусор. Уличные мальчишки-торговцы катили плоские тележки, со свежей рыбой лежащей на кусках льда, и тащили переносные холодильники с водой и колой, редкие пешеходы, стараясь попасть в тень, спешили по делам. На термометре в машине было плюс сорок девять.

Некоторое время мы двигались в плотном потоке, потом свернули на автостраду и город неожиданно кончился, по обочинам росли лишь пыльные пальмы и валялся мусор. Через несколько минут, из-за рощи акаций показались две циклопические руки, растущие прямо из хорошо асфальтированной площади. Руки держали гигантские сабли и образовывали огромную арку, под которой мог бы пройти развернутый полк. Я узнал это место, здесь проводил свои парады Саддам Хуссейн. Потом мы долго ехали по поднятой над землей автостраде с туманным и пыльным Багдадом по сторонам. В душном мареве город был похож на груду обмотанных серой рогожей кубиков, призм и параллелепипедов, сваленных в кучу детсадовцами, которых увели на усталый сончас, а потом и он закончился. Долго мелькали серо-зеленые кусты у обочин, песок и пыль, пыль, и солнце на бледном небе.

Наконец мы въехали в район подконтрольный министерству, «организация», так назвал его доктор Хуссейн. Остановившись у малоприметной будки, похожей на КПП военного городка, мы вышли из машины и в группке таких же визитеров, обошли шлагбаум и попали внутрь. Внутри будка была похожа на нью-йоркскую товарно-сырьевую биржу, так как если бы кто-то вдруг решил бы перенести ее в деревянное помещение станции Нахапетовка, а саму станцию перенести в пустыню. Комната была заполнена галдящими делового вида подлецами. В воздухе висело напряжение как в очереди за дефицитом, который вот-вот начнут выдавать. Стены были обклеены бумагами и объявлениями о результатах тендеров и готовящихся торгах. Торговцы, перекрикиваясь между собой, то и дело посматривали на секретаря, который сидел за стойкой и нехотя вызывал из толпы нужных посетителей. Хуссейн был здесь своим. Как рыба, выпущенная из садка в пруд он ловко проманеврировал к секретарю между толстых спин посетителей, на ходу здороваясь, смеясь и огрызаясь, сунул тому в руку бумажку и что-то прошептал на ухо. Почти сразу нас вызвали. Под недовольный гул мы вошли за стойку и сели ждать в специальной комнате приемов. Хуссейн объяснил, что в само министерство никого не пускают, а общение идет вот так, в комнате встреч. Комната была обшарпана, как впрочем, и все вокруг. Диван и несколько кресел в стиле восточной роскоши, были старыми и потертыми. У красивого стола из массивного темного дерева были обгрызены края и исцарапана столешница. Наша миссия заключалась в том, чтобы проштамповать печатью предприятия тендерный пакет, который люди Хуссейна до этого выкрав пакеты конкурентов, исправили как надо. Ну и с министерскими познакомиться.

– Не бойся, я каталог у конкурентов я порвал еще вчера, и цены их видел – сообщил Хуссейн – Сейчас их с торгов снимут и мы контракт возьмем!

Дверь открылась и в комнату вошла молодая чиновница. До начала разговора, доктор протянул ей тетрадь со стодолларовой купюрой между страниц. Надо сказать, что в то время в Ираке государственный служащий среднего положения получал 9 – 15 долларов США в месяц плюс бесплатный набор продуктов по талонам исходя из количества человек в семье, плюс взятки на сумму, зависящую от собственной позиции и таланта. Взяточничество, или «бакшиш» (что собственно считается подарком, а не взяткой) то, без чего не обходилось ни одно простейшее дело. Пройдешь мимо вахтера – дай и ему копеечку. Так на востоке осуществлялось перераспределение доходов в обществе. Кстати, о деньгах. Самая крупная купюра – 250 динар. На нее можно было купить, скажем, бутылку пепси на улице. Курс обмена к доллару составлял тысяча девятьсот динар за один доллар, соответственно, сто баксов, обменянные на динары, выглядели пугающей кучей денег. Поэтому кошельков никто не носил, деньги (небольшие) носили в карманах, а суммы покрупнее (ну от 100 долларов) – в черных полиэтиленовых пакетах. Идет такой человек по улице с черным пакетом, новичок иностранец может подумать, что там книги ну или пара кирпичей. Ан нет, деньги там.

Получив бакшиш, чиновница заулыбалась Хуссейну, и оба затарахтели по-арабски, изредка поглядывая на меня. Потом, она достала пакет документов и протянула Хуссейну, тот передал мне и я начал шлепать печать на листы.

– Вот, – довольно сказал Хуссейн – Теперь хорошо! И занялся разговором с чиновницей, совсем забыв обо мне, а я просто слушал плавную речь, по интонации догадываясь, что наши дела идут хорошо, что Хуссейну здесь рады, он имеет вес, а значит, дело будет сделано.

– Теперь на обед! – заявил мой компаньон, когда чиновница вышла из комнаты, унося в руках наши бумаги.

Мы приехали в ресторан, где наш обед затянулся и превратился в бесконечное действо, переходящее в ужин, деловую беседу и официальный прием. За столом нас посетили господа из министерства, и другие нужные люди. Основной груз беседы нес Хуссейн, а я лишь по мере возможности вставлял короткие фразы и демонстрировал степенную важность, кроме того, налегал на еду. Обедать на Востоке умеют. Обычный иракец весь день бегает по делам (ну или дремлет дома), перебиваясь крепким кофе и еще более крепким чаем, с сахаром. Сахара насыпают натурально пол стакана. Едят только вечером, но уже основательно, а если с гостями, то катастрофически обильно и долго. Так как я был гостем, то во все последующие дни и приезды меня каждый вечер кормили соответствующе, то есть на убой. Садишься за стол после рабочего дня, полного беготни, ожидания, бесконечных разговоров и снова ожидания, а потом снова беготни между ледяными от кондиционеров помещениями и горячей душной улицей, а на столе: свежие лепешки только из печи, приправы, хумус, соленья, овощи, нарезка мясная, салаты, супы. Конечно, нахватаешься всего этого, а потом появляется очень радушный араб и ласково спрашивает: «Ну а теперь, что кушать будете?» И далее по списку: шашлык из нескольких видов мяса, кебаб из нескольких видов мяса, карп, запеченный в тандыре, курятина вареная и на шампурах, кузи с бобами и бараньей лопаткой, и шурпа, и плов, и все это опять с вкуснейшими лепешками и приправами . А потом чай, а потом сладости. А потом опять чай. Чай по-арабски – «чай» удобно, но после всего этого, чая уже не хочется. И так практически каждый день. К концу экспедиции в Ирак, призыв «на обед» воспринимался уже без энтузиазма. Я даже пытался притворяться больным, симулируя опасные заболевания, но меня снова и снова безжалостно принуждали к обеду. Невежливо отказываться покушать с принимающей стороной.

Последующие дни шли как под копирку. Утром долгое ожидание, затем дорога в «организацию», ожидание там, через два часа сообщение, что сегодня никаких встреч не будет, далее дорога в офис, сидение там практически без дела до самого вечера, и пресловутый обед до ночи. Так продолжалось несколько дней. Все очарование загранкомандировки испарялось и приходило осознание того, что такое желанное многими, рабочее путешествие за границу, на деле тяжелое и зависимое пребывание в незнакомой обстановке с чужими правилами.

В один из вечеров, когда за окном офиса стемнело, и Хуссейн, не обращая на меня внимание, сидел за столом перебирая бумаги в явном нежелании идти домой, мне привиделся короткий сон. Я увидел листья пальм, которые словно широкие зазубренные сабли чернели на фоне синего ночного тропического неба. Сам небосвод был усыпанный гигантскими и древними звездами, а нагромождения старинного города отсекали геометрически правильные зубцы. У стен бродили звероголовые боги, львы ревели в темноте, свистели гиены, и стража глухо била древками копий об земляной пол в проходах ворот. Вечность, скрутила сознание как тяжелую намокшую тряпку, а потом со всплеском бросила в черный омут прошлого. Я захлебнулся и начал тонуть, потом резко открыл глаза.

Хуссейн также сидел за столом, уткнувшись в бумаги. Потом он отвлекся на минуту, вспомнил о моем существовании и спросил:

– Хочешь завтра в Бабиль? Дел все равно нет.

«Бабиль» – Вавилон по-арабски, и я сказал, что конечно хочу. Утром за мной заехал водитель и на раздолбанной машине мы выдвинулись в Вавилон. Дорога через бесчисленные поселки, заваленные мусором и пылью, заняла не больше часа. Мы въехали в оазис финиковых пальм и остановились на стоянке, дальше нужно было идти пешком. Здесь, вблизи Евфрата, было много зелени, серо-желтую пустыню скрывала трава, в кустах и акациях трещали птицы, а бесчисленные каналы поблескивали тяжелой глинистой водой.

Тропинка привела к пункту продажи билетов, где нас пропустили без всякой платы. Туристов все равно не было, кроме того, кассир узнал, что я из России и был крайне обрадован этим обстоятельством.

Через ярко-синие ворота богини Иштар мы вступили в город. Узкая, проложенная, словно на дне колодца тропа, вела между стен из древнего песчаника в лабиринт обплывших строений столицы древнего царства. Стены были испещрены разрушительным временем, в некоторых местах, на углах и перекрестках отчетливо была видна клинопись. Бесконечный лабиринт пустынного цвета стен, казалось, не имел ни выхода, ни входа. Следуя вдавленным много тысяч лет назад знакам, я повернул за угол, и вступил в квадратный зал. Солнце внезапно исчезло, а мой провожатый растворился в мареве жаркого полдня. Зал был закрыт полуразрушенным куполом, тени в углах дрожали и шевелились, и чей-то шепот казалось, шелестел по темным углам:

– Мы знаем тебя, мы тебя знаем…

Я поднял голову, и закружился, следуя вверх, в яркое небо в дырявом куполе, за водоворотом духов всех пустынь и степей, за их призрачными армиями, за леопардами, царями и войнами, за руинами их столиц и шатрами властителей, стертых давным-давно и превратившихся в ковыль и в пыль.

– I lost you – проговорил водитель, появившийся в дверном проеме – Йелла, go. И он показал руками направление. Я пошел за водителем. Мы еще полчаса побродили по улицам с древним асфальтом под ногами, а потом развернулись и пошли в сторону машины. Делать было больше нечего. Вавилон был пуст и мертв, а еще становилось нестерпимо жарко, романтизм обстановки выпаривался из организма и стекал по спине вместе с каплями пота.

В пустыне на жаре устаешь очень быстро, когда мы снова оказались в машине и кондиционер обдул нас своим живительным холодом, я с облегчением вздохнул и подумал, что на сегодня хватит экскурсий, хождений, древностей и фантазий, и что хватит самого Ирака, с его древними и современными идолами, пылью и жарой. Пора было менять климатическую зону, дожди и тяжелое серое небо Родины давно и явно меня ждали. К счастью, через пару дней все дела были закончены, Хуссейн сказал, что через неделю он пришлет подписанный контракт, нашу первую крупную сделку. Я сел в такси и под напутствия Хуссейна, а также в компании с его дальним родственником, которого он подсадил в машину за мой счет, снова пересек пустыню, сел в самолет в чистенькой Иордании и прилетел домой.