Текст книги "Броневой"

Автор книги: Илья Тё

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Потом повернул башню влево – ориентация на левое, более дальнее и ещё более маленькое окно. Ракурс хуже, но враг в прицельной сетке с увеличением – тоже, как на ладони. Прямой наводкой, расстояние двести пятьдесят.

Запомнить угол возвышения. Запомнить угол разворота.

В обе стороны – огонь!

Разворот вправо – выстрел.

Разворот влево – выстрел. Буквально с двухсекундной разницей.

Малярийкин замер.

Вокруг разливалась пронзительная тишина.

* * *

В реальном бою после произведенного выстрела машина однозначно себя выдавала. Компьютеризированная техника могла рассчитывать местоположение стреляющего просто, по баллистической траектории. В игре было не так. При любой самой навроченной технике внутри кабины боевой машины, данные на обработку полученной информации поступали только на озорные мониторы. Для восприятия человеком. И только им. Это было слабое звено.

Вряд ли человеческий глаз, даже самый зоркий мог заметить, как из маленького окошка вылетает снаряд. Дым и пыль, поднимавшиеся после этого в течение пары минут при беглом осмотре и десяти-пятнадцати минут при внимательном осмотре могли выдать место, откуда произведен выстрел. Но не раньше. А главное – при выстреле через оптическую просеку не было видно самой вспышки выстрела. Она пряталась – в глубине здания. Из окна или полосы пролома вылетал только снаряд!

Остаток времени в Тотенкопфе Малярийкин тупо сидел в своем лже-укрытии («лже» – потому что реальным укрытием от танкового огня оно не являлось) и шмалял вражеские машины с регулярностью одна в пятнадцать-тридцать минут. Враг обычно осторожно заползал на одну из простреливаемых Маляром улиц и, не находя противника осторожно пёр дальше, готовый выстрелить в любой миг, как только кто-нибудь появиться из-за угла.

Но никто не появлялся. Малярийкин спокойно выжидал оптимальной дистанции, наблюдая за противником сквозь очи видеокамер на чердаке. Выпускал один два снаряда сквозь микроскопические окна (а иногда и прямо сквозь стену) с расстояния в пятьдесят-сто метров. В упор. И стоял дальше, не производя ни единого лишнего движения, почти не дыша.

Подобная «мудацкая» тактика приносила потрясающие плоды. Число подбитых оппонентов росло как на дрожах. Спустя два часа Малярикин с легкостью выбился в лидеры турнирной таблицы. И не без удовольствия наблюдал, как мощные попадания его орудия буквально сминают вражеские машины сокрушительными выстрелами накоротке. Пушка васпа-третьего победно клокотала раскатами грома, стабилизаторы работали на полную, чтобы оружие откатом не швыряло к противоположной стене.

Фраг!

Смертоносный процесс затягивал. Малярийкин вскоре забыл про управление танком, полностью до последней своей клеточки превратившись в снайпера-стрелка. Он словно слился с пушкой, почти физически переживая каждое мгновения от выстрела до попадания в цель.

Фраг!

Секунды перезарядки отсчитывались в голове автоматически. Наводя орудие на очередного несчастного, Маляр ощущал несравненный восторг. Адреналин пульсировал в венах, сердце стучало, нервы звенели.

Фраг!

И только когда количество мёртвых танков на каждой улице превысило две-три единицы, новые машины, прибывавшие одна за другой к месту бойни стали понимать, что сталкиваются не просто с точкой, где проводилась дуэль, а с полноценной засадой. Но даже это не помогало. Уничтожать все дома подряд вслепую в условиях ограниченного остатка снарядов ни один танк не стал. Были попытки обойти злополучное место с тыла и фланга. Но все они приводили лишь к тому, что очередной «умник» оказывался под огнём Малярийкина не на этой улице, а на соседней.

Спустя ещё какое-то время Малярийкин даже не сразу понял, почему перестали появляться танки. На фронтальном мониторе таблица снова обнулилась, показывая на отдельно очерченном на экране номер единственного выжившего.

Но победитель в сражении почему-то указан не был.

* * *

Помимо затрат на починку боевого корпуса, а также в силу необходимости оперативно передвигаться по городу, Гойгу, вернувшись в ангар после бойни на Тотенкопфе, убедил Малярийкина потратить кусок доставшегося после первой победы лаве на индивидуальный транспорт. Причем конкретно – на бывший свой. Гойгу передвигался по дистриктам на относительно новом (десять лет пробега по Сибири) американском «студебеккере». Студебекер был вэдовым джипом с дугами, кенгурятником, задорным литьём и окраской хаки – то есть модным и навороченным. И его, конечно, старый подонок Малярийкину не отдал бы. Однако, помимо ездовой ежедневной тачилы у Гойгу имелся и второй аппарат на замену – ещё более древняя «Кобра», названная так в честь знаменитого в годы Второй мировой войны (той самой, которая была до Третьей) американского истребителя. Выпуск этой автомашины начался как раз перед Войной-Смертью в независимом государстве Иллинойс и в Сибирские автономные зоны они поставлялись в те годы в очень больших количествах. В меньших, чем из Южной Африки, но всё же. При этом многие ТС этой марки до сих пор (то есть после войны уже) оставались на ходу. Что, безусловно, делало честь производителю. В общем, Гойгу убедил Малярийкина купить у него эту развалюху, что Малярийкин, на радостях победы, и сделал.

Между прочим, «Кобра» была действительно хороша. Умеренно дребезжала подвеской, неплохо рвала с места (восемь секунд до сотни), долго ржавела и просто очаровывала окружающих хищными обводами спортивного корпуса. И рычанием. А ещё Кобра была тонированной в дюбель. Что Малярийкин находил крайне не маловажным для соблюдения пресловутой «инкогниты». Борода у него уже отросла конкретно, но передвигаться по городу с открытыми окнами или пешком Малярийкин очковал.

При этом, как вскоре с удивлением открыл для себя Малярийкин у Кобры, в отличие от его старой «муравейки» было ещё одно свойство и направление использования, о котором раньше он даже не помышлял…

В один прекрасный майский вечер, сев в личный автомобиль, Маляр отчего то со страшной силой захотел встретиться с Эленой. Чувство это было довольно ординарное, учитывая постоянную тягу Маляра к сей притягательной самочке и по совместительству его личному меценату. Но именно в этот вечер именно это чувство сопровождалось побуждениями, совсем не свойственными Малярийкину-из-прошлого. Он решил Лену покатать.

После звонка на её мобильный не прошло даже получаса. Но Лена была уже в изумрудном платье, плотно прилегающем, с гипнотизирующим декольте и покрытом серыми блёстками, переливающимися в лунном свете. Шею украшала нитка крупных изумрудов – минимум по 0,3–0,5 карата каждый (в эпоху автомастерни Маляр плотно общался со скокарями[7]7
  Скокарь – вор, совершающий кражу со взломом


[Закрыть], а потому сёк в камнях и драгмете). Короче, Ленка вся переливалась зелёными искорками и на этом потрясающе-волшебном фоне Малярийкин вдруг необычайно остро осознал собственную убогость, никчёмность и негодность к подобного рода мероприятиям. В то же время, ощущение прошедших боев, а главное – совершённых побед, продолжало осуществлять с его «эго» необычные метаморфозы.

– Привет! – отважно провозгласил он, вытаскивая бороду из машины. – Слушай, сказать, что ты очаровательна – значит не сказать ничего. Но ты очаровательна, чёрт возьми!

– И давно мы на «ты»?

– Я не могу общаться с такой красивой девушкой на «вы», уж прости, – совершенно откровенно признался Малрийкин. – Сразу чувствую себя то ли педиком, то ли старпёром. Позволишь на «ты»?

– Позволю, почему нет.

– Пасиба. Нет, ты правда … ты просто умопомрачительно красива.

В сверкающих глазках Элен заиграла едва заметная улыбка. Баба, даже если ворочает миллионами, все равно баба и есть.

– Специально для тебя так оделась, – наклоном головы она показала на платье. – Веришь, нет?

– Верю.

– Рада, что тебе нравиться.

– Я как рад – не то слово!

– Угум. Слушай, я тоже на машине, но не хочу её брать. Надеюсь, ты не откажешься после прогулки отвезти меня обратно.

– Верну, не волнуйся.

Малярийкин дёрнул ручник, открыл дверцу. Элен села рядом.

На какое-то мгновение взгляд Маляра задержался на стройных ногах. Лена аккуратно поправила платьице, на секунду показав глубокий боковой вырез. Ноги были в чулках с кружевными резинками. Не в колготках. Усмиряя костедробительный стук сердца, Маляр выжал сцепление и Кобра мягко тронулась с места.

– Куда поедем? – спросила она.

– Не знаю. Можно просто прокатиться по городу. Вот только я плохо знаю Скайбокс.

– Поехали. Куда знаешь.

– Ну … есть несколько отличных автомастерских, есть пара магазинов с запчастями, есть артиллерийский склад, давно там не был… Вот только всё это работает днём. А сейчас закрыто. Шучу. Может быть, куда-то в кафе?

– Уже ночь, Маляр. Все кафе закрыты.

– Тогда, может быть, в клуб? В листоран? Ужин?

Глядя на него, Элена улыбнулась.

– В клуб? В ресторан? Выходит, ты не знаешь, куда именно пригласил меня на первое свидание, ковбой?

– Прости. Ну да, на свидание. Я просто … не местный. – Маляр смутился. – Конечно, мне следовало заранее над этим подумать. Но я …

– Да ладно, не парься. Пожалуй, я знаю тут одно местечко. Поехали! Смотри, сейчас поверни направо и дуй по главной до конца проспекта. А там покажу.

– Окей!

Четверть километра проехали молча. Проспект оказался забит множеством автомобилей. Малярийкин был удивлён. Раньше, в прошлой жизни, в которой остались Ника и Калмышев, он очень редко выезжал из Наш-ангара по темноте. Если это случалось, то случалось в исключительных случаях, когда отложить дело до рассвета не было никакой возможности. Однажды, например, когда Калмыш заболел … Впрочем даже ту поездку с нынешней сравнить было нельзя. Вокруг Наш-ангара простирался многокилометровый пустырь, руины аэропорта, потом руины ремонтно-механического завода, диспетчерского училища, лесополоса, а за ней уже – и первые таёжные колхозы с дикарями. Пустота. Глушь. Ужас. Опасность.

В Скайбоксе ночь была совсем другой. Яркой. Насыщенной. Громкой. Наполненной автотранспортом. Малярийкин конечно не видел автомобильных пробок прошлого и ему не с чем было сравнить. Однако лично он настолько плотного движения по трассе не встречал никогда. Машин было настолько много (встречались, кстати, и фрэнчи-длинномеры и даже игровые танки), что Малярийкину пришлось ехать рывками со скоростью тридцать-сорок километров в час. Впрочем, ему и не хотелось ехать быстрее. Город в свете луны и немногочисленных, но все же очень ярких неоновых огней и реклам выглядел завораживающе.

Они свернули на новую улицу. Потом ещё раз и ещё. Здесь машин было меньше, и Маляр увеличил скорость.

– Я смотрю, в Скайбоксе ночью жизнь довольно оживлённая, – сказал он удивлённо.

– А почему должно быть по-другому?

– На окраинах по-другому.

– Ну, найдешь себе девушку с окраины, катайся с ней ночью по таёжным колхозам и наслаждайся пустотой. А здесь – Скайбокс. Столица, чёрт возьми, Матушки-Сибири.

– Так мы куда, в клуб?

– Ну, почти. Вот здесь налево поверни. Теперь прямо. Ну вот, уже почти всё.

Маляр свернул с асфальтированной трассы сначала на неровную грунтовую дорогу, которая вела, казалось, прямо в лес (вот тебе и столица Сибири). Кобра подпрыгивала на ухабах и выбоинах. Но затем колёса с подскоком вынесли их на отсыпанную щебнем широкую площадку. Деревья закрывали луну, кромешную темень освещали лишь фары ближнего света. Маляр чуть дал газу, деревья отплыли в сторону и Луна осветила, наконец, широкую полосу за щебёночной площадкой. Впереди показалось приземистое кирпичное здание с декоративными башенками. В окнах было темно.

– И где это мы?

– Ещё одно моё «тайное жилище». Видишь, вон видеокамеры? Что-то вроде дачи. В лесу, как ты можешь заметить, но от центра не далеко. Идём?

– Ты же говорила, мы в клуб.

– А у меня здесь клуб. Только для двоих.

– Вы уверены в этом, Элена?

– Мы снова на «вы»?

– Ох прости… Ты уверена в том, что … Ты не будешь раскаиваться в том, что … Может, мы всё же проедем вместе по городу? Я боюсь, утром ты будешь винить себя в том, что …

Не дав закончить, она прижала палец к его губам. Затем приблизила к рябой малерийкиновской роже своё божественное лицо. Кожа была белой и гладкой как алебастр. Идеальной. Глаза сверкали. Как огромные изумруды.

– Я никогда не буду винить себя. – Произнесла она отчётливо и чуть хрипло. – Ни в чём. Никогда. Ведь я всегда невиновна, Маляр. Всегда … Невиновна … Запомни это!

И она впилась в Малярийкина языком.

7. невинность

Вечером следующего дня Малярийкин мчался по городу в состоянии крайнего возбуждения. Не сексуального. А иного, гораздо более страшного и глубокого, если, конечно, в природе в принципе есть более страшные вещи, нежели секс. Как всегда перед настоящим боем Малярийкин был одет в защитный танковый костюм из меташёлка, подарок Гойгу, поверх которого набросил адидасную мастерку и широкие спортивные штаны. Выглядел Маляр во всем этом безобразии как перекачанный сумасшедший карлик. С густой бородой и тёмными солнцезащитными очками, широкими, надетыми под накинутый на голову широкий капюшон. Клоун!

Капюшон, однако, скрывал ещё одну деталь малярийкиновского туалета. Танковый гермошлем. Сегодня ни на одной из локаций танковых боёв не было (воскресенье, святой арамейский праздник, понимаешь), но Малярийкин действительно пёр на бой.

Из оружия вместо привычных Грома или Смоки, поставленных на броню, у Малярийкина имелся замечательный раскладной ножик-бабочка длиной восемь сантиметров, газовый пистолетик (успешно имитировавший обводами глок-48), а также кусок арматуры, размером, как он прикинул, примерно в два элениных локтя. Не густо, да. Зато для души.

Эленочка сидела тут же, на соседнем сиденье, кривя рожицу с недосыпа.

Утром, на полигон, где тренировался Малярийкин, подъехал Гойгу и привёз результаты предыдущего боя. Бой был спорный. Поэтому результаты предварительно отправили в центральную судебную комиссию. В Скайбокс. Результат (в пакете) прибыл на Тотенкопф уже утром.

По прекращении огня в локации выжило несколько игроков. Но в неповреждённых танках – лишь двоё. Победу по результатам зачли Малярийкину. Однако, пролистав содержимое конверта, он был просто в бешенстве.

Обычно танкисты в групповых поединках не видели друг друга. Либо видели при рассадке по машинам издалека, в гермошлемах. Но карточки конкурирующих игроков, лежавшие в пакете, содержали личные фото.

С цветной бумажной распечатки, на Малярийкина топорщило глазки знакомее лицо с козлиной бородой. Это был ни кто иной как Веник!

Как только Маляр узнал в одном из игроков знакомого «чеховского» отморозка, он сразу вскочил на Кобру и бросился к Лене.

Та не ждала, но не удивилась. Она была дома, жарила сибас. Такая, милая, с заплетённой косой вместо привычно распущенных, химически заплетенных локонов, в широкой тунике «шолдер офф» и аккуратном передничке. Очень домашняя и уютная, как плюшевая пиранья. Малярийкина, впрочем, возбудительный внешний вид Элены Прекрасной на этот раз не разволновал.

– Маляр, ты какой-то напряжённый припёрся, – ласково муркнула она, пожимая голым плечом, торчащим из-под туники.

– Да есть с чего.

– Расскажешь?

– Для этого и приехал. Скажи, ты знала, что вчера во время боя в одном из танков рядом со мной играл чешский отморозок? Я зову его Веником. Такой, с бородой, заплетенной в косу, трудно не узнать. Он с Юнгой шарился раньше. Ты должна помнить.

Элена снова пожала голым плечом. Глаза смотрели в сибас.

– Да знала, – не стала отмазываться она.

– И?

– И? – Элена чуть повернулась и дёрнула бровью.

– И почему ты не сказала об этом мне?

– А зачем?

– Блин, Лена…

– Да ты только не кипиши! – отставив сковородку с раскалённой плиты, Лена резко шагнула к нему и приблизила лицо. – Не кипиши, а просто скажи: зачем? У тебя же на роже написано, что ты сейчас поедешь его мочить!

– А ты против?

– Да, против!

– И почему?

– Да потому что дурак ты, ничего не знаешь, только кипишишь. Горячий! Глупый! Это же ЧЕХИ. Они тебя на веревочки размотают. А потом меня заодно. Или думаешь не расколят они тебя, если захотят? Газовой горелочкой по яйцам пройдутся – соловьём запоёшь! И потом, вспомни: твоя цель – Шапронов. Разве нет? Командор Шапронов, чемпион КТО, убийца Ники и Калмыша, а не какой-то там козёл с бородой!

– Я думаю, они принимали в этом участие! В убийстве Ники.

– Да кто?

– Да Веник! И этот, здоровый с ним один, похож на огромный Мешок. С татуировкой на черепе. Знаешь его?

– Да, знаю. Я всех чехов знаю, если ты не в курсе.

– Ты информированная смотрю!

– Опять кипишишь? Успокойся! Подумай, Маляр. Подумай: зачем тебе этот урод? Шапронов – он во всем виноват. Шапронов придумал этот план. Шапронов заказал Юнгу. Шапронов трахал твою Нику, перед тем как ей перерезали горло. А может, сам и перерезал. А может, сам трахал! Это Шапронов ломал ноги Калмышеву. А потом ржал, глядя как тот пускает слюни, задыхаясь в удавке в твоей собственной мастерской. Риск огромен! Если сунешься к Венику – до Шаронова не доживёшь. Понимаешь?!

Малярийкин смотрел на Лену не отрываясь. Потом медленно отвёл взгляд. Посмотрел наверх, на потолок. В уголках глаз, в самых кончиках, проступила влага.

Ника… Калмыш …

– Ника. – Сказала Лена, подходя ближе. – Ведь в ней всё дело, да? Про Калмыша ты не вспоминаешь. А ведь ты с ней даже не спал … А вот со мной – да.

– Не в этом дело, – буркнул Малярийкин, отводя руки девушки от своего лица. – Просто … просто я должен это сделать, пойми. Шапронов – не досягаем. Главари чехов – тем более. Но Веник, он здесь! Как простой танкист … Пойми, мы с Калмышевым и с Никой … столько лет … Это вся жизнь почти! Всё, что я помню. Всё, что у меня было … Пойми!!!

Лена послушно отошла, села на диван. Сырой сибас на остывшей сковородке уже даже не скворчал.

– Выходит, у тебя претензия не только к Шапронову, но и к чехам.

– Выходит, что так. Во всяком случае, к некоторым конкретным чехам. К тем самым, что делали предложение Калмышеву об убийстве Юнги. И тем, кто Калмыша с Никой потом убивал.

Лена промолчала. На этот раз.

* * *

Настоящая боевая подруга – не та, с которой трахаешься и тебе клёво. Настоящая боевая подруга – это та, с которой тебе хорошо вместе сдохнуть. В последнее время у Маляра с Леной было много различных эпизодов в отношениях, много событий, как эротического содержания, так и романтического, как деловых отношений касательно танков, так и свободного досуга вроде совместных домашних посиделок с фильмами у неё на тайной квартире. Но только сейчас Малярийкин понял, что они с Эленой Прекрасной близки по-настоящему. Что это не просто секс, не просто развлечение богатой теледивы с косорожим карликом-автомастером и по совместительству танкистом, но нечто более сильное, светлое и … немного жутковатое. По фатальности результата.

После спора, Лена не стала его переубеждать. Она сказала, что отправиться с ним.

«Тут ведь главное что? – поясняла она Малярийкину. – Главное соблюсти инкогниту. Узнают – нам обоим хана. Не узнают – прокатит. Ещё поживем. Во всяком случае, до Шапронова!»

Адрес Веника был ей известен. Коллективная резиденция чехов находилась прямо в «сити» Скайбокса, в районе, где проживал Шапронов, где имела коттедж сама Элена. В районе, недоступном для простых смертных. В районе, совершить в котором покушение на любого из обитателей было невозможно. Однако, начинающие игроки вне зависимости от клановой принадлежности, могли снимать собственное жильё. Это правило было повсеместным и считалось обязательным даже для бандерлогов.

Веник снимал большой дом недалеко от полигона Ливан – того самого в котором начинал Малярийкин. Адрес Елена знала.

Обсудив план, Маляр и его подельница собрали необходимые им предметы, переоделись, сели в машину и отправились в сторону Ливана. Машину, разумеется, взяли малярийкиновскую, чтобы эленину не светить. Место было достаточно глухое, видеокамер не ожидалось, но всё же.

Малярийкин, как уже говорилось, был облачён в лёгкую танковую броню, спортивный костюм с глубоким капюшоном и солнцезащитные очки (а на дворе, между прочим, стояла ночь). Элена была одета аналогично – тоже, в широкий и почти бесформенный спортивный костюм. Лицо скрывала балаклава. Под мастеркой талию девушки стягивал пояс с многочисленными карманами и обвесами. Надо сказать, что такая широкая (явно не по размеру) и дешёвая спортивная одежда Элену очень портили. Узнать в ней светскую львицу в столь отвратительном наряде было невозможно.

Ровно в два ночи они остановились у особняка.

Особняком строение можно было назвать лишь с натяжкой. Веник проживал в большом доме, в два этажа, второй этаж мансардный. Вокруг домика, как водиться, небо подпирал забор. Высокий, метра три минимум. «Ну, прекрасно, для нашего мерзенького дела даже лучше», – решил Маляр.

Судя по возне за забором, там обитали собаки. Выручила Элена. Вообще она взяла с собой «на дело», несколько больших сумок. А также рюкзак. Постепенно, Малярийкина знакомили с их содержимым. Вначале и одной сумки появилась балаклава и бесформенный спортивный костюм. Потом, из другой – пояс с причиндалами, а также множество инструментов. В этот раз Елена Батьковна извлекла из недр одной из сумок пластиковый пакет. В пакете было мясо. Сырое. Несколько кусков. Пройдя вдоль забора и выбирая наиболее глухие места (там, где над забором торчали ветки густых высоких деревьев), Лена закидывала куски мяса за забор. Очень скоро собаки начали тихо подвывать.

– И чего это? – поинтересовался Маляр.

– Швейцарский шоколад.

– Я серьезно.

– Да я тем более. Не парься, это лекарство.

– И что за лекарство?

– Поспят немного псинки.

– А, ну, добро. Подожди, а ты где лекарство взяла? Вроде животных у тебя дома нету, и никуда мы не заезжали.

Элена тихонько выругалась.

– Мышьяк!

Малярийкин остановился. Собак он любил. И чтобы травить …

– Грех на душу Лена. Не хорошо.

– Ты сбрендил совсем, я смотрю. Мы же с тобой людей пришли мочить. А ты о псинках заботишься.

Маярийкин покачал головой.

– Разные вещи. Да ладно.

Выждав ещё минут тридцать, пока собаки перестали скулить, Лена достала из рюкзака огромные кусачки. Они срезали навесной замок на дальней не рабочей калитке и прошли внутрь.

Яд, спрятанный в кусках говядины, был явно не мышьяком, так как, насколько знал Малярийкин, от такой примитивной отравы крупная собака умирала долго – сутки и даже более. Здесь же огромные кавказские овчарки слегли за тридцать минут. Причём почти беззвучно. Может действительно, снотворное? А впрочем, Лена была права в одном: пришёл мочить сапиенсов, не ной по четвероногим.

Они проникли во двор. Было тихо. Вопреки мнению о ночном разгуле бандитов, данные конкретные бандерлоги мирно спали в два часа ночи, как полагается законопослушным гражданам матушки Сибири. Почти колхозники ё-маё. С рассветом побудка, с закатом отбой. Петухи! Как ни странно, Малярийкин сжимал в руках не арматуру и не ножик, а макет пистолета. Это был пугач. Газовый пистолет был почти не отличим от настоящего и выдавал его только диаметр дульного среза. Однако, как справедливо полагал Маляриийкин, по ночи никто не станет обращать внимание на такие тонкие мелочи.

Войдя внутрь и убедившись, что никто не стоит на карауле, Малярийкин передал пугач Лене, а сам достал арматуру. Обмотал её заранее припасённым из дома полотенцем. Арматура была зачётной, в два пальца ленкиных тощиной. Куда там бейсбольной бите!

В том, что на посту бандитского логова не было дежурных объяснялось легко – собственно Маляр и Лена на это и рассчитывали. Бандиты, особенно такие засвеченные и понтовитые как чехи, никого не боялись. В принципе. И часовых не выставляли. От этого налёт менее опасным не становился – ведь у каждого из спящих в этом доме мужчин был ствол. Причём настоящий, в отличие от Малярийкиновского экспоната.

Они прошли по первому этажу. Там спал единственный пацанёнок. Ткнув ему в рожу пугачём Лена его разбудила, а Малярийкин тут же – шандарахнул по темени замотанной в тряпочку арматурой. Аккуратно, чтобы не убить. Паренёк отвалил поспать обратно на кресло.

– Что-то хило ты его ударил, – прошептала Лена.

Малярийкин пожал плечами. Если бы ударил сильнее, паренёк был бы мёртв.

Больше на первом этаже не было никого. Первый этаж вообще представлял собой всего три больших помещения, одно из которых было кухней и столовой, второе – игровым залом с бильярдом и картёжным столиком, а третье, вероятно, представляло собой нечто вроде кильдыма для переговоров. Или ёбли. С креслами, с лакированным столом (шикарным, но обшарпаным) и маленьким холодильником под водочку. Именно тут спал усыплённый арматурой бандит.

Войдя на второй этаж. Малярийкин осмотрелся. При свете Луны всё видно было хорошо. Чердак особняка являл собой единое обширное помещение, где спали вповалку человек десять чехов. В двух из которых Маляр со злорадством узнал своих старых знакомых – Веника и Мешка.

– А ну вэйк ап, суки, быро! Полиция!!! – проорал он, включая в комнате свет.

Десять расслабленных во сне тел резко дёрнулись, захлопали заспанными глазками, зашарили под подушками и матрасами в поисках волын.

– Руки наружу! Ну!!! – заорала Лена, тыкая стволом.

Сонливость сошла. Бандиты приходили в себя, спросонья переваривая ситуацию очень медленно. За стволами никто не дёрнулся, но и страха на лицах Малярийкин не увидел.

– Обыщи! – приказала Лена.

Маляр торопливо, пока никто не пришёл в себя, обыскал всех десятерых. Пять трофейных пистолетов, три ножа, два кастета (как в пеcне поётся – «три ножа, два нагана») и короткий обрез Маляр отшвыривал в угол комнаты. Прямо по полу, ногами. Затем, пройдя к новообретенному арсеналу и отложив в сторону арматуру, Малярийкин выбрал пистолет себе и ещё один – настоящий – кинул напарнице в балаклаве. Вся операция не заняла и полминуты. Интересно, но Лена будучи, видимо в образе, на себя не походила совершенно. Словно другой человек. Она иначе двигалась, иначе смотрелась. Как какая-то здоровая старая тётка-налётчица. Чистая уголовница с парой ходок. У неё даже изменился голос. Во всяком случае, Малярийкин, оказавшись на месте разбуженных бандитов, вероятно, её бы не узнал.

Лена уверенным движением спрятала пугач за спину, профессионально чётко передёрнула затвор трофея. Интересно, но волыны у неё оказались той же марки, хотя Маляр специально не выбирал. Оба Глока, только один настоящий, другой пугач. Калибр семь сорок четыре, семнадцать патронов.

– Вы двое, встали. – Приказала Лена тыкая стволом в двух бандерлогов. Один из которых был явно Веником (с бородой-косой), а второй комплекцией походил на Мешка. – Лицом к стене! Два шага вперёд. Ручки на темечко! А теперь упали на колени, мордой в пол, и молчать. Жопу выстави. Всё!

Она повернулась к оставшимся.

– Остальные лежат на том же месте. Перевернулись на живот!

– Ты бы сучка аккуратнее, – процедил с пола один из «задержанных». – А то как бы этим стволом тебе потом удовлетворяться перед нами не пришлось.

– Спасибо, батя, за совет. Учту. – С этими словами, совершено хладнокровно, Элена Прекрасная, топ-модель и ведущая телешоу, разрядила восемь патронов Глока в затылки лежащим на полу бандитам. Двое последних попытались дёрнуться – в результате пули разнесли им не затылки, а лица.

В тот же момент из комнаты прозвучали два выстрела. Элена резко шатнулась в сторону и рухнула на пол, одновременно размазывая собственную кровь по стене. Мешок и Веник тут же вскочили на ноги, но Лена, оказавшаяся всё же раненой, а не мёртвой, тут же срезала обоих двумя пулями в грудь.

Реакция Малярийкина, в отличие от его способности управлять танками, оказалась медленнее на порядок. Сжав собственный ствол двумя руками, Маляр попытался выстрелить, но потом вспомнил, что не передернул затвор. Чёртыхнувшись, он запоздало снял предохранитель, заслал патрон в ствол и направил оружие в сторону комнаты из которой задели в Лену.

Дверной проём был тёмный. Ни черта было не видать. Малярийкин смотрел туда, спрятавшись за посудным шкафом. Лена, отталкиваясь ногами, уже отползла с линии огня и сидела в углу, возле «арсенала». Также посверкивая стволом в сторону тёмного дверного проёма. Вероятно, там укрылся один из бандитов, которых они не заметили. Услышав выстрел Лены, он в панике выскочил из-за скрывавшей его комнатной стены, выдал дуплет и спрятался обратно. О том, что он никуда не убежал, говорила краткость огневого контакта. Два бандитских выстрела заняли буквально секунду. Потом всякое движение и шум с той стороны прекратились.

– Обоссался он, походу. – Первой сказала Лена. – Возможно, вообще не бандюк. Много бздит. Хотел бы – нас обоих бы уже положил. Так нет, шкериться.

– Ты сама то как? – поинтересовался Маляр.

– Жить буду. – Успокоила Лена. – Но бочину он мне порвал, сучёныш. Не бандерлог, но стреляет видимо, хорошо.

– С шести метров в бочину, это хорошо?

– Стрелял в панике. Два выстрела за секунду. В движении. И попал. Это неплохо.

– А ты сама то где так шмалять научилась?

– Где училась, там не уже не учат. Страна развалилсь, сам понимаешь. Москвичка я.

– Ну, понятно. Видимо, не просто так берут в телеведущие КТО?

– Видимо, да.

– Как кровь? Нормально?

Лена рассмеялась.

– Кровь всегда нормально идёт, Маляр. Только иногда наружу. Ты дверь контролируй, я перебинтую.

Следующую пару минут, Малярийкин сидел на жопе уставив ствол в тёмный дверной проём, а раскрасотка Элена Прекрасная – валясь на полу и наматывала на себя грязный обрывок простыни, которую тут же отрывала и наматывала, наматывала, перехватывая вонючую ткань красивыми зубами. После этого она подползла к Малярийкину и кивнула в сторону двух отдельно лежащих трупов.

– Помню, ты хотел с Мешком и Веником потрещать. Не забыл тему разговора?

– Отпала необходимость. Думаю, беседа у нас не наладиться. – Хмыкнул в ответ Маляр.

– Но ты хоть рад? Месть вроде как и свершилась.

– Ну да. Только как то быстро. И если они вообще поняли, что совершилась месть. У меня лично создалось впечатление, что никто из бандитов даже толком не проснулся.

– Ну, в мире ничто не идеально, – философски заключила Лена. – Но они мертвы это главное. А нам бы отсюда надо убираться.

– Думаешь, выстрелы услышали?

– Не в том дело. Это же логово бандерлогов. Забыл? Они тут каждый день наверняка постреливали. Просто, для удовольствия. Ну, и для порядка, конечно. Так, для солидности, и уважения к собственному статусу. В общем, думается мне, ночные выстрелы вряд ли кого в округе удивят. Просто: надо сваливать. Не хрен здесь до утра тусоваться. Или ты думаешь переспать тут?

– Помеха у нас, однако, – Маляр кивнул подбородком в сторону дверного проёма, полностью игнорируя сексуальные намёки подруги. – Как думаешь, откуда он взялся то вообще тут?