Текст книги "Отчаяние"

Автор книги: Ильяс Есенберлин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)

– Что… кто это там?! – спросила она шепотом.

– Это голоса тех самых хищных птиц из ада … – сказал хан. – Когда замужняя женщина входит в эту дверь, они своим карканьем возвещают, сколько она совершила грехов перед мужем… Заходи если хочешь!..

Абулхаир прекрасно знал, что за дверью, в полуразрушенном дворце, гнездятся бурые коршуны. Они-то и хохочут так отвратительно. Но выросшая на севере токал никогда не слышала их крика.

А Нурбике стиснула кулаки и метнула быстрый взгляд на мужа. «Если Бог на небесах и занимался тем, что подсчитывал мои грехи, то он найдет и другие пути сообщить об этом мужу! – подумала она. – Зайду, а там что будет!» И с печальной, укоризненной улыбкой красавица повернулась к хану:

– Разве не известна моему повелителю-хану скромность и покорность его верной жены?.. Что же, открывайте эту святую дверь. Бог – он видит и слышит лучше всех!..

С тех пор хан Абулхаир был наверху блаженства. И теперь за обедом, он не обращал никакого внимания на поведение своей жены. А красавица Нурбике была в ярости. Никогда еще не оставались равнодушными при виде ее мужчины. И вот один из них уже дважды не обратил на нее внимания: один раз – много лет назад, и второй раз – сегодня. Все лицо ее и особенно глаза сияли чистотой, добротой и беззаботной радостью. Мягкими, ласковыми движениями взбалтывала она и разливала гостям кумыс…

Мужчины ели душистое, тающее во рту мясо годовалого, вскормленного молоком жеребенка, говорили про охоту с беркутом, про лошадей. Когда, сказав нужные по обычаю слова, они поднялись и степенно пошли обратно в срединную юрту, острый взгляд токал приметил чакчу на том месте, где сидел Барак-султан. Глаза ее зажглись радостью, и она приняла непринужденную позу, выставив из-под шелков свое полное колено.

* * *

Когда пришли в главную юрту, султан Барак вдруг вспомнил, что оставил свою чакчу в гостиной юрте. Он пошел за ней и по дороге, очевидно, где-то задержался. Когда он вернулся, Абулхаир удивленно посмотрел на его свирепое лицо и уловил чуть заметную недобрую улыбку у края губ. Настроение хана почему-то сразу испортилось. Но если бы ему сказали что-нибудь плохое о младшей жене, он бы опять не поверил.

Абулхаир теперь говорил размеренно и спокойно:

– С тех пор как по зрелом размышлении мы решили присоединиться к Российской империи, у меня появилось немало врагов. Я думаю, что эти люди так или иначе были моими врагами, а наше решение – только повод обвинить меня. Не было бы этого решения, они нашли бы что-нибудь другое… Что и говорить, присоединение к более сильному есть подчинение. А подчинение всегда подчинение, и в нем мало приятного. Но выбирать не приходится…

И тут вдруг заговорил молчавший до сих пор Серен-Доржи. Голос у него оказался неожиданно тонким и высоким, как у женщины. Он путал слова и брызгал слюной.

– Почему говоришь, казахский хан, что нет выбора?! – Он яростно задвигал нижней частью тела, как бы желая растереть в порошок шелковую подушку. – Всех сильных возьмем к себе на службу. Тебя, батыр, и тебя, батыр.

Хан Абулхаир перехватил взгляд Богембай-батыра. Тот смотрел на нойона с ненавистью и отвращением.

А как же казахская земля, славный нойон? – спросил хан, специально вызывая джунгарина на откровенность. – Куда же денутся наши кочевья? От наших пастбищ и половины уже не осталось!..

– Так я же сказал, что сильных батыров возьмем на службу, – пояснил нойон? – А слабых зачем оставлять? Кому они нужны? Пусть умирают!..

Ну, ладно… – Хан Абулхаир помолчал. – Скажи, нойон, а ты видел, как стреляют большие русские пушки?..

– О, нам богдыхан даст много пушек… – вскричал нойон. – Тысячу пушек даст.

Барак-султан исподлобья посмотрел на своего родственника. Род найманов, к которому относился султан, был самым близким соседом джунгар и первым всегда отражал их набеги. Однако такое близкое соседство с врагом невольно приводит к более тесным связям. Особенно часто это случается между двумя кочевыми народами. Воинственные найманы сплошь и рядом роднились с джунгарами и нередко участвовали в их междоусобной борьбе. При этом джунгары особо выделяли среди казахов касту тюре – чингизидов, за которых с большой охотой выдавали своих дочерей или женились на их женщинах. Но когда дело доходило до войны, то те же найманы были в первых рядах защитников страны казахов. Немало славных батыров, отражавших джунгарское нашествие, вышло из их рода. К ним, например, относился воспетый в народных сказаниях батыр Кабанбай…

– Не упоминай о шуршутах… – мрачно заметил Барак-султан. – Уж чем твои шуршуты со своими пушками, так вправду лучше орысы!

– Я просил у русской царицы построить город при Жаике и Ори… – продолжал хан Абулхаир прерванную нойоном речь. – И это верно, что русская крепость на Ори выгодна мне, хану Младшего жуза. Опираясь на нее, я смогу наконец объединить казахов…

Но есть ведь главный хан трех жузов – Абильмамбет, – возразил Барак-султан. – Ему бы решать такие вопросы!

Хан Абулхаир не ответил на это, но и сам Барак-султан понял, что сказал не то. Вряд ли обладал хан Абильмамбет какой-то реальной властью.

– Да, я хочу объединить казахов, и только тогда кто-то будет считаться с нами!.. – не меняя тона, говорил Абулхаир. – И разве не слышал ты слова батыра Богембая о рыбе? Люди хотят того же!..

Серен-Доржи гневно запыхтел, но, когда заговорил, тон его был другим:

У нас, джунгар, говорят: «Еж дружит с кротом, пока тот не пустит его в свою нору, а там уже распускает колючки».

Не о шуршутском ли еже и джунгарском кроте говоришь, нойон? – спросил Тайман-батыр.

– Да, нойон Серен-Доржи, какие беды придут от русских городов, мы еще не знаем… – Хан качнул головой. – А вот джунгарский аркан нам уже хорошо знаком. А еще хуже его – шуршутское коварство. Вы-то это лучше нас знаете!

– Так и скажу про такое решение, хан Абулхаир, великому контайчи, – пригрозил Серен-Доржи. – Пусть все наши тумены придут к тебе в Иргиз!

– Да, давно я не видел в чистом поле кровавый лик Галден-Церена!..

– Скоро увидишь, хан… В последний миг твоей жизни!

Джунгарский нойон встал и, отвесив легкий поклон, вышел. Поднялся и Барак.

– Задержись на минутку, Барак-султан! – Хан Абулхаир указал на подушку, и султан снова присел. – Как я уже сказал, едет царский человек Тевкелев. Разумеется, он едет неспроста. Скорее всего он теперь действительно потребует от нас подчинения, с присягой и нашим участием в разных делах царства. Как ответим Тевкелеву?

– А ты что думаешь ответить? – мрачно спросил Барак-султан.

– Я решил это еще пять лет назад.

– И я тогда же решил наоборот!

– Стало быть, обкорнаем хвосты коней?

Подрезать хвосты коней означало положить конец дружбе. Они раньше-то не очень дружили – хан Абулхаир и Барак-султан, но речь теперь шла о более серьезных вещах, чем личные отношения. Кочевья найманов были слишком близко в Джунгарии, чтобы можно было легкомысленно отнестись к такому вопросу…

– Как тебе будет угодно, хан Абулхаир!..

* * *

Тяжкая тишина повисла в юрте после ухода Барак-султана. Телохранители стояли у дверей, и сабли словно окаменели в их руках. Тонко пел ветер где-то за кошомными стенами.

– Разрешите высказаться, мой повелитель-хан! – сказал Тайман-батыр.

– Говори, батыр!

– Чем больше в живых останется казахов в это лихое время, тем больше надежды будет у нас на будущее. Так что вы правильно решили прислониться спиной к орысам. Барак-султан думает прогарцевать меж двух огней, не опалив шкуры. Так не бывает при сильном огне…

– Что же смущает тебя, батыр? – спросил хан.

– Разве друзьями нашими стали джунгарские нойоны, которые растоптали наш край? Или уже ушли они с нашей земли, что мы якшаемся с самым кровавым из них – с палачом женщин и детей Сереном-Доржи? Но и это было бы ничего… Почему о самых сокровенных намерениях говорил ты при нем, наш повелитель-хан? Будь хоть трижды врагом своему контайчи этот нойон, но, когда дело касается пролития нашей крови, они быстро найдут общий язык. Завтра же он слово в слово передаст сказанное здесь кровожадному волку Галден-Церену!..

– Я бы не говорил так откровенно о наших намерениях, если бы не был уверен, что не предстанет больше нойон Серен-Доржи перед своим контайчи!

– Что же произойдет с ним?

– У Красной скалы ждет его смерть!

– Так!..

Батыры посмотрели друг на друга и задумались.

– Кто же свершить над ним суд? – спросил Тайман-батыр.

– Ты, батыр!

– Но… но с ним же будет Барак-султан!..

– Его не трогайте. И помните: ни один из людей нойона не должен уйти. Все видели, как они благополучно уехали от моего порога. Пусть говорят среди джунгар, что Барак-султан не уберег своего гостя. Все средства хороши, когда следует загнать отбившегося воина в строй!..

Не прошло и времени, достаточного для дойки кобылицы, как два десятка джигитов пробрались через прибрежные камыши и ускакали в степь. Впереди ехал закутанный в башлык Тайман-батыр…

Хан Абулхаир остался один. Он подумал немного, потом пошел к стене и снял старую дедовскую домбру, украшенную пером филина. Буйная необузданная мелодия понеслась из главной юрты. Гнев, горечь, жажда мести вылились в тревожные, хватающие за сердце звуки. Люди на той стороне реки поворачивали головы к ханской ставке…

* * *

Когда скрылся из глаз Иргиз, султан Барак придержал коня.

– Что ты, султан, сходишь с дороги? – спросил нойон Серен-Доржи, тоже приотстав от сопровождающего их отряда.

– А ты что, от Бога ко мне приставлен? – грубо оборвал его Барак-султан. Если при хане Абулхаире он еще как-то сдерживал свои чувства, то здесь дал им волю. Как-никак, а не одна багадурская голова скатилась с плеч от удара его страшной сабли. И хоть породнился он волею судеб с джунгарским нойоном, но не давал садиться себе на шею…

Переехав через реку, султан углубился в тугаи. Передав своему джигиту-оруженосцу повод коня, он дальше пошел один.

* * *

Показался меж камышами ханский городок с тремя сведенными белыми юртами. Барак-султан затаился и стал дожидаться темноты. Одинокая береза шумела листвой над его головой…

Когда загорелись первые костры у юрт и воинских шатров, стройная тень мелькнула в просвете между кустами. Султан едва слышно кашлянул, и тень заскользила к белеющей во тьме березе. Ни слова не говоря, он приподнял младшую жену хана Абулхаира, стиснул ее и упал с ней вместе в мягкие камыши…

Еще одна тень показалась у тальника. Хан Абулхаир раздвинул руками ветки и застыл, глядя в светлую лунную мглу. Ему показалось, что он услышал совсем рядом счастливый мучительный стон, и сердце его окаменело. Он остро вглядывался в темноту, но ничего не видел. Потом сон повторился еще и еще раз, смех зажурчал как весенняя вода. Хан стоял неподвижно и думал о том, что никогда в жизни не слышал такого смеха. Потом он круто повернулся и пошел прочь.

Тем временем Нурбике шептала совсем чужим голосом: «Этот муж мой… послал батыра Таймана… убить твоего джунгара… У Красной скалы»

Затрещали сучья под тяжелой ногой мужчины «Что же ты молчала, дура намазанная?!» Барак-султан заорал грубо, во весь голос. Она уцепилась за его ногу, жалобным голосом попросила остаться, еще немного побыть с ней. Но султан брезгливо вырвался, побежал к реке, шумно ломая кусты…

Она заплакала, заскулила едва слышно, как брошенный в степи щенок. Потом поднялась с земли, долго оттирала платье. А когда подошла к аулу, вздрогнула и вскрикнула от неожиданности. Прямо перед ней стоял муж. И вдруг каким-то звериным чутьем она поняла, что это уже не муж ее, а мудрый и многоопытный хан Младшего жуза Абулхаир.

* * *

Утром младшая жена хана красавица Нурбике поехала со специальным караваном к своему отцу Хисан-баю на берега Сейхундарьи. В аулах поговаривали, что она попросту надоела хану своим кривляньем и глупостью и что хан Абулхаир вздохнул с облегчением, избавившись от своей надоедливой токал…

К вечеру того же дня к ханским юртам подъехала группа запыленных всадников. Передний – батыр Тайман – соскочил с коня и вошел к хану.

– Говори, батыр! – сказал хан Абулхаир после положенного приветствия.

Тайман-батыр молча опустил голову.

– Я слышал, что у Красной скалы что-то произошло… – Хан наклонился по своей привычке к присевшему пониже батыру. – Или это просто слухи?.. Говори же, батыр!..

– Нас постигла неудача, мой повелитель-хан…

– Как же все случилось?

– Всех джунгар, бывших с нойоном, мой джигиты, как вы и приказали, прирезали сонными. А самого нойона я по правилам вызвал на бой…

Хан Абулхаир не сдержал досадливого жеста. Хоть и понимал он, что не укрепишь своей власти благородством, но с принятыми среди батыров традициями приходилось считаться. Хан Абулхаир лишь подумал о том, что для таких важных дел необходимо держать ни батыров, а специальных людей, не отягченных всякими суевериями и правилами чести. Батыры пусть занимаются войной…

– Ну, и чем закончился ваш поединок, батыр?

– Я уже прижал его к скале и выбил из его рук саблю, как вдруг услышал казахский клич «Аруак!»

– Это был Барак-султан!

– Да, мой хан… мог ли я драться с человеком, который стоял плечом к плечу со мной в трех самых кровавых битвах с джунгарами?!

– Ты поступил правильно, мой батыр. Древнее правило гласит: «Снегом сметается снег, а хана может наказать лишь хан!» Это нехороший пример для людей, когда простолюдин вроде тебя поднимает дубину на султана-тюре без разрешения другого тюре!..

Тайман-батыр усмехнулся и молча покачал головой.

– Ты не думаешь так, батыр? – удивился хан Абулхаир.

– Время ли сейчас говорить об этом, мой хан!..

– Да Серен-Доржи через неделю будет у контайчи!…

Как всегда, когда ему надо было обдумать создавшееся положение, хан Абулхаир ушел далеко в степь. Его сопровождал только огромный чабанский волковод с отрубленными ушами, да вдали маячили на почтительном расстоянии всадники личной охраны. Здесь никто не видел выражения его лица, и можно было дать волю думам…

А подумать хану Абулхаиру было о чем. За одну ночь он пережил измену и предательство любимой жены, из уготовленного ему капкана ушел самый лютый и опасный джунгарский нойон, который услышал многие тайны и не преминет передать их своему контайчи. Весь гнев кровавого Галден-Церена обрушится непосредственно на него. А вдобавок Барак-султан, и до сих пор не жаловавший хана Абулхаира своим уважением, становится отныне его открытым врагом. Да и он сам, хан Абулхаир, разве мог простить свирепому султану то, что случилось в эту ночь?

Нет, хан Абулхаир вовсе не был добродушным и слабовольным человеком, каким изображали его многочисленные недруги и завистники. Лучше всего о его характере и способностях говорят победы, неоднократно одержанные им над самым страшным врагом за всю историю страны казахов. Кровь его пращура Чингисхана в полной мере проявилась в его поступках, и в жестокости он не уступал никому из своих родичей-тюре.

Несчастьем хана было то, что он относился к младшей ветви чингизидов, а потомки из этой ветви, по установленному некогда закону, не могли становится главными ханами всех трех жузов. Все подвижно в степи: звери, птицы, даже дома, но вечен и незыблем среди кочевников дедовский закон. Как и было положено от века древним шанраком, остовом власти над страной казахов владели султаны из Среднего жуза – потомки Керея и Джаныбека. Какие бы ни совершал подвиги Абулхаир, он оставался лишь ханом Младшего жуза. Да и само ханство это было незаконным и возникло лишь благодаря ослаблению основной ханской власти над всеми тремя жузами. Абулхаир прекрасно понимал, что его ханство является как бы семьей младшего сына, живущей в небольшом отдельном домике рядом с большим домом родителей…

И ничего не помогло, даже то, что в семье тяжелые времена народного бедствия хан Абулхаир руководил всеми воинами Младшего и Среднего жузов. Он первый из казахских ханов понял, что джунгарское нашествие – не эпизодический набег, а начало векового гнета, идущего от маньчжуро-китайских императоров. Ведь это он, Абулхаир, не на словах, а решительно и бесповоротно связал свою политику с Россией. Вслед за ним по этому пути национального спасения пошел и хан Среднего жуза Самеке, подтвердив тем самым дальновидность хана Абулхаира. Да, связав себя с Россией, он преследует и свои тайные цели. Наедине с собой в этом можно признаться. Но кто же, кроме него, сейчас подходит для руководства?!

И вдруг Абулхаир, решительный и жестокий тюре-чингизид, готовый на любые клятвопреступлении и убийства ради достижения поставленной цели, поймал себя на том, что и один, в голой степи, он даже в мыслях не решается назвать себя великим ханом. Что же это за сила таится в древних традициях? Может быть, правда то, что Чингисхан имел от Бога право заклятия?.. Но вот же простолюдины-батыры посмели нарушить уже многие принятые в степи законы. Как только возникает опасность войны, трещит древний порядок по всем швам, и те же неродовитые люди становятся во главе ополчений, многие султаны подчиняются им. Может быть, и ему поступать, как эти люди?!

Хан Абулхаир даже остановился и оглянулся, чтобы убедиться, не подслушивает ли кто его чудовищных мыслей? Нет, коли ханы пойдут по этому пути, то чего же ждать от «черной кости». Так быстро придет конец света!..

И все же… Все же, кто более него достоин всеказахского ханского трона!.. Бездарный Самеке-хан из Среднего жуза?.. Или родной брат Жолбарыс, с грехом пополам управляющий разоренным Большим жузом?.. Никто ведь не считал настоящим великим ханом казахов болезненного, ленивого Булата. Да и сына его Абильмамбета мало кто почитает своим верховным владыкой. Говорят, правда, что подает большие надежды подрастающей там Аблай. В тринадцатилетнем возрасте он уже попадал из лука в летящую птицу и на скаку срезал саблей голову с бегущего сайгака. Но так или иначе, а султан Аблай еще молод для белой кошмы, на которой поднимают над степью великих ханов. А что касается его, Абулхаира, то немного найдется родов в Среднем и Большом жузах, которые послали бы своих лучших людей, чтобы поддерживать края этой белой кошмы.

К тому же переменчивы и непостоянны родовые бии и султаны. Как только прижмут их летом джунгарские нойоны, они бегут под его защиту, а следовательно, и под защиту русских крепостей. Но едва наступит передышка, как многие из них тут же отвергают его власть, и при этом еще клянут его за договор с царицей. Не в царице, конечно, а в том, что все эти бесчисленные бии и султаны боятся, что, заручившись русской поддержкой, он быстро подомнет их под себя, лишит вольностей и привилегий, укоротит их безбрежную власть над собственными аулами. Что же, так оно и есть. И если «лучшие люди» многих родов противодействуют этому, то основная масса казахов поддерживает сейчас его, надеясь не только на защиту от джунгарского нашествия, но и на то, что он ограничит безбрежную власть родовых биев и султанов, чьи беззакония только усилились в период джунгарских набегов. Все больше и больше нищают люди, и баи пользуются этим, превращая вольных джигитов в батраков, а то и в рабов. Разве не поэтому поддерживают его такие батыры, как Богембай и Тайман? Для массы кочевников всегда было лучше, если правила степью одна рука. А он, хан Абулхаир, не так уж глуп, чтобы не воспользоваться народной поддержкой. В этом и заключается мудрость властителя – использовать народный порыв в своих интересах.

Но неужели не понимают этого хан Абильмамбет, Барак и другие султаны? Кто поддержит их в степи, если после такого кровавого нашествия они пойдут на союз с контайчи или его нойонами? И разве не видят они того дракона, который скалит пасть из-за спины контайчи?.. Нет, их заигрывания с джунгарскими нойонами, в том числе и приезд Барак-султана со своим родичем, должны были служить предупреждение ему, Абулхаиру, чтобы не заходил так далеко в отношениях с Россией. Они как огня боятся его усиления. А это значит, что она на правильном пути!

А потом… потом, разве не ясно уже всем, что не могут больше существовать государства, у которых в вечном движении народ и достояние? Как же при этом добывать руду и плавить железо, лить пушки, обороняться от вооруженного огнестрельным оружием врага? Нет, всему этому следует научиться. Всему нужно будет научиться: строить города, плавить железо, сеять хлеб. А у кого сейчас лучше учиться, чем у русских? И джунгары в том же положении. Только дикие нойоны не понимают или делают вид, что не понимают этого. Такие же дубины, сабли и луки в их войске. Всем туменам контайчи не совладать даже с теми войсками царицы, что стоят на сибирской линии. Но это только тысячная часть ее народа. Рано или поздно, а придется и джунгарам выбирать между Россией и Китаем. И джунгары тоже изберут Россию, потому что нет ничего хуже шуршутских императоров.

Пока что все эти лихие султаны, способные только скот угонять друг у друга, объявляют его предателем за то, что позволяет строить город Орск, за переговоры и присоединение к России. Нет, предатель не тот, кто умело ведет челн среди разгулявшейся бури и выводит его на глубокую воду. Это они предатели, крикуны, которые тянут страну казахов на джунгарскую мель, за которой явственно видны черные шуршутские скалы!..

И пусть не думают, что хитрит хан Абулхаир, присоединяясь к России. Он знает, с какими предложениями едет Тевкелев. Знает он и некоторых высокомерных и тупых российских правителей в приграничной линии, которые пишут на него доносы царице, обвиняя в лукавстве. Нет, он не лукавит и видит то, что будет впереди: доброе и злое, выгодное и невыгодное. И он согласится на предложение царицы отправить к ее двору своих сыновей. Так издавна поступали в мире. Не гостями и приближенными станут там его дети, а аманатами – заложниками. Что ж, он уверен в правильности своего выбора и не свернет с пути. А дети его пусть будут первыми из страны казахов, которые научаться там всему, что необходимо в будущем мире!

Его любимые сыновья Нуралы, Ералы, Батыр, Айшуак, Кожахмет, а от жены-джунгарки – Чингиз. Их хан Абулхаир не раз уже отправлял в русские крепости накануне принятия важных решений и совместных действий. При той кровавой междоусобице, которую время от времени устраивали в степи султаны, детям там было спокойней, да и российские правители тогда в большой степени доверяли ему.

Что же, у них были все основания относиться с подозрением к своим новым подданным. В 1731 году Тевкелев чуть ли не целый год добирался обратно из степи в Россию. Самовластные бии и султаны Младшего и Среднего жузов обвинили посла царицы в соглядатайстве и намеревались его убить. В то время как раз подчиненные России башкирские родовые вожди совершали набег на казахские земли, и это еще усилило враждебность к Тевкелеву. Русского посла тогда спас батыр Богембай и его родственник Есет-батыр, которые сопровождали затем посольство до самой границы… А те же нападения на русские караваны! Разве не вправе были подумать российские правители, что сам хан Абулхаир организует все эти беззакония? Там, у царицы, ведь большинство советников считают, что хан обладает полной властью…

Задумавшийся хан вдруг очнулся и повернул голову. Истошный женский крик и плач долетели до него. По степи неслись всадники, и впереди их на старом облезлом коне скакала пожилая простоволосая женщина.

– Ой… Ойбай-ай!..

– О, несчастье, несчастье!..

Значит, кого-то убили.. Да, как же он не понял сразу! Ночью в схватке с джунгарским контайчи погибли два джигита из отряда Тайман-батыра. Их нельзя было привозить в аул, чтобы не раскрылась тайна ночного нападения на нойона Серена-Доржи, и мертвых положили на околицей. Теперь их нашли…

– Ой, родной наш!

– Единственный!

Черный волкодав ощерился и рванулся вперед. Вопящая, рыдающая толпа промчалась неподалеку, но женщина и два или три ее родственника отделились и поскакали прямо к хану. Подскакав, она буквально свалилась с лошади и, царапая лицо ногтями, вырывая волосы на голове, поползла к нему. Абулхаир еле-еле сдерживал за ремень своего звероподобного пса, который стремился вцепиться в горло несчастной женщины. А она уже вставала с колен и подняла руку в знак проклятия:

– Знаю… Я все знаю.. Это ты, хан Абулхаир, послал на смерть моего сына… так будь проклят!… Пусть не будет тебе успокоения ни на том, ни на этом свете!.. Да вопить и скулить тебе в могиле вечные времена!

– Укороти свой язык, несчастная!.. – тихо сказал хан. – Не у тебя одной гибнут сыновья…

– О, будь проклят твой дед и прадед… Ойбай-ай!.. – еще сильнее запричитала женщина.

И вдруг пес-волковод вырвался из рук хана. Не успел он подскочить к горлу женщины, как черный курук просвистел в воздухе, и собака свалилась замертво с проломленным черепом. Это один из табунщиков на темно-рыжей кляче успел опередить пса.

В тот же миг что-то просвистело в воздухе, и табунщик слетел с коня, скрученный брошенным издали арканом. Подлетел один из ханских туленгутов-телохранителей.

– Ах ты, безродная собака! – закричал он. – А если бы угодил в повелителя?!

Абулхаир сделал знак рукой. Телохранители немедленно развязали табунщика. Тот помог взобраться в седло потерявшей сына матери, и они поехали прочь не оглядываясь…

Посмотрев с минуту на мертвого волкодава, хан Абулхаир тяжело зашагал обратно к своим шатрам. Телохранители отъехали в сторону.

Он шел и все никак не мог вспомнить, где видел этого табунщика, убившего его верного волкодава. В конце концов он вспомнил и его и женщину. Да, это она, та девочка!.. В буйные годы молодости он совершил небольшой веселый набег на каракалпакские аулы в низовьях Джейхундарьи. Там он и захватил девочку с братом. Она все хотела убежать обратно, потому что в родном ауле остался ее жених. Но ее каждый раз ловили.

Потом по приказу хана ее отдали в жены одному туленгуту. Стал туленгутом и ее брат. Женщина овдовела и как-то в трудную зиму приходила просить у хана помощи. Кто-то из ханских писарей занимался ее просьбой. Интересно, дали ли ей тогда что-нибудь?..

А сына ее, рослого, крепкого джигита, звали Хусаин. Из него получился бы со временем неплохой батыр. Да вот неосторожно подставил во тьме голову под джунгарскую саблю. Если бы погиб джигит в открытом бою, то горя было бы меньше. Но теперь, найденный где-то за аулом, в чистом поле, он приравнен к бродягам и соответственно будет похоронен.

Что же делать теперь? Ведь женщина всячески поносила его. Правда, никто не слышал этого. Но разве не уронит его авторитет такое потворство? Каким образом наказать женщину и ее брата?

Лишь поздним вечером очнулся хан Абулхаир от своих дум. Догорали костры возле юрт, пахло теплым кизячным дымом. Он привстал с камня и вдруг увидели, что сидит напротив большого черного круга. Здесь стояла веселая юрта его токал Нурбике…