355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Илья Шустров » Белые люди » Текст книги (страница 3)
Белые люди
  • Текст добавлен: 25 июня 2020, 16:00

Текст книги "Белые люди"


Автор книги: Илья Шустров


Жанр:

   

Ужасы


сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

– Чего дать?– не понял Молчанов.

– Телефон свой дай, говорю.

– Это в каком смысле?– Максим Владимирович совсем не ожидал такой просьбы и нашёл её двусмысленной.

– Ничего не подумай, с тобой весело просто. А у тебя девушка-то есть?

– Нет,– Молчанов помотал головой.

– Найдём. Я тебя в свет выведу. Какой-то ты загнанный.

Когда Максим Владимирович пришёл домой и сел перед телевизором, то даже не включил его. В голове роились мысли. Он отчаянно пытался понять, что за существ видел уже два раза за последнюю неделю. Они наверняка были одного происхождения. Георгий явно был жив, значит, это точно не призраки. Но кто-то же стоял у стены тогда. Кто-то же плакал, поднимая голову к потолку. Кто-то, излучавший загадочное белое свечение. Кто-то, точь-в-точь похожий на Георгия. Кто-то, но не он.

Глава 3. Жизнь ради искусства

Через несколько дней после инцидента на «Сухаревской» Максиму Владимировичу объявили, что какое-то время ему предстоит работать на «Трубной» в великолепной, по мнению Молчанова, должности. Максиму Владимировичу предстояло сидеть в мониторной, куда транслировались видео с камер на станции, и изредка выходить, если появится что-то нехорошее. Это входило в обыденное для Молчанова понятие Службы безопасности. Огорчало немного то, что при таком виде деятельности подразумевался коллега – работа была парной.

Но это можно было перетерпеть. Коллега явно не начнёт вытаскивать Молчанова на прогулки, не будет пытаться пойти с ним в клуб. Дело в том, что за эти несколько дней у Максима Владимировича появилась подруга. Лера была первым человеком, которого не смущала полная безынициативность Молчанова. Она писала ему первой, сама звонила порой, звала на прогулки, и, в целом, Молчанов понял, что её звонки прекрасно помогают справиться с мрачной серостью работы в метро.

В тот день эту серость, помимо Аглицкой, скрасил коллега. Оказавшись в мониторной, Максим Владимирович увидел за пультом знакомый силуэт. Это был едва ли не единственный человек, общество которого Молчанову было приятно – его тёзка, тоже Максим. Но Вячеславович. Максим Вячеславович Иссинский, худой, среднего роста мужчина с длинными тёмными волосами, плотно прилегающими к черепу. На его лице всё время было позитивное выражение. Даже если Иссинский был сосредоточен на чём-то, уголки его губ всегда были чуть приподняты. Рассмешить Максима Вячеславовича было невероятно легко. Он был лёгок на подъём и быстро вникал в суть любой шутки. Приятнее человека Максим Владимирович в метро не встречал. Как всегда, Иссинский сразу же обернулся на звук открывшейся двери.

– О, Молчанов,– Максим Вячеславович засмеялся и, привстав, пожал Максиму Владимировичу руку. Его веки в состоянии покоя всегда были чуть-чуть опущены. Создавалось впечатление, что Иссинский всё время хочет спать. Но в моменты беспокойства и крайнего сосредоточения глаза распахивались во всю ширь.– Как жизнь?

– Как всегда,– Молчанов пожал плечами.– А ты как?

– Ты знаешь, я потерялся!– сообщил Иссинский. Эта фраза означала совершенно конкретную ситуацию – несколько минут назад, Максим Вячеславович связывался с диспетчером Наринэ-Иванной. Наринэ-Иванна была хорошо знакома Иссинскому, на неё Максим Вячеславович всё время почему-то попадал в экстренных случаях. Каждый раз, звоня в диспетчерскую чтобы сообщить о каком-то происшествии, Иссинский слышал один и тот же голос с красивым акцентом. Он уже примерно представлял себе эту даму, несмотря на то что вживую они ни разу не виделись. Её примечательные фразы Максим Вячеславович нередко цитировал. Однажды, когда Наринэ-Иванна запуталась руками в проводах, она с возмущением заявила в трубку: «Я потерялас!». Это рассмешило его донельзя. Ещё Максим Вячеславович несказанно радовался, когда в рации появлялись помехи и Наринэ-Иванна принималась раздражённо жаловаться: «Да я не понимаю, щто это за радио, где вообще находимся? Щто за шум… Кто шумит-т?!». Ещё Иссинский любил порой пытаться скопировать очаровательный акцент Наринэ-Иванны, но терпел крах. Её голос был уникален, спародировать его не представлялось возможным. Слегка тянуть звук «м» на конце слов, выделять «о» в окончаниях – этого было недостаточно. Порой Максим Вячеславович порывался написать книгу «Как говорить, как Наринэ-Иванна». Ведь есть же книга «Как говорить, как Стивен Фрай», значит и про Наринэ-Иванну нужно что-то такое создать. Этот уникальный говор, ласкающий слух посреди грубых интонаций прочих работников метрополитена, был для Иссинского определённой отдушиной. И раз сейчас Максим Вячеславович радостно сообщил, что потерялся, это явно было следствием недавнего диалога с Наринэ-Иванной.

– По какому поводу на этот раз созванивались с Наринэ?– поинтересовался Молчанов

– У нас художник опять чудит.

– Какой художник?– не понял Максим Владимирович.

– На «Трубной» бродит один дедушка, всё время мольберты свои расставляет. Нам его либо самим надо убирать, либо силы посильнее звать,– такие фразы тоже были фишками Наринэ-Иванны. Она иногда говорила Иссинскому, что его наглядность не наглядная, когда тот описывал ей некую ситуацию на станции.– Руководство утверждает, что он мешает движению народа.

– А он мешает?

Иссинский пожал плечами:

– Да не особо. Но нам его сегодня необходимо будет гонять, если опять припрётся.

– Ну если надо, значит будем гонять.

И начался рабочий день. По камерам, с одной стороны, не показывали ничего интересного. Но, с другой, это были и не новости городка N, или депрессивное ток-шоу. Разговоры с Максимом Вячеславовичем изрядно скрашивали день Молчанова. Они успели обсудить все проблемы типичного работника метро. Иссинский жаловался на машинистов, которые, смертельно бледные вылезали из-под поезда с кровавой кашей на руках после того, как сбивали очередного неудачливого пассажира. По словам Максима Вячеславовича, все машинисты обязательно начинали ныть об этом Наринэ-Иванне, используя диспетчера как психолога.

– Я… я его сбил, убил, перерезал напополам!– со слезами в голосе сообщал ей очередной убийца поневоле.

– Даже так? Безобразие!– осуждающе комментировала такие сообщения Наринэ-Иванна.

А после этого она обязательно звонила Иссинскому и рассказывала, насколько же ей надоели эти несчастные. По словам Максима Вячеславовича, Наринэ-Иванне уже не хотелось их жалеть, как поначалу. Когда приходится выслушивать подобные истории раз в два-три дня, пропадает всякое желание тратить на них нервы. Самое интересное заключалось в том, что в диспетчерскую нужно было звонить совсем не машинистам, а другим работникам станции – дежурному или его помощнику. Но обезумевшие от свершившегося машинисты, в ужасе выползающие из-под поезда и выбирающиеся на платформу блевануть, почему-то почти поголовно ковыляли к связистам и лично дозванивались до диспетчера.

– Я где-то читал про женщину, которая на машине сбила старушку и тут же сама стала звонить в полицию,– рассказывал Иссинский.– Вроде как даже не плакала, не кричала, просто в состоянии аффекта сообщила, что она сбила бабку. Это, по-моему, статья в каком-то журнале была. И там ещё психолог объяснял, что такие вещи сразу хочется проговорить с кем-то. Ну даже не хочется, а это просто необходимо. Вот с машинистами то же самое.

Но больше всего Максима Вячеславовича раздражали люди с длинными шарфами, которые волочились по полу и порой попадали в ленту эскалатора. Обычно удавалось шарф быстро развязать или вырвать из цепких металлических челюстей коварного механизма. Но случались и смертельные исходы. Иссинский даже показал Молчанову видео с монитора, где маленькая женщина с очень длинным шарфом, оказавшимся смертельной ловушкой, задыхалась на полу у эскалатора, пока ей не помог спустившийся следом мужчина.

– Ну не дура ли?– возмущался Иссинский.– Идиотка просто! Мозгов нет вообще. Шарфы в метро категорически не нужно носить, я считаю. И уж точно надо следить за ними возле эскалаторов.

За такими непринуждёнными и весёлыми диалогами прошло часа два. И тут, на очередной позитивной ноте, Иссинский бросил взгляд на монитор и вздохнул:

– Ну что такое!

Молчанов тоже посмотрел на экран, и в одну секунду у него перехватило дыхание:

– Ты тоже видишь это?– на камере номер четыре шёл странный человек. Его тело было невозможно разглядеть на камере из-за странного белого свечения. В толпе людей выделялось жуткое белое пятно. Максим Владимирович трясущимися руками схватил Иссинского за плечо и слегка встряхнул:

– Ты это видишь?!

– Конечно вижу! Это кошмар какой-то, мне надоело, я не пойду. Молчанов, сходишь?– Максим Владимирович непонимающе взглянул на коллегу. Призрачная сущность появляется в радиусе ста пятидесяти метров, а Иссинский не хочет туда идти. Это как?

– А ты их часто видишь?– Молчанов решил уточнить, параллельно направляясь к двери.

– Да почему их, он один, вообще,– Максим Владимирович резко развернулся.

– В каком смысле один? У меня это уже третий.

– Интересно, я думал такой долбанутый в метро только один,– задумчиво протянул Иссинский.

И тут Молчанову пришла в голову мысль, что они говорят о разных вещах.

– Ты сейчас про кого?– спросил Максим Владимирович.

– Про художника. А ты про кого?– Молчанов пригляделся к мониторам и увидел на экране под номером шесть забавную картину. Многие колонны на «Трубной» были украшены витражами, изображающими различные города и достопримечательности России – цветные стёклышки, выложенные в форме вещей и зданий, ассоциирующихся с определёнными местами, создавали на станции атмосферу торжественной галереи искусств. И возле витража Коломенского расположился небольшой мольберт, за которым сидел старичок с пышной седой шевелюрой. Он рисовал станцию с таким упоением, что выглядел продолжением стены – настолько он был статичен.

– Это тот художник, что ли, которого прогонять надо?– догадался Молчанов.

– Конечно. А ты про кого?– не понял Иссинский.

– Да ни про кого,– Максим Владимирович уже успел пробежаться взглядом по камерам и понять, что таинственное белое пятно в виде человека уже исчезло. Молчанов открыл дверь и вышел из мониторной. Спускаясь, он размышлял о странных вещах, которые с ним начали происходить. И самым странным было то, что Молчанов даже не мог решить, какая странность смущает его больше – сверхъестественные люди или появление (страшно сказать) подруги.

Лера Аглицкая проявляла в отношении Молчанова свою бесконечную инициативу. При этом девушка каждый раз подчёркивала, что они только друзья и на нечто большее Лера подписываться не будет. Максим Владимирович не знал, как относиться к её рассказам о вдохновляющих вещах. Аглицкую восхищала архитектура Питера, лошади и книги некоего Кирилла Схимника. Обо всём этом Лера с воодушевлением вещала Молчанову, притом что ему в какой-то момент даже стало интересно, чем же так цепляют книги Кирилла Схимника, какой район Питера лучше подходит для жизни и как верховая езда влияет на правильную осанку. Аглицкая была только рада поделиться подобной информацией. И что эта шикарная девушка нашла в Молчанове? Он же никуда не годится как друг – сидит целыми днями на работе, потом спит дома, музыку не слушает, книг не читает, в кино не ходит. Когда Лера узнала обо всём этом, то пришла в ужас. А после того как Максим Владимирович сообщил, что у него даже компьютера нет, Аглицкая и вовсе чуть не расплакалась. Молчанов поражался её терпению и интересу к его персоне. Для самого себя Максим Владимирович казался тотально неинтересной личностью. Собственно, так и было. Лера говорила, что во всей судьбе Молчанова есть какой-то трагизм, какая-то мистика. И это было интересно.

Между тем, за подобными мыслями Максим Владимирович проехал весь эскалатор и направился прямо к художнику. Предстоял нелёгкий разговор. Нормальный человек уже придумал бы, что сказать этому коренастому, плотненькому дедушке с густыми седыми волосами. Но Молчанов – это Молчанов. Он просто подошёл к художнику и похлопал по плечу. Тот обернулся. Лицо у старика было на редкость добрым. Обрамлённое аккуратной бородой и пушистыми усами, его лицо демонстрировало правильный прямой нос, маленькие глаза с сетью морщин в уголках и потрескавшуюся нижнюю губу. Лоб у живописца оказался также испещрён морщинами. Сейчас брови старика были сосредоточенно нахмурены, и он непонимающе глядел на Молчанова.

– Вы не могли бы уйти? Вы мешаете людям ходить,– сухо сказал Максим Владимирович.

– Так мне же совсем чуть-чуть осталось!– грустно воскликнул старичок. Молчанов бросил взгляд на его картину. Станция на самом деле смотрелась как вживую. Но на завершение полотна явно требовалось ещё много времени.

– Не чуть-чуть,– возразил Молчанов.

– Ну хорошо,– вздохнул старичок. Он медленно убрал кисти и палитру в чемоданчик, куда после была отправлена картина, неторопливо сложил мольберт и ушёл.

– Делов-то!– хмыкнул Максим Владимирович.

Пока он ехал на эскалаторе обратно, то думал, за что же Иссинский так сильно недолюбливает этого художника. По мнению Молчанова, жалующиеся машинисты являли собой куда более мощный раздражитель. Вновь оказавшись в аппаратной, Молчанов застал окончание диалога Максима Вячеславовича с диспетчером.

– Нет, Максим-м, мы с тобой должны как-нибудь встретиться!– бодро вещала трубка. Судя по очаровательному акценту, это была Наринэ-Иванна.– Давай сегодня кофе попьём после работы?

– Я не могу, у меня немецкий,– у Иссинского и вправду были курсы немецкого языка в тот день. Он был слегка раздосадован, что лишается встречи с Наринэ-Иванной.

– Щто?– не расслышала диспетчер.

– У меня немецкий,– повторил Максим Вячеславович.

– Щто?– почему-то шёпотом спросила Наринэ-Иванна.

– Немецкий!– так же шёпотом ответил Иссинский.

– А!– в трубке послышалось довольное восклицание.– Зер гут! Ну ничего, всё равно приходи. Будем с тобой на немецком разговаривать. Ладно, отбой!– и Наринэ-Иванна повесила трубку.

– Ты ей уже сообщил о художнике?– спросил Молчанов, присаживаясь в кресло.

– Ага.

– А разве из-за такого надо связываться с диспетчерами?

– Да нет, не надо, я ей по дружбе позвонил,– пожал плечами Максим Вячеславович.– Веселю её иногда.

– Неплохо,– кивнул Максим Владимирович.– А почему ты так нелестно отзывался об этом художнике? Неконфликтный, послушный. Правда, собирается медленно. Но это ещё ничего.

– Вот ты его так раз шесть погоняй и сразу всё поймёшь,– объяснил Иссинский.– Я-то тут уже третий день работаю.

– А он всё время возвращается?

– Ещё как!– Максим Вячеславович потянулся и принялся наблюдать за мониторами, повернув кресло к столу.– Я, честно говоря…– он запнулся, а через секунду непонимающе посмотрел на Молчанова.– Это что вообще такое? Поразительная наглость! Ты посмотри!

Максим Владимирович посмотрел на экраны и увидел на них того же старичка, мирно рисующего станцию с натуры. Но на сей раз мольберт стоял в противоположном конце платформы.

– Нет, это что вообще такое?– возмущался Максим Вячеславович.– Он мало того что тут же вернулся, так ещё и, похоже, новую картину начал, с другого ракурса! Нет, дай-ка я схожу к нему, поговорю!– и Иссинский встал с кресла и решительно прошёл к двери.

По камерам Молчанов видел, как его коллега спускается пешком по эскалатору и быстро шагает к другому концу станции. Художник был несколько удивлён раздражению Максима Вячеславовича. Конечно, камеры были без микрофонов, но Молчанов очень хорошо представил, какими выражениями одаривает несчастного старичка Иссинский. Максим Владимирович ещё долго смотрел бы на эту перепалку, получая от неё некоторое удовольствие, если бы не увидел, как мимо Максима Вячеславовича и упорно пытающегося отстоять своё право на натуру художника проплывает белое пятно. В эту секунду Молчанов даже не сразу сообразил, что нужно предпринять. Поначалу была мысль побежать на платформу, но Максим Владимирович здраво рассудил, что призрак уже уедет. Тут же вспомнив, что на столе лежит рация, он схватил прибор и закричал в него:

– Иссинский! Обернись!– Максим Вячеславович на камере обернулся только через три секунды – то ли видео доходило с задержкой, то ли Иссинский просто не сразу понял, откуда идёт приказ. Пятно уже успело дойти до края монитора и скрыться из поля зрения камеры.

– Что такое?– раздался хрип из рации Молчанова.

– Там идёт сейчас человек, у которого кожа белым светится?– Максим Владимирович тщетно искал, на каком мониторе теперь стоит белое пятно.

– Какой человек?– не понял Иссинский.

– С белой светящейся кожей! Посмотри внимательно!– ничего похожего на призрак на мониторах не было.

– Тут нет таких,– через пять секунд сообщил Максим Вячеславович.– Чёрт, Молчанов, я из-за тебя художника не смог нормально припугнуть! Он же теперь опять явится!

Максим Владимирович посмотрел на монитор от камеры, у которой стоял его коллега. Старичка уже и след простыл. Теперь Иссинский недовольно смотрел прямо в объектив камеры, показывая Молчанову своё недовольство.

– Извини,– Молчанову было в принципе всё равно, но с Максимом Вячеславовичем нельзя было портить отношения. Извиниться нужно было.

– Ладно, ничего страшного,– ответил Иссинский.

Пока Максим Вячеславович шёл обратно к эскалаторам, чтобы, поднявшись по движущимся лестницам, зайти к Молчанову в смотровую, сам Молчанов вспомнил случай, произошедший на «Сухаревской». Арина Лысенко познакомила тогда Георгия с дочкой своей подруги, но акция оказалась в корне бесполезной – Георгий Шипилов категорически не хотел ни с кем заводить отношения, а как подруга эта девушка была никудышной. Шипилова куда больше радовало общение с Аглицкой. Лера часто гуляла с Георгием, приучая того к долгим пешим прогулкам. По философии девушки счастье и покой где-то обязательно должны были существовать. Надо было просто найти то место, где тебе хорошо, и ходить туда чаще. А чтобы найти это место, надо ходить. Много и усердно. Иногда Шипилов и Аглицкая доходили до подмосковных городов – Королёва, Реутова, Тминова. Кстати, город Тминов Молчанов почему-то никогда не мог найти на карте, хотя Аглицкая часто рассказывала, как же там красиво и как они с Шипиловым там замечательно погуляли. Собственно, всё вышеперечисленное рассказала Максиму Владимировичу именно Лера. Так как Максим Владимирович всё время был либо на работе, либо спал, а Аглицкой хотелось гулять, она выспросила у Арины Лысенко номер телефона Георгия, после чего записала парня в список партнёров по прогулкам.

– А как ты понял тогда, что он прыгать собирается?– спросила Лера на следующий день после инцидента.

– Потом расскажу,– отмахнулся Молчанов. Они тогда пересеклись в метро и разговаривали обо всём происходящем ещё на уровне знакомых. Теперь же Максим Владимирович понимал, что у него появилась подруга. Но даже ей он пока не хотел рассказывать о том, откуда ему известен тяжёлый взгляд самоубийцы. Эту историю он никому никогда не рассказывал и в дальнейшем не планировал. Зачем нагружать подобной чернухой ту же Аглицкую или жизнерадостного Иссинского. Максим Вячеславович между тем, как раз вернулся в мониторную.

– Вот это, конечно, типаж,– он засмеялся и сел напротив Молчанова.– Интересно, у него работа помимо картин присутствует? У него вообще покупают что-нибудь? Да уж, жизнь ради искусства! Целыми днями ходит в метро рисовать. Замечательно. Наринэ-Иванна сказала бы в такой ситуации, что человек сошёл с ума.

– Ну почему же,– Максим Владимирович достал свой обед и, отпив из термоса сладкого чая с лимоном, решил продолжить дискуссию.– Человек, наоборот, нашёл свою стезю и теперь все силы отдаёт на это дело. Если бы не рисование, этот старичок как раз сошёл бы с ума. Он не видит галлюцинаций, не считает себя Жан-Полем Сартром. Вполне здоров.

– Кстати, про галлюцинации,– вспомнил Иссинский.– Что ты там за белого человека видишь?

– А,– вспомнил Молчанов.– Да так, ничего интересного. Просто иногда какую-то фигню вижу. А когда ты два раза увидишь, тебе потом такое везде мерещится…

Максим Вячеславович сделал возмущённое лицо и, театральным жестом указав на Молчанова, сообщил с акцентом:

– Молчанов сощёл с ума!– и оба засмеялись.

– Конечно!– Максим Владимирович ещё раз отпил из термоса и предложил Иссинскому.– Будешь?

– Наливай, хе-хе!– снова фраза Наринэ-Иванны. Как-то раз к ней зашла коллега и попросила вскипятить воду в чайнике, на что диспетчер потребовала, чтоб та сама налила воду и издала странный смешок. После этого Наринэ-Иванна ещё долго уверяла Максима Вячеславовича, что наливают там именно воду.

За приятной беседой прошли следующие два часа. С Иссинским можно было разговаривать на очень приятные темы с непривычным для Молчанова оживлением. Конечно, во многом жизненные позиции Максима Вячеславовича и Максима Владимировича расходились, но для Молчанова это не отменяло того факта, что Иссинский – отличный человек. Если бы тот захотел стать Молчанову другом, то сам Максим Владимирович был бы не против. Но навязываться человеку с дружбой уж точно не хотелось.

Вообще, оперируя такими терминами, как «друзья», «дружба», нужно соблюдать осторожность. Просто поддержать беседу может и приятель. А друг – это нечто большее. Вот Аглицкая – друг на все сто процентов. Пускай даже друг в одни ворота. Молчанов не сделал для неё пока что ничего.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю