Текст книги "Ночь длинных ножей"

Автор книги: Илья Рясной

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)

Глава 33
ЧУЖОЙ В ЧУЖОЙ СТРАНЕ

Сон не шел. Вязкое, душное, темное полузабытье – в нем Джамбулатов провел всю ночь. Тяжесть давила на грудь, и весомо колотилось в груди сердце. И томили дурные мысли.

За маленьким окошком занималась ранняя заря. Джамбулатов встал, подошел к цинковому ведру, зачерпнул ладонью воду, ополоснул лицо. Прохлада отогнала сон, но легче от этого не стало.

Настроение было скверное. Наваливалось ощущение какой-то безысходности. Все надоело. Надоело биться за место под солнцем и идти по канату над пропастью. Но развязка близилась. Вчера с кошары отослали женщину и девчонку, которые прислуживали здесь, так что теперь хозяйство вели сами боевики, испытывая при этом тяжкие муки, – выполнять женскую работу считалось позором, и только суровые условия войны могли служить тут каким-то оправданием. Кроме того, на кошаре появилось еще несколько боевиков из отряда Синякина, которых Джамбулатов раньше не видел. Половина из них была мальчишками лет восемнадцати-двадцати с тем же мутным, не совсем здоровым взглядом, как и у Ибрагимки.

Он вышел из дома. Ибрагимка и рябой бандит разложили костер, смотря зачарованно на огонь. Ибрагимка обернулся и злобно зыркнул на Джамбулатова, сжав выразительно автомат.

– Куда идешь? – крикнул он.

– Не бойся. Не убегу, – хмыкнул Джамбулатов. Ибрагимка поежился, сжав крепче автомат, и затянулся самокруткой, после чего протянул ее рябому. Скорее всего, это была та самая анаша, которую привез Синякин.

Сзади послышался скрип открываемой двери, а затем голос:

– Чего, не спится?

Джамбулатов обернулся и увидел Синякина.

– Не спится.

– Нервничаешь.

– Не слишком.

– Ты нервничаешь, мент… Ты знаешь, что зажился на этом свете.

– Это только Аллах знает, кто зажился, а кому еще долго жить.

– Такие, как мы, не рассчитаны на долгую жизнь…Как метеоры – вспыхиваем и гаснем… Только перед этим умудряемся пробить немало толстых черепов.

– Слишком мрачно, – усмехнулся бывший милиционер.

– Жизнь такая… Берем барьер за барьером. Стремимся куда-то… А потом выясняется, что время вышло. И ты уже догораешь… Я не хочу догореть, как метеор, мент… Надо уметь повернуть судьбу. Мало кто умеет, – Синякин задумчиво посмотрел куда-то вдаль на занимающийся рассвет. – А надо ли ее поворачивать?

– Можно попробовать, – кивнул Джамбулатов, но Синякин не обратил внимания на его сарказм.

Рябой бандит, опасливо оглядываясь на своего командира, передал самокрутку с анашой своему напарнику, встал, поправил автомат на плече и отправился обходить окрестности. Ибрагим все ежился у костра, докуривая самокрутку и не обращая внимания ни на что.

– Не боишься, что твои караульные за дымом анаши врага не увидят? – хмыкнул Джамбулатов.

– А, – беззаботно махнул рукой Синякин. – У них все мозги анашой пропитаны… Плевать. Немного осталось. Скоро меняем американца.

– На кого?

– На Волка.

– Гадаева? – удивился Джамбулатов.

– На него.

– Зачем он тебе нужен?

– Деньги, мент. Деньги… И возможность соскочить с поезда, летящего к обрыву. И ты поможешь мне.

– Кто пойдет менять?

– Ты пойдешь.

– Почему я?

– Потому что все должны знать – ты теперь мой друг.

– Чтобы обратного пути не было?

– Да.

– А ты не боишься, что мои кровники предъявят претензии к тебе?

– А я их, ишаков, раком поставлю! – Лицо Синякина скривилось. Он вытащил «лимонку», с которой не расставался, подбросил ее в руке, и стало понятно, с кого несовершеннолетний эмир Ибрагимка собезьянничал этот жест и пристрастие к смертельной железяке. Русский ваххабит подергал за чеку.

– А знаешь, как иногда хочется покончить со всем. Бежим, стремимся, а впереди только она – смерть… Стоят наши силы этого?

– Жизнь стоит многого.

– Многого, – яростно посмотрел Синякин на Джамбулатова. И вдруг резко выдернул чеку. – Ничего она не стоит.

Джамбулатов напряженно смотрел, как разжимаются пальцы, прикидывая про себя, куда кинуться, когда граната упадет на землю.

– Смотри, как просто подводится черта. Мне стоит лишь разжать руку…

Синякин сделал вид, что подбрасывает гранату.

– Или бросить ее туда? – он покосился на зиндан, где хранили американца. – И никаких проблем. Тишина. Никуда не рваться. Никуда не бежать…

Рука начала разжиматься. Сейчас щелкнет взрыватель, и у Джамбулатова тогда четыре секунды, чтобы укрыться от осколков…

Пальцы еще разжались…

– Ха-ха-ха, – мертвенно рассмеялся Синякин. Джамбулатов напрягся.

Пальцы русского ваххабита сжали гранату. Кольцо встало на место.

– Не дождешься… Я буду грызть всех, пока хоть один зуб останется. – Веко у Синякина задергалось, и лицо приобрело зловещее выражение.

Джамбулатов молчал.

– Спи, – сказал Синякин. – Завтра тяжелый день.

– Попытаюсь.

«А все-таки он не наш, – подумал Джамбулатов, глядя куда-то поверх полосы деревьев. – Его беда, что он всю жизнь кому-то что-то доказывает. Все это поза. Театр. Он пытается убедить всех, включая себя, что верен чистому исламу. Он нуждается в том, чтобы ему верили. Нам же не нужно ни себя, ни других ни в чем убеждать. Мы живем единственно возможным образом, потому что здесь наша земля. И коварство, и жестокость, широкие порывы души и благородство – все это наше, впитанное с молоком матери. А он – чужой. И везде – в Турции, в Америке, везде он будет чужим. Такова его судьба – быть чужим. И, нацепляя маски и доказывая недоказуемое, рано или поздно он свернет себе шею. Хоть здесь, хоть там. Он принял не ту сторону. Нельзя продавать свой народ и свою землю».

Послышался дикий хохот, становившийся все громче. Это накурившийся анаши Ибрагим, глядя на кончики своих пальцев, заливался смехом.

Синякин подошел к нему, вырвал из рук автомат, поднял за шиворот и наградил хлесткой пощечиной. Голова Ибрагимки мотнулась, но смех не затихал. Послышался еще один звук пощечины. Синякин оттолкнул молодого ваххабита, и тот упал, продолжая смеяться.

– Урод, – поморщился Синякин, вытирая ладонь о брюки.

Глава 34
ОБМЕН

Все шло как по маслу. Переговоры прошли успешно. Вроде бы были даны весомые гарантии. Чеченцы подъехали к месту обмена на фургончике-"уазике" с небрежно закрашенным зеленой краской крестом – бывшая «таблетка», доставшаяся им в качестве трофея после первой чеченской войны.

На голову обмениваемого был надет холщовый колпак, через который он дышал с трудом. Человека толкнули в спину, и он, пробежав несколько шагов, рухнул на колени. Бородатый, в широких шароварах и длинной рубахе чеченец кинул рядом с пленным небольшой мешок, в котором лежало что-то круглое, дернул за руку своего родственника, того самого, кого они выменяли, и они кинулись к машине.

Алейников наблюдал из укрытия, с позиции, которую выбрал перед обменом. И все происходящее нравилось ему все меньше.

Он поймал в безбликовый бинокль мешок, который бросил бандит в пыль. И тут все встало на свои места.

– Огонь на поражение! – крикнул он в рацию снайперам.

– Повторите приказ. Там гражданские лица, – замешкался снайпер.

– Огонь!

– Но…

– Ты, мудак! Огонь на поражение!

Захлопали выстрелы. Бородач, не успевший добежать до машины, рухнул на землю. Обмененный чеченец заскочил в уже тронувшийся с места «уазик». Потом ударили автоматы – били с той, вражеской стороны. Потом грубо и тяжело включился собровский пулемет, и автоматы заглохли – пулеметчику, кажется, повезло, и он накрыл с первой очереди огневую точку.

«Уазик» проехал всего несколько метров, и было видно, как отлетают куски краски, когда в них впиваются пулеметные пули. Вскоре все было кончено.

Алейников, в окружении щерившихся автоматами, ждущих, когда снова заговорят замолчавшие горы, и привычно выбиравших самые выгодные позиции бойцов, подскочил к так и стоящему на коленях человеку, сорвал с головы колпак.

На него смотрели подслеповатые, щурившиеся от яркого солнечного света, от которого отвыкли давным-давно, глаза какого-то никчемного бомжа.

– Суки! – чуть не плача завопил Магомед и, схватив оставленный бандитом мешок, развязал его. Из него выпало и покатилось по пыли что-то влажное, тяжелое, круглое. Предмет замер – это страшно скалилась голова заложника, ради обмена которого и была затеяна операция.

– Ты теперь мой брат, – потом говорил Магомед, начальник Хасавюртовского отдела милиции. – Ты убил этих нелюдей!

Тогда был перерыв между двумя войнами и строилась новая Чечня, вовсю функционировала масхадовская комиссия по античеченской деятельности, которая собирала информацию на солдат и офицеров, воевавших против гордого горного народа, и обсуждались планы по их ликвидации, бандиты считали, что весь мир у них в кармане и русские всегда будут подставлять шею для ударов… Тем более что по приказу сверху милиции и войскам категорически запрещались активные действия. И Алейникову было непросто в тот самый момент, когда картинка происшедшего для него стала ясной и четкой, отдать приказ:

«Огонь на поражение»…

Как он тогда почувствовал, что их кинули и вместо похищенного дагестанского милиционера привезли бомжа? Он и сам ответить не мог. После этого он много раз участвовал в обменах. В общей сложности он выменял одиннадцать человек, учась на своих и чужих ошибках. С того времени у него не было ни одного прокола. Он надеялся, что и сейчас все пройдет на высшем уровне.

Омоновская белая «Нива» тряслась на ухабистой дороге, и через полуприкрытое окно просачивалась проклятая пыль.

– Волк, а ты уверен, что Синякин просто не хлопнет тебя? – полюбопытствовал Алейников у пленного, сидящего между омоновцем и Мелким братом на заднем сиденье.

– Зачем ему убивать меня? – пожал плечами Гадаев. – Он не мой кровник.

– А если кровники ему проплатили.

– На то воля Аллаха.

– Волк, ты так говоришь, будто тебя ничего не волнует. Гадаев только пожал плечами, спрятав глаза.

– Ну, теперь молись своему Аллаху, – сказал Алейников, когда «Нива» тормознула. Из двух «уазиков» сзади выскочили бойцы, занимая огневые позиции, привычно определяя сектора обстрела и возможные места, где могут быть устроены огневые точки противника.

– «Астра», ответь три-первому, – взяв носимую, похожую на черный маленький мобильный телефон радиостанцию «Кенвуд», произнес Алейников.

– «Астра» на связи.

– Мы на месте.

– Клиенты?

– Пока нет…

Алейников напряженно оглядывался. Вокруг была степь, через которую тянулась проселочная дорога. Вблизи ни одного населенного пункта. Шоссе осталось в пяти километрах за спиной. Он увидел, как вдалеке мелькнула мальчишеская фигура и исчезла. Такое же внимание к процессии он ощущал и по дороге. Сейчас служба радиоразведки ловит все переговоры, пытаясь выявить активность противника.

– Пять минут еще, – сказал Алейников, посмотрев на часы. На сердце будто тяжелый камень лежал. Ждать – нелегкая работа…

Представители «той стороны» прибыли на раздолбанной «Ниве» и синих «Жигулях» первой модели, которым на вид было лет тридцать и которые вообще непонятно как крутили колесами – обычный, ничем не выделяющийся на фоне остального хлама на колесах, транспорт Чечни.

Из бандитской «Нивы» грузно выбрался высокий, атлетического сложения человек. Он положил автомат Калашникова с подствольником на капот и неторопливо двинулся вперед.

Алейников в знак доброй воли тоже положил свой автомат и пошел навстречу этому человеку. Он узнал его. Эту толстую морду с маленькими глазками он неоднократно видел на видеозаписях и фотографиях.

– Ну что, свиделись, Синякин, – сказал Алейников.

– Оба не рады, что свиделись именно так, – засмеялся Синякин.

– Точно.

На самом деле они оба с большим бы удовольствием смотрели друг на друга через прорези прицелов. У Алейникова сладко заныло в груди, когда он представил, что сейчас выхватывает из кобуры свой верный «стечкин» и разряжает магазин в эту глумливую морду с искрящимися веселым безумием свинячьими глазками.

Они стояли друг напротив друга. Около «Жигулей» застыл бандит с рябой мордой и держал около головы стоящего рядом с ним заложника пистолет. Американец выглядел как человек, которому уже давно все до фонаря, он тупо смотрел на людей в камуфляже, которым его показывали.

– У тебя хорошая компания, – кивнул Алейников на одного из сопровождавших.

– Хотелось тебе доставить приятное, – широко улыбнулся Синякин. – Я ментов тоже уважаю. Видишь, в помощниках держу.

– Ну-ну, Аллах тебе в помощь, – усмехнулся Алейников, глядя на Джамбулатова, застывшего около бандитской «Нивы», как изваяние, с ручным пулеметом Калашникова.

– Слышь, а ты не боишься, что мы вас тут в степи и положим? – спросил Синякин.

– Надо еще положить.

– Пермский ОМОН положили. А тоже крутые были.

– Горец – хозяин слова – сам дал, сам взял?

– Правильно.

– Не совсем… У твоих абреков есть родственники… У тебя, может, тоже остались. Знаешь, не всегда убийц находят…

– Нехорошо шутишь.

– Учусь.

– Оба пошутили… Бери барана, – русский ваххабит подал знак, и рябой толкнул американца в спину, продолжая целиться в него из пистолета. На непослушных ногах заложник двинулся, покачиваясь, вперед.

Волк тоже, распрямив плечи и уже не горбясь, как недавно, пошел вперед.

– Зачем тебе Гадаев? – спросил Алейников.

– В хозяйстве всяка тварь пригодится, – у Синякина было веселое настроение.

– До встречи, – кивнул Алейников. – Она обязательно будет.

– И я тебе тогда не позавидую…

– А это как карта ляжет.

– Карты – не мусульманская игра. – Веко у Синякина задергалось, и он резко втянул носом воздух.

– Мусульманин, – усмехнулся Алейников. Когда они рассаживались по машинам и машины трогались вперед, набирая скорость, Алейников все ждал какого-то подвоха. Уходили они другим маршрутом. Все было просчитано так, чтобы минимизировать шансы угодить на обратном пути в засаду Через пару километров они вырулили из камышей, окаймлявших небольшое озерцо, и впереди замаячил тонущий в траве обшарпанный тентовый «Урал». Такие машины бандиты научились превращать в настоящие бронетранспортеры, оковывая откидные борта сталью.

– Ух, блин! – воскликнул Мелкий брат, щелкнув предохранителем автомата.

Мир будто качнулся. Алейников напрягся в предчувствии грохота выстрелов. Идущий впереди «уазик» огневого прикрытия подался в сторону, прикрывая своим металлическим телом идущую сзади «Ниву».

«Урал» начал притормаживать.

– Попали! – выдохнул водитель. Но «Урал» прибавил скорости, рванул в сторону и вломился в заросли.

– Спугнули кого-то, – сказал Мелкий брат. – Наверное, посторонних.

– Может быть, – кивнул Алейников.

Спокойно он вздохнул только на базе – в расположении полка внутренних войск, прикрывавшего станицу с узловой железнодорожной станцией. Шлагбаум закрылся за въехавшей на территорию кавалькадой машин, и тогда стало окончательно ясно, что обмен прошел успешно.

На вертолетной площадке рядом с двумя огороженными забором с колючей проволокой зданиями, принадлежавшими некогда сельскому ПТУ, уже ждал вертолет – пузатый, с закрашенными пятнами залатанных пробоин, винтокрылый трудяга войны «Ми-8». На территории полка царила суета, толкались офицеры и многозвездные генералы, тут же рыскала телегруппа российской телекомпании, собиравшаяся снимать счастливое освобождение заложника.

– Как прошло все? – спросил вышедшего из «Нивы» Алейникова генерал ФСБ, надзирающий от Москвы за вызволение американца.

– Как видите, – кивнул Алейников на тяжело вылезшего из салона машины американца. – Куда теперь его?

– В Ханкалу.

– Забирайте своего америкоса, – Алейников подтолкнул в спину американца, так что тот чуть не упал в объятия генерала.

Американец озирался очумело. Из немигающих глаз текли и текли слезы. Он наконец поверил, что чудо свершилось.

Мелкий брат крутился с офицерами-вэвэшниками, вспоминая свою службу во внутренних войсках, стреляя сигареты и похохатывая, впрочем, достаточно нервно. Он невольно стал одним из гвоздей программы, привлекал всеобщее внимание и был этой ролью доволен.

– Пошли, – Алейников вытащил его из дружеского круга. – Мы еще не закончили.

Для собравшихся здесь людей спецоперация была завершена. Но Алейников, в отличие от них, знал намного больше, в том числе и то, что все только начинается.

Глава 35
ТАЙНИК

– Тебя не интересует, зачем тебя вызволили? – с интересом посмотрел Синякин на Гадаева, трясущегося на заднем сиденье качающейся на колдобинах «Нивы»

– Сам скажешь, – тот только пожал плечами, и на его лице застыло блаженное выражение человека, избавившегося от всех забот.

– А не боишься?

– Тебя? Нет.

– Почему?

– Я тебе нужен. Не знаю, для чего. Но не для того, чтобы убить – Нужен, – кивнул Синякин. – Как сиделось, Волк?

– Плохо.

– Чего так?

– Русские псы кусаются. Кусаются больно…

– Но мы тоже с зубами.

– Мы не псы. Мы волки. Волк сразу вцепляется зубами в шею. Пока жив, резал и резать буду.

Он прикрыл глаза, жадно расширив ноздри и втянув воздух, будто чуя запах добычи – Кто ж мешает, – пожал плечами Синякин. – Дело святое…

– Куда едем? – наконец счел нужным поинтересоваться вызволенный из плена.

– В нужное место. Тебя ждут встречи. Волк.

– Я рад любой встрече.

– Даже с собственной смертью?

– Даже с ней. Всему свой час, – недобрые нотки прозвучали в голосе Волка.

Через двадцать минут «Нива» затормозила. Синякину, Гадаеву и еще трем боевикам по первоначальному замыслу предстояло пересесть на «КамАЗ» и на нем следовать в логово.

Синякин, забравшись в кабину «КамАЗа», вытащил рацию, из тех, которые добыли в схроне, указанном Джамбулатовым, и сообщил:

– Все в порядке. Возвращаемся.

«КамАЗ» резко рванул с места. Гадаев, сидящий в кузове рядом с двумя боевиками, чувствовал себя не очень комфортно – грузовик все время ухал куда-то вниз и взлетал на пригорках, нащупывая колесом каждую вмятину в земле и с готовностью откликаясь на нее тряской и ударами своих сидений по седалищам пассажиров. Да и водитель, кажется, считал вполне искренне, что везет дрова.

Машина углубилась в зеленку. Ветви со скрипом царапали тент и кабину, но «КамАЗ» упорно полз вперед по подобию дороги, на которой были давние вмятины от шин.

Лес закончился, и машина выехала на открытое пространство. Здесь были холмы, степь. За холмом открылась кошара, и Гадаев понял, что они приближаются к месту назначения.

Наконец, машины устало замерли, заглушив двигатели. Синякин соскочил вниз с подножки. Потянулся с хрустом в костях, взял с сиденья автомат и направился к дому.

– Американца не хватает, – усмехнулся он. – Посмеяться не над кем.

– Это найти не трудно, – заметил шедший радом Джамбулатов.

Синякин остановился, насмешливо посмотрел на него и поинтересовался – И над кем предлагаешь?

– Уж не надо мной, – заверил Джамбулатов.

– Да Над тобой смеяться трудно… Врагам лучше тебя сразу стрелять.

– Но мы-то не враги, Абу.

– Надеюсь.

Между тем двое боевиков подвели Гадаева к столу перед домом и усадили на скамью.

– Посиди, – сказал рябой.

Волк сидел, умиротворенно положив ладони на дощатый стол и смотря перед собой. Он не возмущался и не сопротивлялся Он был отрешен от мирской суеты и совершенно спокоен. Он всегда умел ждать. Солнце садилось, и тени стали четче Обрисовался свежий шрам, глубоко прочеркивающий подбородок. И царапины на руках.

Из дома привели Хромого. На лице Гадаева мелькнуло удивление, потом вернулось равнодушие.

Хромого усадили напротив Волка, и теперь они сидели лицом к лицу, как за столом переговоров. Синякин присел по правую руку от Гадаева, и вид у него был скучающий. Он гладил ладонью «стечкина», которого демонстративно положил перед собой.

– Рад, что ты жив. Волк, – сказал Хромой.

– Я тоже рад, что я жив. – В тоне Гадаева было все то же равнодушие, но не было и намека на дружелюбие.

– Но то, что я жив, тебя, кажется, не слишком радует.

– На то воля Аллаха.

– Волк, я не виноват, что получилось все именно так. Я был вынужден уходить за ущелье.

– Не мне судить, – в голосе Гадаева промелькнула злость. Он отлично помнил, как Хромой со своим отрядом оголил оборону, уйдя в Грузию и оставив своих бывших соратников самим разбираться с федеральными войсками.

– Не тебе, – кивнул Хромой. – Но я вытащил тебя из Чернокозова. За это ты должен благодарить меня.

– Ты хотел, чтобы меня освободили. Я здесь. Что хочешь теперь от меня?

– Забрать то, что принадлежит мне.

– А что принадлежит тебе?

– Не шути так. Волк.

– Что может принадлежать тебе, бросившему своих воинов. Хромой?

– Закрой свою зловонную пасть! – Хромой в ярости подался навстречу своему бывшему помощнику. Но тут Синякин зааплодировал:

– Прекрасно. Греет душу. Передача «Найди меня». Встреча давних друзей!

Хромой зло оглянулся на него, и тут взгляд его уперся в «стечкина», ствол которого, поднимаясь, теперь глядел прямо ему в переносицу.

– Цыц, сволочь! – прикрикнул Синякин. – Волк, отдай по-хорошему. Все равно отдашь. Гадаев кивнул и спросил:

– А что потом?

– Потом подкину тебе деньжат. И двинешь с нами в Турцию. Или останешься здесь. Неверных резать. Их на твой недолгий век хватит.

– Обещаешь?

– Обещаю. Что в том тайнике?

– Это тебя пусть не волнует.

– Хорошо. Только, Волк, я тебе не завидую, если хитрить задумал. Не стоит.

– Не стоит, – кивнул Гадаев. – Я все отдам.

– Где тайник?

– Километр от Гачи-юрта.

– Ты туда все, что тебе передали, кинул?

– Да.

– Кто еще знает?

– Кто знал, тех русские свиньи убили. Снаряд в «Ниву» угодил. И Махмуд. И Асламбек. И Баянт. Все там были.

– Баянт, – задумчиво протянул Хромой. – Жалко.

– Врешь, пес. Никого тебе не жалко! – все-таки взорвался Гадаев, выпучив налившиеся кровью глаза, на миг в них проглянула его легендарная ярость, способная Испепелить врагов на месте.

– Ох, Волк, – укоризненно покачал головой Хромой, невольно подавшись назад и теперь устыдившись своего мимолетного страха.

– Кончай базар! – прикрикнул Синякин. – Хожбауди, Махмуд! Руслан! В машину! До Гачи-юрта полтора часа ходу.

На летном поле застыли вертолеты. Рядом с полем располагались машины связи, вокруг которых было солидное свободное пространство, – ближе сотни метров к работающей станции стратосферной связи приближаться небезопасно. Вся местность была изрыта траншеями, в землю вкопаны БТРы Рядом стояли три двухэтажных здания, со стороны которых доносился стук отбойного молотка – там шел ремонт и вскоре там будут теплые казармы, где в приличных условиях можно будет зимовать. Пока же солдаты жили в палатках. Здесь было расположение бригады внутренних войск.

– Знаешь, что с нами сделают, если мы упустим их? – осведомился полковник ФСБ в отличного качества легком и влагонепроницаемом камуфляже войск НАТО без погон и в их же вражьих легких ботинках, невысокий, приземистый и мощный, как танк, с плоским, будто сковородкой выровненным, лицом и сонным взглядом. Он сидел на расшатанном, из металлических трубок стуле в небольшой комнате одноэтажного здания штаба бригады. Просторный стол перед ним был засыпан картами и фотографиями аэрофотосъемки, на нем стоял семнадцатидюймовый компьютер. В углу на тумбочке расположилась большая армейская рация. Полковник зевнул. Он походил на человека, который последние годы периодически недосыпал.

– Не расстреляют же, – отмахнулся Алейников.

– Не расстреляют.

– И дальше фронта не сошлют.

Полковник хмуро кивнул. Он Прилетел из Москвы неделю назад и теперь возглавлял операцию, инициатором которой был Алейников. Сейчас в его руках была сосредоточена серьезная сила – ему подчинялись войсковые подразделения, бронетехника, подразделения спецназа, ждавшие своего часа. По мановению его руки в небо готовы были сорваться транспортные «Ми-8» с боевыми группами на борту и вертолеты огневой поддержки «Ми-24», знаменитые «крокодилы». И по нему трудно было понять, что его волнует больше – собственно успех операции или же возможность во весь голос отрапортовать о ее успешном завершении, прикрутить еще один орден, одолеть еще одну ступеньку служебной лестницы, а с каждым шагом ступени на ней имеют обыкновение становиться все более скользкими и крутыми, и получить наконец генеральские лампасы, которые ему прочили уже давно. Алейников мог сказать только за себя. Он сейчас думал об одном – «раздавить гадину». Его душа рвалась в бой и жаждала победы. И хорошо, если цена за эту победу будет не слишком высока.

– Эх, Лев Владимирович, ты не представляешь, насколько нам нужен результат, – оживился полковник.

– Что, политики опять требуют? – спросил Алейников.

– Требуют… Нужны наглядные достижения в борьбе с терроризмом.

– А откуда они будут, если нам опять вяжут руки, затевают какие-то переговоры за спинами у всех с бандитами? – недовольно кинул Алейников.

– А что прикажешь делать? – полковник снова зевнул. – Окончательное силовое решение сегодня вряд ли возможно. Западные братья не позволят.

– Совет Европы. Красный Крест. «Милосердие без границ»…

– Во-во.

– Мутанты либеральные, чтоб им пусто было!

– Помню, на заседании Совета Европы вопрос о терроризме стоял после вопроса о нарушении прав голубых. Оказывается, маловато заводов выпускает смазку для занятий любовью, – хохотнул полковник. – А вообще. Западу позарез нужно, чтобы у нас резали головы. Терроризм – козырная карта в мировой политике. А мы, к сожалению, в этой политике сегодня игроки не из сильных… Так что нужно здесь замиряться с теми, кто способен замиряться.

– Только не надо подставлять им под клыки открытую шею. А мы подставляем.

– Это ты наверху объясни, – вздохнул полковник.

– Я бы объяснил. Но меня туда не пускают.

– Меня тоже.

Алейников усмехнулся и произнес:

– Значит, мы оба – пешки.

– Нет, – покачал головой полковник. – Мы офицеры. А офицер – сильная фигура в шахматах.

– И в жизни тоже.

– Да. Когда ладьи и ферзи падают под ударами противника, остается офицер.

– С дымящимся автоматом, – кивнул Алейников. – И назойливыми иллюзиями, от которых ему до смерти не избавиться, – о чести и Родине.

– Точно так… Черт, – полковник нервно постучал по рации. Она молчала. И должна была молчать. Режим радиомолчания будет до самого последнего момента. Но все равно это молчание угнетало.

Сейчас операция была в стадии, когда техническое и численное превосходство над противником ничего не решает. А все зависит от нескольких спецов, коим суждено оказаться в нужном месте в нужное время. Это самое трудное в контртеррористической работе – знать, где эти нужные места и когда там надо быть.

Алейников вытер носовым платком лицо. Жара. В штабе пили холодную отвратительную кизлярскую воду, которую извлекали из старенького, жалобно дребезжащего, но упорно продолжающего производить холод холодильника «ЗИЛ». В жару лучше пить зеленый чай, но рука сама тянется к бутылке с холодной водой.

Начальник криминальной милиции сидел, расслабившись, на стареньком дерматиновом диване и пытался не злиться, что время тянется так смертельно медленно. Он знал, что ждать еще долго. И все-таки чувствовал, что дождется своего часа. Столько сил и нервов вложено в эту операцию. Столько надежд.

– Они опять начали движение, – доложил зашедший в кабинет технарь – подполковник-москвич из ФСБ, уже пожилой, спокойный, уверенный в себе и своей сложнейшей аппаратуре.

– Хорошо, – кивнул полковник. Ближе к вечеру фээсбэшные технари сообщили долгожданное известие:

– Порядок! Сигнал прошел!

– По машинам! – воскликнул полковник. С него вмиг слетела сонливость, и он на глазах превратился в устремленного к цели волкодава, каким и был на самом деле.

Вертушки начали раскручивать винты. Алейников, невольно пригнув голову, запрыгнул в салон. «Восьмерка» оторвалась от земли и, накренившись, устремилась вперед.