Текст книги "Не мой Ромео"
Автор книги: Ильза Мэдден-Миллз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)
Я хватаю свою сумочку вместе с одеждой и шмыгаю в мраморную хозяйскую спальню с зеркалом во всю стену. При виде своего отражения в нем я испускаю жалобный стон. Похоже, меня здорово заездили. И кто? Лживый футболист! Не сказать, что у меня зуб на спортсменов, но я не принадлежу к их типажу. Я не из тех, с кем они развлекаются. Меня влечет скорее к людям интеллектуального склада: к юристам, преподавателям, программистам, на худой конец – к ведущим прогноза погоды.
Я умываю лицо, причесываюсь, кое-как завязываю на голове узел, поспешно одеваюсь (оставшись, ясное дело, без трусов). Уже покидая ванную, спохватываюсь и пишу на зеркале своей вишневой помадой:
Отдавай мои трусики, Джек!
8
Елена
Через пару часов после далеко не такого информативного, как я надеялась, завтрака с Куинном я за стандартные двадцать минут, вцепившись в руль, доезжаю по сороковому шоссе до своего Дейзи. Куинн был готов обсуждать только футбольную карьеру Джека, а о его личной жизни упорно молчал. Тем не менее он мне понравился. Не его вина, что Джек мне наврал.
Я стыжусь ночи любви, не подразумевавшей продолжения. Уверена, водителю в любой встречной машине видна огромная алая буква «А»[2]2
Отсылка к роману Натаниэля Готорна «Алая буква», в котором героиня, совершившая адюльтер, была обязана носить платье с вышитой красной буквой «А».
[Закрыть] на моем лице. Да, я проявила слабость. Напилась джин-тоника и забыла вовремя остановиться.
Хотя, если начистоту, кое-какую роль сыграли его поцелуи.
А также то немаловажное обстоятельство, что он оказался горяч как огонь.
На телефон приходит эсэмэска. Наверное, это Тофер – проверяет, как я. Но я никогда не пишу эсэмэс и даже не отвечаю на звонки, пока веду автомобиль. К тому же утром, еще из пентхауса, я уже отправила ему эсэмэску: жива, еду домой. Телефон никак не успокаивается. Приходится скосить глаза на пассажирское сиденье, где он лежит. Отправитель эсэмэски – «Сексуальный юрист». Я сжимаю челюсти.
Почему я до сих пор не удалила Престона из списка своих контактов?
Бранясь про себя, я покидаю трассу и заезжаю на заправку. Престона следовало бы проигнорировать, но он видел, как я уходила из ресторана с Джеком, и мне любопытна его реакция. Я беру телефон и читаю его сообщения. Первые пришли раньше, но их я пропустила.
«Утром я был у твоего дома, тебя не было».
«Ты провела ночь с ним?»
«Елена, ты сошла с ума? Он нехороший человек».
И последняя: «ПОЗВОНИ МНЕ».
Позвонить ему? Я фыркаю, вспоминая обиду и злость, накопившиеся после потраченных на него месяцев; я воображала, что он меня понимает, но это оказалось заблуждением. Мы познакомились, когда он заявился в библиотеку – в костюме и галстуке, с обаятельной улыбкой на смазливой физиономии. Недавний выпускник юридического факультета, он устроился на работу в дядюшкину фирму. Он не пожалел на беседу со мной целого часа, и я посчитала его теплые карие глаза лучшим, что видела в Дейзи с тех пор, как сюда вернулась. Он ушел с двумя аудиокнигами Стивена Кинга и моим номером телефона, и в городишке быстро начали о нас шептаться. Секс не исключался, но я не торопилась: всему свое время.
И что же?
В городок нагрянула моя сестрица, и все кончилось.
Я меняю его имя на «Юрист-кобель» и еду дальше.
Тейлор Свифт блеет «Тебе бы успокоиться», под ее блеяние я заезжаю на булыжную дорожку перед моим белым домиком в два с половиной этажа на Ист-Мейн. Это строение ста с лишним лет от роду и площадью пять тысяч квадратных футов мне завещала бабушка. Все в нем приходится постоянно подновлять и ремонтировать, включая гараж, где я прячу от любопытных глаз свой автомобиль. Зато деревянный дом полон южного очарования, все так же кокетливо белеет, как сто лет назад, и гордится пряничной башенкой справа. Рядом с кустом азалии блестит железная табличка «Краса Дейзи, 1925 г.». Дом принадлежал трем поколениям моей семьи. Широкую веранду сторожат горделивые колонны, во дворе – магнолии по обеим сторонам. Сам дом охраняют две огромные плакучие ивы. К крыльцу ведет дорожка из серо-голубой брусчатки. Видя все это, я неизменно испытываю радостное чувство, помогающее бороться с тяжестью на душе. В те дни, когда городок особенно настойчиво сводит меня с ума, возвращение домой становится сладостным бальзамом.
Тофер открывает дверь и бежит мне навстречу, прыгая через две ступеньки. На нем узкие джинсы, футболка (на этот раз – с головами участников рок-группы REM), черные кроссовки, он держит на руках извивающегося розового Ромео в связанном мной красном свитере.
– Где ты была? – Он не ждет ответа и продолжает, гневно глядя на Ромео: – Твой Адский Свин сжевал носы у моих винтажных кед. Светло-салатовых, высоких! Представляешь, сколько они стоят?
Я закатываю глаза. Тофер – мой тощий ровесник с буйной белой шевелюрой, выглядящий так, словно только что пришел с калифорнийского пляжа с доской для серфинга под мышкой. На самом деле он наш, южанин, самую малость сумасброд с массой превосходных качеств. Мы познакомились на спектакле в Культурном центре Дейзи, когда я только сюда вернулась. Режиссер поставил «Неверленд», он играл Питера Пена, я – Венди. Вскоре у него истек срок аренды крохотной квартиры, и он переехал ко мне. У меня слишком много места: шесть спален, четыре ванные комнаты, акры чудесных плавных холмов позади дома.
– Кажется, ты принес эти кеды с благотворительной распродажи. Разве они хоть что-нибудь стоят?
Он ухмыляется:
– Неважно, где и сколько я за них заплатил. Светло-салатовый – мой цвет, милая. Он мне очень идет. Адского Свина надо учить послушанию.
Ромео хрюкает и недовольно смотрит на Тофера, но тот не собирается отдавать его мне.
– Какой милый свитерок ты на него натянул! – говорю я.
Он ежится.
– Так холодно же!
Что бы он ни говорил, розовый поросенок ему нравится – пусть совсем немного.
– Ладно, наплевать на кеды! – Он целует меня в обе щеки и озабоченно оглядывает с головы до ног. – Утром пришла эсэмэска от Грега. Он пишет, что простудился, поэтому не ответил, когда ты написала ему вчера вечером, что опаздываешь. Пишет, что сожалеет, что вы не встретились, просит прощения, собирается тебе позвонить, бла-бла-бла-бла-бла-бла. Я огорчен, вы так друг другу подходите!
– Простудился? – Я бы предпочла, чтобы он слег с чем-нибудь посерьезнее.
– Он предлагает договориться снова.
– Нет уж, хватит с меня. Сейчас не время. Я пока что не готова с кем-то встречаться.
Его светло-голубые глаза скользят по моей мятой юбке, по блузке, он с понимающей улыбкой опускает Ромео на землю. Поросенок семенит за нами. Тофер берет меня под руку.
– Забудем про Грега. Но встает вопрос: где ты провела всю ночь? Убеди меня, что ты не оплакивала Престона в каком-нибудь сыром углу.
Я обиженно поджимаю губы и сердито парирую:
– Цитата из тетушки Клары: «Престон – кусок дерьма в чаше для пунша». Правда, я видела его вчера в «Милано», он был с Жизель. Похоже, это модное место встреч в День святого Валентина. У меня было там свидание с другим человеком.
Он показывает мне большим и указательным пальцами, как близок был к тому, чтобы мне напакостить:
– Мне вот столечко не хватило, чтобы позвонить твоей матери, когда ты не вернулась домой.
Я замираю.
– Предатель! Берегись, я зарежу тебя во сне, если ты посмеешь ей намекнуть…
– Чур меня, чур! Я пошутил. Она внушает мне страх. – Тофер ухмыляется. – Так кто же счастливчик?
Чувствуя, что густо краснею, я беру Ромео на руки и чешу его за ушком. Он тычется пятачком мне в ладони и шумно вздыхает – так я трактую этот вид его хрюканья.
– Неважно.
– Подцепила кого-то в баре?
Держи карман шире!
Я перевожу взгляд на заведение Cut‘N’Curl через улицу – салон красоты моей матери и тети Клары. Весь городок ходит туда делать прически и обмениваться свежими сплетнями. На стоянке салона теснота, как всегда по субботам. В десять утра, открывшись, они наверняка обратили внимание, что моя машина отсутствует. Если они спросят, я могу ответить, что ездила по делам. Вот только тетя Клара – моя ближайшая соседка, а мимо ее носа и комар незамеченным не пролетит.
– Туда никто не заходил. Они еще в неведении, – ободряет меня Тофер с хитрым видом. – Но учти, если ты не расскажешь мне, что происходит, мне придется зайти к ним, чтобы подровнять челку, и обмолвиться, что одна библиотекарша не ночевала дома.
Я игриво шлепаю его по руке и вхожу в дом. Меня, правда, покидает напускная дерзость.
Для него я – открытая книга.
– Хватит скрытничать, Елена. Будь собой. Подумаешь, интрижка со случайным мужчиной…
– С чего ты взял?
– У тебя на голове черт знает что, одежда вся мятая и, ко всему прочему, – аппетитно распухшие губы.
– Какое у тебя бурное воображение!
– Просто я знаю, что такое заниматься сексом всю ночь. – Друг улыбается, на загорелом лице сверкают белоснежные зубы. Что с того, что на дворе февраль: он поклонник загара и валяется в шезлонге даже в разгар зимы.
Я кладу сумочку на диван и падаю в выгоревшее синее кресло, кружевное покрывало для которого сшила бабушка. Я никак не соберусь поменять в доме мебель, в основном из-за нехватки денег. К тому же мне нравится старая, она хранит воспоминания.
– Ну, кто это был? Неужели кто-то с сайта знакомств?
– Нет, – бормочу я. – Это был Джек Хоук.
От удивления он разевает рот.
– Тот самый, квотербек «Тигров»? Который любого сломает в два счета? Самый настоящий Джек Хоук?
– Самый настоящий.
Он так светится от восторга, что можно не включать свет.
– Погаси свою улыбку, – ворчу я, растирая себе затылок: только возвращения головной боли мне не хватало! Я опускаю Ромео на пол, сначала он бегает кругами, а потом скрывается в маленькой палатке – своем домике в углу гостиной. Слышно, как он там возится, устраиваясь поудобнее. – Это было ужасно.
– Ты про секс? Черт, а я-то уже грезил о нем наяву…
– Прекрати! – приказываю я. – Я хочу обо всем этом забыть.
– Как же это случилось? – Он садится напротив меня на старый бархатный диван и закидывает ногу на ногу. – Вот как я это вижу: ты сидишь вся такая печальная у стойки, горюешь, что Грег не пришел, глядь – этот горячий качок тут как тут, видит твои черные туфельки и постепенно понимает, что ему очень повезло…
Если бы все было так, я бы, наверное, не мучилась.
– Не совсем так.
– Хватит надо мной издеваться, давай подробности!
Я качаю головой:
– Я сама села к нему за столик.
Тофер наклоняется вперед:
– Значит, ты его подцепила? Вот это да! Предвкушаю захватывающий рассказ. Колись, Елена!
– Какой ты надоедливый!
– А вот и нет.
– А вот и да.
– Ладно, возможно, не без некоторой склонности надоедать. Зато я позаботился о свине…
– Его зовут Ромео.
– Неважно. Выкладывай, Елена, умоляю! Сама знаешь, после того, как мы с Мэттом расстались, чужая любовная жизнь – главная пища для моей души.
Я вздыхаю. Он старается не вспоминать Мэтта. Мне понятно, что его тревожит: он переживает за меня с тех пор, как Престон ушел к Жизель.
– Ладно, слушай. Я села за столик к Джеку, потому что приняла его за Грега. На нем тоже была синяя рубашка, он был один, хмурый. Сам знаешь, я не смотрю футбол. Дейзи – такой маленький городок, что у нас даже команды своей нет. А у меня нет телевизора. – От смущения я закрываю ладонями лицо. – Обхохочешься! Казалось бы, я должна была его узнать, видела же я трансляцию матча где-нибудь в баре… Его лицо показалось мне знакомым, но это только укрепило меня в мысли, что он – Грег, синоптик из телевизора…
Тофер покатывается со смеху.
– Ты переспала с самым сексуальным, самым распущенным обормотом во всем Нэшвилле! Ты что, не догадываешься, что его всю жизнь преследуют женщины? Говорят, Джек из-за этого нанял охрану. – Он хватает со столика свой блокнот. – Надо это записать. Я вставлю этот эпизод в свой Великий Американский Роман…
– Так себе идея, – бормочу я, вспомнив про соглашение о неразглашении, потом вскакиваю и принимаюсь расхаживать взад-вперед. Тофер провожает меня глазами и хмурится.
– Собираешься снова с ним увидеться?
– Нет, повторения не будет.
Он с унылым видом откидывается на диванные подушки.
– Тебе хоть понравилось? Что там у него ниже пояса? Пропорционально размаху плеч?
У меня вспыхивают щеки и зудит все тело от воспоминания об оргазмах минувшей ночи. По этой части ему и вправду нет равных. Первый раз – на кухне, когда он стоял на коленях; второй раз – на полу в спальне, когда он был сзади; ну и в третий раз, когда мы, наконец, добрались до постели…
Я набираю в легкие воздух и не тороплюсь выдыхать.
– Лицо у тебя сейчас краснее стоп-сигнала, – зубоскалит Тофер.
– Хуже всего то, что Джек скрыл от меня, кто он на самом деле, и смылся до того, как я проснулась.
Он морщится, захлопывает блокнот.
– О-па! Эта информация не для дневника. Каков подлец!
Я тяжело дышу, опять вспоминая, как позорно принимала Джека за Грега.
– Он обмолвился о блоге, я решила, что он видел мои эскизы, а на самом деле он принял меня за блогершу, которых не счесть… – Я морщу лоб. – Что ему стоило сказать, что я обозналась? Зачем было это скрывать?
Друг пожимает плечами и игриво поднимает брови.
– Ты была в своем развратном наряде?
– В том, что с единорогом.
Он присвистывает.
– Как мило!
– Он присвоил мои трусики.
– А вот это никуда не годится. Их надо вернуть.
Тофер знает, как для меня важна моя работа и как я обожаю придумывать и шить разные вещички, которые хотела бы надеть сама. Мои изделия – полная противоположность плохо сидящему, безразмерному ширпотребу с прилавков. Я создаю уникальное белье, от которого глаз не оторвешь, – причудливое, сексуальное. Оно предназначено для дерзких женщин с хорошей фигурой.
Неодобрение на лице Тофера превращается в скорб– ную гримасу, причем скорбь усугубляется на глазах. Он встает и, волоча ноги, приближается ко мне.
– Знаешь, детка, у меня есть для тебя другие новости. Лучше ты узнаешь их от меня, чем еще от кого-нибудь.
– Умоляю, подтверди, что мама и тетя Клара ни при чем! – прошу я со стоном. – Вечно они за мной подглядывают, мне даже приходится запирать комнату, где я шью.
Он качает головой, его длинные волосы красиво взлетают в воздух.
– Не томи, выкладывай!
– Я только что заглянул в Cut‘N’Curl за баночкой Sun Drop. Сама знаешь, они получают его напрямую от производителя. Там была Жизель… – Он затихает, и мне становится нехорошо.
– Она видела меня с Джеком!
Тофер наблюдает за моей реакцией.
– Она ни слова не сказала про тебя и Джека…
– Но?..
Он гримасничает, тяжело вздыхает, смотрит нежно:
– Она хвасталась колечком. Крутила его на пальце, совала всем под нос. Мне так жаль!
Мое сердце придавливает тяжеленным куском свинца, я силюсь его сбросить, извлечь из груди и отправить куда подальше. Мне нечем дышать.
– Колечко, говоришь?
Он садится на подлокотник кресла.
– Вчера вечером Престон сделал ей предложение. Кольцо он спрятал в чизкейке. Власть стереотипов! Тоска, а не праздник.
Я ломаю руки. Конечно, я знала, что это произойдет. Воскресные обеды, когда мне приходилось сидеть напротив них, буквально вопили: «Готовься! Жизель глаз не может от него отвести. Втюрилась по уши».
Невольно вспоминаю, как она объявилась на моей вечеринке на День независимости и впервые его увидела. Раньше она жила в Мемфисе и все полгода, что я встречалась с Престоном, умудрялась с ним не пересекаться. Она – высокая длинноногая блондинка, на три года младше меня, в придачу красотка: личико в форме сердечка, младенчески голубые глаза.
Помню чувство слабости в ногах, когда я их знакомила, помню, как засияли у нее глаза, когда он энергично тряхнул ее руку.
Я не замечаю, как Тофер исчезает на кухне и возвращается с бурбоном для меня.
– По-моему, сейчас тебе полезно хлебнуть дорогого напитка.
Я делаю маленький глоток.
– Бабушкино сокровище, двадцатилетняя выдержка. Если снова начать пить, то, конечно, только это.
– Она бы не возражала. Бабуля была бунтарка, прямо как ты.
Я плюхаюсь в кресло. Меня валит с ног усталость. Сейчас я кто угодно, только не бунтарка.
– Я уже это говорил, но повторю: Престон тебе не подходил. Он – надутый козел с кочергой в заднице. Это ж надо было отыскать мужика, не способного разглядеть ни тебя, ни всего того, что ты делаешь для… даже для уродливого свина!
Ромео высовывает голову из своей палатки и зыркает на Тофера. Его взгляд говорит: «Знаю-знаю, что ты обо мне сказал!»
– Он умница, чтоб ты знал!
Когда его бросили год назад на стоянке косметического салона, он был при смерти, бледная морщинистая кожа да кости, такой худенький, слабенький, едва дышал. Я вся в слезах принесла его к ветеринару. Всю дорогу молилась, чтобы малыш выжил, и клялась взять его под опеку.
Тофер берет Ромео на руки и ласково его похлопывает.
– Ладно, он неплох. Хотя, конечно, когда у него пучит животик – то еще удовольствие… Вчера, когда он носился по дому, искал тебя, я над ним сжалился и взял к себе в постель, пожертвовав своим бесценным бельем!
– Искупать его не забыл?
– Не забыл. Адские хрюшки любят устраивать бардак. Воды было! Вдобавок он сжевал резиновую уточку.
Я выдавливаю улыбку, хотя мне не до веселья.
– Серьезно, Елена, Престон не видит свою женщину. Он не обращал внимания на все твои замечательные таланты.
– Прекрати. – Я изнуренно растягиваю губы.
Он дружески меня обнимает.
– Выше голову! Надень что-нибудь удобное, поваляемся в моей постели наверху, почитаем… Потом я поведу тебя проветриться. Тебе полезно выпить, старушка.
– Я всего на полгода старше тебя. Перестань, никуда я не пойду. Мне просто хочется спрятаться в свою скорлупу. Я останусь дома.
Еще можно заняться шитьем, если я всерьез намерена установить контакты с компанией нижнего белья.
Он морщится.
– Не вздумай! Сегодня у Майкла день рождения, забыла, что ли?
Точно, совсем забыла! Майкл – один из нэшвиллских друзей Тофера, время от времени проводящий с нами время. Он – натурал, но они с Тофером не разлей вода еще со школьных времен.
Тофер косится на меня – продолжает отслеживать мою реакцию на помолвку Престона. Я не подаю вида, что мне больно.
Я вздыхаю. Может, мне и впрямь полезно развеяться, натанцеваться до одури.
– В ночные клубы я вечно заваливаюсь черт знает в чем.
Он проникновенно прижимает руки к груди.
– Доставь мне удовольствие, дай подобрать тебе наряд.
Он редко выглядит настолько оживленным.
– Мне знакомо это твое выражение лица. Намечается одна из ваших тематических встреч?
Он утвердительно кивает.
– Вчера мы с Майклом обо всем договорились. Тема – фильм «Бриолин». Я – Джон Траволта, ты – Оливия Ньютон-Джон.
Он довольно потирает руки, весь в предвкушении.
– Не надо! – взываю я. – Не хочу маскарада!
– Крепись, Елена Мишель! Я позаботился о твоем копытном любимце, а ты теперь изволь сыграть роль на нашей вечеринке. За тобой должок.
– Перестань называть меня двумя именами! Ты мне не мать.
Но он уже паясничает на ступеньках полированной лестницы из вишневого дерева в холле.
– Полюбуйся на меня, я – Сандра Ди, мне осточертела моя девственность… – Добравшись до верхней ступеньки, он кричит: – Позже я потребую от тебя деталей о Джеке Хоуке и его сексуальном мастерстве. Ты скомкала подробности.
– Больше не собираюсь с ним видеться, поэтому они неважны.
– Злобная карга!
Он исчезает в своей комнате, а я хватаю Ромео, вылезшего из своей палатки, и звонко его чмокаю. Все, что относится к прошлой ночи, включая новость о помолвке, лежит на моих плечах как тяжелая дождевая туча. Я уныло вздыхаю.
– Что мне делать, Ромео?
Ромео, глядя на меня, потешно гримасничает.
– Я переспала со знаменитым футболистом, – сообщаю я поросенку. – Он спер мои трусы. Мало того, Престон и Жизель женятся, а я… – Я всхлипываю. – Мне полагается за них радоваться. Ну, что ты обо всем этом думаешь? – Я вопросительно смотрю на него.
У вас серьезные проблемы, леди, отвечают его глазки.
9
Джек
– Стервятники кружат…
Я оглядываюсь на Лоренса, пробормотавшего эти слова. Мы проталкиваемся сквозь толпу операторов и репортеров, набившихся в зал для пресс-конференций. Перед каждым креслом вдоль длинного стола выставили целый ряд микрофонов. При нашем появлении толпа расступается. Я смотрю прямо перед собой. После разговора в раздевалке я слегка взбодрился и уже питаю некоторую надежду, что справлюсь со всей этой сворой.
Я сажусь в центре стола. Справа от меня усаживается тренер, слева – Лоренс.
Вбегает Девон и, глядя на меня, поднимает кулак – мол, крепись.
– Долой страх! Здесь моя любимица. – Он манит к себе смазливую репортершу. – Рад вас видеть. Позвоните мне, когда будет минутка.
Она краснеет. Уже неплохо.
– Девон, – шепчу я, – ты мог бы не приходить. Но ты опоздал и привлек всеобщее внимание. Все смотрят на тебя. – Я изображаю уверенность, которой нет в помине. Собственно, я всю жизнь только этим и занимаюсь.
– Главное – хороший план. – Он приподнимает брови, широко улыбается, проводит ладонями по торчащим во все стороны идеально уложенным рыжим волосам. – К тому же я отлично смотрюсь в кадре.
Девон садится в дальнем конце, устраивается поудобнее и обводит комнату ленивым взглядом, подмигивая каждому, кто не отводит глаз.
Лоренс наклоняется к нему и шипит так громко, что слышно даже мне:
– Немедленно уймись, не то будешь платить мне за исправление твоего имиджа.
– Нэшвилл меня любит, Лоренс, – весело отвечает Девон. – Не бойся, я не умею ошибаться.
– Дай болельщикам время. Они непостоянны.
Тренер занимает место спикера и смело смотрит в объективы.
– Спасибо, что пришли. Знаю, вам не терпится узнать последние новости о команде. – Он косится на меня.
Я уже устал стискивать челюсти, изображая спокойную решимость.
– Первым делом – ответ на первый вопрос, который, как я знаю, вы хотите задать. Результат анализа крови Джека Хоука готов. На момент несчастного случая в ней не было ни алкоголя, ни наркотиков. Нет никаких причин исключать его из команды. Правда в том, что все мы стеной стоим за Джека. Мы его поддерживаем. Он был и остается лидером «Тигров». – Долгая пауза. – А теперь вопросы. Если они есть, Джек готов на них ответить. Уверен, вы знаете, что он годами не отвечал на вопросы репортеров, но сегодня он согласился нарушить молчание.
У меня так колотится сердце, что его удары слышны, наверное, каждому в этой комнате.
Внезапно в комнате появляется Эйден. Прислонившись спиной к стене, он отыскивает глазами человека из Adidas. Все ясно, Джек Хоук – больше не лицо Adidas. То, что они от меня отвернулись, не должно удивлять: с момента выхода книги Софии я этого ждал. Полагаю, события этой недели стали просто вишенкой на торте.
Дверь снова открывается, и я вздрагиваю. В инвалидном кресле въезжает Тимми Кейн, тот мальчишка, которого я сбил; одна рука у него в гипсе. За спиной у него маячит мамаша. Они замирают рядом с Эйденом.
Ему-то что здесь делать? Он еще ребенок.
В следующее мгновение я обо всем забываю: ко мне кидаются репортеры, камеры наведены на меня как стволы.
– Джек, вам предъявлено обвинение в причинении вреда по неосторожности?
– Джек, вы знаете, что сбитому вами мальчику всего десять лет?
Наверное, они еще не заметили, что он здесь.
– Джек, вам известно, что болельщики запустили петицию с целью исключения вас из команды?
– Джек, это правда, что София Блейн пишет о вас статью для Cosmopolitan? Она утверждает, что вы заставили ее сделать аборт.
Ни к чему я ее не принуждал! У меня пересохло во рту, голова идет кругом.
– Джек, почему вы не даете интервью?
Голоса сливаются в один, крику все больше, толпа пожирает меня глазами, я сижу весь мокрый. Стискивая под столом руки, я молюсь, чтобы никто не заметил, что меня тошнит. Все силы уходят на то, чтобы сохранить спокойное выражение лица. Ни на что не реагируй. Говори тихо. Спокойствие – твое спасение.
Всех опережает парень в джинсах, с бейджем канала ESPN на груди. Узнаю его: это Джон, ведущий популярного ток-шоу, крупная медийная величина.
– Джек, можете точно сказать, что случилось?
Я киваю, но голоса нет. Я делаю свою дыхательную гимнастику: четыре коротких вдоха, один глубокий – и длинный выдох.
– Эй, лови! – доносится издали голос Девона. Он стоя держит футбольный мяч – я не видел, что он его притащил.
Включается автопилот, я вскакиваю и инстинктивно ловлю мяч.
– Когда мяч у тебя, ты не можешь молчать. Ты всегда говоришь нам, как действовать. – Он ухмыляется, я отвечаю тем же. Не скрою, держа в руках кожаный мяч, я обретаю желанное спокойствие. Это – мое, я дома.
Он понимающе кивает и садится, сутуля спину.
Я стою лицом к моим недругам – и к мальчишке, которого покалечил, – держа в руках то, что мне дороже всего.
Придется тебе им ответить.
Твоя задача – вправить им мозги.
В комнате жара, с горящим лицом я поворачиваюсь к репортерам.
Все затаили дыхание и ждут; некоторые уже строчат в своих блокнотах – не иначе, фиксируют свои удачные мысли на тему того, какой я идиот. Им невдомек, как мне тяжело, как страшно стоять вот так перед незнакомыми людьми.
Стискивая мяч, я откашливаюсь. Вся комната замирает в ожидании.
– Спасибо, что пришли.
Ничего не могу поделать со своим низким голосом, стараюсь только смягчить сварливый тон.
Вижу, Девон показывает мне язык, и усмехаюсь. Это помогает!
Набираю в легкие воздух и иду к подиуму.
Выше голову, Джек. Что с того, что ты наделал ошибок на первых шагах своей карьеры? Зато ты отдал этому городу лучшие годы своей жизни. Я стараюсь унять волнение, расплести комок нервов в груди, посадить их на цепь.
– Случившееся три дня назад было несчастным случаем, – начинаю я. – Я уезжал со стадиона после тренировки, двигался задним ходом со своего парковочного места и, не заметив мальчика на самокате, толкнул его бампером. Результат – перелом руки и растяжение лодыжки. Врачи говорят, что он идет на поправку. – Я говорю все резче. – Правда в том, что в этой истории нет ничего выдающегося. Аварии происходят ежедневно, в этой, к счастью, обошлось без серьезных травм. Я благодарен за это судьбе и намерен не терять контакта с Тимми и с его семьей.
Некоторые удивлены моим ответом. Если не считать пятисекундного интервью на поле, когда адреналин помогает сладить с поднесенным к моему лицу микрофоном, то это – максимум моего красноречия за все время выступления за команду. Тренер, зная этот мой пунктик, позволяет мне помалкивать на пресс-конференциях после матчей и самостоятельно разбирает игру.
В бой кидается один из репортеров:
– Вы сбили его из-за невнимательности? Некоторые свидетели утверждают, что вы в это время говорили по телефону.
Я поджимаю губы. Какие еще свидетели? Там не было ни души.
– Вы в курсе, что Тимми предложили деньги за рассказ об этом происшествии? Говорят, вы кричали на него, отказывались вызывать «Скорую»…
– Дайте я отвечу, – раздается слабый голосок, и все поворачиваются к Тимми. Мать толкает вперед его инвалидное кресло, репортеры уступают им дорогу.
Проклятье!
Я протискиваюсь к ним. Какой-то репортер сует мне в лицо микрофон.
– Вы знали, что он будет здесь сегодня, Джек?
– Нет! – отмахиваюсь я.
Лоренс зовет меня обратно, но меня уже не остановить: нельзя допустить, чтобы подлая свора затравила мальчишку!
Пробившись к нему, я бросаю мяч. Он ловит его, я кладу руку на его худое плечико. Он совсем тощий, волосы коротко подстрижены, на носу очки. Одет в ярко-желтую футболку «Тигров» с номером 1 (моим), смотрит на меня во все глаза.
– Слушай, дружок, ты не обязан что-то отвечать. С репортерами лучше не связываться.
Он хмурится.
– Знаю, ты не велел мне приезжать, но мама сказала, что привезет меня. Мне трудно отказать, когда я принимаюсь ныть.
Я смотрю на Лауру. Та с улыбкой пожимает плечами.
– Всю ночь клянчил! Боюсь, он три дня подряд только и делал, что смотрел матчи по ESPN. Он тревожился за вас, особенно когда услышал, что вас обвиняют в пьяной езде.
С какой стати мне быть пьяным при отъезде со стадиона? Никто об этом не спрашивает, им лишь бы посудачить.
Нас теснят репортеры, я останавливаю их свирепым взглядом:
– Назад! Он всего лишь ребенок!
Впрочем, Тимми купается во внимании, он уже болтает с Джоном из ESPN, каким-то образом оказавшимся по другую сторону инвалидного кресла.
– Тимми, расскажи, как все было. – Тот тычет микрофоном в детское личико.
Тимми окидывает Джона взглядом, его подбородок торчит как острие копья.
– Я расскажу. Мистер Хоук на меня не кричал, тот, кто это говорит, – лгун. Он сразу вызвал «Скорую» и даже поехал на ней со мной, потому что мама еще не знала, где я. Я приехал в Нэшвилл на автобусе, взял в аренду самокат, обдурил охрану и заехал на стоянку стадиона.
– Ты заядлый болельщик «Тигров»? – спрашивает его Джон, зло косясь на меня. – Сейчас многие не хотят за них болеть.
Я скрежещу зубами. Тимми кивает.
– Джек сидел со мной, пока мне вправляли перелом и накладывали гипс. Он ушел только ночью. И не собираюсь я продавать никакую историю, потому что продавать нечего. – Он укоряет репортеров взглядом, и я не могу удержаться от гордой улыбки.
Правда, часть меня подозревает, что его мать рассчитывала на большее. Трудно было не заметить, что эта семья не слишком процветает. Одеты чисто, но бедненько, квартирка в Дейзи…
Дейзи?
Я замираю, осознав связь, но Тимми продолжает говорить, и я переношу все внимание на него.
– Мистер Хоук – мой любимый игрок «Тигров», я подкарауливал его у стадиона, думал увидеть. В школе меня задирают, мне это надоело, в тот день я решил прогулять школу, чтобы посмотреть на него. Я ждал, когда он выйдет. – Он грустнеет. – Сам виноват…
– Ты не виноват, не говори так! – не выдерживаю я. – Я должен был удостовериться, что позади машины никого нет.
– Насколько серьезно ты пострадал, Тимми? – спрашивает кто-то. В меня как стрела втыкается язвительный взгляд.
На этом поле мне не выиграть.
– Ничего серьезного, в понедельник пойду в школу. – Тимми улыбается. – В кресле хорошо, но на самом деле оно мне не нужно. Мама не согласна, она говорит, что в нем я, по крайней мере, не ерзаю. – Снова улыбка. – Со мной трудно сладить…
– Зачем ты сюда приехал, Тимми? – спрашивает мальчишку Джон, поглядывая на меня. – Может, тебе дали денег?
Я закипаю. Он это серьезно? Наверное, выражение моего лица выдает мои мысли, потому что Джон бледнеет.
– Я хочу поддержать мою любимую команду и моего любимого игрока. Все, что вы о нем рассказываете, – неправда. Он оплатил мои больничные счета, и он… он…
– Что? – подгоняет его Джон.
Тимми кусает губы и взглядом просит у меня прощения.
– Завтра утром он приедет в Дейзи, чтобы со мной позавтракать, а еще… еще он побудет со мной.
Какого черта?
Все взгляды прикованы ко мне. Я смотрю на Лоренса, который вместе с Девоном сместился в мою сторону. Девон смеется, в башке у Лоренса – я это ясно вижу – вращаются шестерни.
Они оба знают, что я не давал на все это согласия…
– Он придет ко мне в школу и расскажет, что значит быть знаменитым квотербеком.
