Текст книги "Броневой"

Автор книги: Илья Тё

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Никого, о ком бы я слышал ранее, – заверил вербовщик.

Маляр кивнул, забывая, что Гойгу только слышит его в наушниках и помчался к дальним мишеням, «пристреливаясь» на ходу.

Обычной пристрелкой назвать это было нельзя, так как классическая «оптическая пристрелка» орудия производилась по неподвижной мишени из стационарной позиции, либо по плавно движущейся мишени в позиции, при которой танк-стрелок двигался с постоянной скоростью либо постоянным ускорением. Во всех остальных ситуациях (то есть в принципе всегда вообще) «пристрелка» при движении являла собой не что иное, как пустой расход снарядов в молоко. Но не в случае васпа-третьего с электронной системой наводки и сопровождения. Надо сказать, что в отличие от ультрасовременных моделей игровых танков, заряды в васпе, конечно, не были самонаводящимися и не попадали в мишень автоматически при любых обстоятельствах. Но, в отличие от древней серии «Т», система управления огнём этой модели могла учитывать неровности местности и изменение положения самого танка-стрелка при ведении огня. Всего лишь благодаря паре гироскопов и датчику скорости. Не космическая технология, но управление огнём облегчало фантастически! А вот полноценно «сопровождать» цели система наводки васпа, увы, не могла. Под громким и красивым словом «сопровождение» подразумевалась всего лишь способность вести цель поворотом башни. Вести плавно, с учётом колебаний гироскопа (то есть без учёта неровностей местности в диапазоне почти до полуметра), но все же вести вручную.

И все же васп-третий вызывал у Малярийкина скорее чувство восторга, чем разочарования. Управлять многотонной машиной можно было как игрушкой – легко. Благодаря универсальной подвеске, внутренняя рама и спрятанное в ней место «пилота» практически не подвергалось тряске. По изуродованной, пересеченной местности танк плыл как перо! То же касалось всего остального. Башня вертелась движением пальца. Отдача при выстреле поглощали компенсаторы. Управлять новым танком было не только комфортно и просто. Но, главное, – быстро. Маляр ликовал!

– Да я погляжу, ты живчик, – восхитился, глядя на всё это безобразие «старший старшина».

– Ну да, пока снаряд в бошку не прилетел, – пошутил Маляр, подразумевая под «бошкой» башню.

Гойгу ещё некоторое время наблюдал за работой товарища Малярийкина, потом достал из кармана казенную бумажку. Это была анкета. Не то, чтобы пацан произвёл на старика впечатление, но кое-что записать Гойгу всё-таки решил. Анкеты он заводил только на тех совершенно исключительных нубов, которым симпатизировал. То есть на тех, про кого думал, что они не умрут в первом же бою. Если бы Маляр это знал, он бы был обнадёжен. Но если бы Маляр знал, какие именно способности отметил Гойгу, – он бы расстроился.

Опытный старик отметил про себя то, что днём раньше, возможно, обнаружила Элена Прекрасная. В молодом нубе горела не скрываемая и потому очень яркая и заметная дьявольщинка. Деталь, которая обычно напрочь отсутствовала в поведении стандартного, начинающего «пушечного мяса». Малярийкин, по мнению Гойгу, не просто учился управлять танком. Малярияйкин – учился убивать.

Он не задавал ни одного вопроса, свойственного новичкам. Его не интересовали призовые деньги, он не скулил насчёт своих шансов на выживание в первом бою (который большинство новобранцев обычно не переживали без реанимации). Статистика смертности и ранений также не волновала Малярийкина. Видя подобную «стоическую отрешенность», Гойгу решил, что будет помогать молодому человеку всем во всём. Хладнокровие и презрение к смерти, которую демонстрировал «этот нуб», были верными признаками будущих успехов в танковых боях. Во всяком случае – в первых.

Странно, но если бы старый Гойгу рассказал о таких подробностях самому Малярийкину, тот бы не удивился. Ему, правда, было насрать практически на всё. Единственное что он желал отыскать на поле и в своей жизни – машинку Шапронова. Какую бы цену не пришлось для этого заплатить.

* * *

Четыре часа сна промелькнули пулей в смотровой каморке Гойгу. Смотровой каморка называлась, так как размещалась на верхнем (третьем) этаже здания АБП, которое отделяло (своим первым этажом и ржавыми воротами) танковый полигон от грунтовой дороги в Скайбокс. Внешне помещение походило, скорее, на какую-то диспетчерскую, поскольку имело широкое наклонное остекление и никаких штор. Почему она была именно «смотровой» и именно «каморкой», Маляр понятия не имел. К техническим регламентам здания сие название отношения также не имело. Просто так называл свои апартаменты старший старшина. Кстати, выражение «старший старшина», насколько в первый же момент знакомства с Гойгу допёр Малярийкин, когда-то честно оттабанивший пару лет в армейке, было своего рода стёбом. Это Гойгу так над собой издевался. А также над подопечными. Зато, в отличие от «командоров» и «генералиссимусов» КТОшной табели о рангах, звание Гойгу было реальным, армейским. И получил он его не за игровые бои на КТОшных локациях, а за реальное участие в кровавых боевых действиях последней войны. Возможно, шутливая приставка «старший» к званию «старшина» говорила именно об этом.

Фактически, перед боем Маляр не покидал полигона. И, таким образом, оказался на точке сбора первым. От данного сомнительного преимущества, впрочем, Малярийкин кайфа не получил. Скорее, наоборот. Незадолго до соревнований, перед самым рассветом, его очень звучно разбудил старший старшина.

– Подъём, боец! Жрать! Пить! Встать! Быстр-а! – С этой многозначительной репликой Гойгу протянул подопечному вонючий какао и толстый бутерброд.

Маляр протёр глаза, потом бросил взгляд на часы.

– А чё случилось? Чё рано то так? – После бессонной ночи и короткого утреннего сна голова словно «плыла». И всё же привычки, наработанные ещё в Наш-ангаре в неудачные голодные годы, оставались сильными. Без всякого участия головы руки сами потянулись к бутеру и быстренько транспортировали кусок в рот.

Гойгу почесал маковку. Обоими, освободившимися после передачи кофе руками.

– А, ну да, информация! – злорадно воскликнул он. – Значит, докладываю. Ночью примчалась Лена. Велела поставить тебе новое орудие. Мои реммехи возились пока ты дрых. Пушка – прокачаный до М2 Смоки. Это средний калибр. Как раз для нубов, вроде тебя. От учебки отличается мало. Дешёвая модель, простая как сапог. Отлично подходит для шустрых корпусов, вроде первого васпа. Лавируй с ней, шмаляй, уносись. Высокая кучность при стрельбе. Хорошая скорострельность. Пробивная способность небольшая, достойный урон можно нанести на близкой и средней дистанции. Если вздумаешь жечь лобовую броню в корпусах высокого уровня – только в упор. То есть проще самому застрелиться. Уяснил?

– Уяснил… в смысле, так точно, товарищ старший старшина! Всё, я пошёл! – Малярийкин запихал в рот остатки бутерброда, плеснул в рот какао-кипяток (судя по вкусу имевший такое же отношение к какао, как мухомор к жульену), обжёг язык, матюкнулся, сбегал отлил, умылся, натянул штаны и прочие причиндалы. Вылетел на полигон. Возле внешней стены АБП, то есть там же, где вчера бросили, высился блестящим верблюжим горбом его вчерашний, уже обожаемый танк.

Малярийкин ещё подумал, что это просто прелестно начать убивать людей на рассвете. Особенно в первый раз. Маляр стоял перед танком, танк перед ним, а солнце – солнце поднималось за танком, освещая грани стальной машины нежными розовыми лучиами, делая обращённую к Малярийкину сторону смертоносного аппарата почти невидимой и тёмной, но контур танка – ярким и выразительным. Особенно – на фоне светлого-пресветлого неба, на котором уже отгуляли звёзды с луной, но ещё не встало царствовать солнце. Первые мягкие лапки дневного светила ласково ложились на броню, прыгали бликами и звёздочками по тусклой поверхности металлического гиганта. Красотень!

Малярийкин сплюнул. Этакое чудное солнышко и погода, по личному, Малярийкиновскому, не высказанному мнению, не соответствовали предстоящей кровавой оказии с танкистами-гладиаторами. С этой стороны и ракурса васп действительно походил на верблюжий горб. Если не видеть орудийный ствол. С ним … с ним контур васпа напоминал нечто другое. Не розовое. Более матерное. В любом случае, боевая бронированная машина на рассвете выглядела интересно. Наверное – как всё на рассвете. Кроме, разумеется, трупа. Трупа танктиста, например.

Отбросив пессимистический настрой, Малярийкин быстро залез внутрь корпуса, оплёл себя ремнями, активировал электронные боевые системы и принялся ждать.

Насколько помнил Маляр по армейке, танки и вообще, тяжёлую бронетехнику вроде САУ у них в дивизионной артиллерии называли «сундуками».

Сундук, тук-тук.

Веселый стук.

Соси снаряд, мой юный друг!

– прошептал себе под нос старую армейскую прибаутку Малярийкин.

В следующее мгновение динамиках прозвучал сигнал к бою. Двадцать «сундуков» рванули с места мгновенно. Но хаотично. Как показалось Малярийкину (и было, к слову, на самом деле) нубы из его группы рванули на форсаже в разные стороны просто, чтобы не стоять на месте. Ни тактики и какого-то сложного и заранее продуманного рисунка боя здесь не следовало искать. Если бы в группе были опытные бойцы – возможно. За линией хаотичных передвижений и рывков могла скрываться более сложная тактика чем «кричи и беги». Но с нубами – никак нет.

Воздух разрезал огонь! Эх, красиво, подумал Малярийкин. Яркие вспышки. Грозное уханье. Малярийкин вопреки совету старого Гойгу гермошлем не надел. Ну ещё бы – начитался перед боем советов и инструкций. Вместо гермошлема на его бошке красовались объемные специализированные наушники. Они и от ударной волны могли перепоночки защитить и от громких звуков изолировали. Разрывы снарядов и их заунывный вой Малярийкин ощущал лишь как незначительный (но здорово раздражающий) глухой шум.

Как и траектории движения боевых машин, судорожные залпы башенных орудий, похожие по систематичности и упорядоченности скорее на чихание туберкулёзника, чем на артиллерийскую стрельбу, выпинывали в небо снаряды наобум. Наспех, без дела, в молоко. Будто начинающим игрокам было не жалко боезапаса. Будто начинающим игрокам было не страшно открыто, в столь ограниченной по масштабам локации такими выстрелами обозначать себя.

Но Малярийкин провёл с Гойгу достаточно много времени вчера, чтобы знать – всё именно так. Нубы не боятся обозначаться и им не жалко боезапаса. Ведь по статистике большинство из них даже из группы не выйдет и умрёт/обгорит в первом же бою. К чему тогда экономить? Пали, сука. Пали!

– Ну, правильно, чё снаряды жалеть? Всё они равно казённые. Да и дохнуть скоро, да? – Обронил Малярийкин себе под нос. Его левая ладонь нервно подрагивала на пульте управления, а правая – теребила один из рычагов, словно сиську любимой девки. Эх, Ника, Ника, где ты сейчас? А впрочем, молиться в такой ситуации следует Элене. Прекрасной. Вот, было бы прекрасно вылезти из этого суматошного компота живым и невредимым. С ногами-руками. «Да брось, Петя! – попрекнул себя Малярийкин. – Хотя бы живым».

– Значит, смотри, – наставлял перед дракой Гойгу. – На организацию боя каждый из участников будет иметь ограниченное время. Не в смысле, что время боя ограниченно, а просто, в силу особенностей игры, локации и отсутствия командного деления. Локация у вас довольно открытая. Команд и командиров нет. Опыта тоже. Что это будет? Правильный ответ. Это будет месиво. Без всякого намёка на порядок и систему. Будь к нему готов. Поле ты знаешь. Это – твоё главное преимущество. Предугадать кто и куда сорвётся в первое мгновение невозможно, поэтому выбери для себя несколько доступных точек обороны, которые ты готов занять и которые тебя устраивают. Какие-то из них займут соперники. Но не все. Одна – достанется тебе точно, если не тупить и действовать резко. Главное – держи себя в руках и подбирай запасные варианты. Постоянно! Оценивай обстановку. Сверяйся с собственными планами на игру. И принимай решения. Боевые качества у тебя не плохие. Боевого опыта нет, но машиной ты владеешь. Значит – соображай. И запоминай!

Смотри. Раз нет команд, значит, нет боевого построения. Однако определенная система в передвижениях противника все же будет. Она обусловлена просто самим характером местности. Основное напряжение и основные дуэльные поединки очевидно будут сосредотачиваться вот здесь – Гойгу тыкнул грязным пальцем в карту – Здесь! Просто потому, что это широкая объездная дорога, с хорошей видимостью. Дорога, с которой берут начало и в которую упираются большинство второстепенных линий локации. Логично? Логично. А значит, именно здесь пройдёт основной трафик беспонтово шляющихся по локации нубов. Шляющихся в ужасе и в диком стремлении кого-нибудь убить. Вывод – это трассу избегай в первые минуты боя как чумы. Пусть мочат друг друга сами. В хаосе первых минут боя ничего просчитать невозможно, нубы будут метаться и вскрывать друг друга как консервные банки. Справа, слева, отовсюду. В этот момент ты будешь сидеть в защищенной позиции. И ждать. Но обрати внимание, долго ждать тоже нельзя – тебе следует набирать очки.

Теперь дальше. У тебя корпус – васп третий. А не бесплатное говно от спонсоров, на котором выйдет сегодня большинство. Васп-три, конечно, тоже говно. Но по сравнению с остальными смертничками, что будут лазить сегодня по локации – ты Бог войны. Почти неуязвимый и почти абсолютно смертоносный с первого же попадания для любого среднестатистического нуба. Используй это. Но не кичись. Об осторожности забывать не следует.

Да, большинство попаданий из нубовских пукалок в лобовую броню тебе не страшны. Но только при фронтальном столкновении! Несколько врагов на одного, или даже один резвый при атаке с фланга тебя сделают, даже не сомневайся!

Окраска у тебя маскировочная. Поэтому с началом боя рвёшь с точки старта и смотришь куда дёрнулись большинство стоящих рядом оппонентов. Почти все поползут на главную объездную трассу, поверь. Выбираешь направление, куда никто не поехал и дуешь к одному из заранее намеченных укрытий. Что есть мочи. Вдоль холмов, которыми ограничена локация, минуя дорогу. Нубы по привычке выбирают трассу. Поскольку на трассе якобы имеют превосходство в скорости. Да, это так. Но снаряд то быстрей. Хотя в твоём случае это не важно.

В общем, прячешься. Ждешь, пока спадёт артиллерийский шквал. Это будет означать, что большая часть идиотов друг друга покрошила. И остались только те, с кем реально можно иметь дело. Выходишь. И жгёшь.

– И что, дальше никаких советов? – Удивился Малярийкин. – Просто вот выходишь и вот просто жгёшь?

– Не просто. Дальше тоже будет не просто, сынок. Но дурное месиво ты переживёшь. После него последуют бои, более-менее предсказуемые с точки зрения тактики. Я хочу спасти тебя от случайного снаряда. И потом, это просто совет. Ты можешь не следовать ему.

– Всё понятно. – Малярийкин кивнул …

Совет старого мудака оказался дельным. Маляр рванул с точки старта, прошёл по окраине локации к укромному месту, закрылся там, заглушил двигатель и сидел, слушал. Действительно, спустя некоторое время оглушительная канонада, разрывавшая перепонки с момента начала сражения, сменилась редким уханьем отдельных взрывов – разовых, а значит прицельных, осторожных, более точечных и более толковых.

Следуя советам Гойгу дальше, Маляр дал зажигание, вылез из укрытия и тем же путём что пришёл, пополз обратно к центру локации. Противник появился внезапно, как и следует толковому противнику. Малярийкин, последние десять минут едва не ползший на брюхе, что-то расхрабрился, и чуть дал газку. Результат охренительной смелости показал себя тут же.

Из-за угла, прямо по ходу движения вылез чужеродный танк, видимо тоже не ожидавший увидеть здесь живого-здорового соперника. Оба бойца смачно выругались (возможно, даже одинаковыми словами), вогнали заряд в казённик и дали залп. Надо признать, Маляр среагировал позже. Противник выстрелил первым буквально на секунду. Спас васп. Корпус был выше уровнем, выстрел был дан в лоб. Васп вздрогнул, как насилуемая девка, которой что-то вогнали в голову. Но удар выдержал. Боясь от страха даже пёрнуть, Малярийкин автоматически заслал в ствол новый заряд и приготовился уже выстрелить вторично, но, приложившись глазкой к прицелу, сквозь рассеявшийся дым увидел вражеский танк.

Взгляд зафиксировал прямое попадание чуть выше десантного люка. Кумулятивная струя, пройдя внутри вдоль всего корпуса несчастной машины до моторного отделения включительно, превратила пилота-стрелка в пар, деформировала корпус и подожгла аппарат. Малярийкин, действуя абсолютно на автомате, а лучше сказать в легком полусумасшествии, дал задний ход. И вовремя. От открытого огня сдетонировал боекомплект. Осколки посекли корпус васпа, пламя лизнуло языком броню и оптику, но, слава богу, не причинило никаких повреждений.

Маляр дал разворот, выжал сцепление и почему то на максимальной скорости попёр вверх на высотку. Удивление и шок сменились злостью. К кому? Малярийкин не знал и не пытался анализировать.

За лишние эмоции пришлось раскошелиться немедленно.

Возле длинного полуразрушенного дома, открывшегося за подъемом грунтовой дороги, стояла ещё одна вражеская машина. Видимо, она была повреждена, так как с большим трудом (крайне медленно) разворачивала к Малярийкину башню. Маляр дал тормоз, навёлся, и пушка тут же поймала в прицел бочину соперника. Выстрел точный и верный последовал молниеносно. Смоки выплюнула снаряд, вражеский танк качнулся как от пинка. Сквозь шлемофон Маляр услышал отчетливый и на удивление чистый металлический звон, словно кто-то ударил в колокольчик – это сказывалось попадание на сверхкороткой дистанции. В следующее мгновение глаза Малярийкина уловили в воздухе странное движение – вертясь юлой, над песчаным полем порхала срубленная его выстрелом вражеская башня, мотая стволом орудия как клювом. Грохнулась, почти в метрах семидесяти от основного корпуса. Охренеть. Если бы Маляр такое не увидел собственными глазами – никогда бы не поверил. Семьдесят метров! Остались ли внутри живые, так же выяснять не стоило. Насколько Малярийкин знал, в устаревших корпусах нубов посадка пилота была «совмещенной» – для большего комфорта кабину делали большой и кресло пилота устанавливали точно в середине. Пилот сидел, таким образом, ногами в корпусе, плечами в башне. Что становилось с телом в случае, если башня вздумала полетать – не стоило даже воображать себе. Чтобы не тошнило.

В этот момент из-за здания, видимо, привлеченный звуками артиллерийского противостояния показался третий гость. Реакция опять Малярийкина подвела. Гость выстрелил первым.

Мимо! Нервишки, видать, ни к чёрту. Маляр дал газ и на ходу выстрелил в ответ. Тоже в молоко. Стрелять на ходу он умел не так показательно как из стационарной позиции. Вражеская пушка, совершив перезаряжание уже развернулась к сундуку Малярийкина, но васп, как более современный корпус с автоматичекой подачей снарядов в казёнку, снова всех «победил». Хотя Малярийкин выстрелил позже, он перезарядился раньше. Остановился и дал второй выстрел с места. Точно. Угодив прямо под намалёванную на башне эмблему КТО. На этот раз башня не отлетела, но подбитый танк сменил цвет, замерцав! Видимо, пилот оставался жив, но машина получила повреждения, не совместимые с продолжением боя. Танк выбыл. И этого Маляру было более чем достаточно. Кровушки он сегодня уже попил вдоволь.

Сейчас Малярийкин впервые наблюдал, что такое «модуль игровой защиты КТО» в действии. Подбитый сундук не просто сиял и переливался. Маляр знал, с данного момента ни одно орудие из подключённых к игре танков, будучи наведённым на деактивированную машину, выстрелить не сможет. И слава богу. Хоть кто-то получит шанс выжить в этой звериной бойне. Маляр хотел понаблюдать за процессом работы защитного модуля более внимательно, но не смог, так как по нему открыли огонь.

Перевалив высотку, Малярийкин сам того не ожидая, оказался в самой гуще парных дуэлей, которую разыгрывали между подбитых корпусов нетерпеливых нубов, погибших в первые минуты боя, более продуманные игроки. Они прятались за руинами, за уцелевшими корпусами строений, за холмами и низинами, выскакивали, меняли позиции, и раз за разом выплёвывали снаряды. В чести у выживших новичков, как понял Малярийкин, были снайперские подачи. Которые, правда, постоянно лажали. А может, просто снаряды подходили к концу после тридцати минут беспрерывной пальбы. Поэтому и стреляли редкими одиночными. Как бы ни было, Маляр простоявший половину времени в укрытии, не был обременён подобной проблемой. На циферблате фронтального монитора не промелькнуло и шестидесяти секунд, как Маляр, сбил гусеницу четвёртому танку (снова засиял модуль защиты, танкист был жив) и ввязался в перестрелку между пятым, шестым и седьмым. Сделав по касательному попаданию в каждого из противников, Маляр решил отказаться от предложенной партии и выйти из артобмена. Все три машины были далеко, стреляли в друг друга из укрытия, но самое главное, увидев заведомо более сильный васп-три Малярийкина стали концентрировать огонь не на друг друге, а конкретно на Маляре. Это было не хорошо. Превосходство корпуса – превосходством корпуса, но одному против трёх (даже трёх лохов) играть было неприятно. Дав задний ход, Малярийкин снова исчез за бугром дороге так же, как минутами ранее показался из-за неё.

Но это, как ни странно, это тоже не помогло!

Обстановка на карте менялась слишком быстро, чтобы её можно было контролировать даже с помощью пресловутой логики и выдержки про которые постоянно твердил старший старшина. Пока Маляр пятился, к нему со спины, по той же самой дороге, по которой только что поднялся он, нёсся новый соперник. Также очевидно – ничего не подозревавший о выкатывавшемся к нему из-за бугра сюрпризе в виде Малярийкиновского зада. Что интересно, враг отражался на экране заднего вида, но Маляр занятый огрызанием с троицей с противоположной стороны бугра, в задний монитор попросту не смотрел.

Судьба-злодейка, словно заметив желание Малярийкина дистанцироваться от прямого боестолкновения, бросила на него нового оппонента.

Почуял врага Маляр только после страшного попадания.

Словно молот долбанул по затылку!

Маляр, даже не глядя на экран, принялся судорожно разворачивать башню. Но жёстко не успевал.

Второй снаряд врезался в корму корпуса.

Попадание!

Индикаторы тревожно заверещали. Еще один такой выпад и мерцать будет уже васп. Если выживет вообще. Что делать, отъезжать? Продолжать разворачиваться? Башню явно клинило. Маляр долбил ручку гашетки, но изображение на фронтальном экране поворачивалось еле-еле.

Малярийкин понял, что не успеет, и остервенело даванул газ. Если орудие невозможно развернуть башней, надо провернуть корпус! Гусеницы взревели, выбрасывая из-под треков камни и пыль! Вёрткая машина крутанулась на месте. Видеонаведение башни не функционировало, однако с такого близкого расстояния особо целиться и не было необходимости.

Огонь!

Выстрел оглушительно рявкнул.

Однако, вместе с Малярийкиным выпустил последний, третий снаряд и его безымянный враг. Два потока пламени в сопровождении двух кусков высокоуглеродистой молибденовой стали весом в двадцать три килограмма врезались в оба корпуса почти одновременно.

Перед глазами блеснула вспышка. Малярийкина отбросило к стене кабины, вворачивая голову в плечи и разнося в бисер задний монитор. Противно заскрежетал металл …

Спустя несколько мгновений, Малярийкин открыл глаза. Голова плыла как после самогона. В кабине было темно, сверкало аварийное освещение в виде двух оранжевых ламп возле аптечки и контейнера с кислородной маской. Экраны погасли. Деформированный корпус сжимал тело со всех сторон. От превращения в фарш спасла только защитная клетка с жёстким скелетом, установленная вокруг места пилота. Впрочем, металлические дуги, составлявшие основу клетки, были согнуты под острым углом. До смерти, в общем, Малярийкину не хватило совсем чуть-чуть. А вот вражеский танк с короткого расстояния был разврочен, как раскрывшийся цветочный бутон.

– Маляр-твою-мать-маляр! – внезапно разнеслось по всему танку. Видимо такой окрик и привёл его в себя. Голос хоть и шёл через динамики, но был хорошо узнаваем. Малярийкин слушал его весь вечер, всю ночь, задрался слушать. Прокуренную хрипотцу старшего старшины отныне Малярийкин мог спутать с чем-то другим с той же вероятностью, как звук собственного храпа.

– Да, млять! – радостно закричал в ответ Малярийкин. Дышалось ему легко и даже свободно, ведь не считая относительно легкой травмы головы и краткосрочной потери сознания, никаких повреждений он не получил. – На связи, товарищ старший старшина!

– Ух, млять! – в том же стиле отвечал ему наставник. – Нашёлся, блин, таки! Ты в паряде, сынок? Говорю, ты в паряде?!

– Да в полном, товарищ старший страшина!

– Видел, тя шмальнули. Мерцаешь, что моя ёлка!

– Было такое, товарищ старший старшина! – усмехнулся Малярийкин, смирившись с железным пленом и второй уже раз молясь на автономную систему игровой безопасности. – Дык я ж в броне! Подмяло слеганца! Всё чудесно!

– Не в броне, а в говне! – абсолютно логично со знанием научно-технической стороны вопроса поправил старший старшина. – Ты где на васпе-третьем броню то нашёл? Короче, пятёрка фраерков-нубов твой лучший результат на сегодня, сынок. Не блеск, согласен. Зато живой. Живой, сука!!! С чем и поздравляю.

– Не совсем то, к чему я стремился, товарищ старшина!

– Ай, правда? А я вот всю жизнь стремлюсь то к бабам, то к бабкам. А они ко мне никак! Работаю вербовщиком, со всякими дебилами в битых танках разговариваю! Не совсем то, к чему я стремился, а, товарищ нуб?

– Да это … – Маляр помялся. – Просто день неудачный.

– Трещи, трещи! – рассмеялся Гойгу. – Благодари Бога, что выжил, дурень! Сиди, жди окончания раунда. Вытащат. Потом посвистим.

– А сколько ждать?

– Часа три.

– Ох ты. А если бы я кровью истекал?

– А если бы у тебя понос был? Терпи! И вообще, что ты хотел от альфа-защиты? Скажи спасибо, что не добили. В битом танке тебя и ребенок разделал бы. Кстати, запомни. Вот почему ещё нужна хорошая индивидуальная защита. Бои бывают разные. И не во всех из них целью бывают танки. Видал я, как на раненных танкистов, зажатых в броне, специально на трек наматывают. Особенно в чемпионских боях. Конкуренция! Ну, ты рад?!

Малярийкин, конечно, был рад.

Причём охренительно.

Дальнейшие три недели слились в сознании Малярийкина в единую полосу, как при скоростном движении. Каждое утро начиналось теперь не с чего-нибудь, а с поездки в ангар и проверки танка. При ангаре Малярийкин завтракал, после чего мчался на полигон и колесил бетонным плитам до самого вечера, пока солнышко не начинало царапать проржавелым краем полигонный забор. Этот процесс, похожий на бесконечный повторяющийся сон наркомана, на грёбаный день сурка с бесчисленным повторениями, могли прервать только коллективные занятия неизвестных танковых команд, а также работа технических групп, залатывавших полигон после упражнений предшественников. Но Малярийкин не жаловался. В том числе сам себе. Пожалуй, он был готов вкалывать на полигоне подобным образом вообще сутки напролёт. Лишь бы – вот если откровенно положить руку на сердце, – исполнялось единственное желание.

Чтобы Леночка была рядом. Тупо. Хотя бы раз в день. Полчаса. Просто, рядом, чтобы можно было с ней тихим голосом потрещать, видеть её гладенькие километровые ножки, вдыхать чудесный (после ГСМ то!) аромат женских духов. А может быть и дотронуться. Если случайно повезет. Даже так. Для урода Малярийкина в случае с красавицей Эленой, в натуре, это был почти грязный секс.